Текст книги "От кутюр"

Автор книги: Джейсон Томас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

Глава 9

Зимний дождь на Манхэттене сделал все звуки острова более явственными. А ночью это чувствовалось еще сильнее. Вой сирены где-то на Первой авеню разносился на многие кварталы. Нескончаемый стук дождя по тротуару казался почти колокольным звоном, но те же капли, падавшие в слякоть, слышны не были. Голоса Нью-Йорка сделались более резкими и пронзительными: какая-то сумасшедшая бродяжка-женщина кружила вокруг Греймерси-парка, выкрикивая оскорбления, связанные с размытой, но не забытой обидой из прошлого; пара городских хлыщей прогуливалась, переговариваясь театральными голосами о том, что они жители Нью-Йорка, живущие в Нью-Йорке; мусорщики жаловались на дождь, или на холод, или на жару, или на запахи города; водитель такси занимался своим обычным для Бруклина бизнесом, взимая за проезд обычную ночную плату.

Обычно эти звуки казались Марселле Тодд симфонией. Они подтверждали, что она находится в самом волнующем городе мира… на вершине… именно там, где она всегда хотела оказаться.

Но в этот вечер все было по-другому.

Что-то должно было произойти. Какое-то предчувствие предупреждало Марселлу о надвигающихся трудностях. Не то чтобы она не могла справиться с любой проблемой. Трудности на работе никогда не лишали ее сна. Даже романтические переживания не рождали в ней внутренней паники. Она была способной, находчивой Марселлой Тодд, которая только расцветала при встрече с трудностями.

А это предчувствие появлялось тогда, когда должно было произойти нечто, не поддающееся ее контролю. Она и раньше испытывала это ощущение, когда сердце колотится в груди, а по спине пробегает холодок. Так было в тот день, когда доктор Эзбо объявил ей, что она беременна Дианой, и в ту ночь, когда Рэнди пытался ее задушить.

Марселла содрогнулась, лежа в постели.

Где-то на Парк-авеню произошла авария. В Нью-Йорке можно по звуку определить, сколько машин столкнулось. Автомобиль врезался в металлический столб фонаря. Утром, когда Марселла пойдет на работу, аварийная служба будет восстанавливать столб, а когда она будет возвращаться вечером, от столкновения не останется и следа. Там же, на Парк-авеню, раздался густой рев пожарной сирены, наверное, автомобиль загорелся или произошла утечка газа из резервуара под фонарем. Пронзительный вой машины «скорой помощи» сообщил, что она едет забрать своего пациента. Хлопнули дверцы. Раздался возглас боли. Снова послышалась сирена.

Марселла устроилась поудобнее на подушках, громоздившихся в изголовье кровати. Провела ладонью по гладкому шелку ночной рубашки, чувствуя под ним крепкие мышцы своих ног. После крика боли в Нью-Йорке так успокоительно ощутить себя целой и невредимой. Как утешительно знать, что этот крик боли исторг не ты.

«Сумасшествие какое-то, – подумала Марселла. – У меня разыгралось воображение». Вот и все. Усилием воли она постаралась вернуть своему сердцу нормальный ритм. В конце концов, она не принадлежит к числу истеричек, которые без всякой причины доводят себя до безумия.

Глубокий вдох. Один-два-три-четыре. Выдох. Один-два-три-четыре. Уже лучше. Все пройдет. Пройдет. Засыпай. Закрой глаза. Спи. Атлас такой гладкий, прохладный и приятный. Вот и хорошо. В голове у Марселлы прояснилось, и ее мысли устремились к более приятным вещам, теплу, теплым рукам. Теплым рукам Берта, обнимающим…

Зазвонил телефон.

У Марселлы перехватило дыхание. Все мышцы напряглись. Она взяла трубку.

– Да, – произнесла она.

– Марселла.

