Текст книги "Приговор"

Автор книги: Джеймс Шиан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 26 страниц)

– Мистер Йейтс, все четыре года, пока Руди Келли учился в средней школе, вы были ее директором. Это так?

– Да.

– Правда ли, что десять лет назад офицер Брюм являлся к вам, чтобы задать вопросы о Руди?

– Правда.

– Вы можете изложить суду причину его прихода?

– Он хотел выяснить, каким Руди был учеником.

– Что вы ему ответили?

– Ответил, что Руди был очень приятным, мотивированным молодым человеком, но отличался замедленным развитием. Не умственной отсталостью, а заторможенностью. Если я правильно помню, коэффициент его умственного развития был около семидесяти пяти. Школа в Бэсс-Крике была небольшой, и мы не могли себе позволить специальных программ для таких детей. Через два года перевели Руди на факультатив. Он так и не получил аттестата – только справку о том, что прослушал определенный набор дисциплин.

– Детектив Брюм сообщил вам, почему он интересовался Руди?

– Да. Он сказал, что Руди, возможно, станет подозреваемым в совершении убийства Люси Очоа.

– Что вы ему ответили?

– Насколько припоминаю, ответил, что он, должно быть, ошибается. Я прекрасно знал этого юношу и ни за что бы не поверил, что он способен на нечто подобное.

– Детектив Брюм проинформировал вас, что собирается отвести Руди на допрос?

– Да.

– Что вы ему на это сказали?

– Сказал, что на допросе должна присутствовать его мать или адвокат. Объяснил, насколько дружелюбен Руди и каким он может быть наивным. Что он не в состоянии себя защитить. Что станет отвечать на любой заданный ему вопрос, даже если это не в его интересах.

– Вы сказали это с какой-то определенной целью?

– Да. Я, естественно, предполагал, что он ведет честное расследование и эти вещи ему полезно знать.

– Ваша честь, вопросов больше не имею.

– Хорошо, – кивнул судья Стэнтон. – Мистер Дикарло, вы намерены подвергнуть свидетеля перекрестному допросу?

Джимми и Клей Эванс заранее обсуждали стратегию и решили, что перекрестный допрос директора школы им ничего не даст.

Следующим на место свидетеля вышел Бенни Дрэгон. Его, как и Билли Йейтса, Джек подготовил для повторения выступления десятилетней давности.

– Вы помните тот день, когда детектив Брюм увел Руди Келли на допрос? – спросил прокурор, покончив с предварительными вопросами.

– Да.

– Где вы находились в то время?

– В своем магазине. Руди работал на меня. Стоял за прилавком. Я дал ему место, поскольку знал его мать Элену. Сделал это ради нее.

– Что вы можете сказать о том дне?

– Детектив Брюм хотел забрать Руди на допрос в полицейский участок. Я заявил, что не позволю ему разговаривать с молодым человеком до тех пор, пока не поставлю в известность его мать.

– Почему вы так сказали?

– Потому что догадался, что он решил сделать из Руди подозреваемого в деле об убийстве Люси Очоа. Я ему не верил. Никогда не доверял детективу Брюму и прекрасно понимал, что Руди самостоятельно с ним не справится.

– Как отреагировал мистер Брюм на ваши слова?

– Именно так, как я ответил адвокату Руди на слушаниях десять лет назад, – он пригрозил мне. Сказал, что натравит на мой магазин комиссию отдела гигиены и безопасности труда. Я прекрасно понял, что он подразумевал.

– И что же он подразумевал?

– Что устроит мне неприятности, если я откажусь с ним сотрудничать.

– Вы согласились?

– До сих пор об этом сожалею.

– Ваша честь, вопросов больше не имею. – Джек вернулся на место.

– Мистер Дикарло, – повернулся к адвокату судья, – вам предоставляется право перекрестного допроса.

– Отказываюсь, ваша честь.

