Текст книги "Убийца с нежными глазами"
Автор книги: Джейсон Сэтлоу
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 29 страниц)
ГЛАВА 17
Я откинулась на кровать, а Дарси сообщила мне детали происшедшего накануне. Энди прибежал в офис в десять часов утра очень возбужденный, Мак настоял на том, чтобы рабочие часы продолжались до пяти вечера, несмотря на то, что это был канун Нового Года. У Энди было совещание, назначенное на обеденное время, и встреча с одним из вице-президентов в два часа дня. По словам Дарси, Энди был просто в панике. Она попыталась подсунуть ему телефонные сообщения, которые поступили на его имя к этому часу, но он грубо оборвал ее, бросился к себе в кабинет и принялся засовывать в портфель личные вещи и телефонную книжку. Затем он исчез.
– На словах это звучит слишком нелепо, – сказала она. – Раньше он никогда ничего подобного не делал. И почему телефонная книжка? Я в ней уже искала и ничего не нашла, но что навело его на эту мысль?
– Может быть, он псих?
– Должно быть, так. Как бы то ни было, больше до окончания рабочего дня мы его не видели, и поэтому после работы я прыгнула в машину и поехала к нему домой.
– Ты поехала в Элтон?
– Ну да. Мне просто не понравилось все это. У него словно скипидаром было намазано, и мне очень захотелось знать, отчего же это. Его машины рядом с домом не было, и я подошла и заглянула в окно. В комнате был полный бардак, и вся мебель исчезла. Может быть, только вот карточный столик в гостиной остался.
– Это все, что у него было, – сказала я. – Похоже, что Дженис считает, что у него еще кое-что осталось, и требует большего.
– Она может требовать все, что она хочет, Кинзи, но парень исчез. Его сосед увидел, как я заглядываю в окно, и вышел спросить, что мне надо. Я сказала ему правду. Я сказала, что работаю с Энди и что мы обеспокоены, потому что он внезапно сорвался из офиса и не оставил никаких распоряжений касательно своих деловых встреч. Этот парень заявляет, что накануне утром Энди спустился вниз по лестнице и в руках его были два огромных чемодана. Возможно, это было в половине десятого. Наверное, он поехал прямо в офис, собрал свои вещи и был таков. Вчера вечером я звонила ему домой каждые два часа и сегодня утром тоже. Только автоответчик.
Я быстро обдумала ситуацию.
– В газетах появилось сообщение о смерти Олив?
– Только сегодня утром, а его к этому времени уже не было.
Я почувствовала прилив энергии, частью страх, и частью стремление немедленно взяться за работу. Я сбросила одеяло и перекинула ноги через край кровати.
– Мне нужно отсюда выбраться.
– А тебе разрешают вставать?
– Конечно. Нет проблем. Посмотри в шкафу, принес ли Дэниел сюда мою одежду. – Зеленого вечернего платья не было, возможно, оно погибло, разрезанное хирургическим инструментом вчера вечером в приемном покое, пропало и мое изящное нижнее белье.
– Постой, здесь только вот это. – Она показала мне мою сумочку.
– Отлично. Мы возвращаемся в дело. Если у меня есть ключи, значит, я могу ехать домой и переодеться. Я полагаю, ты на машине?
– А ты можешь уехать без разрешения доктора?
– Оно у меня есть. Она сказала Дэниелу, что они могут меня выписать, если он будет навещать меня время от времени, а он сказал, что будет.
Дарси с сомнением посмотрела на меня, видимо догадываясь, что мои слова были в некоторой степени выдумкой.
– О Господи, ну не думай же об этом, Дарси. Нет ничего противозаконного в том, чтобы выписаться из госпиталя. Это не тюрьма. Я здесь по доброй воле, – сказала я.
– А счет?
– Перестань занудствовать. Это оплачивается из моей страховки, так что я ничего им не должна. У них есть мой адрес, если им что-нибудь будет нужно от меня, они меня найдут.
Мне так и не удалось ее убедить, но она пожала плечами и помогла мне забраться в кресло на колесах и повезла меня по коридору по направлению к лифту. Какая-то сиделка уставилась на нас, когда мы проезжали мимо, но я помахала ей, и она, по всей видимости, решила, что не стоит беспокоиться.
