Текст книги "Гадкий утёнок. Вернуть любовь (СИ)"

Автор книги: Джейн Реверди

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

Глава 36. Брат

Прошла неделя с визита короля. Артур начал понемногу ходить по саду, опираясь сначала на костыль, а потом и на трость. Его выздоровление, вопреки мрачным прогнозам столичного доктора, шло на удивление быстро.

И в этом была часть проблемы.

Однажды днем, когда я делала ему новый компресс с отваром ромашки и арники (рецепт, всплывший из глубин уже моей собственной памяти), он неожиданно сказал:

– Откуда ты знаешь все это, Ниса?

Я замерла с полотенцем в руках.

– Что именно?

– Всё. Как ставить компрессы, чтобы не обжечь кожу. Как массировать ногу, чтобы не атрофировались мышцы. Тот странный массаж спины, от которого на самом деле становится легче. Папа и доктора верили в кровопускания и банки. А ты делаешь что-то совсем другое. И эта плесень, которую ты на днях собирала. Я никогда не слышал, чтобы кто-то для чего-то ее использовал.

Его голос был спокойным, но в серых глазах я видела плохо скрытые подозрения.

– Я читала об этом в книгах, – я отвела взгляд.

– В нашей библиотеке нет книг по медицине, – резко возразил он. – Только трактаты по военной тактике и женские романы.

– Я читала книги в библиотеке королевского дворца!

Он помолчал, давя на меня тяжестью этого молчания. А потом продолжил:

– И это не только медицина. Ты говоришь с Нортоном о севообороте так, будто сама пахала поле. Ты обсуждаешь с кузнецом крепость металла. Ты ведешь хозяйственные книги с такой четкостью, какой не было даже у отца. Моя сестра… моя Ниса прекрасно вышивала и знала наизусть все баллады о рыцарях. Она боялась лошадей и падала в обморок при виде крови. А ты ездишь верхом и перевязываешь раны. Кто ты?

Сердце у меня упало куда-то в пятки. Варианты крутились в голове: продолжать врать, свалить всё на стресс… Но я посмотрела на его лицо – на умные, усталые глаза, на шрам, на тонкие, напряженно сжатые губы – и поняла, что этот человека заслуживает правды, даже самой страшной. Он потерял отца, почти потерял себя на войне, а теперь потерял и сестру. Он имел право знать.

Я опустилась на стул рядом с его кроватью. Всё тело вдруг стало ватным.

– Я не Беренис, – тихо сказала я. – Я не знаю, как это произошло. В моем мире… в моем настоящем мире меня зовут Маргарита. Рита. Я попала сюда в ту грозовую ночь, когда твоя сестра застала короля с его любовницей. Мне кажется, мы поменялись местами.

Я рассказала ему всё. О Денисе, о предательстве, о том, как я бежала под дождем, как закрыла глаза от молнии и открыла их уже здесь, в теле Беренис. О своем шоке, о попытках сориентироваться, о том, как ненавидела короля за то, что он сделал с его сестрой. Я говорила сбивчиво, путаясь в деталях, но старалась быть максимально честной. Оставляя за кадром только мелкие бытовые детали своего мира, которые звучали бы здесь как безумие.

Артур слушал, не перебивая. Лицо его стало каменным, ни один мускул не дрогнул. Когда я закончила, в комнате повисла тягостная, невыносимая тишина.

– Где она сейчас? Моя Ниса? – спросил он наконец, и голос его был хриплым.

– Надеюсь, что в моем теле. В моем мире. Я не знаю, как она там. Надеюсь, что она в безопасности.

Его плечи напряглись. Я видела, как сжимаются его кулаки на одеяле.

– Ты украла ее жизнь, – прошипел он.

– Я не хотела! Я сама не понимаю, как это случилось! Я не маг! В нашем мире нет магии! А оказавшись тут, я всего лишь пыталась вести себя как она, чтобы не навредить ее репутации, ее будущему. Я отказалась от короля, чтобы вернуть ей свободу выбора, если она вернется! Я стараюсь беречь ваш дом, Артур! Я…

Я вскочила и выбежала из комнаты, не в силах вынести его молчаливого осуждения.