– Прекрасно. Дамы и господа, – обратился Стэнтон к присяжным, – я еще раз призываю вас ни с кем не обсуждать это дело. Не читайте газет, не смотрите телевизор, не слушайте радио. Не дискутируйте с супругами. Вы меня поняли? – Присяжные закивали. – В таком случае объявляется перерыв. – Стэнтон ударил молотком по столу. – Завтра начнем ровно в девять. Представителей сторон жду в восемь тридцать. Возможно, за ночь у вас появятся новые мысли, которые вы захотите обсудить со мной до начала заседания. – Именно так судья закрыл накануне сессию, на которой определялся состав присяжных.

«А он последователен, – подумал Джек, собирая бумаги. – Соблюдает один и тот же распорядок».

ГЛАВА 47

Джек был доволен тем, как прошел первый день заседания суда, особенно его вторая половина. Ему удалось застать врасплох Джимми Дикарло, вытащив Уэсли Брюма для дачи свидетельских показаний. С помощью Билла Йейтса и Бенни Дрэгона продемонстрировать, что следователь умышленно устроил так, чтобы допрашивать Руди без свидетелей. Завтра Мария укрепит присяжных во мнении, что Уэсли Брюм лгун и мошенник, а затем внимание суда следует привлечь к тому, как расследование изнасилования было выделено в отдельное дело, и к роли Клея Эванса. Джек не сомневался, что это станет ключевым моментом суда. Однако после второго дня он понял: Джимми Дикарло и Клей Эванс решили отдать полицейского на растерзание. Бедняга Брюм – он даже не понимал, какая ему грозила опасность.

Джек не видел Марию с тех пор, как был ранен Хоакин. Женщина дни и ночи проводила в больнице. В палате для нее поставили кровать. В тот день Дик решил навестить товарища.

– Как его дела? – спросил Джек по дороге домой.

– По-прежнему. Хоакин не приходит в сознание, Мария переживает. Ноя разговаривал с врачом, и он заверил, что все идет хорошо. Объяснил, что Хоакин восстанавливает силы и, когда настанет время, очнется.

– Здорово, – обрадовался Джек. – Не сочтите меня жестоким, но на завтрашнем заседании Мария выступает первой. Не знаю, что и делать. Я с ней не беседовал и не готовил ее.

– Ее не надо готовить. Она расскажет правду. Я привезу вас к восьми тридцати, затем поеду за ней. А после того, как она даст свидетельские показания, сразу же доставлю в больницу.

– Спасибо, Дик.

В тот вечер, когда Джек лег в постель, Пат, стараясь снять напряжение, стала массировать ему спину. Но ее усилия не помогли – нервы Джека были натянуты, словно стальные канаты. Пат решила зайти с другой стороны.

– Сегодня все прошло как нельзя лучше, – сказала она.

– Согласен, – кивнул он. – Но завтра решающий день. В нашем деле все в одну секунду может пойти насмарку.

– Остается только молиться.

– И очень усердно.

На следующий день Дик, как и планировал, привез Джека во дворец правосудия задолго до начала заседания, а сам поехал за Марией. Джек сомневался, что ему удастся вскоре их увидеть.

Мария всегда поступала так, как считала нужным. А теперь ее волновало только одно – здоровье Хоакина.

Вечером Джек позвонил Чарли Петерсону и попросил, чтобы тот на всякий случай пришел пораньше. Вызывать свидетелей не в заранее запланированном порядке – в этом не было ничего необычного. Джек часто так поступал, особенно если дело касалось экспертов, например врачей. Но данное дело отличалось от других. Джек был уверен: для того, чтобы убедить присяжных в своей правоте, необходимо строго придерживаться логической последовательности выступления свидетелей.

Ровно в 8.30 его и Дикарло провели в кабинет судьи. Стэнтон пребывал в добром расположении духа. Судья явно был доволен собой. Джек не мог решить, хорошо это для него или плохо.

– Есть ли, джентльмены, сегодня с вашей стороны какие-либо ходатайства? Не пришли ли вам среди Ночи в голову новые теории?

– Нет, ваша честь, – ответил Дикарло.

– Нет, господин судья, – повторил Джек.

– Прекрасно. Мистер Тобин, сколько вы сегодня намерены вызвать свидетелей?

– Троих, сэр. Последнее свидетельство представляет собой видеозапись.

– Хорошо. Мистер Дикарло, вы решили, кого выставите в качестве свидетелей?

