Текст книги "Убийца с нежными глазами"
Автор книги: Джейсон Сэтлоу
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 29 страниц)
ГЛАВА 3
Осмотр пожарища занял у меня три часа. Терри совершил все процедуры, связанные с отпиранием замка, несмотря на то что это выглядело довольно нелепо, если учесть разрушения, принесенные пожаром. Основная часть коробки здания осталась стоять, но второй этаж провалился и первый представлял собой теперь непроходимую массу почерневших обломков. Стекла в окнах первого этажа лопнули от высокой температуры. Металлические трубы были обнажены, многие из них свернуты под тяжестью стен, валившихся внутрь. Оставшиеся узнаваемые предметы были похожи на тени абстрактной формы, лишенные цвета и каких бы то ни было деталей.
Когда уже стало ясно, что я собираюсь провести там некоторое время, Терри извинился и вернулся на завод. В тот день «Вуд и Варен» закрывались рано – канун Рождества. Он сказал мне, что если я скоро закончу, то я могу зайти выпить стаканчик пунша и отведать рождественского пирога. Я только что взялась за измерительную рулетку, блокнот и карандаши, мысленно планируя, в каком порядке я собираюсь работать. Так что я поблагодарила его и даже не заметила его исчезновения.
Я обошла здание по периметру, отмечая участки, наиболее пострадавшие от пожара, и проверяя оконные рамы на предмет следов взлома. Я не знала, когда прибудут рабочие, и, так как не было явных признаков поджога, мне казалось: «Калифорния Фиделити» не вправе настаивать на отсрочке. В понедельник утром я проверю в общем состояние финансов Ланса Вуда, чтобы убедиться, что нету никаких тайных мотивов пожара из соображений выгоды. Хотя это уже чистая формальность, так как начальник пожарного департамента в своем заключении исключил возможность поджога. Так как, по-видимому, это был для меня единственный шанс осмотреть место пожара своими глазами, я все сфотографировала, использовав две пленки.
Насколько я могла предположить, возможным источником пожара стала северная стена, что и соответствовало версии о неисправности электропроводки. Мне вообще-то следовало бы проверить схему расположения проводки по официальной документации, но я подозревала, что глава пожарного департамента уже проделал это в процессе подготовки своего заключения. Поверхность обуглившегося дерева представляла собой типичную линию «крокодиловой пасти»: наименьший зазор, но наиболее обгоревшая часть – в тыльной части здания. Так как горячие газы поднимаются вверх, а огонь обычно движется туда же, можно проследить путь пламени, которое стремится ползти вверх, пока не встретит какое-нибудь препятствие. Затем оно стелется горизонтально, отыскивая другие ходы вверх.
Большая часть внутренних помещений была выжжена напрочь. Несущие стены устояли, черные, все в золе. Я осторожно пробиралась среди обуглившихся обломков, составляя детальный план этих руин, отмечая степень обгорания, общий вид и карбонизацию обгоревших предметов. Поверхность предметов, попадавшихся мне на глаза, была разрисована черным и покрыта светлым пеплом, свидетельствующим о высоких температурах. На складе знакомо воняло горелым деревом, копотью, испорченной системной влагоизоляции. Чувствовались стойкие запахи разложившихся предметов. Был еще какой-то запах, но я не могла понять, что это. Возможно, это было связано с хранившимися здесь материалами. Когда накануне я разговаривала с Лансом Вудом по телефону, я попросила его представить инвентарную опись. Нужно будет посмотреть их, возможно, они помогут мне точно определить природу запаха. Нельзя сказать, что я была в восторге от того, что мне пришлось обследовать место пожара до беседы с ним, но выбора у меня, похоже, не было, так как он исчез. Может быть, он вернется на рождественскую вечеринку и там я смогу припереть его к стенке и потребовать свидания в понедельник утром.
