Текст книги "Инжектором втиснутые сны"

Автор книги: Джеймс Бейкер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)

6

Два дня я провалялся с гриппом. Норрайн приносила мне куриный бульон из закусочной «Кентерс» с улицы Фейрфакс. Кассеты с интервью валялись на прикроватном столике, но я чувствовал себя настолько отвратно, что так и не послушал их. Если уж честно, я вообще не очень-то хотел слушать эти кассеты. Я просто тянул время, дожидаясь, пока у меня в голове не прояснится настолько, чтобы я мог поговорить с Нилом и решить, выдвигать ли обвинение в попытке убийства.

На третий день мне полегчало настолько, что я сумел спуститься в «Дьюк» на поздний завтрак. Я взялся за свой омлет с чили и авокадо, расположившись за длинным столом между мясистым администратором гастролирующей группы и тощей девицей, певицей рокабилли – и тут меня похлопали по плечу. Я поднял глаза. Шарлен.

– Привет, Скотт.

Она была одна, в жуткой тревоге; и явно старалась изо всех сил не выламывать себе пальцы. Левой рукой она вцепилась в ремешок сумочки так, что у нее побелели костяшки пальцев. Солнечные очки в «леденцовой» оправе скрывали глаза, но красные губы кривились от напряжения, а когда кто-то у стойки расхохотался, она вся сжалась. Как обычно, заведение напоминало дурдом – набито битком, у входа возникла давка, кто-то пытался выйти.

– Доброе утро, – сказал я.

– Слушай, мне надо поговорить с тобой…

Она сняла темные очки, ее испуганный взгляд заметался по залу. Я обратился к певичке рокабилли:

– Вы не подвинетесь немного?

Занятая разговором с красивым молодым актером, она раздраженно глянула на меня, но просьбу мою выполнила. Образовалось место для Шарлен, но когда я обернулся к ней, ее уже не было.

Она пробивалась к выходу, неистово расталкивая людей, панически прорываясь на улицу. Я рванулся за ней.

Я ожидал, что она помчится по тротуару, но она остановилась в нескольких ярдах от двери. Спиной ко мне, она рылась в сумочке, когда я догнал ее:

– Ты как, в порядке?

Когда я тронул ее за плечо, она аж подпрыгнула и выронила серебряную коробочку для пилюль. Желтые таблетки валиума раскатились по асфальту.

– О черт! Господи, нет!

Мы одновременно наклонились, собирая таблетки. Первую же, которую она подобрала, она сунула в рот и проглотила всухую.

– Что случилось, в чем дело? Может, тебе водички? – я направился было обратно в «Дьюк».

– Нет, – она взмахнула рукой, останавливая меня. – Наплюй. Теперь все в порядке. Я пришла в себя.

Она действительно успокаивалась, как по волшебству. Изучила свое отражение в отполированном камне фасада и глубоко вздохнула; напряжение в ней спадало – из стадии лихорадки переходило к обычному, ровному уровню.

– Как это? Уже пришла в себя? Ты же таблетку приняла только что.

– Это всего лишь сигнал, – ответила она чуточку раздраженно, как будто я никак не мог понять множества простых вещей. Она была права.

– Что это было? Приступ страха?

Она еще раз глубоко вздохнула:

– Нет, это агорафобия. Я – агорафоб.

Я знал, что это значит, но не смог удержаться от шутки:

– Ага, я тоже Агуру[221]221
  Agoura (Agoura Hills) – город на юго-западе штата Калифорния, в предгорьях Санта-Моники.


[Закрыть] терпеть не могу. Впрочем, в Калабасасе[222]222
  Calabasas – небольшой город в штате Калифорния.


[Закрыть] еще хуже.

Она кривовато улыбнулась, и я почувствовал себя так, словно только что рассказал за обедом спастически дурацкий анекдот мускулистому дистрофику.

– Извини, если я тебя смутила, – она поглядела назад, на вход «Дьюка», где по-прежнему толпился народ. Некоторые настороженно поглядывали на нас.

– Ты меня ничем не смутила. Ты уверена, что чувствуешь себя нормально?

– Да, теперь все отлично. Я точно знаю, что если принять валиум, приступ тут же пройдет. И ведь действительно проходит.

– И часто с тобой такое?

– Только когда я куда-нибудь выхожу, – она хмыкнула. – Вообще-то это не совсем правда: так мне намного лучше. Я очень долго вообще не могла из дома выйти или поехать куда-нибудь. А потом вышло так, что я снова смогла сесть за руль, доезжать хотя бы до Пойнт-Дьюм. К Лео.

– Лео?

