355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Джеймс Бейкер » Инжектором втиснутые сны » Текст книги (страница 10)
Инжектором втиснутые сны
  • Текст добавлен: 3 октября 2016, 19:24

Текст книги "Инжектором втиснутые сны"


Автор книги: Джеймс Бейкер



сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)

8

Все должно было пройти так. В пятницу утром Деннис уезжал в Швейцарию вместе с Большим Уилли. Вечером Шарлен оставалась в доме одна. Ограда будет под электрическим током, сигнализация включена; она не сможет открыть даже главные ворота. Но была одна лазейка: ворота на лестницу, спускающуюся к берегу, запертые на засов с замком. У Шарлен был ключ. Никакая сигнализация не сработает.

Пройдя немного по берегу, она поднялась бы по другой лестнице, ведущей на утес, на небольшую общественную парковку, даже не асфальтированную. В девять часов я встречу ее там; Деннис и Большой Уилли как раз будут лететь над Альпами. В понедельник адвокат Шарлен даст ход делу; Деннис в это время будет уже накачан успокоительными. К тому времени, как он придет в себя, узнает, что случилось, и вернется в Лос-Анджелес, Шарлен уже и след простынет.

Пока неделя шла, у меня все усиливалось предчувствие надвигающейся беды.

В среду мы с Нилом обедали вместе в каком-то шумном месте в Сенчури-Сити, и я допустил ошибку, рассказав ему о том, что происходит. Он сидел, уставившись на меня так, будто я совершенно свихнулся.

– Но у нее есть место, где она могла бы укрыться на время? – наконец уточнил он.

– Ага, тут все решено, – ответил я, сам не понимая, почему не хочу говорить ему, где именно.

– Тебе лучше бы поехать с ней, – сказал он.

На следующий день я обедал с Хэнком в ресторанчике на Мелроуз. Он интересовался, говорил ли я уже с Деннисом насчет съемок для кабельного телевидения. Когда я ответил «нет еще», он здорово расстроился.

Деннис определенно что-то затеял у себя в студии, сообщил Хэнк; он звонил нескольким видным музыкантам города. Его возвращение казалось неотвратимым. Если мы не будем действовать быстро, мы можем его упустить.

И он снова заговорил о том рок-журналисте, который почти составил план своей серьезной, большой книги. Этот парень уже искал другие, обходные пути. Если Деннис вдруг обернется общительным – без моей помощи – я запросто могу оказаться за бортом.

– Этого не будет, Деннис доверяет мне, – заявил я, оставив иронию при себе. – Он делился со мной тем, о чем никогда не говорил ни одному человеку.

Хэнк бросил на меня странный взгляд. Я Ощутил прилив опустошенности, вину за предательство. Потом вспомнил о синяке на шее Шарлен в тот день, когда мы впервые встретились; то, как он ударил ее; утро, когда он пытался меня пристрелить – и мои сомнения улетучились.

В четверг, в двадцать три часа сорок две минуты, Деннис позвонил в студию:

– Слушай, Скотт, я сейчас в студии, тебе надо приехать сюда, найди кого-нибудь, чтоб подменил тебя. Творится настоящее волшебство, идут моменты, которые никогда не повторятся, и мне нужен рядом человек в здравом рассудке, мне нужен свидетель.

Это меня встревожило. Если он действительно чем-то таким загрузился, вдруг он отменит завтрашний отъезд?

– Не могу, Деннис. Я и так в последнее время слишком много смен пропустил, мне уже угрожали заменить меня записями Арта Лабо.[264]264
  Art Laboe – легендарный ди-джей радиостанции КРОР; первым из ди-джеев Западного побережья начал ставить в эфире рок-н-ролл, первым ввел регулярную часовую передачу, полностью посвященную Элвису Пресли, «Час Элвиса», первым издал альбом с записями разных исполнителей и ввел термин «лучшее из старого».


[Закрыть]

– Тогда как только освободишься. Я все еще буду здесь.

– А я думал, ты едешь в Швейцарию… – я оборвал себя, сообразив, что он не называл мне точной даты отъезда. Повисла пауза.

– Еду, – наконец ответил он. – Завтра в десять утра. Поэтому я сейчас в такой спешке. Ох, Скотти, я уже столько лет себя так не чувствовал! Мне снова девятнадцать! Во мне энергия прямо бурлит, я ее едва контролирую! Но у меня есть мое мышление! Зрелое, опытное, бритвенно-острое мышление! Скотти, я так давно ждал этих кратких бесценных мгновений.

Он, конечно, верил в то, о чем говорил. И, как ни странно, я был рад за него. На самом деле мне очень хотелось приехать туда к нему и запереть двери в студию намертво, чтобы он навеки остался гением там, внутри.

– Приезжай, Скотти. После работы.