Прошедшие десятилетия не изменили властный, обвиняющий голос на другом конце провода. Все было так же, когда Марселла была ребенком. И когда была подростком. И когда стала домохозяйкой… домохозяйкой… да, это именно то слово… Ничего не изменилось, когда она добилась успеха. Обвиняющий!

– Мама!

– Диана убежала!

– Убежала! Куда убежала? – Марселла боролась с нарастающей паникой.

– Если бы я знала, я бы не стала беспокоить тебя из-за твоей собственной дочери. – Да, обвиняющий. По-прежнему обвиняющий тон. – Я позвонила в полицию, но они сказали, что им еще рано вмешиваться.

– Почему, мама?

– Откуда я знаю? Она такая же, как ты. Она ничего не слушает. Делает только то, что хочет. Я слишком стара для всего этого. Мой врач говорит…

– Пожалуйста, мама. – Марселла постаралась взять себя в руки. – Должна быть какая-то причина.

– Ты знаешь, какое у меня давление…

– Я хочу знать о Диане! – Марселла была непреклонна.

– Ну еще бы!

– Когда она убежала?

– Часов в шесть вечера. Выскочила из дома.

– Вы поругались.

– Я просто пытаюсь как следует воспитать твою дочь, единственным способом, который мне известен.

– Из-за чего вы поссорились?

– Ты не одобришь, но тогда ты сама должна следить за ней. Каждый Божий день.

Марселла знала, что ее мать права. Она обделяла свою дочь чувствами. Да, деньги, которые она зарабатывала, помогали сохранять обшитый досками идиллический домик на Корт-стрит в Кенфилде вместе с его штакетником. Все было почти потеряно, разрушено, но она спасла все это, каждый месяц посылая чек на полторы тысячи долларов. Она следила за крышей над головой своей матери, а та, в свою очередь, следила за Дианой. Если бы Марселла сама воспитывала дочь, у нее не осталось бы времени на работу, ее высокооплачиваемую работу. Работу, которая была ее жизнью.

– Пожалуйста, мама, расскажи, что случилось!

– Это все из-за того парня, Джада Джеймса.

– Кто это? – Марселла порылась в памяти, отыскивая незнакомое имя.

– Она встречалась с ним весь прошедший год.

Марселла сморщилась. Она не знала. Случилось что-то достаточно неприятное, что заставило ее дочь убежать. Что-то связанное с парнем по имени Джад Джеймс. А она даже не знает, кто он такой.

– И что с этим парнем?

– По-моему, она с ним спит.

Она с ним спит.Марселла осмыслила эту фразу. Для нее она всегда звучала смешно. Последнее, чем будет заниматься в постели пара шестнадцатилетних подростков, это сон. Все это, конечно, забавно, но сейчас Диана где-то вне дома. Возможно, где-то далеко, сбежавшая из-под крыши, обеспечиваемой ее блистательной матерью.

– Я не могу это больше выносить, – причитала мать Марселлы. – Я сказала ей, что больше этого не вынесу.

Марселла слушала мать, и ее рука, державшая трубку, дрожала.

– Я хочу услышать о своей дочери. Я не хочу ворошить прошлое.

Страх в голосе Марселлы сменился холодным, деловым тоном. Она так себя и чувствовала. Она никогда не разговаривала с матерью в таком тоне, пока не взяла свою жизнь в свои руки.

Тишина.

– Мама, ты рассказала ей, что случилось со мной?

– Да.

– О Боже, мама, зачем?

– Я не хотела, чтобы с ней случилось то же, что и с тобой.

На Марселлу опять навалилось чувство вины. Она поняла, что сделала ее мать. Она знала, что должна чувствовать Диана.

– Проклятие! – Другого слова в этот момент у Марселлы не нашлось. Засосало под ложечкой. Она оказалась не права. Она это знала. Ей не хотелось быть неправой. Она же ничего не сделала. И это было ошибкой. – Что предприняла полиция? – спросила она наконец.

