Текст книги "Квартирный вопрос"
Автор книги: Джейн Уэнхем-Джонс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц)
Глава 3
Я чувствовала себя так, как будто почва уходит у меня из-под ног. Я не могла ни есть, ни плакать. Я сидела в полном оцепенении, боясь пошевелиться. Боясь сделать хоть бы шаг или вздохнуть. Как только я пыталась сдвинуться с места, боль возвращалась…
Найджел обнял меня. Даже в эту трудную минуту он не мог не приставать ко мне, как обычно, пользуясь тем, что я была не в состоянии оттолкнуть его. Я взяла банку «Нескафе», чтобы приготовить кофе.
– Мартин просто сошел с ума. Как он мог бросить тебя?! – воскликнул Найджел, пытаясь засунуть палец за ворот моей футболки. – Но я уверен, что он вернется.
Я прислонилась головой к кухонному шкафу и разрыдалась.
– Я не хочу, чтобы он возвращался, – буркнула я, потому что все так говорят в подобных случаях. На самом деле я не знала, чего я хочу.
– Знаешь, что тебе сейчас нужно? – спросил он и на всякий случай засмеялся. – Хороший секс! У тебя сразу же поднялось бы настроение.
Я хорошо относилась к Найджелу, что бы ни говорил о нем Мартин. Хотя я должна была признать, что Мартин был во многом прав. Найджел тоже часто раздражал меня. Меня выводил из себя прежде всего его эгоизм. Высморкавшись в кухонное бумажное полотенце, я взглянула на него.
– Наверное, ты прав. А как поживает Глория? Найджел бросил на меня ошеломленный взгляд. Его изумило то, что на этот раз я не поставила его на место. Но он, как всегда, быстро пришел в себя, лихорадочно соображая, означают ли мои слова то, что я наконец сдалась и готова дать ему прямо сейчас, на кухонном столе.
– У Глории все отлично, – радостно сообщил он.
Удивительно, что Глория до сих пор не развелась с Найджелом. В свои тридцать четыре года он уже успел сколотить и потерять по крайней мере три состояния, два раза обанкротиться и создать себе репутацию сладкоречивого пустомели. Даже его деловые партнеры по строительному бизнесу считали его пустозвоном. Однако Глория любила его. Она была улыбчивой пухленькой блондинкой и всегда сочувственно смотрела на менеджеров банков, у которых возникали трудности из-за задолженностей ее мужа или из-за жалоб инвесторов, не разделявших взгляды Найджела на то, что такое долгосрочные обязательства. Лишь однажды Глория потеряла самообладание. Это случилось, когда судебные приставы приехали, чтобы отбуксировать трейлер, в котором перевозился пони ее шестилетней дочери. Малышка разразилась горькими слезами, увидев, что он направился не на спортивную площадку клуба, а совсем в другую сторону. Но даже тогда Глория проявила удивительную сдержанность, она не подавала вида, что злится на мужа, до позднего вечера, когда между ними возник небольшой неожиданный спор, и она, уже не в силах совладать с собой, огрела его по голове сковородкой фирмы Ле Крезе так сильно, что Найджелу пришлось наложить пять швов на рассеченную бровь.
Найджел говорил, что во всем было виновато предменструальное состояние Глории и что прилетевший из Джерси специалист прописал ей успокаивающее лекарство. Но я знала, что Глория вновь обрела душевный покой совсем по другой причине. Жалкий вид хныкающего в углу, побитого Найджела доставил ей огромное удовольствие. Кроме того, она взяла под свой контроль банковские счета и лишила мужа возможности пользоваться золотой кредитной карточкой. С тех пор их дела пошли в гору, и Найджел, конечно же, вновь взял кредит.
– На что ты теперь будешь жить? – спросил он меня, бренча ключами от новенького «порша», и давая понять, что уж он-то в таких вещах человек опытный.
– Не знаю, – ответила я, избегая говорить на эту тему. – Мартин выплатил ипотечный кредит.