– Деннис, не смогу. У меня другие дела.

– А, понимаю, – похабный смешок. – Натираешь член щепоткой того порошочка, что я тебе тогда передал – и всю ночь способен, без продыху, – он взвыл, как Джеймс Браун.

– Хорошая идея, возьму на заметку, – он забыл, что я сунул кокаин ему же в карман пиджака.

– О, а привози ее с собой! У нас тут внизу комната отдыха, превосходное местечко. Там все время народ трахается. Ты можешь убавить свет, поставить музыку и трахать эту горячую тесную дырку хоть до вечерней дойки.

– Она из возрожденных христиан, Деннис.

– Да? Именно таким я и собираюсь вернуться из Гштаада.[265]265
  Gstaad – город в Швейцарии, горнолыжный и оздоровительный курорт.


[Закрыть]
Не христианином, а возрожденным. Вот увидишь, Скотти. Я стану другим человеком. То, что произошло со мной и с тобой, было скрытым благословением. Меня все это заставило прийти в себя. И поверь, я не бросил все это только благодаря тебе.

Я услышал, что где-то там у него заиграл отрывок из его шедевра – похоже, музыку включили без спроса. Он прикрыл трубку и заорал на кого-то. Потом сказал:

– Скотт, эти дебилы меня в могилу сведут, мне идти надо. Трахни ее разок за меня, заметано?

– А то.

Он повесил трубку.

В пятницу я почти не мог спать. Около десяти утра, когда Деннис должен был садиться на самолет, я позвонил на работу, прохрипел, что у меня рецидив гриппа. И весь день сидел дома – я хотел быть рядом с телефоном на случай, если что-то пойдет не так. Хотел было позвонить в студию Денниса, прикинуться кем-нибудь – чтобы понять, не остался ли он. Хотел позвонить Шарлен – но это было слишком уж рискованно. Оставалось только сидеть и ждать до условленного времени.

Около восьми я вышел из дома. Спустя час я вкатил на размеченную парковочную площадку на обрыве. Ее не было. Через ущелье мне был виден их дом, подсвеченный желтыми огоньками лампочек системы сигнализации, – женская тюрьма в египетском стиле. Несколько минут я ждал, выкурив сигарету; потом спустился на берег.

Луна была полной и такой яркой, что в ее свете полоска берега казалась снятой на пленку «днем под ночь». Я тащился по песку, взбирался на утесы, пока не разглядел деревянные ступени, ведущие от дома на берег. Ничего удивительного, что задними воротами уже несколько лет не пользовались – ступени буквально рассыпались. Похоже, они были слишком расшатаны, чтобы по ним вообще можно было ходить. Я так считал, по крайней мере, до момента, когда услышал пыхтение, обернулся и увидел несущуюся на меня немецкую овчарку.

Я кинулся к ступеням, карабкаясь по ним наверх; дерево скрипело. Остановился, лишь уткнувшись в точеные ноги Шарлен.

– Что ты делаешь?! – изумилась она.

Я оглянулся. Внизу, у начала лестницы, овчарка лаяла. Лаяла! С пляжа позвали:

– Рольф! Ко мне!

– Все в порядке, – сказала Шарлен, пока я поднимался на ноги. – Это просто один из соседей.

Мое сердце тяжело колотилось, когда я заглянул ей в глаза. Она держала розовый чемоданчик «самсонит».[266]266
  «Samsonite» – известная марка чемоданов и дорожных сумок.


[Закрыть]

Ветер обтягивал ее фигуру шелковым платьем цвета морской волны, очерчивая каждую соблазнительную линию.

– Ну что ж, – мягко сказала она, – похоже, я наконец свободна.

9

Мы рванули вверх по автостраде Тихоокеанского побережья под желтоватой полной луной. Нас окружала насыщенная сочными красками ночь; воздух был теплым, как дыхание. Ветер растрепал волосы Шарлен – впервые они не были ни уложены, ни закреплены лаком. Она ерзала на сиденье, прищелкивая пальцами в такт «My Boyfriend's Back»,[267]267
  Песня группы «The Chiffons».


[Закрыть]
которую крутили по одному из каналов радио. Принялась подпевать, нарочито-возбуждающе нацеливая слова в меня, пока я не рассмеялся. Неожиданно для себя, я поцеловал ее, на полной скорости пролетая перекресток, на светофоре как раз загорелся красный, такой же яркий, как ее губы.

Мы неслись к Малибу, и я спросил ее о последнем их с Деннисом разговоре.

– Не волнуйся, – ответила она. – Я прикинулась больной. Сказала, что у меня грипп. Он думает, я теперь неделю с постели не встану, – заиграла «Da Doo Ron Ron» группы «Crystals», и она прибавила звук.

– Конечно, он уверен, что это психосоматика.[268]268
  Самовнушенные заболевания и нарушения функций организма.