Следующие два дня Артур не выходил из своей комнаты и отказывался от еды, которую ему приносили. Мы не разговаривали. Дороти бросала на меня тревожные взгляды, но молчала. Она чувствовала бурю, но не понимала ее причины.

А я почти не спала. Страх сжимал горло. Что, если он решит, что я колдунья, похитившая душу его сестры? Что, если он пошлет гонца к маркизу Верону или, что хуже, к королю? Меня сожгут на костре или запрут в сумасшедшем доме.

На третью ночь я не выдержала. Я вышла в сад, в самую глухую его часть, где старая беседка скрывалась в тени плакучих ив. Небо было ясным, усеянным мириадами звезд – такими яркими, какими они никогда не бывали в большом, полном небоскребов городе. И глядя на Млечный Путь, тянувшийся через весь небосвод (а это точно был тот же самый Млечный Путь!), я почувствовала такую острую тоску по дому, что сердце сжалось в комок. По запаху асфальта после дождя, по шуму метро, по экрану телефона, по смеху друзей, по своему лицу в зеркале. Я тихо плакала, закрыв лицо руками, давясь беззвучными рыданиями, боясь, что меня услышат.

Именно так он и нашел меня.

Я не слышала его шагов – он научился двигаться почти бесшумно даже с тростью. Я только почувствовала, как на мои плечи опустилось что-то тяжелое и теплое – его плащ. Я вздрогнула и подняла заплаканное лицо.

Артур стоял рядом, опираясь на трость, и смотрел не на меня, а вверх, на те же звезды. Его лицо в лунном свете казалось высеченным из мрамора.

– Я два дня думал, – тихо начал он. – Думал о том, чтобы написать главному королевскому магу. Или даже королю. Думал, что должен вернуть сестру любой ценой. Что ты самозванка, захватчица. Что ты воспользовалась ее слабостью и отчаянием.

Я замерла, не в силах вымолвить ни слова.

– А потом я вспомнил, – он перевел наконец взгляд на меня, и в его глазах уже не было гнева. Там была бесконечная усталость и какая-то горькая мудрость. – Я вспомнил ее последние письма из столицы. Как она писала о тоске, о том, что ее никто не понимает, что все смеются над ней. Как она боялась будущего с человеком, который ее презирает. Она была несчастна, Ниса… Рита. Теперь я понимаю, что она ждала от меня поддержки. А я, увлеченный сражениями и опьяненный той милостью, что была оказана нашей семье, предпочел убедить себя в том, что она просто еще не привыкла к столице. Что быть женой короля слишком большая честь, от которой нельзя отказаться. Я не понял, что она молила меня о помощи. Она была в ловушке, которую сама не выбирала. Как и ты.

Он тяжело опустился рядом со мной на скамью, вздохнув от боли в ноге.

– Ты сказала, что в ту ночь она застала его с другой. Значит, она уже знала правду. Уже видела свое будущее. И тогда, в отчаянии… может, она сама позвала тебя? Или какая-то сила… – он взмахнул рукой. – Не важно. Важно то, что я вижу сейчас. Я вижу женщину, которая спасла это поместье от запустения. Которая заботится обо мне. Которая плачет здесь под чужими звездами по своему потерянному дому.

Его голос дрогнул.

– Я многое понял за эти дни. И я не выдам тебя, – сказал он твердо, словно давая клятву. – Для всех ты моя сестра, Беренис Деланж. И будешь ею, пока… пока не случится чудо, и вы не поменяетесь обратно. А я буду твоим братом.

Он помолчал, снова глядя в звездную высь.

– Я только надеюсь, – добавил он почти шепотом, и в этом шепоте была вся его боль, – что в том мире, откуда ты пришла, кто-то тоже позаботится о моей Нисе. Объяснит ей, как у вас всё устроено. И будет ей другом.

Я не смогла сдержаться. Я прислонилась к его плечу, стараясь не потревожить раны, а он сжал мою руку.

Глава 37. Беженцы

Когда я услышала шум на улице, то вышла на крыльцо.

