Текст книги "Гадкий утёнок. Вернуть любовь (СИ)"

Автор книги: Джейн Реверди

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)

Глава 16. Мадам Эбернати

После разговора с королем мне просто необходимо было прогуляться. И хотя на улице уже сгущались сумерки, в дворцовом парке было достаточно светло от фонарей. Я спускалась по лестнице, когда увидела у большого окна между первым и вторым этажами теперь уже знакомую мне женщину – мадам Эбернати.

Ее скромная одежда так не вязалась с роскошью нарядов других посетителей королевского дворца, что проходившие мимо нее аристократы норовили обойти ее как можно дальше – словно боялись испачкаться об ее старенькое платье.

Она стояла, опираясь одной рукой о подоконник. В другой руке она держала платок, который иногда подносила к лицу, чтобы промокнуть катившиеся по щекам слёзы.

– Могу я вам чем-то помочь? – я была единственной, кто к ней подошел.

Но мой вопрос был лишен всякого смысла. Я знала, из-за чего она плакала. И знала, что я ничем не могла ей помочь. У меня не было ни денег, ни связей в обществе, которые помогли бы мне эти деньги собрать. А простое сочувствие ей вряд ли было нужно.

Она отвернулась от окна, посмотрела на меня и, должно быть, узнала.

– Нет-нет, сударыня, всё в порядке, – она даже попыталась улыбнуться.

– Может быть, попросить принести вам воды? – не унималась я. – Или давайте я провожу вас до кареты.

Она покачала головой:

– Благодарю вас, не нужно. И я пришла сюда пешком – улица Пехотинцев всего в нескольких кварталах отсюда.

– Тогда позвольте я хотя бы провожу вас до ворот.

Этому она противиться не стала, и мы, спустившись по лестнице, вышли на улицу.

– Надеюсь, его величество придумает что-нибудь, чтобы помочь вашему приюту, – я сказала это, чтобы хоть немного ее успокоить, хотя сама ничуть не верила в то, что король приложит для этого хоть какие-то усилия.

– Да-да, я тоже на это надеюсь, – согласилась она.

Но она лгала – так же, как и я. И мы обе поняли это друг про друга.

– Что будет с детьми, если вас выгонят на улицу? – спросила я. – И много ли их у вас?

Мы медленно брели по центральной аллее, что вела к воротам. По обе стороны ее горели фонари.

– Их тридцать, сударыня, от пяти до шестнадцати лет. Совсем маленьких мы, к сожалению, принять у себя не в состоянии – у нас некому за ними ухаживать. Детки постарше могут сами себя обиходить хотя бы в мелочах. У нас есть две воспитательницы и несколько слуг – кухарка, посудомойка, прачка, горничная, истопник, он же сторож. Средства на содержание выделяет нам Попечительский совет, но, как вы уже слышали, этих средств окажется недостаточно, если мы вынуждены будем снимать новый дом.

– Но отчего же герцог Бризье выгоняет вас из старого? – удивилась я. – Кажется, вы сказали, что он тоже член Попечительского совета.

– Именно так, – подтвердила она. – И я искренне признательна его семье за помощь. Приют уже много лет находится в принадлежащем Бризье доме. А что касается нынешнего решения его светлости, то я полагаю, у него были на то свои причины – вряд ли он стал бы выгонять нас просто так. Я слышала, что финансовое положение его семьи пошатнулось.

– И всё равно это очень жестоко с его стороны! – воскликнула я.

Мне было неприятно думать о том, что три десятка сироток окажутся на улице только потому, что герцог Бризье так решил. Вряд ли ему самому было так же трудно, как и им.

