Текст книги "От кутюр"
Автор книги: Джейсон Томас
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)
Глава 12
Диана поудобнее устроилась среди подушек, наваленных на огромном белом диване. Мысленно она быстро сортировала все, что рассказала ей мать, прикидывая, как это может отразиться на ее собственной жизни.
– Почему я никогда не встречалась с отцом? – спросила она.
– Решение уйти из нашей – твоей – жизни принадлежало ему. Полагаю, он боялся, что люди, с которыми он работал, узнают, что он обманул молодую девушку или что он бьет свою жену. У моего адвоката лежит подробная запись того, что случилось. Это все еще может ему повредить.
– Но за все эти годы он даже не попытался найти свою дочь, – сказала Диана. – Неужели ты не понимаешь, как это тяжело для меня?
– Я не знала, что еще я могу сделать. Я до сих пор не знаю, что должна была сделать.
– А теперь? – Диана начала злиться.
– Может, это из-за денег. Мне были назначены алименты и пособие на ребенка, но Рэнди не дал мне ни цента, и я никогда не просила и не заставляла его.
– Ты рассчитывала на бабушку, – заметила Диана.
– Да. Я отдала тебя ей. И уехала в Чикаго. Думаю, я всегда хотела уехать в Чикаго с того момента, как мне предложили стипендию в Северо-Западном университете. У меня была подружка, не особенно близкая, но я написала ей, и она ответила, что я могу остановиться у нее, пока не подыщу жилье. Это был мой шанс устроить свою жизнь. У меня не было специальности или каких-то способностей. Я не знала, какую работу смогу выполнять.
– И поэтому ребенок тебе только помешал бы. – Голос Дианы прозвучал резко и холодно.
– Да, помешал бы. Я сама еще была ребенком. Способность к воспроизведению себе подобных еще не билет во взрослую жизнь. Ты можешь это понять?
– Начинаю.
– Что бы произошло, если бы я не оставила тебя у твоей бабушки и не уехала в Чикаго? Вашу с бабушкой жизнь в Огайо обеспечивали деньги, которые я зарабатывала все эти годы. Ты знаешь, что после смерти твоего дедушки у нас почти ничего не было? Просто счастье, что я начала зарабатывать деньги, которые можно было делать быстро. Оставшись в Кенфилде, я бы бедствовала или вышла за кого-нибудь замуж исключительно ради денег. Мне было чуть больше двадцати, у меня не было образования, а я должна была содержать и ребенка, и собственную мать.
– И тогда ты стала известной моделью. – В голосе Дианы более чем явственно прозвучал сарказм.
– Полагаю, ты имеешь полное право на горечь.
Марселла вспомнила о тех своих днях в Чикаго. Диане они должны представляться чудесными и волшебными: реклама, показы, карьера, обожание да еще и Кевин О'Хара. Нет, она не могла рассказать дочери об энергичном Кевине О'Хара.
Обе женщины чувствовали себя измученными и сидели, погрузившись каждая в свои мысли. Диана размышляла о поступках своей матери. А та вспоминала Кевина.
Она стала моделью совершенно случайно. Ее подруга Барбара Блэк работала стилисткой у одного из ведущих фотографов Чикаго, Гектора Ротстайна. Прожив неделю в Чикаго, Марселла все еще не могла найти работу, но тогда она еще только приглядывалась к возможности устроиться в районе волнующей Мичиган-авеню. Секретарских навыков у нее не было, она нигде до этого не работала, и Барбара уже начала беспокоиться, сможет ли Марселла найти хоть какую-то работу, чтобы вносить свою долю за квартиру и еду. Они были не настолько близкими подругами.
Как-то днем Барбаре срочно позвонил секретарь Ротстайна. Его постоянный стилист, человек, который гладил и закалывал одежду на моделях, а иногда мог подобрать и какие-нибудь украшения, уволился. Ротстайн был большим человеком в Чикаго. Барбаре хотелось показаться как можно более профессиональной, поэтому она попросила Марселлу сделать вид, что она ее помощница. На девушках была соответствующая рабочая одежда, когда они подошли к двойным дверям облицованного мрамором дома Ротстайна на Астор-стрит.