В два часа дня я сложила свой блокнот и отряхнула джинсы. Мои теннисные туфли были почти совершенно белые от пепла, и я подозревала, что и лицо у меня все в грязи. Тем не менее я по праву гордилась проделанной работой. «Вуд и Варен» придется произвести некоторые подсчеты в интересах сторон, заключивших с ними контракты, и представить эти данные в «Калифорния Фиделити» вместе с моим ходатайством о предоставлении им страховки. Исходя из характера потери, я подозревала, что им выплатят пятьсот долларов в возмещение ущерба и дополнительную компенсацию за хранившиеся на складе материалы.
Вечеринка была в разгаре. Празднество сосредоточилось во внутренних помещениях, где на чертежном столе расположился графин с пуншем. Со столов все было убрано, и на них были видны тарелки с холодным мясом, сыром и крекерами, а также фруктовый пирог и домашнее печенье. Служащие компании, общим числом около шестидесяти человек, создавали ощутимую шумовую завесу. Атмосфера вечера становилась все более живой и непринужденной, по мере того как убавлялось пунша. Рождественские песни, обработанные в стиле регги, разносились из динамиков внутренней связи.
Все еще не было никаких признаков возвращения Ланса Вуда. Но на другом конце комнаты я заметила Хедер. Щеки ее порозовели от выпитого алкоголя. Терри Коулер поймал мой взгляд и пробрался ко мне сквозь толпу. Подойдя ближе, он наклонился к моему уху.
– Давайте-ка заберем вашу сумочку, пока все это не вышло из-под контроля, – сказал он. Я с готовностью кивнула и медленно двинулась вслед за ним через комнату секретарши в кабинет Ланса Вуда. Дверь была распахнута настежь, и рабочий стол Ланса представлял собой что-то вроде стойки бара. На нем стояли бутылки со спиртным, ведерки со льдом, пластмассовые стаканчики, и несколько человек, с комфортом расположившись в удобных креслах, угощались крепкими напитками. Мою сумочку засунули в узкую щель между шкафчиком для папок с делами и книжным шкафом, набитым всякого рода техническими руководствами. Я убрала фотоаппарат и блокнот и повесила сумочку на правое плечо. Терри вызвался принести мне стаканчик пунша, и после недолгих колебаний я согласилась. В конце концов, а почему бы и нет?
Моим первым побуждением было уйти сейчас же, как только я смогу найти благовидный предлог. Я вообще-то не очень хорошо чувствую себя в больших компаниях, тем более что в данной ситуации я никого из присутствующих не знала. Меня удерживало лишь ясное осознание того, что мне абсолютно некуда идти. Это вполне могло оказаться пиком моих рождественских празднеств, и я подумала, что можно было бы задержаться здесь и попробовать повеселиться. Я выпила немного пунша, угостилась сыром и крекерами, съела несколько пирожных, стараясь при этом улыбаться как можно дружелюбнее и вообще вести себя доброжелательно по отношению ко всем в комнате. В три часа дня, когда вечеринка подходила к своему апогею, я, извинившись, попрощалась и направилась к выходу. Я была уже почти у двери, когда меня кто-то окликнул по имени. Я повернулась. Ко мне по проходу двигалась Хедер, размахивая конвертом, на котором виднелись вытесненные реквизиты «Вуд и Варен».
– Как хорошо, что я все-таки поймала вас, – сказала она. – Кажется, мистер Вуд хотел вам передать вот это. Его неожиданно вызвали, понимаете. Это было у меня в корзине для исходящей документации.
– Спасибо, – я распечатала конверт и бросила взгляд на его содержимое: инвентарная опись. – Отлично, – сказала я, удивленная, что он все-таки вспомнил об этом в процессе исчезновения. – Я позвоню в понедельник и договорюсь с ним о встрече.
– Извините, что сегодня так получилось, – сказала она. – Счастливого Рождества. – Она помахала мне на прощание и двинулась назад, к своим веселящимся коллегам. Дверь была открыта, наружу вырывались в равной пропорции сигаретный дым и радостные возгласы. Ава Доэри наблюдала за нами. Ее взгляд, полный любопытства, был устремлен на конверт, который мне вручила Хедер и который я теперь запихивала в свою сумочку. Я вернулась к машине и поехала назад в город.
