Текст книги "Инжектором втиснутые сны"

Автор книги: Джеймс Бейкер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)

Она зажала уши:

– Не хочу! Не хочу ничего слышать!

– Я тоже любил ее, Шар. Она была необыкновенной…

Она завопила, чтобы заглушить меня.

– Послушай, Шар… – я притронулся к ее руке, и она набросилась на меня, продолжая кричать. Я вскинул руки, прикрывая лицо. Если б у нее было оружие, она убила бы меня, это уж точно. Будь у нее нож, она колола бы им меня даже после того, как я был бы мертв. Наконец, она выскочила из машины.

И бегом бросилась по тротуару. В этой дешевой одежде и с таким макияжем она похожа была на шлюху, спасающуюся от разъяренного сутенера. Заправщик на колонке заорал на меня, когда я рванул следом за ней. Она увидела меня бегущим и, резко свернув, помчалась через дорогу. Если б не случайный просвет в потоке машин, ее бы точно сбили. Но прежде, чем я успел проскочить следом за ней, поток снова сомкнулся. Она завернула за здание Тауэр Рекордс, и я потерял ее из виду. Наконец, мне удалось перебежать на другую сторону, я кинулся следом за ней, но ее нигде не было. И тут я услышал ее вопль.

Я поднял глаза и увидел в витрине Тауэр Рекордс плакат с ее портретом в натуральную величину, рекламный плакат сингла «Преждевременное погребение». Она возвышалась надо мной в черной футболке и джинсах, руки скрещены на груди, ноги широко расставлены, волосы растрепаны и взбиты вверх, свежая вариация на тему «Stingrays» с пристальным взглядом голубых глаз. Еще один вопль, словно визг тормозов. Она была внутри, в супермаркете.

Я кинулся ко входу, но войти не смог. Помещение было битком набито ребятишками, которые пришли посмотреть на выступление какой-то группы. Я пытался протолкаться внутрь, и тут она опять закричала. Я нашел ее глазами – она была зажата толпой в дальнем конце. Из потолочных динамиков грохотала музыка, группа играла синтезированный римейк «Don't Worry, Baby». Вокалист, молодой блондин, выглядел ошеломленным. Он явно узнал Шар. Впрочем, остальные лишь смеялись – нервным, возбужденным смехом. Какая-то чокнутая дамочка, вульгарная потаскушка прорывалась вперед изо всех сил.

Я начал протискиваться, пытаясь нагнать ее. Наступал на ноги; толкнул локтем девчонку, которая огрызнулась: «Смотри, куда прешь!». Шарлен была в совершеннейшем исступлении; царапаясь, она пробивалась сквозь толпу, как рвущийся из капкана зверь. На миг наши глаза встретились, но похоже, она даже не узнала меня. Она погибала. С криками. Режущими, пронзительными, срывающимися криками. Это жутчайшим образом напоминало финал ее песни. Она была заживо погребена в магазинной толпе, тонула в море недружелюбных молодых лиц, задыхалась под грудами песка острого приступа агорафобии. Она ловила ртом воздух и продолжала кричать; волосы взлетали вихрем, а она все билась и продиралась сквозь плотную толпу.

Я почти нагнал ее у отдела пластинок с записями прежних лет. Даже коснулся пальцами ее плеча, но она дико отмахнулась и продолжала рваться вперед, к стеклянным витринам фасада супермаркета.

Не могла же она… Она так и сделала. Проломилась наружу сквозь витрину с ее собственным плакатом на стекле: силуэт, подсвеченный солнцем – и стекло рухнуло, еще в воздухе рассыпаясь осколками. Вокруг ахнули, как изумленно ахают, увидев прыгающего с перил моста. Шарлен упала на тротуар с высоты нескольких футов.

К тому времени, как я протиснулся к витрине, на улице уже орали сирены – подкатывали полицейские машины. За столпившимися я не мог разглядеть Шарлен, но ясно видел струйку крови, стекающую в трещину на тротуаре. Копы выскакивали из машин и осматривались. Я окликнул Шарлен по имени; один из копов поднял голову и узнал меня. Его рука потянулась к пистолету. Музыка все еще гремела, а я принялся пробираться через толпу обратно.

17

Шарлен поправилась. У нее было множество порезов, и она пять дней провела в клинике «Седарс». Окружной прокурор не стал пока выдвигать против нее обвинений, дожидаясь результатов расследования всех обстоятельств.