Марселлу заинтересовала новая обстановка. Внутри все было отделано белым мрамором. В вазах стояли белые лилии. На стенах висели ярко освещенные фотографии красивых и знаменитых людей, запечатленных объективом фотографа. Изображения были увеличены в четыре раза по сравнению с реальной жизнью. Все фотографии были черно-белые и смотрелись очень выразительно. Из маленьких дорогих динамиков, спрятанных в огромных, засушенных с помощью холода растениях, лились звуки клавесина.
Так Марселла впервые попала в волшебное царство красоты.
При воспоминании об этом Марселла улыбнулась. Модель, которая должна была сниматься в тот день, не приехала. Ротстайн шумел в мраморных коридорах. А потом заметил Марселлу.
– Ты модель, моя дорогая? – спросил он.
– Нет…
Но ей хотелось попробовать. Боже, как же ей хотелось попробовать!
– Идем на свет.
Ротстайн привел ее в белую комнату с высоким потолком, уставленную фотокамерами, осветительными приборами и рефлекторами.
– Встань сюда, – приказал он. – Подержи это. Попробуй улыбнуться. Прими элегантный вид.
Сверкали вспышки. Щелкали камеры. Небольшая группа помощников Ротстайна изучала предварительные, сделанные «Полароидом» снимки, которые всегда предшествовали основным съемкам.
– И что ты думаешь, Гектор?
– Хм…
– Вот именно.
– Ты знаешь.
– Да! Я думаю, что эта девочка подойдет. Посмотри, как ее кожа поглощает свет.
– Без сомнения, Гектор.
– Ну что ж, моя дорогая, если ты не была моделью, когда пришла сюда, то будешь ею, когда выйдешь отсюда, – объявил Ротстайн.
Так и случилось. Став новым открытием Гектора Ротстайна, Марселла немедленно заняла избранное положение девушки номер один в агентстве моделей Ширли Гамильтон. Она поднялась еще выше, когда ее выбрали для рекламы в национальном масштабе косметики «Корлин». Этой чести обычно удостаивались топ-модели из самых известных нью-йоркских агентств, которым за день работы платили по три с половиной тысячи долларов. Марселла с легкостью могла перебраться из Чикаго в Нью-Йорк. Ее стремились заполучить все агентства. Но она поступила в вечернюю школу, училась на факультете журналистики в Северо-Западном университете и не могла уехать. Ее карьере помогла эта кажущаяся верность Чикаго. Многие общенациональные компании, имевшие свои отделения на Среднем Западе, приглашали Марселлу для съемок в рекламных роликах и для участия в рекламных кампаниях. Она была одной из них. Она была девушкой со Среднего Запада, оставшейся там, где родилась, и за это ее любили.
Когда она впервые встретила Кевина О'Хара, она была самой очаровательной женщиной чикагского «кофейного общества». Сразу же начали заключаться пари о том, как скоро удастся самоуверенному Кевину О'Хара заманить в постель красавицу Марселлу Тодд. О'Хара был молодым и красивым редактором «Чикаго геральд». Он старательно работал над своим образом золотого мальчика. Его первый брак с богатой наследницей – тогда у него еще не было денег – закончился, когда она, устав от своего тщательно поддерживаемого имиджа, сбежала с немолодым хиппи, который посвятил свою жизнь протестам перед телевизионными камерами и шампанскому по восемьдесят долларов за бутылку. Все, естественно, сказали, что надо быть дурой, чтобы бросить роскошного Кевина О'Хара ради этого немытого волосатика. Кевин был слишком хорош для этой богатой дряни.
Он, разумеется, согласился с этим мнением.