– Ну, тогда все в порядке, – сказал Найджел. – Не беспокойся, теперь ты…
– …теперь я понимаю, что не смогу выкупить у него свою долю, и дом останется в нашей совместной собственности. А это значит, что рано или поздно я должна буду продать его и отдать Мартину причитающуюся ему часть денег, или где-то достать средства и выкупить у него дом, а где я, черт возьми, достану деньги, если я не работаю?! – Когда передо мной в полный рост вставала эта проблема, я чувствовала, как меня охватывает паника. – Мне еще повезло, что его мать была так любезна умереть и оставить ему наследство, иначе я сейчас вообще оказалась бы на улице, – прибавила я, злобно воображая себе, как эта старая карга отбрасывает копыта.
– И сколько он получил? – поинтересовался Найджел, у которого всегда загорались глаза, когда речь заходила о наследстве. Он очень сожалел, что у него не было богатых родственников.
– Ему хватило на выкуп ипотеки, и еще немного осталось.
Мне было неприятно говорить на эту тему с Найджелом. Я знала, что Мартин скорее умрет, чем признается кому-нибудь, сколько у него денег, не говоря уже об общей сумме наследства, полученного от его драгоценной матери.
– Знаешь, ты ведь на самом деле, – настаивал Найджел, – можешь претендовать на половину наследства.
Я покачала головой.
– Нет, у меня нет никаких прав. Его мать поставила себе цель в жизни сделать так, чтобы я не получила ни пенса. Она сдалась и написала завещание лишь тогда, когда поняла, что мы не будем жить вместе. Старая карга перевернулась бы в гробу или явилась бы сюда, если бы узнала, что ее деньги пошли на выкуп ипотечного кредита за этот дом. Мартин поступил как порядочный человек…
Я замолчала, чувствуя, что ненавижу своего бывшего мужа.
– У меня есть хорошая идея, как заработать деньги, – сказал Найджел. – Я давно уже хотел поделиться с тобой своими замыслами. Не думай, пожалуйста, что теперь, когда Мартин ушел от тебя, мы прекратим все деловые отношения или у нас возникнут отношения другого рода.
Пока я размешивала растворимый кофе в кружках, Найджел снова обнял меня за талию.
У нас никогда не было деловых отношений, если, конечно, не считать то, что Мартин вложил однажды пять тысяч фунтов в покупку Найджелом бунгало, трех гаражей и половины строительного участка, которые Найджел потом продал самому себе, совершая какой-то хитроумный юридический маневр с помощью изворотливого адвоката, с которым он был знаком еще с бойскаутских времен. По словам Найджела, эта сделка, совершенная в течение нескольких часов, должна была принести нам пятнадцать тысяч фунтов прибыли, но произошло что-то непредвиденное, и нам пришлось ждать шесть месяцев, прежде чем мы получили четыре тысячи тридцать пять фунтов вместо наших пяти тысяч. Мартин, гордящийся своей деловой хваткой и глубоким знанием мировых рынков, так и не сумел оправиться после нанесенного ему удара. Ведь эта сделка поставила под сомнение его способность здраво рассуждать и принимать правильные решения. Бедного Найджела, который когда-то был его закадычным другом и собутыльником, Мартин звал с тех пор не иначе, как «придурок» или – с того злополучного Рождества, когда я напилась и уснула в чулане под лестницей, по которой через некоторое время спустился туда Найджел, – «твой дружок».
Найджела ранило подобное отношение со стороны Мартина, и он изо всех сил доказывал, что ни в чем таком не виноват, ссылаясь при этом на Глорию, которая, по его словам, могла поручиться за него.
Теперь он деловито чертил планы комнат на чистом листе бумаги, вырванном из моего блокнота.
– Тони, агент, дал мне наводку, – промолвил Найджел и, допив кофе, подмигнул мне. – Этого дома даже еще нет на рынке. Работы были почти доведены до конца, но у этого типа кончились деньги. Ты не должна чувствовать себя виноватой перед ним, – поспешно добавил он, зная мою склонность терзаться угрызениями совести. – Он тот еще фрукт – постоянно избивает свою жену.
