Текст книги "Убийца с нежными глазами"
Автор книги: Джейсон Сэтлоу
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 29 страниц)
ГЛАВА 13
Пока Олив хлопотала на кухне, я сидела в гостиной. Комната была очень симпатичной; наклоненные оконные рамы, отделка под орех, выложенный плитками камин, мебель, сделанная под старину, красного дерева, обтянутая камчатной тканью. Все было красным или грязно-розовым. В комнате стоял пряный запах, словно гвоздичный. Я не могла представить себе, как они вдвоем сидят здесь по вечерам и чем они занимаются. Если не считать тех предметов, что отдавали дань условностям и приличиям, не было никакого намека на то, что они читают или слушают музыку. Никаких свидетельств общих интересов. На журнальном столике лежал последний номер «Новостей архитектуры», но выглядел он как чистой воды бутафория. Я не была в своей жизни знакома с богатыми людьми, которые читали бы «Популярную механику», «В кругу семьи» или «Пути и дороги». Да если задуматься то я вообще не представляю, чем бы они могли заняться вечерами.
Олив вернулась через десять минут с подносом закусок и серебряным ведерком, где среди льда уютно примостилась бутылка вина. Ее поведение заметно изменилось после появления Терри. Она по-прежнему была в меру элегантна, но теперь ее манеры приобрели оттенок услужливости. Она суетилась с маленькими салфеточками, раскладывая их вокруг тарелки с закусками, которую она поставила с краю журнального столика. Она приготовила спелый инжир, начиненный пряным сыром, и охлажденные половинки вареных картофелин, украшенных сметаной и икрой. Интересно, если бы я назвала это своим обедом, наверное все мои потребности и пищеварительные нужды были бы удовлетворены?
Олив стремительно направилась ко встроенному бару и вынула оттуда несколько ликеров, таким образом у нас образовался выбор напитков. В комнате уже начинало темнеть и она включила две настольные лампы. Фалды ее юбки из черной тафты зловеще поскрипывали каждый раз, когда она делала шаг. Ноги у нее были очень мускулистые, и видно было, что высокие каблуки дают ее икрам возможность расслабиться.
Я оглянулась и увидела Терри, стоявшего в дверях, свежевымытого и уже одетого. Его глаза следили за Олив. Он поймал мой взгляд и улыбнулся улыбкой собственника. Похоже было, что ему не так просто угодить.
– Роскошный дом, – сказала я.
Олив обернулась и одарила меня ослепительной улыбкой.
– Благодарю, – сказала она.
– Садитесь, что же вы стоите, – сказал он.
– Не хотелось бы вас задерживать.
Терри нетерпеливо махнул рукой, так, будто беседа наша имела гораздо большее значение для него, чем предстоящий коктейль. Жест был похож на тот, которым сопровождают фразу, брошенную секретарше, приказывающую не соединять босса при возможных телефонных звонках. Наверное, это все ерунда… может быть, никто и не должен звонить… но это поднимает посетителя в собственных глазах.
– Он никогда не упустит шанс поговорить о делах, – сказала Олив. Она подала ему мартини и взглянула на меня. – Что ты будешь пить?
– Белого вина, если можно.
Под моим взглядом она открыла бутылку, налила себе и потом мне. Она протянула мне мой стакан, сбросила туфли и присела на кушетку, поджав под себя ноги. Она теперь казалось мягче и не такой эгоистичной. Роль жены-хозяюшки ей на удивление подходила. Она была женщиной, созданной для того, чтобы смиряться и баловать «своего мужчину». Образ, кажущийся несколько устаревшим в мире деловых женщин и многодетных матерей.
Терри присел на подлокотник, разглядывая меня с осторожным интересом. Он, собственно, вел весь разговор – положение, к которому, он, похоже, давно привык. Его темные глаза придавали узкому лицу задумчивое выражение, но, впрочем, в целом он производил довольно приятное впечатление. Он только один раз, и то как бы случайно, прикоснулся к своим усам. Я встречала мужчин, которые постоянно поглаживают растительность на лице, словно это для них последнее напоминание о младенческих пухлых щечках, мягких и нежных.
