Текст книги "Инжектором втиснутые сны"

Автор книги: Джеймс Бейкер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)

– Какой мотив?

Я отшвырнул сигарету:

– Я любил ее, – ответил я.

Со следующего дня я начал выходить на работу – хотя мой приличный вид все еще портили синяки, а шрам над левой бровью должен был остаться навсегда. По тому, как со мной общались (похлопывая по спине, тревожно выражая сочувствие – но не задавая никаких вопросов), я понял, что все знали о случившемся, и, как и Нил, считали это всего лишь неудавшимся любовным приключением. Я хочу сказать, что если бы меня ограбили на улице, то тут же завалили бы вопросами: когда это случилось, что сказала полиция, ну и так далее. Но то, что произошло, было ценой, которую приходится платить тому, кто пытается украсть чужую жену. Порой мне хотелось схватить кого-нибудь за грудки и постараться заставить понять, но я знал, что в результате буду выглядеть, как кретин с «волчьей пастью», который пытается декламировать один из сонетов Шекспира. И все же больше всего на свете я хотел забыть ее.

Но не мог. Все время приходили запросы от слушателей на композиции Контрелла – моя вина, раньше я ставил их много и часто. Я пил понемногу, но все время, и дома, и на работе – вероятно, это тоже вносило свой вклад в мое отношение к случившемуся.

– Студия KRUF. С вами говорит Эрнест Геморроид.[342]342
  Ernest Hemorroid – встречаются упоминания, что Эрнест Хемингуэй называл себя этим прозвищем во время Второй мировой войны, когда работал военным корреспондентом.


[Закрыть]

– Привет, Скотт. Меня зовут Фред. Поставь, пожалуйста, ту старую песню «Vectors» – «Ринкон»…

– Эй-эй, стоп. Извини, Фред, ничего не получится. Похоже, ты просто еще не слышал, приятель – но у нас тут смена формата. Мы теперь играем только зарубежные каверы. Как насчет «Lady» Кенни Роджерса[343]343
  Kenny Rodgers – популярнейший исполнитель кантри.


[Закрыть] в варианте филиппинского техно-попа? О, вот тут еще кое-что есть – может, «Little Red Corvette» в исполнении детского хора Камбоджи?.. – щелчок, гудки.

Ближе к рассвету мое обаяние иссякало.

– Привет, Скотт, ты не поставишь «Stingrays», «Люби ме…»

– Ни за что! Я больше не ставлю этот идиотский гребаный хлам. Хочется поплавать в этом дерьмовом сиропчике – позвони доктору Маразмато.[344]344
  Dr. Demento – от лат. dementia (слабоумие, маразм).


[Закрыть]

И тебя туда же, жопа с ручкой! – Отбой.

Как-то утром (нервы с похмелья были ни к черту) я прочел заметку в «Биллборде», давясь омлетом с арахисовым маслом и киви в кофейне «Дьюк».

«Легендарный продюсер и композитор Деннис Контрелл объявил о своих планах записать новый сингл со своей женой, Шарлен, которая более всего известна как ведущая вокалистка „Stingrays“, рок-группы шестидесятых. „Я уже долгое время работал над инструментальной частью, – сообщил затворник Контрелл. – Но я не был уверен в том, кому отдать вокал, пока однажды меня не осенило. Ну конечно же! Кто был величайшим голосом этой или любой другой эры? Иногда для того, чтобы разглядеть то, что находится прямо перед тобой, надо уехать довольно далеко от дома“.»

Я рассмеялся, как папаша, только что усадивший свою маленькую дочку-калеку в свою новехонькую машину. Все до единого, кто был в «Дьюке», уставились на меня.

В этот вечер я приехал в студию рано, успев закинуть в себя пару «черных красоток»[345]345
  Black beauty – имеются ввиду капсулы амфетамина.


[Закрыть] и пинту текилы и выкурить несколько плотных косячков крепкой дури из Бангкока. Я побрился, просрался, принял душ, и все это время у меня играли песни Мэри Уэллс: «Му Guy», «You Beat Me to the Punch», «Two Lovers» и все остальное, и так до того времени, когда мне пора уже было выходить – но вместо этого я хлопнулся на кровать и схватился за телефон. Я проникся сущностью Мэри Уэллс, фактически став ею, и это было именно то, чего я добивался.