Деннис тоже оправился от «поверхностного ранения кожи головы». Его отпустили из клиники на два дня раньше Шарлен. Когда она наконец оказалась перед телекамерами, он держал ее за локоть. Новый отряд профессиональных телохранителей отгонял репортеров, пока Деннис вел свою натерпевшуюся жену через их толпу. На ней были «карамельные» темные очки, повязка через лоб; выглядела она заторможенной. Она не обращала на репортеров никакого внимания; многострадальный супруг провел ее к «кадиллаку»; за рулем сидел Большой Уилли. Машина уехала, унося трагическую семейную пару обратно, в их разрушенный прибережный, скрытый от глаз земной рай.

Билл Холтнер находился в клинике, в стабильном состоянии. Ему предстояла грандиозная по объему пластическая операция, прежде чем он смог бы снова показаться в баре знакомств; однако каким-то чудом врачам удалось сохранить ему язык. Он был предметом всенародного сочувствия, изливавшегося на него. Должно было пройти еще немало времени, прежде чем он сможет снова говорить, но когда ему позвонил Президент, он взял трубку и мычал в нее. И высоко поднял грифельную доску, на которой написал печатными буквами: «Благослови вас всех Господь». Если б он собрался куда-нибудь баллотироваться, то одержал бы полную и безоговорочную победу.

А я был избран психопатом года. Бывшие одноклассники, свидетели кошмара на Редондо-Бич, говорили, что я «всегда был несколько неуравновешенным». Некий анонимный источник описал меня как «обманчиво обаятельный, но таящий яростную злобу мачо-анахронизм, неудовлетворенный женоненавистник под личиной бабника». (Это могла быть только Линн.)

Я был расстроен, хотя не сказать, что сильно удивлен, когда и Нил оказался против меня. «Оглядываясь в прошлое, могу сказать, что это должно было случиться, – сообщил он тележурналистам, вернувшись из Нью-Йорка. – Когда я последний раз виделся со Скоттом, он шутил насчет массовых убийств, – он рассудительно покачал головой. – Знаете, этим – не шутят».

Адвокат Контрелла, любезный подонок из Сенчури-Сити, живописал, как Шарлен стала моей «навязчивой идеей», как я изо всех сил втирался в доверие Контрелла только для того, чтобы добиться физической близости с его хрупкой женой. Затем, после того, как мои намерения были раскрыты, я продолжал «преследовать» и «выслеживать» несчастную женщину, несмотря на все старания Денниса разумными доводами убедить меня отстать от нее. В конце концов, в ночь пожара, я силой ворвался в дом на Малибу, очевидно, с целью сексуального надругательства над объектом своей навязчивой идеи. Деннис действовал, как действовал бы любой храбрый муж, но мне удалось отобрать у него пистолет. Затем, выстрелив в него и без всякой причины убив его питомцев, я насильно увез его до смерти перепуганную жену. Находясь прежде всего в состоянии тяжелого эмоционального расстройства, миссис Контрелл не видела для себя другого выбора, кроме как присоединиться к моей усиливающейся преступной деятельности из страха разделить судьбу своего мужа. Пока мы ехали к Редондо-Бич, ее способность сопротивляться все падала, и к прибытию туда она уже полностью находилась под моим пагубным влиянием. Как иначе можно объяснить причудливое искажение психики (которое время от времени встречается у жертв террора), из-за которого она, как ни странно, появилась на встрече выпускников и приняла мою сторону в драке? Очевидно, тогда она верила, что ее собственное дальнейшее выживание зависит от моего спасения. Сильно ли это отличается от искалеченной психики Патти Херст, которая принимала участие в ограблении банка на стороне своих похитителей, хотя, согласно даже простейшей логике, она могла с легкостью повернуть оружие против них? Думаю, что нет, ваша честь. И, подводя итог, леди и домохозяйки на скамье присяжных, – неужели эта несчастная, измученная, затравленная женщина не натерпелась достаточно?

Я не мог винить ее, даже если она согласилась со всем этим не только для того, чтобы не загреметь за решетку. Я не думал, что у нее был хоть какой-нибудь выбор после того, как она снова оказалась вместе с мужем. И за то, что она ненавидела меня, я тоже не мог ее осуждать – ведь она думала, что я любил ее только потому, что она была очень похожа на Черил. А я и сам не знал точно, так это или нет.

