Текст книги "Инжектором втиснутые сны"

Автор книги: Джеймс Бейкер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 22 страниц)

– И кто же это напишет?

– Вот Ларри мог бы… – с грустью выдавил он, хотя я-то знал, что они с покойным братом всю жизнь вели между собой отчаянную борьбу, и никакое финансовое превосходство не могло смягчить жесточайшую зависть Нила к его почему-то намного более талантливому близнецу.

– Да, так грустно было узнать об этом, – ответил я.

– Такой был удар! На похоронах я столько народу перепугал. Они подумали, что я – Ларри. Как оказалось, он тоже бороду отпустил.

– Печально.

– Может, я сам напишу эту книгу, – вдруг заявил он, как будто эта мысль только что пришла ему на ум. – Меня будет вдохновлять память о Ларри.

– Ты?! – я чуть не рассмеялся.

– Ну да, а что тут такого? Если подводных камней окажется многовато, я всегда могу нанять кого-нибудь, кто бы помогал мне. На самом деле, это вполне удачное решение. Я напишу книгу, и, в сущности, это и будет твоим гонораром мне. – Он пристально поглядел на меня и продолжал врать со всей возможной убедительностью: – Если бы я мог отказаться от гонорара во имя нашей дружбы, я бы, конечно же, так и поступил. Но в таком деле, как это… – он присвистнул, показывая, какие предстоят расходы. – Кстати, есть и более захватывающие возможности.

– Я уже весь слюной изошел.

Он прокашлялся:

– Надеюсь, ты не примешь это слишком близко к сердцу, но я уже говорил с Линн.

– Линн?! – мне слегка поплохело. – Ты же не об этом случае размножения личности, на котором я был женат? А ты уверен, что та, с которой ты говорил, была именно Линн?

– Скотти, она считает, что из этого выйдет черт знает какой фильм.

– Из чего выйдет?

– Из моей книги. В смысле, из твоей жизни, – он засмеялся. – Ну, то есть, из того и другого. Студия купит книгу. Конечно, ты тоже получишь с этого свой кусок. И нехилый. Говорить о кастинге, наверное, рановато, но Линн подумывает о ком-нибудь вроде Ричарда Гира или этого, как его… ну, австралиец этот…

– Мел Гибсон. Выбор очевиден. Кто будет играть Шарлен?

Он скроил такую физиономию, словно о ком бы я ни мечтал – подошло бы идеально:

– Дебра Уингер? А как насчет Мерил Стрип?

– Не-а.

– Если ей волосы перекрасить? И взбить как надо?

– Не-а. А Денниса – кто?

– Дэвид Боуи?

– Английский-то серфер? Ну да, как же.

– Скотт, это все можно будет проработать позже. Сейчас главное – это запустить процесс.

Он поднялся, словно счел, что встреча удалась, и теперь ему оставалось сказать несколько финальных слов – и можно уходить.

– Все, что мне нужно – это твое согласие, и я тут же звоню окружному прокурору. А ты явишься во всем блеске перед камерами. Выход под залог поначалу будет проблематичен, это безусловно, но…

– Нил, можно я тебя кое о чем спрошу?

– Конечно, Скотт, о чем угодно.

– Где ты был в ту ночь, когда исчезла Черил Рэмптон?

Он уставился мне в глаза самым что ни на есть честным и обиженным взглядом:

– Ты же знаешь, где я был.

– Ты ходил в кино с Вики Стивенс. На «Голдфингера»…[468]468
  «Goldfinger» – фильм из цикла о Джеймсе Бонде; в главной роли Шон Коннери (Sean Connery).


[Закрыть]

– И ты отлично это знаешь. Так к чему спрашивать меня об этом сейчас?

– А, да только потому, что спустя неделю после того, как это случилось, я узнал, что в тот вечер Вики Стивенс мучилась меструальными спазмами и отменила свидание.

Выглядел он хреново:

– Бред.

– Я слышал, как она разговаривала об этом с подружкой в школе. Думаю, мы оба понимаем, почему я никогда не заговаривал с тобой об этом, верно? И еще думаю, мы оба знаем, почему ты решил насчет этого врать.

Он весь дрожал. Облизнул пересохшие губы:

– Скотт, клянусь, я только смотрел…

– Пошел на хер, мразь, пока я тебя не убил, – спокойно сказал я.

Избегая моего взгляда, он выскочил за дверь.

