Текст книги "Лето в Эклипс-Бэй"
Автор книги: Джейн Энн Кренц
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)
Странное выражение тотчас же исчезло с ее лица, сменившись равнодушной маской. Она подняла подбородок с ладони и выпрямилась на стуле. – Ясно. Поверь мне, я не совершу такой ошибки.
– Славненько. – Теперь он еще сильнее разозлился. Что, черт возьми, с ним сегодня такое?
Появился молодой официантик, спасая его от погружения в самоанализ. Октавия заказала салат, и Ник понял что проголодался. Стычка в «Тотал Эклипс» пробудила в нем аппетит. Он выбрал огромный сэндвич с тунцом и картошку, по прошлому опыту зная, что это – то, что надо.
Когда официант ушел, Октавия поглядела на него.
– Не пойми меня неправильно, я очень признательна за то, что ты сегодня сделал, – сказала она. – Но ты в самом деле думаешь, что было мудрым угрожать Юджину и Дуэйну?
– Эти двое меня не беспокоят, – ответил он.
– Ладно, тогда что же беспокоит тебя? Я же вижу, что тебя тревожит что-то еще.
– Юджин и Дуэйн не самые острые ножи в ящике, если ты понимаешь о чем я.
– Кажется, понимаю. И что?
– А то, что хотя оба они из тех, кто разносит лживые и злобные сплетни, ни одному из них не хватит мозгов, чтобы состряпать ту, что ходит о тебе.
Она подняла брови. – Полагаю, я начинаю понимать, к чему ты клонишь.
– Просто подумай, история, которую рассказывали о тебе Юджин и Дуэйн—довольно изощренная. Они придумали тебе мотив, дали возможность украсть картину и добавили несколько слов о том, как торговать предметами искусства. Юджин даже использовал слово источники.
– Не то слово, которое можно отыскать в словаре у типа вроде него.
– Нет.
– Судя по тому, что я слышала об этих двоих, они не из тех, кто разбирается в торговле предметами искусства.
– Крайне подозрительно, – согласился он.
– Что значит, что, скорее всего, слух пустили не они.
– По-видимому, нет.
Какое-то мгновение она молчала. Лицо ее помрачнело. – Что ты предлагаешь делать дальше?
– Я собираюсь попытаться узнать, кто поливает тебя грязью, – сказал он. – Думаю, что кто бы ни разносил сплетни, у него должен быть мотив тебя подставить.
– Как, например, для того, чтобы скрыть свое собственное участие в краже картины?
– Да. – Он помешкал, а затем решил сказать ей все. – Меня беспокоит еще кое-что в этой запутанной истории.
– Что?
– Было бы гораздо проще свалить вину на Герольдов. Они и так многим кажутся несколько подозрительными. Но вместо этого, кто бы ни выдумал этот план, в качестве козла отпущения он выбрал тебя.
– Думаешь, это может быть что-то личное?
– Да, – сказал он. – Думаю. Я пришел к выводу, что кто-то не просто ищет мальчика для битья. Кто бы ни украл картину, он хочет, чтобы именно тебя сочли виновной.
Глава 15
На следующее утро Анна пришла в галерею вместе с Гейл. Обеими руками она сжимала осторожно свернутый в трубочку лист бумаги для рисования.
– Я принесла вам свой рисунок, – сказала Анна своим тихим голоском. И протянула его Октавии.
– Спасибо. – Октавия обрадовавшись вышла из-за стойки и взяла свернутую работу. – Я так рада, что ты решила тоже поучаствовать в выставке, Анна.
Прежде чем она успела развернуть рисунок, В галерею вошли Ник и Карсон. Ник нес бумажный пакет со значком «Летающей Тарелки». У Карсона в руке был стаканчик горячего шоколада.
– Доброе утро, Гейл, – сказал Ник. – Привет, Анна.
– Привет, – ответила Гейл. – Поздоровайся с мистером Хартом, Анна.
– Здравствуйте, мистер Харт.
– А это Карсон, – сказал Ник.
– Привет, – радостно сказал Карсон. Он посмотрел на Анну, а затем на свернутый рисунок в руке Октавии. – Это твой рисунок?
– Да, – ответила она.
– Я тоже нарисовал один. Мисс Брайтуэлл вставила его в золотую рамку. – Он посмотрел на Октавию. – Мы принесли вам немного кофе и пончик.