– Это мой психотерапевт. Он проводит со мной десенсибилизирующую терапию. Санта-Моника была огромной победой – я смогла съездить туда. А теперь я могу даже до Инглвуда доехать, чтобы сделать укладку, – она уставилась на широкий проспект. – Дальше этого я пока не забиралась. Я все еще не могу выезжать на скоростные магистрали. Автострада Тихоокеанского побережья – и то никак. – Она указала на «Дьюка». – Но хуже всего – толпы. Я не могу, когда кругом много людей и давка. Думаю, это что-то вроде клаустрофобии, только хуже. Ни за что бы не поверила, что смогу туда зайти. Отлично настроилась, – она нахмурилась, словно сердясь на себя. – Ты извини. Ты там ел. Я не хотела тебя отрывать…

– Да не волнуйся ты об этом. Слушай, ты сама-то ела? Там, на Сансет, есть забегаловка. Мы можем прямо в машине перекусить. Ты от «Крошки Нейлорса»[223]223
  «Tiny Naylor's» – сеть ресторанов в Лос-Анжелесе.


[Закрыть] не распсихуешься?

– Похоже, это какой-то заговоренный город, – указал я на табличку «Сдается», приклеенную чьими-то грязными руками на дверях «Крошки Нейлорса». – Жалко. Памятное мне место. Встретил тут как-то хиппующую цыпочку. Поздним летом шестьдесят девятого. Она взяла меня с собой в свою коммуну, какое-то допотопное ранчо в Четсворте, как в старых фильмах. Там мы слизнули по кислоте, а потом она, какой-то парень по имени Текс и еще пара девчонок поехали в Бель-Эйр, хотели запороть кому-то вечеринку.[224]224
  Речь об убийстве Тэйт/Ла Бьянка.


[Закрыть]

Я остался, застрял дослушивать «White Album». Как потом оказалось, это было только к лучшему.

Шарлен фыркнула:

– Сколько же в тебе дерьма.

Я пожал плечами.

– Так ты был хиппи? – уточнила она.

– Я?! Ха, нечего мне всякий отстой приписывать! Я никогда всей этой любви не понимал. Черт, если уж на то пошло, я, скорее всего, был прото-панком. Блин, в шестьдесят седьмом у меня уже был «Mohawk». Моим певцом был Лу Рид. Я носил черные ботинки, подбитые гвоздями, и фигачил девочек в общественных местах. Я однажды залепил плевком в Мелани прямо во время концерта.

– Ох ты ж блин, – сказала она. – Могу спорить, ты фанател от «Moody Blues».[225]225
  Английская группа, эволюционировавшая от ритм-энд-блюза и меланхоличных баллад до симфо-рока.


[Закрыть]

– Никогда.

– И Донована.[226]226
  Donovan Leitch – известный британский фолк-рок певец.


[Закрыть]

– Оставь, дай передохнуть.

– Спорим, ты знал наизусть все до единой песни Дилана.

– Еще чего. «Doors», «Captain Beefheart»[227]227
  «Captain Beefheart and His Magic Band» – группа, игравшая в самых разных направлениях рок-музыки (рок-авангард, блюз, фри-джаз, психоделия, прото-панк); руководитель – Donald Glen (Van) Vliet, Капитан Бычье сердце.


[Закрыть] и Нэнси Синатра[228]228
  Nancy Sinatra – американская актриса и певица, дочь Фрэнка Синатры.


[Закрыть] – вот это было мое.

Шарлен рассмеялась. Официант, обслуживающий машины, закрепил на окне наш поднос.

Начищенное стекло и коричневая штукатурка этой закусочной для автомобилистов, казалось, уравновешивали грань, на которой сходились скоростные магистрали, по которым рычащие машины неслись на Сансет и Ла Бри. Удушающая безветренная жара усиливала звуки, и казалось, что здесь все так же, как было двадцать лет назад; улицы забиты мощными машинами, ревущими перед красными сигналами светофоров, рвущими с места, визжа шинами и воняя горелой резиной, заставляя подскакивать пожилых дам в радиусе до полумили.

Когда рядом с нами, скрежеща, пристроилась битая «барракуда», битком набитая бритоголовыми морячками в увольнительной, Шарлен даже не обратила особого внимания. Валиум сработал. Она повернулась к «барракуде» спиной и сняла темные очки.

– Я хочу уйти от Денниса, – сообщила она.

Я макнул жаркое по-французски в кетчуп:

– Надо же, просто не понимаю, почему.

– Проблема в том, что я не очень понимаю, как это сделать.

Судя по всему, она говорила в абстрактном, метафизическом смысле – но я решил понять ее буквально.

– Что ж, если ты хочешь развестись, тебе надо обратиться к адвокату.

– Знаю, – огрызнулась она, но тут же сникла. – Дело в том, что я даже ни одного такого не знаю. Все вопросы всегда решал Деннис. А идти к его адвокату я не могу.

– Могу, если хочешь, направить тебя к парню, через которого сам разводился. Нормальный адвокат. В смысле, он не полный подонок. А в этом городе, – добавил я с наигранным цинизмом, – это чуть ли не самая лучшая рекомендация, которую только можно дать.

Она уставилась на тропические мотели, что стояли ниже по Сансет.

