Текст книги "Проект Омега"

Автор книги: Джеймс Паттерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 20 страниц)

126

– Игги! – кричит Клык. – Газман! За мной!

Мощно взмахивая крыльями, Клык несется над серым океаном к линии горизонта. На мгновение обернувшись, видит, что Игги и Газ уже его догнали и следуют за ним по пятам.

– Ныряем головой вниз, – командует он. – На счет три.

Газман смотрит вниз, хмурится, тяжело вздыхает, но кивает.

– О Боже! Там же холодно! – ежится Игги.

– Мы вас уничтожим… Мы вас уничтожим, – разносится по небу механическое монотонное жужжание флайбоев.

– Раз! – выкрикивает Клык, удаляясь как можно дальше от берега. Главная его надежда на глубину.

– Два!

– Мы заставим вас отречься! Вы отречетесь! – бубнят у них за спиной флайбои.

– Три! – командует Клык и плотно-плотно прижимает крылья к телу. Он летит вертикально головой вниз, прямо в воду. С этой высоты и на этой скорости удариться о воду все равно, что долбануться о цементную плиту. Но это единственный выход.

Он слышит, как полощутся на ветру куртки Газа и Игги. Значит, рядом и они пикируют вниз.

– Сейчас случится кошмар, – Игги перекрикивает на лету свист ветра.

– Случится, – соглашается Клык, но ветер относит его голос.

– Спасенья нет, – талдычут на одной ноте флайбои. Они, конечно же, ринулись вниз по пятам за мальчишками.

– Это правда. Спасенья нет. Только кому? – успевает подумать Клык.

Плюх!

Клык был прав: удар о воду мало чем отличался от удара о цемент. Но он так хорошо сгруппировался, что вошел в воду чисто и ровно, как стрела. Пусть ему кажется, что он получил оплеуху по физиономии от самого Господа Бога. Зато он в сознании, руки-ноги целы.

Под водой где-то рядом ему слышны два громких всплеска. Это нырнули Игги и Газман. Клык пытается рассмотреть их, но ничего не видит в серой водной мути. Хотя доносящееся до него энергичное бульканье обнадеживает. Они, видать, тоже в порядке и уже пошли вверх.

Практически вынырнув на поверхность, они видят, слышат и чувствуют, как в воду обрушились сотни и сотни флайбоев.

Во-первых, роботы не могут плавать.

Во-вторых, их системы полностью отказывают в воде. Короткое замыкание – немедленная реакция на первое же к ней прикосновение. От сотен электрических разрядов по коже у Клыка побежали мурашки, и он немедленно просигналил Игги и Газу как можно скорее выбираться отсюда подальше. Газ схватил Игги за руку, и они быстро и слаженно поплыли за Клыком.

Наконец футах в восьмидесяти все трое вынырнули на поверхность и притормозили, чтобы посмотреть на умопомрачительное зрелище светящихся над и под водой искр. Флайбои видят, как десятки им подобных взрываются и без следа исчезают в пучине, но все новые и новые их когорты продолжают нырять с высоты в океан.

Некоторые, видимо, самая последняя модель с наиболее усовершенствованными сенсорными механизмами, пытаются сдать назад. Но устройство крыльев не позволяет это сделать. К тому же задние ряды увлекают их за собой, и вскоре океан поглощает всю эту черную зловещую армию.

– Ништяк! – радостно вопит Газман, победоносно выбрасывая кулак в воздух. – Игги, старик, кабы ты только мог это видеть!

– Я ЭТО слышу, – счастливо откликается Игги. – И о-бо-ня-ю! Нет на свете запаха слаще, чем запах короткого замыкания в системе электронного Франкенштейна.

– Ну что, мужики, – подплывает к ним Клык, – удачный план я придумал?

– Класс! План что надо! Ровно то, что доктор прописал, – в один голос отвечают ему Газ и Игги.

127

С грохотом и душераздирающим скрежетом огромные ворота замка поддались и распахнулись внутрь. Остатки мутантов тут же сиганули кто куда, в разные стороны.

