Текст книги "Приговор"

Автор книги: Джеймс Шиан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 26 страниц)

ГЛАВА 39

Дом у Джека был большой, но спален всего четыре. И когда к нему переехали Мария Лопес, Дик Рейдек и Хоакин Санчес, они с Пат решили, что ей надо перебраться из гостевой спальни к нему в хозяйскую.

– Мы не то чтобы живем вместе, мы просто делим одну спальню, – с постным лицом констатировал он.

– Согласна. Исходя из необходимости и лишь временно. Никаких обязательств.

– Даже если мы каждую ночь ложимся в одну постель.

– А душ принимаем вместе только ради экономии воды.

– И в этом ты тоже права. – Джек с трудом сохранял серьезный вид. – Все это мы делали и будем делать только из чувства долга перед напарником. – Оба расхохотались.

Хоакин привел свою лодку с другой стороны озера и пришвартовал на свободном месте у причала Джека, чтобы можно было рыбачить. Они составили график таким образом, что у него были свободные для рыбалки часы с шести до девяти. Один из телохранителей должен был отвозить Джека и Марию на работу, а другой оставался в доме с Пат. Хоакин спал днем, а Дик в это время дежурил. Хоакин тоже увлекался бегом и участвовал в пробежках с Джеком и Пат, спрятав в шорты небольшой пистолет двадцать второго калибра.

Организация мер безопасности безукоризненно действовала первые три недели, пока Пат не взбунтовалась.

– Неужели это круглосуточное несение караула так необходимо? – спросила она за завтраком в присутствии всех. – Поймите, Дик, вы мне очень нравитесь. И вы, Хоакин, – тоже. Но мне совершенно не требуется ваша помощь, когда я иду покупать нижнее белье. Единственное время, когда я могу побыть наедине с собой, – пока принимаю душ, после того как Джек и Мария уезжают на работу.

Дик и Хоакин не отрывали глаз от тарелок – оба понимали, что назрела семейная ссора. На этот вопрос должен был ответить Джек.

– Не знаю, что и сказать тебе, дорогая, – начал он. Джек понимал, что Пат труднее всего. У нее не было возможности, как у него и Марии, ускользнуть из дома и окунуться в привычную рабочую обстановку. – Единственный способ не позволить никого из нас убить – постоянно быть настороже и соблюдать меры безопасности, где бы мы ни находились. Ты в опасности, потому что живешь со мной. Вот если бы ты уехала из города – скажем, в Нью-Йорк на пару недель, – это было бы хорошо. Не думаю, что за тобой погонятся. Так что если тебе невмоготу взаперти, прокатись. Кто-нибудь возражает?

Дик и Хоакин упорно смотрели в свои тарелки.

– Я нет, – пожал плечами Дик.

– Я тоже не возражаю, – пробормотал из-за чашки с кофе Хоакин.

Джек сделал попытку разрядить обстановку, но еще сильнее все испортил.

– Бедной Марии тоже не сладко: каждое утро приходится ездить на работу со мной и вместе обедать. Словосочетание «бедная Мария» вовсе не понравилось Пат. Латиноамериканка это тут же почувствовала и сумела справиться с ситуацией лучше, чем Джек.

– В конторе начинают шушукаться, а вы, Джек, только подливаете масла в огонь, обнимая меня за плечи, когда мы приходим на работу и уходим домой. – За столом все знали, что он это делал в соответствии с планом: людям следовало показать, что начальник и Мария всегда и везде вместе. И такое поведение служило своеобразным сигналом. – Но не тревожьтесь, Пат. Мне не нравятся гринго.

Патриция улыбнулась, иронически изогнула брови и, в свою очередь, сострила.

– Мы уже заметили. – Все рассмеялись, кроме покрасневшего Хоакина. В первые две недели они сильно сблизились с Марией. А на третью он прекратил свои обычные вылазки на рыбалку. Обитатели дома решили, что Хоакин отсыпается, пока однажды утром не увидели, как он выходит из спальни Марии. Никто не сказал ни слова, пока через несколько дней не пошутил за завтраком Дик. Джек и Пат склонили друг к другу головы, а Хоакин и Мария переглядывались через стол.

– Я чувствую себя пятым колесом в телеге, – внезапно заявил Дик.