– Спасибо, – сказала Октавия. – Звучит здорово.
– Можно мне посмотреть рисунок Анны, – спросил Карсон.
– Я как раз собиралась сама посмотреть рисунок, а потом Анна сможет выбрать рамку.
Октавия осторожно развернула рисунок и положила на низкий столик. Она посмотрела на рисунок, приготовив слова восхищения. Затем еще раз взглянула на него, зачарованная удивительным талантом, выраженным в карандаше.
Форма, цвет, оттенки и выразительность были поразительными, особенно учитывая возраст художника. С одной стороны, это абсолютно детский рисунок, но с другой, в нем было заметно еще не отточенное мастерство одаренного, хотя и непрофессионального художника.
– Анна, – сказала она очень мягко, – Это – прекрасный рисунок. Невероятно.
Анна выглядела взволнованной. – Вам он правда нравится?
Октавия несколько неохотно отвела взгляд от картинки и посмотрела на нее. – Да. – Она повернулась к Гейл. – Он – просто удивительный.
– Я же говорила тебе, что она хорошо рисует, – сказала Гейл с тихой гордостью.
– Скорее – чудесно, – пробормотала Октавия.
Теперь Карсон встревожился. – Дайте посмотреть. – Он торопливо подошел поближе и изучающе уставился на рисунок со все растущим возмущением. – Это – собака.
– Это – Зеб, – сообщила ему Анна. – Мой пес. Ну, вообще-то, наполовину мой. Он дедушки, но дедушка говорит, что может делить его со мной.
Карсон развернулся к ней. – Ты не можешь рисовать собаку для Выставки. Я нарисовал Уинстона.
– Карсон, – спокойно сказал Ник. – Хватит.
Карсон повернулся к нему. – Но, папа, она не может рисовать собаку. Я уже нарисовал одну.
У Анны в лице появилась неуверенность. Она перевела взгляд с матери на Октавию, ища поддержки, а потом сердито посмотрела на Карсона. – Мисс Брайтуэлл сказала, что я могу нарисовать, что захочу.
– Верно, – тихо произнесла Октавия. – Ни один рисунок не похож на другой, так что мы можем взять на выставку сколько угодно рисунков с собаками, так же как с домиками и цветами.
Карсон не успокоился, но, видимо, понял, что бороться бесполезно. – Так нечестно.
– Успокойся, Карсон, – сказал Ник. – Ты же слышал, что сказала мисс Брайтуэлл. Ни один рисунок не похож на другой, так что на выставке может быть сколько угодно картинок с собаками.
– Каждая, по своему, особенная, – заверила его Октавия. – Каждая – уникальна. Твой портрет Уинстона совсем не похож на портрет Зеба, который нарисовала Анна.
Лицо Карсона напряглось, но он не стал спорить дальше.
Октавия улыбнулась Анне. – Пойдем, подыщем рамку для Зеба. Можешь выбрать черную, красную или золотую.
Анна тут же заулыбалась. – Я хочу золотую, пожалуйста.
Карсон сжал ладошки в маленькие кулачки и прижал их к бокам.
Ник вывел Карсона из галереи. Они перешли через дорогу и вышли к пирсу.
Ник остановился в конце пристани, поставил ногу на деревянную перекладину перил и снял крышку со своего стаканчика с кофе.
– Не хочешь сказать мне, в чем дело? – спросил он.
– Ни в чем. – Карсон изо всей силы ударил по одной из стоек перил носком правой ноги в кроссовке. – Просто так нечестно.
– Почему нечестно?
– Просто нечестно и все. До сегодняшнего дня мой рисунок с собакой был единственным. Вот почему он так нравился мисс Брайтуэлл
Так вот в чем дело, – подумал Ник. Он глотнул кофе, задумавшись, как же разрешить проблему. Он понимал состояние Карсона лучше, чем его самого. Каждый раз, когда он думал о Джереми, его таланте художника и о том, как много у них с Октавией общего, его тоже одолевала абсолютно безрассудная ревность.
– Мисс Брайтуэлл ясно дала понять, что ей нравятся оба рисунка с собаками, – сказал Ник.
– Рисунок Анны ей нравится больше, чем мой, – проворчал Карсон.
– Откуда тебе знать?
– Он – лучше, – сказал Карсон.
Это было простое утверждение, произнесенное голосом человека, который знает, что всем его надеждам не суждено сбыться.