– Алло, – сказал я бархатистым голосом негритянки, – студия «Санрайз»? Да, пожалуйста, могу я поговорить с мисс Шарлен Контрелл? Да, просто скажите ей, что это Мэри, Мэри Уэллс.

Долгая пауза; настоящая Мэри пела с моей пластинки «You Beat Me to the Punch», стены начали качаться.

Наконец Шарлен взяла трубку и сказала ровным бесцветным голосом:

– Алло?

– Алло, Шарлен? Это Мэри Уэллс. Ты, наверное, помнишь меня? Двадцать лет назад у меня был грандиозный хит «Му Guy».

Пауза.

– Кто это?

– Говорю же тебе, Мэри. Мэри Уэллс. Неужели ты не слышишь, у меня тут прямо сейчас играет еще один мой хит? Ну да ладно, на самом деле, девушка, я вот зачем звоню. Я тут на прошлой неделе прилетала на одну ночь в Оранжевый округ, совместный концерт «снова на сцене» у нас был, с Мартой Ривз и еще несколькими легендарными рок-дамами, и тут смотрю – знакомое лицо в первом ряду. После концерта он зашел ко мне в гримерную и говорит: «Мэри Уэллс, у меня глубокая психическая травма. Ты не согласишься проехаться со мной в моем переоборудованном „линкольне“, я бы поплакал у тебя на плече и рассказал бы тебе о моем провалившемся романе с Шарлен Контрелл?». Думаю, теперь ты, девушка, понимаешь, о ком я?

Сперва она не ответила. Где-то вдали играла композиция Денниса.

– Ты вообще в своем уме? – язык у нее заплетался. То ли она была пьяна вдрызг, то ли еще что.

– Ну я-то так не думаю, – ответил я все так же мягко и протяжно. – Но я весьма и весьма озадачена и поражена. Просто не могу понять, девушка, с чего ты вдруг решила вернуться к психопату вместо того, чтобы остаться с тем, кто тебя по-настоящему любит?

Долгая пауза. Музыка прекратилась. Мужские голоса. Может, она была в комнате звукозаписи?

– Возможно, я просто решила, что люблю своего мужа, – говорила она так, словно рот у нее был забит ватой.

– Честно говоря, девушка, плохо верится. После всего, через что тебе довелось пройти с этим человеком…

– А может, – ее голос зазвучал резко и саркастически, – я просто решила, что предпочитаю быть с настоящим мужчиной.

– Секундочку, – сказал я своим обычным голосом, – я только пакетик для рвоты возьму.

– Сам ты пакет для рвоты!

Вот тут мне надо было бы повесить трубку.

– Ну что, хорошо, что между нами не осталось тяжелых чувств. Просто решил, надо бы в этом убедиться. Выберемся как-нибудь вместе на чашечку кофе.

– Мне от тебя дурно.

– Сама ты дура, сука гребаная, – я вдруг утратил чувство юмора.

– Ты пустое место, ноль без палочки. Обычный расфуфыренный фанат. А я замужем за гением, и он снова сделает меня звездой…

– Ты замужем за свихнувшимся моральным уродом, который сидит на колесах и сколько раз уже тебя бил, ты, пизда тупая.

– Да что ты понимаешь в женщинах, да ничего! Вот потому ты и убогий такой. Поэтому тебя все женщины бросают. Потому что ты ничтожество.

– Угу, тут ты, наверное, права, пожалуй, если б я тебе зубы выбил, ты бы и сейчас была со мной.

– Черта с два. А знаешь, почему?

– Потому что я в постели никакой?

– Именно. Ни хера трахаться не умеешь.

Я рассмеялся. Она была так патетична.

– Ну в таком случае тебе полагается «Оскар» за лучшее изображение страсти со времен Джейн Фонды в «Клют».[346]346
  «Klute» – детективный триллер Алана Дж. Пакулы, в котором Джейн Фонда играет нью-йоркскую проститутку, основного свидетеля расследования; «Оскар» за лучшую женскую роль.


[Закрыть]

– А не пошел бы ты в жопу?

– Какая прелесть! По-моему, именно так говорила Лоретта Янг в «Рамоне»?[347]347
  Loretta (Gretchen) Young – звезда Голливуда, снялась примерно в 100 фильмах, в том числе в фильме «Рамона» («Ramona»).