– Ланс сказал мне, что кто-то попытался тебя подставить, – сказал он. Он съел половинку картофелины и передал мне тарелку.
– Похоже на то, – сказала я и взяла инжирину. Райское блаженство почувствовала я во рту.
– Что ты хочешь от нас?
– Для начала мне хотелось бы кое-что узнать об Аве Доэри.
– Об Аве? Ладно. Но какое она имеет ко всему этому отношение?
– Она была там, когда я приезжала на экспертизу. Она видела, как Хедер передавала мне конверт с инвентарной описью, который после этого исчез.
Он отвел взгляд, и я увидела, что он продумывает свой ответ, прежде чем заговорить.
– Насколько я знаю, Ава чиста как младенец. Усердна, честна, предана компании.
– А Ланс? Какие у нее с ним отношения?
– Ни разу не слышал, чтобы они разговаривали на повышенных тонах. Он-то как раз ее взял на работу, когда стало ясно, что нам необходим администратор.
– Как давно это было?
– Наверное, года два-три назад, – сказал он и взглянул на Олив, сидевшую рядом. – Как ты считаешь? Я все точно говорю?
Олив пожала плечами.
– Ну, я бы не сказала, что она без ума от него. Она считает, что Ланс слишком много суетится вместо того, чтобы делать дело, но я не думаю, чтобы она стала строить против него козни.
Олив передала мне поднос с закусками. Я подумала, что попробовать что-нибудь еще было бы просто восхитительно, выбрала себе половинку картофелины и отправила ее в рот.
– А кто бы стал, – спросила я, слизывая сметану с большого пальца. Черт возьми, это было хорошо. Если бы они на минуточку вышли из комнаты, я бы все съела.
Казалось, они оба были в затруднении.
– Да ладно вам, у него должны быть враги. Кто-то хорошо постарался, – сказала я.
Терри сказал:
– Сейчас я не могу никого припомнить, но можно подумать. Может быть, мы кого-нибудь и назовем.
– Что вы можете сказать мне про инженера, который совершил самоубийство?
– Хью Кейс, – сказала Олив. Терри выглядел удивленным. – А что-то вы вдруг об этом? Мне только сегодня днем звонила Лида Кейс.
– Правда? – спросила я. – И что же она имела вам сказать?
– Дело не в том, что она сказала, а в том, как она это преподнесла. Она была совершенно вне себя и визжала как сумасшедшая. Сказала, что я виноват в его смерти.
Олив посмотрела на него с недоверием.
– Ты? Что за ерунда? С чего это она взяла?
– Понятия не имею. Похоже было, что она была пьяна. Несла какой-то бред. Вопила, сквернословила.
– Забавно, – сказала я. – Она что, здесь, в городе?
Терри покачал головой.
– Она не сказала. Звонок был издалека, судя по звуку. Где она живет?
– Кажется, в Далласе?
– Я так понял, что она собирается прилететь. Хотите с ней поговорить, если она объявится?
– Да, пожалуй, – сказала я, из осторожности опуская тот факт, что я встречалась с Лидой накануне вечером. Мне она совсем не показалась сумасшедшей, и к тому же она ни разу не упомянула имени Терри.
Олив нервно завозилась у себя на кушетке.
– Как раз к Новому году все соберутся. – Она взглянула на Терри. – Я говорила тебе, что сегодня вечером Басс приезжает?
Его лицо исказилось гримасой раздражения.
– Я думал, он на мели. Надеюсь, не ты оплатила ему билет.
– Я?! Естественно, нет. Эбони посылает ему деньги, меня ты на этом не поймаешь, – заметила она. И затем, обращаясь ко мне: – Мы с Бассом поцапались на прошлый День Благодарения, и с тех пор не виделись. Он слишком много выступает по поводу дел, которые его не касаются. Я считаю его отвратительным типом, он обожает меня примерно в той же степени.
Терри посмотрел на часы, и я поняла это как намек.
– Мне, наверное, не стоит вас задерживать, если вы торопитесь в гости, – сказала я.
– Боюсь, мы не слишком тебе помогли, – сказала Олив.