Паркуя машину возле офиса, я миновала дверь «Калифорния Фиделити», сделанную из затемненного стекла. Как и многие другие фирмы, в канун Рождества «Калифорния Фиделити» закрылась рано. Я отперла дверь моего офиса, положила папку на стол и проверила автоответчик. Затем я позвонила начальнику пожарного департамента, чтобы получить подтверждение информации, которая была в моем распоряжении, но его тоже уже не было на месте. Я оставила ему свой номер телефона и получила ответ, что скорее всего он не позвонит мне раньше понедельника.
К четырем часам я была дома и подняла разводной мост. Там я и провела весь уик-энд.
На Рождество я была одна, но грустно мне не было.
На следующий день было воскресенье. Я прибралась в квартире, купила кое-какой еды, выпила бессчетное количество чашек горячего чая и много читала.
В понедельник 27 декабря я снова впряглась в работу, предприняв отчаянную попытку, сидя за своим рабочим столом в унылом настроении, сколотить тем не менее из результатов моего обследования связный рассказ.
Зазвонил телефон. Я надеялась, что это миссис Брунсуик из банка хочет сообщить мне, что путаница с вкладом на пять тысяч долларов наконец прояснилась.
– Бюро расследований, Миллхоун, – сказала я.
– Привет, Кинзи. Это Дарси из соседней комнаты. Я просто хотела узнать, когда можно заскочить за той папкой.
– Дарси, еще только четверть одиннадцатого! Я работаю с ней, ясно? Пожалуйста, обратите внимание: никакой площадной брани. – Я знаю, на такие вещи она обижается.
– И вовсе не обязательно разговаривать со мной таким тоном, – сказала она. – Я сказала Маку, что доклад, скорее всего, еще не готов, но он говорит, что в любом случае сперва он хочет просмотреть папку.
– Просмотреть папку, прежде чем что?
– Не знаю, Кинзи. Как я могу знать? Я звоню тебе, потому что у меня на столе записка.
– Ах, записка. Так бы и сказала. Давай заходи за этой чертовой папкой.
Раздражение, как правило, не развивает интуицию. Какая бы очевидная проблема меня ни мучила, я не смогла бы уловить, в чем там дело, если Дарси при этом будет глядеть мне через плечо. Первым делом в это утро я заполнила бланк запроса в Департамент по предупреждению преступлений, связанных с требованиями страховки. Я хотела проверить с помощью компьютера прошлое Ланса Вуда. Может быть, когда-нибудь он уже требовал страховку в возмещение ущерба, причиненного пожаром. Этот вопрос меня очень беспокоил. Компьютерная проверка займет около десяти дней, но, по крайней мере, я буду спокойна. Я установила табулятор моей пишущей машинки, напечатала имя застрахованного, место, дату и время, когда произошел несчастный случай.
Когда Дарси пришла забрать папку, я сказала ей, не поднимая головы:
– Я отдала пленку в экспресс-фото по дороге сюда. Они напечатают ее после обеда. И мне пока что не удалось поговорить лично ни с Лансом Вудом, ни с начальником пожарного департамента.
– Я сообщу Маку, – холодно ответила она.
«Ну что ж, – подумала я. – В любом случае, она никогда не была моей подружкой».
Так как в бланке не было графы, куда впечатывались бы неясные подозрения и предчувствия, мое заключение было выдержано в нейтральном тоне. Закончив печатать, я вынула его из машинки, подписала его, проставила дату и отложила в сторону. Фотографии будут готовы только через час, так что я привела в порядок набросанный мною план склада и прикрепила его к заключению.
Зазвонил телефон. Теперь это был Энди.
– Вы не могли бы зайти в кабинет к Маку на несколько минут?
Я подавила в себе гнев, полагая, что не стоит огрызаться на управляющего отделом по выплате страховки «Калифорния Фиделити».
– Да, конечно, но фотографии будут готовы только через час.
– Мы понимаем. Принесите то, что уже готово.
Я повесила трубку, взяла заключение и план склада, заперла за собой дверь офиса и направилась в соседнюю комнату. Интересно, что, черт возьми, могло означать это самое «мы».