Джимми видел запись признания Джеронимо Круза. Она производила сильное впечатление, и он не хотел, чтобы ее смотрели присяжные. Он понял, что наступил момент заявить протест.

– Нет еще, судья. У меня есть по крайней мере один свидетель. Однако, ваша честь, я считаю необходимым протестовать против демонстрации видеозаписи с признанием Джеронима Круза. Мы признаем, что убийство Люси Очоа совершил он, поэтому присяжным ни к чему смотреть пленку.

Судья Стэнтон покосился на Джека. Обстановка начала накаляться. Ему нравились такие моменты.

– Что скажете, мистер Тобин?

– Я бы хотел, чтобы присяжные посмотрели запись. Она снимает всякие сомнения.

– Понимаю ваше желание. Но если мистер Дикарло признает то, что доказывает видеопленка, зачем всем ее смотреть? Не вижу необходимости.

– В ней содержатся определенные детали. Джеронимо Круз рассказывает, каким способом убил свою жертву. Присяжные оценят эту информацию в свете того, какой уликой располагала полиция до суда и через два года, когда выяснилось, что Джеронимо Круз находится в тюрьме в Техасе.

Судья повернулся к Джимми:

– Мистер Дикарло, в этом есть смысл.

– Обвинение признает факты. Присяжным можно зачитать краткое резюме. Мы сэкономим массу времени.

– Это не одно и то же, ваша честь. Признание факта не обладает такой же силой воздействия.

– Это очевидно, мистер Тобин. Однако наша задача не в том, чтобы воздействовать на эмоции, а в том, чтобы предъявить факты. Если клиенты мистера Дикарло готовы согласиться с фактами, нам незачем смотреть видеозапись с признанием Круза.

– Ваша честь, я считаю, что у меня есть право продемонстрировать видеопленку.

– Выбор за мной. Я не собираюсь выносить решение немедленно. Даю вам время обдумать аргументы убедительнее тех, которые вы только что привели. Но вы должны это сделать до того, как будет предъявлена видеозапись. И еще прошу вас договориться о признании фактов на случай, если мое решение будет не в пользу мистера Тобина. Вам ясно?

У Джека возникло ощущение, словно он получил сокрушительный удар в солнечное сплетение. Удар, которого не ожидал, а должен был бы предвидеть. Он не мог сослаться на прецедентное право, и у него не осталось времени, чтобы порыться в архивах и книгах. Демонстрация видеозаписи требовалась, чтобы произвести на присяжных эмоциональное воздействие. Надо было, чтобы они собственными глазами увидели Джеронимо Круза, поняли, что он совершил и каким образом убил свою жертву. Тогда эти люди смогут осознать, что приключилось с Руди и какой злой умысел содержался в действиях подсудимых. Зачитать соглашение сторон о взаимном признании фактов казалось ему недостаточным.

– Вам ясно, мистер Тобин? – повторил судья гораздо тверже, чем в первый раз.

– Да, ваша честь.

– Отлично. В таком случае пойдемте в зал заседаний.

Судья вошел вместе с ними. В этот день обошлось без формальностей. Когда стороны заняли места, Стэнтон, как накануне, предупредил зрителей и попросил судебного пристава привести присяжных.

Джек чувствовал себя не в своей тарелке еще и потому, что Мария до сих пор не приехала. Он проверил это у судебного пристава. Приходилось начинать день со свидетельских показаний Чарли Петерсона.

Чарли пришел в оливковом костюме и выглядел абсолютно спокойным, когда клялся, что будет говорить правду, и одну только правду.

– Назовите свою фамилию для протокола, – попросил его Джек.

– Чарлз Никлби Петерсон.

– Где вы работаете, мистер Петерсон?

– В Христианском педагогическом колледже в штате Каролина.

– Что вы там делаете?

– Преподаю политологию.

– У вас есть профессиональное образование?

– Да, степень бакалавра и диплом юриста Джорджтаунского университета.

Джек надеялся, что регалии свидетеля произведут впечатление на присяжных, поскольку все, что могло последовать в дальнейшем, было невыигрышно для стоявшего перед ними человека.

– Мистер Петерсон, в течение некоторого времени вы были государственным защитником в округе Кобб. Это так?

– Так.

