Текст книги "Убийца с нежными глазами"
Автор книги: Джейсон Сэтлоу
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 29 страниц)
– Неужели? – Я не могла сказать, дурит он меня или нет.
Он поймал мой взгляд.
– У меня хорошие оценки, – запротестовал он. – Я не какой-нибудь средний тупица, вы знаете. С деньгами, которые я заработал, я могу поступить в любое место. Вот для чего и нужно частное предпринимательство.
Я рассмеялась.
– Это уж точно, – сказала я. Девушка-бармен поставила на стойку две колы и я расплатилась. – Мне нужно возвращаться к моему спутнику.
– Рад был увидеть вас, – сказал Майк. – Приходите еще как-нибудь поболтать со мной.
– Может быть, я и сделаю это, – сказала я. Я улыбнулась ему, мысленно качая головой. Кокетливый маленький болтун. Я двинулась к столику, где сидел Тони. Протянула ему колу и села.
– Вы знаете этого парня? – спросил Тони осторожно.
– Кого, Майка? Да, я знаю его.
Взгляд Тони устремился в сторону Майка, затем назад и остановился на моем лице, в его глазах было выражение, близкое к уважению. Может быть, в конце концов я не была таким чудовищем.
– Твой дядя сказал тебе, в чем дело?
– Кое-что. Он сказал, что это насчет аварии и того старого пьяницы.
– Ты не против поговорить об этом?
Вместо ответа он пожал плечами, избегая смотреть мне в глаза.
– Я понимаю, что тебя не было в машине, – сказала я.
Он пригладил челку набок.
– Мы с мамой поссорились насчет этого. Они собрались к моей бабушке за пасхальными яйцами, а я не захотел ехать.
– Твоя бабушка все еще в городе?
Он задвигался на стуле.
– В доме отдыха. У нее был удар.
– Она мама твоей мамы? – меня это не особенно интересовало. Я просто надеялась, что парень расслабится и раскроется.
– Да.
– Как тебе живется с дядей и тетей?
– Отлично. Без больших проблем. Он все время влезает в мои дела, а она чудесная.
– Она сказала, что у тебя неприятности в школе.
– И что из этого?
– Просто интересно. Она говорит, что ты сообразительный, а твои отметки никуда не годятся. Почему так?
– Это все школьные неприятности, – сказал он. – Из-за того, что я не люблю людей, которые суются в мои личные дела.
– В самом деле, – сказала я. Я потянула колу. Его враждебность была как бы спрятана под подкладкой, и я подумала, что надо дать ей возможность излиться. Я ничего не имела против, если бы он начал ругаться. Я могла отплатить ему тем же в любое время.
Он не дождался от меня ответной реакции и заполнил паузу.
– Я постараюсь подтянуть свои отметки, – сказал он недовольно. – Мне пришлось сдавать эти дерьмовые математику и химию. Вот почему я неважно учился.
– А что ты любишь? Английский? Живопись?
Он колебался.
– Ты психиатр?
– Нет. Я частный детектив. Я думала, ты знал это.
Он уставился на меня.
– Я не знал. Какое это имеет отношение к аварии?
Я вытащила чек и положила его на стол.
– Один человек хотел, чтобы я нашла тебя и отдала тебе это.
Он взял чек и бегло осмотрел его.
– Это банковский чек на двадцать пять тысяч долларов, – сказала я.
– За что?
– Я точно не знаю. Я думаю, Джон Даггетт надеялся возместить то, что сделал.
Смущение Тони было очевидно, так же, как и гнев, последовавший за этим.
– Мне это не нужно, – сказал он. – Почему вы даете это мне? Меган Смит тоже умерла, вы знаете, и тот парень Даг. Им тоже причитаются деньги, или только мне?
– Только тебе, насколько я знаю.
– Заберите это. Мне не надо. Я ненавижу этого старого ублюдка.
Он бросил чек на стол и толкнул его в мою сторону.
– Послушай. Подожди минутку и прежде всего позволь мне кое-что сказать. Это твой выбор. Честно. Все зависит только от тебя. Твоя тетя была обижена этим предложением, и я понимаю это. Никто не может заставить тебя принять деньги, если ты не хочешь. Но просто выслушай меня, хорошо?