По дороге шла большая группа людей: мужчины, женщины, дети. Бледные худые лица, грязная одежда, на плечах узлы и корзины. Запряженные в повозки лошади тоже были худы. А в глазах людей застыл страх, который не спутаешь ни с чем.

– Мадемуазель! – подбежал ко мне управляющий. – Это беженцы с южных земель. Говорят, деревни у границы разорены.

Сердце сжалось. Тоже вышедшие на улицу слуги переглядывались, не зная, как поступить. Без моего разрешения они не решались подать усталым путникам даже куска хлеба.

– Откуда вы? – спросила я у старика, который возглавлял эту процессию.

– С Керлейской долины, госпожа, – ответил он сипло. – Там стало слишком страшно. Наши поля выжжены магическим огнем. И наша деревня тоже сгорела. Мы мирные люди, но враг не разбирает, кто солдат, а кто землепашец.

– Но разве сейчас не заключено перемирие? – удивилась я. – Совсем недавно его величество отправился в Тавирию, чтобы обо всём договориться с тамошним королем.

Мы все надеялись на то, что его миссия увенчается успехом.

– Мы покинули свою деревню раньше, – сказал старик. – И о том, что наш славный король вот-вот заключит мир, узнали только в дороге. И мы не можем вернуться назад. Наши дома уничтожены, а на выжженых полях ничего не будет расти еще много лет. Теперь мы ищем пристанища. Мы не лентяи и готовы работать. Быть может, мы придемся вам ко двору?

Я смотрела на людей за его спиной – на женщин, держащих на руках голодных детей, на израненных подростков, на исхудавших в дороге мужчин с потемневшими лицами. В их глазах еще теплилась надежда.

– Откройте ворота! – велела я.

Управляющий побледнел:

– Но, госпожа, зима на носу! Наших запасов не хватит, чтобы прокормить стольких людей!

Я на мгновение засомневалась. В этом он был прав. Если они останутся здесь, нам придется потуже затянуть пояса. Поймут ли меня мои слуги, мои крестьяне?

– Ты всё делаешь правильно, Ниса! – услышала я голос Артура за спиной. – Мы справимся!

Так в эту ночь наш дом наполнился плачем детей, гулом усталых голосов взрослых и дорожной пылью. Слуги ворчали, но всё-таки послушно подносили беженцам теплую похлебку, стелили набитые сеном матрасы в пустых комнатах, разводили огонь в очагах.

Утро опять началось с тревожного гула во дворе. Слуги и крестьяне столпились у амбара, о чем-то споря. Я вышла, и голоса сразу стихли.

– Миледи, – заговорил месье Нортон, переминаясь с ноги на ногу, – запасы зерна были рассчитаны только на наших людей. Теперь же беженцы… Если кормить еще и их, к весне останемся без хлеба.

Все глаза обратились на меня: и слуг, и крестьян, и тех, кто ещё вчера пришёл с юга. Они ждали решения.

Я обвела взглядом двор и сказала твёрдо:

– Никто не будет голодать. Но мы должны жить разумно. С сегодняшнего дня вводим режим экономии: меньше муки на хлеб, больше супов из кореньев и овощей. Каждая семья, местная или пришлая, будет работать наравне с остальными. Беженцы получат место в поле и в мастерских – труд в обмен на хлеб. И мы сегодня же начинаем строить временные бараки.

Оставить всех в доме я не могла. Мы не могли позволить себе игнорировать тот уклад, который должен быть в дворянских усадьбах. Да и сами прибившиеся к нам люди чувствовали себя тут неловко. Пока они побудут в бараках, которые мы постараемся утеплить как можно лучше, а потом, весной или летом, построят себе новые дома.

И Дороти, и Артур помогали мне как могли. Подруга взяла на себя ведение хозяйственных книг, а брат с утра до вечера разъезжал по всей территории нашего поместья и намечал места для новых полей. Теперь, когда у нас появилась дополнительная рабочая сила, мы могли засеять зерном большую площадь.