Когда мы спустились вниз, Дарси одолжила мне свое пальто и, оставив меня в застекленном вестибюле, отправилась за машиной. Я осталась сидеть в чужом пальто, легких больничных тапочках с ридикюлем на коленях. Я точно не знала, что я собираюсь делать, если мимо вдруг будет проходить мой врач. Люди в вестибюле поглядывали на меня, но никто ничего не сказал. Вранье все это, что я больна. Работать мне надо, вот что.
В четверть четвертого я вошла к себе домой и почувствовала легкий запах заброшенности. Я отсутствовала всего сутки, но было такое ощущение, что прошло несколько недель. Дарси вошла следом за мной, и, когда она увидела, как у меня дрожат ноги, у нее на лице появилось виноватое выражение. Почувствовав минутную слабость, я присела на диван, затем поднялась и начала одеваться.
– Что теперь? – спросила она. Я натягивала свои голубые джинсы.
– Поедем в офис и посмотрим не оставил ли Энди чего-нибудь интересного, – сказала я.
Я надела свитер, сходила в ванную и почистила зубы. В зеркале на меня смотрела физиономия, изумленная отсутствием собственных бровей. Щеки выглядели так, будто они сгорели на солнце. Также присутствовало несколько ссадин и ожогов, но, в принципе, ничего страшного. Мне даже нравилось, что теперь у меня почти ничего нет там, где на лбу раньше были волосы. Я открыла аптечку и достала свои любимые безопасные ножницы. Я срезала пластырь со своей правой руки и сняла бинт. По-моему, выглядело вполне нормально, и вообще ожоги лучше заживают на свежем воздухе. Я взяла с собой болеутоляющее, так, на всякий случай, и небрежно махнула себе рукой. Самое страшное уже позади.
Я прихватила папку, которую я составила из содержимого эндиного помойного ведра, надела носки и теннисные туфли, взяла куртку и заперла шкаф снова. В Санта-Терезе бывает очень холодно после заката солнца, а я не знала, когда я вернусь домой.
Снаружи было больше похоже на август, чем на январь. Небо было чистое, солнце стояло высоко над головой. Ветра вообще не было, и тротуары превратились в источники солнечной энергии, поглощая солнечные лучи и отдавая тепло. Дэниела нигде не было видно, и я была этому очень рада. Он бы, без сомнений, не одобрил моего дезертирства из госпиталя. Я заметила свой маленький «Фольксваген», припаркованный за два дома до моей квартиры, и порадовалась тому, что у кого-то хватило ума отогнать его к моему дому. Сесть за руль я пока еще была не в состоянии, но было приятно узнать, что машина у тебя под рукой.
Дарси отвезла меня к офису. Транспорта на улицах почти совсем не было. Весь центр казался опустевшим, словно после ядерной войны. Стоянка тоже была пустой, если не считать несколько пустых бутылок, валявшихся возле киоска.
Мы поднялись по задней лестнице.
– Ты знаешь, что меня беспокоит? – спросила я у Дарси, когда мы поднимались.
Она отперла дверь и повернулась ко мне.
– Что?
– Допустим, мы считаем, что Энди виновен в участии в преступном заговоре. Действительно, похоже на то, хотя у нас и нет пока никаких доказательств, верно?
– Ну, в общем-то да.
– Я не могу понять, почему он согласился на это. Мы говорим о мошенничестве со страховкой на крупную сумму. Если он попадается, то для него все кончено. Что он должен был с этого иметь?
– Должно быть что-то, – сказала Дарси. – Если Дженис его действительно хорошо прижала, ему нужны были наличные.
– Может быть, – сказала я. – Это значит, что кто-то достаточно хорошо его знал, чтобы быть уверенным, что он согласится принять взятку. Энди всегда был засранцем, но я никогда не подумала бы, что он способен совершить нечестный поступок.
Мы добрались до стеклянной двери «Калифорния Фиделити».
– Что ты имеешь в виду? – спросила она, открывая дверь. Она включила верхний свет и бросила свою сумку на стул.