После его ухода я бесцельно бродил по дому, то смеясь, то в бешенстве пиная мебель. Обматерил бутылку виски «Катти Сарк» – думал успокоиться немного, но это не помогло – я только еще больше разозлился, а паранойя усилилась. Ведь он мог быть прав насчет Шар. Может, она с самого начала планировала избавиться от меня, как только ей удастся отделаться от Денниса. Что-то она говорила такое ночью в постели, насчет того, что ей нужно время, чтобы прийти в себя? Это она заранее подготавливала почву? А в ту ночь со стрельбой – знала ли она, что Деннис возвращается? Насколько я понимал, он вообще не уезжал, он все время был дома, и когда она мне звонила – тоже. Да нет, не было в этом никакого смысла. Или был? Блядь, я ничего не понимал и не имел особого желания сидеть и дожидаться, пока пойму. На хер его, ее, и все остальное – на хер.

Я разыскал ранец, вытряс из него бойскаутские сувениры и набил кое-чем из старой одежды, которую обнаружил в шкафу. Рубашки и свитера шестидесятых годов, «левисы» со срезанными шлевками – твою мать, да избавлюсь я когда-нибудь от прошлого или нет? Но выбор был невелик: или это, или старый ковбойский прикид моей мамы, а настроение у меня было – совсем не для Дэйл Эванс.

Я выглянул в окно. Опускался туман, снова надвигался ливень. Если я хотел выбраться с острова, терять время было нельзя. Я представил себе Нила, который сейчас, наверное, уже звонил в ФБР: «Он вооружен и психует. Я бы посоветовал стрелять на поражение».

Рассудив, что Нил полетит следующим вертолетом, я позвонил в «Небесный аэропорт»,[469]469
  Airport in the Sky – аэропорт на острове Каталина, «встроенный» в склон горы у самой ее вершины.


[Закрыть] взлетно-посадочная полоса которого была прорезана внутри холма. Мой план был таков: добраться до материка, раздобыть машину и отправиться к границе. Да, ответили мне, рейс на Лонг-Бич отправляется через тридцать минут. Я пулей вылетел за дверь.

Вот это был марш-бросок! Я прибыл как раз вовремя, чтобы увидеть, как самолет отрывается от земли. Блин.

– Когда следующий рейс? – спросил я парня за стойкой регистрации.

– На сегодня все, приятель. Если спешишь, попробуй успеть попасть на вертолет.

С ним разговаривал старик с бородой как у Стерлинга Хейдена. Он остановил меня:

– А куда тебе надо-то, сынок?

– На материк. – Я вспомнил его. В ту ночь, когда мы с Шарлен прибыли на остров, он летел тем же вертолетом, был пьян и все время что-то бормотал себе под нос. Сейчас он тоже особо трезвым не выглядел.

– Плохо, не пойдет. Вот сказал бы ты «в Мексику», тогда я б мог тебя выручить.

Он пошел разогревать свою «чессну», а я, повинуясь интуиции, позвонил напоследок с местного платного телефона Луизе.

– Алло, – ответила она.

– Господи, это ты!

– Нет, извините, Господь вышел сигарет купить. Это Дева Мария. Хотите оставить сообщение?

– Я уже не знаю сколько недель пытаюсь тебе дозвониться.

– Я была в Берлине. Записывала новый альбом с песнями «Большой Мамы» Торнтон.

– Слушай… – я даже не знал, что хочу сказать ей теперь. Все так изменилось. – Шарлен получила неприкосновенность…

– Знаю. Да, кстати, милый, а ты откуда звонишь? Ты в Мексике?

– Нет. Еще нет.

– Вот те на. Боюсь, тогда мне лучше закончить разговор.

Боже, ее телефон прослушивался?

– Луиза, подожди! Мне нужно знать, что происходит. Ты говорила с Шар?

– Деточка, мне правда…

– Луиза, давай встретимся. – Я бросил взгляд на «чессну». – Я перезвоню тебе и скажу, где, – и повесил трубку.

Старого хрена звали мистер Рэчет. Думаю, даже жена называла его именно так. Я выдал ему историю о ребенке, для которого нужны были деньги, чтобы его не отключали от искусственной почки, и он согласился сделать остановку на материке.

Я снова позвонил Луизе.

– Слушай внимательно. Я прибуду с группой Пола Маккартни.[470]470
  Группа «Wings» («Крылья»).