И Найджел грустно покачал головой, сожалея о том, что не все мужчины в мире такие же порядочные люди, как он.
– Все будет отлично, – продолжал он. – Было бы неплохо, если бы ты получила ссуду в банке. Но я, конечно, войду с тобой в долю, затраты разделим пополам. Я рассчитываю получить прибыль в пятьдесят процентов от вложенных средств, которые могут составить пятнадцать – двадцать тысяч. Нам надо будет сделать в квартирах косметический ремонт, заменить пару душей и оборудовать заново несколько кухонь. Каждая из трех квартир принесет нам четыре сотни в месяц, то есть в общей сумме – тысячу двести. Вычтем из этой суммы семьсот фунтов на уплату долга, останется пятьсот, то есть двести пятьдесят фунтов в месяц на каждого, прибыль просто из ничего.
Ну а если у нас будет двадцать квартир, то ты сможешь накупить себе столько косметики, сколько захочешь, правда?
– В прошлом году я почти ничего не заработала, – сказала я. – У меня нет ни работы, ни мужа, и Мартин забрал мою кредитную карточку «Барклиз банка». Кто даст мне ссуду?
– Да кто угодно! Возьми кредит под залог дома. Тебе дадут его беспрекословно. Правда, по нему придется выплачивать более высокий процент, но зато такую ссуду можно оформить сроком на десять лет. Я уже переговорил с нужными людьми.
Найджел достал калькулятор и начал что-то подсчитывать.
– У меня нет никаких источников дохода.
– Положись на меня, – с беспечным видом сказал Найджел. – Не беспокойся о деталях нашего плана. Тебе нужно только надеть юбку покороче и накраситься, а я устрою встречи с нужными людьми. Ты получишь деньги, а я заключу сделку, которая даст нам необлагаемый налогами доход. Вы с Глорией будете получать по четыре тысячи фунтов в год чистыми, а потом мы расширим дело, вложив в него больше денег. Это будет грандиозно!
– Найджел, идиот, что ты за хреновину городишь?!
– Ну вот видишь, ты и развеселилась!
Глава 4
Джульетта умеет рассмешить меня. Юмор для нее – отдушина, она живет на грани безумия, и потому мы хватаемся за все смешное, как за спасительную соломинку. Мы висим на ней с двух концов. И если Джульетта падает, я стараюсь вытащить ее из пропасти. Иначе она может увлечь меня за собой.
Джульетта, которая всегда испытывала возбуждение, общаясь с находящимися в кризисном состоянии людьми, пыталась расспросить меня о том, что я чувствую, и поймать мой взгляд. Подобный способ контакта с собеседником ей рекомендовали на дневных психологических курсах, которые она усердно посещала.
– Я не хочу говорить об этом, – заявила я, раскладывая купленные продукты, так что Джульетте приходилось водить глазами между сумок, чтобы поймать мой взгляд. – Со мной все в полном порядке. Не случилось ничего такого, что бы выбило меня из колеи. Так что, будь добра, перестань, хватит с меня расспросов мамы.
Улыбнувшись, Джульетта села.
– Ты отказываешься общаться, – сказала она. – Знаешь: развод – это особая форма тяжелой утраты и человек переживает свое горе в несколько этапов.
– Я пока не развожусь, – сказала я, чувствуя легкую тошноту от трех съеденных на пустой желудок шоколадок «Кит Кат», – и я сыта по горло всей этой псевдопсихологической галиматьей. Перестала бы ты лучше читать все эти дурацкие книжки и занялась собой.
В глазах Джульетты промелькнуло знакомое выражение. Мои слова рассердили ее.
– «Перенесение» – так называется этот психологический феномен, – промолвила сестра. – Я тоже испытывала нечто подобное, когда Сид ушел от меня. Ты помнишь, как я кричала на билетершу в «Виктории»? Я не могла остановиться, а потом разрыдалась. Это все потому, что он напоминал мне папу.
Джульетта улыбнулась.