[Закрыть]

– Пошла ты сама в жопу, вонючая свиная пиз…

И вдруг где-то рядом с трубкой послышался голос Денниса, громкий, безумный:

– Что ты делаешь? С кем говоришь?

– Это М-м-мэри Уэллс… – заикаясь от страха, пролепетала она, и он вырвал трубку у нее.

– Алло! – рявкнул он. Я повесил свою трубку.

12

Вот и все. Кончилось. Я не собирался плескаться в чьем бы то ни было дерьме. Да пошла она, и паяльную лампу ей в жопу.

Я вышвырнул ее из головы. Почти неделю я считал, что все осталось позади.

На деле же я пахал как ненормальный: разрабатывал дурацкие проекты, делал миллиарды дурацких звонков, и занимался подобной чушью – всем, чем угодно, лишь бы не давать себе думать. Я смотался в бар знакомств на Беверли-Хиллз, в среду притащил домой распечатки звонков в студию, вызвал на дом агента по недвижимости в четверг. В пятницу остался дома, дрочил три раза.

Спать я не мог, нервы были на пределе. Звуки раздражали. Музыка, которая мне нравилась, воспринималась как дребезжащий треск – как слушать Брюса Спрингстина по дешевому приемнику. Я начинал чувствовать себя, как комок нервов, капитально подсевший на «скоростняк» – аж подпрыгивал, стоило кому-то за стеной кашлянуть. Прямо как Деннис.

Я стал избегать Нила, голоса своего разума. И уж точно не собирался рассказывать ему о том, что звонил Шар. Я и так знал, что он по этому поводу скажет. И еще не хотел говорить, что после недельной передышки моя одержимость вернулась; да говорить и не надо было. Он знал меня достаточно хорошо, чтобы понять это, лишь поглядев на меня.

Когда я вспоминал тот телефонный звонок, я вновь чувствовал ненависть к ней. Но думая о чем угодно еще, по-прежнему испытывал множество совсем других чувств.

В один из дней, когда я сидел в «Тропикане» и думал о чем угодно, Нил позвонил сам. Он был в хорошем, веселом настроении, усугубившем мою и без того тяжкую депрессию. В конце концов он упомянул встречу выпускников, о которой я совершенно позабыл. От самого этого выражения («встреча выпускников») и того, как эту встречу нарисовало мое воображение, меня самым натуральным образом затошнило.

– Похоже, я собираюсь пропустить это событие, Нил.

– Пропустить? То есть как это? Ты же обещал принести пластинки.

Вот это меня встревожило:

– Я никогда такого не обещал.

– Разве Гейл Спайви тебе не звонила?

– Нет. В жопу Гейл Спайви, – мрачно сказал я.

– Ну, это я пытался. Господь свидетель, пытался, – он издал быстрый смешок в стиле вегасовских комиков, но тут же глубоко вздохнул, переходя к тону «будем серьезными людьми». – Что с тобой, Скотт? Даже после истории с той прелестной мордашкой…

– Нил, не хочу грубить, но у меня тут в разгаре тренировка с Джейн Фондой, понимаешь, о чем я? А ты сбиваешь меня с ритма.

Я словно увидел, как он снисходительно улыбается:

– Ну тогда ладно, приятель. Но на встречу приходи. Как ни крути, еще половина твоих проблем на тебе висит. Ты с ними еще не расстался. А там оторвешься всласть. Жизнь продолжается, дружище. Пока.

На следующий день мне позвонила Гейл Спайви. Я сразу узнал ее голос, словно и не было всех этих лет: этакий «мышкетерский»[348]348
  Mouseketeers – члены детского диснеевского клуба «New Mickey Mouse Club», участники одноименного телешоу и других диснеевских представлений.


[Закрыть] полуистеричный голосок. Мне она запомнилась эльфийски-пикантной, в нарядном розовом платье – и почему-то этот образ был связан с сырным запахом пиццы, выблеванной на сиденье стоящего на станции вагона. Может, однажды на свидании «двое на двое» ее стошнило? Некоторые события утрачиваются навсегда.

– А я все собиралась тебе позвонить, Скотти, – и она принялась взахлеб, с неестественным энтузиазмом рассказывать о встрече выпускников, о каких-то людях, чьи имена мне уже ничего не говорили, и под ее пересказ их нудных историй я принялся выковыривать из-под ногтей грязь. В конечном счете все должно было вылиться в самый паскудный, скучный и душный вечер, который только можно было себе представить. Но когда она спросила, не могу ли я принести что-нибудь из музыки нашей юности, я ответил с тем же, что у нее, фальшивым энтузиазмом, словно работал в самые ходовые эфирные часы на студии KRLA в программе «Топ 40» в году этак шестьдесят пятом:

– У-у! Классная идея, Гейл. Обязательно, крошка. Не подведу.