[Закрыть] То есть по воздуху, дошло? – Этот код был, наверное, самым тупым из всех, какие когда-либо изобретали. – В город, где ты вся открывалась для Джеффа Бека[471]471
  Jeff Beck – знаменитый гитарист-виртуоз, начинал в «Yardbirds», диапазон интересов – от ритм-энд-блюза до джаз-рока.


[Закрыть] в шестьдесят девятом. – Я намекал на зал аэропорта для штатских пассажиров в Санта-Монике.

– Вообще-то до него по дороге всего несколько миль. Я не очень хорошо помню…

– Ну же, Луиза. Думай!

Час спустя я стоял под навесом ресторана «Китти Хоук» и всматривался в дорогу к аэропорту Санта-Моника, гадая, будет ли за Луизой слежка. Были ли в компьютерах ФБР сведения обо всех ее случайных связях? Мистер Рэчет сидел внутри, в баре. В конце концов, на шоссе показался фиолетовый фаллоимитатор – ее «ягуар ХКЕ». Машина скользнула на ресторанную парковку. Я кинулся к ней и залез внутрь.

Луиза курила «Шерман»; вокруг распространялся мускусный запах. В машине было жарко – дальше некуда, но на ней был тяжелый меховой жакет (выглядел он как шкура чау-чау со светлыми полосками) поверх облегающего платья, длиной чуть выше промежности.

– Тебе давно надо было быть в Мексике, – сказала она.

– Ты с ней говорила?

Она выпустила дым. В небе над взлетно-посадочной полосой полыхнула похожая на вену молния.

– Тебе нужно срочно туда уезжать.

– Я уже в пути. Ты не ответила на мой вопрос.

– Все будет хорошо, – она приоткрыла окно; дым улетучился. – Если только ты ничего не испоганишь. Двигайся дальше в Мазатлан. Есть шанс, что самое позднее в воскресенье у тебя там будет компания.

Мое сердце пропустило удар.

– Ты о чем говоришь? В понедельник ей выступать перед судом присяжных.

– К этому времени она давно уже исчезнет, если все пройдет как надо.

– Что ты имеешь в виду?

Она поколебалась, словно считала, что в машине тоже могут стоять «жучки».

– Есть один адвокат, молодой, но хороший. Он поможет. Они с тем писателем большие приятели.

– Писателем?

Она назвала имя того самого рок-журналиста, который рвался ко мне, чтобы я свел его с Деннисом.

– Он взял у Шарлен интервью, еще в клинике. Деннис не в курсе. Он сам тогда еще не выписался. – Луиза выбросила окурок и развернулась на сиденье лицом ко мне. – Она все ему рассказала.

Во мне взметнулась волна безумного восторга:

– Что значит «все»?

– Обо всех случаях, когда Деннис ее избивал. О том, как ты приехал, чтобы спасти ее из огня. Как она выстрелила в него. И об Ангеле она тоже все рассказала, – при последних словах Луиза опустила глаза.

– А как она собирается отделаться от телохранителей?

– В пятницу они с Деннисом едут к адвокатам в «Сенчури Сити». Тот молодой адвокат все продумал, он дает ей возможность ускользнуть, пока телохранители будут ждать в приемной. Потом писатель отвезет ее прямиком в Международный аэропорт Лос-Анджелеса.

– Господи… а что там с интервью? – меня всего трясло от счастья. – Когда оно выйдет?

– На следующей неделе. В «Роллинг Стоун».

– Боже… Деннис весь говном изойдет.

– Еще хуже. – Я почувствовал нервозную дрожь, пробежавшую по ее телу. – Видишь ли, в этом интервью есть кое-что совсем жуткое.

– Это что же?

Она отвела взгляд.

– Лучше пусть она сама тебе скажет.

– Это что-то насчет спальни над гаражом. – Она чуть не подпрыгнула, но сдержалась. – Что именно? Что он делал там с ней?

– Послушай меня, – она положила ладонь на мою руку. – Ты должен понять. Шарлен была напугана. Из-за выкидыша. И из-за того, что случилось с Бобби.

– О чем ты? Блин, да что же такое на самом деле случилось с Бобби? Луиза, его смерть – действительно несчастный случай или нет?

– Ну… – она поколебалась. – Укололся он сам, и передоз был, тут все нормально. Но именно Большой Уилли подсунул ему дозу с отравой.