– Даже не знаю, – ее тон стал мрачным, как бывает при тяжком несчастье. – Мне уже тридцать четыре. Но во многих отношениях я до сих пор чувствую себя, как будто мне четырнадцать. Мне именно столько было, когда я встретилась с Деннисом. И с тех пор он все время заботится обо мне. Не то что все эти эмансипированные женщины… – Позади нее морячки хрипло заржали. – Просто я совершенно не разбираюсь в этом. Я никогда ничего сама не делала. Ничего. Я ни разу в жизни не заполняла налоговую декларацию и не оплачивала счет. Я даже чек еще ни разу не выписывала. У меня никогда не было работы…

– Ну, я бы так не сказал.

– Именно так. Безработная рок-певица. Так и напишу в заявлении о приеме на работу. Последнее место и время работы: группа «Stingrays», 1964-67. Господи. Да они решат, что я, блин, чокнутая.

– Сомневаюсь, что ты собираешься искать место клерка в каком-нибудь универмаге «Зоди».[229]229
  «Zody's» – сеть недорогих универмагов.


[Закрыть] По крайней мере, пока ты не вынесешь оттуда половину всего, что он стоит.

Она засмеялась:

– Думаешь, так и случится? Не знаешь ты Денниса.

– Это мы скоро поправим.

Она хмыкнула:

– Так он тебе уже звонил?

– Нет еще. А что, собирался?

– Ага. Он ужасно переживал по поводу того, что случилось.

– Это хорошо. Тогда, видно, можно отозвать заявление окружному прокурору.

– Это ты шутишь, или как? – она, похоже, испугалась.

– Ну пошутил на минутку.

Она тронула меня за руку:

– Слушай, ты ведь не собираешься на самом деле разосраться с Деннисом? Не думай, что закон тебя защитит. Если уж он захочет до кого-нибудь добраться – доберется.

Я подумал о ее психотерапевте – Деннис заявил, что с ним он «разобрался». Сейчас я уже не был так уверен в том, что это чушь.

– Я просто не хочу, чтоб с тобой что-нибудь случилось, – сказала она, все еще касаясь моей руки. Ее настойчивость беспокоила меня. Все это было так, словно мы уже крутили страстный роман. Она вроде бы почувствовала то же самое, рассмеялась, чтобы рассеять это настроение, и потянулась за сигаретой.

– А почему ты ждала так долго? Это ничего, что я спросил? – поинтересовался я.

– Боялась, наверное, – она закурила. – Он сказал мне, что если я хотя бы попытаюсь уйти от него, он меня убьет.

За ее спиной один из моряков что-то прошепелявил; остальные загоготали.

– А зачем ему так нужно удерживать тебя, если он больше…

– Не трахает меня? – она пожала плечами. – Он меня боится. Я слишком много знаю.

– О чем?

– Обо всем. – Она попыталась уйти от вопроса. – Понимаешь, он думает, что я тогда напишу книгу или что-нибудь вроде этого. Выдам все его тайны. У него их много. Слушай, – она подалась вперед, не дав мне даже рот открыть, – мне очень жаль, что я загрузила тебя всем этим. Мне надо было поговорить с Луизой. Но что, по ее мнению, мне надо сделать, я знаю. Думаю, я просто хотела услышать еще чье-нибудь мнение.

– Думаю, что вы, ребята, все еще можете наладить жизнь, – произнес я занудным тоном консультанта по семейным проблемам. – А в следующий раз я хотел бы поговорить с вами обоими. – Она улыбнулась. – Но если б я мог на секунду стать беспристрастным, я бы сказал, что единственное разумное решение для тебя – это уйти от него и оставшуюся жизнь провести вместе со мной.

Она рассмеялась, и это меня порадовало.

– Что, правда? – спросила она. – И где? В «Тропикане»?

– Эй-эй-эй, я всего лишь ди-джей. Не могу обещать, что смогу создать тебе условия, к которым ты за все эти годы так привыкла.

– Ну, с этим все в порядке. В том, чтобы сидеть взаперти, мало радостей, – на миг она приуныла, погрузившись в свои мысли. – Я бы очень хотела снова петь.

– Не вижу к тому препятствий. Ты по-прежнему просто невероятна. Я слышал тебя, когда первый раз попал в ваш дом.

– Деннис говорит, что я уже давно не та.

– Чушь он порет.

– Он считает, что я никогда ничего из себя не представляла. Что это он создал меня. Своими песнями. Он говорит, без него я провалюсь.

– Шарлен, он сам не понимает, что несет.

Она поглядела сквозь лобовое стекло:

– Ох, черт, меня засекли.

Я поднял глаза и увидел в здании «Крошки Нейлорса» латиноса-посудомойщика, который ухмылялся и указывал на Шарлен помощнику официанта азиатской внешности. Я огляделся в поисках официанта, чтобы отдать ему поднос, но посудомойщик уже приближался.

– О Господи, на кой мне все это, – Шарлен прикрыла ладонью бровь.