– Ой, как здорово! – взвизгнула она, словно победитель ТВ-игры. – Просто я же знала, что у тебя полно старых пластинок, ну раз ты ди-джей, и вообще. Мы с Перри слушаем тебя всякий раз, как выпадает возможность.

Ну и врушка же ты Гейл, надо же. Держу пари на левое яичко, что в твоем «вольво» на какую кнопку приемника не нажми – все настроено на мягкие мелодии Кристофера Кросса.[349]349
  Cristopher Cross – вокалист и бас-гитарист группы «Ultra-vox».


[Закрыть]

– Да, у меня с тех времен много чего осталось, – сообщил я. – Например, женских групп полно. «Marvelettes», «Ronettes». «Etteettes». Ну, конечно, «Beehives»… и Би Джейс Кэти и «Соке Bottles». Да, вот уж крутая была группа.

Прямо слышно было, как ее всю корчит:

– Уверена, что бы ты ни принес, это будет то, что надо. Что ж, очень жду встречи с тобой. Ах да, чуть не забыла. Мне нужно будет имя твоей жены для нагрудной таблички…

– Я приду без жены, Гейл. Миссис Кокрэн погибла под колесами разгоняющегося школьного автобуса всего лишь на прошлой неделе.

– О Господи!

– Да, чудо какая жуть. Но так ей было предначертано, – я почувствовал пустоту внутри. – Гейл? Это шутка. На самом деле мы с моей миссис дошли недавно до рукоприкладства. Но я повел себя как настоящий мужчина и подал судебный иск на все ее сбережения, до последнего цента. Ну ладно, давай серьезно. Мне вот нравится мысль пригласить Черил Рэмптон. Ты ведь помнишь Черил, да? Может, у тебя по какой-нибудь случайности есть ее адрес?

Последовала такая долгая пауза, что за это время она могла бы успеть позвонить по другой линии своему психиатру, получить совет, помедитировать, налить стаканчик, сходить в сортир и написать Энн Лэндерс.[350]350
  Ann Landers – журналистка и писательница, ведущая популярной рубрики с советами «на все случаи жизни».


[Закрыть]

Я уж даже перестал воображать ее реакцию. Когда она, наконец, ответила, ее голос был полон скорби, как в телесериале, что звучало совершенно нелепо:

– Все это так печально, верно? Ей было ради чего жить.

Да ну? Чтобы ее оттрахали еще девятьсот парней? Мы говорили об одном и том же человеке? Может, она понимала что-то, чего я не замечал, например, что Черил предстояло блестящее будущее члена Верховного Суда или ядерного физика, а то и астронавта. Первая шлюха на орбите.

– Да, это уж точно, – подхватил я ее телефонную скорбь. – Она ведь могла бы стать отличным членом семьи Мэнсона, принимай она побольше кислоты и проживи еще лет пять-шесть.

– Думаю, в каком-то смысле стало легче, когда выяснилось, наконец, что произошло, – она не обратила внимания на мой юмор. – А то было совсем как извещения «пропал без вести» из Вьетнама. По крайней мере, теперь люди могут перестать судачить об этом.

Мое сердце запнулось – и заколотилось в декседриновом[351]351
  Декседрин – стимулирующий препарат группы амфетаминов.


[Закрыть] бешеном ритме:

– Что-что?

– Ну, я имею в виду, когда нашли ее останки.

– Что?! Что нашли?

– Боже мой, я была уверена, что ты в курсе. Это было уже года два назад.

– Где?

– Скотт, у меня еще миллион звонков на сегодня. Может, поговорим об этом на встрече?..

– Гейл, не вешай трубку! Если ты мне сейчас же все не расскажешь, я приеду к тебе и затолкаю твою колли в мусорный бак, и буду ей лапы по одной перешибать. Давай выкладывай, либшен.[352]352
  Liebschen – искаженное немецкое liebchen (дорогая, милая, любимая).


[Закрыть]

Я представил себе, как ее «мышкетирские» груди бабы средних лет трясутся от страха.