– Это ведь не в машине случилось, да?

Она покачала головой:

– После того, как Деннис избил Шарлен и она потеряла ребенка, она все рассказала Бобби, еще в больнице. Бобби пытался держаться, будто он ничего не знает, но Деннис просек, что он в курсе. Потому он и получил эту дозу. Потом, когда Шарлен уже вернулась из клиники, она проходила мимо детской, а оттуда шел запах.

– Боже мой… – все было даже страшнее, чем я себе воображал.

– Она нашла Бобби под детской кроваткой. Он был мертв уже несколько дней. Воняло ужасно. Деннис оставил его там специально, чтобы Шарлен увидела его. В качестве предупреждения.

– Что Шарлен рассказала ему? Ведь не только про избиения…

Она поглядела в окно:

– Ты увидишься с ней в субботу. И она все расскажет.

– Луиза, я хочу знать сейчас.

Она взяла меня за руку:

– Послушай, да пойми же ты наконец. Шарлен оставила все как есть только по одной причине. Она понимала, что это отвратительно. Но она ужасно боялась.

– Что было отвратительно? Что?

– Слушай, мне надо ехать. – Она завела мотор. – Если в ФБР прослушивали мой телефон, когда ты позвонил, они могли уже вычислить, куда я поехала. Джефф Бек, блин. Я думала, ты говоришь о Форуме. Чуть до Инглвуда не доехала.

– А ты не думаешь, что за тобой следили? – я оглянулся на шоссе. Пока мы разговаривали, ни одна машина не подъезжала сюда.

– Я несколько раз прокатилась туда-сюда, просто для безопасности.

– Да и машину выбрала такую незаметную. На дорогах столько фиолетовых «ХКЕ», запросто затеряться можно.

– Все так же хамишь. И это после всего, что я для тебя сделала.

– Я очень ценю твою помощь, Луиза. Я и вправду не представляю, как тебя и благодарить…

– А, ну это мы решим, – и она скользнула рукой по моему бедру. – Я заеду навестить тебя в Мексике. А Шарлен мы отправим в дальнюю командировку.

Я ухмыльнулся и убрал ее руку со своих брюк:

– Ну это ты уж слишком.

– Ты тоже, детка. А ничего, душа у тебя есть, даром что ты испорченный белый мальчик из пригорода.

– Луиза, вот эта последняя фраза от тебя значит для меня намного больше, чем похабная открытка от Нэнси Рейган…

Она прервала меня сочным, глубоким поцелуем.

– Береги себя.

Нагнувшись, я бросился обратно под навес «Китти Хоук», а она укатила в дождь.

Я был взбудоражен и одновременно ликовал. Я оказался прав. Шарлен знала, что я люблю ее, и сама по-прежнему любила меня. Наконец-то все должно было закончиться хорошо.

Но что же такое должно было появиться в интервью? Что такое «отвратительное» оно должно было открыть? Была ли моя решимость любить ее не таким уж важным делом по сравнению с тем, что прошла она, подвергшись тягчайшему испытанию?

Я тоже все пройду. Теперь меня заботило только одно – увидеть ее. И собирался сделать для этого все. Наконец-то мы сможем быть вместе. И ничто не остановит нас.

Я подошел к стойке с газетами, чтобы купить сигарет, и чуть не обосрался. На подставке рядом с автожурналами стоял свежий номер «Роллинг Стоун». «Рок-готика» – гласил заголовок.

– Когда он вышел? – спросил я у продавщицы, расплачиваясь за журнал. – Вроде должен был только на следующей неделе.

– Этот? Кажется, сегодня утром привезли, – любезно ответила она. – Да, этот номер рановато вышел. Наверное, из-за праздника. – Завтра будет День благодарения.

Отойдя к окну, я бешено пролистал журнал, отыскивая статью; я был слишком возбужден, чтобы читать ее внимательно. Скользнул взглядом по выделенным крупным шрифтом фразам: «Да, это я стреляла в него. Очень жаль, что он выжил». «Скотт приехал, чтобы спасти меня, а не изнасиловать». «Холтнер потерял рассудок. Окажись пистолет у него, он застрелил бы нас обоих». «Я сорвалась, когда узнала, что Скотт тоже любил Ангела. Но он был таким простодушным. Правды он не знал». «Когда я нашла Бобби в детской, я просто сошла с ума».