– У тебя всегда глаза на мокром месте, – хмуро сказала я, – и, ради бога, не впутывай сюда папу. – Я открыла холодильник и проверила его содержимое. – На самом деле я чувствую себя великолепно. С каждым часом я обнаруживаю все больше преимуществ в незамужней жизни.
Я повертела в руках сверток с беконом.
– Мартина больше нет и не надо держать в холодильнике жалкие останки дохлой свиньи.
– Ты стала вегетарианкой? – с надеждой в голосе спросила сестра.
– Конечно, нет. Кстати, ты ведь тоже не вегетарианка, поэтому не начинай этот разговор.
– Я ем только цыпленка и тунца.
– Когда ты жила с Сидом, ты ела крольчатину и козлятину.
– Сид таким образом пытался вернуться к своим деревенским корням. Для него это был путь обретения матери.
– Сид был психопатом, способным со спокойной душой съесть собственную мать!
Мои слова вывели Джульетту из себя. У нее задрожал подбородок, и она, всхлипнув, размотала рулон бумажных кухонных полотенец.
– Марлена говорит, что я позволяю тебе обижать меня, потому что до сих пор живу сложившимися в детстве стереотипами, – дрогнувшим голосом промолвила она. – Я всегда находилась в твоей тени…
О боже! Я уже не раз слышала это! Я продолжала освобождать холодильник, сосредоточившись на своем занятии и стараясь не обращать внимания на ворчание Джульетты.
Я была увлечена своим делом. Теперь, когда холодильник был в моем полном распоряжении, я могла осуществить свою давнюю мечту и попытаться разбогатеть, сделав прорыв в области диетологии. Меня всегда ужасала мысль о том, что кто-то опередит меня в этом деле и успеет нажиться на пришедшей мне в голову идее, прежде чем я напишу книгу о новом способе похудания.
Книга должна была называться «Диета одной полки». Моя идея была блестящей и в то же время очень простой. Мне казалось удивительным то, что я первой додумалась до нее.
Суть такова: чтобы похудеть, надо выбрать одну полку в холодильнике и положить на нее продукты, общая калорийность которых составляет ровно тысячу калорий – ни больше ни меньше.
И вы целый день должны питаться только ими. Там были еще и другие правила, конечно. Чтобы вам физически невозможно было съесть что-то, кроме того, что лежит на той полке. Прелесть этой идеи заключается в том, что вы планируете все заранее. Все рассчитано на день вперед, у вас не возникает никаких искушений, и вы не чувствуете себя обделенным или лишенным чего-то, потому что продукты у вас под рукой, они ждут вас. Вам достаточно только открыть холодильник.
«Так! – воскликнете вы. – Что бы мне сейчас съесть? Яблоко или батончик „Марс"?»
И вы к своей радости убедитесь, что до отхода ко сну вы можете полакомиться еще тремя вареными яйцами, четырьмя кусочками «Ривиты» и баночкой сардин. Что касается меня, то я решила распланировать свой рацион питания на всю неделю, слегка нарушив диету бутылочкой «Фраскати». Вино стояло в ячейках на двери холодильника. Я купила продукты, в которых в общей сложности содержалось семь тысяч калорий, и должна была, по моим расчетам, питаться ими до следующего вторника. За это время я надеялась немного похудеть.
Когда я примусь за книгу, я опишу, конечно, различные комбинации продуктов ежедневного рациона и (или) предполагаемое содержимое холодильника на неделю вперед. Таким образом, в книге должно было содержаться четыреста семнадцать страниц (триста шестьдесят пять плюс пятьдесят две). Я надеялась, что супермаркеты купят у меня лицензию на продажу специальных продуктовых наборов, составленных в соответствии с рекомендациями моей книги. С их помощью покупатели без труда наполнили бы свои холодильники, сэкономив время на подсчет калорий и составление списка продуктов. Это был бы выход для тех бедняжек, чьи мужья-обжоры и отвратительные детишки заполняют холодильники собственной мерзкой жратвой. Сидящая на диете женщина могла бы спокойно есть продукты со своей полки, самодовольно наблюдая за тем, как толстеют ее дети и умирает от сердечной недостаточности ее муж.