– Я и сама, честно говоря, не знаю. Может быть, было что-нибудь еще? У него самое подходящее положение для того, чтобы манипулировать требованиями страховки, но это все-таки такой большой риск. И почему такая паника? Что было не так?
– Возможно, он не ожидал, что Олив будет убита. Это что-то объясняет, – сказала она.
Мы вошли в кабинет Энди. Дарси с интересом наблюдала за тем, как я занимаюсь подробным обыском. Похоже было, что его папки с делами никто не трогал, но все его личные вещи исчезли: фотография детей, которая раньше стояла на его столе, его ежедневник в кожаном переплете, книга с адресами и телефонами и даже дипломы и награды, которые он получил несколько лет тому назад. Он оставил портрет Дженис, пять на семь, одна только голова, на котором хорошо просматривались ее пышные светлые волосы, лицо в форме сердечка и острый подбородок. Улыбаясь в объектив, она сохранила злобный вид. Энди закрасил ей черным один зуб и добавил волосики, растущие из носа. Расширив ей ноздри, он добился того, что она стала похожа на свинью. Великовозрастный Энди Мотика выражает свое мнение относительно своей же собственной жены.
Я села на вращающийся стул и оглядела комнату, прикидывая, как же мне его поймать. Куда он отправился и почему он сорвался так внезапно? Может быть, это он приготовил бомбу? Дарси сидела тихо, не желая перебивать мой мыслительный процесс.
– У тебя есть номер телефона Дженис? – спросила я.
– Да, у меня на столе. Хочешь, чтобы я позвонила и узнала, не знает ли она, где он?
– Давай так и сделаем. Придумай повод, если сможешь, и ничего ей не рассказывай. Если она не знает, что он скрывается, не будем ей этого говорить.
– Правильно, – сказала Дарси. Она пошла в секретарскую комнату. Я взяла папку, которую привезла с собой, и извлекла на свет божий ее содержимое. Было ясно, что у Энди серьезные денежные затруднения. Между требованием Дженис об уплате алиментов и счетами с красной и розовой кромкой он находился под сильным давлением, это точно. Я перечитала различные версии любовного послания к его возлюбленной. Должно быть, это все было как раз на Рождество. Может быть, он с ней и убежал.
Настольный календарь Энди на столе, два листочка с датами рядом, соединенные при помощи пружинок, так что они не морщились. Он забрал ежедневник, но эту штуку оставил. Видимо, он отмечал свои встречи и там, и там, чтобы его секретарша была в курсе его перемещений. Я пролистала всю неделю, день за днем, в пятницу двадцать четвертого декабря он обвел девять часов вечера и выписал заглавную букву «Л». Была ли это его возлюбленная? Я пролистала последние полгода. Буква «Л» возникала с неравными интервалами, и ребус не поддавался разрешению.
Я отправилась в секретарскую, захватив с собой календарь и свою папку.
Дарси разговаривала по телефону, насколько я поняла, с Дженис.
– Ага. Нет, я ничего об этом не знаю. Я это знаю недостаточно хорошо. Нет. А что говорит вам ваш адвокат? Думаю, что так, но не знаю, какая вам от этого польза. Вы знаете, Дженис, мне уже пора бежать. Тут ждут телефон. Ага. Я была бы вам очень благодарна и я тоже вам немедленно сообщу, если что узнаю. Я уверена, что он просто уехал на уик-энд и забыл об этом предупредить. Большое спасибо. Вам также. До свидания.
Дарси положила трубку и глубоко вздохнула.
– О Господи, эта женщина любит поговорить. Мне повезло. Я вовремя позвонила и получила кучу информации. Она волнуется. Он должен был вчера вечером заехать за детьми, но так у них и не появился. Она как раз собиралась ехать и отменять то, что у нее было намечено. Ни звонков, ни извинений, ничего. Она убеждена, что он смылся из города, и хочет звонить в полицию.
– Никакого смысла, если он отсутствовал меньше семидесяти двух часов, – сказала я. – Наверное, он где-нибудь с этой штучкой, по которой он так сходит с ума. – Я показала Дарси письма, которые я вынула из корзины.
Это было замечательно наблюдать, как выражение ее лица изменяется от изумления до отвращения.