Огромный желтый Хамфри вползает в ворота с изрядно помятым носом. Водительская дверь открывается, и из нее высовывается счастливая девчонка:

– Я только что сдала на права! – хвастает она с сильным немецким акцентом.

Вслед за ней и ее Хамфри сотни подростков устремляются в сломанные ворота замка, но замирают, увидев двор, усеянный трупами мутантов и останками флайбоев.

Директор с мертвенно бледным лицом продолжает стоять на подиуме. Это ее приказ покончил с последними остатками охраны. Не припрятаны ли у нее запасные подразделения где-то в глубине, в казематах и катакомбах замка? Так или иначе, она поворачивается и устремляется к ведущей внутрь едва заметной железной двери.

Перекидываю Тотала на руки Ангелу и тяну Надж за рукав:

– Айда!

Вдвоем мы устремляемся вверх. Спасибо флайбоям. Сеть над замком теперь полностью выведена из строя, и путь открыт.

– Помоги мне ее поймать, – прошу я Надж.

Директор уже у самой двери. Сейчас повернет ручку и ее откроет. Надж и я прыгаем вниз и крепко хватаем ее под обе руки:

– Куда это ты так торопишься, мамашка?

128

Ухватив ее под руки, мы с Надж поднимаемся в воздух. Она отнюдь не пушинка, но вдвоем мы вполне справляемся и поднимаем ее над замком все выше и выше. Она вопит от ужаса, смотрит вниз, дрыгает ногами и теряет обе туфли.

– Немедленно опустите меня на землю! – блажит она.

– А то что? Ты засадишь меня обратно в подземелье?

Она молча смотрит на меня с презрением.

– Между прочим, ты видела, как я накостыляла твоему Омеге? Но, как знать, может, тебе когда-нибудь и удастся превратить его в настоящего мужчину.

– Омега по всем качествам далеко тебя превосходит.

– Как же так получилось, что он там валяется мордой в грязи, а я тут тебя в поднебесье катаю?

– Что тебе от меня надо? – она, наконец, не выдерживает напряжения. – Куда ты меня тащишь?

– По большей части вверх. Не видишь что ли? И мне бы хотелось получить у тебя ответы на кое-какие вопросы.

– Никаких ответов ты от меня не дождешься.

Я серьезно смотрю на нее. Отбеленные перекисью волосы развеваются у нее за плечами.

– В любом случае я собираюсь бросить тебя во-о-он оттуда. И посмотреть, как ты превратишься из трехмерного тела в двухмерную фигуру. Мы в стае называем этот процесс геометрическими преобразованиями.

Неподдельный страх мелькнул в ее холодных глазах. Что меня чуть-чуть развеселило.

– Что ты хочешь знать? – осторожно спрашивает она, стараясь не смотреть вниз.

– Кто моя настоящая мать. Технический дизайн в зачет материнства не идет. – Я хорошо помню, что сказал мне Джеб. Но мне нужны подтверждения.

– Я не знаю.

– Ой, выпустила! – Я отпускаю ее руку, и она истошно вопит. Надж одной с ней не справиться и обе они кубарем валятся вниз.

– Скажу, скажу, сейчас все скажу! – кричит она, задрав на меня вверх голову.

Подлетаю к ней и снова ее подхватываю:

– Так что ты тут такое говорила?

Бледная как полотно, она старается выровнять дыхание:

– Научная сотрудница. Она птицами занималась. Она предложила дать свою яйцеклетку. Неважно, кто она была такая.

Сердце у меня подпрыгнуло:

– Имя, немедленно скажи ее имя.

– Я не помню… Подожди, – шепчет она, чувствуя, как я ослабляю пальцы на ее руке. – Вот. Какое-то испанское имя. Германез? Мартинез? Что-то в этом роде.

Я с трудом могу дышать. И это не потому, что мы на высоте пяти тысяч футов. А потому, что доктор Мартинез моя настоящая мама. Теперь это знание для меня как спасательный круг.

– Ты не единственный удачный гибрид.

– Знаю. Еще твой любезный Омега, потом Леопардиха…

– И я, – заканчивает Директор, – я сама.

Я присвистнула:

– И кого же это намешали в человека, чтобы такое получилось? Ты наполовину… Гиена? Стервятник? Какая-нибудь глубоководная форма жизни…

– Галапагосская черепаха, – говорит она. – Мне сто семь лет.