Я не была уверена, что видеоролики пойдут так же хорошо, но если бы десяток книг, шесть видеороликов, доходы от продажи лицензий на использование моей идеи в различных областях под лозунгом «Откажись от сливочного масла, и твои ноги станут стройными», принесли мне миллионов сто – тут уж я уверилась бы, что на что-то в этой жизни способна.
Джульетта тем временем заговорила о том, с каким отвращением она выполняла в детстве задания по немецкому языку и как это никого не волновало. В конце концов ей, однако, наскучило ныть, и она, вдруг замолчав, заглянула мне через плечо.
– Зачем ты кладешь в холодильник «Ривиту»? – удивленно спросила она.
У меня не было никакого желания посвящать Джульетту в свой замысел. Она из тех женщин, что готовы вывалить полный запас своих ложных воспоминаний хоть на кассиршу в супермаркете. Доверся я ей, моя идея вскоре станет известна всему городу. Я пробормотала что-то в том духе, что низкие температуры способствуют сохранению витаминов, хотя знала, что теперь Джульетта наверняка, придя домой, сразу же положит все продукты в холодильник. Одновременно я подсчитывала в уме, сколько шоколадных пальчиков я могу позволить себе съесть в неделю, если в каждом содержится тридцать две калории.
Вскоре я решила, что могу съедать четырнадцать шоколадных печеньиц за пару дней, – для точного подсчета требовался калькулятор, но я не хотела возбуждать любопытство Джульетты и остановилась на десяти шоколадных пальчиках, поздравив себя с тем, что, согласно моей схеме, кроме них я могла съесть еще некоторое количество продуктов, в которых содержалось 6 680 калорий, и после этого выглядеть просто потрясающе. Толстые не правы, когда утверждают, что стать худым – вовсе не означает обрести счастье. Когда ты стройна, ты выглядишь просто фантастически, и это вдохновляет тебя, а когда ты толстуха, то ты выглядишь просто толстухой. И это заставляет тебя чувствовать себя несчастной.
Я – толстуха. Так сказал Мартин.
Мне нужно было срочно похудеть, и не только потому, что так считается: когда твой брак разваливается, а ты ходишь вперевалку, у тебя меньше шансов вызвать к себе интерес и сочувствие, чем когда ты на глазах слабеешь от голода. Просто я, если запущу себя, могу выглядеть действительно ужасающе.
Таким образом, я добивалась двух целей: я хотела а) подцепить красивого богатого мужчину и б) потрясти Мартина. Увидев, как привлекательно и сексуально я выгляжу, он сойдет с ума от того, что я теперь с другим человеком, а он увяз в отношениях с этой дурой Шэрон.
Я не могла понять, почему уже не начала худеть. Ведь в последние дни я забыла о том, что такое обеды и ужины. Вот уже семьдесят два часа я сидела на красном вине и арахисе и поэтому надеялась, что сброшу лишний жир. Поделившись своими соображениями с Джульеттой, я услышала в ответ, что в пакете с орешками, который я съела в ее присутствии, содержится тысяча пятьсот калорий. Порой я ненавижу свою сестру.
– У меня снова начинается булимия, – сказала я, зная, что это вызовет у нее зависть, а также объяснит то, почему я накупила столько еды.
Она вздохнула, а я тем временем задумчиво взглянула на новый пакетик с орешками, рассуждая о том, что мне лучше съесть сегодня – еще немного арахиса или три маленьких баночки бобов, четыре унции чеддера, авокадо и шесть помидоров. Правда заключается в том, что приступы булимии носят у меня странный характер. Я могу есть без остановки, но меня никогда не рвет от переедания. Свое обжорство я компенсирую полным отказом от пищи. Например, я могу три дня есть все подряд в больших количествах, а потом, мучаясь от чувства вины за то, что растолстела, три дня голодать. Иногда это ничем не лучше.