Были и фотографии: Деннис, «Stingrays», дом, я скалюсь в микрофон на работе. И несколько страниц интервью, включая, как я предполагал, самые непристойные разоблачения, с подробностями которых я решил разобраться позже. Я и так прочел достаточно, чтобы понять, что он убьет ее, как только увидит журнал. Она сделала именно то, чего он больше всего боялся.

Я бросился обратно в бар и сообщил мистеру Рэчету, что планы изменились, и дальше он пусть летит без меня. Дожидаться его реакции я не стал.

Обезумев, я выскочил из «Китти Хоук». Мне нужна была машина, а искать хрен знает где отделение «Hertz»[472]472
  Известная компания, предоставляющая автомобили в аренду.


[Закрыть] времени не было.

Увидев на стоянке шевроле «бель-эйр» пятьдесят седьмого года, я решил, что это знак свыше. Восстановленный до идеального состояния, белый с бледно-голубым – такой же, как тот, что был у меня в юности. Прижимая к себе ранец, я сквозь ливень бросился к нему. Если он окажется незапертым, значит, это судьба.

Не заперт. Я с легкостью соединил провода в замке зажигания и рванул прочь.

В машине был полный бак, восьмидорожечный магнитофон со старыми записями и пластиковая мадонна, приклеенная к приборной доске. Ливень был просто жуткий, на дорогах творился бардак. Час спустя я попал в затор на автостраде Тихоокеанского побережья. Чертыхаясь, я еле-еле полз вперед и наконец разглядел, в чем причина. Очередной оползень на Виг-Рок перекрыл трассу. Все машины направлялись в объезд через каньон Топанга. Блин!

Следующие три часа были сплошным кошмаром из вьющихся горных дорог, тряски при наборе скорости и грязевых оползней. Старую дорогу в Топанге размыло еще до выезда на Малхолланд. Я съехал на боковую дорогу с односторонним движением, вскоре асфальт кончился, пошла грязища. Несколько раз я едва не увяз, сдавал задним ходом, сносил деревья, но, в конце концов, все-таки выбрался на Малхолланд, с трудом перебрался через несколько затопленных участков, свернул на шоссе Энсинал-каньона, ведущую вниз, на побережье – и все это только для того, чтобы обнаружить, что дорогу полностью смыло, когда до автострады Тихоокеанского побережья оставалось не более полумили. Мне пришлось возвращаться на Малхолланд и сворачивать на Декер-роуд, чтобы все-таки попасть на автостраду побережья. Бензина в баке «шевроле» практически не осталось, когда я выбрался, наконец, на покрытую гравием парковку на утесе и увидел, что творится с «мавзолеем у моря».

Мой смутный план вскарабкаться по ступенькам и перелезть через ворота теперь оказался неосуществим. Ступеней больше не было. Ворот тоже, как и почти всей черной стены. Чудовищные волны обрушивались на скалу, подмывая основание гаража. Чаша бассейна была вся наружу. Сам дом казался на данный момент в безопасности, но ставить на это я бы не стал.

Я вытащил из ранца кольт, засунул его за пояс и доверху застегнул молнию на бледно-голубой куртке «Seahunt». Вылез из машины и помчался к эвкалиптам; не пробежав и полпути, я уже промок насквозь.

Подобравшись к воротам, я услышал рев двигателя, потом разглядел на дорожке машину, «ауди», явно ожидавшую открытия ворот. Сквозь шум ливня прорезался голос: «Говнюки пизданутые!». Это был Деннис.

«Ауди» с ревом выкатилась из ворот, проехала мимо меня; четыре светловолосых телохранителя, мокрые и злые. Мне было видно Денниса, провожавшего взглядом машину, стоящего у дверей дома. Я не осмелился проскакивать в ворота, а они тем временем закрылись, жужжа.

Я продрался через деревья обратно и начал свой путь вдоль ограды, направляясь к гаражу. Я подскальзывался в грязи, один раз едва не упал прямо на провода. Задумался, а может, из-за дождя ток отключен – около гаража была покоробившаяся секция, через которую я мог бы перелезть – но проверять это совершенно не хотелось.