– И ты не выглядишь ни на день старше.

Она злобно смотрит на меня, а я спокойно гляжу вниз. Замок окружен немецкими полицейскими машинами. День закончен. Мы спасли сегодняшний день. Но спасли ли мы сегодня мир?

– Пока, – говорю я ей и отпускаю ее руку.

Надж ее не удерживает, и Директор летит вниз, крича от ужаса и удивления.

Макс, это не ты, – говорит Голос.

Голос… я уже очень давно его не слыхала.

– Джеб, почему не я. Ты меня не такой хотел сотворить?

Нет, потому что ты не такой человек. Можно сотворить твое тело. Но как личность тебя никто не творил. Это не ты, потому что ты не убийца. Ты не единожды это доказала. И ничем я не горжусь в тебе больше, чем этим.

Я тяжело вздыхаю. Это правда. Ты, Голос, не можешь не согласиться, что я просто замечательная. Бравада бравадой, но в глубине души, совсем по секрету, я могу собой немного гордиться. Совсем чуть-чуть.

– Ладно, давай ее поймаем, пока не поздно, – предлагаю я Надж. И мы пикируем вниз и ловим Директора за верных двести футов над землей.

129

Когда все, кроме охов и ахов, кончилось, единственное, чего мне хотелось, это поскорей отправиться домой в Америку. Но, конечно, они оказались в большинстве. Три против одного. Даже когда я настояла, что каждый из их голосов равен половине голоса, я все равно осталась в меньшинстве.

Не прошло и пары часов, как мы оказались в ИХ любимом месте.

– Пустите, пустите меня поближе к экрану, – Ангел наклоняется поближе.

Догадался, мой догадливый читатель? Мы во Франции в интернет-кафе. Пардон, в cyber-кафе. Почему во Франции? Потому что здесь еда, туфельки. Потому что здесь Тотал может пойти в ресторан и по магазинчикам.

– Теперь мне не видно, – жалуется Тотал. Он почти залез на стол и положил голову на передние лапы.

– Ура! Кофе! – Надж довольно прихлебывает из стоящей перед ней чашки. – Вкуснота-а-а!

– Надеюсь, без кофеина? – без особой надежды спрашиваю я.

Наконец экран замигал и в нем появилось лицо Клыка. И Газзи. И Игги. Все они сгрудились у компьютера где-то в Штатах.

Клык! Кажется, я сто лет его не видела, сто лет с ним не разговаривала. В последние три дня я по сотне раз прокрутила в мозгу каждое мое о нем воспоминание. В каземате я только мыслью о нем и держалась. А потом эта переданная мутантом в Лендехейме записка о том, что он летит на помощь, – лучший момент моей жизни.

– Где вы, к черту, пропадаете? Я думала, вы на пути сюда.

– Маленькие осложнения с флайбоями, – говорит Клык ужасно смешным компьютерным голосом. – Знаете, что флайбои не умеют плавать? Тонут, как утюги. Совсем не любят воду.

Смотрю на его серьезное лицо, на до боли знакомые глаза и думаю, что в моем мире снова все встало на свои места. Обе половины во мне снова слились в одно целое, и я засмеялась от счастья. И стая теперь ни за что не расколется. Мы теперь навсегда будем вместе, что бы ни случилось.

– Сидите на месте. Мы к вам летим, – кричу я в экран.

– Ты отлично поняла мои ценные руководящие указания, – отвечает Клык, и сердце мое тает.

– Принесите мне что-нибудь из Франции, – размахивает руками Газман.

– Привезем!

– И мне тоже, – вставляет Игги, – девчонку какую-нибудь посимпатичней с собой прихватите.

Вот озабоченный! Ну у пусть. Лишь бы он был со мной. И я его скоро увижу. Всех их увижу. Господи, скорей бы!

Эпилог
Мы чемпионы – по крайней мере, сейчас!

130

Увидев их наконец на острове у берегов Северной Каролины, я почти потеряла дар речи. Надж, Ангел, Тотал и я, прошуршав ногами по песку, приземлились на самой кромке суши у океана.