Но теперь, когда я, к счастью, осталась одна, я смогу сдерживать свой аппетит и решить проблему лишнего веса. Я отсыпала полпачки арахисовых орехов. Если возникнет необходимость, я смогу дополнить их бобами. С чувством полного удовлетворения я окинула взглядом аккуратно заполненные полки холодильника. Моя идея меня не подведет.
Заметив, что Джульетта с интересом посматривает на продукты, я быстро захлопнула дверцу, опасаясь, что она обратит внимание на их низкую калорийность, и попыталась отвлечь ее разговорами о Найджеле.
– Он был очень мил со мной, – сказала я, – старался успокоить и помочь мне заработать деньги. Конечно, я понимаю, что ему прежде всего хочется помять мои сиськи, – быстро добавила я, зная, что думает по этому поводу Джульетта.
– Найджел очень ненадежный человек, – сухо сказала она, блеснув глазами и поджав губы. – На твоем месте я не стала бы участвовать в его сомнительных делишках.
Мне захотелось, чтобы Джульетта ушла домой, и я со спокойной душой начала бы опустошать первую полку холодильника. А то придется угощать ее, и тогда моя схема подсчета калорий полетела бы ко всем чертям.
Я зевнула, давая понять, что у меня нервное истощение и мне требуется отдых. Сама Джульетта, когда ей несладко приходилось в жизни – а такое случалось довольно часто, – обычно спала целыми днями, чтобы снять напряжение.
– Я и не собираюсь, – устало сказала я. – Я не такая дура.
* * *
Управляющий банком принадлежал к породе новых деловых людей, которые не прячутся за своими столами, посматривая на клиента, умоляющего дать ему кредит на покупку машины, через поблескивающие стекла очков, а подходят к нему стремительной походкой и говорят, широко улыбаясь: «Привет, меня зовут Грэм».
Грэм был удивительно некрасив, хотя его жена и дети, радостно улыбающиеся на фотокарточке, выглядели вполне нормально – люди как люди. (Фотография возвышалась на его столе посреди разноцветных канцелярских принадлежностей – подставок для ручек, держателей для бумаг и тому подобного; все это, по-видимому, были сувениры, подаренные на последнее Рождество отчаявшимися клиентами, у которых в канун Нового года истекал срок погашения кредита.) Но от него зависело мое материальное благополучие, и он был мужчиной, а я никогда не упускаю случая пофлиртовать с любым представителем сильного пола старше семи и моложе восьмидесяти лет, и я пожала ему руку своим фирменным («со-мной-не-шути») рукопожатием, улыбнулась своей самой лучшей («представляете-что-я-сейчас-скажу») улыбочкой и села, довольная тем, что в его глазах промелькнул интерес.
Достав из папки, которую я принесла с собой, два листка с расчетами, составленными Найджелом, я протянула их менеджеру.
– Мне хотелось бы вложить деньги в недвижимость, – начала я вкрадчивым тоном, как учил меня Найджел.
– Расскажите конкретнее о своих планах, – попросил Грэм. Манеры служащих крупных компаний всегда раздражали меня.
Улыбнувшись, я начала вешать лапшу ему на уши.
– Моя первоначальная специальность – продажи и маркетинг, – нагло врала я, – но в последние годы я занимаюсь бизнесом вместе с мужем. – Я снова улыбнулась банкиру, думая о том, что, если бы у Мартина был бизнес, он и близко не подпустил бы меня к нему. – В моем ведении, ну, знаете, бухгалтерия, растаможка, контакты с партнерами и так далее (у меня все внутри сжалось, когда я вообразила в какие контакты с каким партнером вступает Мартин, может быть, в эту самую минуту), однако дело в том, что этот инвестиционный проект никак не связан с нашим основным бизнесом, – продолжала я, – он должен финансироваться из других источников и не зависеть от наших доходов. Я хочу сказать, что этот проект совершенно автономен. – Я была в полном отчаянье, чувствуя, что несу какую-то чушь и отхожу от сценария. Только бы не расплакаться!
Грэм удивленно посмотрел на меня.