– Официально ничего. Должны пройти сутки. Таков закон. Они должны выждать двадцать четыре часа.

– Они могут сделать хоть что-нибудь?

– Начальник полиции сказал, что они поищут ее, но если она не вернется через сутки, это плохой знак.

– Плохой знак!

– Ты наверняка читала о девушках, которые убегают из дома. Ты точно так же, как и я, знаешь…

– Да, знаю.

Марселла не только читала о сбежавших подростках, она сама писала о них. Ее имя постоянно появлялось на бланке национальной ассоциации, помогающей родителям сбежавших детей. Она согласилась участвовать в этой программе после серии статей, которые написала на эту тему. У нее было письмо от жены президента, где говорилось «о самой серьезной проблеме, которая стоит перед молодыми женщинами и их матерями в сегодняшней сложной и требовательной по отношению к нам жизни». Она подумала тогда, что эти слова звучат напыщенно. Но согласилась, чтобы комитет использовал ее имя на своих бланках.

– Мы можем только ждать, – сказала мать Марселлы.

Марселла вдруг осознала, что старая женщина тоже переживает. Она понимала, что должна сказать своей матери: я понимаю, что ты как можешь растишь девочку-подростка. Ей захотелось найти такие слова, чтобы между ними образовалась ниточка взаимопонимания.

– Мама…

– Да?..

– Мама?

– Что?

– Нам лучше закончить разговор. Нужно держать линию свободной. Кто-нибудь может… – Голос Марселлы прервался.

– Я позвоню тебе, если что-нибудь случится. До свидания, Марселла.

Щелк. Гудки отбоя переплелись со звуком сирены. Еще одна составляющая манхэттенских звуков дождливой зимней ночью. Для Марселлы Тодд это были самые пугающие звуки в городе.

Глава 10

Освещенная уличными фонарями ночь постепенно сменялась рассветом. Это означало, что ночь, ужасная, полная страхов ночь закончилась. Обычно Марселле не требовалось составления распорядка ночи. Она просто спала, и ее великолепное тело набиралось сил для следующего дня. И она ничем не смогла заполнить неожиданные часы бодрствования, пока лежала на своей медной кровати, не ощущая ничего, кроме страха, ужаса и вины.

Но утром она обретет почву под ногами.

Каждая утренняя минута была частью ритуала. Без будильника проснуться ровно в семь. Но в эту ночь она не спала. Включить кофеварку. Проверить автоответчик в конторе, позвонив по специальному номеру и набрав код на своем кнопочном телефоне. Но после звонка матери она звонила в контору каждый час, чтобы узнать, не дала ли о себе знать Диана, а может, полиция пытается связаться с ней по телефону «Голден лимитед».

Ее привычный ритуал разваливался на части.

Даже свет, просачивавшийся сквозь прозрачный тюль в унылую серость ее спальни, казался другим.

Семь утра. Все должно быть хорошо. Все будет хорошо. Она потянулась к телефону, но стала набирать номер не своего офиса. Она набирала номер, который ей однажды дали, но которым она никогда не пользовалась, – частная линия в дом Берта Рэнса. Она вспомнила, как, давая ей этот номер, он сказал: «Попадешь прямо ко мне в постель и только ко мне в постель».

Диктуя номер, он угрожающе улыбнулся ей.

Она не забыла этот номер. Тысячи номеров, необходимых ей по работе, были аккуратно занесены в записные книжки на столе ее секретаря. Но личный номер Берта Рэнса мгновенно стал частью ее интимных воспоминаний.

Телефон звонил. Один звонок… второй… третий… четвертый… пятый.

Внезапно ворвался низкий голос: «Алло!» Он прозвучал резко. Марселла слышала, как все еще шумит на том конце душ. Ее палец скользнул к кнопке отбоя.

– Кто это?!

– Берт… – Голос Марселлы прервался.