[Закрыть]

Он все, чем я болею, считает психосоматикой. Но… ведь на самом деле не имеет значения, что он там себе думает, правда?

– Уже нет.

Она стала подпевать «Crystals» – слишком самозабвенно, но разве можно было ее винить?

– Слушай, а что там такое с этими вашими собаками, а? – спросил я.

– В смысле?

– Ну, это я псих или они вообще не лают?

Она подняла на меня пустой взгляд:

– Конечно, не лают. Как им лаять? Попробуй погавкай, если голосовые связки перерезаны.

– Что?!

– Угу, он сделал это лет шесть назад, – она опять стала смотреть перед собой. Кроме собак, ее тревожило что-то еще. – Они все время лаяли. Вообще-то сначала собак было три. Чак, Бадди и Джин. Джин был хуже всех. Скулил не переставая. Все время. Сам знаешь, во что нервы превращаются, когда несколько дней сидишь на колесах. Денниса его скулеж даже в подвале преследовал. Ну, в общем, Большой Уилли попытался прооперировать Джина, но только изувечил его. Повредил ему дыхательное горло или что-то такое. Просто ужас. Мне все было видно из окна. Он умирал очень долго. Бродил, шатаясь, по всему газону, оставляя за собой кровавый след.

– Ой, хватит, а? Не хочу я об этом слушать. Я животных люблю.

– Ты сам спросил, – от ее восторга и следа не осталось; она нахмурилась, вытащила сигарету.

– Что случилось?

– Ничего. Просто я не собираюсь дергаться из-за этого весь уикенд.

– Из-за чего?

Она вздохнула:

– Да тот парень, который обработал Бадди и Чака. Охранник. Дегенерат, извращенец, ненавижу его. Он как-то пытался установить у меня в спальне скрытую камеру, – она выдохнула дым. – Завтра он придет кормить собак. И если меня не будет… Блин. Я и не подумала про этих чертовых собак.

– Шарлен, это все неважно. Ты уже свободна. Тебя уже не остановить. Никто ничего не может сделать. Ты же не беглый каторжник, Боже упаси. Не пустят же по твоему следу ищеек.

– Да, знаю, – она попыталась улыбнуться. – Просто все это как-то непривычно, вот и все. Я хочу сказать, это самое большое мое достижение в жизни, – она взяла меня за руку.

– Понимаю.

– Я рада, что оказалась не одна, – сказала она. – Думаю, одна я не смогла бы так поступить.

Я положил руку ей на плечи, ее пушистые волосы касались моей щеки.

На подъезде к туннелю в Санта-Монике, где автострада переходила в скоростную трассу, я спросил:

– Ты ведь знаешь, что там дальше? Хочешь, объедем ее?

Я почувствовал, как она напряглась. Честно говоря, я не очень понимал этот ее страх перед скоростными трассами. Он был каким-то нелогичным – казалось, само слово пугало ее больше, чем что-либо еще. На автостраде Тихоокеанского побережья движение было таким же быстрым и намного более опасным.

Она сжала мою руку. Ладонь ее была холодной.

– Нет, едем вперед, – произнесла она, когда мы проезжали последний поворот. – Все нормально. Пока ты за рулем – нормально.

Мы с ревом пронеслись по туннелю, мягко вписались в поток. Она разжала стиснутые на моей руке пальцы, расслабилась, и мы помчались дальше сквозь успокаивающую ночь.

Когда мы пролетели поворот на автостраду Сан-Диего, она стянула наконец обручальное кольцо. Подержала в руке, словно взвешивала. Потом открыла окно машины.

Не надо было. Этот безвкусный камушек тянул по меньшей мере на триста штук. Но прежде чем я успел хоть слово сказать, она уронила кольцо в свою сумочку, словно это была залежавшаяся упаковка освежающих леденцов «Сертс».

Долгое время после этого казалось, что прошлое осталось далеко-далеко позади, словно оно было мерзким городишком, который остался в нескольких милях позади, и мы точно знали, что никогда туда не вернемся. Были только мы двое, здесь и сейчас, мы неслись сквозь нынешнюю теплую, сексуальную ночь, радио играло «Eight Miles High»,[269]269
  Песня группы «The Byrds».


[Закрыть]
а потом «Don't Worry, Baby»,[270]270
  Песня группы «Beach Boys».


[Закрыть]
«You Can't Catch Me»,[271]271
  Песня Чака Берри (Chuck Berry) в исполнении группы «Rolling Stones».


[Закрыть]
«No Particular Place to Go».[272]272
  Песня Чака Берри.