– Прелесть в том, – вспомнив наконец заготовленную речь, снова заговорила я, – что, если на рынке жилья цены поползут вверх, мы получим большую прибыль, отремонтировав и продав купленную недвижимость. Если же рынок продаж останется статичным, тогда и на рынке аренды не будет изменений… – я на секунду замялась, видя, как дернулись уголки губ Грэма, – …и у нас будет много квартиросъемщиков, – закончила я, понимая, что мои слова похожи на детский лепет, и проклиная Найджела за то, что он впутал меня в эту историю.
Вместо того чтобы придумывать эту дурацкую речь для меня, ему следовало самому пойти в банк за кредитом.
– Какие у вас доходы? – спросил Грэм и, взяв серебряную ручку с оранжево-желтой эмблемой, приготовился делать пометки в блокноте.
– Небольшие, – поспешно ответила я, – всего двадцать тысяч фунтов в год. – Грэм внимательно посмотрел на меня, пытаясь, наверное, понять, кто я: авантюристка или просто идиотка. – Но я совсем недавно нашла новую работу, – пролепетала я, – ну, не то чтобы совсем новую… скорее даже, это старая работа… То есть я хочу сказать, что вернулась на прежнее место после разрыва отношений с мужем. Простите, что я так путано говорю, но я никак не могу привыкнуть к своему новому положению.
Я изобразила на лице жалкую улыбку, и у меня задрожал подбородок. Мой неожиданный порыв вдохновения, пожалуй, произвел бы впечатление даже на Найджела.
– Гм, – хмыкнул Грэм, должно быть, решив, что перед ним женщина, которая так расстроена своим разрывом с мужем, что даже не может вспомнить, работает она или нет.
– Вы можете связаться с моим работодателем и получить у него необходимые справки обо мне, – с грустным видом промолвила я, чувствуя себя как рыба в воде в роли несчастной покинутой жены. – Я работаю в строительной фирме, и они мне, за деньги, конечно, выполнят все работы по проекту. Экспертиза будет у меня на руках, так что технических проблем – никаких…
В этом месте у меня перехватило горло от волнения, и я постаралась взять себя в руки, лихорадочно вспоминания наставления Найджела, который говорил мне, что я любой ценой должна избегать разговоров не то о разрешении на планировочные работы, не то о строительных нормах и правилах.
– В любом случае, – продолжала я бодрым тоном, входя в раж и начиная верить собственным фантазиям, – я кое-что смыслю в том, как делаются дела в строительном бизнесе, знаю его первоосновы, и теперь, когда у меня развязаны руки и я снова вернулась на прежнее рабочее место, самое время приступить к осуществлению этого проекта, так сказать, бросить свежий вызов…
Я сделала паузу, давая Грэму возможность сказать мне несколько ободряющих слов, но он промычал что-то нечленораздельное и принялся изучать расчеты, которые я передала ему.
Мне показалось, что он молчал целую вечность, в течение которой я рассматривала висевшие в его кабинете ужасно безвкусные настенные календари и наматывала на палец прядь своих волос. Наконец Грэм поднял на меня глаза и завел длинную речь о прибыли, получаемой от сбора арендной платы, и о ее процентном соотношении с выплатами по кредиту, и о том, что он, конечно, не сомневается: я понимаю разницу между рыночной стоимостью и прибылью на инвестированный капитал, и что из прибыли, которую приносит арендная плата, надо вычесть десять процентов на обслуживание, и что, несмотря на то что мои расчеты носят оптимистический, а его – осторожный характер, они не противоречат друг другу…
Понятия не имея, куда он клонит, я улыбалась и молча кивала. Однако когда он остановился, чтобы перевести дыхание, я поняла, что мне надо что-то ответить на его тираду.
– Да, вы совершенно правы, – сказала я, и похоже, его удовлетворили мои слова.
А затем Грэм задал мне несколько странных, не относящихся к делу вопросов о страховом и пенсионном полисах, на которые я довольно путано ответила, назвав при этом стоимость своего дома. Последнее явно привело его в хорошее расположение духа. Когда Грэм узнал, что ипотечный кредит за мой дом полностью выплачен, его уважение ко мне возросло. Я дала ему понять, что мы с мужем сумели сделать это, провернув несколько прибыльных дел. Причем я намекнула, что в осуществлении этих проектов я играла не последнюю роль, конечно, ни словом не обмолвившись о том, что мать Мартина сыграла в ящик за несколько дней до судебного разбирательства по делу о непогашении кредитных обязательств.