Как только я вошла в кабинет Мака, я поняла, что что-то происходит. Я знаю Маклина Вурхиса с тех пор, как я начала работать в «Калифорния Фиделити», вот уже почти десять лет. Сейчас ему уже за шестьдесят. У него худое мрачное лицо, редкие седые волосы, которые делают его голову похожей на пушистый одуванчик, большие, с висящими мочками уши, нос луковкой и маленькие черные глазки, выглядывающие из-под буйно разросшихся поседевших бровей. Кажется, что его тело было вылеплено в результате какой-то ошибки, такой он непропорциональный: длинные ноги, узкая талия, узкие плечи, руки, для которых вечно коротки рукава обычной рубашки. Он умен, работоспособен, скуп на похвалу, начисто лишен чувства юмора и к тому же глубоко верующий католик, что выразилось в тридцатипятилетнем браке и восьми взрослых детях. Я никогда не видела, чтобы он курил сигару, но он почему-то все время жует ее огрызок. В результате табачные пятна, покрывающие его зубы, делают их похожими на старый унитаз.
Я поняла, что у него неважное настроение, скорее не по выражению его лица, оно было не мрачнее обычного, но по Энди, стоящему слева от Мака. Мы с Энди не слишком-то ладим и при благоприятных обстоятельствах. В свои сорок два года он законченный подлиза, в любой ситуации пытающийся выглядеть хорошо. У него круглое лицо, воротничок всегда кажется слишком тесным, и вообще все, что связано с ним, меня раздражает. Некоторые люди так на меня действуют. В данную минуту он казался обеспокоенным и самодовольным одновременно и старательно избегал смотреть мне в глаза.
Мак пролистал папку. Он нетерпеливо взглянул на Энди:
– Вам разве нечем заняться?
– Как? Да, конечно. Я думал, вам понадобиться мое присутствие на этой встрече.
– Я позабочусь обо всем сам. Уверен, что у вас как всегда дел невпроворот.
Энди пробормотал что-то вроде того, что отправить его вон было замечательной идеей. Мак покачал головой, и, когда дверь закрылась, он тихо вздохнул. Я смотрела, как он перекатывает огрызок сигары из одного угла рта в другой. Он удивленно взглянул на меня, словно только что обнаружил, что я стою перед ним.
– Вы хотите мне что-то сказать по этому поводу?
Я рассказала ему о том, что мне было известно к этому времени, умолчав о том, что папка три дня провалялась на столе у Дарси, прежде чем попасть ко мне. У меня не было никаких причин ее выгораживать, однако в делах лучше не поливать грязью своих помощников. Я сказала ему, что есть еще две пленки и что я не производила никаких расчетов, но требование выглядит вполне обычным. У меня были сомнения относительно того, говорить или не говорить о моих подозрениях, но я отбросила эту мысль в процессе моей речи. Я еще не разобралась до конца, что же меня беспокоит, и чувствовала, что гораздо умнее будет придерживаться фактов.
Через тридцать секунд после начала моего выступления Мак нахмурился, но гораздо больше меня встревожила пауза, повисшая в комнате, когда я закончила говорить. Обычно Мак забрасывает подчиненных вопросами. Учиняет форменный допрос. Нечасто он сидит, уставясь в одну точку, как вот сейчас.
– Может, вы скажете мне, что происходит? – спросила я.
– Ты видела записку на обложке?
– Какую записку? Там не было никакой записки.
Он протянул мне бумагу и реквизитами «Калифорния Фиделити», шириной в пять дюймов и длиной дюйма три, всю покрытую витиеватым почерком Джуэл. «Кинзи… похоже на обман. Извини, нет времени на подробности, но ты все найдешь в заключении начальника пожарного департамента. Он просил тебя ему позвонить, если он сможет тебе чем-нибудь помочь. Дж.»
– Этого не было на папке, когда она попала ко мне.
– А отчет начальника пожарного департамента? Его тоже не было?
– Конечно был. Я его первым и прочитала.