[Закрыть]

Потом мы съехали на городские улочки, и тут уже мое прошлое поднялось нежитью из гробов. Хилл. Палос-Вердес, подсвеченный огнями, словно свечками на могильных плитах на кладбище неудавшихся странствий. Бут-Хилл был полон призраков: давние свидания, заживо погребенные на кухоньках ранчо; старые враги в своих логовах, забальзамированные бутылками виски «Катти Сарк».[273]273
  «Cutty Sark» – марка шотландского виски, названного в честь известного клиппера.


[Закрыть]

Призрак руководителя скаутов с трубкой – дух моего отца, все еще скитающийся по этим оврагам, время от времени выкрикивал: «Вал-да-ри-и, вал– да-ра-а…» Ходячие трупы по-прежнему гогочут за игрой в канасту в гостиных пятидесятых годов. Конечно, для меня здесь была лишь гробница, кладбище воспоминаний. Очень скоро мы свернули направо, к южным кварталам Палос-Вердеса и свернули на подъем, ведущий к саркофагу из стекла и красного дерева под номером 914 на Конкерор-драйв.

Сразу же начались проблемы. Мне не удалось отпереть дверь своим ключом.

– Блин, она замки сменила.

Мы пробрались через кустарник с подсветкой к двери в кухню. Когда я разбил кухонное окно, загавкали все соседские собаки.

Я влез в дом, открыл дверь и уловил запах какой-то невероятной гнили.

– Господи, что это? – Шарлен сделала вид, что ее тошнит.

Я почувствовал дурноту, когда вонь проникла глубже в носовые пазухи. О Господи, мама была не в Гватемале. Она уже вернулась. И у нее был сердечный приступ. Мы найдем ее в соседней комнате, мертвую. Мертвую уже несколько дней. Только не это!

И тут я обнаружил источник вони. Забытый на столике, небрежно прикрытый фольгой, предназначенный к отправке в холодильник, но забытый в обычной для мамы спешке при отъезде. Я приподнял фольгу и обнаружил небольшой зловонный кусок гнилого мяса.

– О Боже. Это еще что? – спросила Шарлен.

– Судя по виду, человеческое сердце. Боюсь, мама чересчур увлеклась всей этой мезоамериканской ерундой.

– Фу.

Наверное, когда-то это было жаркое. Зажав покрепче нос, я осторожно взял блюдо, вышел к наружному мусорному ящику и кинул в него и блюдо, и то, что на нем лежало. А когда вернулся, Шарлен вовсю прыскала освежителем воздуха «Визард»,[274]274
  «Wizard» – марка очистителей поверхности и освежителей воздуха.


[Закрыть]
и вот тут я едва не сблевал. Даже не знаю, что было хуже – вонь протухшего мяса или этот тошнотворный цветочный запах.

– Прекращай это дело, у меня на него аллергия, – сказал я и открыл окно кухни, чтобы проветрить помещение.

Мы перешли в гостиную, но вонь «Визарда» уже успела пропитать все комнаты. Я щелкнул настенным выключателем, свет залил этот пустой аквариум. Комната оказалась запущена гораздо сильнее, чем я помнил по своему последнему визиту: обветшавшая потрескавшаяся датская мебель, пачки книг и бумаг на полу твердого дерева. Виднелись также знаки камерной прощальной вечеринки: грязные стаканы, ссохшиеся орешки арахиса и брошенный на кушетку мамин бюстгальтер.

– Это чье? – улыбнулась Шарлен, указывая на бюстгальтер.

– Думаю, ацтекское. Четырнадцатый век, вот-те– крест.

Шарлен фыркнула:

– По мне, это больше похоже на позднеамериканское. Времен династии республиканцев. До ядерной войны. Вероятно, «Мэйденформ».[275]275
  «Maidenform» – товарный знак женского нижнего белья и спортивной одежды одноименной компании-производителя.


[Закрыть]

Я рассмеялся и шагнул к бару.

– Так ты шутил насчет того, что у тебя мама – коммунистка, да?

– Ага, политикой она совершенно не интересуется. Ей до современности нет никакого дела. Ее волнует только прошлое. Думаю, последний раз, когда она потрудилась пойти проголосовать, она заполняла форму на языке Кецалькоатля.

В баре оказалась только одна бутылка – «Jim Bean» на четверть галлона, в которой виски оставалось где-то на дюйм.

– Хочешь выпить?

Шарлен кивнула:

– Неплохо бы.

В бутылке плавал окурок.

Мы грустно посмеялись, и я отправился в сортир. Когда вернулся, Шарлен не было у бара, где я оставил ее. Сдвижная стеклянная дверь во внутренний дворик была открыта. Я услышал скрип и увидел, что Шарлен сидит на голубых садовых качелях. Они стали скорее серыми, чем голубыми, но все же это были те самые качели, на которых двадцать лет назад мы с Черил занимались любовью. Шарлен даже сидела на них так же, как тогда Черил: ноги скрещены, одна рука закинута на спинку сиденья; она слегка покачивалась и ждала, когда я присоединюсь к ней. Ржавые пружины скрипели хуже цепей.