– О Господи, ты дала бы ему пососать… э-э-э?…
– Сначала я приправила бы это мышьяком. – Дарси наморщила лоб.
– А сиськи у нее, видать, большие. Никак не может найти, с чем бы их сравнить.
Я заглянула через ее плечо.
– «Футбольные мячи», но он зачеркнул это. Видимо, недостаточно романтично. – Дарси засунула бумаги обратно в папку. – Возбуждает. Извини, шутка. Что теперь?
– Я не знаю. Он взял с собой записную книжку с адресами, но у меня есть вот что. – Я пролистнула календарь и продемонстрировала ей заглавные буквы, разбросанные по месяцам. Я увидела, как мыслительные жернова в голове у Дарси начали крутиться.
– Интересно, она когда-нибудь ему сюда звонила, – сказала она. – Наверное, да, как ты думаешь?
Она открыла правый верхний ящик стола и достала книгу, в которой отмечали телефонные звонки. Если кто-то звонил в офис, она отмечала дату, время, кто звонил и номер, по которому можно было перезвонить, записывая справа, что просили передать. «Пожалуйста, перезвоните». «Мы позвоним еще раз» или «Сообщение». Затем верхняя часть листочка отрывалась и вручалась адресату. Дарси перевернула страницу и оказалась на первом октября.
– Мы быстро ее найдем. Сравним звонки для Энди, с тем что написано у него в календаре, и получим повторяющийся номер без имени, все время звонивший за день или за два до Эндиных записей… если они означают то самое.
– У вас здесь есть телефонный справочник? – спросила я.
– Не думаю. Раньше был, но я давно уже его не видела.
– У меня в комнате был прошлогодний. Давай посмотрим, кто там под этим номером. Будем надеяться, что это не фирма.
Я достала из сумочки ключи, и мы с Дарси направились к моей бывшей комнате.
– Ты должна была сдать эти ключи, – с легким упреком произнесла она.
– Правда? А я и не знала.
Я отперла дверь и подошла к шкафу с папками дел, в нижнем ящике которого лежал телефонный справочник. Этот номер, по крайней мере год назад, принадлежал женщине по фамилии Уилдинг и по имени Лорейн.
– Думаешь, это она? – спросила Дарси.
– Я знаю, как это можно выяснить, – сказала я. Указанный адрес находился всего в двух кварталах от моей квартирки, ближе к побережью.
– Ты действительно настолько хорошо себя чувствуешь? Не думаю, чтобы тебе следовало так вот носиться.
– Не надо паники. Со мной все в порядке, – сказала я.
По правде говоря, мне было не так уж здорово, но мне не хотелось укладываться в постельку, пока я не найду ответ на несколько вопросов. Я работала на адреналине – вовсе не такой уж плохой источник энергии. Когда он иссякнет, я буду полной развалиной, но пока что самое лучшее для меня было продолжать движение.
ГЛАВА 18
Дарси высадила меня из машины. В ситуации, когда мне нужно кого-нибудь допрашивать, я предпочитаю работать одна, особенно если я не знаю, с кем придется иметь дело. С людьми легче управляться один на один: больший простор для импровизации и компромиссов.
Многоквартирное здание было в испанском стиле, возможно, построено в тридцатые годы. Красная черепичная крыша была теперь ржавого цвета, белая штукатурка на стенах стала кремовой. На фасаде виднелись группки птиц с длинными клювами и растения, больше подходящие для райских кущ. Двор тонул в тени огромной, словно башня, шестифутовой сосны. К крыше тянулся тис, весь усыпанный вдоль водосточного желоба ярко-красными цветами, похожими на испанский бородатый мох. Деревянные ставни, выкрашенные в темно-коричневый цвет, закрывали окна. На лоджии было явно прохладно, и оттуда пахло влажной землей.
Я постучалась в квартиру под литерой «Д». Машины Энди на улице не было, но все же оставалась вероятность, что он здесь. Я понятия не имела, что сказать, если он вдруг откроет дверь. Было уже почти шесть часов, я слышала запах готовящегося ужина, что-то с луком, сельдереем и маслом. Дверь открылась и я вздрогнула от изумления. Передо мной стояла его бывшая жена.