У меня было много времени, чтобы обдумать все это. Мне пришлось вернуться в тот дом на Каталине – сначала просто потому, что был совершенно измучен, мне нужно было безопасное место, чтоб хотя бы выспаться. Через шесть часов после событий в Тауэр Рекордс я высадился на острове, вошел в дом и рухнул на латунную кровать. И тут же с криком вскочил, коснувшись плечом чего-то холодного. Но это оказалась не змея и не слизняк, как я подумал. Это был серебряный ножной браслет Шарлен, забытый в тот уикенд, который мы провели здесь вместе.

Я внимательно осмотрел его под лампой и обнаружил крохотную вмятинку на застежке. Я сам сделал ее двадцать лет назад, открывая застежку зубами в тот день, когда подарил этот браслет Черил на семнадцатилетие. Некоторое время я что-то бессвязно бормотал, потом, наконец, заснул.

Вообще-то я еще несколько дней бормотал какую-то чушь, в основном разговаривая сам с собой. Меня словно выжгло изнутри, будто лоботомировали; я продолжал жить только по инерции, опустошенный, заторможенный. Я не мог ясно думать о том, что произошло. Или не хотел.

Я без сил валялся на диване, смотрел MTV, погрузившись в бесконечные кадры и приглушив звук так, что музыку едва было слышно. «The Boys Of Summer», «Cruel Summer», «Suddenly», «Last Summer».

И вот на этом фоне, когда мысли, наконец, немного улеглись, я начал рассуждать, пытаясь понять, что же случилось. Узнать, что сходство Черил и Шарлен никогда не было случайным, что связь между песнями «Stingrays» и моими чувствами к Черил была не только в моем воображении, в каком-то смысле даже принесло мне облегчение. Сходство двух девушек было намеренным, оно навязчиво подчеркивалось и усиливалось всеми способами. Деннис знал Черил, он любил ее и он создал «Stingrays» как живой мемориал ее памяти. Возможно, на каком-то уровне подсознания я всегда знал это, что только так и должно было быть, но, рассуждая разумно, это было невозможно, поскольку я считал, что в ту ночь Черил умерла на пляже. Но, с другой стороны, я никогда не был в этом убежден. Музыка «Stingrays», в которую была заключена частичка невыразимой духовной сущности Черил, со сверхъестественной точностью воспроизводила эту сущность, словно возвращая Черил к жизни – и это всегда было иррациональным на первый взгляд доказательством того, что после той ночи она еще жила на свете.

Как же она жила, как она встретила Денниса? Я чувствовал себя режиссером по монтажу, которого привели в подвал, битком набитый ржавыми коробками с кинолентами, включая кинопробы и рабочие материалы на выцветших «техниколоровских» пленках. И которому велели смонтировать из этого новый и логичный окончательный финал фильма о Черил Рэмптон.

Куда она убегает в ту ночь группового изнасилования? У кого находит убежище? Возможно, у какой-нибудь подружки из Ломиты, которая даст ей чистую одежду, несколько долларов и, сочувствуя, – адрес в Голливуде.

Потому что они должны были встретиться именно в Голливуде, где она пыталась устроить свою жизнь в одном из покрытых помпезно блестящим слоем штукатурки обветшалых квартиролендов города – порочной мекке для беглецов, для девушек попавших в беду, вот как сейчас.

Может, она нашла работу официантки в, скажем, «Барниз Бинери»,[431]431
  «Barney's Beanery» – один из трех старейших ресторанов Лос-Анджелеса, открылся в 1920 г., расположен в Голливуде.


[Закрыть] носила обтягивающую светло-синюю форму, которая сочеталась с ее голубыми глазами. Один взгляд поверх «Биллборда»[432]432
  «Billboard» – журнал, составляющий самый престижный хит-парад США.


[Закрыть] – и Деннис забывает о фирменных блюдах на синих тарелках. Я хочу тебя. Во всех смыслах. Идем.

Или же она подалась в маникюрши, сняла квартиру на Фонтейн вскладчину с парочкой стюардесс, по ночам они бродят туда-сюда по Стрип[433]433
  The Strip – главная улица Лас-Вегаса.


[Закрыть] – прототипы фанаток «британского вторжения»,[434]434
  British Invasion («британское нашествие») – начавшееся с «Битлз» доминирование британских рок-групп и исполнителей в американских хит-парадах.


[Закрыть] одетые в стиле «оп-арт»[435]435
  Op-art (сокращение от optical art) – направление в модернизме, основанное на создании оптических иллюзий за счет необычных сочетаний плоских и объемных фигур.