Тони уставился в противоположный угол зала с застывшим лицом.
Я понизила голос.
– Тони, это правда, что Джон Даггетт был пьяницей и, может быть, вообще нестоящим человеком, но он сделал что-то, после чего очень переживал, и я думаю, что он пытался чем-то компенсировать это. Поверь ему и не говори нет, не подумав сначала.
– Я не хочу деньги за то, что он сделал.
– Я еще не все сказала. Позволь мне закончить.
Его губы дрожали. Он провел по глазам рукавом куртки, но не встал и не ушел.
– Люди ошибаются, – сказала я. – Люди делают то, что никогда и не предполагали делать. Он не убивал никого умышленно…
– Трахнутый пьяница! Он был на этой чертовой улице, в эти чертовы девять часов утра. Отец, и мама, и Хилари… – Его голос дрогнул, он старался не потерять контроль над собой. – Я ничего не хочу от него. Я ненавижу его до мозга костей и мне не нужен этот мерзкий чек.
– Почему бы тебе не получить по нему деньги и не забыть все это?
– Нет! Заберите его. Отдайте ему назад. Передайте ему, что я сказал, чтобы он шел к черту.
– Я не могу. Он умер. Его убили в пятницу ночью.
– Очень хорошо. Я рад. Надеюсь, кто-нибудь вырежет его сердце. Он заслужил это.
– Может быть и так. Но все же возможно, что он чувствовал что-то к тебе и хотел вернуть тебе часть того, что забрал.
– Что именно? Дело сделано. Все они мертвы.
– Но ты жив, Тони. Тебе нужно продолжать жить…
– Эй, я это и делаю, не так ли? Но я не должен слушать всю эту брехню! Вы сказали, что должны были сказать, и теперь я хочу домой.
Он поднялся, излучая ярость, все его тело было напряжено. Он двинулся к заднему выходу, разбрасывая стулья. Я схватила чек и последовала за ним.
Когда я пришла на стоянку, он выбивал кулаком остатки стекла из разбитого окна моей машины. Я начала возражать, но потом остановила себя.
Почему бы и нет, подумала я. Мне все равно придется заменить стекло. Я стояла и молча наблюдала за ним. Когда он закончил, он прислонился к машине и заплакал.
ГЛАВА 15
Когда я привезла Тони домой, он был спокоен, замкнут, как будто ничего необычного не произошло. Я остановилась перед домом. Он вышел из машины, хлопнул дверью и направился вверх по дорожке, не сказав ни слова. Я была уверена, что он не расскажет о своем взрыве тете и дяде, что было к счастью для меня, так как я поклялась говорить с ним так, чтобы не расстраивать его. Чек Даггетта был по-прежнему у меня, интересно, придется ли мне возиться с ним всю жизнь, тщетно пытаясь заставить кого-нибудь забрать его из моих рук.
Когда я вернулась домой, я потратила двадцать минут, чтобы разгрузить свой «Фольксваген». Я всегда старалась поддерживать в квартире порядок, достойный восхищения, но мои организаторские способности никогда не распространялись на машину. Заднее сидение обычно было завалено папками, книгами по законодательству, там же был мой кейс и груда разного барахла – туфли, колготки, куртки, шляпы, – кое-что из этого я использовала в качестве «маскировки» в своей работе.
Я упаковала все в картонную коробку и прошла на задний двор, где располагался вход в мою квартиру. Я открыла висячий замок на сарае, примыкавшем к служебному крыльцу и засунула туда коробку, затем защелкнула замок.
Когда я подошла к моей двери, темная тень возникла из темноты.
– Кинзи?
Я подпрыгнула, с опозданием поняв, что это был Билли Поло. Я не могла рассмотреть его в темноте, но голос был определенно его.
– О господи, что ты здесь делаешь? – сказала я.
– О, извини. Я не хотел напугать тебя. Просто хотел поговорить с тобой.
Я все еще пыталась оправиться от встряски, которую он устроил мне, мое раздражение запоздало росло.
– Как ты узнал, где меня найти?
– Я нашел твой адрес в телефонной книге.
– Моего адреса там нет.
– Да, я знаю. Сначала я зашел к тебе в офис, но тебя там не было. И я спросил о тебе в соседней страховой конторе.