Артур еще не мог сидеть в седле, поэтому ездил в старом открытом экипаже. И Дороти часто сопровождала его. Теперь их взаимные чувства уже ни для кого не были секретом, и я радовалась их сближению. Мадемуазель Ривьен и так уже была мне как сестра, а их союз официально сделал бы ее членом нашей семьи.

Мы не обращались к соседям за помощью и вообще редко выезжали за пределы поместья. И я даже не думала, что кому-то есть дело до того, что у нас происходило. Но однажды месье Нортон, вернувшись из города, покраснев от смущения, сказал:

– Госпожа Беренис, я встретил в Вердене управляющего маркиза Крюшона. И он сказал мне, что его хозяин, как и многие другие помещики, сильно недоволен тем, что мы приютили людей с юга.

– Недоволен? – удивилась я. – Но разве это имеет к нему какое-то отношение?

– Они полагают, что беженцы могли принести в нашу провинцию какую-то заразу. А еще боятся, что те могут оказаться ворами и станут делать набеги на их поместья. Словом, они просили вам передать, чтобы вы хорошенько подумали и прогнали этих людей.

– А что вы думаете сами, месье Нортон? – спросила я, глядя ему прямо в глаза. – Разве эти люди плохо работают?

– О нет, госпожа! Они работают отлично все – и стар, и млад. Но вот наши соседи…

Но мнение наших соседей по этому вопросу меня не сильно волновало. Они отвернулись от меня, когда мне нужна была их поддержка, и теперь я не собиралась прислушиваться к их советам.

А вот Артура сообщение управляющего обеспокоило.

– Полагаю, нам с Дороти стоит отложить нашу поездку, до тех пор, пока наши соседи не успокоятся и не смирятся с нашим решением.

Но я заверила его, что это совершенно ни к чему. Они с Дороти хотели ехать к ее родителям, дабы попросить благословения на брак, и я совсем не хотела, чтобы они откладывали это.

– Собаки лают, караван идет, – улыбнулась я.

Вот только оказалось, что собаки умели не только лаять, но и кусать.

Глава 38. Визит Соланж

На следующий после отъезда Артура и Дороти день мне нанесла визит Алоиза Крюшон. И приехала она не одна, а в сопровождении женщины, которую я меньше всего ожидала увидеть в своем поместье.

– Прости, Ниса, что мы приехали без предупреждения, – улыбнулась Алоиза, когда я встретила ее на пороге. – Но какие могут быть церемонии между подругами, правда? А с Соланж Каррено ты, кажется, знакома?

Она чуть посторонилась, и я увидела любовницу короля. Да-да, это была та самая Соланж, которая в ту памятную ночь в королевском дворце (мою первую ночь в Рузании) назвала меня жалкой замухрышкой и заявила, что самое мое нахождение при дворе оскорбляет его величество. Именно она, не стесняясь оскорбляла настоящую Беренис и делала ее пребывание в Анфлере невыносимым.

И вот теперь она стояла на моем крыльце и улыбалась как ни в чем ни бывало.

Я сухо кивнула, продолжая стоять в дверях и не приглашая девушек войти. После того, что случилось на балу у Крюшонов, я уже не считала себя обязанной поддерживать дружбу с Алоизой. И быть вежливой тоже была не обязана.

– Соланж доводится мне троюродной сестрой, – защебетала мадемуазель Крюшон. – И поскольку она прибыла сюда лишь недавно и никого тут не знает, я посчитала, что должна взять ее с собой, дабы она не скучала. И мы не отнимем у тебя много времени.

– Ну, что же, в таком случае мы можем поговорить и на улице, – сказала я и решительно двинулась в сторону нашего небольшого сада.

А им пришлось последовать за мной.

Я была не намерена приглашать их в дом. Может быть, если бы Алоиза приехала одна, я и сделала бы это, но быть любезной с мадемуазель Каррено нужным не считала. Позволить ей войти означало бы подвергнуться новой порции насмешек, ибо скромное убранство нашего дома точно не оставило бы ее равнодушной и дало бы ей повод обсудить нашу бедность в свете.

– Итак, о чем ты хотела поговорить, Алоиза? – спросила я, демонстративно игнорируя Соланж.