[Закрыть] и с прическами под Твигги.[436]436
  Twiggy (Лесли Хорнби) – знаменитая британская фотомодель и манекенщица, символ моды шестидесятых годов: невысокая хрупкая «девочка-тростинка» с короткой стрижкой и большими глазами.


[Закрыть]

Как-то ночью в «Газзаррисе»[437]437
  «Gazzarris» – ночной клуб на Сансет.


[Закрыть] она замечает красивого белокурого гения в темных очках с огромными стеклами, который скучает, опираясь на барную стойку. Она подкатывает прямо к нему и с плохим акцентом кокни просит огоньку под завывания группы «Zombie» – «She's Not There».[438]438
  «She's Not There» – хит британской группы «Zombie», авторы – Колин Бланстоун (Colin Blunstone) и Род Арджент (Rod Argent).


[Закрыть]

Есть и еще один вариант, совсем гнусный – но, учитывая ее возраст, красоту, мучившие ее чувства страха и горечи, он, пожалуй, был весьма вероятным. И в тот самый миг, когда я допустил возможность такого варианта, все остальное встало на свои места, сложившись в моем мозгу в безупречную, яркую картину последнего лета Черил – в широкоэкранном формате.

Ночь. Она бежит по берегу, белые ноги в лунном свете, розовая блузка порвана, волна накатывает за волной, а она исчезает в дымке Редондо. Конец сцены.

Следующая сцена. Спустя где-нибудь неделю. Мы смотрим на нее через отблески неона на стеклянной витрине «Кантерс Деликатессен» в Голливуде; она подсчитывает последнюю мелочь, пытаясь набрать на булочку с повидлом, не обращая внимания на стоящего рядом, у того же прилавка, Арти, который пытается заглянуть в вырез ее блузки. Арти обвешан золотом, у него открытая рубашка и волосатая грудь.

Арти – обворожительнейшая личность с дешевым коком на голове. Арти громко отпускает шутку, и ему достается прощупывающая улыбка Черил. Она недавно в городе? Ей надо где-нибудь перекантоваться?

Той же ночью Арти трахает ее на круглой кровати в квартире на одном из верхних этажей на Сансет-Стрип. Они курят над огнями Лос-Анджелеса, и он рассказывает о своих связях в музыкальном бизнесе, мире тусовок и марихуаны, о знаменитостях, с которыми, как он утверждает, он знаком. Он обещает представить ее тут и там.

И выполняет обещание. Потому что Арти – сутенер. А она становится проституткой высшего разряда. Что означает: она даже не видит наличных денег. Арти берет на себя все заботы: он обеспечивает ей еду, снимает квартиру, покупает новую модную одежду и водит на вечеринки. Она трахается с одной или двумя знаменитостями – так же, как и со множеством администраторов средних лет с обручальными кольцами и именами вроде Ральф или Джордж.

Как-то днем Арти везет ее в Эхо-парк[439]439
  Echo Park – район Лос-Анджелеса неподалеку от центра города, где живут выходцы из Мексики.


[Закрыть] на аборт. В гостиной захудалого бунгало он любуется фотографией на развороте «Плейбоя», а в глубине дома играет «миксмастер»,[440]440
  «Mixmaster» – марка проигрывателей для виниловых дисков.


[Закрыть] и когда раздается вопль Черил, он морщится.

Потом наступает та ночь в Бель-Эйр, когда на вечеринке она видит сквозь клубы дыма и тусклый свет ламп красивого белокурого гения – и ловит его неуверенный взгляд. Она подходит к нему, непринужденно заговаривает с ним, и они уезжают вместе в его блестящем синем «стингрэе», мчатся вдаль по изгибающимся дорогам. И она уже никогда не возвращается к Арти – даже затем, чтобы забрать свои красивые новые наряды.

Одно можно утверждать точно: в середине июня она уже вместе с Деннисом на студии «Санрайз Саунд», где «Vectors» записывают «Rincon». Микрофон перед лицом, глаза закрыты, Марк и Гари берут высочайшие ноты блаженства, словно мчась на сверкающей многодорожечной волне исступленного восторга этой песни, в которой только на первый взгляд поется лишь о серфинге – и на этих сессиях, именно в это время рождается знаменитый контрелловский звук. Все, что он делал до этого, было умелым подражанием: ранние «Vectors» были его слепком с «Beach Boys», «Beehives» – его версией «Shangri Las». Но эпоха становления позади. Вундеркинд-интеллектуал открыл в себе чувственность. Гений влюблен.