– Не возражаешь, если я спрошу, почему тебя так заботит, что думает мисс Брайтуэлл о твоем портрете Уинстона? – спросил Ник. – Это просто манифестация инстинкта соперничества Хартов, или есть еще кое-что?
Карсон нахмурился. – А?
Иногда ему приходилось напоминать себе, что Карсону нет еще и шести. Он был умен, но такие слова как манифестация и инстинкт соперничества все еще сбивали его с толку.
– Вспомни, что Детская Выставка Искусств – это не соревнование. Мисс Брайтуэлл не собирается выбирать рисунок победителя. Выставляться будут все картины. И проигравших не будет.
– Это вовсе не значит, что мисс Брайтуэлл рисунок Анны нравится меньше моего, – пробурчал Карсон.
– Какая разница? То есть, давай посмотрим правде в глаза, тебя не особо интересовало рисование, пока ты не решил нарисовать рисунок для выставки мисс Брайтуэлл.
– Я хочу, чтобы мисс Брайтуэлл мой рисунок нравился больше всех.
– Зачем?
Карсон пожал плечами. – Ей нравятся художники. Если бы она подумала, что я хороший художник, может, ей и я бы больше понравился.
– Больше чем что? Больше, чем ей нравится Анна?
Карсон снова пнул стойку. На этот раз удар был не таким сильным. Скорее он был просто расстроен. – На знаю.
– Ты ей очень нравишься, – сказал Ник. – Поверь мне.
Карсон еще раз вяло стукнул по стойке носком кроссовки. Видимо, он уже остыл. Маленький мальчик, пытающийся справиться со сложными эмоциями, которых не понимает, – подумал Ник.
Какое-то время они молча стояли там, угрюмо смотря, как солнечные лучи пляшут на воде залива. Ник допил кофе.
Я тоже хочу ей понравиться. И не хочу, чтобы она считала меня терапией или работой. Я хочу, чтобы она хотела меня так же, как я хочу ее.
Он услышал хрустящий звук, опустил глаза, и рассеянно удивился, увидев, что смял пустой кофейный стаканчик в своей руке. Раздраженный, он закинул то, что осталось от стаканчика, в ближайшую урну.
Взрослый мужчина, пытающийся справиться со сложными эмоциями, которых не понимает, подумал он. Что ж, по крайне мере, он не пинал стойки перил. Это – точно признал зрелости.
– Так, – начал он, – что ты скажешь, если мы пригласим мисс Брайтуэлл сегодня к нам на ужин?
– Думаешь, она придет? – спросил Карсон с внезапным воодушевлением.
– Не знаю, – ответил Ник, решив быть откровенным. – Но мы – ведь Харты. А значит, добиваемся того, что хотим, даже если в конечном счете, проиграем.
– Знаю, – сказал Карсон, – она любит салаты. Скажи, что у нас будет очень много салата.
– Хорошая идея.
– Салат, хмм? – сказала Октавия несколькими минутами позже, когда они обратились к ней со своим предложением.
– С огромным количеством латука, – заверил ее Карсон. – Столько, сколько захотите.
Ник прислонился к стойке и сложил руки на груди. – И, может быть, с парой редисок, – пообещал он.
Она послала ему загадочную улыбку, которую он так и не понял. – Едва ли я могу отказаться от подобного предложения, – сказала она. – Заметано.
Ник повернулся к Карсону. – Думаю, лучше нам заехать в Фултон, прежде чем у них кончится самый лучший латук.
– Ладно. – Карсон развернулся и побежал к двери.
Ник поглядел на Октавию. – Спасибо. Он пытается справиться с первым в жизни приступом профессиональной ревности. Портрет Зеба сразил его наповал.
– Я заметила.
На улице Джереми поставил свой Ниссан на маленькую парковку. Ник смотрел, как он выбирается из машины и направляется к ряду магазинов.
– Карсон сразу понял, что рисунок Анны гораздо лучше его, – сказал он Октавии.
– Выставка искусств – не соревнование.
– Да, я напомнил ему об этом. – Он прошел через выставочный зал к открытой двери. – Но он – Харт. У него был план, когда он решил нарисовать портрет Уинстона для твоей выставки. Ему хотелось, чтобы ты считала его рисунок лучшим. А теперь он волнуется, что нашелся художник получше.