Грэм разразился новой, еще более продолжительной, речью, оживленно жестикулируя и постукивая по столу линейкой. На этот раз он говорил о планировании непредвиденных обстоятельств, значении экспертизы и о том, что «оценка – это все».
Я заподозрила, что в юности он тайно мечтал стать преподавателем, но алчная мать заставила Грэма избрать карьеру банкира. Он наверняка закончит свой трудовой путь на кафедре какого-нибудь провинциального банковского колледжа, где будет читать с кафедры в переполненных аудиториях лекции о том, как доводить клиентов до белого каления своим многословием.
– Вы должны подумать о том, – внезапно сказал он тоном Уинстона Черчилля, призывающего народ на битву с неприятелем, – что вы будете делать, если квартиросъемщики съедут. Если квартиры подвергнутся грабежу. Если вы не получите страховку. Если заведется плесень, личинки древоточца, если произойдет наводнение или огонь… Если вдруг, – он понизил голос до угрожающего шепота, от которого у меня мурашки забегали по спине, – все пойдет не так, как вы рассчитывали.
Что я сделаю? Перережу себе горло или оторву Найджелу яйца.
– Что бы ни случилось, – продолжал Грэм, опять черчиллевским тоном, – вас это не освободит от обязательств перед банком. Вы должны будете выплачивать кредит.
– О, по этому поводу вы можете не беспокоиться! – воскликнула я и рассмеялась, пытаясь отделаться от неприятного впечатления, что разговариваю со слабоумным, который притворяется банковским менеджером, чтобы отдохнуть от плетения корзин.
– Грэм, – продолжала я, стараясь придать своему голосу интонации Маргарет Тэтчер и обворожительно улыбнуться, – ручаюсь, что у вас не возникнет проблем с погашением этого кредита.
* * *
– Каким образом, черт возьми, я сумею выплатить этот кредит?! – срывающимся голосом говорила я Найджелу в тот же день, чуть попозже.
– Не волнуйся, – сказал Найджел, – мы начнем погашать кредит лишь тогда, когда найдем первого квартиросъемщика. Все пойдет как по маслу, вот увидишь. Ты прекрасно справилась со своей задачей, – восхищенно продолжал он и впервые за время нашего знакомства посмотрел мне не в вырез кофточки, а в глаза. – Так, значит, он согласился оплатить две трети стоимости нашего проекта?
– Я не знаю! Он собирается дать нам то, что мы просим. То есть, я хотела сказать, собирается дать мне. Я должна буду вернуть кредит, Найджел!
– Ты упомянула о том, что оценку будет производить Уоббли Джексон?
– Да, Грэму это очень понравилось.
– Превосходно! Я учился в школе вместе с Уоббли. Он уже тогда был скучным ублюдком. Надо не забыть позвонить ему.
– Я еще не видела этот дом!
– Я покажу его тебе, когда пожелаешь. – Найджел наклонился и стал покусывать мочку моего уха. – Я сделаю все, что ты пожелаешь, в любое удобное для тебя время…
– Отвяжись от меня! Я не могу покупать дом, который еще даже не видела.
– Если Уоббли произведет оценку на этой неделе, на следующей банк выдаст нам кредит. Поэтому мы уже можем поручить старине Грегги обследовать дом и составить смету ремонтных работ. Ничто не мешает нам начать осуществлять свой план. Дом станет нашей собственностью уже через две недели.
– Моей собственностью.
– Перестань! – Найджел с упреком посмотрел на меня. – Мы с тобой в одной лодке. Я доверяю тебе, иначе я подписал бы с тобой договор о сотрудничестве. Не беспокойся, дорогая. Я не подведу тебя. Это наш общий долг. Твой и мой. И еще Глории.