– Я надеюсь, он позволит нам остаться в доме еще хотя бы на несколько недель. Я уже начала пристраивать своих девочек. У некоторых из них есть родные – пусть и не самые близкие – я уже отправила им письма. Возможно, они найдут возможность взять девочек в семью. А самых старших воспитанниц я постараюсь пристроить на работу. Некоторые из них прекрасно вышивают или плетут кружева. А кто-то может пойти в компаньонки к богатым дамам. Ведь все они из дворянских семей. Но даже если у меня получится всё это, половина из моих воспитанниц всё равно окажутся на улице. А слуги останутся без работы.

Теперь в ее голосе уже было слышно отчаяние, и она больше не пыталась его скрыть. Было видно, как сильно она любит своих подопечных. А мне отчаянно захотелось ей помочь. Но обещать ей я ничего не могла. Потому что сама не знала, что я могу сделать.

Если его величество поддержит мое решение о расторжении помолвки, то возможно, он захочет хоть что-то сделать для бывшей невесты – ведь отец Беренис просил старого короля о ней позаботиться. И разве не логично было бы выделить девушке какие-то средства, которые позволят ей хотя бы не голодать.

Но поскольку рассчитывать на щедрость короля я всё-таки не могла, я решила подойти к вопросу приюта с другой стороны. Я намеревалась поговорить с герцогом Бризье. В конце концов, он был мне немного должен.

Глава 17. Герцог

Ко крыльцу я шла неспешно, надеясь, что аудиенция герцога Бризье у короля вот-вот завершится, и его светлость встретится мне на пути. Мне не хотелось дожидаться его неподалеку от кабинета его величества и уж тем более – отправлять ему записку с просьбой о разговоре.

Признаться, мне и разговаривать с ним не хотелось, но очень хотелось помочь мадам Эбернати, а другого способа сделать это у меня не было.

– Ваше сиятельство!

Я так увлеклась своими мыслями, что не заметила герцога, который как раз спускался по ступеням к уже ожидавшей его карете, и едва не прошла мимо него.

– Простите, ваша светлость, я вас не заметила!

Я сказала об этом честно, и почти порадовалась, когда увидела, как раздосадовали его мои слова.

– Не думал, что я настолько незаметен, ваше сиятельство, – с обидой откликнулся он. – Впрочем, учитывая обстоятельства, я не слишком удивлен. Судя по тому, что рассказал мне его величество, вам действительно о многом нужно подумать.

Значит, король рассказал ему о моем предложении! Ну, что же, этого следовало ожидать.

Я немного замешкалась с ответом, и он истолковал мое молчание по-своему.

– Надеюсь, что поводом к вашему решению не послужил тот неловкий инцидент, что случился накануне? – он бросил на меня внимательный взгляд. – Мне бы не хотелось думать, что я невольно стал причиной этого.

О, неужели у него была и совесть? Хотя, скорее, с его стороны это было скорее удивление, а не раскаяние.

– Не важно, какова была причина, – сухо ответила я. – Я приняла решение и не хотела бы его обсуждать.

Я собиралась поговорить с ним на совсем другую тему. Но он настойчиво возвращал меня к моим отношениям с королем.

– Мне кажется, ваше сиятельство, вам следует взять паузу и обдумать все последствия вашего отказа. Это слишком серьезный шаг, чтобы делать его сгоряча.

– Последствия? – переспросила я. – О чём вы говорите, ваша светлость? Я всего лишь сделала то, что отвечает интересам обеих сторон. Не станете же вы уверять меня, что его величество расстроен моим решением? Он не хотел этого брака, и я даю ему возможность избежать его, не нарушив при этом слова.

– Возможно, его величество и не хотел этого брака, – согласился Бризье. – Но разве вы сами тоже его не хотели? Разве у вас нет желания стать королевой?

Возможно, у настоящей Беренис такое желание и было, но наверняка даже ее любовь к королю рано или поздно исчезла бы без следа, наткнувшись на его равнодушие и подлость. К тому же в таких условиях становиться королевой было не просто неразумно, но даже и опасно. К то знает, на что решился бы Рауль, чтобы избавиться от нелюбимой жены?