– Обнаружено ее тело, вот и все, – ответила она, задыхаясь. – Скелет. Когда строили эти многоквартарные дома. Вроде бы она носила браслет на лодыжке. Вот так ее и опознали.

– Это новостройки на Эспланаде?

– Да. Помнишь, там были старые многоэтажки? Она была закопана во дворике позади одного из них. Ее нашли, когда рыли фундамент для нового дома.

– Как она умерла?

– Не помню. Да там и был только скелет.

– Ну же, Гейл. Не темни с жизненно важной информацией. Уверен, ты после этой находки полгода ни о чем другом не говорила.

– Скотт, я действительно не помню. Почему бы тебе не поговорить с миссис Рэмптон, если уж ты действительно хочешь все знать?

– А она еще жива?

– Да. И живет там же. Скотт, мне правда уже давно пора.

Мне не верилось, что миссис Рэмптон все еще жива. Когда я видел ее последний раз, это было всклокоченное спившееся привидение, демон с иссохшей кожей и желтыми белками глаз. Это было в супермаркете «Вонс», спустя неделю после того, как исчезла Черил – и тогда она запустила в меня вазой эпохи Тан и назвала убийцей.

Я разыскал ее номер и позвонил ей сразу же, пока еще был на взводе – я знал, что если отложу на потом, то не позвоню никогда. Назвался. Пауза. Я ожидал услышать короткие гудки или визгливые пьяные обвинения в духе «Крошки Джейн Хадсон».[353]353
  Baby Jane Hudson – героиня фильма «What Ever Happened to Baby Jane?» в исполнении Бетт Дэвис (Bette Davis).


[Закрыть]

Но когда она ответила, послышался приятный, мелодичный голос Бланш: «Скотт Кокрэн? Да, конечно, помню».

Она пригласила меня приехать.

Это был бледно-желтый оштукатуренный дом в Ломите, рядом с трассой – это по-прежнему был рабочий пригород из тех, где пикапы паркуют на крохотных газончиках перед домом. Она отперла дверь и впустила меня, шугнув белую кошку. Внутри мало что изменилось с начала шестидесятых – строгая мебель виниловой эры, торшеры, часы с изображением взрыва сверхновой на циферблате – впрочем, я приехал не за тем, чтобы выразить восхищение ее дурацкому чувству китча. Я был изумлен тем, как хорошо она выглядела. Ей было сильно за пятьдесят, а ее лицо было таким гладким – на самом деле, даже слишком гладким, словно керамическим. Может, алкоголь и взял свою дань, но ее хрупкая фигура выглядела достаточно молодой. У нее были такие же темно-каштановые волосы, такая же сияющая кожа и те же изумительные голубые глаза, что у Черил. Я проследовал за ней в дальнюю комнату, наши шаги по линолеуму разносились эхом; она предложила мне «Таб».[354]354
  «Tab» – газированный безалкогольный напиток с кофеином.


[Закрыть]

Вернувшись с пластиковым стаканчиком, она заговорила:

– Ты не представляешь себе, как я рада, что ты позвонил. Я уже давно считаю, что задолжала тебе извинение.

– Извинение? – я опустился на край глубокого кресла с искусственной обивкой «Ногахайд»[355]355
  «Uniroyal Naugahyde» – искусственное покрытие повышенной износостойкости для сидений.


[Закрыть] зеленого цвета.

– Да. За то, как я вела себя после того, как пропала Черил. Знаю, знаю, это было уже много лет назад. Не хочется бередить старые раны, но…

– Все в порядке. Я совсем недавно много думал о тех днях. На самом деле…

– Вскоре после этого я бросила пить, – перебила она меня приятным голосом. – Довольно-таки скоро, – она улыбнулась и сделала глоток своей «Фреска».[356]356
  «Fresca» – безалкогольный прохладительный напиток.


[Закрыть] – И очень вовремя.

– Это хорошо, – я толком не знал, что сказать. – Насколько я понимаю сейчас, это всегда казалось мне чем-то вроде проблемы.

– Это было больше, чем проблема, – она сердечно рассмеялась и потянулась к своей пачке «Вирджиния Слимс». – Как бы то ни было, я прошу прощения.

– Да все нормально. Думаю, тогда было тяжелое время. Для всех… – я оборвал себя, так и не договорив «…кто любил Черил», поняв с неприятной мне ясностью, что скорее всего, это могло относиться только к ней и ко мне.