Он подошел с ее стороны машины, разлыбившись в придурковатом обожании. Около сорока, под глазом – вытатуированная слезинка.

– Шарлен?! Ох, дружище, глазам не верю! Шарлен Контрелл, надо же! Это уж слишком!

Шарлен улыбнулась ему улыбкой стюардессы и бросила на меня отчаянный взгляд.

– Я ведь, считай, практически всю жизнь твоим фанатом был, дружище. У меня на деке вот прямо сейчас стоит «Люби меня сегодня ночью».

Внимание официанта я, наконец, привлек.

– Спасибо, – ответила Шарлен.

Он закатал рукав, открыв татуировку в форме сердечка, стратегически расположенную так, чтобы скрыть следы от уколов на сгибе локтя. Внутри сердечка красовалась надпись «Шар».

– Моя первая жена, дружище. Она была в точности как ты, бля буду. Все так говорили. А, слушай, а что случилось с остальными из «Stingrays»? Как это вы, ребят, до сих пор не воссоединились, не дали по этому случаю несколько концертов?

Шарлен ответила ровным тоном, словно механически:

– Ну, Бобби загнулся от передоза еще в шестьдесят девятом, а Фрэнк докололся до смерти в семьдесят втором. Билли разбился на мотоцикле в семьдесят пятом, а Джимми обратился к Иисусу в семьдесят девятом.

– Й-о-о, ну и хрень, дружище, – сказал он, слегка обалдев. – Про Бобби-то я помню, а вот про других… я-то все семидесятые в кутузке парился, так что вот, не в курсе.

Официант забрал наш поднос. Я завел мотор.

– Знаете, спасибо, что вы меня помните, – сказала Шарлен.

– Помню? Блин, дружище, да разве такое забудешь? Я до сих пор каждую субботу звоню на KRLA[230]230
  Одна из крупнейших радиостанций Лос-Анджелеса.


[Закрыть] в ночной эфир, посвящаю моей первой жене «Люби меня этой ночью». Она, дружище, померла. Авария. Пятнадцать лет назад. Хренова тачка с откидным верхом. «Камарро» шестьдесят седьмого года. Кувыркнулась с автострады, дружище. Ей голову оторвало.

Я дал задний ход.

– Спасибо, – сказала Шарлен. – Спасибо еще раз.

– Эй, приятель, ты рули поосторожней! – крикнул он, пока мы выезжали. – Не кувыркнись!

Вернувшись к «Тропикане», я проводил ее к ее машине, белому «мустангу» шестьдесят пятого года с откидным верхом – не восстановленному, судя по тонким, как волос, трещинам краски; но на нем явно почти не ездили. Небольшой ярко-красный салончик казался залитым свежей кровью.

Я записал имя своего адвоката на спичечной коробке из «Дьюка» и уточнил:

– Ты уверена, что чувствуешь себя нормально? Что сможешь вести машину?

– Ага, я сейчас в полном порядке, правда. Ехать назад всегда легче.

Я все еще не мог определиться, как отнестись ко всему этому агорафобскому делу – я-то всегда считал это одним из моднючих психиатрических расстройств, – но в том, что для нее это было серьезно, сомнений у меня не было.

– Знаешь, спасибо тебе за все, – сказала она. – Думаю, мне на самом деле просто нужно было с кем-нибудь поговорить.

– Рад, что ты выбрала меня, – мне вспомнилось, как она тогда лежала на розовом атласном покрывале кровати. – Есть у меня такая тенденция – зацикленность на самом себе. Мне обычно как раз помогает поговорить с кем-нибудь, у кого серьезные проблемы.

Она импульсивно обняла меня. Держа ее в объятиях, я вдруг заколебался – меня охватило что-то вроде парализующе острого желания, какого я уже много лет не чувствовал. Она отодвинулась, слегка смущенная, и села в свою машину.

На миг она напряглась за рулем; затем выехала на улицу, не глядя в зеркало. Завопили гудки; какой-то «бьюик» едва не врезался в нее сзади, а она махнула мне рукой и дала газу.

Поднимаясь к себе в комнату, я встретил молодую женщину, которая спускалась вниз.

– Скотт Кокрэн – это вы? – спросила она, сияя натужным телевизионным шармом.

– Возможно.

Она набрала полную грудь воздуха и в бешеном темпе выдала первый горестно-извинительный куплет из «I'm Sorry» Бренды Ли,[231]231
  Brenda Lee (Brenda Мае Tarpley) – американская певица, композитор, продюсер; «I'm Sorry» – песня с ее одноименного диска, вошедшая не только в американские, но и во все европейские хит-парады.


[Закрыть] вызвав несколько смешков у тех, кто оказался возле бассейна.

Она подала мне небольшой пухлый конвертик, и я выдавил улыбку:

– Спасибо. Это было круто.

В моей комнате зазвонил телефон. Я сунул ей доллар и отпер дверь.