– Не волнуйтесь. У меня есть источники информации. Просто дайте мне знать, если будет что-нибудь важное.
Я оставила свою визитку на журнальном столике. Терри пошел проводить меня до двери, а Олив, извинившись, вернулась за своей шубой. Он проводил ее взглядом до дверей спальни.
– Я не хотел говорить этого при Олив, – сказал он, – но Лида Кейс до смерти меня перепугала.
– Каким это образом?
– Мне не хотелось бы нервировать Олив, но эта женщина действительно угрожала мне. Не думаю, что это имело какое-то отношение к Лансу, иначе бы я так прямо вам об этом сказал. Это что-то другое. Я точно не знаю, что именно, но она действительно была вне себя.
– Чем она вам угрожала? – спросила я.
– Ни с того, ни с сего она спросила меня, сколько лет мне исполняется в будущем году. Я не понял, к чему она клонит, но когда я ответил, что сорок шесть, она сказала: «Не верьте этому». И засмеялась, как настоящая ведьма. У меня от этого смеха просто кровь в жилах застыла. Не верю, чтобы она это серьезно, но, Господи, такими вещами не шутят.
– И вы не имеете представления, почему она вам вдруг позвонила?
– Я не виделся с ней много лет. Со дня смерти Хью, как мне кажется.
– Я слышала, были какие-то сомнения по поводу того, как он умер.
– Я тоже это слышал, и я не знаю, что и подумать.
– Вы хорошо его знали?
– Не сказал бы, что мы были близки, но мы работали вместе. Наверное, лет пять или около того. Он никогда не производил впечатления человека, способного совершить самоубийство. Конечно, никогда не знаешь, что может сделать человек в экстремальной ситуации.
– Экстремальной ситуации?
– Лида пригрозила, что может уйти от него. Хью был очень хороший парень, но слишком сильно от нее зависел, и, я думаю, это выбило у него почву из-под ног.
– Почему она хотела от него уйти? В чем там было дело?
– Я не знаю всех подробностей. Ланс может знать. Снова появилась Олив с белой шубкой, накинутой на плечи, зеленое платье – под мышкой. Мы с Терри оставили тему Лиды Кейс. Он никак не отреагировал, когда она отдала мне платье. Может быть, Олив часто отдает людям одежду. Мы вышли из дома втроем, занятые светской беседой.
К тому времени было совсем темно и ночь была прохладной. Я включила обогреватель в своей машине и направилась в Монтевелло Биледж заплатить за телефон и заодно позвонила Дарси домой. Я хотела заехать к ней по дороге к дому. Но она сказала мне, что Энди долго работал в этот день и поэтому у нее не было возможности обыскать его кабинет. На следующее утро она должна была быть на работе рано и обещала позвонить, если что-нибудь появится.
Я повесила трубку и тут только поняла, как я устала. Я, прямо скажем, плохо поспала прошлой ночью, и короткий сон, который мне удалось урвать сегодня утром, не принес никакого облегчения. Я отправилась домой. Повернув на свою улицу, я увидела машину Дэниела и его в ней прямо напротив моей квартиры. Я припарковалась и вылезла из машины. Даже в темноте я видела его, развалившегося на переднем сиденье, задравшего ноги на приборную панель, как и прежде. Я как раз открывала калитку, когда он опустил стекло.
– Могу я с тобой поговорить?
Я почувствовала вспышку раздражения, но усилием воли мне удалось ее подавить. Не люблю быть стервой, и не хотелось признаваться самой себе, что он все еще может привести меня в бешенство.
– Хорошо, – сказала я, подошла к машине и остановилась в шести футах от нее. – В чем дело?
Он сгруппировался и наполовину высунулся наружу, опираясь локтем на открытую дверь. Бледный свет уличных фонарей скользнул по его скулам, посеребрил бледное облако его волос.
– У меня кое-какие неприятности, – сказал он. На его лицо падали тени, скрывавшие такую памятную голубизну его глаз. Удивительно, как это после восьми лет разлуки мне было больно даже просто находиться в его обществе.
Я подумала, что самым безопасным было бы повторить имеющуюся информацию без комментария.