Чуть поодаль, вдоль полоски песчаного пляжа, раскинули ветви старые дубы. Вглядываюсь в сумрак дубовой рощи и смотрю на часы.

Они опаздывают.

Но в это самое мгновение Клык выходит из тени. В руках недоеденное яблоко, как всегда, весь в черном. Лицо цвета сливового пирога. Но его сияющие обращенные ко мне глаза исполнены радости. Срываюсь с места и бегу к нему навстречу. Только крылья полощатся по ветру – я их даже сложить не успела.

Мы неловко столкнулись. Клык на миг застыл на месте. Но потом руки его медленно поднимаются и он крепко-крепко меня обнимает. С зажмуренными глазами прижимаюсь к нему всем телом, кладу голову ему на плечо и стараюсь проглотить застрявший в горле комок.

– Никогда, никогда больше не оставляй меня, – жалобно шепчу я ему в самое ухо.

– Не буду, – обещает он мне таким голосом, какого я у Клыка раньше никогда не слышала. – Я ни за что, никогда тебя не оставлю.

И в одно мгновение холодный ледяной осколок, который сидел у меня в сердце с тех пор как мы расстались, бесследно исчезает, как его и не бывало. И на меня снисходит такой блаженный покой, какого я вообще за всю жизнь не припомню.

Дует холодный ветер. Но солнце светит ярко и вся моя стая вместе. И Клык со мной рядом.

– Простите? Я тоже живой! – обиженный голос Игги заставляет меня оторваться от Клыка. Вытираю глаза рукавом и поворачиваюсь обнять Игги и Газмана. И через секунду, навалившись друг на друга, мы все обнимаемся и обещаем друг другу никогда-никогда больше не расставаться.

Потом здесь же, рассевшись на песке, мы обмениваемся нашими приключениями и за обе щеки уплетаем пышки и яблоки, которые мальчишки предусмотрительно притащили с собой накормить нас после долгого перелета.

– Ну, и что теперь? – спрашивает Газзи, пока я безуспешно приглаживаю его отросшие волосы.

Набравшись храбрости, выдыхаю и уверенно смотрю на мою стаю:

– Мне нужно лететь в Аризону.

131

Джеб был уже там, в доме у доктора Мартинез. В общем-то я этого ожидала.

Стая приземлилась в лесочке рядом с домом, и, хорошенько оглядевшись вокруг, мы входим во двор. Их собака бассет по кличке Магнолия вылетает из-под веранды и оглушительно нас облаивает. А завидев Тотала, просто заходится в заливистой истерике.

– Боже, оставь эти дамские кривляния, – ворчит на нее Тотал.

Входная дверь открывается, и из нее выскакивает сияющая Элла. Увидев, что я не одна, она замирает и восторженно смотрит на стаю.

– Ничего себе! Вот это да! – выдыхает она. – Вы все здесь.

Ее лицо расплывается в неописуемой широченной улыбке, и она несется ко мне, раскинув длинные тонкие руки.

– Ты моя сестра! Я все знаю! – кричит она. – Я всегда мечтала, чтобы мы были сестрами. Теперь ты на самом деле моя сестра.

Вдосталь наобнимавшись, мы не можем оторвать друг от друга глаз и продолжаем радостно улыбаться. Если честно говорить о сестринских чувствах, Надж мне гораздо ближе. Но кровное родство с Эллой значит для меня очень-очень много. Как бы глупо или странно это ни звучало, но сознание того, что мы родня, придает мне уверенность и силу.

– Макс, – доктор Мартинез стоит на веранде, прижимая руки к лицу. За ее спиной вырастает Джеб. Глаза у него понурые и печальные. Но он улыбается и по всему видно, что он рад нас видеть. Вспоминаю его лицо, когда умер Ари. Я ничего про него не понимаю. В моем сознании перепуталось все, что я о нем знаю. Так что от одной мысли о том, кто он, начинает болеть голова.

– Привет! – робко говорю я. К несчастью, информация о моих настоящих родителях не слишком улучшила мои манеры. С этим у меня, прямо скажем, незадача.