Рядом с ним, у пульта, Черил прижимает бутылку кока-колы к влажным вишнево-красным губам, а его рука поднимается все выше по ее гладкому белому бедру. Сладкий запах ее духов опьяняет его, он срывает поцелуй в то самое время, когда музыка нарастает до самых высот. Возбужденный, он тискает своего дешевого ангела-соблазнителя, свою мадонну из отребья, свою сочную музу.

Вот они занимаются любовью на двухъярусной кровати в домике в Хермозе (его родители недавно отплыли во Флориду), и их тонкие тела насквозь пропитаны закатным оранжевым светом; глаза Черил горят от удовольствия, его – расширены в изумленном благоговении. Он целует ее снова и снова, не прекращая – мужчина, жаждущий целовать. «Ангел», – шепчет он, проваливаясь в нее. «Ангел» – выдыхает он, когда у него встает накрепко, и он проникает глубоко, как ни с кем никогда больше не сможет.

А вот они смеются на залитой солнцем кухне там же, в Хермозе; Черил болтает ни о чем, щеголяя в крохотном бикини там, где обычно стоит его немодно одетая мама. Они плавают обнаженными в небольшом фасолеобразном бассейне. Занимаются любовью во внутреннем дворике, в гостиной – там, где позже он дарит ей вычурный и бесполезный меховой жакет. Куда он приносит ей цветы, пластинки и украшения – он никогда не приходит домой без подарка для своего Ангела. Откуда он ведет ее, прикрыв ей глаза, ко входной двери. Можно смотреть – и она визжит, увидев, что он для нее приготовил. Это форд «мустанг», новехонький «мустанг» с откидным верхом и уютным красным салоном; машина, которую со временем он отдаст Шарлен.

Она кайфует, все это лето – сплошной кайф, она носится вверх-вниз по скоростной трассе, ощущая горячий кроваво-красный винил под обнаженными бедрами, куря и подпевая радио, по которому передают «Rincon», то и дело визжа от кайфа в это лето мирских удовольствий и грядущего гнева.

Потому что теперь они окунулись в пронизанные солнцем дни, полные роз и метедрина, и кобальтово-синие ночи «скоростняка» и страстной любви. В пастельной ванной дома в Хермозе худощавый Большой Уилли делает Деннису укол в плечо. Пошатываясь, Деннис смотрит сквозь расширенные зрачки, как Черил приспускает сзади трусики бикини, Большой Уилли вкалывает иглу чуть ниже линии загара в ее восхитительную ягодицу, скромную, как на рекламе «Коппертон».

Едва дыша в вызванной химической реакцией эйфории, они плавно перемещаются в спальню и падают на узкую кровать, слившись в выжигающем мозги поцелуе. Все его комплексы улетучиваются. Деннис раздвигает ее ноги цвета слоновой кости и присасывается ртом к ее теплой влажной щели.

И в таком же фармацевтическом блаженстве в один яркий красочный воскресный день они мчатся в «стингрэе» вверх по побережью, торопясь к еще не достроенному дому под взрывы беспричинного смеха. Счастливые, они пробираются через стойки каркаса, без умолку болтая о своем будущем, то и дело останавливаясь, чтобы поцеловаться и потискаться. В конце концов они забредают в бетонную выемку, будущее место для посиделок, и Деннис извлекает толстую пачку «косячков». Часы идут, они курят марихуану, захваченные друг другом настолько, что даже надвигающихся штормовых туч не замечают, пока не раздается удар грома и не обрушивается ливень. Взъерошенные, под кайфом, они, хихикая, пробираются к «стингрэю» и, насквозь промокшие, садятся в машину.

Мчатся обратно по скользкой трассе, на восьмидорожечном магнитофоне играет «Rincon», ритмично ходят «дворники», Деннис срывает вишневый поцелуй в конце дня украденного блаженства. И когда их губы встречаются, музыка достигает высшей точки, а асфальт уходит из-под колес.

Скалы и неспокойное ночное море приближаются, как в объективе камеры. Небьющееся стекло разлетается вдребезги ослепительным вихрем блестящих осколков. Синее стекловолокно хрустит, салон сминается вокруг них, как ловушка. Музыка стихает одновременно с болезненным хрипом – ломается шея Черил.