– Я снова хотела предупредить тебя, – вздохнула она. – Только на сей раз речь пойдет о куда более серьезных вещах, чем твое появление на балу. Насколько нам известно, ты приняла у себя в поместье несколько десятков беженцев с границы.

Она посмотрела на меня, ожидая ответа. Но я промолчала.

– Так вот, Ниса, я приехала, чтобы передать тебе требование моего отца, маркиза Крюшона. И это требование не только его, но и всего местного общества! – она сделала паузу, чтобы подчеркнуть важность своих слов. – Ты должна прогнать этих людей! Пусть они возвращаются домой или едут дальше в сторону столицы. Важно, чтобы они не остались у нас в провинции.

Я нахмурилась. Я уже знала о настроении местного дворянства от месье Нортона, но я и подумать не могла, что они осмелятся предъявить мне какое-то требование. Это было мое поместье, и на то, чтобы принимать тут кого-то, я не должна была получать разрешение местного общества.

– У этих людей уже нет дома, – холодно сказала я. – Вернее, теперь он у них как раз есть.

– Эти голодранцы могут быть опасны! – воскликнула Алоиза.

– Они истощены, измучены, и всё, чего они сейчас хотят, это обрести кров и получить пищу. И их пребывание здесь не касается никого, кроме меня и моего брата.

– Ты ошибаешься, Ниса! – возразила мадемуазель Крюшон. – Они наверняка станут воровать фрукты и овощи с наших садов и полей и угонять скот с наших лугов. Потому что иначе им себя не прокормить.

– Если они осмелятся что-то у вас украсть, то я первая прогоню их со двора, – сказала я. – Но до тех пор, пока они ведут себя как подобает, они останутся здесь. И мы уже построили для них жилье.

Один новый барак уже действительно был готов, и все беженцы уже перебрались туда. Пока они вынуждены были жить в тесноте, но я надеялась, что скоро будет достроен и второй барак, и тогда они разместятся с большим комфортом.

– Я же говорила, что разговаривать с ней бесполезно! – впервые за время нашего с Алоизой разговора подала голос Соланж. – Она ненормальная. И именно поэтому его величество и бросил ее.

Она смотрела на меня с презрением. Но если она думала меня смутить, то ошибалась. Это в столице я чувствовала себя жалкой и беззащитной. А здесь я была у себя дома, в окружении своих людей. И мне было наплевать на ее мнение.

– Вы прекрасно знаете, мадемуазель Каррено, почему мы с его величеством расторгли помолвку, – усмехнулась я. – Но если вы предпочитаете думать, что он меня бросил, то это ваше право. Я прекрасно понимаю, что это подбадривает вас в вашем собственном поражении. Ведь его величество точно так же поступил и с вами, не так ли? Вас он тоже не счел достойной титула королевы.

Ее щеки запылали, а во взгляде мелькнула ненависть. Наверно, если бы она была сильным магом, она бы уже разрушила тут всё, до чего смогла дотянуться. Но, увы, ее магия была слаба.

– Я не знаю, о чём ты говоришь, Ниса, – вмешалась Алоиза, – но я запрещаю тебе оскорблять Соланж. А что касается его величества… Ты и так уже поставила нас перед ним в неловкое положение.

Я поставила их в неловкое положение? Она сошла с ума? Это надо же было так извратить то, что произошло у них на балу!

– Да-да, ты нажаловалась ему на нас! – подтвердила мадемуазель Крюшон. – И тем самым поступила очень дурно. Но к счастью, как выяснилось, твое мнение не слишком важно для него. А его внимание к тебе на балу и после бала объяснялось лишь его желанием оказать уважение твоему брату, отличившемуся на поле боя.

Я пожала плечами. Я никогда и не утверждала, что имею какое-то влияние на короля.

– Но теперь-то мы знаем, – продолжала Алоиза, – что его величество имеет намерение жениться на принцессе Тавирии. И это действительно разумный во всех отношениях брак, ибо жених и невеста по статусу подходят друг другу. Ваш же союз был бы для короля ужасным мезальянсом.

И снова я промолчала. Всё это я знала и сама.