– «Калифорния Фиделити» дала тебе мой адрес? – спросила я. – С кем ты там говорил? – Я ни на минуту не могла поверить, что фирма может выдать такую информацию ему.
– Я не знаю ее имени. Сказал ей, что я твой клиент и что у меня срочное дело.
– Брехня.
– Нет, это правда. Она только потому дала мне адрес, что я надавил на нее.
Я могла поклясться, что он не собирался отступиться от своей версии, и я это оставила.
– Хорошо, в чем дело? – сказала я. Я знала, что говорю раздраженно, но мне не нравилось, что он пришел ко мне домой, и я не верила его сказке о том, как он нашел мой адрес.
– Мы так и будем стоять здесь на улице?
– Совершенно верно, Билли. Теперь рассказывай.
– Ну, тебе не надо так раздражаться.
– Раздражаться! Какого черта ты это говоришь? Ты появляешься из темноты, пугаешь меня до полусмерти! Я ничего о тебе не знаю, почему я должна приглашать тебя домой?
– Хорошо, хорошо.
– Говори, что хотел. Я устала.
Он сделал несколько беспокойных движений – для эффекта, подумала я. Наконец он сказал:
– Я говорил с моей сестрой, Корал, и она сказала мне, что я должен поговорить с тобой откровенно.
– О, вот так сюрприз. Откровенно о чем?
– О Даггетте, – пробормотал он. – Он связывался со мной.
– Когда это было?
– В прошлый понедельник, когда он вернулся в город.
Он звонил тебе?
– Совершенно верно.
– Как он узнал, где тебя найти?
– Он звонил моей матери и говорил с ней. Меня не было тогда дома, поэтому она записала его номер телефона и я перезвонил ему.
– Откуда он говорил с тобой?
– Я не знаю точно. Из какого-то подвальчика. Я слышал в трубке шум. Он был пьян, и я понял, что он, должно быть, припарковался в первом попавшем баре.
– В котором часу это было?
– Вероятно, в восемь вечера. Или около того.
– Продолжай.
– Он сказал, что очень напуган и ему нужна помощь. Кто-то звонил ему в Лос-Анджелесе и сказал ему, что он мертвец из-за тех денег, которые он прихватил в тюрьме как раз перед освобождением.
– Каких денег?
– Я не знаю подробностей. Все, что я слышал, – это что его сосед по камере сыграл в ящик и Даггетт забрал приличную сумму наличными, которые тот парень прятал в своей койке.
– Сколько там было?
– Около тридцати косых. Там случился какой-то провал с наркотиками, вот почему парня и убили. Даггетт же ушел со всей казной и кто-то решил ее вернуть. Они шли за ним. По крайней мере, это то, что они сказали ему.
– Кто они?
– Я не хочу называть имена. У меня есть идея, и я мог бы выяснить это точно, если бы захотел, но мне не нравится совать голову в петлю, если в этом нет необходимости. Вообще-то я сочувствовал ему. Но я не собирался помогать этому старому простаку. Никаким образом. Он сам влип, сам пускай и выбирается. Я не хотел быть замешан в это дело. Тем более из-за этих парней, которые его выслеживали. Я слишком забочусь о своем здоровье.
– Итак, что произошло дальше? Вы поговорили по телефону и все?
– Ну, нет. Мы встретились с ним и выпили пару стаканчиков. Корал сказала, что я должен рассказать тебе об этом.
– Действительно, – сказала я. – А зачем?
– На случай, если потом что-то произойдет. Она не хотела, чтобы это выглядело так, как будто я что-то скрываю.
– Итак, ты думаешь, что они выследили его?
– Он ведь мертв, не так ли?
– Что это доказывает?
– Не спрашивай меня. Все, что я знаю, – это то, что сказал Даггетт. Он был в бегах и думал, что я ему помогу.
– Каким образом?
– Спрячу его.
– Когда ты встретился с ним?
– В четверг. До четверга я был очень занят.
– Был завален общественными делами, несомненно.
– Эй, я ищу работу. Я освобожден под залог и мне нужно было встретиться с людьми.
– Ты не видел его в пятницу?
– Нет. Я виделся с ним один раз и это было в четверг вечером.
– Что он делал до этого времени?
– Я не знаю. Он не говорил.