Джек чуть не подавился овсянкой и расхохотался.

– Могу пристроить вас к Долли, – предложила Пат. – Я слышала, что она не занята. – Каждое утро, когда другие уезжали на работу, она тащила Дика завтракать в «Пеликан».

– Не знаю, долго ли я вынесу, если Долли каждую ночь будет спрашивать: «Как обычно?» – ответил он, и буквально довел всех до слез.

Теперь они снова смеялись, но вопрос требовал решения.

– Так ты хочешь передышки? Уехать на несколько недель?

Пат колебалась.

– Пожалуй, нет, – наконец ответила она. – Вы все справляетесь с обстоятельствами, значит, надо и мне. Но я хочу спросить, когда это кончится? То есть когда все начнется?

– Обещаю, Пат, не позднее, чем мне представится возможность, – ответил Джек.

Пат кивнула. Она понимала – Джек делал все, что в человеческих силах. Но не совсем представляла, что он хотел сказать, когда говорил о возможности. Некоторые вещи он предпочитал не озвучивать.

– Хорошо, – вздохнула она. – Но когда все кончится, ты свозишь меня в Европу.

– Не тебя одну – прокатимся все вместе.

ГЛАВА 40

«Возможность» подвернулась Джеку через два месяца. Он получил в наследство от бывшего прокурора напористого молодого юриста Тодда Гамильтона, который начал работать за два года до того, как Джек занял свой пост. Тодд имел все задатки потенциальной суперзвезды в их деле: сообразительный, собранный, обаятельный и напористый. И хотя ему поднадоели рутинные дела небольшого городка, он не спешил укладывать чемоданы и срываться в мегаполис. Вместо этого сидел на месте и все упорнее погружался в коррумпированное подбрюшье округа Кобб. Когда был назначен Джек, Тодд уже с головой ушел в расследование.

По мере того как Майами, Форт-Лодердейл и Палм-Бич все больше разрастались, застройщикам стало не хватать земли. Расширяться на юг и восток возможности не было: попробуй построить многоквартирные дома и коттеджи в Атлантическом океане. Север тоже был закрыт – все вплоть до Порт-Пирса и Веро было уже застроено. И они поступили так, как лет сто пятьдесят назад призывал совсем других людей Хорас Грили,[25]25
  Журналист, политический деятель (1811–1872). В 1841 г. основал газету «Нью-Йорк дейли трибюн» и стал ее главным редактором.


[Закрыть] – двинулись на Запад. Но и там столкнулись с проблемами в виде такой причуды природы, как Эверглейдс.[26]26
  Обширный заболоченный район в Южной Флориде к югу от озера Окичоби.


[Закрыть] К северу от болота располагалось озеро Окичоби, и вскоре земля вокруг него возникла на экране радаров застройщиков. Они поняли, какой это лакомый кусок, и начали захватывать обширные пространства по самым низким ценам. Заметили это немногие. Но, к несчастью для застройщиков, среди этих немногих был Тодд Гамильтон.

Когда начинается преобразование сельской глубинки в пригородный район, закономерно возникают досадные препятствия – требуется согласовать вопросы землеустройства, распределения на зоны и защиты окружающей среды. Приходится платить политикам на местном уровне и на уровне штата и не забыть чиновников, в чью компетенцию входит охрана окружающей среды. Свой кусок получают и землеустроители, и местные блюстители закона. Хотя благодаря своему положению в пищевой цепочке обычно не слишком большой. Первыми подходят к миске крупные псы.

Пока все кормились из общего корыта, Гамильтон делал заметки и шел по следу взяток. К тому времени, когда он обратился к Джеку с предложением собрать Большое жюри[27]27
  Коллегия из 12–23 присяжных.


[Закрыть] и начать вручать официальные обвинения, он уже мог проследить денежные потоки из четырех скупивших земли в округе Кобб компаний наличные банковские счета сенаторов, членов палаты представителей, чиновников государственной комиссии по охране окружающей среды и другого рода паразитов – в размере многих миллионов долларов. Он также мог указать, где были нарушены нормы землеустроения и без всякого основания выданы разрешения на использование заболоченных участков и пойм в охранных зонах.