– У тебя неприятности, – сказала я.
Воцарилась тишина, в течение которой, как я понимаю, я должна была осведомиться о происхождении его проблем. Я сжала зубы и терпеливо ждала.
Он скорбно улыбнулся.
– Не беспокойся. Я не собираюсь просить у тебя денег и не буду лезть тебе под юбку.
– Ты очень успокоил меня, Дэниел. Чего ты в таком случае хочешь? – Я опять вернулась к своему стервозному тону, но, честное слово, я не могла удержаться. Нет ничего, что могло бы разозлить меня в большей степени, чем человек, который когда-то манипулировал моими эмоциями как ему вздумается и который не прочь это повторить. Я все еще помню этот заряд, который существовал в пространстве между нами на ранней стадии наших отношений. Электрические токи сексуального напряжения, пронизывающие, казалось, самый воздух, которым мы дышим. Только через много лет я поняла, что большую часть этой энергии вырабатывала я одна, из своих собственных потребностей.
Может быть, поэтому я чувствовала к нему такую неприязнь, оглядываясь назад. Я все еще ненавидела самое себя за то, что я была такой дурехой.
– Мне нужно где-нибудь скинуть мои колеса.
– Какие колеса?
Он нетерпеливо пожал плечами.
– У меня с собой акустическая гитара, которая стоит две тысячи долларов, которую я не могу просто оставить на заднем сиденье, потому что замок на этой машине, которую я взял напрокат, сломан. У меня ее просто уведут, если я брошу ее на сиденье.
– Ты что, вез эту гитару аж из Флориды?
– Я думал, что найду здесь, как повеселиться. Деньги у меня есть.
– А что случилось с твоим другом? Я думала, тебя кто-то сюда привез. Почему ты не отвезешь гитару к своему другу? Или это женщина? Кажется, я никогда не задавала тебе таких вопросов.
– Да нет, это парень, – сказал он. – Проблема заключается в том, что он не живет в городе. Он ехал, собственно, в Сан-Франциско, и это оказалось по дороге, и он не вернется до воскресенья, до вечера. Поэтому мне пришлось взять машину напрокат.
– Где ты остановился? У тебя что, нет комнаты?
– Я как раз это обдумываю. В городе все забито из-за праздников. А я даже на заправочной станции не могу вылезти из машины, не прихватив с собой все свое добро. Это дня на два, не больше.
Я смотрела на него испытывающе.
– У тебя все время что-нибудь такое происходит, тебе известно об этом? У тебя все время проблемы, и ты все переминаешься с ноги на ногу в надежде, что кто-нибудь вытащит тебя из того дерьма, в которое тебя угораздило вляпаться. Попробуй Армию Спасения. Подцепи женщину на улице. Тебе это будет нетрудно. Или продай свою чертову гитару. Почему ты ко мне приперся?
– Ни почему, – мягко сказал он. – Я просто прошу о маленьком одолжении. Что ты делаешь из мухи слона?
У меня кончился завод. Подобные сцены происходили между нами и раньше, и он никогда не слышал, что я ему говорю. Я могла бы поберечь связки. Я могла бы выполнить его просьбу, и все бы на этом кончилось. Возможно, впрочем, что это был лишь замысловатый повод продолжить наши отношения.
– Ладно, – сказала я. – Никакого слона. Можешь припарковать свою бандуру здесь в уголке, до воскресенья, но потом убирайся ко всем чертям.
– Конечно. Нет проблем. Спасибо.
– Я предупреждала тебя, Дэниел, если у тебя здесь что-нибудь намечается в пределах шести кварталов от моего дома, я вызову полицию.
– Я же сказал тебе, я чист, как новорожденный младенец. Последи лучше за собой.
– Замяли, – сказала я. Я слишком хорошо знала его, чтобы не беспокоиться по этому поводу, потому что он меня тоже хорошо знал.
ГЛАВА 14
Я приняла пару таблеток снотворного и уснула как убитая. Глубокий сон без сновидений успокоил мои взвинченные нервы и вернул мне хорошее расположение духа. Я встала в шесть часов, готовая совершить пробежку как обычно. Во дворе не было и следа Дэниеловой машины. Я сделала несколько упражнений на растяжку возле забора и направилась к бульвару Кабена.