– Дженис? – произнесла я недоверчиво.
– Меня зовут Лорейн, – сказала она. – Наверное, вам нужна моя сестра.
Как только она заговорила, сходство начало исчезать. Ей должно быть, было за сорок, и ее красота только начала увядать. У нее были светлые волосы, такие же, как у Дженис, и такой же острый подбородок, но глаза ее были больше и рот тоже. И все тело. Она была одного роста со мной, может быть, фунтов на десять потяжелее, и было видно, где располагаются эти самые лишние десять фунтов. Глаза у нее были карие, она подводила их черным карандашом и приклеивала ресницы густо, как на кисточке. На ней были обтягивающие белые саржевые шорты и маленький топ. Когда-то ее ноги были красивой формы, но теперь они приобрели такой вялый вид, который обычно свидетельствует об отсутствии физической нагрузки. Ее загар выглядел искусственным, приобретенным в салоне красоты – на электрическом пляже.
Должно быть, Энди было как в раю. Я знала мужчин, которые влюбляются снова и снова в один и тот же тип женщин, но черты сходства обычно не так близки. Она была похожа на тень Дженис. Разница заключалась в том, что Лорейн была роскошна в тех местах, где бывшая миссис Мотика казалась меньше, суше и худее. Судя по письму Энди, Лорейн была свободнее в проявлении своих чувств, чем Дженис. Она делала с ним такие вещи, от которых его синтаксис принимался икать. Интересно, его роман с Лорейн начался до или после развода? В любом случае, эта связь была опасной. Если бы Дженис узнала о ней, она бы заломила еще большую цену. Мне вдруг пришло в голову, что это можно было бы использовать как рычаг, чтобы сделать сотрудничество с Энди еще более надежным.
– Мне нужен Энди, – сказала я.
– Кто?
– Энди Мотика, ваш зять. Я из страховой компании, где он работает.
– А почему вы приехали сюда? Они с Дженис разведены.
– Он дал мне этот адрес, на случай, если он мне понадобится.
– Правда?
– Чего бы еще я сюда приехала?
Она посмотрела на меня с подозрением.
– Вы хорошо знаете Дженис?
Я пожала плечами.
– Почти совсем ее не знаю. Видела ее пару раз на вечеринках и в фирме, еще до того, как они разошлись. Когда вы открыли дверь, я и приняла вас за нее, так вы похожи.
Она проглотила мои слова.
– Зачем вам нужен Энди?
– Он исчез вчера, и никто не знает, куда он отправился. Он вам что-нибудь сказал?
– В общем-то нет.
– Не возражаете, если я зайду? Может быть, мы все-таки сможем выяснить, что случилось.
– Хорошо, – сказала она неохотно. – Думаю, что ничего страшного. Он никогда не говорил мне, что давал кому-нибудь этот адрес.
Она отступила назад, и я последовала за ней в квартиру. Из маленькой, выложенной плиткой прихожей две ступеньки вели в большую гостиную. Квартира выглядела так, будто вся мебель была взята напрокат. Все было новеньким, красивым и бездушным. Маленькая, с фут, не больше, елочка, украшенная конфетами в ярких бумажках, стояла на стеклянном столике. Это было единственным признаком того, что было и прошло Рождество.
Лорейн выключила телевизор и указала мне на стул. Она тоже села, поддернув при этом свои шорты так, чтобы швы не врезались в самые интимные места.
– Откуда, вы сказали, вы знаете Энди? Вы у него работаете?
– Не совсем у него, но в той же компании. Когда вы видели его в последний раз?
– Три дня назад. В четверг вечером мы говорили по телефону. Он должен был забрать своих ребят на Новый год. Так что я увидела бы его только завтра, поздно, но он всегда звонит, что бы ни случилось. Когда сегодня утром он не позвонил, я поехала к нему домой, но его там не было. Что это он вам понадобился на Новый год?
Я держалась истины так близко, как только это было возможно, и рассказала ей, как он уехал в пятницу утром, не сообщив никому, куда он едет.
– Нам нужна одна его папка. Вы не знаете ничего о требовании, с которым он работал? С неделю назад на фирме «Вуд и Варен» был пожар, и я думаю, он работал с их документами.