Да, у Кевина О'Хара действительно был имидж. Он поддерживал стройность, пробегая у всех на виду каждое утро от своей квартиры у Карлайла по Мичиган-авеню и заставляя замирать идущих на работу девушек, потому что и в жизни он выглядел так же потрясающе, как и в своем трехминутном куске в вечерних новостях. Эту программу выпускала телестудия, принадлежавшая «Чикаго геральд». Его волосы выгорели на солнце – Аспен зимой и юг Франции летом. Лицо было точеное – он сделал несколько небольших пластических операций. Великолепные зубы – фарфоровые коронки поверх золота.
Он даже был неплохим редактором. Его личное обаяние распространилось и на «Чикаго геральд», которая до прихода золотого мальчика была не слишком важной маленькой газеткой.
– Мы привнесем немного возбуждения и очарования, – сказал О'Хара.
Кевину О'Хара нужно было только самое лучшее. Он жил по нужному адресу. Он был знаком с нужными людьми. Его приглашали на нужные приемы. И видели с нужными женщинами.
Одной из таких женщин была Марселла Тодд.
Кевин О'Хара и поныне был уверен, что это он превратил Марселлу Тодд из звездной модели в звезду журналистики. Но устроила все это Марселла. За время, проведенное в Чикаго, она научилась восхищаться только теми мужчинами, у которых была настоящая власть. В то время как Кевин был позером и определенно имел некоторое влияние, власть была в руках кого-то, кто оставался в тени О'Хара. Но Марселла столь же остро нуждалась в помощи Кевина, насколько ему было необходимо появляться в обществе самой красивой женщины Среднего Запада.
Все получилось очень легко.
– Неужели ты действительно занимаешься на факультете журналистики? – переспросил О'Хара, уже прикидывая, какое внимание привлечет к себе «Чикаго геральд», если Марселла Тодд станет ее сотрудницей.
– Что я могла бы делать для «Геральд»? – осторожно спросила Марселла.
– Вести раздел моды, что же еще? Ты, вне всякого сомнения, эксперт по вопросам моды.
– Что насчет зарплаты?
– Около пятидесяти тысяч.
О'Хара думал, что она с радостью кинется на эти деньги.
– В настоящее время я зарабатываю четверть миллиона, – улыбаясь сказала Марселла.
– Как насчет пятидесяти тысяч и прав на продажу твоей колонки. – Это была дорогая ошибка, о которой он позже очень сожалел. – Это даст еще около сотни тысяч, если пристроишь ее в несколько сотен газет.
– Я смогу по-прежнему работать моделью? – спросила Марселла.
– Конечно. Почему нет?
– Ты просто чудо, Кевин. Я попрошу своего адвоката оформить бумаги.
Она поцеловала своего любовника-босса, причем на публике, потому что договоренность была достигнута в главном зале у Арни, отделанном в стиле «арт-деко». Все обратили на это внимание. Кевин был доволен. Контракт был скреплен поцелуем.
Если убедить Кевина О'Хара в том, что Марселла Тодд должна стать одним из самых высокооплачиваемых сотрудников, было просто, то самой Марселле оказалось не так легко произвести впечатление на профессиональных охотников за новостями из «Чикаго геральд».
Большая часть репортеров немедленно исполнилась к ней презрения.
Высокооплачиваемые сотрудники в рабочей комнате «Геральд» годами перебивались на низкой зарплате в маленьких и средних газетах, чтобы попасть в большое ежедневное издание. Возможно, это звучало тривиально, но они заработали это право потом и кровью.
– Может, мне попробовать спать со своим начальником, – сказал один из спортивных журналистов, бывший профессиональный хоккеист.
– Может, ему и понравится, – добавил его коллега.
– А может, мне лучше спать с дамочкой босса, – продолжил первый. – Она может обеспечить мне повышение.
– Единственное повышение, которое она тебе обеспечит, касается содержимого твоих штанов!