– И представляли Руди Келли на процессе по обвинению его в убийстве первой степени? Это так?

– Да.

Джек взял папку с делом об изнасиловании, имеющим силу улики, подошел к свидетелю и подал ему:

– Мистер Петерсон, перед вами вещественное доказательство номер два. Прошу вас, взгляните.

Чарли пролистал дело и поднял на Джека глаза.

– Вы видели раньше этот документ? – спросил обвинитель.

– Да. Впервые я видел его, когда давал показания перед Большим жюри.

– Вы знаете, что это такое?

– Дело об изнасиловании. Полиция, как выяснилось, обнаружила сперму в теле Люси Очоа и по каким-то причинам завела отдельные дела: об убийстве и об изнасиловании.

– Вы знали о деле об изнасиловании, когда защищали Руди Келли?

– Нет, не знал.

– Вы обращались к штату с ходатайством предоставить вам все относящиеся к убийству Люси Очоа улики, когда защищали Руди?

– Да.

Джек подал свидетелю другой документ:

– Вы можете сказать, что собой представляет вещественное доказательство номер три?

– Да. Это мое требование предъявления доказательств или, выражаясь непрофессиональным языком, просьба предоставить все имеющиеся улики по делу Люси Очоа.

– Вы были проинформированы, что в теле жертвы обнаружена сперма?

– Нет.

– Этот факт мог бы иметь для вас существенное значение?

Джимми Дикарло моментально вскочил на ноги:

– Ваша честь, протестую! Обвинитель побуждает свидетеля строить предположения.

– Протест отклоняется. Мистер Петерсон, вы можете отвечать на вопрос.

– Да, мог бы, особенно если учесть, что кровь оставившего сперму отличалась по группе от крови Руди. Это означало, что в доме Люси Очоа находился другой мужчина, то есть вердикт мог бы быть совершено иным – невиновен. – Джек сомневался, что судья Стэнтон допустит подобный вывод и, пока Джимми не оспорил ответ, поспешил задать следующий вопрос:

– Вы видели раньше этот документ? – Он подал свидетелю официальное вещественное доказательство номер четыре.

– Да, это отчет коронера, представленный на суде над Руди Келли.

– Кто в то время был коронером?

– Гарри Татхилл.

– Где он находится теперь?

– Он умер.

– Вы заметили в его отчете что-то необычное?

– Да.

– Будьте добры, сообщите об этом присяжным.

– Прежде всего, в нем нет результатов лабораторных анализов. Не упоминается, что в теле жертвы была обнаружена сперма. Не сказано ни слова о группе крови.

– Вам приходилось читать отчеты коронера Гарри Татхилла до убийства Люси Очоа?

– Много раз. Я к тому времени уже пятнадцать лет проработал государственным защитником в этом округе. Гарри Татхилл коронером – двадцать пять. Убийства здесь случались не часто, но тем не менее происходили. И Гарри каждый раз готовил отчет.

– Всегда ли в его более ранних отчетах содержались результаты токсикологической экспертизы?

– Всегда.

– До того как вы стали государственным защитником в округе Кобб, вам приходилось работать в этой сфере?

– Да, я работал помощником государственного защитника в Майами.

– Таким образом, ваш совокупный профессиональный опыт в этой области к тому моменту составлял двадцать пять лет.

– Да, это так.

– Вам когда-либо приходилось видеть отчет коронера, из которого бы исключалась важная улика, как, например, то, что во влагалище жертвы обнаружена сперма?

– Нет.

– Какое преимущество получало обвинение, выделяя расследование изнасилования в отдельное дело, кроме того, что мы уже обсуждали?

Джимми Дикарло снова вскочил на ноги:

– Протестую, ваша честь! Это предположения.

– Протест отклоняется. Свидетель может отвечать на вопрос.

– Формируя отдельное дело об изнасиловании, о котором никто не знал, улику скрыли так, что ее никто не смог бы получить как документ публичного характера. Это своеобразная форма сохранения доказательства в тайне.

Джимми Дикарло пришел в ярость.

– Ваша честь, я ходатайствую о том, чтобы изъять из протокола и вопрос, и ответ!

– Ходатайство отклоняется. Продолжайте, мистер Тобин.