Воцарилась напряженная тишина и между нами снова возникла стена.
– Что-то я вас не понимаю.
– Он вам об этом рассказывал?
– Как вы сказали ваше имя?
– Дарси. Я секретарь. Я думаю, я разговаривала с вами пару раз по телефону.
Она стала более официальной и подозрительной.
– Ясно, так вот, Дарси, он не говорит со мной о работе. Я знаю, что он предан компании и то, что он делает, он делает хорошо.
– О, конечно, – сказала я. – И его очень любят у нас, поэтому-то мы и были так обеспокоены, когда он исчез, никому не говоря ни слова. Мы думали, может быть, какие-нибудь семейные неприятности. Он ничего не говорил насчет того, что, может быть, уедет из города на несколько дней?
Она покачала головой. Судя по ее поведению, она все знала. Я также была уверена, что она ничем это не выдаст. Она сказала:
– Жаль, что я ничем не могу вам помочь, но он ничего мне не рассказывал. Я была бы благодарна вам, если вы позвоните, когда он объявится. Не очень-то приятно сидеть сложа руки и переживать.
– Я вас ни в чем не виню, – сказала я. – Вы можете связаться со мной по этому номеру, если вам понадобится, и если я что-нибудь узнаю, я вам сообщу. – Я написала на клочке бумаги имя Дарси и свой домашний телефон.
– Надеюсь, с ним ничего не случится. – Это было похоже на первое искреннее замечание, сорвавшееся с ее уст.
– Конечно, нет, – сказала я. Я была уверена, что что-то до смерти напугало его и он решил смыться.
Теперь у нее было несколько минут, чтобы обратить внимание на мое безбровое обожженное лицо.
– Ох, извините за нескромный вопрос, но вы что, попали в катастрофу?
– Газовый обогреватель взорвался прямо рядом со мной, – сказала я. Она издала несколько сочувствующих восклицаний, и, я надеюсь, что моя бесстыдная ложь не обернется для меня ничем плохим. – Извините, что пришлось побеспокоить вас в праздники. Я дам вам знать, если мы о нем что-нибудь узнаем. – Я встала, она тоже приподнялась проводила меня до входной двери.
Я шла домой улицами, на которые уже спустились сумерки, хотя было лишь пять часов пополудни. Зимнее солнце скрылось, и вместе с ним падала и температура воздуха. Я ужасно устала и втайне мечтала о больнице. Было что-то привлекательное в чистых белых простынях. Я также проголодалась и предпочла бы что-нибудь более питательное, чем ореховое масло с печеньем, которые меня ожидали.
Машина Дэниела стояла в углу дворика, возле моего дома. Я заглянула внутрь, почти ожидая увидеть его спящим на заднем сиденье. Я вошла в калитку и, обойдя здание, попала на задний дворик. Дэниел сидел на низеньком заборчике, отделяющем владения Генри от соседа справа. Дэниел, опершись локтями на колени, наигрывал какую-то грустную мелодию на губной гармонике, в этих ковбойских сапогах, джинсах и синей куртке он хорошо смотрелся бы где-нибудь в прерии.
– Давно пора домой, – заметил он. Он засунул гармонику в карман и встал.
– У меня была работа.
– У тебя всегда работа. Тебе нужно больше следить за собой.
Я открыла входную дверь и вошла, включив свет. Я швырнула сумку на стул и упала на диван. Дэниел прошел на кухню и открыл холодильник.
– Ты когда-нибудь вообще ходишь в магазин?
– Зачем? Я редко бываю дома.
– О Боже.
Он достал брусочек масла, несколько яиц и пакетик с сыром, таким старым, что по краям он был темным и на вид как пластмасса. Под моим пристальным взглядом он обыскал мои кухонные полки, собирая крохи съедобных продуктов. Я откинулась на спину, опершись головой на диван и вытянув ноги на табурет. Я только что закончила одну неприятную беседу и не могла скрыть приступ злости. Передо мной был человек, которого я когда-то любила, и хотя былых чувств уже не было, чувство какой-то близости осталось.