– Марселла, это ты? – Его голос сразу же потеплел, в нем зазвучало беспокойство. Она была совсем не похожа на уверенную в себе Марселлу Тодд, которую он всегда знал. – У тебя все в порядке?

– Да… у меня все в порядке, – удалось ей выговорить.

Берт облегченно вздохнул. Но что-то было не так, и он был ей нужен.

– Ты у себя? – спросил он.

– Да.

– Я сейчас буду.

В трубке послышались гудки отбоя. Марселла мгновение подержала обеими руками трубку, потом положила ее на место и пошла в ванную комнату за халатом.

Ей нужен был Берт Рэнс. Она начала осознавать, что ей кто-то нужен, и этот кто-то – Берт.

Через несколько минут Марселла автоматически нажала и отпустила кнопку домофона, известившего, что Берт находится внизу, в вестибюле. Пока он поднимался по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, она отперла три сейфовых замка.

Внезапно она почувствовала себя глупо.

– Я здесь, – мягко произнес Берт. – А теперь расскажи, что у тебя стряслось.

– Мне не нужно было тебе звонить, – начала она.

– Но ты позвонила, и я здесь.

Марселла не смогла удержаться от улыбки, когда оглядела заполнившего дверной проем Берта Рэнса. Это был совсем не тот безупречного вида магнат, что носил костюмы от Димитри. На нем были спортивные трусы, футболка с эмблемой его Нью-Йоркского спортивного клуба и кроссовки «Рибок». Должно быть, он натянул первое, что попалось под руку. Но даже в холодную погоду для утренней пробежки он надевал спортивные трусы.

«А у него действительно красивые ноги», – подумала Марселла, глядя на его тугие мышцы. И тут же на нее накатилось чувство вины. Она не должна думать о мускулистых ногах Берта Рэнса. Она не должна думать о Берте Рэнсе.

Берт тоже смотрел на нее. Это была совсем не та Марселла Тодд, которую он знал. Это была не та блистательная и уверенная в себе женщина, которая умело отражала каждый его выпад. Она была без косметики. Спутанные волосы свисали в беспорядке. На ней был старый фланелевый халат. Стоит босиком. Всегда такие ясные голубые глаза сейчас покраснели, веки опухли от бессонницы.

«Но, Бог ты мой, она все равно красива», – подумал Берт. Женщины, которых знал Берт Рэнс, всегда старались показываться ему во всей красе. Даже те, что попадали в его постель, а таких было большинство, не забывали наложить, отправляясь туда, соответствующий макияж. В Нью-Йорке большинство женщин с достаточным количеством денег и времени, достаточной волей и гордостью могли казаться красивыми. Но Марселла Тодд, даже пребывая в отчаянии, в каком он никогда раньше ее не видел, все равно оставалась для него красавицей.

– Это моя дочь, – просто сказала Марселла.

Берт быстро вызвал в памяти все, что касалось ее дочери. Не так уж много. Она жила в Огайо с бабушкой. Она подросток. Вот все, что он знал.

– Она убежала.

Берт пересек маленькую, выложенную черными и белыми плитками прихожую и обнял Марселлу. Ему хотелось сказать ей подходящие слова, чтобы развеять ее страхи. Но элегантный и красноречивый Берт Рэнс впервые не смог найти нужных слов. Он мог только обнимать ее, чувствуя свою полную беспомощность.

– Все будет хорошо. С твоей дочерью все будет хорошо. Я останусь здесь.

– Нет… тебе не нужно… – начала Марселла.

– Я останусь здесь.

Марселла слишком устала и была слишком одинока, чтобы сопротивляться. Она и боялась снова попасть в зависимость от мужчины, и снова нуждалась в силе Берта.

– Тебе нужно отдохнуть, – сказал Берт, беря дело в свои руки. – Иди в постель, а я побуду у телефона. Иди же!

– Нет, я…

– От тебя не будет никакого проку, если ты будешь похожа на зомби. Отдохни. Я разбужу тебя, если будет что-то срочное.