Джек не мог поверить, что ему продолжает везти с судьей. Не исключено, что Гарри-вешатель начал подозревать: обвиняемые в самом деле совершили то, что им вменялось в вину. Он же был настоящим докой в играх, которые вели Уэсли и Эванс.

Джек решил закруглиться. Он понимал, что присяжные уже успели составить мнение о картине событий.

– Ваша честь, вопросов больше не имею.

Джимми подхватился раньше, чем судья Стэнтон спросил, будет ли он устраивать свидетелю перекрестный допрос. На секунду Джеку показалось, что адвокат бросится на Чарли и задушит того голыми руками. Но он застыл в двух футах от лица Петерсона.

– Мистер Петерсон, в настоящее время вы имеете право заниматься юридической деятельностью в штате Флорида?

– Нет.

– А в каком-нибудь другом месте?

– Нет.

– Назовите причину.

– Я был лишен звания адвоката. – Со скамей зрителей послышался общий вздох, по залу пробежал шепоток. До этого момента публика вела себя довольно тихо. Джек посмотрел в сторону присяжных и заметил, что у многих на лицах появилось потрясенное выражение. Сначала он думал, что стоит обсудить этот вопрос во время допроса, но отказался от своего намерения и допустил непростительную ошибку. Судья Стэнтон схватился за молоток.

– Если меня вынудят, я прикажу очистить помещение. – Шум стих. – Продолжайте, мистер Дикарло.

– Спасибо, ваша честь. Мистер Петерсон, за что вас лишили звания адвоката?

– За пристрастие к спиртному.

На скамьях вновь изумленно ахнули. Судья ударил по столу молотком.

– Я вас предупредил. – Но зрители успели замолчать и напряженно застыли в ожидании откровений.

– Вы были алкоголиком? – Джимми Дикарло дышал свидетелю прямо в лицо.

– Да, – тихо ответил Петерсон и сгорбился.

– И в то время, когда защищали Руди Келли?

– Да.

Джимми вернулся к своему столу, взял какой-то документ и подал Чарли:

– Взгляните на эту бумагу, мистер Петерсон. Мы обозначили ее как улика защиты номер один. – Чарли пробежал глазами документ и вновь посмотрел на адвоката. – Прежде чем вы явились на заседание суда, несколько свидетелей давали показания, какими методами пользовался мистер Брюм, когда допрашивал Руди Келли. У вас в руке постановление судьи Уэнтвелла, который председательствовал на слушаниях об обжаловании улики. В нем говорится, что защита вправе довести до сведения суда, каким образом было получено признание Руди Келли. Это так?

– Так.

– Вы воспользовались этой уликой? Пригласили в качестве свидетелей мистера Йейтса, директора школы Руди, или мистера Дрэгона, хозяина магазина, где он работал, как поступил на нашем процессе мистер Тобин?

– Нет.

– Разве это не принесло бы пользы защите? – Джек понятия не имел, куда клонит адвокат.

– Вероятно, принесло бы.

– Вы не вызвали их в силу того, что в тот период много пили?

– Скорее всего.

Джимми Дикарло взял отчет коронера:

– Вот отчет коронера, который во время допроса выставившей стороной вы охарактеризовали как неполный. Настолько неполный, что ничего подобного вам не приходилось встречать в своей предыдущей практике. Вы обратили на это чье-нибудь внимание во время суда над Руди Келли?

– Нет.

– Вы спросили коронера, когда он выступал в качестве свидетеля, где находится другая часть его отчета – и конкретно результаты токсикологической экспертизы?

– Нет.

– Прокурора штата мистера Эванса?

– Нет.

– Не сделали этого, потому что в то время сильно выпивали?

– Вероятно.

– Вы писали апелляции от имени осужденного Руди Келли?

– Нет.

– Но предполагали, что последует хотя бы одна апелляция?

– Похоже, предполагал.

– Похоже? Вы слышали хотя бы об одном процессе, когда обвиняемого приговорили к смертной казни, но потом не следовало ни одной апелляции?

– Не слышал.

– То есть вы знали, что апелляция будет?

– Знал.

– Вы признавались письменно или устно под присягой, что были неправоспособны, когда представляли Руди Келли?