Джек пришел в восторг, когда Тодд представил ему доказательства, но по причинам, о которых подчиненный и не догадывался. Он с самого начала понимал, что предать правосудию Уэсли Брюма и Клея Эванса возможно лишь при помощи Большого жюри. Во Флориде прокурор Штата может преследовать большинство преступлений путем заявления об обвинении, что фактически означает: он вправе определять, что для обвинения существуют достаточные основания. Единственный случай, когда прокурору штата требуется, чтобы обвинение вынесло Большое жюри, – это если возможным наказанием за преступление является смертная казнь. Поскольку Джек собирался обвинить Эванса и Брюма в убийстве первой степени, ему необходимо было собрать Большое жюри. Но в этом и заключалась загвоздка. Большое жюри имел право собрать председатель окружного суда. А председателем окружного суда в округе Кобб – единственного окружного суда в этой местности – был Билл Сэмпсон, предшественник Джека на посту прокурора. Билл Сэмпсон никогда бы не дал согласия собрать Большое жюри для вынесения обвинения в отношении федерального судьи Клея Эванса и начальника полиции Уэсли Брюма.

Хотя Большое жюри и выносило обвинительные акты в отношении совершивших убийство с отягчающими обстоятельствами, его можно было собрать и по другим тяжкими преступлениями. Это практиковалось, когда речь шла о громких правонарушениях, как, например, выявленная Тоддом крупная коррупция. В подобных случаях обвинительный акт Большого жюри защищал прокурора штата от подозрений в пристрастности, политической ангажированности и прочего в том же роде. Билл Сэмпсон мог легко собрать Большое жюри для расследования дела о коррупции. А коль скоро оно будет собрано, Джек был волен обратиться с просьбой вынести обвинительный акт по какому угодно делу. Это и была та возможность, о которой он говорил Пат.

Но Тобин не торопился – ждал целый месяц, пока шли заседания Большого жюри, и только после этого объявил Тодду, что намерен на несколько дней прервать рассмотрение его дела, чтобы представить другое.

Как говорится, запахло жареным.

ГЛАВА 41

Джек предстал перед восемнадцатью членами Большого жюри утром в понедельник, когда они были еще свежими и вполне восприимчивыми. Тобин не стал ходить вокруг да около и напрямую заявил, что просит вынести обвинительный акт в отношении бывшего прокурора штата и бывшего следователя по делу Руди Келли. Должностные лица обвиняются в убийстве, поскольку оба знали, что Руди Келли, вероятно, невиновен, но тем не менее оказывали давление на свидетелей и скрыли улику, а позднее отказались от контактов с настоящим убийцей, поскольку не желали лишать силы собственный вердикт. Они позволили Руди Келли умереть на электрическом стуле, не приняв во внимание факты, благодаря которым невиновный мог быть выпущен на свободу. Джек скрупулезно изложил все, что собирался выложить на суде: что трое мужчин находились вечером в день убийства в нескольких сотнях ярдов от места преступления; что двоих из них допрашивали, а затем они скрылись; что третьего ни разу не допрашивали и не искали.

Он охарактеризовал Руди: подчеркнул, что юноша был очень приветливым, доброжелательным человеком с небольшим отклонением в развитии. И рассказал, что он в самом деле заглянул к Люси Очоа в тот вечер, когда ее убили. Сообщил, как Уэсли Брюм допрашивал Руди, и о так называемом признании, написанном рукой следователя, хотя в его распоряжении имелись средства звуко– и видеозаписи.

Представив общий обзор обстоятельств, Джек сосредоточился на конкретных деталях, изобличающих Брюма и Эванса. Прежде всего рассказал, как выделили в особое дело изнасилование.

– Во влагалище Люси Очоа была обнаружена сперма, – заявил он. – Группа крови ее носителя (в то время анализ ДНК был еще неизвестен) отличалась от группы крови, найденной на ковре, то есть крови Руди, который порезал руку в доме убитой. Они запрятали эту информацию в отдельное дело об изнасиловании и не сообщили адвокату Руди Келли. – Следующие две фразы прокурор произнес с особым нажимом, выделяя каждое слово. – Эта улика свидетельствовала о том, что вечером в день убийства в доме Люси Очоа находился еще один мужчина, но они скрыли ее от защиты. Дело об изнасиловании было закрыто и обнаружено только в прошлом году.

Затем Джек проинформировал присяжных о письме, которое Трейси Джеймс направила Клею Эвансу перед тем, как отказалась от дела. Он сообщил, что в письме говорилось о трех мужчинах, находившихся на улице в тот вечер, среди которых был некто по имени Джеронимо, исчезнувший до того, как его успели допросить. Именно он, по мнению Джеймс, был подлинным убийцей. Сообщил, что адвокат приложила к письму запись беседы Хоакина Санчеса с Пабло Гонсалесом.

– Отпустите его или по крайней мере отложите судебное заседание, пока мы совместными усилиями не выясним, кто такой этот Джеронимо и где находится в настоящее время.

Третьей важной уликой было возможное свидетельство Марии Лопес о том, что через два года после суда над Руди в полицейское управление Бэсс-Крика пришло письмо из полиции Сити-дель-Рио, в котором говорилось, что там арестовали некоего человека по имени Джеронимо по обвинению в изнасиловании и убийстве.

– По словам мисс Лопес, Уэсли Брюм немедленно позвонил Клею Эвансу, сообщил о письме и тут же выехал к нему в канцелярию. Нет никаких свидетельств того, что с полицейским управлением Сити-дель-Рио связывались, а само письмо бесследно исчезло.

Последним аргументом Джека было признание Джеронимо Круза и анализ его крови.

– Вы увидите видеозапись признания Джеронимо Круза, где он под присягой излагает детали того, как убил Люси Очоа. Мы взяли у мистера Круза анализ крови, а сам он находится в Техасе и ожидает исполнения смертного приговора за убийство другой женщины. Его ДНК соответствует ДНК того, чью сперму обнаружили в теле Люси Очоа. Нет никаких сомнений, что убийца – именно он. Не остается также сомнений, что по обвинению прокурора штата Флорида казнен невиновный, – заключил Джек. – Улика была умышленно скрыта. Другая улика была умышленно не принята во внимание. Совершившие это люди – имеют они отношение к системе правоохранительных органов или нет – должны понести справедливое наказание.

Его речь носила характер приговора, что было преднамеренным. Джек доверял присяжным гораздо больше, чем судьям. Верил, что они, принимая решение, способны пойти на риск. И хотел убедить людей, что они поступают правильно. Как и судья Сэмпсон, присяжные с неохотой вынесут обвинительное заключение против федерального судьи и начальника полиции, но в отличие от юриста у них не может быть страха потерять работу.

В тот же день Джек Тобин начал представлять доказательства по делу. Зачитал показания Уэсли Брюма на слушаниях об обжаловании, затем показания Билла Йейтса, директора школы, где учился Руди, и Бенни Дрэгона, хозяина магазина, где Руди работал. Сопоставление ярко характеризовало Брюма как лживого человека. Затем предъявил документальные улики: заверенную копию дела об изнасиловании и письмо Трейси Джеймс Клею Эвансу с приложением отчета Хоакина. Далее последовало нечто такое, о чем он не упоминал на утреннем заседании, – личные показания государственного защитника Чарли Петерсона, представлявшего на суде Руди.

Джек потратил много времени, разыскивая этого человека, но в конце концов обнаружил, где он проживает, при помощи оставшегося в городе родственника. Чарли покинул адвокатуру не по своей воле. Его пристрастие к спиртному привело к тому, что его в конце концов лишили права адвокатской практики – факт, о котором Джек не знал, когда подавал апелляцию от имени Руди. Это могло бы сыграть на руку его подзащитному… Чарли бросил пить и преподавал в небольшом колледже на западе Северной Каролины. Когда Джек позвонил ему и сообщил, что расследование изнасилования было выделено в отдельное дело, он настолько разозлился, что обещал приехать и дать показания в любое время без всякого вызова в суд.

Чарли Петерсон сознавал, что благодаря своему пристрастию к спиртному отчасти повинен в смерти Руди и намеревался искупить вину честным и прямым рассказом. Он сообщил Большому жюри, что не был поставлен в известность, что расследование изнасилования выделено в отдельное дело, иначе представил бы суду улику, которой являлась найденная в теле убитой сперма. Улика послужила бы доказательством, что в доме Люси Очоа, кроме Руди, присутствовал еще один мужчина. Чарли не сомневался – если бы об этой улике узнали присяжные, они бы не вынесли обвинительного вердикта.

Джек завершил день показаниями Петерсона. Он планировал на следующее утро первым делом вызвать Марию и кончить заседание просмотром видеозаписи с признаниями Джеронимо Круза.

Прокурор заранее разработал план. Он знал, что Большое жюри даст возможность Клею Эвансу и Уэсли Брюму изложить свои версии. И понимал: как только они получат повестки в суд,

Эванс немедленно позвонит губернатору и не исключено, что тот сместит его с поста. Хотя у Джека хватало аргументов, чтобы попытаться убедить Боба Ричардса не предпринимать радикальных действий, он не мог исключать и такого поворота событий. Он хотел кончить представление дела до того, как Эванс и Уэсли получат вызов в суд. В таком случае, даже если он будет уволен, у Большого жюри окажется все необходимое, чтобы вынести обвинительное заключение.

Другой вариант предусматривал непосредственный контакт с губернатором. Джек попросил Марию Лопес записать его на прием к Бобу Ричардсу в среду на десять утра. И договорился с управлением шерифа, чтобы Клей Эванс получил повестку раньше Уэсли Брюма – тоже в среду, но в девять тридцать.

Как только Эванс получил повестку в суд, он тут же созвонился с лучшим адвокатом по уголовному праву. Затем взялся за трубку и набрал номер Боба Ричардса. Эванс был немного знаком с губернатором по общественным делам, но они никогда не были в приятельских отношениях, и он начал с того, что звонит по делу.

– Вы слышали, что задумал этот ненормальный, которого вы назначили на пост прокурора?

– Вы имеете в виду Джека Тобина?

– Кого же еще? Он созвал в округе Кобб Большое жюри и делает все возможное, чтобы оно предъявило мне официальное обвинение в убийстве того паренька Келли, которого недавно казнили.

Губернатор не поверил собственным ушам.

– Шутите?

– Какие уж тут шутки. Этот тип сорвался с цепи, и это ваши проблемы.

– Не могу поверить.

– Придется. И придется что-то немедленно предпринять. Вы ведь понимаете, что прокуроры способны вить веревки из Большого жюри. Так что гоните этого сукина сына взашей, пока еще нет обвинительного заключения. Иначе начнется такое светопреставление, что не дай Бог!

– Успокойтесь, Эванс. Я этим займусь. Пока мы с вами говорим, Тобин ждет в моей приемной. Я отправлю его в отставку и тут же вам перезвоню. Не тревожьтесь.

– Уж пожалуйста.

Боб Ричардс пришел в неописуемую ярость. Ему вовсе не требовалось, чтобы федеральный судья дышал ему в затылок. Кроме того, он сознавал, что назревает величайший информационный скандал. Надо было срочно погасить новость, пока она не стала сенсацией. Он схватился за телефон и рявкнул секретарю, чтобы та немедленно пропустила к нему Джека Тобина.

Джек переступил порог его кабинета улыбаясь. По выражению лица губернатора он понял, что Бобу уже сообщили новость. Заметив его улыбку, обычно сдержанный политик сорвался:

– Что ж ты творишь, негодяй? Хочешь меня подставить? Спланировал все заранее? – Он не дождался ответа. – А теперь с мерзкой ухмылкой вваливаешься ко мне в кабинет! Какого черта тебя принесло? Не веришь, что я тебя уволю? Неужели вообразил, что я позволю тебе довести дело до конца? Ненормальный!

Джек стоял и слушал. Он ждал подобного взрыва эмоций, возмущения. Но так даже лучше – ему будет легче сделать то, что он задумал.

– Пойдем, прогуляемся, Боб.

– С какой стати?

– Здесь немного душно.

– Не желаю никуда с тобой идти!

– Придется. Думаю, ты не откажешься меня выслушать, прежде чем предпринять какой-нибудь опрометчивый шаг.

Замечание Джека заставило губернатора замолчать. Он был разгневан, вышел из себя. Но всегда старался избегать действий, которые могли пагубно повлиять на его карьеру. Он не представлял, что задумал Джек, тем более стоило его выслушать.

– Выйдем в сад, – бросил он и, обойдя Тобина, направился вон из кабинета. Когда мужчины оказались вне стен здания, он повернулся к Джеку: – Ну, выкладывай, пока я тебя не снял с должности. – И, снова не дождавшись ответа, проворчал: – Ты хоть представляешь, что натворил? Обвинил в убийстве действующего федерального судью! Совсем рехнулся?

– Не исключено. Но ты ничего не предпримешь.

– Это что, угроза?

– Именно, губернатор. Я рад, что ты сразу все понял.

– И чем ты мне грозишь? – Ричардсу не раз приходилось играть в такие игры, и теперь он хотел выяснить, какие козыри на руках у Тобина.

Джек вынул из кармана небольшой магнитофон и включил воспроизведение. Губернатор услышал собственный голос: автоответчик записал их разговор по телефону: он говорил Джеку, что считает Руди невиновным. А затем, что по политическим соображениям ничего не может исправить. Ричардс уже знал о признании Джеронимо Круза, поскольку Джек разослал ему и всем членам верховного суда Флориды копии видеопленки и результаты анализа ДНК. Он моментально сопоставил одно с другим. Если общественности станет известно, что штат Флорида казнил невинного человека, а он, губернатор, зная, что приговоренный не совершал преступления, отказался «по политическим соображениям» вмешаться, его карьеру можно считать законченной.

Ричардс попытался парировать удар:

– Ты шантажируешь меня незаконной записью телефонного разговора.

Джек улыбнулся:

– Ты и прав, и не прав, Боб. Не прав в том, что считаешь запись незаконной. Автоответчик включился до того, как я поднял трубку. Ты фактически разговаривал с магнитофоном, и только потом в разговор вступил я. Тебе не удастся доказать, что запись велась тайно. А прав ты в том, что это шантаж. Если попытаешься убрать меня с поста, я разошлю копии этой пленки во все радиостанции Америки. Это будет национальная сенсация, Боб. Люди будут потрясены, узнав, что губернатор использовал смертный приговор в целях своей политической карьеры. Ты превратишься в изгоя.

Пыл губернатора погас, словно кто-то щелкнул выключателем фар.

– Зачем тебе это понадобилось Джек? Я считал, мы с тобой друзья. И из лучших побуждений дал тебе работу.

– Черта с два! Ты дал мне работу, потому что я знаком с людьми, которые способны тебе помочь подняться на следующий уровень. Мы оба прекрасно понимаем, что это чистая политика. Поэтому не вешай мне лапшу на уши и не смей называть меня другом. Моим другом был Руди Келли. И его отец Майк. Я тебя просил, умолял сохранить парню жизнь. А ты меня послал!

– Не представляю, что теперь делать. Клей Эванс ждет моего звонка. Он просил, чтобы я разобрался с тобой. И я пообещал, что уволю тебя.

– Что ж, позвони ему и сообщи, что намерен позволить правосудию свершиться. Заверь, что не сомневаешься – его оправдают. А затем поступи так, как поступил со мной, – повесь трубку.

– А как быть с прессой? Журналисты раздуют эту историю!

– Несомненно. Но ты и им скажи то же самое. Прими неподкупный вид и объяви, что не собираешься влиять на процесс правосудия. Растолкуй, что в основе жизни нашего народа – закон, а не действия отдельных лиц. Это дело принципа. Пусть сам ты потрясен тем, что случилось, но вмешиваться не можешь. Ты всегда был силен в подобной белиберде, Боб.

Ричардс не обратил внимания на иронию в голосе прокурора.

– Думаешь, сработает?

– На все сто. Если негодяи выкрутятся, скажешь, это заслуга системы. Если их признают виновными, заявишь то же самое. Беспроигрышная ситуация.

Губернатор, потирая подбородок, сделал несколько шагов по садовой дорожке. Но вдруг остановился как вкопанный и повернулся к Джеку:

– А что будет с пленкой?

– Отдам тебе после того, как дело будет закрыто. Окончательно – с апелляциями и всем прочим.

– Даже если проиграешь?

– Даже если проиграю.

– Какие у меня гарантии?

– С этим проблема. Придется поверить на слово. Хотя я понимаю, что таким, как ты, верить людям очень трудно.

– У меня есть выбор?

– Никакого, если хочешь остаться в политике.

Губернатор сгорбился и отвернулся. Оба понимали, что он проиграл.

– Хорошо, Джек, по рукам. Только смотри не обмани.

– Не обману, Боб. Я охочусь не за тобой.