– Где ты с ним встретился?
– В баре, где работает Корал.
– О, теперь я понимаю. Она забеспокоилась, что я буду расспрашивать, и кто-нибудь скажет, что видел тебя с ним.
– Ну, да. Корал не хочет, чтобы у меня были неприятности с законом, особенно сейчас, когда я освобожден на определенных условиях.
– Как могло случиться, что этим парням потребовалось так много времени, чтобы разделаться с ним? Он ведь вышел из тюрьмы шесть недель назад.
– Может, они не сразу поняли, что это был он. Даггетт не был особенно сообразительным, ты же знаешь. Он не сделал в своей жизни ничего хорошего. Они, вероятно, полагали, что он слишком глуп, чтобы засунуть руку в матрац и уйти с кассой.
– Деньги были у Даггетта, когда ты говорил с ним?
– Смеешься? Он пытался занять у меня десять баксов, – сказал Билли обиженно.
– Не было ли между ними соглашения? – спросила я. – Если он им возвращает деньги, они снимают его с крючка?
– Вероятно, нет. Сомневаюсь в этом.
– Я тоже, – сказала я. – А что ты думаешь о том, каким образом Ловелла замешана в этом деле?
– Она не замешана. К ней это не имеет никакого отношения.
– Я не была бы в этом так уверена. Кто-то видел Даггетта на пристани ночью в прошлую пятницу смертельно пьяным в компании ужасно выглядевшей блондинки.
Даже в темноте я могла увидеть, как Билли Поло изумленно уставился на меня.
– Блондинка?
– Совершенно верно. Мне сказали, что она была молода. Он выписывал зигзаги, а она изо всех сил старалась удержать его на ногах.
– Я ничего не знаю об этом.
– Я тоже, но это очень похоже на Ловеллу.
– Тогда спроси ее об этом.
– Я собираюсь это сделать, – сказала я. – Что случится потом?
– С чем?
– С тридцатью тысячами, для начала. Даггетт мертв, и деньги вернутся к парням, которые его выследили?
– Если они найдут их, то думаю, что да, – сказал он, испытывая неловкость.
– А что, если не найдут?
Билли колебался.
– Ну, я думаю, если они где-то спрятаны, то они принадлежат его вдове, ведь так? Это часть ее имущества?
Я начинала понимать, в чем тут дело. Интересно, понимал ли он.
– Ты имеешь в виду Эсси?
– Кого?
– Вдову Даггетта, Эсси.
– Он развелся с ней, – сказал Билли.
– Я так не думаю. По крайней мере, законодательно это не оформлено.
– Он женился на Ловелле, – сказал он.
– Незаконно.
– Ты дуришь меня.
– Приходи завтра на похороны и увидишь сам.
– Деньги у этой Эсси?
– Нет, но я знаю, где они. По крайней мере, двадцать пять тысяч из них.
– Где? – спросил он с недоверием.
– В моем кармане, сладкий, в виде банковского чека на имя Тони Гаэна. Ты ведь помнишь Тони?
Гробовое молчание.
Я понизила голос.
– Ты хочешь сказать мне, кто такой Даг Полоковский?
Билли Поло повернулся и ушел.
Я простояла там еще минуту, а затем последовала за ним с неохотой, все еще раздумывая над тем, как он достал мой домашний адрес.
В последний раз, когда я разговаривала с ним, он даже не купился на тот факт, что я частный детектив. А теперь вдруг он ищет меня для конфиденциального разговора о Даггетте у дверей моего дома. Что-то здесь не складывалось.
Когда я вышла на улицу, то услышала, как хлопнула дверца его машины. Я отошла в тень, наблюдая, как он разворачивал со стоянки «Шевроле», все четыре дверцы которого были помяты. Он прибавил газу и быстро поехал по направлению к побережью. Я раздумывала, стоит ли мне поехать за ним, но мне была невыносима мысль о том, чтобы снова сидеть в засаде около трейлера Корал. Достаточно этой гадости. Я повернулась и пошла домой. Я продолжала думать о моей разбитой машине, похищенной сумке и удостоверении личности, которое было в ней. Не сделал ли это Билли Поло? Может, именно так он узнал мой адрес? Я не могла понять, как он выследил меня на побережье, но это могло бы объяснить, как он узнал, где найти меня сейчас.