– Здесь так мило, – сказала она.

Я вышел из дома:

– Я бы на твоем месте не садился на них.

– Почему?

– Это рухлядь. Цепи вот-вот оборвутся.

Она качнулась чуть сильней:

– Вроде все в порядке.

– Это да. Пошли, – я взял ее за руку и попытался поднять.

– Пошли – куда? Мне здесь нравится. Так чудесно. И звезды видно.

– На хрен эти звезды, – я поднял ее на ноги. Она засмеялась, не понимая причин моей настойчивости.

– Скотт…

Мы поцеловались. Сначала нежно, потом страстно. Позади нее продолжали поскрипывать качели.

– Пошли в комнату отдыха, – предложил я.

Она рассмеялась:

– Готова поспорить, это у тебя любимая фраза.

– Не совсем. Ты первая девушка, которую я привожу домой.

Она все еще улыбалась:

– Я давно уже не девушка, Скотт.

– Это давно уже не дом.

Входя в дом, я оглянулся, и передо мной возникла картинка двадцатилетней давности: там стоял мой младший братишка с использованной резинкой – уже высушенной солнцем, с налипшими на нее веточками – той самой резинкой, которую я надевал, когда мы с Черил занимались сексом на качелях. Ясно был виден аккуратно срезанный руками Черил кончик. «Эй, пап, что это?» – закричал Билли отцу.

Качели продолжали поскрипывать, несмотря на то, что уже остановились, а мы с Шарлен вошли внутрь. Я задвинул стеклянную дверь.

В теплом свете лампы под приглушенно-янтарным абажуром комната отдыха выглядела не так уж плохо. Мы устроились на покрытом пледом диване – именно на нем я потерял свою девственность. Я боялся, что она по-прежнему валяется где-то тут, за подушками, вместе с мешковатыми трусами и темными чипсами «Фритос» – ну и черт с ней. Дом кишел ностальгически-сексуальными воспоминаниями; не было в нем такого места, где мы с Черил не занимались бы любовью.

Я включил старенький телевизор «Магнавокс», по которому на канале MTV показывали Освальда. Это было, по крайней мере, в тему. В холодильнике нашлось немного пива. Весь следующий час мы потягивали пиво и разговаривали; на заднем плане – MTV.

Я рассказывал ей о матери, о нелепой случайности, в результате которой отец погиб на слете бойскаутов в шестьдесят девятом. Она – о своем унылом детстве в Аркадии, «настоящей дыре», о том, как Деннис спас ее от тоскливой беспросветной жизни.

Она прервалась, когда пошла запись со Стиви Никс,[276]276
  Stivie Nicks – вокалистка британской группы «Fleetwood Mac», автор песен.


[Закрыть]
и принялась всматриваться в экран, на котором Стиви металась по сказочным викторианским комнатам, выставляя напоказ чувственное горло.

– Как по-твоему, сколько ей лет? – спросила Шарлен.

– Не знаю. Пятьдесят?

Она игриво шлепнула меня:

– Я серьезно.

– А по-твоему, сколько? Около тридцати пяти, ну или вроде того. Выглядит она неплохо, да? Я так понимаю, она соблюдает диету и регулярно дематериализуется.

Она вежливо улыбнулась, не отрываясь от поющей в камеру Стиви. Отгадать ее мысли было не так уж трудно.

– И она все еще популярна, да? По-прежнему наверху.

– Ага, вроде так. На мой вкус, она слегка устарела. Ее кристально-сказочная манера несколько приелась.

Шарлен потянулась за своими сигаретами.

– Скажи мне одну вещь, только честно. Как ты думаешь, я все еще хороша? Я имею в виду, как певица?

– Да!

– Ты мне туфту не гонишь?

– Господи, да нет же! Шар, тебе надо всерьез заняться своей самооценкой. Ты должна понимать, насколько ты хороша…

– Но как ты думаешь, я смогу сейчас пробиться в хиты? – она глянула на экран, где уже пели «Go-Gos» в «мустанге» с откидным верхом.

– Да.

– Ты не считаешь, что я устарела? Или вообще-то старовата?

– Не такая уж ты старая. Посмотри вон на Крисси Хайнд из «Pretenders». Если она до сих пор может так потрясать, то уж ты-то точно сможешь, черт возьми.

Она улыбнулась – не столько моим словам, сколько мне в целом. Черил часто улыбалась так же.

– И не только потому, что у тебя потрясающий голос, ты и сама просто неотразима. Если подать тебя правильно, с некоторой непристойной светскостью…

– С чем?!

– Шарлен, пойми, пожалуйста, вот что. Ты – больше чем звезда. Ты – икона.

– Я – что?