– Нет никакой необходимости говорить об этом, дорогая Алоиза, – улыбнулась уже оправившаяся от моих слов Соланж. – Я уверена, что мадемуазель Деланж всё это прекрасно понимает. Его величество никогда не смог бы полюбить такую, как она.

– Вам, мадемуазель Каррено, – оборвала ее я, – тоже нет никакой необходимости повторять то, что я уже слышала от вас. Я прекрасно помню, что вы мне однажды уже сказали. Что иметь такую королеву позор для Рузании. И что такого гадкого утенка, как я, невозможно любить. Это ведь были ваши слова, правда? Вы сказали мне их в ту ночь, когда я застала вас с его величеством во время плотских утех.

Алоиза охнула. А щеки Соланж стали пунцовыми розы на кусте, мимо которого мы как раз проходили.

– Я тебе не верю, Ниса! – прошипела мадемуазель Крюшон. – Ты говоришь это, чтобы опорочить честное имя мадемуазель Каррено. Но тебе всё равно никто не поверит. Подумай лучше о том, что я сказала тебе о беженцах. Потому что если ты не прогонишь их сама, то мы вынуждены будем вмешаться.

Она развернулась и повела рыдающую Соланж к экипажу. А я задумалась о том, насколько далеко готовы будут зайти местные дворяне в своем желании избавиться от беженцев, которых я приютила.

Глава 39. Нападение

Мадам Верье разбудила меня посреди ночи.

– Госпожа! На улице неспокойно. В конюшни волнуются лошади, и это точно неспроста.

Я вскочила с кровати, подошла к окну. Небо было затянуто тучами, сквозь которые не проглядывала даже луна, и двор казался абсолютно темным.

– Я уже послала туда мальчишку. Велела ему обойти вокруг дома и проверить, нет ли тут чужих.

– А если он пострадает сам? – заволновалась я. – Нужно было отправить кого-то из мужчин.

– Не беспокойтесь, госпожа, я уже велела разбудить всех слуг, которые есть в доме.

Но в доме ночевало не так много народа. Впрочем, я надеялась, что лошади волновались потому, что из леса к нам забрел какой-нибудь зверь – лисица или росомаха.

Ожидая, пока вернется парнишка, я торопливо оделась и снова подошла к окну. Но там по-прежнему ничего не было видно. И только когда я уже решила выйти на улицу сама, я увидела, как вдали мелькнуло что-то яркое.

– Огонь, госпожа! – закричала Амелия. – Там огонь!

Теперь я видела его уже и сама. Что-то горело в той части двора, которая была ближе к лесу.

Я охнула:

– Это барак! Они подожгли барак!

Я почему-то сразу подумала о поджоге. Потому что после угроз Крюшонов поверить в случайное возгорание я не могла. Наверняка они подослали кого-то, чтобы устроить всё это и вынудить беженцев уйти и отсюда.

Мы бросились на улицу. А на крыльце уже суетились слуги. Они хватали ведра и бежали к колодцу. Но даже отсюда было видно, что пламя уже разгорелось так сильно, что несколько ведер с водой погасить его не смогут.

Я бросилась к бараку, надеясь, что хотя бы сами люди находятся в безопасности. Они должны были услышать шум и выйти на улицу. И если сгорит сам барак, то это будет не самым страшным. Второй барак уже тоже был почти построен, и если огонь не доберется до него, то люди смогут в нём разместиться.

Но когда я подбежала поближе, то услышала истошные крики и поняла – беженцы находились внутри. И причина этого стала понятна, когда я увидела, что ворота в барак были заблокированы снаружи. Они были подперты толстым бревном.

А окна в бараке изначально делались слишком маленькими, чтобы в них мог пролезть человек. Так хотели сохранить в доме побольше тепла. И выход был только один.

Теперь я понимала, что мы нарушили все мыслимые и немыслимые правила пожарной безопасности. Но прежде мне это почему-то в голову не пришло. Да и думать об этом сейчас было не время. Нужно было что-то делать.

Следом за мной к бараку подбежали управляющий и слуги.