Далее – льет дождь; Деннис лежит на руле без сознания, по голове струится кровь. Черил отброшена на заднее сиденье, кровь покрывает взбитые волосы и бледную сломанную шею. Волны вбегают внутрь через разбитое ветровое стекло и откатываются, покраснев от крови.

Дождь прекращается лишь на рассвете, как раз когда пожарный разбивает боковое стекло со стороны Денниса и тянется к его шее – пощупать пульс. Финальный долгий кадр: синяя машина расклинена в скалах, пожарная машина и полицейские автомобили на краю желтого берега, чистое голубое небо готово к обжигающе-красным буквам финального списка благодарностей: после двадцати лет мистификаций и загадок – истинный финал фильма о Черил Рэмптон.

Воображая себе этот финал, я почувствовал некую грусть, которая не была горем в полном смысле этого слова. Как я мог чувствовать горе после того, как уже столько раз представил себе ее смерть, после того, как столько лет уже горевал о ней? Да, теперь ее смерть выглядела художественной, далекой и ненатуральной. Кинематографичной. Ощущение потери размывалось, впитывая само себя. К заключительному кадру цвета всегда должны меняться: желтый пляж – окраситься грязной киноварью, голубое небо – навеки обрести переливчато-резкий розовый цвет.

Если последняя серия жизни Черил была цветным широкоэкранным «техниколоровским» фильмом, то произошедшее дальше было обнаружено на зернистой обращаемой[441]441
  «Обращаемая» (иногда также «обратимая») – фото– и кинопленка, предназначенная для получения позитивного изображения.


[Закрыть] шестнадцатимиллиметровке, отбракованной из сотен часов документальных материалов Д. А. Пеннебейкера[442]442
  D. А. Pennebaker – известный кинодокументалист, снявший ряд фильмов-репортажей о рок– и поп-группах и исполнителях («Monterey Pop», «Don't Look Back», «One P. M.», «Rockaby» и др.).


[Закрыть] – едва прослеживающиеся здесь следы жизни Черил вручную засыпаны крупным песком реализма киноправды, cinema vérité.[443]443
  Cinema vérité – недокументальный фильм, снятый в манере документального кино: развернутые интервью и съемка поведения людей в реальных или искусственно созданных ситуациях.


[Закрыть]

Следующий эпизод начинается с Денниса – он на больничной койке, весь в бинтах, накачан успокоительным после аварии; цвет лица под дрожащим светом флуоресцентных ламп – слегка зеленоватый.

Далее крупным планом – фальшивое водительское удостоверение Черил, которое коронер извлекает из ее мокрого бумажника. Выдано в Калифорнии, на имя Черил Хортон (это фамилия ее настоящего отца), и год рождения исправлен на 1946, прибавляя год, которого ей не хватает до восемнадцати. Но чернила расползлись; удостоверение, очевидно, поддельное.

А сейчас коронер принимает наличные от нервничающего мальчика на побегушках из компании звукозаписи. Следующий кадр: свидетельство о смерти Черил подписано, и данные внесены из ее фальшивого документа. Именно поэтому ее мать так никогда и не узнала о смерти дочери.

И вот урна с прахом Черил опущена во влажную землю кладбища «Форест Лоун».[444]444
  «Forest Lawn» («Лесная поляна») – кладбище в районе Лос-Анджелеса Глендейл, на котором похоронены многие голливудские звезды (Кларк Гейбл, Эррол Флинн и др.).


[Закрыть]

В следующем кадре надгробный камень уже стоит на месте, на нем тоже написана ложь; сверху на могилу падает тень. Камера уходит вверх – и мы видим Денниса; прошло уже несколько дней после аварии, на нем бейсболка, чтобы скрыть швы на голове. В какой-то степени он даже благодарен компании звукозаписи за то, что она замяла скандал и спасла от неприятностей, которые ожидали его из-за секса с несовершеннолетней и наркотиков. И все же далеко не все в порядке. Любовь всей его жизни нельзя просто вычеркнуть, будто ее и не было. Его охватывает отвращение, он отворачивается от могилы и возвращается к машине.

К своему ярко-голубому «стингрэю» с окном «сплит», шестьдесят третьего года, безукоризненному, сверкающему под жарким июльским солнцем. Неужели это та же машина, которую мы видели разбитой, зажатой между скалами? Если так, то ее восстановили с необычайной педантичностью; хотя скорее всего, это замена, новая машина, в мельчайших деталях повторяющая ту, в которой погибла Черил.