Но Марселла не стала тратить ленту пишущей машинки на привычные дутые похвалы, которыми в «Геральд» заполняли пространство, остающееся от рекламы дорогих модных изделий. Она тут же завела рубрику, посвященную сравнительным покупкам, называя какую-нибудь популярную модель одежды и рассказывая, сколько она стоит в разных магазинах. Отдел рекламы потребовал, чтобы ее уволили, но читателям полюбились информативные и в то же время остроумные колонки, без промаха бьющие по многим нелепостям индустрии моды.
Ее материал не был поверхностным даже в тот раз, когда она объяснила, что одна из главных модниц города не состоит в связи с другой женщиной… во всяком случае, с тех пор как она обучила свою белую немецкую овчарку некоторым новым трюкам. Это была правда, и в течение нескольких месяцев ставшую знаменитостью псину чаще видели на террасе пентхауса на двадцать первом этаже в кооперативном доме по Лейк-Шор-драйв, чем на улице со своей… возлюбленной.
Когда же опросы читателей показали, что погребенную на дальних страницах газеты колонку Марселлы Тодд читает столько же народу, сколько читает редакционный комментарий на спортивные темы, который располагался непременно на последней странице издания, сотрудники устроили в честь Марселлы вечеринку в «Биллигоуте», сомнительном маленьком баре, посещаемом исключительно бывалыми газетчиками. Она была, без сомнения, первым редактором по вопросам моды, пришедшим в «Биллигоут». Кевин О'Хара, разумеется, никогда сюда не ходил. Марселле же это место понравилось.
В отношениях Марселлы и Кевина стала намечаться трещина. Он говорил себе, что создал Марселлу, а она становится более популярной, чем он сам. Она много путешествовала – Париж, Лондон, Нью-Йорк, Милан, Рим, – освещая мир моды. Кевин пытался забыться с другими женщинами – на этот раз черноволосыми, из Южной Америки, – переключился на деньги.
Их связь закончилась, когда Спенсер Коэн, владелец «Чикаго геральд», тот, в чьих руках была сосредоточена настоящая власть, продал газету «Голден лимитед», ни слова не сказав О'Хара.
Марселла по-прежнему вела колонку моды. Кевина уволили. Для всех это выглядело как нежелание Кевина работать под новым началом, но на самом деле его вышвырнули. Сол Голден не жаловал милых, но бездарных мальчиков-редакторов.
Марти Голден была очарована Марселлой. На следующий день после неожиданного объявления о покупке газеты миссис Голден вошла в отдел новостей.
– Вот вы где! – воскликнула она, направляясь в тесный уголок Марселлы.
– Здравствуйте. Я Map…
– Я знаю, кто вы. Я ваша почитательница. Одной из причин того, что я посоветовала мужу купить эту газету в этом ужасном холодном городе, было то, что вы в ней работаете.
– Спасибо…
– Я хочу, чтобы вы перебрались в Калифорнию или Нью-Йорк, если вам больше нравится. Вы станете очень важным сотрудником «Голден лимитед», моя дорогая. Модастанет значительной частью «Голден лимитед». И никаких возражений. Все проекты относительно моды буду возглавлять я, а я отказываюсь работать в этом жутком городе. Бегите домой и укладывайте вещи. Никаких возражений… вы поняли?
– Конечно.
Марселла улыбнулась Марти Голден, которая выглядела такой напористой, но была облачена в неброский костюм от Шанель. В ее новой патронессе был шик.
– Никаких отговорок… э… Что вы сказали?
– Разумеется, я поеду в Нью-Йорк. Мне нужна жизнь, полная яростных сражений, поэтому я выбираю Нью-Йорк.
– Решено. – Марти Голден понравилась красивая женщина, умевшая хорошо писать и быстро принимать решения. – Давайте пообедаем вместе.
Все это, казалось, было только вчера, а уже столько лет прошло. Марселла очнулась от воспоминаний, сидя в своей гостиной в доме у Греймерси-парка.