– Почему здесь пахнет немытыми ногами? – спросил он небрежно. Он уже резал лук своими проворными пальцами. Он и на пианино играет так же, с небрежной уверенностью мастера.
– Это мой воздушный папоротник. Мне его подарили в качестве домашнего животного.
Он взял в руки батон ветчины, подозрительно к нему принюхиваясь.
– Твердая, как вяленое мясо.
– Так дольше хранится, – сказала я. Он пожал плечами и бросил три оставшихся кусочка ветчины на сковороду, они упали, тихо звякнув.
– Вот что плохо, когда бросаешь наркотики, так кажется, что у еды все время паршивый вкус, – сказал он. – Стоит покурить немного, и пища самая лучшая, какая только бывает на свете. Очень помогает, когда ты на мели или путешествуешь.
– Ты действительно бросил это дело?
– Боюсь, что так, – сказал он. – И сигареты, и кофе. Я пью пиво иногда, но я заметил, что у тебя здесь его нет. Я даже ходил на религиозные собрания одно время, но наконец эти разговоры о высшей силе меня достали. Нет никакой силы выше, чем героин, можешь поверить мне на слово.
Я чувствовала, что отключаюсь. Он что-то мурлыкал себе под нос, мелодию, смутно знакомую, которая слилась с запахом яичницы и ветчины. Что может пахнуть лучше, чем ужин, который для тебя готовит кто-то другой?
Он осторожно потряс меня за плечо, я проснулась и увидела яичницу на подогретой тарелке у себя на коленях. Я поднялась, неожиданно почувствовав голод.
Дэниел сел по-турецки на полу, поддевая вилкой свою яичницу за разговором.
– Кто еще живет в доме?
– Мой домохозяин. Генри Питтс. Он сейчас в Мичигане.
– У тебя с ним что-то есть?
Я передохнула между двумя глотками.
– Ему восемьдесят один год.
– У него есть пианино?
– Ты знаешь, кажется, есть. Наверное, расстроено. Его жена играла.
– Я хотел бы попробовать его, если туда можно войти. Как ты думаешь, он не рассердился бы?
– Ничуть. У меня есть ключ. Ты сегодня хочешь это сделать?
– Завтра. Мне скоро нужно будет идти. На лицо ему упал свет, и я увидела морщины у него под глазами. Дэниел торопился жить, и годы оставили на нем свой отпечаток. Он выглядел измученным и похудевшим.
– Не могу поверить, что ты частный детектив, – сказал он. – Звучит просто дико.
– Это не намного отличается от работы в полиции, – сказала я. – Я не связана со всеми этими бюрократами, вот и все. Не ношу форму. И платят мне больше, но не так регулярно.
– И немного опаснее, не так ли? Не помню, чтобы тогда кто-нибудь пытался тебя подорвать, как вчера.
– Зато они пытались сделать что-то другое. Когда останавливаешь машины на улице, каждый раз думаешь: а вдруг машина краденая, а вдруг у водителя пистолет. Преступления на бытовой почве еще хуже. Люди пьют, колются. Как правило, им все равно кого уложить, тебя или кого-нибудь из своих. Когда стучишься в дверь, никогда не знаешь, чего ждать.
– Как ты оказалась связана с этим убийством?
– Начиналось совсем по-другому. Кстати, ты знаешь эту семью, – сказала я.
– Знаю?
– Вуды. Помнишь Басса Вуда?
Он ответил не сразу.
– Плохо.
– Это его сестру, Олив, убило.
Дэниел отставил тарелку в сторону.
– Басса Вуда – это его сестра? Я понятия не имел. Что, черт возьми, происходит?
Я вкратце изложила ему ход событий, то, что мне было известно. Если я работаю на клиента, я обычно никому ничего не рассказываю, но здесь я не видела в этом ничего плохого. Это всего-навсего я. Мне было даже приятно порассуждать вслух. Дэниел был хорошим слушателем, задающим как раз те вопросы, какие нужно. Было совсем как прежде, в старые добрые времена, когда мы часами разговаривали о том, что нам было интересно.
Наконец мы оба замолчали. Мне было холодно, и я чувствовала себя неуютно. Я потянулась за одеялом и накрыла себе ноги.