Марселла понимала, что он прав. Она повернулась и по винтовой лестнице отправилась наверх в спальню. Она заснула, едва успев положить голову на подушку. Она могла поспать, потому что рядом был кто-то, кто мог разделить с ней ответственность. Внизу остался Берт.

Когда Марселла проснулась, был полдень. Она услышала, как Берт разговаривает внизу по телефону.

– Послушайте… я не хочу занимать эту линию. Я не знаю, когда я приеду в офис. Разберитесь там пока без меня. А я должен побыть здесь. Дочь может позвонить в любую минуту.

Марселла спустилась вниз. Ложась отдохнуть, она не сняла фланелевый халат.

– Ничего. Никаких известий, – сказал Берт, увидев, что она входит в комнату.

– Прости. Мне не следовало тебя обременять. – В голосе Марселлы прозвучало настоящее смущение.

– Почему же тогда ты мне позвонила? – спросил Берт.

– Больше никого не было.

– О… – Берту было приятно услышать эти слова.

– Никого, кого бы я хотела здесь видеть.

В эту минуту Марселла осознала, насколько она одинока. Она была красива. Она была богата. В ее записной книжке значилась тысяча номеров… друзей, которые приглашали ее на модные вечеринки. Но все это были только имена и липа и пустые разговоры. Ей хотелось независимости, и она ее получила. Она взглянула на себя в висевшее в гостиной зеркало работы Адама.

– Боже мой, на кого я похожа!

– Я тоже.

Он стоял в трусах, небритый…

– А что с твоими волосами? – спросила Марселла.

Кудрявые волосы Берта лежали более светлыми, чем обычно, кольцами.

– Если ты помнишь, я был в душе, когда ты позвонила. Я мыл голову.

– Ты хочешь сказать, что это мыло?

– Ну да, мыло.

Она не смогла удержаться от короткого смешка. Безупречный магнат примчался к ней, даже не смыв мыла со своей семидесятипятидолларовой стрижки.

– Может, я завершу свой туалет наверху, – предложил слегка смутившийся Берт. – Честно говоря, кожа зудит.

– Извини, разумеется, – сказала Марселла. – Да и мне надо одеться. Иди в ванную комнату, пока я одеваюсь.

Марселла натянула джинсы, свитер со стоячим воротником и прислушалась к шуму воды в душе, стекающей по телу Берта. Шум воды прекратился. Берт появился из ванной комнаты в одних трусах.

– У тебя есть чем вытереться? – спросил он.

Подавая Берту полотенце, Марселла внимательно посмотрела на него. Она знала, что этот мужчина по двенадцать часов в сутки проводит в кабинете, управляя своими империями. Но его талия не расплылась, брюшко не обозначилось. Никаких признаков успешной карьеры, какими бывают отмечены мужчины среднего возраста. Он был, пожалуй, даже слишком мускулистый. Слишком загорелый. Слишком совершенный. Он выглядел как мужчины-модели на рекламе, которую публиковали его журналы.

– Одобряешь? – спросил он.

– Когда ты успеваешь ходить в спортзал?

– А может, у меня это заложено генетически.

– Нет… тебе приходится над этим работать.

– Точно так же, как и тебе?

– Точно так же, как и мне.

И снова у Марселлы нестерпимо засосало под ложечкой от чувства вины. Ее дочь исчезла… а она думает о совершенном теле красивого мужчины. Она испорченная женщина. Она всегда была никудышной матерью.

У нее задрожали плечи.

– Эй, не надо.

Берт подошел и обнял ее. Она спрятала лицо у него на груди, чувствуя пахнущие мылом влажные волоски.

– Я хочу быть тебе необходимым, – тихо проговорил Берт. Его сильная ладонь мягко скользнула по щеке Марселлы, по волосам, по спине. – Ты имеешь право в ком-то нуждаться. Я хочу, чтобы этим кем-то был я. Я хотел этого с того самого дня, как познакомился с тобой. – Он прижал ее к себе.