– Именно так, ваша светлость, – подтвердила я, – у меня нет желания становиться королевой. Тихая спокойная жизнь в родном графстве, в окружении людей, которые меня любят и уважают, куда больше соответствует моим интересам.

– Вот как? – задумчиво промолвил он. – Но, кажется, до сегодняшнего дня вы такого желания вовсе не выражали. С чего бы вдруг вы столь переменились? Простите, что спрашиваю вас об этом, но… Возможно ли, что именно моя несдержанность так напугала вас, что вы решили удалиться от двора?

Если он пытался увязать это со своим участием во вчерашнем происшествии в розовой гостиной, то это было даже к лучшему. Пусть даже и небольшое чувство вины, которое он мог сейчас испытывать, уже могло побудить его с большей готовностью откликнуться на мою просьбу. Поэтому я не стала возражать.

– Ваше поведение накануне вечером лишь подтвердило то, что я знала и сама – я слишком наивна для того, чтобы находиться в королевском дворце. Я не желаю участвовать в недостойных интригах и менять свой характер лишь для того, чтобы кому-то угодить. Мне не по нраву то, что здесь твориться. А королева вольно или невольно должна играть по тем правилам, что приняты при дворе.

Когда он слушал меня, во взгляде его появлялось всё больше и больше изумления – должно быть, он не ожидал услышать такую речь от серой мышки Беренис.

– И всё-таки не принимайте поспешных решений, ваше сиятельство! – посоветовал он. – Другого шанса стать королевой может и не быть.

Я улыбнулась в ответ:

– Благодарю вас за добрый совет, ваша светлость! Надеюсь, ваши решения всегда разумны. – Мне показалось, что он чуть покраснел при этих моих словах. – И раз уж у нас зашел с вами столь откровенный разговор, то позвольте мне тоже вас кое о чём спросить.

– Да. Разумеется, – кивнул он.

– Я слышала, что вы долгое время являлись членом Попечительского совета приюта мадам Эбернати. Более того – сам приют располагался в доме, который принадлежит вам. Но некоторое время назад вы приняли решение лишить приют этого пристанища. Было ли это решение достаточно взвешенным? Понимали ли вы, что в результате него на улице могут оказаться несколько десятков девочек-сирот?

Такая смена направления разговора не пришлась ему по душе. На щеках его заходили желваки, а правая рука, лежавшая на набалдашнике декоративной трости, крепко сжалась.

– Не думал, что мадам Эбернати успела рассказать об этом всему двору, – раздраженно откликнулся он. – И это – ее благодарность за ту помощь, что я оказывал им столько лет?

– Нет-нет, ваша светлость, вы неправильно поняли меня! – я испугалась, что своим вмешательством сделала только хуже. – Госпожа Эбернати вовсе не думала никому жаловаться. Но оказавшись в сложных обстоятельствах, она пришла, чтобы попросить помощи у его величества, а я лишь случайно оказалась свидетелем их разговора. К кому же ей было обратиться, как не к королю, раз уж вы отказали ей в своем участии?

– Бывали ли вы сами в этом приюте, ваше сиятельство?

Теперь в устремленном на меня взгляде герцога были только раздражение и злость.

Я покачала головой:

– Нет, ваш светлость.

– Тогда предлагаю вам для начала составить о нём собственное мнение. Раз уж вы так ратуете о бедных сиротках, то полагаю, не откажетесь их навестить. Скажем, завтра в полдень? Моя карета будет ждать вас здесь, у крыльца.

Глава 18. Приют мадам Эбернати

Всю ночь и всё следующее утро я была полна сомнений. От прошлой поездки в обществе герцога Бризье у меня остались самые неприятные воспоминания. И разве я могла быть уверена, что в этот раз он пригласил меня из лучших побуждений, а не для того, чтобы скомпрометировать снова?