Я получила от бега ни с чем несравнимое удовольствие. Небо было жемчужно-серого цвета, с розоватым оттенком. Справа от меня темно-серое море с гулом накатывало на песок, оставляя за собой снежные хлопья пены. Пристань отражалась в поблескивающих лужах, которые оставались в песке, когда волна откатывалась назад. Казалось, море способно заглушить крики птиц у меня над головой. Это был последний день года, и я бежала, переполненная чувством оптимизма, которое всегда приносит наступающий новый год. Конечно же, я придумаю, что с этим со всем делать: с подозрениями Ланса и Мака, с неожиданным явлением Дэниела у меня на пороге. Я была жива и здорова, в хорошей физической форме. В понедельник Рози снова откроет свою забегаловку. Через шесть дней домой вернется Генри. У меня есть зеленое платье, подарок Олив, и может быть, приглашение на Новый год, если она, как я надеялась, не забудет. Я пробежала свои обычные три мили и, перейдя на шаг, направилась к дому.
Я приняла душ и переоделась в джинсы, надеясь провести утро дома. К этому времени было семь часов – слишком рано, чтобы кому-нибудь звонить. Я съела свои овсяные хлопья и выпила две чашки кофе, почитывая «Лос-Анджелес Таймс». Гитара Дэниела лежала в углу, немым свидетельством его возникновения в моей жизни, но я большей частью не обращала на нее внимания.
Дарси позвонила в семь тридцать пять из «Калифорния Фиделити». Она тщательно обыскала кабинет Энди и ничего не нашла.
– Черт, – сказала я. – А пишущая машинка? Я надеялась, что мы найдем машинку, на которой был отпечатан подложный пожарный отчет, но дома у него ничего такого не было.
– Может быть, он держит ее в машине.
– А, мне это не нравится. Посмотрим, смогу ли я проверить эту версию. А ты тем временем не теряй бдительности. Может быть, что-нибудь и всплывет. Энди каким-то образом замешан в этом деле, это точно. Нам пригодилось бы узнать, с кем он знаком в «Вуд и Варен». Ты проверила его телефонную книжку?
– Бесполезно. Он знает всех этих ребят, потому что это его работа. Ему нужно, чтобы номера были под рукой. Но я все равно посмотрю. Может быть, еще что-нибудь обнаружу. – И она повесила трубку.
В восемь часов я позвонила Лиде Кейс в Техас. Ее соседка по комнате сказала, что в городе ее нет и вполне возможно, что она в Калифорнии, но соседка не была уверена в этом. Я оставила свой номер и попросила ее передать Лиде, чтобы та позвонила мне, если вдруг объявится.
Я позвонила своей подружке из кредитного бюро, но та была в отпуске до понедельника. У меня было чувство, что весь день теперь так и пойдет. Это был канун Нового года. Как и в канун Рождества, фирмы закрывались рано и люди уже в полдень срывались с работы домой. В десять мне позвонила Олив сообщить, что у нее действительно будет небольшая новогодняя вечеринка.
– В основном родственники и несколько близких друзей, – сказала она. – Половина из тех, кому я звонила, уже отказались, потому что у них было что-то спланировано. Ты свободна? Мы будем очень рады тебя видеть, если ты ничего не планируешь другого на этот вечер.
– Конечно, ничего, – сказала я. – Я с удовольствием приду. – Мне вовсе не светило сидеть одной в новогоднюю ночь. Я побаивалась, что в этом случае даже Дэниел может показаться вовсе не таким уж непривлекательным. – Может, что-нибудь принести?
– Вообще-то мне может понадобиться помощь, – сказала она. – Я отпустила экономку на выходные, так что мне самой предстоит со всем этим управиться. Лишняя пара рук не помешает.
– Повариха из меня паршивая, но резать и мешать я смогу. Во сколько?
– Как насчет половины пятого? Я как раз вернусь из супермаркета. Эш обещала подойти к пяти. Все остальные будут в семь. Будем сидеть, пока хватит еды и питья.