Раздался телефонный звонок.

Марселла отпрыгнула в сторону и бросилась к телефону.

– Это тебя. – Она протянула трубку Берту.

Звонил водитель Берта.

– Да… привезите сюда одежду и захватите сандвичей.

– Тебе лучше уйти, – сказала Марселла.

Но не успела она продолжить, как Берт снова обнял ее и поцеловал. Это был властный, долгий поцелуй. Никто из них не прервал бы его, он связывал обоих не только физически, но и духовно.

В дверь позвонили.

– Это одежда и еда. Я открою, – сказал Берт.

Он спустился по металлической винтовой лестнице, прошел в прихожую и нажал кнопку домофона.

Через несколько секунд в дверь постучали, и Берт сразу же открыл.

– Моя мама здесь? – прямо с порога спросила девочка.

Глава 11

Диана Тодд во все глаза смотрела на Берта Рэнса, стоявшего перед ней в своих слишком легких трусах для бега трусцой.

Берт Рэнс сразу же смутился. Диана была так похожа на свою мать! Тот же рост. Те же светлые волосы. Те же очертания упрямого подбородка и требовательные голубые глаза.

– Мама!

Диана прошла мимо Берта в прихожую. Она оглядывалась вокруг, словно не знала, где может находиться ее мать. Берт понял, что дочь Марселлы Тодд никогда прежде не была в квартире матери.

– Диана!

Марселла сбежала по лестнице и обняла дочь.

– Я знаю, ты злишься, – сказала Диана.

– В настоящий момент я чувствую только облегчение. А про злость мы поговорим потом.

Берт внезапно почувствовал себя лишним.

– Раз уж все прояснилось, я, пожалуй, поеду в офис, – сказал он.

– Прямо так? – мягко, но с оттенком насмешки спросила Диана.

Берт снова смутился:

– Нет, я собираюсь переодеться. Я немного спешил, когда собирался сюда.

– Очевидно, – не знала пощады Диана.

Берт повернулся и пошел наверх за остальной одеждой.

– Ты выросла, – сказала Марселла, оглядывая дочь.

– А ты заметила.

– Зачем ты это сделала?

– А что я такого сделала? – спросила Диана, занимая оборону.

– Ты убежала.

– Я приехала повидать свою мать. Это называется убежать? Ты же моя мать, не так ли? Или меня и здесь обманули? Может, я незаконная со всех сторон? Ни матери. Ни отца.

– Прошу тебя, Диана, – покачала головой Марселла.

– Бабушка сказала, что я буду такая же, как ты, поэтому я и приехала посмотреть, что меня ожидает. – Диана обвела взглядом прекрасную квартиру. – Неплохо. – Она взяла с каминной полки хрустальный шар и поднесла к ясным голубым глазам – она видела сквозь него свою мать, но изображение было искаженным. – Это и есть мое будущее? По мне, оно гораздо лучше, чем Кенфилд. Беру. Беру себе будущее шлюхи.

Не успев подумать, Марселла дала дочери пощечину.

Диана ответила матери тем же.

Тяжело дыша, женщины смотрели друг на друга. Диана все еще сжимала в руке хрустальный шар. Она медленно подняла руку и швырнула шар о каминную полку. Тот разлетелся на тысячу хрустальных крошек, рассыпавшихся по бледно-голубому ковру.

– Никогда не называй меня шлюхой. – Голос Марселлы прозвучал холодно и сухо.

– Я не называла тебя шлюхой. Я была шлюхой. Бабушка сказала, что я шлюха. Она каким-то образом узнала про нас с Джадом. Мне казалось, что я его люблю. А бабушка не поняла. Сейчас все не так, как в ее молодости. Я знаю про таблетки. Я не собираюсь попадать в беду и все такое. А она назвала меня шлюхой, мама. Что я такого сделала?