– Нет.

– Ни разу с тех пор, как он был осужден и до самой его казни?

– Ни разу.

– Не кажется ли вам, что вы больше, чем кто-либо другой, повинны в его смерти?

Настала очередь вмешаться Джеку:

– Протестую, ваша честь. Здесь судят не мистера Петерсона.

– Протест отклоняется. Свидетель, отвечайте на вопрос.

– Вероятно, так. – Чарли сгорбился еще сильнее, его подбородок едва не касался груди.

– Вас не обвиняли в совершении преступления?

Джек снова вскочил на ноги:

– Протестую!

– Протест принят. Свидетель не обязан отвечать на данный вопрос, – заключил судья Стэнтон.

– Ваша честь, к этому свидетелю вопросов больше не имею, – презрительно бросил Джимми и, повернувшись к Петерсону спиной, прошествовал на свое место.

– Повторный допрос выставляющей стороной? – спросил судья.

Джек колебался, но всего лишь мгновение.

– Мистер Петерсон, Клей Эванс знал о ваших проблемах со спиртным до начала суда над Руди Келли?

– Знал.

– Почему вы беретесь это утверждать?

– Время от времени он кое-что говорил мне сам.

– Например?

– Как-то сказал, что слышал, что я был неплохим адвокатом до того, как пристрастился к бутылке. В другой раз заметил, что клиент, которого я берусь защищать, может распрощаться с волей.

– Это все до процесса над Руди Келли?

– Да.

– Следовательно, обвиняемые сделали ставку на ваше пристрастие к спиртному?

– Протестую!

– Протест принят. Свидетель не должен отвечать на этот вопрос. – Но Джек уже добился всего, чего хотел, – заронил мысль в сознание присяжных. «Что сказано, то сказано», – вспомнил он фразу Джимми.

– Ваша честь, вопросов больше не имею.

– Мистер Петерсон, вы свободны. Обвинитель, приглашайте вашего следующего свидетеля.

Джек посмотрел на судебного пристава. Тот покачал головой, давая понять, что Мария еще не приехала.

– Ваша честь, разрешите подойти.

– Прошу, – махнул рукой Стэнтон.

Джек вновь стал настаивать на показе видеозаписи с признанием Джеронимо Круза.

– Судья, кроме этой пленки, у меня всего один свидетель, и ее пока нет. У нас не было времени заняться признанием фактов. Видеозапись длится всего тридцать четыре минуты. Берусь предположить, что соглашение между сторонами относительно фактов и перенос текста на бумагу, чтобы в последующем зачитать его присяжным, займет вдвое больше времени. Пользуясь аргументом мистера Дикарло, хочу заметить, что просмотр видеозаписи лишь ускорит нашу работу.

Судья был не в настроении устраивать долгие споры.

– Хорошо, мистер Тобин, запускайте пленку. Но учтите, к тому моменту, когда закончится просмотр, ваш свидетель должен быть здесь. Если смысл просмотра заключается в том, чтобы сделать нашу работу эффективнее, я не позволю ни на одну секунду из-за опоздания свидетеля задержать заседание. Я ясно выразился?

– Да, ваша честь.

Установив телевизор перед скамьей присяжных и включив воспроизведение, Джек подозвал сидевшую в заднем ряду Пат:

– Беги в больницу и выясни, что там держит Марию. Если ее не будет здесь через тридцать минут, судья закроет заседание.

– Уже бегу. – Пат бросилась к выходу.

«Слава Богу, бегать она умеет, – подумал Джек. – А больница всего в трех кварталах отсюда». Единственная их машина была у Дика, который тоже находился в больнице. Джеку оставалось только ждать.

Он принялся рассматривать глядящих на экран телевизора присяжных. Они слушали признание Джеронимо Круза с большим вниманием. Это было добрым знаком. «Если Мария успеет вовремя, мы добьемся осуждения негодяев», – подумал он.

В трех кварталах от дворца правосудия разворачивалась другая драма. Утром Хоакину стало хуже. Остановилось сердце. Срочно вызвали бригаду реаниматоров, и, когда приехал Дик, мероприятия по спасению жизни раненого шли полным ходом. Врачи и сестры склонились над его кроватью. А Мария стояла в углу и молилась. Не было никакой возможности уговорить ее уехать из больницы. Дик даже не заикался.