Звонок я предоставил автоответчику, а пока он предлагал оставить сообщение, вскрыл конверт. Там оказался маленький пакетик, набитый кокаином. Автоответчик дал длинный гудок.

– Скотт, надеюсь, ты уже получил мое предложение о мире, и если эта тупая сука, которая поющий посыльный, сделала, что ей сказали, то ты уже знаешь, каково мне сейчас. Тебя, друг мой, надо к лику святых причислить за то, что ты меня терпишь. Я был первостатейным засранцем – дальше некуда; а если б не признал это, оказался бы еще и полным дубьем. Скотти, я валяюсь у тебя в ногах, умоляю, ною, вылизываю твои грязные ботинки. Умоляю, позвони мне и скажи, что я не потерял своего единственного настоящего друга, – отбой.

Я с отвращением засмеялся и стер сообщение.

Вечером, когда я собирался отправиться на свою ночную смену, мне нанес визит Хэнк. Я сделал ошибку, оставив кассеты с интервью в прямом эфире на студии. Хэнк их прослушал, и теперь был в экстазе. Деннис был великолепен, как я и обещал: словоохотлив, скандален и четко выражал свои мысли. Пожалуй, несколько двинутый, но это было частью его таинственного ореола.

Хэнк ввалился в ванную, когда я брился, и завел разговор о возможности видеосъемок. Нашей компании-учредителю принадлежала кабельная сеть, которая по выходным пускала записи концертов рок-звезд и ток-шоу с ними. Деннис Контрелл и «конюшня» его исполнителей могли потянуть на двухчасовой специальный выпуск. Конечно же, это будет мое шоу. С моей отличной внешностью я был просто создан для малого экрана. И потенциальные возможности записи были решительно безграничны, тут и говорить нечего.

Это было еще не все. Хэнк успел поговорить с одним литератором – уважаемым журналистом, который сделал множество материалов для журнала «Роллинг Стоун». Преданный поклонник Контрелла, этот парень уже около десяти лет пытался взять интервью у Денниса. Узнав, что мы с Деннисом нашли общий язык, он бешено завертелся. Если бы я мог ему помочь… словом, для тупых: как я смотрю на то, чтобы написать книгу в соавторстве. Она наверняка прогремит не слабее, чем биография Моррисона несколько лет назад.

Захватывающая идея, сказал я Хэнку, выходя из ванной и небрежно бросая грязные жокейские шорты поверх кассет с интервью, пока Хэнк их не заметил.

Провожая меня вниз, до машины, он спросил, когда я в следующий раз увижу Денниса.

– Думаю, в следующий понедельник. В уголовном суде.

– Э-э?

– Не бери в голову.

Пока я садился в машину, Хэнк продолжал оживленно говорить. «Главное – поддерживай с ним хорошие отношения», – это было последним, что он сказал мне.

Если б только можно было переключить на автоответчик телефон, по которому в студию поступают заявки, моя жизнь могла бы повернуться совсем иначе. Поскольку он позвонил, это было неизбежно.

– Ты разве не слышал моего сообщения?

– Угу, слышал.

– И все же по-прежнему ненавидишь меня? Да, так?

Я вздохнул.

– Нет, Деннис, вовсе не так.

– Тогда давай встретимся завтра в три, в клубе «Виски».[232]232
  «Whisky-a-go-go» – известный ночной рок-клуб в Лос-Анджелесе.


[Закрыть] На нейтральной территории, ага? Я не виню тебя, что ты так подозрительно ко мне относишься. Я поступил плохо, очень плохо. Но теперь это все в прошлом, вот увидишь. Значит, в «Виски», договорились?

– Не знаю, Деннис, действительно не знаю.

– Скотт, мне нужно идти, я сейчас в студии. Но завтра мы увидимся. Я знаю, ты меня не подведешь. Ты же знаешь, я люблю тебя, Скотт. Правда. Люблю как младшего брата, которого у меня никогда не было.

Бар «Виски» был заперт и забит досками уже не первый день. Любопытно, знал ли об этом Деннис, подумал я, шагая по сверкающей боковой дорожке к узкому входу со стороны Стрип. Черные стены были облеплены постерами с «Police»[233]233
  Группа, в состав которой входили Гордон Самнер (Стинг), Стюарт Коупленд и Генри Падовани (впоследствии его заменил Энди Саммерс).


[Закрыть] и Пиа Задора,[234]234
  Pia Zadora – автор и исполнитель хита «And When The Rain Begins To Fall», написанного вместе с Jermaine Jackson.


[Закрыть] но дверь оказалась открытой. Подойдя ближе, я услышал игру на рояле и пение.

Я шагнул внутрь, смена освещения ударила по глазам, пока они не привыкли к полумраку. На тускло освещенной сцене я обнаружил источник музыки: Большой Уилли стоя наяривал «My Blue Heaven»[235]235
  Хит в исполнении Фэтса Доминио (Fats Domino) – исполнителя танцевально-блюзового рока в сдержанном стиле.