Но и пренебречь его предложением значило бы лишить мадам Эбернати возможной помощи. И даже не столько саму мадам, сколько ее подопечных. В итоге я решила, что если я отправлюсь в приют не одна, а в сопровождении Дороти, то моя репутация ничуть не пострадает.

И потому в карету его светлости мы сели вдвоем. Сам герцог, уже находившийся в ней, поприветствовал нас поклоном и хмыкнул:

– Вы учитесь прямо на глазах, ваше сиятельство!

Я решила считать это похвалой. А прежде, чем он сказал еще что-нибудь, столь же сомнительное, я переключила его мысли на другую тему.

– Что вы хотите показать мне в приюте, ваша светлость? Мне показалось, что ваше нежелание и дальше оказывать помощь бедным сироткам вызвана вашим недоверием к самой мадам Эбернати. Вам есть в чём ее упрекнуть?

– Вы всё увидите сами, мадемуазель Деланж! – ответил он. – Могу лишь сказать, что каждый год, что я провёл заграницей, я выделял на нужды приюта не меньше пятисот ливров. Поверьте, это окажется важным, когда вы увидите, что там творится.

– О! – изумленно протянула мадемуазель Ривьен.

Названная сумма действительно впечатляла. Если это было правдой, то мои предположения о скупости Бризье были лишены оснований. Но вместе с тем и мадам Эбернати при нашем знакомстве отнюдь не показалась мне мошенницей.

Когда карета въехала на высокий мост с коваными ограждениями в виде огромных сердец, я поняла, что именно его здесь называли Поцелуевым. А это значило, что мы были уже недалеко от места назначения. Так оно и оказалось, и уже через пару минут кучер остановил лошадей возле довольно мрачного трехэтажного здания с облупившимся фасадом.

Наверно, в моём взгляде появилась растерянность, потому что герцог, помогая мне выйти из кареты, усмехнулся:

– Кажется, сударыня, вы начинаете что-то понимать.

Тяжелые кованые двери открылись с жутким скрипом, впустив нас в темную душную прихожую, где было трудно что-либо различить. Впрочем, будучи хозяином, его светлость сориентировался тут быстрее и уже через мгновение распахнул следующую дверь, за которой показалась высокая лестница с грязными ступенями.

Здесь уже было светлее, и я смогла разглядеть обсыпавшуюся штукатурку на стенах и пожелтевшие от времени кружевные шторы на окне между первым и вторым этажами.

Дверь на втором этаже тоже ужасно скрипела, но возможно, этот скрип служил здесь чем-то вроде колокольчика, что сигнализировал о приходе гостей, потому что через минуту к нам выскочила женщина в коричневом платье и чепце и переднике, которые, должно быть, когда-то были белоснежными.

– Ваша светлость! – она смотрела на герцога почти с ужасом. – Мадам не говорила, что вы должны приехать!

Я подозревала, что мадам не знала об этом и сама. И не сомневалась, что сейчас ее об этом известят.

Теперь мы шли по длинному коридору, по обеим сторонам которого было несколько дверей. Бризье распахивал каждую из них, давая нам возможность посмотреть сначала на спальни девочек, потом на мастерскую и учебные классы. Помещения были разными по размеру, но объединяло их одно – крайне скудное убранство.

Кровати воспитанниц были застелены выцветшими тонкими одеялами. А на спинках стоявших рядом стульев висели полинялые платья. И в комнате, кроме кроватей и стульев, не было ничего – ни тумбочек, в которых девочки могли бы хранить свои вещи, ни шкафов для одежды.

В помещении было прохладно, и я, представив как должны были малышки мерзнуть под такими одеяльцами, зябко поёжилась. А в мастерской было слишком темно для того, чтобы можно было заниматься там рукоделием – шитьем, вышивкой, плетением кружев. И всюду пахло сыростью.

– Теперь вы понимаете, о чём я говорил? – спросил его светлость.