– Да, так и было.

Я почти осушил свой стаканчик «Таб» – нервничал. В банке было еще, я налил себе и слегка смущаясь, пересказал то, что недавно услышал от Гейл Спайви, добавив, что узнал об этом совсем недавно. Пока я говорил, миссис Рэмптон поднялась, подошла к сдвижной стеклянной двери и поглядела на убогий задний дворик. На ней были облегающие слаксы и блузка, подчеркивающие фигуру. И когда она обернулась и поглядела на меня, яркий свет из-за спины скрыл черты лица, и она более, чем обычно, напомнила мне Черил – стоящую у окна моей комнаты в похожий день. На миг я выпал из реальности, представив себя и Черил, стареющими вместе, с обвисшей кожей и брюшками в наши шестьдесят, но любящими друг друга по-прежнему. Когда я закончил говорить, миссис Рэмптон ответила не сразу.

– Наверное, сердцем я всегда знала, что она мертва, – наконец заговорила она. – Я пыталась убедить себя, что она просто сбежала из дому. Господь свидетель, у нее были для этого причины. Я была совершенно отвратной матерью.

Я мысленно увидел сцену двадцатилетней давности, лета шестьдесят четвертого, когда я зациклился на одном-единственном объяснении тому, куда Черил могла уехать – потому что оно казалось самым правдоподобным.

На закате я въезжаю на стоянку для трейлеров в пустынном районе Аризоны и выясняю, где живет отец Черил. Припарковываю машину и подхожу к неприметному алюминиевому трейлеру, сердце гулко колотится. Едва не вздрагиваю, увидев пару брючек-капри цвета морской волны, висящих на подвязанной сзади веревке. Подхожу к двери-ширме, в крови бушует адреналин, наконец-то я нашел ее. Она приехала сюда, к отцу, как и говорила тогда: «если дела будут совсем плохи». Стучу в дверь.

Открывает пожилая женщина с увядшим лицом:

– Да?

– Здесь живут Хортоны?

Она в нерешительности:

– Вообще-то наша фамилия сейчас Брайер. Вы спрашиваете моего покойного мужа. Он умер некоторое время назад.

Ошарашенный, я объясняю, что вообще-то я ищу дочь покойного мистера Хортона, Черил.

– Знаете, по-моему, последний раз я ее видела на похоронах ее отца. Лет шесть назад.

Возвращаясь к своей машине, я еще раз бросаю взгляд на брючки-капри. Они на полную девушку.

И мчусь через Долину Монументов со слезами на глазах, думая: «Да, она ушла к отцу, все так, на его здоровенное гребаное ранчо в небесах».

Голос миссис Рэмптон вернул меня в настоящее.

– Да, было тяжко, когда они нашли останки, – сказала она. – Я больше не могла притворяться. Это было что-то вроде затянувшейся скорби.

Я заставил себя выждать секунду, и лишь потом спросить:

– А удалось определить, как она умерла?

– Да, – она ушла на кухню. Через стойку мне было видно, как она открывает холодильник. – Ее изнасиловали. Каким-то инструментом. Хочешь еще «Таб»? Нет? Как насчет головки сыру и «чили кон карне»?[357]357
  Chili con carne – мясо с фасолью, соусом «чили» и специями.


[Закрыть]

Я был так напряжен, что едва не рассмеялся.

– Нет, спасибо, – ответил я.

– Ты уверен?

Я поднялся и прошел на кухню:

– Как удалось выяснить, что ее изнасиловали?

– Неподалеку нашли электрический фонарь. Тазовые кости были каким-то определенным образом сломаны. Думаю, они знают свое дело и умеют определять такие вещи.

– Простите, что расспрашиваю вас об этом.

– Еще у меня есть «Фреска»…

– Спасибо, не надо.

– Ты ведь любил ее, да? – наконец, она посмотрела на меня.

– Да. Любил.

Она закрыла холодильник:

– Это не было так уж умно. Не такой уж хорошей она была, – и женщина расплакалась. Был момент, когда я мог бы обнять ее за плечи, но не сделал этого.

– А откуда такая уверенность, что это была именно Черил?

– Там нашли ее цепочку, – ответила она, и я решил, что она говорит о ножном браслетике. – Ту маленькую серебряную цепочку, которую она всегда носила.