Я была уверена, что он крутит, но не могла понять, чего он хочет добиться. К чему эта сказка о Даггетте и тех парнях в тюрьме?
Она совпадала с некоторыми фактами, но не давала полной и правдивой картины.
Я вытащила пачку алфавитных карточек и на всякий случай все записала. Может, это приобретет какой-то смысл потом, когда появится другая информация. Когда я закончила, было уже 10.00. Я вытащила бутылку белого вина из холодильника, отвинтила пробку и налила себе. Я разделась, выключила свет и, взяв стакан с вином, пошла в ванную комнату, устроилась на подоконнике и стала смотреть на темную улицу. Уличный фонарь был погребен под ветками джакарандового дерева, значительно оголенного непогодой. Окно было наполовину открыто, и струя холодного и влажного ночного ветра ворвалась в помещение. Я могла слышать, как дождь сильно застучал по крыше. Я испытывала беспокойство. Когда я была девочкой лет двенадцати, в такие ночи я бродила по улицам, босоногая, в плаще, испытывая тревогу и томление. Я не думаю, что моя тетя знала о моих ночных экскурсиях, но, может быть, и знала. Ей самой было присуще беспокойство, и, может быть, она уважала мое. Я много о ней думала в последнее время, возможно, из-за Тони. Его семья сгинула в дорожной аварии, так же, как и моя, и сейчас его воспитывала тетя. Иногда мне приходилось признаться самой себе – особенно в такие ночи, как эта – что смерть моих родителей не была столь трагична, как казалось. Моя тетя, несмотря на все ее слабости, была для меня великолепным воспитателем – бесстыдным, ненавязчивым, эксцентричным, независимым. Если бы мои родители были живы, моя жизнь пошла бы по другому руслу. В этом у меня сомнений не было. Мне нравилась моя жизнь такой, какой она есть, но было что-то еще, что должно было произойти.
Возвращаясь к событиям этого вечера, я поняла, как много я связывала с тем фактом, что Тони выбил стекло в моей машине. Его ярость и вызов гипнотизировали меня и затронули меня глубоко. На следующий день должны были состояться похороны Даггетта. И это тоже что-то затронуло во мне – прежние печали, хорошие друзья, сошедшие в землю… Иногда смерть рисовалась мне, как широкая каменная лестница, заполненная молчаливой процессией тех, кто ушел. Я вижу смерть так часто, что не очень беспокоюсь о ней, но мне не достает тех людей, с которыми пришлось расстаться, и интересно знать, буду ли я смиренна, когда придет мой черед.
Я допила вино и отправилась в постель, проскользнув обнаженной в теплые складки одеяла.
ГЛАВА 16
На рассвете шел мелкий моросящий дождь, темно-серая мгла постепенно уступила место холодному белому дневному свету. Обычно я не бегаю в дождь, но я плохо спала и мне необходимо было рассеять остатки изводящей тревоги. Я даже не знала, что меня тревожило. Иногда я просыпалась из-за какого-то низкого пугающего гула внутри себя. Бег – единственное облегчение, которое я могла найти, не считая вина и наркотиков, которые в шесть утра не привлекали меня.
Я натянула спортивный костюм и по велосипедной трассе пробежала трусцой полторы мили до базы отдыха. Ветер сорвал с пальм засохшие листья, и они лежали на траве, вдоль бульвара, как намокшее оперенье. Океан был серебристым, буруны мягко шуршали, как складки юбки из тафты с белой кружевной оборкой. Тускло-коричневое побережье было заполнено морскими чайками. Ловящими песочных блох. Голуби поднялись облаком, чем-то встревоженные. Должна признать, что в душе я не любительница прогулок на свежем воздухе. Я постоянно помню о том, что под нежный щебет хрустят кости и рвется в клочья плоть, и все это происходит безжалостно и инстинктивно. Я не считаю, что в природе царят комфорт и безмятежность.
Движение было небольшим. Я бежала трусцой в одиночестве. Миновала общественные туалеты, расположенные в шлакоблочном здании, недавно выкрашенном в розовый цвет. Двое безработных лепились у торговой тележки. Одного я позавчера уже видела, и он равнодушно проследил за мной. Его приятель скрючился под картонкой и напоминал груду старого тряпья. Я добежала до поворота и пробежала полторы мили в обратном направлении. Когда я вернулась домой, то была вся взмылена, спортивные брюки потемнели от дождя, а туман вышил в моих волосах узор из мелкого жемчуга. Я долго простояла под горячим душем, сознание того, что я снова дома в целости и сохранности, возвращало мне оптимизм.
После завтрака, я привела в порядок комнату, затем проверила свой страховой полис на машину и решила, что мне еще хватит денег на замену стекла. В 8.30 я начала торговаться с мастерскими, стараясь уговорить их сделать все до обеда. Я натянула то самое платье, что у меня на все случаи жизни, извлекла прилично выглядевшую черную кожаную сумку с длинным ремнем, которой я пользуюсь для официальных выходов, и заполнила ее всем необходимым, включая проклятый банковский чек.
Я остановила машину у ремонтной мастерской недалеко от моего офиса и остаток пути прошла пешком. Даже несмотря на то, что туфли были на низких каблуках, ноги мои болели, и было ощущение, как будто их стиснуло что-то горячее и влажное.
Я зашла в офис и начала свою обычную утреннюю работу. Как только я включила кофеварку, зазвонил телефон.
– Мисс Миллхоун, это Рамона Уэстфолл.
– О, здравствуйте, – сказала я. – Как поживаете? – У меня екнуло сердце, и было интересно узнать, сказал ли ей Тони Гаэн о своей вчерашней выходке в «ходиках».
У меня все в порядке, – сказала она. – Я звоню, потому что мне необходимо с вами кое-что обсудить. Надеюсь, вы сможете найти немного времени для меня сегодня утром.
– Хорошо, я свободна, но я без машины. Не могли бы вы приехать сюда?
– Да, конечно. Для меня это даже предпочтительнее. Десять часов вас устроит? Думаю, это не займет много времени.
Я взглянула на часы. Двадцать минут.
– Отлично, – сказала я. Она что-то ответила на прощание и положила трубку. Я переключила линию и позвонила Барбаре Даггетт в дом ее матери, чтобы сверить время похорон. Она не могла подойти к телефону, но Юджин Никерсон сообщил мне, что служба в два часа, и я сказала, что буду там.
Я потратила несколько минут, чтобы просмотреть почту предыдущего дня, приклеив пару чеков к полученным счетам, затем позвонила своему страховому агенту, изложив ей все подробности о разбитом окне в моей машине. Как только я положила трубку, телефон снова зазвонил.
– Кинзи, это Барбара Даггетт. Что-то происходит. Когда я приехала сюда сегодня утром, на ступенях у входа сидела какая-то женщина, которая говорит, что она жена отца.
– О Боже! Ловелла.
– Ты знаешь ее?
– Я встречалась с ней на прошлой неделе, когда была в Лос-Анджелесе, собирая сведения о твоем отце.
– И ты знала об этих ее претензиях?
– Я никогда не слышала подробностей, но полагаю, что их отношения были чем-то вроде гражданского брака.
– Кинзи, у нее есть свидетельство о браке. Я видела его собственными глазами. Почему ты не сказала мне, что происходит? Я потеряла дар речи. Она стояла у входа в дом, эта кровавая убийца, и орала до тех пор, пока я наконец не вызвала полицию. Я не могу поверить, что ты даже не упомянула об этом.
– Когда я могла это сделать? В морге? Или в похоронном бюро, когда твоя мама была без чувств?
– Ты могла бы позвонить мне, Кинзи. В любое время. Ты должна была прийти в мой офис и обсудить это.
– Барбара, я могла бы сделать полдюжины вещей, но я не сделала. Честно говоря, я хотела защитить твоего отца и надеялась, что тебе не придется узнать об этом его так называемом супружестве. Свидетельство, должно быть, подделка. Все это, наверное, сфабриковано, а если нет, то у тебя достаточно проблем и без добавления двоеженства к списку его личных недостатков.
– Не тебе решать. Теперь мама хочет знать о всей этой ерунде, и я не знаю, что сказать.
– Впрочем, я понимаю, почему ты так рассержена, но не уверена, что могу что-либо изменить.