Доктор Мартинез – мне как-то неловко называть ее как-нибудь иначе – торопливо спускается со ступенек и подбегает ко мне. Я цепенею, но она не обращает на это никакого внимания и по-матерински нежно меня обнимает, как будто заворачивает в самое мягкое, самое теплое и пушистое на свете одеяло.

– Макс, девочка моя! – она гладит мои спутавшиеся волосы. – Мне никак не верилось в это, когда я тебя впервые увидела. Надеялась, а поверить не могла. Но это была ты, ты…

Я киваю, но мне все равно становится страшно, потому что по щекам у нее бегут слезы:

– Ага… – мне стыдно за овладевшее мной косноязычие, за то, что я такая неуклюжая и не могу сказать ничего того, что чувствую. Вот моя мама. Это о ней я мечтала всю жизнь. И не только это. Она просто лучшая мама на свете. И, если бы можно было выбирать, я бы именно ее и выбрала. А я тут стою и молчу, как настоящее чучело.

Я, наконец, собираюсь с силами и пристально изучаю свои ботинки:

– Я очень рада, что это была ты, – выдавливаю я из себя и… какой кошмар… уткнувшись в ее свитер, громко рыдаю.

132

После четвертой домашней плюшки начинаю звать ее мамой. Все мы, вся стая, плюс Элла, мама и Джеб взяли тайм аут. Стая и я, как все наши, долго стояли под восхитительно горячим душем, а мама выдала нам всем чистую, пахнущую утюгом и домом одежду. По-моему, все уже влюблены в нее без памяти. По крайней мере, они бросают на меня завистливые, но счастливые взгляды. А меня просто распирает от гордости за нее.

Странно только видеть, что она вроде бы абсолютно доверяет Джебу. И он тоже выглядит вполне нормальным. Таким, каким он был, когда мы жили с ним в детстве. Но мы все равно держимся с ним настороже и невольно уклоняемся от его попыток сломать лед. Может, со временем мы и научимся снова ему верить. Но боюсь, ждать этого придется еще долго. Он как мог объяснил нам свои поступки. Говорил, что отчасти и вправду верил, что это была для меня лучшая подготовка к спасению мира. Отчасти, он пытался подстроить так, чтобы наши злоключения казались всем, и нам в том числе, более опасными, чем были на самом деле. И что в каждой ловушке он запрограммировал выход. Тут с ним не поспоришь, он ведь на самом деле не раз помогал мне выпутаться из самых непоправимых ситуаций. А еще Джеб говорил, что он и сам был себе не хозяин. Что многое делал помимо своей воли, что его заставляли, а он, чтобы его не раскусили, плясал под дудку Директора – только бы оставаться в центре событий и сохранить возможность нам помогать.

Я рада выслушивать его объяснения и оправдания. Скажу тебе честно, мой проницательный читатель, мне и самой в глубине души охота его выгородить. Но только в глубине души. Не скажу, что я вот так сразу растаяла и все забыла. Отнюдь…

– Ребята! – мама выходит из кухни, вытирая о передник руки. – Все к столу. Обед готов.

Нас так много, что и стол, и кухня сразу точно уменьшились размером. Но в тесноте – не в обиде. Тем более, что никаких готовых обедов на вынос мама на стол не поставила, а САМА приготовила настоящие мексиканские блюда. Да сколько! И все потому, что ей не надо объяснять, сколько калорий нужно потреблять нашим растущим летающим организмам.

– Боже, как вкусно пахнет! – постанывает Игги.

Он ни крошки не уронит, безошибочно протягивая руку к тарелкам. Элла смотрит на него во все глаза и завороженно тянет:

– Прямо удиви-и-ительно, как у тебя это получа-а-ается?

– Практика, подружка, практика.

– Все равно, по-моему, ты удивительный! – говорит Элла, заставляя Игги покраснеть до корней волос.

Смотрю через стол на Газзи и Ангела. Они сидят рядком, тихие, спокойные и такие довольные, что сердце у меня не нарадуется.

– Макс, кстати, – замечает мама между делом, – я там для вашей собачки все остатки сложила в миску. Она на полу, у задней двери.