Свет из кухни подсветил ее голубые глаза. Никогда еще она не была так похожа на Черил.

– Ты кое-что значишь для людей. Из-за своего прошлого. Из-за того, собственно, что пятнадцать лет у тебя все было на мази. Ты – живая легенда.

Она хмыкнула. Я подбавил настойчивости:

– Ты представляешь собой то, что многие люди потеряли много лет назад. Та часть людей, что последние пятнадцать лет была заперта в шелковой комнатке.

Теперь она была чем-то встревожена; наконец, закурила свою сигарету.

– «Stingrays» были миниатюрным отражением последней великой эры рок-романтизма, – говорил я. – Последняя обжигающая вспышка болезненно острой жажды любви. Перед тем, как весь мир навеки провалился в жопу.

Она испуганно напряглась. Я сообразил, что пересказываю Денниса. И она уже слышала это.

– Но твоя работенка не станет ностальгической халтурой, – торопливо продолжил я. – Это было бы грубейшим просчетом. «Stingrays» – это как прежние кинороли, скрытый смысл, который ты принесешь с собой. Курс на «middle-of-the-road»[277]277
  Мелодичный рок-стиль, рассчитанный на широкую публику.


[Закрыть]
был бы для тебя гибельным. Ну что это – напевать простенькие поп-мотивчики, в надежде на прежних фанатов – перегоревших рокеров средних лет. На самом деле никому не надо, чтоб ты снова пела «Чувства», какими бы отсталыми они ни стали сейчас. Тебе нужно вернуться к тому, какой ты была в самом начале, когда «Stingrays» еще назывались «Darts». К фундаментальному, плотному, сексуальному R&B[278]278
  Аббревиатура, обозначающая ритм-энд-блюз.


[Закрыть]
звучанию, как у ранних «Rolling Stones». Никакой наимоднейшей дряни, никакого гомогенизированного синтезаторного дерьма. Простой добрый рок-н-ролл. Твой голос всегда великолепен, остальное должно быть не хуже. Ты можешь стать воистину мифом рока, Шарлен. Эта территория – твоя; надо только объявить об этом. Западное побережье ждет. Просто «американскую мечту» здесь оттрахали так, что она теперь перебралась обратно в Эшбери-Парк.

Она рассмеялась:

– Может, ты займешься моей карьерой? Похоже, ты лучше разбираешься в этом, чем я.

Я лег на спину:

– Э, нет, я всего лишь высказываю свое мнение. Могу и ошибиться. Может, тебе надо уйти в церковный хор, и ничем другим не заниматься. Следуй за своей музой.

Она поднялась:

– Я думала, музы бывают только у мужиков. – И обернулась к двери в кухню. – Просто я не очень-то уверена, что хочу быть иконой. Звучит так, будто это что-то вроде захоронения.

– В этих делах у нас не всегда есть выбор, Шарлен.

– Да? Ладно, посмотрим.

Она прошла через кухню в ванную. Я откинулся назад и пялился на трех стилизованных нерях из «ZZ Тор», дергающихся на экране в ритм музыке. Некоторые роковые видеоклипы мне нравились, но временами это явление как-то беспокоило. Когда я слушал старую музыку, тех же «Stingrays», я входил в свой собственный, личный кинозал. Но когда я слышал песни последних нескольких лет, то все, что я мог увидеть в воображении – видеоклип, и неважно, что он мог быть безвкусный или убогий. Я задумался об этом – и тут услышал вскрик Шарлен.

Я кинулся к ней, в холл, мохнатый ковер взмокал под моими босыми ступнями. Она скорчилась у дверей моей бывшей спальни.

– Что с тобой?

– Я искала ванную… – она указала на дверь в спальню.

Я начал было открывать эту дверь.

– Нет! – она схватила меня за руку.

– Почему? Что там такое?

Боже, какой ужас был в ее глазах. Что же она там увидела? Призрак из эктоплазмы в брючках-капри цвета морской волны?

– Крыса, – ответила она.

– Крыса? – и я снова начал открывать дверь.

– Скотт, не надо, ради всего святого! – она вцепилась в мою руку.

– Все в порядке, – сказал я, поворачивая ручку.

Она сжалась и подалась назад, когда я приоткрыл дверь.

Я втиснулся внутрь и щелкнул выключателем.

Комната оказалась не синей, как в моих воспоминаниях – она была отвратительно яркого оранжевого цвета. Разведенная подруга моей мамы некоторое время жила здесь и изменила отделку комнаты. Я услышал какое-то шуршание. Там, среди оборочек, украшавших двухъярусную кровать – ту самую, на которой мы с Черил трахались целыми днями и разговаривали ночи напролет – я увидел хвост. Господи, она была здоровенная, размером с кошку. Остальная часть комнаты выглядела просто оскорбительно: плетеная мебель покрашена из баллончика в тот же оранжевый цвет, что и стены, пыльные мягкие игрушки на кровати. А я-то планировал, что мы сегодня будем здесь спать. Крыса шмыгнула под кровать.