[Закрыть] в стиле Фэтса Домино. Получалось у него неплохо. А если совсем честно… и тут меня вдруг озарило, кто такой или, вернее, кем был Большой Уилли лет двадцать тому назад. Я все еще переживал свое открытие, когда от двери ко мне подтолкнули высокий стул у стойки бара, и я услышал голос Денниса: «Вот здесь, Скотт».

Я увидел лишь темный силуэт да тлеющий кончик сигареты – и шарахнулся в сторону, ударившись голенью о ножку стула.

– Осторожней, Скотти, – он добродушно рассмеялся.

Приблизившись, я сумел разглядеть его. Он был спокойнее, чем когда-либо – ни следа скрывающейся в глубинах жестокости. Если он сейчас и был под дозой, на сей раз, по крайней мере, на текущий момент, это была идеально точно подобранная доза. Он повел рукой в сторону пещерообразного зала, и я заметил глубокую вмятину у него на лбу – от ногтя?

А в зале царил полный развал, будто здесь панки сорвали последний концерт – пол был усеян поломанными столами, стульями, битым стеклом.

– О-о, «Виски»… – произнес он с напыщенной ностальгией.

– О-о, да, – подхватил я его тон. – Да, конечно. Отис[236]236
  Otis Redding – известный исполнитель соул.


[Закрыть] в своем красном костюме, вызвавший здесь прямо настоящий шторм. «Love».[237]237
  Группа, игравшая психоделический фолк-рок; руководитель-певец и автор песен Артур Ли (Arthur Lee).


[Закрыть]

Помнишь Артура Ли и «Love»? И, конечно, «The Byrds» и «Buffalo Springfield».[238]238
  Известная фолк-рок группа.


[Закрыть]

Эй, «мистер Спейсмен»![239]239
  «Mr Spaceman» – песня группы «The Byrds»; «Неу Mr Spaceman» – цитата из этой песни.


[Закрыть]

Привет, «мистер Соул»![240]240
  «Mr Soul» – песня группы «Buffalo Springfield»; «Hello Mr Soul» – цитата из этой песни.


[Закрыть]

Черт, у меня тогда было жуткое времечко. Я как раз учился в коллеже, и кто-то под видом наркоты толкнул мне эстрогены. У меня целый семестр были огромные титьки. Так, кто у нас еще был? Ах да, Скай Сэксон[241]241
  «The Seeds» – американская гаражная группа, лидер – певец и автор песен Скай Сэксон (Sky Saxon).


[Закрыть] и «The Seeds». «You're Pushing Too Hard».[242]242
  Первый хит группы «The Seeds», считается классическим образцом «гаражного рока».


[Закрыть]

Так я и не смог проникнуться этой песней. Но, конечно, настоящий дебют здесь был только один, верно? Джим! Король ящериц![243]243
  «The Lizard King» – прозвище Джима Моррисона.


[Закрыть]

Веришь, нет – я ведь был здесь в ту ночь, именно в ту самую ночь, приятель, когда он вообще первый раз пел на публике «The End».[244]244
  Композиция, завершающая первый альбом (The Doors, 1967). Также звучит в фильме «Апокалипсис сегодня».


[Закрыть]

А наверху подвесили прозрачную будку, и в ней была девица из клуба. Она стала знаменитой несколько лет спустя, кажется, как террористка. Ну, это неважно, в общем, когда Джим дошел до строчки про то, что хочет сделать со своей мамашей сам-знаешь-что (и слово, которое он употребил, было совсем не «играть»), так вот, эта девица из клуба так ошалела, что описалась прямо в своей будке. Но это еще не все. Угадай, кто стоял прямо под ней? Джон Уэйн,[245]245
  John Wayne (Marion Michael Morrison) по прозвищу Дьюк (Duke) – американский актер, снявшийся в классических вестернах, лауреат премии «Оскар», режиссер и исполнитель главных ролей в фильмах «Аламо» и «Зеленые береты»; после его смерти была выпущена памятная медаль Конгресса с его портретом.


[Закрыть] приятель! Сам Дьюк, собственной персоной, бля буду! Только не спрашивай меня, что он там делал. Может, у них там на Эльдорадо техника накрылась, вот он и заглянул позвонить с платного телефона. Но самое-то плохое не в этом. Самое плохое в том, что… будка дала течь!

– Ну это уже чушь собачья, – снисходительно отозвался Деннис.

– Чушь собачья?! Ты что имеешь в виду, приятель? Я сам тут был. Я видел это собственными глазами, вот этими, обоими. Ну ладно, ладно, признаюсь, я тогда дрейфовал на звуке от примерно двух тысяч ярко-синих микрофонов, а за несколько минут до этого закинулся десятком колес туинала в сортире, но глаза-то не врут! Если этот пижон был не Джон Уэйн, тогда я – Дэйл Эванс![246]246
  Dale Evans – известная американская актриса, «королева Запада», жена актера и певца, звезды вестернов Роя Роджерса (Roy Rogers, наст. имя Leonard Franklin Slye).