У Мака был удрученный вид. Он протянул мне папку, открытую как раз на месте заключения пожарных. Я взглянула на знакомый бланк. Фактическая информация была такой, какой я ее запомнила. Кроме того там еще был текст, который я видела в первый раз в жизни. Начальник пожарного департамента Джон Дадли завершал свое заключение вполне серьезным утверждением, что есть все основания подозревать поджог.
О том же говорилось в вырезке из газетной статьи, которая теперь была подшита к делу.
Я почувствовала, что лицо мое горит, а тело охватывает холодок страха.
– Это не тот отчет, который я читала, – мой голос упал и звучал так, что я сама его еле узнала. Он протянул руку, и я отдала ему папку.
– Мне позвонили сегодня утром, – сказал он. – Сказали, что тебе было заплачено.
Я с удивлением уставилась на него:
– Что?
– Ты можешь что-нибудь сказать по этому вопросу?
– Полный абсурд. Кто это был?
– Давай пока оставим этот вопрос.
– Не надо, Мак. Меня обвиняют в преступлении и я хочу знать кто.
Он ничего не сказал, но его лицо как-то замкнулось, как это с ним бывает.
– Ну ладно, Бог с ним, – сказала я, решив уступить здесь. Я подумала, что лучше узнать историю, а потом уже позаботиться о персонажах. – Что же сказал этот анонимный собеседник?
Он откинулся на спину стула, пристально разглядывая холодный кружочек пепла на кончике сигары.
– Видели, как секретарша Ланса Вуда передала тебе конверт, – произнес он.
– Вранье. Когда?
– В прошлую пятницу.
У меня в голове мелькнул образ Хедер, окликающей меня, как раз когда я собралась уходить.
– Это была инвентарная опись. Я попросила Ланса Вуда подготовить бумаги, и он оставил их для меня в ящике для исходящей документации.
– Какая инвентарная опись?
– Она здесь, в папке.
Он пролистал ее и покачал головой. Мне тоже было видно, что в папке находятся лишь два или три листочка, прикрепленных к обложке. Не было ничего похожего на инвентарную опись, которую я сама подшила в дело. Он посмотрел на меня.
– А интервью с Вудом?
– Я не смогла с ним поговорить. Там у них что-то случилось, и ему пришлось уехать. У нас с ним назначена встреча на завтра.
– В котором часу?
– Ну, я еще не знаю. Я еще ему не звонила. Я хотела сперва напечатать заключение. – Против своей воли мне приходилось защищаться.
– Этот конверт? – в руке Мак был знакомый конверт с реквизитами «Вуд и Варен», только теперь на нем было наспех написано: «Надеюсь, этого будет достаточно на первое время. Действуйте согласно договоренности».
– Черт возьми, Мак? Неужели вы серьезно? Если бы я брала взятки, разве я оставила бы это в папке?
– Молчание. Я попыталась еще раз:
– Вы действительно думаете, что Ланс Вуд подкупил меня?
– Я ничего не думаю, пока мы в этом хорошенько не разберемся. Как в твоих интересах, так и в наших…
– Если я взяла деньги, то где они?
– Я не знаю, Кинзи. Сама скажи мне. Если тебе их дали наличными, то скрыть это было бы не так уж трудно.
– Что же я совсем дура, что ли? Круглая идиотка и Ланс Вуд тоже! Если бы он хотел дать мне взятку, думаете, у него хватило бы глупости положить деньги в конверт и написать на нем все как есть! Мак, это подстроено, ясно как божий день!
– Тогда зачем и кому это понадобилось? – Теперь он вроде бы обвинял меня. Похоже, он был искренне озадачен сложившейся ситуацией. – Кто решился бы на такие хитросплетения?
– Откуда мне знать? Может быть, я попала в расставленные сети. Может, их целью было скомпрометировать Ланса Вуда. Вы же знаете, я на такое не способна. Я принесу вам мои банковские счета. Можете проверить сколько у меня денег. Посмотрите у меня под матрасом, в конце концов… И тут я в растерянности замолчала.
Я видела, как движутся губы Мака, но не слышала, что он говорит. Я почувствовала, что дверца мышеловки захлопнулась за моей спиной, и кое-какие вещи стали выглядеть гораздо яснее. С утренней почтой я получила уведомление о том, что на мой текущий счет был сделан вклад в размере пяти тысяч долларов. Кажется, теперь я поняла, что это было такое.