– Господи, да закрой же дверь! – окликнула меня Шарлен.

Я захлопнул дверь, и тут Шарлен издала звук отвращения. Я глянул вниз, на мокрый ковер, и понял, от чего. После того, как я последний раз спустил в туалете воду, она пошла через край.

Я прикрыл Шарлен глаза:

– Не смотри.

Вскоре после этого мы летели по направлению к Авалон-Бэй. Нам надо было бы сразу отправиться туда, где не было ни голубых скрипучих качелей, ни пледа на диване, ни крыс под рюшечками.

Перелет, похоже, не слишком ее встревожил. Я напомнил себе, что она ведь не выносит именно толп, когда множество людей скучено в одном месте. А здесь, если не считать старикана с бородой, как у Стерлинга Хейдена,[279]279
  Sterling Heyden – популярный актер, сыгравший во множестве вестернов; снялся также в фильмах «Крестный отец», «Асфальтовые джунгли» и др.


[Закрыть]
который весь полет разговаривал сам с собой, мы были единственными пассажирами на борту.

Мы доехали автобусом до Авалона, а оттуда нам надо было пройти около мили пешком по темной дороге, усыпанной гравием. Луна просвечивала сквозь листву эвкалиптов; где-то внизу волны накатывали на берег. Наконец мы увидели укрывшийся в пустующей скальной бухте домик; белые деревянные стены отражали лунный свет. Мы спустились по тропинке; под ступенькой я нашел ключ, отпер дверь и включил свет. Внутри оказался приют ковбоя примерно сороковых годов: кожаные диваны и кресла, оленьи рога и винтовка над камином, облицованным камнем, латунные статуэтки – сценки родео, следы пуль от «ремингтона» на сучковатых сосновых стенах, коллекция книг Зейна Грея,[280]280
  Zane Grey – американский писатель, автор романа «Пограничный легион».


[Закрыть]
собранная моим отцом. Заброшенная, вымершая мифология – устарелая, как подмигивание Хопалонга Кэссиди.[281]281
  Hopalong Cassidy – герой ряда книг и фильмов в жанре вестерн.


[Закрыть]

– Вот и добрались, – сказал я. – Наконец-то мы в раю.

И снова вышел на улицу, чтобы принести дров и разжечь огонь.

Несколько позже мы по очереди приняли душ. Она пошла первой, а я тем временем валялся на латунной кровати. Из ванной она вышла, скромно обернувшись полотенцем, как в фильмах, которые не должны попасть в категорию «детям до». Я поднялся и направился в запотевшую ванную, жокейские шорты оставались на мне. Встав под душ, я почувствовал странное смущение. Откуда взялись эти колебания, эта неуверенность в себе? Лед между нами был сломан еще той ночью, в открытом кинотеатре для машин. Пока что в ее память слишком сильно врезалось жестокое прошлое: нужна была лишняя осторожность, чтобы ни словом, ни действием не напоминать ей о Деннисе. Но какого черта, она же была не стеклянная; она не разбилась бы в ту же секунду, как я притронусь к ней.

Через полупрозрачную занавеску я увидел ее – она вошла в ванную, чтобы причесаться перед зеркалом. Она переоделась в просвечивающее неглиже, – несколько дешевое, но довольно соблазнительное. Горячая вода иссякала. Я закрыл кран, отдернул занавеску и взял полотенце. Помещение было маленьким, и я не мог вылезти из ванны, пока она не отодвинется. Все еще расчесывая волосы, она разглядывала меня в зеркало. Я не смог удержаться и опустил глаза на ее попку, едва прикрытую неглиже. Попка была великолепной, безупречной, просто замечательной. Даже слишком.

– Явное улучшение, – мягко произнесла она.

Она говорила о доме.

– Да, получше, – я посмотрел в зеркало на ее груди. Ее выпуклые, розовые, суперские груди.

– Отличное убежище, – сказала она. – Готова спорить, сюда ты привозил девушек не один раз.

– Боюсь, ты не права. Мне не нужно было, чтобы на меня пялилась группа бойскаутов. Это домик моего отца.

– Я так и поняла. Он весь такой мужской. Будто здесь жил ковбой или кто-то вроде.

Да, мэм. Я тоже так считаю. Мой член поднимался, как Билли Кид,[282]282
  Billy the Kid (William Bonney) – прозвище легендарного бандита и убийцы с Дикого Запада; на основе его биографии созданы многие вестерны.


[Закрыть]
разбуженный щелчком взводимого курка.