Диана спала на белом диване. Даже спящая она была красива. Это был один из способов Марселлы проверить, по-настоящему ли красив человек – не важно, мужчина или женщина. Во сне с человека слетает все наносное. Люди, блистающие красотой, пока они бодрствуют, могут предстать во сне неприятными, измученными и скованными. Красивые мужчины, приоткрывшие во сне рот, теряют свою рассчитанную ауру силы. Появляется двойной подбородок. Волосы сбиваются в беспорядке и внезапно кажутся жидкими. Только по-настоящему красивым человеком можно восхищаться, когда он спит.
Диана была по-настоящему красива.
– Что мне делать, моя милая? – тихонько прошептала над спящей дочерью Марселла. – Что мне делать?
Глава 13
Прошло три дня с того момента, как Диана Тодд появилась у дверей своей матери в джинсах и свитере, с рюкзачком за плечами. Впервые две женщины провели целых три дня только вдвоем. На следующее после приезда Дианы утро Марселла позвонила в контору и сказала, что не придет на работу, попросив не беспокоить ее… ни в коем случае! И в течение семидесяти двух часов Марселла показывала дочери Нью-Йорк и новыми глазами смотрела и на город, и на дочь. Они забрались на статую Свободы. Обедали на самом верху Центра международной торговли. Они прокатились в конном экипаже от отеля «Плаза» через Центральный парк и съели крабовый салат в хрустальной комнате «Таверны» в Гринич-Виллидж. Потом они делали покупки в Китайском квартале и в верхней части Лексингтон-авеню. У Сьюга Диана получила новую прическу, а все остальное – у Элизабет Арден.
– Знаешь, мамочка, – сказала Диана, – я не хочу возвращаться в Кенфилд.
– Тебе надо окончить школу. Ты и так отстала.
– Я не отстану, если не вернусь. Я такая же хорошая ученица, как и ты. Я немногому научилась после перехода в старшие классы. Школа – такая скучища.
– Скучища или нет, но ее нужно окончить, – настаивала Марселла.
– Да, знаю.
– И поступить в колледж.
– Ты там не училась, – заметила Диана.
– Мне повезло.
– Ты была толковой.
– Я была и везучей, и толковой. Ты можешь оказаться толковой, но не такой везучей. Так что ты вернешься в школу.
– Я это обдумаю, – пошла на компромисс Диана.
– Я на самом деле хочу, чтобы ты поступила в колледж, – сказала Марселла.
– Ну, может, ненадолго.
– Когда я начинала, мне так многого не хватало. Я делала много ошибок.
– Но ты же справилась, мама.
Марселла решила переменить тему:
– Сегодня мне нужно идти на работу.
Диана расстроилась, но поняла:
– Ну конечно, ты же должна делать деньги.
– Я освещаю прием Спенса. Ты же слышала о нем… он модельер.
– Да, я слышала о нем. Ты все время о нем пишешь.
– В самом деле? – Марселла подумала, что не стоит уделять Спенсу в будущем столько внимания. – Мне нужно идти на этот прием, и – ну-ка угадай! – ты идешь со мной.
– Правда, мамочка? – Диана искренне обрадовалась.
– Туда ты сможешь надеть платья, которые мы распродавали на этой неделе с показов.
Очень удобно, что у Дианы точь-в-точь восьмой размер, так что ей подойдут образцы из коллекции. Она будет единственной девушкой в Огайо, а возможно, и в мире, которая наденет оригиналы ведущего модельера, которые по дешевке распродают после показов и фотосеансов.
Похожие скорее на подружек, чем на мать и дочь, Марселла с Дианой рылись в кучах одежды и аксессуаров, заполонивших квартиру. Марселла выбрала черное шелковое платье для коктейлей от Де ла Рента, а Диана остановила свой выбор на очень обтягивающем черном платье без бретелек от Кардена, с красным цветком на бедре.
– То, что надо для шестнадцатилетней девушки, которая хочет превратиться в тридцатилетнюю, – неодобрительно заметила Марселла.
– Ты не шутишь, мама? Я именно этого и добивалась. Я хочу выглядеть настоящей жительницей Нью-Йорка.
– С Нью-Йорком все в порядке. А также с Рио-де-Жанейро, Парижем и Римом.