В конце концов, мне удалось пробраться под самый фундамент гаража, открытый и беззащитный. Если б мне удалось преодолеть его, я мог бы взобраться наверх, во внутренний дворик, и оказаться на твердой земле. Вот только я, наконец, разглядел, как ненадежно держался теперь гараж. Примерно половина фундамента уже выступала над обрывом. Казалось, что он балансирует на краю, и если мраморный шарик перекатится из угла в угол – этого будет достаточно, чтобы весь гараж обрушился в бушующее под ним море. Волны бились о заляпанный грязью утес, пока я пробирался под фундаментом, держась за торчащие наружу трубы. Если б я попал под большую волну, меня бы смыло вниз.

Я уже почти добрался до внутреннего дворика – и тут накатила большая волна. Я зажмурился и вцепился в трубы изо всех сил. Сокрушительный удар размозжил меня о скалу. Мне показалось, что прошла целая минута, в течение которой не было ничего, только мощь равнодушно убивающей волны. Сквозь шум воды я услышал ужасающий грохот.

Когда волна отхлынула, я увидел, что чаша бассейна разломилась надвое, и одну из частей смыло. А где-то надо мной послышался хруст и скрежет. Ох, блядь, гараж начинал сползать.

Цепляясь ногтями, я вскарабкался во внутренний двор, в уцелевшую половину бассейна, в то время, как за моей спиной раздался треск штукатурки. Но когда я оглянулся, гараж еще стоял. Обвалился кусок задней стены, выставив напоказ часть помещений обоих этажей. Это было как на картинке, где убрана часть стены, чтобы показать, что происходит внутри. Или как в домике для кукол.

Внутри стоял «стингрэй», как всегда, сверкающий. Фары горели, пробивая резкими лучами пелену дождя; мотор работал. Входная дверь в гараж была поднята. Кто-то прогревал мотор, чтобы уехать.

Внутреннюю лестницу освещала, качаясь, голая лампочка; деннисовская доска для серфа валялась на ступенях. Верхняя дверь была открыта.

Голубая спальня была освещена мягким, романтическим светом свечей; примыкающую комнату не было видно. Струи ливня врывались внутрь, заливая плетеный ковер. Фотография Черил в рамке упала со стены.

На кровати лежала Шарлен, обнаженная, неподвижно застыв. Едва увидев ее, я понял – она мертва.

На тумбочке возле нее стояло множество свечей. Она лежала, не двигаясь. Налетевший порыв ливня погасил свечи.

Я бы расплакался – но не мог. Не мог даже шевельнуться; я был просто раздавлен. Но надо мной раздался скрип открываемой стеклянной двери, ведущей в музыкальную комнату. Я мгновенно шагнул назад, в бассейн, откуда меня не было видно сверху.

Быстрые, частые шаги по плитке. Деннис; его черная шелковая рубашка промокла, пока он бежал к гаражу. Он понесся по лестнице в спальню; а мне отсюда было ее не видно.

Секунду я выжидал, соображая, где сейчас может быть Большой Уилли. Может, он тоже сбежал с тонущего корабля? Из дома больше никто не выходил; а Деннис не возвращался из спальни. Дождь хлестал меня по лицу. Я вышел из бассейна по лесенке и через внутренний двор приблизился к гаражу. Пока я шел, сначала был слышен только шум ливня да треск переломившейся доски для серфа наверху, потом стало слышно мягкое урчание «стингрэя», сверкающего, как на фотографии. Я прошел мимо него в ярко освещенный гараж.

Вытащив кольт, я направился вверх по лестнице, и тут очередная волна тяжко ударила под здание. На полпути к спальне я увидел его тень на стене, по которой понял, что он стоит возле кровати. Я сделал еще несколько шагов и услышал его голос. Он говорил. Говорил.

– Не волнуйся, детка. С тобой все будет в порядке. Я только соберу здесь кое-что из твоих вещей.

Его тон был совершенно обычным – и этого я не понимал. Но, с другой стороны, когда это я понимал его? Я был совершенно уверен, что она мертва. Но оказалось, что нет. Он разговаривал с ней; она была жива.

Добравшись до последней ступеньки, я расслышал звяканье ключей, а он все говорил:

– Я нашел чудесное место для тебя, девочка моя. Далеко в пустыне, где никогда не бывает дождей. Мы будем счастливы там, в прохладной темной комнате. Только ты и я, детка. Я никогда тебя не покину, клянусь.