Она оторвала бумажное полотенце от рулона и вытерла щеки.

Ну что ж, решил я, джентльмену пора отсюда. Но ее слезы разозлили меня. Я увидел в них какую-то увертку.

– А как вы думаете, кто это сделал?

– Не знаю.

– Но есть же у вас хоть какие-то предположения?

Она покачала головой:

– Ты сам знаешь, какая она была. Это мог оказаться кто угодно.

– А что говорит полиция?

– Им наплевать. Все случилось двадцать лет назад, – она подняла на меня красные от слез глаза. – И хочешь знать кое-что еще? Мне тоже наплевать. Не сейчас. Не могу себе позволить. Моя дочь умерла давным-давно. Мне надо жить сейчас.

– Вот уж не верю, что вы не хотели бы, чтоб совершилось правосудие, – говоря это, я чувствовал себя резким и упертым, как Чарльз Бронсон в каком-то халтурном фильме о мстителях.

– Уверена, кто бы это ни сделал, он уже заплатил за это. Мне приходится верить в это.

Мое сердце тяжело билось, я все еще был зол, но на самом деле не на нее.

– Знаете, мне очень жаль, что я вас так расстроил, – и я двинулся к дверям.

– Ты должен понять, – сказала она, – мне приходится жить рядом с этими людьми последние двадцать лет.

– С какими людьми?

– С парнями, – она ответила так, будто говорила о каком-то неформальном клубе.

– Какими еще парнями?

– Сам знаешь, – на меня она не смотрела. – С теми самыми, которые, возможно, были вместе с ней в ту ночь на пляже.

– Кто?!

Внезапно она обрушилась на меня:

– Ты в ответе за то, что случилось с ней, не меньше, чем любой другой! Если уж собрался тыкать в кого-то пальцем, не забудь себя.

– Чушь собачья, – однако меня всего трясло.

– А ты думаешь, я не знаю, что тогда случилось? Как ты думаешь, почему она позволила себе залететь? Да потому что была уверена, что это ее единственная возможность заставить тебя на ней жениться. А ты все равно от нее отказался. Она была недостаточно хороша для тебя, да? Ты ведь мог бы спасти ее…

– Да бред это! Я ведь предлагал ей помочь…

– Помочь? Что значит «помочь»? Аборт сделать? Она не хотела делать аборт! Она любила тебя! Она хотела всю оставшуюся жизнь прожить вместе с тобой!

Ее гладкое лицо покраснело от ярости. На мой взгляд, она была должна мне еще одно извинение.

– Вы могли узнать, о чем мы говорили в то утро, только одним путем, – спокойно сказал я. – Она приходила сюда днем, после того, как мы расстались, – по ее лицу я понял, что так оно и было. – Она вернулась домой, сказала вам, что беременна, и вы вышвырнули ее вон.

Она заставила себя поглядеть мне в лицо:

– Мне приходится простить себе это.

– Отлично, просто отлично. Рад за вас. И как терапевтично звучит. А заодно вы простили и ее убийц. Мальчишки всегда мальчишки, и все такое. Правда, теперь они уже очень большая компания мальчишек, так что никаких обид. И обвинить, кроме меня, больше некого. Знаете, что я вам скажу, леди? Дерьмо вы. Вам бы мозги клизмой прочистить.

Белая кошка метнулась в сторону, когда я пинком распахнул дверь.

Я выехал на Эспланаду и остановился. Из-за сильного ветра пляж был безлюден. Груды песка шуршали рядом с дорожкой. Я держал окна закрытыми, даже несмотря на то, что истекал потом.

Я увидел серебристый «мерседес», подъезжающий к многоквартирному зданию на другой стороне улицы – отмечающему прежнюю могилу Черил. За рулем сидел какой-то седой тип, рядом с ним была молодая блондинка. Она резко рассмеялась, когда ворота подземного гаража открылись, пропуская их.

Внизу, на пляже, синее здание пляжного бара-закусочной стояло под порывами ветра, запертое, словно святилище несуществующего более бога. Что было внутри? Вероятно, старый календарь с портретом Дж. Ф. Кеннеди. Тюбики прогорклой губной помады и пара трусов, заскорузлых от времени… и вдруг с оплетенной паутиной сковороды раздалось шипение! Воздух заполнили горячие запахи хот-догов и картошки-фри. Призрачное радио включилось на композиции «Stingrays» «Вниз по Океану»:

 
Вниз по океану,
Там, где мы встретились, детка,
Долгие, жаркие летние ночи —
Никогда не забыть мне их, детка.
Взгляд твоих глаз – таких голубых
Под аспидно-черным небом.
Детка, ведь я тебя так любил.
Почему ж не вернуться нам в прошлое?
 