– Ты правда так думаешь? Скажи!
– Правда. – Мать и дочь обнялись. – Диана, я не была близка с тобой, пока ты была ребенком, но теперь, когда ты стала взрослой, я наверстаю упущенное, – искренне сказала Марселла. – Я даже еще не поняла, кого я обрела – дочь или подругу.
– А как насчет того и другого? – серьезно спросила Диана. – У меня много друзей. А мне нужна мать, и для этой роли, как я это вижу, ты вполне подходишь.
При виде дома номер 666 по Пятой авеню, который оказался еще одним небоскребом, Марселла сказала дочери:
– Эти цифры имеют какое-то отношение к поклонению сатане или к чему-то в этом роде. Спенс очень любит такие места. Каждый раз, когда я упоминаю это место в газете, я получаю занятные письма от дам-южанок. От этого места у меня мурашки бегут по спине.
Интерьер «Шестерок», увиденный как бы глазами евнуха, изображал уголок, в котором должны были разгораться страсти. Правда, страстям было уделено меньше внимания, чем созданию ближневосточного колорита – у входа располагались аккуратно насыпанные песчаные дюны. «Пыли здесь больше, чем пыла», – прокомментировала Диана. Эту строчку Марселла потом использовала, когда описывала этот вечер.
Спенс стоял у чучела верблюда.
– Пройду милю за горб, – выпалил он.
– Никак, всю ночь сочинял эту строчку? – парировала Марселла.
– Какая ты оптимистка, дорогая, – сник Спенс. – Может, внешне и похоже, что я могу бодрствовать всю ночь, но эмоционально и физически я старый, измученный король.
– Ты не так уж стар, – заметила Марселла.
– А кто это обворожительное создание? – спросил Спенс, указывая на Диану. – Только не говори, что тебя больше не интересуют мужчины. Только не говори.
– Меня будут интересовать мужчины, пока ими будешь интересоваться ты, Спенс. – В голосе Марселлы явственно прозвучал холодок. – Позволь представить тебе мою дочь Диану.
– О Боже, ведь я в те годы еще общался с женщинами, верно?
Спенс попытался быть галантным, но понял, что сделал огромную ошибку.
– Да, но не волнуйся. Я уже ничего этого не помню, – добавила Марселла, – включая твое имя.
– Нет, только не это. Все, кроме этого. Я скорее претерплю тысячу смертей, чем позволю тебе забыть мое имя.
– В моей колонке.
– В твоей колонке.
– Спенс, дорогой, – проворковала Марселла.
– Что, моя драгоценная?
– Тебя призывает твой верблюд, – сказала Марселла, схватив дочь за руку и устремляясь в помещение ресторана.
Основной зал «Шестерок» был темным помещением, так было задумано, чтобы скрыть пятна на тяжелых, обитых шелком панелях стен и на мебели. Вокруг мелькали известные лица, то появляясь на мгновение, то снова исчезая в дыму, словно призраки.
Миранда Дант, жена вице-президента Соединенных Штатов, исчезла не так быстро. Она стояла в центре бури фотовспышек и выглядела внушительнее, чем на снимках.
– Нужно, чтобы они все разом дали вспышку и засняли эту тушу целиком. – Голос Сильвии Хэррингтон прорезал оживленный шум, как кинжал, вонзившийся в живую плоть.
– Похоже, она и в самом деле скинула немного, – заметила Марселла.
Сильвия появилась, казалось, из ниоткуда.
– Она потеряет еще немного, если ей отрежут язык, – добавила Сильвия.
Марселла удивилась, почему такая обычно выдержанная Сильвия Хэррингтон столь неприкрыто выказывает враждебность к такой влиятельной женщине, как Миранда Дант. Должно быть, что-то происходит.
Марселла почувствовала знакомый толчок в спину. Марти Голден, вся в колышущихся перьях, появилась рядом с ней.
– Черт меня побери, если здесь не темно! Где официант? Мне нужно выпить, – пожаловалась Марти.
Официант появился мгновенно.
Марти заказала мартини. Затем официант повернулся к Диане.
– Я буду «Шардоне», – заказала Диана.
– Что будешь? – спросила пораженная мать.
– «Шардоне».
– С каких это пор ты пьешь «Шардоне»? – поинтересовалась Марселла.
– С тех пор как прочитала, что ты пьешь. Помнишь то интервью в журнале «Пипл»?
Марселлу потрясла мысль о том, что дочь знакомилась с ней, читая журналы.
– Полагаю, можно принести два «Шардоне», – сказала она официанту.
– Ты ничего не сказала о моем платье, – поддразнила ее Марти, приводя в движение свое оперение.
– Похоже, что Большая Птица стала панком. Какие цвета, Марти! Где ты это нашла?
– На Брайтон-уэй в Беверли-Хиллз. Эти наряды делает для меня одна моя подруга, ее зовут Бригита. По-моему, она немка, у нее очень декадентский стиль. Я решила, что Спенс это заслужил, он так напоминает южанина. Не позволю этому парню одному состричь все перья… О, здравствуйте, Сильвия. А я вас и не заметила. В самом деле, дорогая, вам не следует так уж сливаться с тенью. Будьте понапористее, дорогая, это помогает, – посоветовала Марти.
Сильвия Хэррингтон шагнула было туда, где стоял вице-президент, но ее остановила красивая рука, вцепившаяся в ее руку. Мелисса Фентон.
Высокооплачиваемая супермодель была или пьяна, или накачана наркотиками, а еще вероятнее, то и другое вместе.
– Почему ты пытаешься меня уничтожить? – прошептала Мелисса тем же хрипловатым голосом, который рекламировал миллионы флаконов духов.
– Ты пьяна, – сказала Сильвия, отодвигаясь.
– Я хочу получить ответ. – Голос Мелиссы зазвучал громче, и несколько человек повернулись в их сторону. – Что я тебе такого сделала, что заставило тебя наговорить в моем агентстве то, что ты наговорила?
«Значит, до маленькой дряни дошло, – подумала довольная собой Сильвия. – Это научит неблагодарную сучку благодарности и лояльности».
Сильвия пыталась освободиться от руки Мелиссы, а та все больше и больше возбуждалась.
– Почему ты меня обидела? Разве ты не знаешь, как сильно ты меня обидела?
Сильвии стало неприятно жарко. Ей захотелось оказаться далеко-далеко от красивой, но пьяной и впавшей в истерику женщины.
– Ты выставляешь себя на посмешище. Отпусти меня, – потребовала она.
– Я люблю тебя! – выкрикнула Мелисса.
Группа вокруг Сильвии и Мелиссы притихла.
– Ох, заткнись, – приказала Сильвия.
Вместо этого девушка обняла Сильвию за шею и заплакала.
– Я люблю…
Сильвия дала Мелиссе пощечину.
– Ты пьяна. Пусть кто-нибудь отвезет тебя домой.
Тут же появились два вышибалы и мягко, но решительно повели взвинченную модель из помещения.
– Ничего себе, – произнесла Марти.
– Марти.
Марселла потрепала подругу по руке, как бы говоря: «Сейчас не время для остроумия». Марселле действительно было жаль пострадавшую жен шину, которую выводили из ресторана. Она не одобряла чувств, которые вызвали срыв Мелиссы Фентон, но она понимала эту девушку, у которой, в глазах всего мира, было все и которой все же чего-то не хватало. И эта пустота делала ее несчастной.
Вице-президент разговаривал с Сильвией, но кивнул Марселле, приглашая ее присоединиться к беседе. На Диану произвело впечатление, что вице-президент обращается к ее матери по имени.
– Я хочу рассказать двум самым влиятельным в мире моды женщинам о своем плане по созданию музея моды здесь, на Манхэттене. – Голос вице-президента начал звучать, как во время его выступлений с трибуны.
– А я тогда кто? Рубленая печенка… нет, не так… паштет из гусиной печени, а, Донни Паркер? – ворвалась в разговор Марти Голден.