К груди Хоакина несколько раз прикладывали электроды, и после этого сердце снова забилось. И в ту же секунду врачи и сестры исчезли, словно были привидениями. Дик повидал на своем веку много реанимационных бригад, но никакие мог привыкнуть к этому зрелищу. Однако теперь был особый случай: на больничной кровати лежал его друг и его встряхивали электротоком, будто тряпичную куклу.

Когда прибежала Пат, Дик и Мария стояли у кровати Хоакина и читали «Радуйся, благодатная!». Пат запыхалась и ждала возле них, пока они не кончили.

– Что случилось?

– У него остановилось сердце, – ответил Дик.

– А сейчас в порядке?

– Надо надеяться. Сестра сказала, что жизненные показатели стабилизировались.

Пат понимала, что почти нереально оторвать Марию от любимого, но решила попробовать.

– Мария, у нас пятнадцать минут, чтобы добраться до дворца правосудия. Если ты не дашь показаний, все, что сделали Хоакин, Дик, ты и Джек, пойдет прахом. – Она исключила себя из этого списка, хотя сделала не меньше других.

– Не могу его оставить, – в отчаянии проговорила Мария.

– Надо. Хоакин сказал бы тебе то же самое. – Пат не хотела использовать раненого для своих аргументов, но у нее не оставалось выбора.

Мария посмотрела на Дика.

– Поезжай, – сказал тот. – Пат права: Хоакин сказал бы то же самое. Он протянул Пат ключи.

– Некогда возиться с машиной. Бежим. Будем надеяться, что успеем.

Судебный пристав убирал телевизор, когда женщины, запыхавшись, вбежали в зал. Пат заметила на лице Джека облегчение.

– Вызывайте следующего свидетеля, – предложил судья.

– Штат приглашает Марию Лопес, – объявил Джек.

Мария вышла вперед и принесла присягу.

– Назовите для протокола вашу фамилию, – попросил Джек. Она стояла с отрешенным лицом и ничего не говорила.

– Мэм, – повернулся в ее сторону судья, – вы должны ответить на вопрос.

– Мария Лопес. – Ее глаза по-прежнему невидяще блуждали.

– Где вы в настоящее время работаете?

– В канцелярии прокурора штата – секретарем. Джек решил ее немного направить.

– То есть моим секретарем?

– Да.

– А до того, как пришли работать ко мне, служили в полицейском управлении Бэсс-Крика? Так?

– Так.

– Вы работали лично на обвиняемого Уэсли Брюма?

– Да.

– В качестве секретаря?

– Да. – Наводящие вопросы кончились, теперь ей предстояло собраться.

– Мисс Лопес, как долго вы работали в полицейском управлении? – Ответа не последовало. Джек повторил вопрос: – Мария, сколько времени вы работали в полицейском управлении?

– Протестую! – Джимми Дикарло вскочил со стула. – Обвинитель обращается со свидетелем запанибрата.

Мария посмотрела на адвоката, перевела взгляд на Клея Эванса, затем на сидящего подле него Уэсли Брюма – негодяя, который, как ей было известно, стрелял в Хоакина.

– Пятнадцать лет, – твердо ответила она, прежде чем судья успел решить, принимать или отклонить протест.

– Обвинитель, воздерживайтесь оттого, чтобы называть свидетеля по имени, – предупредил Джека Стэнтон. – А вы мэм, должны повременить с ответом, если заявлен протест. Вы меня поняли.

Мария повернулась к судье:

– Да, сэр.

Джек решил, что в этот момент она вернулась к действительности.

– Мисс Лопес, расскажите присяжным, какую должность вы занимали в полицейском управлении Бэсс-Крика.

– Первые семь лет была секретарем приемной, затем секретарем мистера Брюма.

– Мисс Лопес, я хочу вернуть вас в день 24 января 1986 года. Какую должность вы занимали в то время?

– Секретаря приемной.

– Каковы были ваши служебные обязанности?

– Отвечала на телефонные звонки, вскрывала и разбирала корреспонденцию, печатала. И прочее в том же роде.

– Вы помните, что произошло в тот день?

– Да.

– Почему он вам запомнился?

– В тот год, кажется, в марте, я давала показания на слушаниях об обжаловании. Недавно вы мне продемонстрировали расшифровку стенограммы моих слов.

– Что произошло в тот день?

– Мистер Брюм привез на допрос Руди Келли, а затем в участок явилась его мать Элена и потребовала, чтобы ей разрешили увидеться с сыном.

– Вы помните, когда она пришла в полицейский участок?

– Да. В пятнадцать часов шестнадцать минут.

– Почему вы так точно запомнили время?

– Элена настояла, чтобы я занесла его в регистрационный журнал. Мою запись присовокупили к делу. Кроме того, недавно я читала расшифровку своих показаний.

– Вы тогда позволили Элене увидеться с сыном?

– Нет.

– Почему?

– Детектив Уэсли Брюм приказал мне ее не пускать. Через некоторое время к ней вышел другой детектив, Дел Шортер. Но самой Элене не позволили пройти в участок и поговорить с сыном. Детектив Брюм увел его в специальную комнату для допросов.

С этого момента Джек прибавил темп. У него имелось письмо, обозначенное как улика номер шесть. Он подал его Марии. Это была сделанная Хоакином копия того самого письма от 2 мая 1986 года, которое Трейси Джеймс направила Клею Эвансу. Хоакин как-то упомянул о нем при Марии, и она вспомнила, что видела письмо погибшего адвоката в кабинете Уэсли Брюма. Они рассказали об этом Джеку. До разговора с ними Джек не представлял, каким образом использует в качестве доказательства письмо. Трейси уже нет. Клей скорее всего не станет давать показаний. Хоакин имел копию, но никоим образом не мог подтвердить, что Трейси Джеймс отослала письмо Эвансу и тот его получил. То, что Мария видела его в кабинете Брюма, меняло дело. Но Джек понимал, что с допустимостью доказательства дело обстояло не просто.

– Вы видели раньше то, что мы именуем уликой номер шесть?

– Да, видела.

– Что это такое?

– Письмо от 2 мая 1986 года от Трейси Джеймс Клею Эвансу.

– Кто такая Трейси Джеймс?

– Частный адвокат, представлявшая Руди Келли до того, как дело передали государственному защитнику.

– Когда вы видели это письмо?

– Примерно в то самое время, когда оно было написано, может быть, несколько дней спустя. Прокурор Клей Эванс пришел в полицейское управление встретиться с Уэсли Брюмом, чего никогда раньше не делал. Они разговаривали в его кабинете. Я вошла, поскольку мистер Брюм должен был срочно подписать какую-то бумагу. Письмо лежало на столе. Пока детектив Брюм читал переданный ему на подпись документ, я стояла за его левым плечом и читала письмо. Выходя из кабинета, я слышала, как мистер Брюм заметил: «Она что, шутит?» Клей Эванс не ответил, а если ответил, я не слышала.

Джек обратился к судье:

– Я хотел бы приобщить вещественное доказательство номер шесть к делу.

– У меня несколько возражений, – вмешался Джимми.

– Подойдите, – распорядился судья.

Когда представители сторон приблизились к кафедре, адвокат завел долгую речь, почему письмо не следует приобщать к вещественным доказательствам.

– Я его до этого ни разу не видел.

– Я его вам посылал в ответ на ваше требование предъявления доказательств, – возразил Джек. – Письмо значится в моем предварительном списке улик.

– Другие причины? – покосился на Джимми судья.

– Это показание с чужих слов. Единственный способ приобщить письмо к доказательствам – выслушать Трейси Джеймс или Клея Эванса. Но Трейси Джеймс мертва, а мой клиент не собирается давать показаний.

Судья повернулся к Джеку:

– Ваш ответ.

– Ваша честь, Трейси Джеймс нет в живых, и мы имеем возможность воспользоваться исключением из правила показания с чужих слов, которое вступает в силу, если человек умер. В любом случае это письмо нельзя считать показанием с чужих слов, поскольку мы представляем его не ради его содержания, а чтобы продемонстрировать, что оно было отправлено и получено.