Он заменил машину – заменит и девушку. Не то чтобы он сознательно искал ее двойника. Но выбирать ему не приходится. Проезжая через разные города то ли в новом, то ли в реанимированном «стингрэе», он видит ее повсюду. Призраки за рулем других машин. Фантомы в музыкальных магазинах. Девушки с волосами Черил, с ее бледной кожей. Он никогда не сможет избавиться от этих иллюзий. Кремация отказала ему в возможности коснуться ее восковой руки и с осязаемой определенностью осознать наконец, что ее больше нет. А теперь хотя бы какая-то часть его мозга ни за что не поверит до конца в то, что она мертва.

И вот он с ревом проходит поворот на автостраду Тихоокеанского побережья, где они сорвались с трассы, и ему так хочется резко вывернуть руль. От импульсивного самоубийства его спасают инстинкты творца. Нет, он не пойдет следом за Черил. Он вернет ее себе.

Но пока что все мольбы и заклинания остаются без ответа. Он сидит за роялем, глядя в пространство, на полу грудой валяются смятые бумаги. В горестном оцепенении он бродит по пустому дому в Хермозе. Смотрит на двухъярусную кровать в холодноватой комнате с голубыми обоями. Поднимает серебряную цепочку – ножной браслет Черил – и при тусклом свете вглядывается в его блеск.

Однажды фатальным августовским вечером он бесцельно мотается на машине по Лос-Анджелесу, по пригородам и жилым кварталам – и видит указатель заезда в открытый кинотеатр для машин «Сенчури», перечеркивающий кричаще-оранжевый горизонт. «А Hard Day's Night» – написано ярко-красными буквами, отражающимися в его темных очках «Балорама». Возможно, надеясь ненадолго спастись от терзающей его тоски, он едет по указателю.

Но спасения нет. Припарковавшись в тринадцатом ряду, он вглядывается в экран, кадры тускнеют на стеклах темных очков, радостная энергия фильма для него не существует. Каждая песня напоминает о Черил, каждая. В конце фильма, когда Пол поет «And I Love Her», он начинает рыдать – впервые со дня гибели Черил.

Но у окна машины появляется лицо, не дав ему погоревать. Прыщавое молодое лицо, и вдобавок – дурацкий голос с простонародным выговором. Бобби, который узнал его, лепечет что-то насчет пробного выступления, что-то о группе под названием «Darts», о девушке-вокалистке.

На кой черт Деннису выслушивать это, на кой хрен это ему надо?

Но тут в зеркале заднего – вида появляется призрак. Его сердце останавливается, дыхание перехватывает – он смотрит, как она приближается. Ее бледная кожа мерцает в свете экрана. Нежный рот – вишнево-красного цвета. В ее ясных глазах голубизна – они такие же голубые, как его машина. Его Черил возвращается к нему; его Ангел спускается к нему с небес – воистину дар Господень. Любовь всей его жизни снова с ним, лишь чуточку изменив облик. Он снимает темные очки и, когда она подходит вплотную к машине, берет ее теплую маленькую руку в ладони.

Сотворение заклинания начинается несколько дней спустя, на студии «Санрайз Саунд». В раскаленную добела жарищу Деннис изливает всю свою тоску по Черил, он восторженно творит модель утраченного счастья, и в эти шесть дней непрерывной работы он создает основы всего, что «Stingrays» когда-либо будут исполнять. В приливе восторженного подъема (они ведь сумели!) парни играют так, как уж точно никогда больше не будут играть, они выдают Деннису все, что ему нужно – но Шарлен дает ему больше, намного больше. «Люби меня сегодня ночью», – взывала она из-за стекла, и Деннис экстатически кивает в своей кабинке, и всем ясно, что она влюблена в него, влюблена впервые в жизни, без страха перед болью, не боясь быть отвергнутой. «Люби меня сегодня ночью», – кричит она сквозь вихри эйфорических звуков – и даже Бобби, давно и безнадежно влюбленный в нее, не может не ощущать предельный восторг этого момента, и неважно, каков его источник. Но настрой смещается, это уже не радость – Деннис провоцирует ее на самые крайние эмоциональные переживания. Присутствие на этих музыкальных сессиях – все равно, что духовный вуайеризм: она раскрывается перед ним все больше, все глубже, ничего не придерживая, ничего не защищая, пока, наконец, в наивном обожании не отдает ему всю свою душу. «Сегодня вечером, крошка. Детка, прошу тебя. Да! Люби меня сейчас!»