– Отлично, – сказала я. – Зеленое платье пойдет?
– Я думаю, да. Ведь это моя вечеринка. Так что можешь надеть эту чертову тряпку.
Я набрала номер Ланса. Мне не хотелось выступать инициатором контакта, но мне нужно было знать его версию истории Хью Кейса. Когда он взял трубку, я выложила ему, что я уже знала. Тишина на том конце провода была зловещей.
– Ланс?
– Я здесь, – сказал он. Он тяжело вздохнул. – О Господи, я не знаю, что с этим делать. Что вообще, черт возьми, происходит? Я слышал еще тогда, говорили, что она думает, я замешан в этой истории. Это неправда. Это абсолютно неверно, но я не могу этого доказать. С чего бы мне это делать? Что бы я мог выиграть, убив его?
– Разве он не уходил из компании?
– Да нет же. Он поговаривал об уходе. Он сказал, что хочет начать собственное дело. Он даже подал заявление, но папа позвонил ему, они долго разговаривали. Папа предложил сделать его вице-президентом. Повысил ему жалование, и он был на седьмом небе от счастья.
– Когда это было?
– Не знаю. Дня за два до его смерти.
– Вас это не поразило?
– Поразило. Она клялась, что он не мог совершить самоубийство, и я согласился. У него никогда не бывало депрессии, и он только что заключил такую выгодную сделку. Каким-то образом она вбила себе в голову, что это я его убил. Я и мухи не обижу. Поверьте мне. Кому-то очень нужно убрать меня из дела.
– Кстати, вы ничего не слышали о «Калифорния Фиделити»?
Его голос изменился.
– Ага, вчера. Они передают дело в полицию.
Я ощутила слабость в желудке.
– Правда? У них что, недостаточно улик, чтобы открыть дело?
– Не знаю. Надеюсь, что нет. Слушайте, мне нужно поговорить с вами с глазу на глаз, и я не могу сделать это здесь. Это важно. Мы не могли бы как-нибудь встретиться?
Я сказала ему, что я буду у Олив, и мы условились там побеседовать. Я не горела желанием быть замеченной в его обществе, но он настаивал, и я подумала, что хуже, чем есть, мое положение стать не может. Я никогда не страдала излишней конспиративностью, и мне до смерти надоело вести себя так, как следовало в моей ситуации. Беспокойство тяжестью лежало у меня на сердце. Мне нужно было отвлечься.
Я выехала в город и купила себе пару туфель на высоких каблуках. По мере развития событий мое беспокойство и волнение стало радостным возбуждением. Проведя всю неделю как затворник, я поняла, что во мне еще пока сохраняются некоторые социальные импульсы. Возможно, они залегают глубоко, похороненные под глубоким пластом осторожности, но тем не менее они – часть меня. Мое отношение к Олив сделалось благосклонным, несмотря на то, что лишь вчера еще ее обращение казалось мне высокомерным и снисходительным. Кто я такая, чтобы судить ее? То, как она живет в этом мире, меня не касается. Она заполняет свою жизнь теннисом и покупками, но время от времени она занимается и благотворительностью, чем я, например, похвастаться не могу. Она была права в одном: все зло в жизни от изгоев и тех, кто считает, что с ним несправедливо обошлись. Довольные жизнью люди, как правило, не подделывают чеки, не грабят банков и не убивают своих сограждан.
Я подумала было сходить в тренажерный зал, но решила, что не стоит. Я не занималась со вторника, но мне было наплевать. Я улеглась на диван и проспала большую часть дня.