Теперь я его увидел – стоя спиной ко мне, он открывал дверь в примыкающую комнату. Он включил свет, и в зеркалах во весь рост, которыми были увешаны все стены, возникли его бесчисленные отражения. Это была тщательно обустроенная женская гардеробная; некоторые зеркала были отодвинуты, за ними были стеллажи с женской одеждой: блузки и брючки-«капри» в пластиковых пакетах, горы сандалий. Одежда Черил. Он подошел к шкафу, снял с плечиков красный виниловый плащ-дождевик и подобрал подходящие к нему красные виниловые сапожки.

Потом повернулся – и увидел меня; и замер, как робот, которого неожиданно выключили. На его лице не было видно ни потрясения, ни чувства вины. Выражение его было безучастным, бессовестным; расширенные зрачки метнулись к Шарлен на узкой кровати, потом обратно ко мне. Прижимая к груди плащ и сапожки, он улыбнулся и застенчиво пожал плечами, как мальчишка, ожидающий нагоняя.

– Привет, Скотт.

Я снова взглянул на Шарлен и вновь убедился, что она мертва. Она была такой бледной, лежала в тени верхней койки так неподвижно, в преднамеренно приданной позе, ноги прямые, как у манекена, руки не сложены на груди, а слегка разведены в стороны, словно в напыщенном жесте, каким принимают что-либо большое. Ее кожа была слишком бледной, словно она перенесла нечто большее, нежели просто смерть. В режущем свете из гардеробной ее лодыжка блестела, словно у лакированной керамической статуэтки.

Я все еще держал его под прицелом, хотя, кроме меня, к нападению здесь никто не готовился. Он казался измученным, но каким-то безмятежным, словно самое плохое, что могло случиться, уже случилось.

– Что ты с ней сделал? – спросил я.

– Посмотри сам, – с благоговением ответил он.

Я потянулся к выключателю на стене. Он осторожно шагнул к двери, следя за моей реакцией, как отец, наблюдающий за вскрывающим подарок ребенком.

– Ты ведь всегда знал, что она здесь, правда? – спросил он в момент, когда я нажал на выключатель.

Лампочки в верхней люстре были розовыми, но их света хватило, чтобы я увидел. О да, я увидел.

– Разве она не точно такая, какой ты ее помнишь?

– Господи Боже мой.

Это была Черил:

И он был прав. Она была точно такой, какой я ее помнил. Ее сладкие губы, такие же красные, как в тот день, когда я последний раз целовал их. Полуприкрытые глаза с густыми ресницами, словно она пребывала в блаженстве. Казалось, вот-вот они распахнутся, эти чудесные голубые глаза, и встретятся с моим взглядом. Ее нежная шея, мягкая, как в тот день, когда мы последний раз ласкали друг друга, и в тот раз я целовал ее от шеи вниз, к ее высоким, восхитительным, безупречным грудям. Ее тонкая талия, ее бедра, как у Ким Новак, мерцают в свете ламп. А на лобке ее блестящие густые каштановые волосы навеки были залиты твердым прозрачным полиуретановым пластиком, в который она была полностью заключена – и лишь здесь, ниже лобковых волос, она не была ангельски прекрасна; здесь время не остановилось.

Я отшатнулся, увидев свежую кровь, блестевшую у входа во влагалище. Как такое могло быть? Как могло существовать отверстие, не приводя к разложению тела? Потом я разглядел, в чем дело. Никакого отверстия не было. Между ее ногами, вплотную к залитым пластиком гениталиям, он соорудил влагалище из постного сырого мяса. Разлохмаченный мясной край был смазан прозрачным увлажняющим гелем и испещрен перламутровыми полосками спермы. Под ее ягодицы была подложена прозрачная пластиковая простыня, чтобы защитить покрывало с кактусами от потеков крови.

Не знаю, как долго я стоял там. Мне казалось, я брежу или галлюцинирую, или просто сошел с ума. Постепенно до меня стало доходить, что он говорит что-то:

– …потому что она была так прекрасна. И в тот же миг, как я ее увидел, я понял, что другой такой никогда не будет. И что значила бы для меня жизнь без нее, навсегда без нее? Мой Ангел.

У меня возник жуткий порыв – защитить ее. Я хотел прикрыть ее чем-нибудь, словно она только что умерла или вообще спит. Или смыть кровь, или хоть что-нибудь! Что угодно. Дождь ударил в ее лицо, по щеке поползли капли. Ее каштановые волосы под пластиком были взлохмачены, стояли вокруг головы дыбом, хотя отраженный свет делал их похожими на нимб.

– Как ты мог это сделать? – наконец выдавил я.