ГЛАВА 4
Я упаковала свои вещи и папки с текущими делами. «Калифорния Фиделити» решила приостановить наши отношения до тех пор, пока дело о «Вуд и Варен» не «прояснится», что бы это ни значило. До обеда я должна была освободить помещение. Я связалась с телефонной компанией и попросила переадресовывать звонки на мой домашний номер, пока они не получат от меня дальнейшей информации. Я выдернула из розетки штепсель автоответчика и поставила его сверху на последний ящик картотеки, который я отволокла по лестнице вниз к машине. Меня попросили перед отъездом сдать ключи от офиса, но я проигнорировала это требование. Я не собиралась предоставлять кому бы то ни было доступ к плодам пятилетней работы. Я предполагала, что Мак не будет особенно настаивать, и уж навряд ли кто-нибудь возьмет на себя труд сменить замки. К черту их всех.
В любом случае, я умею открывать почти все замки.
Все это время я не переставала анализировать события и их последовательность. Дело «Вуд и Варен» лежало у меня на столе весь уик-энд, так что подменить заключение начальника пожарного департамента не составляло никакого труда. Все утро я работала со своими записями, не открывая папку, а значит, я не знала, была ли там инвентарная опись или уже нет. Возможно, я не заметила бы ее отсутствия, даже если бы и заглянула туда. На двери офиса и на двери балкона не было никаких следов взлома, но моя сумочка, а с нею и ключи в пятницу пролежали в офисе Ланса Вуда целых три часа. Кто угодно мог залезть в нее, взять ключи и изготовить дубликат. Моя чековая книжка была там же, и не обязательно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, как кто-то взял из нее бланк, заполнил его, положил в конверт вместе с пятью тысячами и опустил в щель автоматического приемника в моем банке.
Когда я выехала по направлению к «Вуд и Варен», мозги у меня выключились с легким щелчком под мощным воздействием адреналина. В тот момент, когда я поняла, что происходит, мой гнев улетучился и его сменил легкий холодок любопытства. Я почувствовала, как мои эмоции отключились и мой ум очистился от посторонних шумов, словно радио, которое наконец настроили на верную частоту. Кто-то очень сильно постарался, чтобы дискредитировать меня. Мошенничество со страховкой, это, черт возьми, очень серьезно и наказуемо двумя, тремя или четырьмя годами заключения в тюрьме штата. Нет, ребята, я не должна была допустить, чтобы это со мной произошло.
Хедер в изумлении уставилась на меня, когда я, практически не замедлив шага, пересекла ее комнату.
– Он у себя?
Она заглянула в свои записи со смущенным видом.
– У вас назначена встреча сегодня утром?
– Теперь уже да, – сказала я. Я постучала и вошла. У Ланса был Джон Залькович, инженер-химик, которому меня представили в прошлый раз. Они склонились над каким-то предметом, напоминающим гигантскую прищепку для подгузника, разглядывая его через увеличительное стекло.
– Нам нужно поговорить, – сказала я.
Ланс взглянул мне в лицо и затем сделал Зальковичу знак, видимо означающий, что они продолжат как-нибудь в другой раз.
Я подождала, пока дверь за ним закроется, и затем облокотилась на стол Ланса.
– Кто-то пытается засунуть кого-то в нашу, общую тыльную часть, – сказала я. Я рассказала ему всю ситуацию в деталях, не опуская ни одной подробности, не оставляя ему ни малейшего повода для возражения. Он все понял. Румянец сошел с его лица.
Он тяжело опустился на свой вращающийся стул.
– Господи, – сказал он, – я не могу в это поверить. – Я видела, что он просчитывает возможные версии, как это только что делала я сама.
Я пододвинула себе стул и села на него.
– Что за срочная необходимость заставила вас умчаться отсюда так быстро в пятницу вечером? – спросила я. – Это ведь имеет отношение к нашему делу, не так ли?
– Как это?