– Почему ты бросил меня, Дэниел? Я так и не смогла понять.
Он ответил очень нежно.
– Дело было не в тебе, малыш. Это не из-за нас с тобой.
– У тебя еще кто-то был?
Он неловко задвигался, постукивая вилкой по краю своей тарелки. Затем отложил вилку. Он вытянул ноги откинулся назад, на локти.
– Хотелось бы мне, чтобы ты не была нужна мне. Мне нужно было что-то еще, вот и все.
– Что?
Он посмотрел мне в глаза.
– Все. Все что угодно. Все, что только возможно.
– У тебя никогда не было чувства ответственности, верно?
Он отвел глаза.
– Нет. Поэтому мы были такой плохой парой. У меня никакого чувства ответственности, а у тебя слишком много.
– Нет, неправда. Если бы у меня было чувство ответственности, я бы столько не врала.
– Верно. Ложь. Теперь я припоминаю. Это у нас было общим, – сказал он.
Он снова посмотрел мне в глаза. Я похолодела от выражения его взгляда, пустой и ясный. Я помнила, как он был мне необходим. Я помнила, как глядела в его лицо и думала, что нет никого красивее его. Почему-то я никогда не ожидаю от своих знакомых какого-нибудь выдающегося таланта или способностей. Меня представили Дэниелу, и я тут же забыла о нем до того момента, когда услышала, как он играет. Тогда я посмотрела на него повнимательнее. Дэниел был женат на своей музыке, на свободе, на наркотиках и немного на мне. Именно на этом месте я стояла в его списке.
Казалось, от его кожи идет ощутимое сексуальное излучение, плывет по направлению ко мне, как дым костра, находящегося где-то далеко. Странная штука, но это так, когда спишь с мужчиной, с которым спала когда-то раньше, к нему не подходят старые правила. Производственная практика. Этот человек хорошо меня выдрессировал. Даже через восемь лет он все еще мог сделать со мной то, что ему удавалось лучше всего… он мог меня соблазнить. Я откашлялась, пытаясь сбросить с себя это настроение.
– Что у тебя с твоим психоаналитиком?
– Ничего. Она думает, что сможет привести меня в порядок.
– И это составная часть ее плана? Помириться со мной?
– Мы все ошибаемся. Это ее ошибка.
– Она влюблена в тебя?
– Сомневаюсь.
– Должно быть, еще не успела, – сказала я. На лице у него проявились ямочки, и он улыбнулся, но улыбка была ускользающей, недоброй, и я подумала, уж не задела ли я его больное место. Теперь он заволновался, поглядывая на часы.
– Мне нужно идти, – сказал он. Но собрал обе тарелки, ножи и вилки и отнес это все на кухню. Он обычно моет посуду сразу, когда готовит, так что ему немного оставалось сделать. В семь часов он ушел. Я услышала рев и скрежет машины, когда он завел мотор и поехал.
В квартире было темно. И ужасно тихо. Я заперла дверь на ключ. Приняла ванну, стараясь не мочить мои ожоги. Завернулась в одеяло и выключила свет. Проведя с ним время, я вызвала к жизни какие-то ископаемые чувства, следы былых эмоций, переживаний, ныне окаменевшие. Я изучала собственные ощущения, словно какие-нибудь образцы, из любопытства, не больше.
Быть замужем за наркоманом – это наибольшее приближение к абсолютному одиночеству. Добавьте к этому его хроническое непостоянство, и у вас получилась целая куча бессонных ночей. Есть среди них такие, что бродят и рыщут где-то ночи напролет, такие, которых не видишь очень долго. Лежа в постели, ты говоришь себе, что ты беспокоишься, как бы он опять не разбил машину, боишься, что он пьян или попал в тюрьму. Ты думаешь, что его переехали, ограбили или покалечили, что он вколол себе слишком большую дозу. На самом деле, ты боишься, что он у кого-то еще. Время идет. Время от времени ты слышишь, как подъезжает машина, но не его. К четырем утра у тебя в голове гремучая смесь из двух мыслей: ты хочешь, чтобы он пришел домой, и ты хочешь, чтобы его не стало.