Она кивнула. – Понимаю.
Снаружи, на тротуаре, Джереми замер у входа в «Древности Ситон». Он поглядел на Ника, на его лице ничто не отразилось. Затем он открыл дверь и исчез в магазине своей бабки.
– Я и правда рад слышать, что ты понимаешь, – тихо сказал Ник. – Потому что у меня та же проблема.
Она облокотилась о стойку. – Ты волнуешься, что нашелся художник получше?
– С профессиональной ревностью трудно справиться в любом возрасте.
Он вышел на улицу к Карсону.
В шесть часов вечера тем же днем она с Карсоном стояла на вершине утеса и смотрела вниз на пять похожих на пальцы камней, выдававшихся из бурлящей воды у подножия невысокой скалы.
– Они называются «Дэдхенд-Коув», – объяснял Карсон с мрачным энтузиазмом. – Папа придумал это название, когда был маленьким. Из-за того, как торчат эти скалы. Как рука мертвеца. Видите?
– Вижу. – День был приятно теплым, но с воды дул легкий бриз. Октавия посмотрела вниз на каменный свод. – Камни и впрямь похожи на пальцы.
– А еще там внизу есть пещеры. Мы с папой ходили туда вчера. Нашли какие-то знаки на стенах. Папа сказал, что нарисовал их, когда был маленьким, чтобы тетя Лилиан и тетя Ханна не заблудились, если попадут внутрь.
– Вот они какие – Харты, – сказала она. – Всегда все планируют заранее.
– Да, папа говорит, Харты всегда так делают. – Настроение у Карсона вдруг упало, и он вдруг нахмурился. – Правда, он говорит, что иногда все планы рушатся. Говорит, что иногда так бывает, что ты не ожидаешь, а положение меняется.
– Вроде того, как изменилось положение с рисунком Зеба, который нарисовала Анна? – мягко спросила она.
Он быстро поднял на нее взгляд, а потом отвел глаза. – Да. Он лучше моего портрета Уинстона, так ведь?
Она села на камень рядом с нми, так что их лица оказались на одном уровне. – У Анны удивительный талант. Если ей нравится рисование и если она решит им заняться, думаю, когда-нибудь из нее бы вышел отличный художник.
– Угу. – Он пнул вниз ком земли.
– У разных людей разные таланты, – сказала она. – У Анны талант к рисованию. Но то, что ты видишь, что ее рисунок так хорош, значит, что у тебя другой талант.
Он посмотрел на нее, все еще хмурясь, но уже заинтригованный. – Какой?
– Не каждый может взглянуть на картину и сразу понять, что она очень хорошая.
– Большое дело.
– Да, большое, – сказала она сухо. – Ты видишь мастерство, и этот талант станет грандиозным подспорьем для тебя в будущем.
– Почему вы так думаете? – проворчал он.
– Потому что у меня тот же талант.
Он на несколько секунд задумался. Затем, казалось, пришел в ужас. – Тот же?
– Да.
– Но я не хочу заведовать галереей. Я хочу управлять большой компанией как дедушка Гамильтон и прадедушка Салливан. Папа говорит, что, наверное, так и будет, потому что вроде как это у меня в крови и все такое.
– Талант видеть мастерство и красоту, когда с ними столкнешься, понадобится тебе, неважно, чем ты хочешь заняться в своей жизни, – сказала она.
– Вы уверены?
– Целиком и полностью.
– Потому что я не хочу, чтобы мне пришлось управлять галереей вроде вашей.
– Не беспокойся, сомневаюсь, что тебе придется заниматься этим, чтобы прокормиться. Но когда-нибудь ты сможешь покупать картины, чтобы повесить их у себя дома или в офисе. И с твоим талантом ты сможешь покупать действительно хорошие картины. Тебе не придется платить консультантам, чтобы они говорили тебе, что хорошо, а что плохо. Ты сможешь принимать собственные решения.
– Хмм. – Все же, похоже, его несколько успокоила перспектива принимать самостоятельные решения.
– Кто знает? – сказала она. – Может, однажды ты даже сможешь купить одну из картин Анны.
– Я не собираюсь покупать портреты ее глупой собаки, это точно.