И вот, наконец, когда ее желания запечатлены на виниле, он так и делает. Везет ее в Хермозу, в тот дом. В голубую комнату На двухъярусную кровать. И так нежно любит ее, целуя мягкие вишнево-красные губы. Представляя себе, что рядом с ним – Черил. Шепча «Ангел», когда кончает. И капает ее жертвенная кровь, оставляя следы на покрывале с кактусами.

Безумное, неостановимое сотворение звезды – после самопожертвования Шарлен. Ее невзрачные каштановые волосы взбиты в жесткий пук, как у Черил. Она втиснута в сексуальные блузки и слишком узкие брючки-капри. Деннис очаровывает ее мать – и Шарлен вступает в выцветшую гостиную в Аркадии, затянутая в шикарный облегающий наряд с рисунком «змеиная кожа». Деннис дает инструкции – и ее макияж выполняется так, чтобы как можно сильнее подчеркнуть ее сходство с Черил. В конце концов она становится эффектной, «кинозвездной» версией своего прототипа; и ни на миг она не подозревает, что он лепит ее по другой модели. Она верит, что он делает все это для нее. Верит, что он отчаянно влюблен в нее, так же, как и она в него. А что еще ей остается думать – ведь он разводит вокруг нее такую суматоху, льстит и потакает ей, любит ее так нежно, как ее никогда никто не любил? Положение звезды и прекрасный белокурый принц – что еще ей оставалось чувствовать кроме того, что она попала в сказку? Она ни о чем не спрашивает. Единственное, что ей нужно – сделать так, чтобы ее любимому было хорошо. Если он хочет, чтобы она пользовалась именно этими сладкими духами – она всего лишь так и делает. Деннису лучше знать. Это же ясно. Он ведь оказался прав насчет смены названия, и лоснящийся романтизм «Stingrays» вытеснил неуклюжую вязкость «Darts». «Люби меня сегодня ночью» уже поднимается на вершину чартов. К сентябрю парни уже горбятся в облегающих рубашках и темных очках, а Шарлен пристально смотрит с обложки альбома «Грезы на впрыснутом топливе».

«Stingrays» завоевывают Америку: фурор, лимузины, фотоаппараты «инстаматик» в несколько рядов, Шарлен в промокшем от пота шифоне надрывается перед бескрайним морем истеричных юных лиц. Давка на пути к машине, гонка по улицам, физиономия последнего фана удаляется в зеркале заднего вида, обморок перед телевизором, по которому показывают «Shindig» в «Холидей Инн».

Розовые салфеточки клинекс, красная губная помада, зелененькие пилюли дексамила[445]445
  Комплексный препарат, в состав которого входят амфетамин и барбитураты.


[Закрыть] в форме сердечек.

Вид на дом в Малибу – законченный в 1965, этот египетский дворец предназначался для Черил. Он ведет Шарлен в гараж. Вместе они поднимаются по внутренней лестнице. У нее перехватывает дыхание, когда она видит голубую комнату, полностью перенесенную сюда из дома в Хермозе.

– Я хотел бы навсегда сохранить эту комнату, – говорит он ей, – это место, где мы с тобой впервые занимались любовью.

Ее взгляд затуманивается. Это так мило, так сентиментально и так типично для мужчины, которого она любит – для этого хрупкого гения-повелителя с закрытым от других добрым сердцем. Конечно, она снова займется с ним любовью на двухъярусной кровати, точно так, как это было в первый раз. И точно так же, как тогда, он любит ее необычайно нежно и шепчет ее прозвище, когда кончает.

Следующие два года обозначены обложками альбомов.

«Подростковая утопия» выходит в августе шестьдесят пятого. Они толпятся вокруг «стингрэя» у сияющего неоном открытого кинотеатра, Шарлен в розовых брючках-капри, Бобби подносит ей зажигалку (он единственный, кто даже ночью не снимает темные очки). Это самый неудачный, с точки зрения прибыли, альбом, совпавший по времени выхода с «Satisfaction»[446]446
  «Satisfaction» (1965) – хит группы «Rolling Stones».


[Закрыть] и «Ticket to Ride»,[447]447
  «Ticket to Ride» – композиция группы «Beatles» (1965) с альбома «Help».


[Закрыть] на котором Бобби так многообещающе вел свою партию на «стратокастере» – в первый и последний раз.