Она знала вице-президента Дональда Хартли Паркера, еще когда он был младшим конгрессменом от штата Пенсильвания.
– Вношу поправку… трем самым влиятельным в мире моды женщинам, – галантно произнес тот. – Я надеюсь уговорить одну из вас возглавить Музей американской моды…
– Я еще не готова для музея, – перебила Марти. – Поговори с Сильвией.
– Мне вполне хватает «Высокой моды», – отрезала Сильвия.
– Это верно, – согласилась Марти. – Возможно, это даже чуть больше, чем вам нужно. Но правительственная работа очень надежна, и, держу пари, они назначают хорошую пенсию, – мягко ввернула Марти. – Вам и в самом деле стоит об этом подумать.
– Почему бы вам не отправиться к черту или обратно в Беверли-Хиллз – куда похуже? – рявкнула на Марти Сильвия.
– Дорогая, разве я вас чем-то задела? – Марти наслаждалась собой. – Ведь мы пришли сюда развлечься, побыть в компании друг друга. Какой стыд. Я огорчена.
Когда разъяренная Сильвия удалилась, Миранда Дант наклонилась к Марти:
– Ты что-то уж очень сильно навалилась на эту гарпию.
– Да. Да, навалилась. – И Марти лукаво улыбнулась.
– У нее сегодня, похоже, трудный вечер, – заметила жена вице-президента. – А из-за чего произошла эта сцена с молоденькой красоткой? Я не знаю ее имени.
– Мелисса Фентон.
– Я слышала только обрывки разговора.
– В этом здании все слышали только обрывки разговора, Миранда. По всей видимости, как ни трудно в это поверить, Мелисса – единственный человек на земле, которому нравится Сильвия Хэррингтон.
– Бог мой! Бедное дитя! – засмеялась Миранда.
– Как жаль, что не все женщины встречают в жизни таких великолепных мужчин, как мой Сол и твой Донни. Для меня Сол – единственный мужчина. Донни, с другой стороны…
– Номер шестой, – сказала Миранда.
– Но он – вице-президент, – добавила Марти.
– Мой самый первый вице-президент.
Обе женщины повернулись к Марселле.
– А ты что скажешь? Мы слышали, что в твоей жизни тоже был некто высокий и красивый, – сказала Миранда.
– Должно быть, это обо мне, – заметил, присоединяясь к беседе, Берт Рэнс. – Здравствуй, Марселла. Здравствуй, Диана. Ты меня помнишь?
– Я в первый раз вижу вас одетым, – чопорно проговорила Диана.
Мать бросила на нее предостерегающий взгляд.
– О-о-о! Расскажи-ка поподробнее, – проворковала Марти.
– Рассказывать особенно нечего. Там ничего такого не было, – ответила Диана.
– Ох! – состроил гримасу Берт.
– Диана! – Марселла вложила в свою интонацию» строгое предупреждение.
– Извини, мама. Я хочу пойти познакомиться с Миком Джаггером. Я с ним еще не знакома.
Юная копия своей матери, сияя, направилась к рок-звезде, которая развлекала свою компанию в дальнем углу «Шестерок».
– Что я ей такого сделал? – спросил Берт.
– Это не ты. Это я, – объяснила Марселла. – Она ревнует меня к тебе. Я так долго ею пренебрегала, что теперь она боится, как бы у нас с тобой что-нибудь не вышло.
– А у нас может что-нибудь выйти? – спросил Берт.
– Нет… – довольно нерешительно протянула Марселла.
– Почему?
– Я ее должница, Берт. Я никогда не давала себе труда быть матерью. Она хочет, чтобы я принадлежала только ей, и собирается забирать себе все, что останется от меня после работы.
– Значит, для меня времени не останется, – печально произнес Берт.
– Не останется, – покачала головой Марселла.
– Ну, это мы еще посмотрим, – решительно заявил Берт, поднимая свой бокал в насмешливом приветствии.