Стая цепенеет. «Ох-о-хо, – думаю я. – Что-то сейчас будет!»

Тотал, сердито сверкая глазами, чешет ко мне через кухню:

– Значит, миска моя на полу! Почему бы уж сразу не посадить меня во дворе на цепь и не бросить мне кость на землю!

Мама ошеломленно уставилась на него, а глаза у Эллы вообще вот-вот выскочат из орбит.

– Ты прости… они не думали…

– Ничего, я стерплю. Разве я возражаю? Покормили, и на том спасибо. Поспать только бросьте теперь тряпку на пол. А я пока пойду потренируюсь гавкать. Как там, гав-гав или тяф-тяф? Что-то я не припомню.

Вопросительно смотрю на маму:

– Э-э-э, а можно мы Тоталу на стол тарелку поставим? – я чуть-чуть пододвигаюсь, освобождая рядом с собой немного места. – Он любит есть за столом.

– Потому что я не такой варвар, как некоторые обо мне думают.

– Конечно-конечно. Извини меня, Тотал, – говорит мама как ни в чем не бывало. – Присаживайся.

Мимоходом замечаю, что Клык, состроив рожу и закатив на Тотала глаза, тянется за добавкой. Разговор снова входит в нормальное русло. Мы все довольно лопаем, и наша кухня как с картинки Нормана Роквелла. [30]30
  Норман Роквелл ( англ.Norman Percevel Rockwell) (1894–1978) – американский художник и иллюстратор.


[Закрыть]Он, конечно, не рисовал крылатых мутантов и говорящих собак. Но все равно, похоже.

133

– Вы же только что прилетели, – мама даже не пытается скрыть текущие по щекам слезы.

– Знаю… Но ты не расстраивайся. Мы еще вернемся. Обещаю.

– Зачем вам обязательно надо куда-то лететь? – горько рыдает Элла.

– Поймите, пожалуйста, поймите… У меня есть… обязательства. Ну… мир спасать и все такое…

Мы все обнимаем маму и Эллу уже, наверное, по сотому разу. Зато Тотал, мстительно зыркнув на Магнолию, пописал на их зеленую изгородь.

Наконец мы с Джебом остановились лицом к лицу. Я знаю, он хочет меня обнять. И еще я знаю, что мои объятия дорого стоят.

– Джеб, скажи мне, почему я? Скажи, почему это я должна мир спасать? Я ведь даже не самый продвинутый образец.

– Перестань, пожалуйста. Ты достаточно продвинутый, и не образец, а человек. – Он проглотил комок в горле. – Макс, ты последний гибрид, у которого есть… душа.

Вспоминаю, какие пустые и холодные были глаза у Омеги. Так-так.

– Ты что, какой у нее соул танец? [31]31
  Соул танец – современное направление в танце, появившееся в начале 60-х гг.: резкие, четкие движения чередуются с мягкими, пластическими.


[Закрыть] – фыркнул Газзи. – Ты вообще видел когда-нибудь, чтобы она танцевала?

– Газзи, не соул, а душа.

– Тогда понятно, – тянет вконец сбитый с толку Газ.

Снова прощаемся, в самый-самый последний раз. И вот мы с Клыком переглядываемся и, не сговариваясь, хором торопим отлет:

– Хватит. Долгие проводы – горькие слезы. Вверх и вперед!

И вот мы уже поднимаемся все выше и выше. Сумасшедшая, путаная и полная проблем земля все удаляется. А нас обнимает чистое, ясное, совершенное голубое небо, где все прекрасно и исполнено смысла.

– Знаете что, – замечает как бы между делом Тотал.

Игги несет его в заплечной шлейке, которую мама отыскала где-то на чердаке. Нести в ней Тотала много удобнее. И даже если ты, дорогой читатель, и сам догадался, что это шлейка для младенцев, умоляю тебя, не проговорись об этом Тоталу.

– Что? – спрашиваю я его.

– Если вдуматься, твоя мамаша – классная тетка!

– Ну спасибо, одобрил! – Я обиженно поджимаю губы, но вся моя стая весело смеется.

И последнее…

Мы летим на закат, и мне остается добавить только одно: надеюсь, мы еще вернемся.