Ужин прошел хорошо, чуть позже подумал Ник. Он испытал безграничное облегчение, даже удовольствие. В конце концов, для него это было совсем новое ощущение. Не то чтобы он раньше не мог приготовить салат и сварить кастрюлю равиоли Рейфа с сыром горгонзола, шпинатом и грецкими орехами. Ведь ему же довольно долго приходилось готовить для себя и Карсона.
Но когда примерно через год после смерти Амелии у него снова появилась личная жизнь, он сознательно или неосознанно имел дело только с женщинами, которые, он был абсолютно уверен, чувствовали бы себя как минимум неуютно, сидя за кухонным столом с не по годам развитым ребенком.
Может, женщины семейства Харт во всем были правы, подумал он. Может, он просто не хотел видеть ни одну из женщин, с которыми встречался, в быту. Начинаешь по-другому смотреть на женщину, после того, как увидишь ее у себя на кухне, ведущей умную беседу о собаках и динозаврах с твоим сыном.
Но какова бы ни была причина, одно было точно. Когда он сегодня вечером смотрел на другую сторону старого кухонного деревянного стола, стола, на котором оставили следы три поколения семейных обедов Харт, он вдруг с оглушительной ясностью увидел, что Октавия смотрится абсолютно на месте здесь с ним и Карсоном.
Они переиграли во все старые настольные игры, скопившиеся в шкафу за все эти годы, пока Карсон не заснул на диване. Ник отнес его в наверх в спальню. Когда он вернулся в гостиную, Октавия уже была в своей куртке, и искала в кармане ключи.
– Уже поздно, – сказала она, улыбаясь немного чересчур ослепительно. – Я, пожалуй, поеду. Спасибо за ужин.
На этот раз убегает она, подумал он.
– Я провожу тебя к машине.
Он вытащил куртку из шкафа и надел ее не застегивая. Открыв входную дверь, он почувствовал запах моря и увидел стелющуюся дымку легкого тумана.
– Хорошо, что я еду сейчас, – сказал Октавия. Шагнула на крыльцо и огляделась. – Похоже, туман сгущается.
– Да, пожалуй. – Он вышел вслед за ней на улицу, оставив дверь приоткрытой. – Спасибо за то, что ты сказала Карсону. Он чувствует себя гораздо лучше теперь, когда знает, что ты не станешь судить его только за его рисование.
– Нет проблем.
– Парень – Харт, что я могу еще сказать? Он хочет тебе нравиться, и он сделает все, что, по его мнению, в этом поможет.
– Ему не стоит волноваться. Мне он нравится. Очень. Он – замечательный ребенок.
Он обеими руками сжал перила и посмотрел на сгущавшийся туман.
– А как насчет меня?
– Тебя?
– Лучше мне тебя предупредить, что это тот самый случай, когда каков сын, таков и отец.
Она замерла на верхней ступеньке и с вежливым интересом поглядела на него. – Ты хочешь мне понравиться?
– Я очень хочу тебе понравиться.
Она зазвенела ключами. – Если ты о том, чтобы снова затащить меня в постель…
– Я именно о том, чтобы снова затащить тебя в постель, – медленно произнес он. – Но я также хотел объяснить, почему в ту ночь я ушел в такой спешке.
– Я знаю, почему ты ушел в такой спешке. Ты запаниковал.
Он отпустил перила и, резко развернувшись, схватил ее за плечи. – Я не паниковал.
– Ну конечно, паниковал. По-видимому, ты пытаешься справиться со множеством неразрешенных вопросов, связанных с потерей твоей жены, и когда ты слишком сближаешься с какой-нибудь женщиной, ты приходишь в ужас.
– Чушь собачья.
Она мягко, сочувственно похлопала его по руке. – Все в порядке, я понимаю. Я очень сильно горевала, когда умерла тетя Клаудия. Даже представить не могу, как, должно быть, тяжело потерять любимую или любимого.
Он стиснул ее крепче. – Это было тяжело, ты права. Но не по той причине, по которой ты думаешь. Я хочу рассказать тебе кое-что, о чем никто, даже в моей семье, не знает.
Она замерла. – Не уверена, что хочу это услышать.
– Слишком поздно, я собираюсь рассказать тебе все, хочешь ты это услышать или нет. Ты, наверное, знаешь, что мужчина, управлявший тем маленьким самолетом, который разбился с Амелией на борту, был другом семьи.
– Да. Все об этом знают.
– Да, но вряд ли кто-то еще кроме его жены и меня знает, насколько хорошим другом он приходился Амелии.