В три часа я надолго погрузилась в ванну с пеной. Вообще-то я налила туда жидкости, которой мою посуду, но пены было хоть отбавляй. Я помыла голову и для разнообразия даже расчесала волосы. Я раскрасила лицо чем-то, что у меня проходило за косметику, и затем нырнула в белье и шелковые чулки. Платье было обалденное, и оно сидело на мне великолепно, совсем как то черное на Олив предыдущим вечером. Мне никогда не доводилось примерять все эти роскошные женские штучки. После того как погибли мои родители я воспитывалась незамужней теткой, которая также не была специалистом по всем этим вещам. Я проводила дни своего детства с игрушечными пистолетами и за книгами, обучаясь самодостаточности, что очень ее радовало. К тому времени, когда я добралась до старших классов, я была девочкой, на которую школа махнула рукой, а к моему последнему году в школе я водилась с дрянными мальчишками, которые сквернословили и курили наркотики. Это были две вещи, которым я научилась в довольно юном возрасте. Несмотря на то, что я была социальным уродом, моей тетушке удалось вложить в меня набор определенных жизненных ценностей, которые в конце концов и возобладали. Закончив школу, я начала исправляться и теперь я, за исключением нескольких пунктов, примерный гражданин своей страны. В душе я всегда была мерзкой маленькой моралисткой. Частные расследования – это мой способ проявить эту черту.
В половине пятого я стояла у двери Коулеров, слушая, как эхо от моего звонка разносится по всему дому. Похоже было, что никого нет дома. В почтовом ящике была втиснута почта, на коврике лежала газета и пакет, обернутый в коричневую бумагу. Я посмотрела в одну из стеклянных полос, украшавших парадную дверь с обеих сторон. В холле было темно и в глубине дома никаких огней не было видно. Видимо, Олив еще не вернулась из супермаркета. Из-за угла дома появилась кошка в своем длинном белом меховом пальто и со скучающим лицом. Почему-то она казалась мне девочкой, но впрочем, откуда мне знать? Я произнесла какие-то кошачьи фразы. На кошку они не произвели никакого впечатления.
Я услышала автомобильный сигнал. Электронные ворота откатились в сторону, и во двор въехал белый «Мерседес 380». Олив помахала мне, и я направилась к парковочной площадке. Она вылезла из машины и обошла ее, направляясь к багажнику. Она выглядела классно в своей белой шубе.
– Прошу прощения, что опоздала. Ты давно ждешь?
– Минут пять.
Она открыла багажник и извлекла оттуда сумку с зеленью и пыталась вынуть вторую.
– Давай-ка я помогу.
– Ох, спасибо. Терри должен быть с минуты на минуту со спиртным.
Я взяла сумку и заодно подцепила другую. В багажнике было еще две, и еще две виднелись на переднем сиденье.
– Господи, сколько народу ты пригласила?
– Человек сорок. Будет весело. Давай эти отнесем, а Терри справится с остальным. Нам еще столько всего предстоит сделать!
Она подошла к входной двери, я следовала за ней. Раздался шорох шин по гравию, и во двор въехал Терри в серебристом «Мерседесе Седане». «Хорошая, должно быть, машина», – подумала я. Ворота закрылись. Я подождала, пока Олив достанет почту и засунет пачку писем в сумку с зеленью. Она подняла газету, сунула ее туда же и взяла пакет.
– Тебе помочь? Я могу взять что-нибудь еще.
– Все в порядке. – Она положила пакет сверху сумки, придерживая его подбородком, пока искала ключи от входной двери.
Кошка пробиралась к подъездной дорожке, подняв распушенный хвост вертикально вверх. Я услышала, как звякнули бутылки, когда Терри поставил свои сумки на камень. Он взялся за садовый шланг, оставленный садовником, намереваясь его убрать.
– Когда-нибудь шею себе сломаем, – сказал он.
Олив отперла дверь и толкнула ее. Зазвонил телефон. Я посмотрела, как она бросила пакет на столик в холле.
То, что произошло потом, произошло слишком быстро, чтобы это можно было понять. Была вспышка света, вспышка, наполнившая мое поле зрения, словно солнце, за которой появилось огромное облако белого дыма. Откуда-то посыпалась шрапнель, распространяясь со страшной скоростью. Огненный шар, казалось, перекатился через порог подобно стене воды, наступающей при прорыве плотины, языки пламени лизали траву. Все, что попадалось на его пути, из зеленого делалось черным. В то же самое время меня подняло на воздух каким-то непонятным гулом очень низкой частоты и играючи перебросило через двор. Я обнаружила, что сижу, опираясь спиной о ствол дерева, будто тряпичная кукла, босая, и пальцы ног у меня торчат вверх. Я видела, как мимо меня пролетела Олив, будто ее кто-то подбросил, описывая в воздухе забавную дугу, которая опустилась у забора, где она и упала на землю грузной кучей. У меня перед глазами все поплыло и затем прояснилось, сердце захлебываясь билось в груди. Мой мозг, онемевший от изумления, отказывался воспринимать что-либо, кроме запаха пороха, едкого и острого.