Он заулыбался:

– Как я мог не сделать этого?

Под нами перекосились доски пола, а он подошел к ней, поднял несгибающееся тело, натянул рукава плаща на ее руки. Я не мог шелохнуться.

– Удивительно, что ты не узнал ее голос на кассете, – сказал он, суетливо застегивая на ней плащ. – Хотя качество на ней было никакое. Оригинал записан на восьми дорожках. Единственная запись ее голоса, которая у меня осталась. Уверен, ты узнал бы ее, если б прослушал запись целиком. Ближе к концу она смеялась. Это все была игра. На самом деле я не причинял ей никакой боли. Как я мог бы хоть в чем-то обидеть моего Ангела?

Фундамент накренился. Я вцепился в дверной косяк, чтобы удержаться от падения; он ухватился за кровать. В гардеробной с полок посыпались флакончики, воздух заполнился сладким тропическим запахом духов.

– Ого как, Скотти, – беспечно сказал он. – Похоже, от этого места вот-вот ничего не останется.

Он натянул красные сапожки Черил на ее негнущиеся ножки и поднял ее вертикально. При этом мясо соскользнуло вниз и шмякнулось на пол.

Это несколько расстроило его:

– Я понимаю, о чем ты думаешь, Скотти. Мне тоже это мясо не нравится, правда-правда. Такой дешевый суррогат. Почти святотатство, серьезно. Но что еще я мог сделать? Я изо всех сил старался оставить вход внутрь. Всю голову сломал, но этот орешек оказался мне просто не по зубам. В конце концов, у меня совсем не осталось времени. Она уже начинала разлагаться. – Он изобразил на лице самурайскую стойкость. – Мне ужасно не нравится мясо. А что бы ты сделал?

Снизу ударила чудовищная волна, и здание еще сильнее накренилось. Я устоял на ногах; он тоже. Когда волна схлынула, он потащил Черил к двери.

– Забавно, Скотти, – сообщил он. – У меня с самого начала было какое-то необычное ощущение насчет тебя. Я всегда чувствовал, что нас связывает нечто большее, чем взаимная любовь к рок-н-роллу. – Он рассмеялся. – Но, клянусь, до сегодняшнего дня я и понятия не имел, что именно.

Меня швырнуло обратно в реальность. Он прочел статью. Шар.

Пол опасно накренился, комод съехал в море. Я все еще держался за косяк, преграждая ему путь:

– Где Шар?

Вопрос он проигнорировал:

– Знаешь, а ведь Черил рассказывала мне о тебе, – мягко сообщил он. – Хотя, конечно же, я не знал, что это ты. Ее бывший парень. Который бросил ее, узнав, что она забеременела. Как же она ненавидела тебя, мальчик. Я хотел, чтобы она оставила ребенка, вот как я любил ее. Но она сказала – нет, это его ребенок, не хочу. Так что сыночка твоего из нее высосали.

Я оттолкнул его назад, к стене. Черил оказалась между нами, воняя сладкими духами. Я потерял голову:

– Где Шарлен?

Он ухмыльнулся:

– Правда, не знаю. Попробуй в помойке посмотреть. Ой, нет, подожди минутку. Сегодня как раз мусор вывозили.

– Ты, выблядок убогий! Если ты причинил ей боль…

– И что, если я причинил боль ей? – саркастически переспросил он. – Она только для этого и годится. Ей так нравится. А что, ты до сих пор так и не заметил?

Я ударил его по лицу. Еще и еще раз. В известном смысле я обезумел, это было за все те разы, когда я хотел дать ему по морде, но не дал. В конце концов, я, наверное, убил бы его, если б здание не накренилось снова; на сей раз в море улетел туалетный столик. Деннис и я грохнулись на пол, опрокинув и Черил. Я придавил его к полу, а он продолжал держаться за нее.

– Где Шар?

– Не скажу. Пошла она на хер. Говно собачье. И я это говно уже оттер.

– Где она? – я вдавил дуло револьвера ему под подбородок. Похоже, его это ничуть не впечатлило.

– Как-то раз она заявилась сюда. – Его губа кровоточила. – Она прервала нас. Да, конечно, я взбесился, но эта блядь сама виновата, что потеряла нашего ребенка. Потом она пошла и все рассказала Бобби. – Он осклабился. – Она прекрасно знала, что будет, если она еще хоть раз осмелится заговорить.