– Прости меня. – Марселла обняла дочь. – Прости меня за все. Что еще сказала бабушка?

– Она сказала, что я кончу, как ты. Она сказала, что слишком стара, чтобы еще раз пройти через все это. Она сказала, что я погублю свою жизнь, как это сделала ты.

В душе Марселлы поднялась волна гнева на мать и на косный ханжеский мир, в котором ее матери было так уютно.

– Мамочка… я хочу быть похожей на тебя, – тихо, умоляюще проговорила Диана.

Марселла вдруг осознала, что хотя она дала жизнь этой красивой молодой женщине, она никогда не принимала участия в ее жизни. Разумеется, она обеспечивала дочь материально, но эти деньги могли дать Диане только ту жизнь, от которой она сама сбежала семнадцать лет назад. На самом деле мать Марселлы не была виновата в том, что жизнь этого ребенка – нет, этой молодой женщины – была такой несчастливой.

– Я счастлива, что ты здесь, – сказала Марселла, удивившись, что действительно очень рада.

– Правда?

– Правда. Я не одобряю того, что ты сделала – сбежала. Но мы поговорим об этом позже. А сейчас давай поговорим о нас.

Диана, казалось, заинтересовалась, но ничего не сказала.

– Мне следовало рассказать тебе, что произошло, но… я не рассказала. Я виновата. Твоя бабушка ничего не поняла. Возможно, она была права. Я уверена, что она и сейчас не понимает. – Марселла взяла дочь за руку и повела к белому дивану, заваленному подушками. – Мне следовало все тебе рассказать, мне много чего следовало сделать. Но я расскажу тебе сейчас.

– Мама…

– Что, милая?

– Я просто хочу, чтобы меня кто-нибудь любил.

Марселла понимала, что чувствует ее дочь. Ей было столько же лет, когда она захотела, чтобы Рэнди Уильямс полюбил ее, полюбил так сильно, чтобы ей больше никогда не понадобилось ничьей любви. Ее дочь была очень похожа на нее и в поисках любви совершала те же ошибки.

– Мы очень с тобой похожи, – начала Марселла. – Я знаю, бабушка мало рассказывала тебе о том времени, когда мы только что поженились с твоим отцом. Ей даже думать об этом не хотелось. Мы с твоим отцом поженились, когда родилась ты, поэтому ты вполне законнорожденный ребенок. Хотя до этого никому не было дела. И тогда очень многие просто жили вместе, заводили детей, но только не в Кенфилде и не в окружении твоей бабушки.

– Ты его любила?

– Поначалу. Но когда мы поженились, уже не любила. Может, тогда я уже ненавидела его. А он меня любил, и твоя бабушка хотела, чтобы мы поженились. Вот я и вышла за него.

– Это была случайность? – спросила Диана.

– Чистая случайность.

Женщины замолчали. Несколько минут они, казалось, пытались найти верные слова, слова утешения, но они не приходили.

Наконец Марселла глубоко вздохнула и продолжила:

– Я росла в шестидесятые годы, но в Кенфилде все еще были пятидесятые. Я ничего не знала о сексе. О, я знала, как им заниматься, я точно знала, что это очень приятно, но я не понимала значения секса. О Рэнди, твоем отце, могла мечтать любая школьница: красивый, сильный, даже, пожалуй, внимательный. Но это все еще был мальчик в теле мужчины.

– Вы занимались любовью, – сказала Диана.

– Да, мы занимались любовью. Пока я училась в старших классах, мы не разлучались. Рэнди отказался от стипендии штата Огайо для учебы в университете Янгстауна, потому что хотел быть со мной. Я любила его за это. Я любила его по множеству причин: за его решение остаться поближе к дому, за внимание ко мне, за то, что он всегда был рядом. Я любила его за все то, что он делал. Я только не любила его,хотя тогда я этого не понимала. Я думала, то, что я чувствую, и есть любовь.