Взрыв оглушил меня, но я не чувствовала ни страху, ни удивления. Эмоции слишком сильно зависят от понимания происходящего. А пока я регистрировала факты в сознании, в них не было никакого смысла. Умри я в этот момент, я не почувствовала бы ни капли сожаления, и теперь я понимаю, каким облегчением является неожиданная смерть. Это было голое ощущение, без каких бы то ни было суждений, оценок и выводов.
Передней стены дома не было, а там, где раньше стоял в холле столик, зиял кратер. Холл был открыт свежему воздуху, окружен обломками обожженного дерева и пластика и весело полыхал. Большие хлопья бледно-голубого и бледно-коричневого цвета спускались с неба, трепеща, как падающий снег. По всему двору была разбросана разнообразная съедобная зелень, пахло солеными огурчиками, маринованным луком и скотчем. Ко мне вернулись зрение и слух, но оценочный механизм не хотел работать. Я не могла понять, что произошло. Я не могла вспомнить, что было минуту назад и как это было связано с предыдущими событиями. Вот передо мной изменившаяся картина мира, но почему так?
Из перемены в освещении и в том, как оно поступало к моим органам зрения, я догадалось, что моих ресниц и бровей больше нет, еще я поняла, что у меня местами опалены волосы и много небольших ожогов. У меня из носа текла кровь, кровь текла и из ушей, где боль была нестерпимой. Слева от меня был Терри, рот которого совершал какие-то движения, но слов не было слышно. Его что-то, видимо, ударило по голове, и кровь текла по его лицу. Похоже было, что ему больно, но кино было немым, звук заело. Я повернулась посмотреть, где Олив.
Охваченная минутным замешательством, я подумала было, что вижу кучу разорванных на куски лисиц и что их окровавленные тельца лишь подтверждают то, что она говорила мне вчера. И ведь верно, думала я, на воле этих зверюшек разрывают на куски каждый божий день, яркие красные пятна, беспорядочно разбросанные по белому меху, казались оскорбительными и совершенно не к месту. Затем я, естественно, поняла, на что я смотрю. Взрывом распотрошило ее тело, открыв моему взгляду куски окровавленной плоти, желтоватый жир и вывернутые кости вдоль позвоночника. Я закрыла глаза. К этому времени запах пороха был перекрыт запахом горелой древесины и паленого мяса. Я осторожно попыталась осознать, что, собственно, случилось.
Олив, должно быть, мертва, но с Терри все в порядке, и в какой-то момент я даже подумала, что он сейчас подойдет и поможет мне встать. Никакой спешки, подумала я. Мне пока что неудобно. На дерево можно опереться, и это хорошо, потому что я устала. Я небрежно поинтересовалась, где могут быть мои туфли. Я почувствовала какое-то движение, и, когда я снова открыла глаза, я увидела испуганные лица склонившихся надо мной людей. Я не знала, что им сказать. Я уже забыла, что происходит, кроме того, что я замерзла.
Наверное, еще прошло какое-то время. Люди в желтых комбинезонах направляли наконечники шлангов на дом, водяные сабельки прорубались сквозь огонь. Вокруг меня собрались люди с обеспокоенными лицами, и губы их двигались. Это было смешно. Казалось, они не понимают, что не произносят ничего. Такие серьезные, такие суетящиеся и такие настойчивые. Их губы и зубы двигались безо всякого видимого результата. Затем я лежала на спине, глядя на ветви деревьев, проносящиеся через мое поле зрения, по мере того как меня уносили прочь. Я снова закрыла глаза, надеясь, что мир перестанет лететь с такой скоростью, прежде чем меня стошнит. Несмотря на огонь, меня знобило.