Я удрученно кивнула. Меня удивило еще и то, что нигде не было видно самих воспитанниц – словно кто-то выгнал их из дома, узнав о нашем прибытии. Но на этот вопрос герцог ответил прежде, чем я успела его задать.

– Сейчас у них обед. Я специально выбрал это время, чтобы мы могли наведаться и в столовую. Мы спустимся на первый этаж, но если вы голодны, то, боюсь, у вас пропадет аппетит.

Но вот в этом он ошибся. Да, обстановка в столовой была такой же аскетичной, как и в остальных помещениях – длинные ряды грубо сколоченных столов и лавок, деревянная и глиняная посуда. Но то, что стояло на столах, выглядело вполне съедобным.

Пшенная каша была приятного желтого цвета, а ванильные булочки – пышными и румяными. И пахло здесь пряностями и чистотой.

При нашем появлении воспитанницы повскакивали со своих мест, наполнив столовую ужасным шумом. А из-за стоявшей в дальнем углу комнаты печи вышла полная женщина в опрятной одежде.

– Девушки, поприветствуйте наших гостей! – громко велела она. – Рады видеть вас, ваша светлость!

У старших воспитанниц получились вполне красивые книксены, а вот малыши кланялись еще неуклюже, но в целом выглядело это очень мило и трогательно.

– Ваша светлость! – услышала я взволнованный голос со стороны дверей.

Мы дружно обернулись – на пороге стояла бледная, запыхавшаяся мадам Эбернати.

Глава 19. Пятьсот ливров

– Если бы вы сообщили нам, что приедете…

Но Бризье не дал ей договорить.

– То что бы тогда произошло? Вы бы подготовились ко встрече?

Девушки всё еще стояли и смотрели на нас. И его светлость опомнился и разрешил им сесть и продолжить трапезу.

– Полагаю, нам лучше поговорить в другом месте.

Мадам Эбернати кивнула и направилась к выходу. Мы пошли следом.

Она провела нас в небольшой и весьма уютный кабинет. Обстановка здесь была другой, чем в тех комнатах, что мы посетили раньше. Красивые гардины, мебель в едином стили, книги на полках. И всё-таки даже здесь я не заметила никакой роскоши, за которую мадам Эбернати можно было бы упрекнуть.

Хозяйка поколебалась, но всё-таки села в кресло, что стояло у окна перед массивным столом. Мы с Дороти расположились на небольшом диванчике, а герцог предпочел остаться стоять, и мне показалось, что это заставляло мадам Эбернати нервничать еще больше.

– Наверно, вы догадываетесь, мадам, зачем мы приехали сюда? – строго спросил его светлость. – Вы позволили себе, сударыня, обратиться к его величеству с жалобой на то, что я лишаю вас крыши над головой, чем нанесли определенный ущерб моей репутации.

Лицо хозяйки побелело, и ответила она с большим волнением:

– Я вовсе не хотела навредить вам, ваша светлость! У меня просто не оставалось выбора. Вы велели покинуть ваш особняк в течение месяца. Но большинству из моих девочек некуда идти. Они просто окажутся на улице. Вы отказались нам помочь. К кому еще я могла обратиться, как к не к его величеству?

Мое сердце снова дрогнуло от жалости, а вот на лице герцога Бризье появилось брезгливое выражение.

– Может быть, вам следовало подумать, мадам, почему я принял подобное решение? Или вы полагаете, что мне доставляет удовольствие издеваться над бедными детьми? Так вот заверяю вас, что нет. Но если вы рачительная хозяйка, то вы должны были обратить внимание на то, что крыша в этом здании сильно прохудилась и нуждается в ремонте. Но ремонт невозможен, пока в доме находятся воспитанницы.

– Но ремонт может затянуться надолго, – тихо сказала мадам Эбернати. – И всё это время детям нужно где-то жить.