– Ник, прошу тебя, хватит.
– После похорон я узнал, что одно время они были любовниками. Они поссорились, и он женился, а она вышла замуж. За пару месяцев до крушения самолета, они снова сошлись. Видимо, они пришли к ошеломляющему умозаключению, что оба связали свою жизнь не с теми людьми.
Она прикоснулась к его щеке и ничего не сказала.
– В тот день они улетели, чтобы вместе провести уик-энд на горнолыжном курорте. Его жена думала, что он уехал в город по делам. Я думал, что Амелия поехала в Денвер навестить сестру.
Октавия промолчала, только расстроенно покачала головой.
– После похорон я поговорил с его вдовой. И мы оба решили ради ее и ради моего сына сказать, что ее муж вез мою жену в Колорадо. И все поверили.
– Ясно. – Она опустила руку. – Мне очень жаль, Ник.
– Я не хочу, чтобы ты меня жалела. – Он убрал руки с ее плеч и сжал в ладонях ее лицо. – Я просто хочу, чтобы ты поняла, почему я не слишком горел желанием с головой нырять в серьезные отношения.
– Ты боишься.
Он поджал губы. – Я не боюсь.
– Нет, боишься. Ты совершил ошибку, каких Харты делать не должны. Ты все испортил и однажды женился не на той женщине, и ты до чертиков боишься снова напортачить. Поэтому гораздо легче не рисковать.
– Я совершил ошибку. С этим я, пожалуй, соглашусь. И Харты и впрямь обычно не делают подобных ошибок. Но я никогда не стану об этом жалеть.
Она тотчас же все поняла. – Из-за Карсона.
– Амелия подарила мне сына. Поэтому я всегда буду вспоминать о ней с благодарностью.
– Ну, конечно, так и должно быть. Но это не значит, что в глубине души ты не боишься снова довериться своим чувствам.
– Я не боюсь, – ровным голосом произнес он, – но теперь я чертовски осторожен. Мы с Амелией поженились, потому что оба считали, что одной страсти для этого достаточно. Но оказалось, что нет. В следующий раз я не стану спешить, пока не удостоверюсь, что знаю, что делаю.
– Знаешь, что я думаю? Я думаю, что ты так осторожен, что нервничаешь, когда есть хотя бы намек на то, что отношения могут пересечь границу между серьезными и несерьезными. – Она вгляделась в его лицо. – Ведь именно это произошло в ту ночь? Ты запаниковал, потому что решил, что роман на одну ночь может перерасти во что-то больше чем это?
– Говорю в последний раз, я не паниковал. И к твоему сведению, я никогда не хотел, чтобы это был роман на одну ночь.
– Прости, пожалуйста, разве ты не взбесился оттого, что разволновался, что наше маленькое летнее приключение может стать слишком тягостным и слишком сложным?
Он не позволил ей вывести его из себя. У него была цель. А Харты никогда не теряют своей цели из виду.
– Поправь меня, если я ошибаюсь, – сказал он, – но у меня создалось впечатление, что вы тоже не ждали ничего кроме короткого романа, мисс Свободный Дух.
Она покраснела. – Это не я бежала к двери в ту ночь. Я наслаждалась нашим маленьким летним приключением.
– Я не бежал к двери. Я спешил, но не бежал.
– Это – детали.
– Важные детали. И я хотел бы напомнить тебе, что на следующее утро я пришел к тебе в галерею, – сказал он. – Так что ты не можешь сказать, что я не позвонил. И как, черт возьми, ты думаешь, я себя чувствовал, когда ты заявила мне, что секс был терапией? По-твоему, выходило так, словно это был массаж или тонизирующее средство, черт побери.
Она закусила губу. – Ну, так и было, в некотором роде.
– Здорово, сделай мне одолжение. В следующий раз, когда тебе понадобится физическая терапия, обратись к массажисту или хиропрактику. Или купи вибратор.
Ее глаза расширились. Вид у нее стал несколько раздраженным, подумал он. Почему-то, от этого он почувствовал злорадное удовлетворение.
– Не дави на меня, – предупредила она.
– Я не давил на тебя. – Он притянул ее ближе. – Вот, что я называю давлением.
Он поцеловал ее, пользуясь всем, чтобы соблазнить ее, заставить ответить. Он не был уверен, чего ждет, но знал, чего хочет. У него был план. Он собирался заставить ее признать, что секс не был просто тонизирующим средством.