[Закрыть]

Надутый! Верхом! Рядом со своим Курком на ранчо Яблочной долины![247]247
  Курок (Trigger) – кличка лошади Роя Роджерса; ранчо Яблочной долины (Apple Valley ranch) – поместье Роя Роджерса и Дэйл Эванс.


[Закрыть]

Он вздохнул:

– Скотти, послушай меня, расслабься. Я не собираюсь делать тебе ничего плохого. Большой Уилли не сделает тебе ничего плохого. Ты отпускаешь безвкусные шуточки только потому, что боишься. Не надо, ни к чему это, – он скользнул рукой по моему плечу. Я почувствовал запах пачули. – Скотти, пожалуйста, поверь мне – я даже не знал, что произошло, пока Большой Уилли не рассказал мне обо всем на следующий день. Ты даже представить себе не можешь, что я пережил, как я раскаивался. Господи, подумать только – я едва не убил человека, который, единственный, проявил элементарную человеческую вежливость, и к которому я привязался впервые за… – его голос сорвался, – за Бог знает сколько уже лет. – Теперь он был похож на Оливье,[248]248
  Olivier – вероятно, речь идет об известном актере, режиссере и продюсере Лоуренсе Оливье.


[Закрыть] изображал извечный еврейский страх – и переигрывал. – Я бы не смог остаться жить, если бы… О Господи, нет. Не хочу даже представлять себе это. Кокаин не самый плохой наркотик, если чистый и сам по себе. Но горе, если смешать его с дилаудидом,[249]249
  Дилаудид (гидроморфон, дигидроморфинон) – наркотический анальгетик; может применяться как аналог героина.


[Закрыть] – он бросил свирепый взгляд Отелло на Большого Уилли, – или чем-нибудь еще таким, что этот мерзкий ниггер подмешал мне в лекарство. Это все равно, что смешать бензин с нитроглицерином и завести мотор. Однажды этот жирный черный мешок дерьма убьет меня, – он резко, демонически расхохотался в стиле Орсона Уэллса. Затем продолжил тихим, набожным тоном: – Но на сей раз я усвоил свой урок. Я бросаю препараты. Все препараты. Все до единого, даже аспирин. На этот раз я решил твердо. На следующей неделе я еду в Швейцарию. Курс замены крови.[250]250
  Скорее всего, имеется в виду гемодиализ.


[Закрыть] Дорого, но оно того стоит.

Я вытащил из кармана пакетик кокаина и попытался вложить его в руку Денниса:

– Вот. Почему бы тебе не получить за него деньги назад и не пожертвовать их обществу «Анонимные кокаинисты»?

Он отвел руки, отказываясь взять пакетик:

– Нет, нет, нет, это ты оставь у себя. Неделя – долгий срок, и мне не нужны искушения. Ты только окажешь мне услугу.

Большой Уилли продолжил печальной, мучительно эмоциональной мелодией в духе Отиса Реддинга «Try a Little Tenderness». Я сунул пакетик в нагрудный карман пиджака Денниса.

– Мне и правда не надо этого дерьма, Деннис. И насколько я понимаю, это вообще крысиный яд.

– Никакой это не крысиный яд, – оскорбленно возразил он, и впервые я уловил в его тоне резкую нотку. – Большой Уилли берет только самое лучшее. Ты можешь говорить о нем все, что хочешь, но поверь мне, есть два вопроса, в которых он отлично разбирается. Наркота. И как разобраться с жирным поляком-психиатром, чтобы он никогда больше не совал свою носяру Шарлен между ног, – он ухмыльнулся, демонстрируя сверкающие искусственные зубы.

Голос Большого Уилли возвысился до пронзительного фальцета, взлетел в стратосферу, произнося слова нежно, с безумно изысканным трепетом; так убийца-психопат тревожится, что помялась пачка задушенной балерины.

С меня было достаточно.

– Слушай, я уже опаздываю на занятия джазерсайзом.[251]251
  Jazzercise – танцевальный фитнес под джазовую музыку.


[Закрыть] Увидимся как-нибудь, ага?

Я направился к двери. Он схватил меня за руку:

– Скотт!

Большой Уилли оборвал музыку. Я оцепенел. Деннис вцепился мне в руку выше локтя:

– Прошу тебя, – попросил он почти нежно, – не надо со мной так. Я уже столько раз извинился, что просто не знаю, что мне еще сделать, – и он выпустил меня.

– Я принимаю твои извинения, Деннис.

– Тогда поедем ко мне, пожалуйста. Я хочу кое-что показать тебе. Поделиться этим с тобой, Скотт. Я чувствую, что только ты и я способны оценить это.

– Что это?