– Я не могу поверить, что ты занимаешь такую позицию! Мне не нравится, что меня держат в неведении, – сказала она. – Я наняла тебя, чтобы расследовать это дело, и надеюсь, что мне будут сообщать все, что выходит на свет.
– Твой отец нанял меня задолго до того, как это сделала ты, – сказала я.
Это заставило ее на минуту замолчать, потом она принялась снова.
– Для чего? Ты никогда не рассказывала.
– Конечно, нет. Он говорил со мной конфиденциально. Это все ерунда, но не мне об этом трепаться. Я не могла бы остаться в своем деле, если бы выбалтывала все сведения, которые ко мне попадают.
– Я его дочь. Я имею право знать. Особенно, если мой отец двоеженец. За что же я плачу тебе?
– Ты, вероятно, платишь мне за то, что я умею разбираться в таких делах, – сказала я. – Ну, Барбара, будь благоразумной. Предположим, я бы рассказала тебе. Что бы это дало? Если твои родители все еще по закону женаты, Ловелла не может иметь никаких претензий, и насколько я знаю, она это очень хорошо понимает. Зачем усугублять свое горе, когда ее можно вышвырнуть, не говоря ни слова?
– Во-первых, как она узнала, что он умер?
– Не от меня, это я могу тебе сказать. Я не идиотка. Меньше всего на свете я бы хотела увидеть ее у твоих дверей. Может, она прочитала об этом в газете. Может, слышала в программе новостей.
Она пробормотала что-то, успокоившись на время.
– Что было, когда приехали полицейские? – спросила я.
Последовала еще одна пауза, во время которой она раздумывала, рассказывать ли дальше или продолжать придираться ко мне. Я чувствовала, что она получает удовольствие, когда пилит людей и ей трудно отказаться от этой возможности. На мой взгляд, она не так уж много мне платила, чтобы так разговаривать со мной. Совсем немного. Я, вероятно, должна сказать ей об этом.
– Двое полицейских отвели ее в сторону и поговорили с ней. Через несколько минут она ушла.
– Ну, если она еще раз покажется, я позабочусь об этом, – сказала я.
– Еще раз? А почему она снова должна явиться?
Я вспомнила, что, кроме выплывшего теперь на свет двоеженства ее отца, я не рассказала ей о пакостных двадцати пяти тысячах долларов, которые Билли Поло считает частью имущества Даггетта. Может, Ловелла приходила сюда, чтобы получить их.
– Думаю, что мы об этом еще поговорим, – сказала я.
– В чем дело? Есть еще что-то?
Я подняла глаза. Рамона Уэстфолл стояла в дверях.
– Всегда есть еще что-то, – сказала я. – Это и делает нашу жизнь такой забавной. У меня посетитель. Я поговорю с тобой сегодня попозже.
Я положила трубку и поднялась, обменявшись рукопожатием с миссис Уэстфолл через стол. Я пригласила ее присесть и налила нам обеим кофе, используя принятый ритуал, как я надеялась, чтобы дать ей возможность почувствовать себя непринужденно.
Лицо ее было вытянуто, прекрасная кожа под кроткими глазами потемнела от усталости. На ней была рыжевато-коричневая поплиновая блузка с подплечиками, а в руках сетчатая парусиновая сумка, предназначенная разве что для охотничьих экспедиций. Ее потускневшие волосы блестели от шампуня «Брек», разрекламированного в журнале. Я пыталась представить ее в плаще, шатающейся по пристани с Даггеттом, обнявшим ее за плечо. Могла бы она выкинуть его, этого козла, из ялика? Да, наверняка. Почему бы и нет?
Выглядела она смущенной. Протянула руку и автоматически поправила вещи на моем столе – выровняла три карандаша, расположив их отточенными концами в мою сторону, словно маленькие ракеты земля-воздух, затем откашлялась.
– Так вот. Мы хотели бы знать. Тони ничего нам не рассказал, поэтому мы подумали, что, возможно, должны спросить вас об этом. Вы сказали Тони о деньгах, когда беседовали с ним вчера вечером?
– Конечно, – сказала я. – Это не дало никаких результатов. Я ничего не добилась. Он был непреклонен. Он даже не обсуждал это.
Она слегка покраснела.
– Мы думаем принять его, – сказала она. – Мы с Феррином говорили об этом вчера вечером, когда Тони уезжал с вами, и мы начинаем думать, что должны положить эти деньги на опекунский счет для него. – По крайней мере, до тех пор, пока ему не исполнится восемнадцать лет и он сам не распорядится ими.
– Что вызвало такую перемену?
– Думаю, что все. У нас был семейный совет, и наш домашний врач продолжает надеяться, что мы сможем преодолеть гнев и горе. Он чувствует, что мигрени Тони частично связаны со стрессом – они что-то вроде показателя его нежелания или, может, неспособности – более точное слово – преодолеть свою потерю. Интересно было бы узнать, скольким я пожертвовала ради этого. Я не имела никакого отношения к смерти Абби, но и это ему не может помочь. – Она замолчала и потом слегка покачала головой, как бы в смущении. – Я знаю, это поворот на 180 градусов. Думаю, мы были излишне резки с вами, и я очень сожалею об этом.
– Вам не нужно извиняться, – сказала я. – Что касается меня, я была бы очень рада, если бы вы забрали чек. По крайней мере, тогда я могла бы чувствовать себя выполнившей свои обязательства. Если впоследствии вы измените свое решение, вы всегда сможете оказать благотворительную помощь любому стоящему делу. Таких сейчас много вокруг.
– А как его семья? Даггетта? Вы не думаете, что они считают, что тоже имеют право на эти деньги? Я хочу сказать, что я не возьму их, если существуют какие-либо законные претензии с их стороны.
– Вам лучше поговорить об этом с адвокатом, – сказала я. – Чек выписан на имя Тони, и Даггетт нанял меня, чтобы вручить чек Тони. Я не думаю, что есть какие-либо вопросы насчет его намерения. Но могут быть другие правовые вопросы, о которых я не знаю, поэтому, конечно, вам нужно прежде всего с кем-нибудь поговорить об этом. – В глубине души, я хотела, чтобы она взяла этот проклятый чек, и дело было бы окончено.
С минуту она смотрела в пол.
– Тони сказал… Вчера вечером он упомянул, что, может быть, захочет пойти на похороны. Как вы думаете, ему следует это делать? Я имею в виду, вам это кажется хорошим намерением?
– Я не знаю, миссис Уэстфолл. Это вне моей компетенции. Почему бы не спросить об этом его врача?
– Я пыталась, но его до завтрашнего дня не будет в городе. Я не хочу, чтобы Тони расстраивался еще больше.
– Ему придется пережить то, что он переживает. Может, это как раз то, через что ему необходимо пройти.
– Феррин говорит то же самое, но я не уверена.
– А что это за история с мигренями? Как долго они продолжаются?
– С момента аварии. Собственно говоря, мигрень была у него и прошлой ночью. Но это не ваша вина, – добавила она поспешно. – Голова у него начала болеть примерно через час после возвращения домой. Он вскакивал каждые двадцать минут или около того с полуночи до четырех часов утра. В конце концов мы были вынуждены отвезти его в кабинет неотложной помощи в Св. Терри. Они сделали ему укол, и это помогло, но недавно он проснулся и говорит, что собирается на похороны. Он говорил с вами об этом?
– Вовсе нет. Я сказала ему, что Даггетт мертв, но в тот момент он на это не среагировал, не считая того, что сказал, что рад этому. Он себя достаточно хорошо чувствует, чтобы пойти?
– Думаю, он будет в порядке. Мигрени эти очень странные. Иной раз думаешь, что он никогда от нее не избавится, а он уже через минуту на ногах и умирает от голода. Так случилось ночью в прошлую пятницу.
– В пятницу, – повторила я. Ночь, когда погиб Даггетт.
– Он чувствовал себя на грани приступа. Мы пытались применить лечение, чтобы сбить его, но безуспешно. Тем не менее, через некоторое время он выкарабкался из приступа, и все закончилось тем, что в два часа ночи я готовила ему на кухне два мясных сандвича. Он чувствовал себя прекрасно. Конечно, у него еще был приступ во вторник и еще в прошлую ночь – два за неделю. Феррин считает, что, может быть, его желание пойти на похороны имеет символическое значение. Вы понимаете – покончить с этим и освободиться.