Марселла помолчала.

– Рэнди казался очень сильным и надежным. Мне также нравилось, что все решения принимал он. Поэтому когда он сказал, что нам нужно заняться любовью, я была готова. Секс с ним был прекрасен, но на самом деле мне нужны были только забота и внимание. Он все время повторял: «Я хочу быть единственным в твоей жизни и чтобы ты была единственной в моей…»

– Звучит чудесно, – задумчиво сказала Диана.

– Да, тогда так и было. – Марселла вздохнула. – Я была очень сведуща в сексе, но ничего о нем не знала, – продолжила она.

Диана, казалось, растерялась.

– Ты могла быть экспертом по таблеткам, но этот предмет никогда не упоминался в доме твоей бабушки. Мне Рэнди сказал, чтобы я не волновалась. Он принимал все меры предосторожности. Это была не моя забота. В старших классах мне предложили несколько стипендий. Я хотела поступить в Северо-Западный университет в Чикаго, на факультет журналистики. Я так разволновалась, когда получила письмо, в котором мне предлагали эту стипендию. Я в тот же день ответила согласием.

Диана нахмурилась:

– Но после школы ты в колледж не пошла. Ты вышла замуж. В Северо-Западный университет ты поступила только после развода.

Она начала понимать, что произошло с ее матерью.

– Да, когда я сказала Рэнди, он пришел в ярость. Он назвал меня эгоисткой и сказал, что отказался от стипендии, лишь бы быть рядом со мной. Конечно, он был прав. Однако я твердо решила ехать в Чикаго.

– Но…

– Рэнди, казалось, примирился с моим решением. Он стал говорить о переводе в Северо-Западный университет, но там засчитали не все его экзамены, а без стипендии обучение было очень дорого. Поэтому мы решили делать то, что каждый считал нужным, но… продолжали заниматься любовью… сексом. Я не могла отказать ему, когда вот-вот должна была его покинуть.

– Но ты не хотела заниматься с ним любовью? – спросила Диана.

– Нет, к тому времени уже не хотела. А потом я забеременела. Позже Рэнди сказал мне, что сделал это нарочно. Но это была и моя вина, потому что я мало что в этом понимала, кроме ощущений. Твоя бабушка была в гневе. Я в смятении. Рэнди хотел на мне жениться. Он сказал, что если мы поженимся, все будет хорошо. Мы целую ночь ехали в Уинчестер в штате Виргиния, и на следующее утро я стала миссис Рэндалл Уильямс. Я так и не воспользовалась своей стипендией Северо-Западного университета.

– Разве ты не могла сделать аборт?

Марселла пожала плечами.

– Я не знала про аборты. Когда я сказала Рэнди, что беременна, прошло уже два месяца. Он сказал, чтобы я не волновалась, он все устроит. Я была уже на пятом месяце, когда наконец решилась на аборт и… – Марселла умолкла.

– Ты бы сделала аборт, да? – потребовала ответа Диана.

– Если бы смогла… то… да.

– Значит, на самом деле… – Диана всхлипнула, – ты хотела сделать аборт. Ты меня не хотела. Я погубила твою жизнь.

– Причиной всему, что произошло в моей жизни, была я сама, – заговорила Марселла. – Тебя тогда не было. Ты еще не появилась на свет. Может, тогда я тебя не хотела, но я так рада, что теперь ты у меня есть.

Диана все плакала. Марселла обняла дочь и, покачивая, стала успокаивать:

– Ты была ошибкой, моя дорогая, но самой чудесной ошибкой в моей жизни. Если бы ты не родилась, у меня никогда вообще не было бы детей. И я правда люблю тебя. Может, я не давала тебе этого понять, но ты желанный ребенок. Ты лучшая часть моей жизни. Я хочу быть матерью, настоящей матерью. Но только не знаю как.

И тут Марселла тоже расплакалась в объятиях своей дочери.