– Потому что, если бы мы с вами побеседовали, как я и собиралась, возможно, вы упомянули бы поджог, и таким образом я поняла бы, что заключение пожарного департамента – подложное.
– Позвонила моя домработница. Я нахожусь сейчас в процессе пренеприятнейшего развода, и Гретхен как раз появилась в доме с двумя дюжими молодцами и грузовичком. К тому времени, как я добрался туда, они освободили гостиную и принялись за кабинет.
– Достаточно ли у нее средств, чтобы заварить такую кашу?
– А для чего ей это нужно? В ее интересах, чтобы я был жив-здоров и зарабатывал как можно больше денег. Сейчас она получает шесть тысяч в месяц временного содержания. Меньше всего ей хотелось бы, чтобы я сел в тюрьму за мошенничество со страховкой. Кроме того, с марта этого года она была в Талсе.
– Или же она просто это утверждает, – сказала я.
– Если бы вы были знакомы с ней, вы не смогли бы выдвинуть против нее обвинение серьезнее, чем облизывание кончика карандаша каждый раз перед тем, как написать свое имя на бумаге.
– В любом случае, кому-то понадобилось вас скомпрометировать, – сказала я.
– А почему вы думаете, что их целью был я? Может, они охотились за вами?
– Никто не мог знать наверняка, что именно мне поручат вести это дело. Дела о пожарах раздаются практически наобум, тем, кто свободен в настоящий момент. Если бы им нужна была я, они бы действовали по-другому. Ведь не стали бы эти люди поджигать ваш склад, имея лишь слабую надежду, что этот случай поручат мне.
– Да, я думаю, вы правы, – сказал он.
– Тогда давайте подумаем. Что еще происходит в вашей жизни, помимо развода?
Он взял со стола карандаш и принялся вертеть его в руках, наподобие тамбурмажора. Затем он бросил на меня загадочный взгляд.
– У меня есть сестра, и она три месяца назад приехала из Парижа, ходят слухи, что она хочет управлять заводом.
– Эбони?
Он сделал удивленное лицо.
– Вы ее знаете?
– Не очень хорошо, но знаю, кто она.
– Она не одобряет мои методы ведения дел.
– Этого достаточно, чтобы организовать всю эту штуку?
Некоторое время он сидел, задумчиво глядя на меня, и затем потянулся к телефону.
– Я, пожалуй, позвоню своему поверенному.
– Я тоже, – сказала я.
Я вышла из «Вуд и Варен» и направилась в центр города.
Насколько мне известно, ведомство прокурора федерального судебного округа еще не было уведомлено и дела на меня тоже еще пока не завели. Для того чтобы получить ордер на арест, нужно заявление, подкрепленное фактами, в первую очередь подтверждающими, что было совершено преступление, и второе, что источник информации внушает доверие. Пока что все, что было у Мака, – это анонимный телефонный звонок и косвенные улики. Ему придется предпринять какие-то действия, чтобы раздобыть доказательства моей вины. Если обвинение будет подтверждаться, тогда «Калифорния Фиделити» получит право на юридическую защиту. Я предполагала, что они изучат все мои дела, случай за случаем, чтобы удостовериться, не было ли где-нибудь еще подозрительных эпизодов. Они также могут нанять частного детектива, чтобы тот занялся «Вуд и Варен», Лансон и, возможно, мной – вот свежая мысль. Интересно, как будет выглядеть моя жизнь под микроскопом тщательного профессионального анализа. Конечно же, всплывут эти пять тысяч. Я не совсем понимала, что лучше с ними сделать. Наличие этой суммы у меня на счету было само по себе достаточно компрометирующим, но, если бы я попыталась снять деньги, это выглядело бы много хуже.
Остаток дня я помню фрагментарно. Я разговаривала с Лонни Кингманом, криминалистом, с которым я как-то работала вместе. Ему едва за сорок, он похож на боксера: по крайней мере, его лицо, с нависшими бровями и сломанным носом. У него спутанные волосы, и его костюмы всегда слишком тесно обтягивают лопатки. Ростом он пять футов четыре дюйма и весит фунтов двести. Он поднимает тяжести в том же спортивном зале, что и я, и я видела, как он выполняет приседания со штангой на каждом конце которой, как ведра с коромысла, свисали диски по триста фунтов с каждой стороны. Он с отличием закончил юридический факультет в Стэнфорде, и он носит шелковые рубашки со своими инициалами, вышитыми на манжетах.