Он смутно удивился и немного успокоился, когда она и не подумала освободиться. После недолгого колебания рот ее смягчился под ее губами. Ее руки обняли его за шею, а пальцы зарылись в волосы. Жар охватил его, разжигая ощущения.
По крайне мере, в этом он был прав, подумалось ему. Она все еще хотела его. Здесь ничего не изменилось. Он чувствовал, как в ней растет желание.
Когда она вздрогнула в его объятьях и крепче обняла его, торжество его несколько пошло на убыль от безмерного чувства облегчения.
Он оторвался от ее губ и принялся покусывать мочку ее уха. – Нам с тобой было хорошо. Признай хотя бы это.
– Я никогда не говорила, что нам было плохо. – Она откинула голову, открывая ему свою шею. – Нам было прекрасно.
– Тогда почему бы этим не насладиться? – Вкус ее кожи и травяной запах ее волос смешались в опьяняющем аромате. Он знал, что не забудет этот запах до конца своей жизни. – У нас впереди есть целое лето.
Она застыла в его руках. Пальцы ее перестали перебирать его волосы. Она очень медленно отодвинулась и подняла ресницы. – Может, ты и прав.
Он поцеловал ее в кончик носа. – Никаких может быть насчет этого.
– Наверное, в ту ночь я среагировала слишком остро.
– Это понятно, – заверил он ее. – У тебя был тяжелый год. Слишком много переживаний. И тебе приходится принимать множество важных решений относительно твоего бизнеса и будущего. Слишком много стрессовых ситуаций.
– Да.
– Может, кое в чем ты и была права, – произнес он – теперь он чувствовал себя очень великодушным. – Ладно, хоть это и не легко – думать о себе как о физиотерапевте, но должен признать, что у действительно хорошего секса имеется терапевтический эффект.
– Точно, выделяется очень много эндорфина, и, кроме того, есть еще и тренировочный аспект.
– Верно. Тренировочный. – Он не был уверен, что разговор идет в том направлении, в котором он предполагал, но не похоже, чтобы у него был большой выбор.
– Думаю, это – все равно что прогулка по пляжу, – рассеянно пробормотала она.
Он заставил себя сосчитать до десяти и выдавил улыбку. – Не стоит слишком много думать. Секс – это очень естественно, и нет никакой причины, почему два здоровых, ответственных взрослых человека, которые по счастливой случайности оказались свободны, не могут насладиться им друг с другом.
Тут она сделала шаг назад, выскользнув из его рук. – Я подумаю над этим.
Он не двинулся с места. – Ты подумаешь над этим?
– Да. – Она развернулась и сошла вниз по ступенькам. – Я не могу дать тебе ответ сегодня. В данный момент я не слишком ясно соображаю, а мне бы не хотелось принимать еще одно скоропалительное решение, основанное на разыгравшихся эмоциях. Уверена, ты понимаешь.
– Ну и кто паникует теперь? – тихо спросил он.
– Думаешь, я боюсь заводить с тобой роман?
– Да. Именно так я и думаю.
– Может, ты и прав. – В голосе ее звучало сожаление, но она словно смирилась в неизбежным. – Как ты сказал, в последнее время мне пришлось нелегко. Трудно отделить логику от эмоций.
Он спустился за ней по ступенькам, провожая ее к машине. Когда она остановилась у автомобиля, он тоже остановился прямо позади нее. Он протянул руку, позволив пальцам едва коснувшись скользнуть по соблазнительному изгибу ее бедра, и открыл дверцу. – Увидимся утром, – сказал он. – А пока попытайся немного поспать.
Она скользнула на переднее сиденье. – Уверена, что буду спать как младенец, спасибо.
– Повезло тебе.
Она начала вставлять ключ в зажигание, но затем остановилась. – Да, и еще одно.
Он стиснул дверцу машины. – Что?
– Думаю, ты должен позвонить Джереми. Пригласи его выпить пива или чем там вы, мужчины, еще любите заниматься, когда о чем-нибудь разговариваете.
– Ну и с какой стати мне это делать?
– Потому что когда-то вы были хорошими друзьями, и нет причин, почему бы вам не стать ими снова. В глубине души, он знает, что у тебя не было романа с его женой.
Она завела мотор, захлопнула дверцу и уехала в ночь.