Болезненный надрыв голоса Шарлен.

Смех Черил, как на «русских горках».

Я включил радио, нашел волну KRUF. Заканчивалась песня «Culture Club».[358]358
  Известная британская группа, лидер и вокалист – Boy George (George Alan O'Dowd).


[Закрыть]

Мне понадобилась целая секунда, чтобы узнать музыку, которая последовала за ней. Сперва я решил, что это какая-то шутка. Взрыв беспорядочного шума мог уступить место Джеку Уэббу[359]359
  Jack Webb – американский актер, снялся в фильме «Бульвар Сансет».


[Закрыть] или каналу Рейгана – дневные ди-джеи увлекались такими выходками. Но это не было шуткой. Это была запись Денниса: новый сингл.

Он урезал первую часть до пятнадцати секунд дикой, скрежещущей, вопящей какофонии, но когда все встало на свои места – эффект был таким же ошеломляющим. И через несколько секунд после начала музыки вступила Шарлен с долгим воплем, как будто ей на промежность паяльную лампу наставили.

Слова были классической контрелловской ахинеей, но, как всегда, они практически не имели значения. Исполнение было всем – и главное: это было ее исполнение, вот что он сумел ухватить. Смерть через утопление – размозжающий напор рушащегося потока струнных, разбивающий лицо чудовищный вал духовых, выкручивающая тело бешеная стремнина ударных. «Я полюбила тебя давно, даже не помню, когда», – бесстрашно пела она; ее голос невольно искажал сочный романтизм песни, раскрывая ее истинную сущность: невероятный китч, экзальтированную сентиментальность нацизма. Было за что считать его Вагнером рок-музыки. «И когда ночь приходит, не знаю, – пела она, – когда же наступит рассвет?»

Дальше начинался припев, в котором слова терялись – это было как землетрясение в Долине Монументов, как жесткий документализм Джона Форда,[360]360
  John Ford – американский режиссер, классик кинематографа, снявший более 100 лент в различных жанрах, в том числе документальные фильмы; получил четыре «Оскара» за лучшую режиссуру.


[Закрыть] только для слуха. Все это нагромождение звуков наваливалось на нее лязгающим грохотом «кадиллаков», а она взывала, в экстазе и ужасе последних секунд жизни:

 
Любовь моя – тяжкое бремя,
Которое мне не сносить.
Убей меня, если так нужно,
Но прошу, ради Бога, не надо меня
заживо хоронить!
 

Звуки сыпались в выворачивающем наизнанку оргазме; и вот – все. Думалось именно так. Пока слова не вздымались непокорным перешейком, в неторопливом ритме жевания резинки, с короткими синкопами.

 
Я слышу комьев стук о крышку гроба,
Священник молитву читает им вслед.
Я чувствую кожей шелковый саван —
Но Боже! ЗДЕСЬ ВОЗДУХА НЕТ!
 

Она кричала, моля выпустить ее, а музыка вновь взметнулась, подчеркивая панику тревожным крещендо. Композиция была полной наигранного безумия, самой нелепой из всего, что я слышал – и одновременно необычайно реальной, мучительно реальной. По крайней мере, для меня, учитывая все то, что я знал. Ее голос рвался из сплетенных струнными удавок – так разрывают ногтями шелк. Низкое «о-ом-м» кафедрального хора проникало в каждую щель, словно комья густой грязи. Рокот виолончелей сдвигался над ней подобно доскам. Теперь ее голос был полон чистого ужаса – превыше всякой театральности, превыше актерства. Господи Иисусе, как они могли играть это, может мне кто-нибудь объяснить?

Ужас поднялся до белоснежного пика смятенного безумия – и снова обрушился… в абсолютно безмятежную долину, где наступает освобождение от мук. Кода.

Она мягко пела дымчатым голосом Дасти Спрингфилд – розовая «сладкая вата» среди облаков. Что-то о небесах. Синтезированные херувимы замирали позади нее, как десять тысяч кастрированных колибри. Небеса. Она была мертва.