– Отойдите дальше, мадемуазель! – закричал месье Нортон. – Пламя вот-вот охватит крышу, и когда она обвалится, вы можете пострадать.

– Но там люди! – рыдала я. – Мы должны их спасти. Нужно открыть ворота! Пусть мужчины оттащат бревно!

Но стена, в которой находились двери, уже горела. И управляющий покачал головой:

– Даже если они сделают это, тем, кто находится внутри, это мало поможет. Они не смогут пройти сквозь огонь.

Он всё же отдал распоряжение, и через пару минут бревно было отброшено от ворот, а сами ворота распахнуты. Но Нортон был прав – ворота горели, и беженцы не решались пройти сквозь огонь.

Да и пожар бушевал уже так яростно, что треск горящих досок перекрывал наши крики, которыми мы пытались вызвать людей из барака. Судя по всему, они забились куда-то вглубь дома и теперь боялись оттуда выйти. Обезумев от страха, они уже не понимали, что нужно делать.

– Кто-то должен войти внутрь! – я схватила управляющего за руку. – Пока еще не слишком поздно!

– Это безумие, ваше сиятельство! Кто бы туда ни пошел, он не поможет им и погубит себя. Прошу вас, возвращайтесь в свою комнату. Вам не нужно тут находиться.

Доносившиеся до нас крики сводили с ума. И когда месье Нортон пошел отдавать приказ слугам поливать из ведер водой траву возле барака, чтобы не дать огню перекинуться на особняк, я рванула вперед.

Я просто не могла стоять и смотреть, как гибли люди. И отдать приказ о том, чтобы в барак вошел кто-то из слуг, тоже не могла. Это было слишком опасно, а у каждого тут были семьи и дети. У каждого, кроме меня.

– Госпожа, стойте! – дико закричала мадам Верье.

Но я уже подбегала к воротам. И руки мои вдруг словно сами по себе взметнулись вверх, а с ладоней устремилось к огню что-то, что я не могла описать словами. Я просто почувствовала, что с пальцев слетает какой-то поток, названия которого я не знала.

И огонь вдруг сменил направление. Он словно отступил от ворот. Будто между ним и воротами возникла невидимая стена.

И я вспомнила рассказ главного королевского мага маркиза Верона о том, как отец Беренис выставил невидимый щит на поле боя. То, что происходило сейчас, как раз походило на такой вот щит.

Но как я смогла его выставить, я не имела понятия. Ведь магом, в отличие от графа Деланжа, я не была. Впрочем, может быть, магия всегда была у Беренис, просто она спала, ожидая какого-то импульса. И этот импульс возник сейчас.

Но думать об этом было некогда. Я вбежала в барак, громко крича, и надеясь на то, что люди тут еще не задохнулись от дыма. Ответный крик был слабым, но я услышала его. И побежала туда, откуда он шел.

– Немедленно выходите на улицу! – я ничего не видела, но рассчитывала на то, что хоть кто-то из беженцев меня услышит. – Ворота открыты, но пламя вот-вот охватит их.

И меня услышали. Сначала я различила в дыму какую-то женщину, что, пошатываясь, пошла к воротам с ребенком на руках. А за ее юбку держался еще один ребенок, чуть постарше.

Потом старика, который натужно кашлял. Потом подростка с белым как мел лицом.

Я побежала дальше, снова крича. Боялась, что в каком-то из помещений могли остаться люди. И только когда я дошла до противоположной от ворот стены и убедилась, что больше тут никого не было, повернула назад.

Но было уже поздно. Когда я уже почти подошла к воротам, щит исчез, и пламя снова охватило уже темные доски. А сил на то, чтобы выставить новый щит, у меня уже не осталось.

Я начала задыхаться. И поняла, что мне уже не выбраться наружу. Раздался какой-то треск, и я закрыла глаза.

И вдруг услышала крик:

– Мадемуазель Деланж! Беренис!

И голос показался мне знакомым. И когда высокая фигура возникла вдруг возле меня, остатки моего сознания смогли эту фигуру опознать.

И я даже сумела удивиться:

– Ваше величество?!

А потом лишилась чувств.