Юристы – это люди, которые безобиднейшим голосом сообщают вам вещи, от которых вам хочется вопить от ужаса и рвать на себе одежду. Они, точь-в-точь как доктора, видимо, считают себя обязанными познакомить вас в полной мере с теми ужасами, с которыми вам, может быть, придется столкнуться на том пути, которым движется ваша жизнь. Когда я рассказала ему, что происходит, он предложил мне два дополнения к обвинению в мошенничестве со страховкой: меня обвинят в сообщничестве с Лансом Вудом и будут судить как пособника при поджоге. Причем это дополнение он выдал мне, не вникая особенно в подробности дела.
Я почувствовала, что бледнею.
– Я не хочу выслушивать от тебя эти глупости, – сказала я.
Он пожал плечами.
– Это то, что пришло бы мне в голову, работай я у прокурора федерального округа, – произнес он небрежно. – Пожалуй, я могу добавить еще несколько пунктов, если ты посвятишь меня во все детали.
– Детали, черт тебя побери. Я никогда в жизни не встречалась раньше с Лансом Вудом.
– Разумеется, но можешь ли ты это доказать?
– Конечно, нет! Каким, интересно, образом?
Лонни вздохнул, видимо он уже представил меня в бесформенной арестантской одежде.
– К чертовой матери, Лонни, как происходит, что закон всегда на стороне твоего противника? Клянусь Богом, везде, куда ни бросишь взгляд, выигрывает тот, кто по-настоящему виновен. Что же мне теперь делать?
Он улыбнулся.
– Не так уж все и плохо на самом деле, – сказал он. – Мой тебе совет, держись подальше от Ланса Вуда.
– Каким образом? Я не могу сидеть сложа руки и ждать, что случится дальше. Я хочу узнать, кто все это подстроил.
– Я не говорил, что тебе не следует попытаться разобраться в этом. Ты же сыщик. Вот и расследуй это дельце. Но на твоем месте я бы был поосторожнее. Мошенничество со страховкой – это неприятная штука. Ты же не хочешь, чтобы тебя посадили за решетку с каким-нибудь еще более серьезным обвинением.
Я побоялась спросить у него, что он имеет в виду.
Я отправилась домой и разгрузила целый ящик с папками. Несколько минут у меня заняло расшифровать то, что было записано автоответчиком. Я позвонила Джону Роббу из розыска полицейского департамента Санта-Терезы. Находясь в расстроенных чувствах, я обычно редко звоню мужчинам. Я была воспитана в убеждении, что в наши дни женщина сама должна о себе позаботиться, чем я и занялась бы с удовольствием, если бы только знала, с чего начать.
Мы с Джоном познакомились полгода назад, когда я занималась одним делом. Наши дороги пересеклись не однажды, и последнее время это случалось у меня в постели. Ему тридцать девять, он грубоват, моралист, очень смешной, его легко сбить с толку! Короче, измученный жизнью мужчина с голубыми глазами, черноволосый. У него есть жена, которую зовут Камилла и которая обожает выгуливать чинным шагом их двух маленьких девочек, чьи имена я опускаю. Я пыталась игнорировать флюиды, возникшие между нами, так долго, как это было возможно, считая себя слишком умной, чтобы быть втянутой в интрижку с женатым человеком. Затем одним дождливым вечером я наткнулась на него по дороге домой после удручающей беседы с одним довольно враждебно настроенным субъектом. Мы с Джоном направились в бар, недалеко от пляжа, и выпили там. Затем мы танцевали под песенки старика Джонни Матиса, болтали, снова танцевали и заказывали спиртное. Где-то в районе «Двенадцатого из тех, что никогда не придут» от моей суровости не осталось и следа и я пригласила его к себе домой. Мне всегда было трудно сопротивляться словам этой проникновенной песенки.