– Так отчего же вы не подлатали крышу тогда, когда это можно было сделать без особого труда? – осведомился Бризье. – Она явно нуждалась в этом уже пару лет. Тогда всё обошлось бы несколькими листами железа. Сейчас же требуется полностью ее разбирать. В ремонте нуждаются и лестницы, и крыльцо. Пока они элементарно не безопасны. Оставлять детей в таких условиях невозможно. И это я должен спросить у вас, отчего вы пренебрегали своими обязанностями столь долго?

– Вы в чём-то подозреваете меня, ваша светлость? – лицо мадам стало еще бледней, хотя прежде казалось, что это было уже невозможно. – Я делала всё, что могла. Но, к сожалению, мне всё время приходилось делать выбор, потратить ли средства на еду для девочек, на одежду для них или на что-то другое. И как правило, приходилось склоняться к первому варианту. Было бы слишком жестоко заставлять их голодать. А продукты нынче очень дороги.

– Вам выделялось достаточно средств, мадам, – холодно сказал герцог. – И я уверен, что члены Попечительского совета со мной согласятся. И вам еще предстоит дать ответ, как вы распорядились этими деньгами. А оставить воспитанниц в этом доме сейчас значило бы подвергнуть их опасности. Возможно, вам удастся устроить девочек в какие-то семьи. Хотя бы на время. А потом, когда ремонт будет завершен, приют сможет возобновить работу. Только, полагаю, уже не под вашим руководством.

После каждой его фразы плечи мадам Эбернати опускались всё ниже и ниже. И когда герцог замолчал, она вся словно сжалась в комок.

Мы с мадемуазель Ривьен молчали всё это время. До приезда сюда я была уверена, что Бризье был не прав. Но сейчас, после всего увиденного и услышанного, я понимала, что у него были основания для такого решения. Но и поверить в то, что мадам Эбернати, пользуясь своим положением, нещадно обирала своих воспитанниц, я не могла. Эта женщина не производила впечатления корыстолюбицы. Эти дети, по крайней мере, сытно питались – а ведь проще всего ей было сэкономить именно на этом.

– А не могли бы вы, мадам Эбернати, показать нам свою комнату? – попросила я.

И она сама, и герцог Бризье посмотрели на меня с удивлением.

– Да-да, разумеется, если вам так угодно, сударыня! – пробормотала она.

Ее комната, как и комнаты воспитательниц и обслуживающего персонала, находились на третьем этаже. И запах сырости и плесени здесь ощущался еще более явно. Должно быть, крыша действительно сильно протекала.

Коридор здесь был такой же узкий и темный, как и на нижних этажах. Мадам Эбернати подвела нас к одной из дверей и распахнула ее.

Комната, которую она занимала, была довольно просторной и светлой. Прибиралась ли здесь горничная, или мадам сама наводила порядок, но всё тут было аккуратным и чистым.

И при этом – удивительно бедным. Мебель была такой же простой и старой, как и в комнатах воспитанниц. Единственным отличием было наличие притулившегося за дверью шкафа. На стуле у окна лежало старое платье, протертый локоть которого мадам, должно быть, как раз пыталась заштопать в тот момент, когда ей доложили о нашем прибытии – потому что рядом с платьем лежали нитки и ножницы.

Конечно, всё это могло быть простой бутафорией, и директриса могла лишь делать вид, что бедна так же, как и ее воспитанницы, а при этом иметь солидный счет в банке. Но именно это своими руками заштопанное платье лучше всяких слов убедило меня в том, что мадам не виновна по крайней мере в том, в чём упрекал ее герцог Бризье.

Возможно, она была плохим руководителем, но уж точно – не плохим человеком.

Кажется, сам его светлость подумал о том же, потому что спросил:

– Скажите мне, мадам, на что вы ухитрились тратить те пятьсот ливров, что я давал вам каждый год?

– Пятьсот ливров? – она произнесла эту сумму почти с ужасом. – О чём вы говорите, ваша светлость? Их было только двести, и по каждому из них я могу дать отчёт.