– Не скажу. Не хочу все испортить. Пожалуйста, Скотт, поверь мне. Я не хочу сделать тебе ничего плохого. Ты же видишь, я сегодня практически нормален. Господи Иисусе, да я лучше себя искалечу, чем сделаю тебе хоть что-нибудь плохое. Это всего лишь жест дружбы. Пожалуйста, скажи «да». Ну, прошу тебя.

Он улыбнулся слабой неземной улыбкой, такойже безвредной, как евнух из давно ушедших времен.

– Ты мой единственный друг, – сказал он спустя примерно час, когда мы шли по подъездной дорожке к египтоидному гаражу. Да, именно египтоидному гаражу. Что же у него там стоит? Неужели крайслер «хеопс» сорок восьмого года – до нашей эры, разумеется? Или эффектный додж «тутанхамон» семьдесят четвертого? Возможно, кадиллак «рамзес» пятьдесят восьмого, с мелкими насекомыми, размазанными по лобовому стеклу.

– Друг мой единственный! Знаешь что? У меня никогда еще не было друзей-мужчин; настоящих – никогда. Да и женщин-друзей тоже, если уж на то пошло, – несмотря на то, что он говорил, вел он себя оживленно. И шел чуть ли не вприпрыжку. – Когда я был ребенком, у меня не было приятелей. Я всегда играл сам с собой. Я считал себя одиночкой. Но твой голос мне понравился сразу, как только я услышал его. Я сразу подумал, что вот с этим парнем мы могли бы быть друзьями.

Он отпер висячий замок и поднял гаражную дверь. Думаю, каким-то уголком сознания я знал, что там стоит, но действительно увидеть эту машину, было как получить разряд током. Шевроле-корветт «стингрэй» шестьдесят третьего года, двухместный, окно «сплит», безукоризненный, фосфоресцирующий синим сиянием, новенький и совершенный – такой же, каким он был на обложке альбома «Stingrays» двадцать лет назад.

– Моя первая настоящая тачка, – гордо сказал он, и, махнув рукой, добавил: – Нет, до нее были, конечно, и другие, но они не считаются. Старый «форд», «бьюик». Дерьмо собачье, – он улыбнулся во весь рот. – Я заплатил за него налом. Пять штук, в ноябре шестьдесят второго. Сейчас он стоит, по меньшей мере, раз в пять больше. Хотя, конечно, для тех, кто понимает, он вообще бесценен.

Это было просто удивительно: отполированный сверх всякой меры, на ярко-голубом – ни единой царапинки. Так заманчиво было воображать, что он действительно фосфоресцирует. Проезжая под уличными фонарями, он накапливает их свет, а потом, на скоростной магистрали, стряхивает его с себя неоново-синими крапинками. Остывая в гараже, он мог бы сиять часами. Вот и сейчас казалось, будто он сам испускает свет, неестественно яркий здесь, в полумраке.

Он поднял капот. Инжекторный двигатель 327 модели блистал чистотой, как с завода.

– Прямо слюнки текут, – я шутил лишь наполовину. – И часто ты его отсюда выводишь?

– Только по ночам, – он опустил капот. – Солнечный свет портит машины вроде этой. А смог – это просто кошмар. Можешь проверить так тщательно, как захочется. Нигде ни пятнышка ржавчины. Ни пятнышка.

Это был совершеннейший «стингрэй», совершенство линий которого было и осталось непревзойденным. Ни вычурного хрома, ни изящненьких сводиков моделей пятидесятых; ни вульгарно-фаллических, похожих на бутылку кока-колы очертаний «корветтов» семидесятых. Это была глянцевая блестящая греза с впрыском топлива, трогательная, как воспоминание о первой любви.

Я всмотрелся в окно. Салон был новехонький. Четырехскоростная коробка передач «Borg-Warner»,[252]252
  «Borg-Warner» – одна из крупнейших компаний по производству комплектующих для автомобилей.


[Закрыть] заводской запах. Глубокие сиденья черной кожи были сделаны на заказ, кожа насыщенного яркого цвета казалась живой.

Единственным незначительным изъяном в машине был рубчик на спинке пассажирского сиденья, по клиновидной форме можно было понять, что туда втискивали доску для серфа так, что она торчала из окна.

– Ты занимался серфингом?

– Руки убери, – резко ответил он.

Я касался хромированной дверной ручки. Деннис тщательно вытер отпечатки моих пальцев рукавом.

– Извини, – он добродушно засмеялся. – Но когда дело касается этой машины, я становлюсь прямо фанатиком, – я видел, что он мелко дрожит от возбуждения. – Ага, серфингом я занимался, – это прозвучало по-мальчишески. – Мало кто знал, сколько я тренировался. Я ходил на доске один. Вверх по побережью. На Ринкон. У меня хорошо получалось. Однако, я думаю, что мне просто не особо нравились остальные парни. Большинство серферов – мудаки. Поэтому я в конце концов бросил это занятие. Из-за того, что – спасибо «Beach Boys» – все волны были забиты мудаками. Типами вроде «Vectors», как Марк и Гарри. Я тебе о них рассказывал?