Воздух был заполнен паром и нежным запахом ее туалетной воды; я вылез из ванны и стянул сзади ее неглиже салунной шлюшки. Поцеловал ее нежную, мармеладную шейку; она задохнулась, почувствовав горячий ствол моего кольта, прижатый к ее обнаженным ягодицам Прекрасной Звезды. Я поцеловал ее вульгарно-яркий рот, скользнул по грудям, как у Энни Оукли,[283]283
  Annie Oakley – знаменитая цирковая артистка-стрелок по прозвищу «Малютка Верный Глаз».


[Закрыть]
соски были твердыми, как пули. Проскребся по ее лицу своей щетиной, а моя беззаконная рука спустилась по ее ковбойскому животу туда, к сокровищам Сьерра-Мадре. Потом я унес ее на латунную кровать и выстрелом сбил замок с ее сейфа. Я обнаружил серебряную жилу, и отправился по ней как сумел глубоко, и всю ночь копал ее, пока не изошел потом, а лицо мое не покрылось дымкой из серебра. Я взвыл, когда выработка осела вокруг меня, и быстро выскочил наружу, а потом вошел в другую шахту. Я отвез самородок во Фриско,[284]284
  Сан-Франциско.


[Закрыть]
и стоило мне попробовать его на зуб, как земля забилась в конвульсиях. Люстры посыпались с потолка, точно слезы; расселина расколола улицу надвое. И весь город обрушился вокруг меня, когда Шарлен взорвалась, словно детонировал особняк на Ноб-Хилл и полопались все газовые линии разом.

Потом я бродил по разрушенным улицам, ошеломленный, в изорванном черном сюртуке, пока не нашел ее на высоком, залитом солнцем холме, поющей «Because the Night».[285]285
  Песня Брюса Спрингстина (Bruce Springsteen) и Пэтти Смит (Patti Smith).


[Закрыть]

– Забавно, – сказала она позже, когда я обнимал ее под лоскутным одеялом. – Ты всего лишь второй, с кем я вообще была. Я ведь практически девственница. А он думает, что полная блядь.

Я поцеловал ее в плечо и впервые заметил перламутровый шрамик. Поцеловал и его.

Утром мы отправились в Авалон, позавтракали в кафе с видом на пляж. Была суббота, вокруг бродили семейства с фотоаппаратами, но Каталина явно уже не числилась в списке главных достопримечательностей. Видимо, ее пик так и прошел в начале пятидесятых. Я помнил, что в годы моего детства, здесь были орды туристов в гавайских рубахах. Но всех их засосал Диснейленд с его безопасными пластиковыми завлекаловками. И хотя на Каталине такой безопасности не было, все же в плане завлекаловок она была далека от каких-либо достижений. Большинство деревянных бунгало и отелей были построены еще в двадцатых, и не красились заново со времен, когда Тинкербелл сглазил этот остров. Здесь не было ни «Холидей Инн», ни «Пицца Хат», и почти не встречались краски ярче, чем зелень пальмовых листьев и терракота глинобитных строений. Уильям Ригли, магнат жевательной резинки, который был первым владельцем острова, не интересовался, что и как тут развивается, и только поэтому здешние места так и не превратились в «Поместья Санта-Каталина».

Здесь было приятно и мирно, убого-ностальгически – словно это были увядшие места романа пятидесятых годов на Ривьере. Легко было представить себе, как Грейс Келли за рулем красного MG[286]286
  MG – производитель автомобилей Rover.


[Закрыть]
мчится по горам, с которых открывается вид на казино в испанско-мавританском стиле, где когда-то играли большие оркестры. Здесь можно было подобрать ржавую зажигалку «Данхилл» Гари Гранта,[287]287
  Gary Grant – популярнейший американский актер.


[Закрыть]
вынесенную волнами на галечный пляж. Или встретить Джона Хьюстона,[288]288
  John Huston – сценарист, режиссер, продюсер («Мальтийский сокол», «Асфальтовые джунгли», «Моби Дик», «Честь семьи Прицци»).


[Закрыть]
размахивающего тростью, или ухаживающего за своей лошадью, или вычерчивающего схему водоснабжения района под чучелом меч-рыбы в частном клубе с видом на побережье. Или увидеть из лодки с прозрачным дном Ллойда Бриджеса[289]289
  Lloyd Bridges – известный актер, снимался в вестернах, затем в основном в комедийных ролях.


[Закрыть]
с маской и трубкой, проплывающего мимо «Lockheed Electra»[290]290
  Двухмоторный самолет, на котором совершала перелеты Amelia Earheart.


[Закрыть]
Амелии Иэрхарт.[291]291
  Amelia Earheart – первая женщина-пилот, совершившая одиночные перелеты через Тихий и Атлантический океаны, носившая прозвище «Lady of the Air»; погибла во время облета Земли вдоль экватора, тело так и не было найдено.


[Закрыть]


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю