Текст книги "Проект Омега"

Автор книги: Джеймс Паттерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)

102

МУМ, Мариан Янсен, так тепло приветствовала китайских ученых, что я без труда заключила, что они предлагают ей за нас изрядную кучу денег, в случае если мы годимся на вооружение их славной державы.

– Ну как, вы получили необходимую вам информацию? – громко и жизнерадостно спрашивает она иностранных белохалатников.

Тер Борчт сердито сопит, сидя за своим столом. Она бросает на него вопросительный взгляд, кивает в нашу сторону и справляется у всех присутствующих (нас, разумеется, она не спрашивает):

– Они пошли на взаимодействие?

– А как ты думаешь? – отвечаю я ей вопросом на вопрос в ту же секунду, как Белый-лабораторный-халат говорит:

– Нет.

Мариан достает из кармана персональный микрокомпьютер:

– Я же говорила, что у меня на них собрана доскональная информация. Но насколько я поняла, вы хотели войти с ними в интерактивный контакт. Теперь я с радостью предоставлю вам всю необходимую информацию. Так, значит, какие были у вас вопросы?

– Их скорость полета?

Мариан щелкнула персональным электронным органайзером:

– Вот эта – Макс, – показывает она на меня, – с легкостью превышает скорость двести миль в час в горизонтальном и вертикальном полете вверх. Скорость в полете вниз – больше двухсот шестидесяти миль.

Цифры явно произвели на иностранных гостей большое впечатление. По шее у меня начинают бегать мурашки.

– Как высоко они могут летать?

– Документированы полеты Макс на высоте примерно тридцати одной тысячи футов над землей. Но там она может оставаться ограниченное время. Ее потребность в кислороде в состоянии гибко меняться в зависимости от высоты полета. Нормальная комфортная для нее высота обычно между пятнадцатью и двадцатью двумя тысячами футов.

Белохалатники восхищенно переглядываются и записывают все это в блокноты. Один вносит цифры в калькулятор, что-то подсчитывает и показывает остальным результат.

Чувствую устремленные на меня взгляды Надж и Ангела. Но мне на них смотреть тяжело. Клянусь, эта шпионка выудила все цифры из моего чипа, который я заставила доктора Мартинез любой ценой достать у меня из руки.

Между тем главный иностранец, очевидно, что-то прикидывает:

– А какой вес она может поднять?

– По моим сведениям, в течение часа они могут нести до четырех пятых собственного веса, – отвечает ему Мариан, – а половину собственного веса могут нести неограниченное время.

Она что, наши рюкзаки взвешивала?

– Какой у них процент жира по отношению к мускульной массе? Хорошо ли они плавают?

Не думаю, что стоит им сообщать о способности Ангела дышать под водой.

– Я полагаю, они обладают нормальной среднестатистической способностью плавать, но с повышенной выносливостью. Процент жира по отношению к мускульной массе низок. Возьмите, к примеру, Макс. При тонкокостной структуре главная составляющая ее конструкции – это мышцы.

«Главная составляющая ее конструкции…» – как будто я по схеме на конвейере собрана.

– Но вы гарантируете, что они могут плавать? И не тонут?

Мариан трясет головой:

– Пористая структура костей делает их исключительно легкими. К тому же легкие у них снабжены дополнительными воздушными пазухами. Поэтому они просто не в состоянии утонуть.

– Сколько можно бездарно тратить время! – перебила я их скучающим голосом. – Какой смысл все это обсуждать, если не требует доказательств, что мы ни под каким видом ни для кого не будем оружием.

– Правильно, – подхватывает Надж, – я не собираюсь быть ни бомбоносителем, ни живым снарядом.

Молодец девчонка. Пусть знают, что у нас есть принципы!

– Вы будете делать, что вам будет приказано, – холодно пытается обрезать нас МУМ. – Я уверена, мы найдем средства мотивировать вас к исполнению приказов.

Мне тут же приходит в голову, что если они начнут мучать мою стаю, я буду на все готова, только бы они моих ребят не трогали.

Но здесь опять-таки лучше держать язык за зубами.

– Должна вас заранее предупредить. Мы задарма работать не будем. Нам извольте брильянты, каникулы на Гавайях, телики с плазменными экранами и лучшие на свете чизбургеры. И это только для начала.

Азиаты с готовностью закивали, обнадеженные всеми признаками того, что мы сдаемся. Бедняги, у них в Китае, наверное, совсем нет чувства юмора. Особенно черного юмора. Или они просто тупицы.

103

– Достаточно, – резко оборвала меня Директор и вежливо повернулась к китайцам. – Мы с удовольствием предоставим любую необходимую вам дополнительную информацию, а тем временем займемся серьезной корректировкой дисциплины.

– Чего корректировать-то. У меня два рычага: рычаг агрессии и рычаг уверенности в себе. Верти – не верти, ничего не изменится. А из этих двух, пожалуйста, выбирайте на здоровье.

Не обращая на меня никакого внимания, МУМ выпроваживает иностранцев за дверь.

– Могла бы быть и поумнее, – набрасывается она на меня, вернувшись назад. – Твоя жизнь зависит от твоей покладистости и сговорчивости. От готовности сотрудничать с властями.

– Ни о какая жизнь и речи не быть может! – орет тер Борчт. – Они все считай есть уже мертвые.

Но на него МУМ тоже не обращает внимания.

– Мы конструировали тебя, Макс, так, чтобы твой интеллект был на чрезвычайно высоком уровне. Пока твой мозг развивался, стимулировали электричеством синаптические нервные окончания.

– Почему же я тогда не могу телик запрограммировать?

Мне показалось, что Тотал тяжело вздохнул, но я решаю пока глаз на него не опускать.

– Настало время пошевелить, наконец, мозгами, – продолжает она, поджав губы. – Доктор тер Борчт – далеко не единственный человек, желающий вам смерти. У вас есть только одна возможность продолжать жить – это сотрудничество с китайцами.

Я уставилась на нее в глубоком изумлении:

– Как ты только жить можешь? Где твоя совесть? Ты готова продать детей, чтобы иностранное государство использовало их как оружие. Возможно, оружие против Америки и американцев. У меня в голове не укладывается. Ты, наверно, все уроки этики и морали в школе прогуляла. И потом, как тебе только достало наглости называть себя матерью. Да в тебя хоть бочку эстрогена [22]22
  Эстроген – гормон, вырабатываемый женским организмом, необходимый для выполнения различных функций, наиболее важная из которых позволяет женщинам рожать детей.


[Закрыть]закачай, ты все равно никогда матерью не станешь. А как насчет их матерей? – Я махнула рукой в сторону стаи. – Пожалуйста, скажи мне, что их матери на тебя не похожи.

– Их матери – никто. Яйцедоноры. Лабораторные ассистенты, дворничихи, кто под руку попадался – всех брали. В том-то и задача была, чтобы из всякой дряни суперрасу создать. Слышишь, из мусора!

Чувствую, как в голову бросилась волна крови.

– Уверяю тебя, вы преуспели. Потому что мы и есть суперраса. И, если ты, не дай Бог, действительно мне мать, лично я произошла именно от дряни и из мусора.

Директор хлопает в ладоши, и флайбои у двери делают шаг вперед. Ари и остальные тут же подтянулись, и по их лицам я вижу: они внутренне приготовились к драке.

– Макс, ты еще ребенок, точнее, подросток, – она, по всей вероятности, очень старается контролировать свой гнев. – Немудрено, что ты не видишь большой картины. Ты по-прежнему ставишь себя в центр вселенной. Пора понять, ты только малая песчинка, и в общей картине жизни ты ничего не значишь.

– И что с того? Разве это значит, что я не человек, что со мной можно делать все, что тебе взбредет в голову? Нельзя! Нет у тебя такого права. Но ты и в другом ошибаешься: я не песчинка. Я, Максимум Райд, и я много значу и для людей, и для мира. Это ты – жалкая, холодная, никому не нужная каменная баба. Ты состаришься и умрешь в одиночестве и будешь гореть в аду вечным огнем.

Не могу себя не похвалить: моя обвинительная тирада прозвучала куда как мощно. Особенно, если учесть, что я не особенно уверена в существовании ада. Но если не в ад, то во что я точно верю, это в ведьм. Тем более, что одна из них стоит здесь прямо передо мной.

– Вот-вот, именно такое отношение я и имею в виду. Учти, твои детские оскорбления меня ничуть не задевают. Или ты будешь делать, что я тебе приказываю, или умрешь. Такой вот простой у тебя выбор.

– А я тебе говорю, что у меня достаточно интеллекта, чтобы понимать, что так просто никогда ничего не бывает. И в этом только одно из миллиона различий между нами. К тому же я с охотой сделаю все еще более сложно, чем ты себе это можешь представить.

В моем голосе звучит нескрываемая угроза, кулаки сжаты, глаза сверкают. Она даже отшатнулась.

– Видишь ли, мамаша. То, что ты меня сделала, отнюдь не означает, что ты обо мне хоть какое-то представление имеешь. Ты обо мне ни хрена не знаешь. Ты себе даже представить не можешь, на что я способна и чего я уже достигла. И вот тебе короткая информация: чипа больше нет. Так что все свои датчики и передатчики, локаторы и радары можешь спокойно нести на помойку.

Ее взгляд быстро скользнул по моей руке. Я понизила голос и уставилась ей прямо в глаза. По всему видно – она из последних сил старается не отвернуться. Я такая злая, что, подойди она сейчас ко мне, я ее на части разорву.

– Но учти, мамаша, ты еще узнаешь, на что я способна. – Я уже больше не кричу, а говорю мягким и чуть ли не нежным голосом. – И тебе до скончания дней твоих от этого будут сниться кошмары.

На скулах у нее гуляют желваки, и она судорожно дышит. Постепенно она берет себя в руки:

– Макс, ты напрасно тратишь время. Ты не можешь причинить мне боль.

В ответ я только усмехаюсь. И подождав, пока наступит полная тишина, коротко бросаю ей:

– Ошибаешься, могу.

104

Уверена, дорогой читатель, родители не раз отправляли тебя в твою комнату «подумать о своем поведении». В следующий раз, когда это случится и когда ты уляжешься на кровать лицом в подушку и начнешь оплакивать свою горькую судьбину, представь себе, что я стою рядом, готовая дать тебе хорошенько по башке. Потому что, когда меня посылают в мою комнату, то это чертов каземат. Без кровати и подушки, но с крысами.

Плюс, кого из вас, моих читателей, родители приковывают к стенке? Я не очень представляю себе жизнь в нормальной семье. У меня, понимаешь ли, ограниченный опыт. Но все равно, зуб даю – не многих. Ну, разве пару-тройку на миллион.

– Ну ты ей и накостыляла! – восхищается Тотал, зализывая лапу там, где ее натерли кандалы.

– А как иначе. Она же ведьма.

– Ничего, мы и не в таких передрягах бывали. Как-нибудь выберемся, – бодрится Надж.

– Не знаю, не знаю, – мрачно бурчу я, отвергая ее утешения. – Я только знаю, что грузовик Петсмарта [23]23
  Петсмарт (Petsmart) – американская сеть зоомагазинов.


[Закрыть]уже доставил сюда и разгружает тысячу собачьих контейнеров.

Присобаченные к стенке громкоговорители с треском оживают, и я принимаюсь стонать под новые потоки пропаганды, обрушившиеся на наши уши.

Подвигаюсь поближе к Надж и Ангелу. Цепь у меня достаточно длинная, чтобы мне сесть между ними. Раскрываю крылья и покрываю ими девочек, закутывая их в теплый кокон моих перьев. Ари спит поодаль. Или притворяется, что спит. Но Тотал не может остаться в стороне и, гремя цепью, вскакивает ко мне на колени.

Здесь тихо, полумрак. Каменные плиты просто ледяные, и холод быстро просачивается сквозь джинсы. Меня начинает бить озноб. Еще час или два, и никакие перья не спасут. Как долго еще нам ждать Клыка? Да и как он сюда доберется?

Тотал поднял уши и насторожился. Вглядевшись в темноту, вижу приближающуюся к нам длинную серую тень. Моментально узнаю походку, фигуру, движения. Джеб. Он, как навязчивый мотивчик, выплывает в самые неподходящие моменты. Когда же он, наконец, оставит нас в покое?

У меня больше нет сил ни с кем препираться.

Он подходит совсем близко. Все, на что хватает у меня энергии, это попросить его:

– Пожалуйста, скажи мне, что эта стерва наврала, будто она моя мать.

Он встает перед нами на колени, и я прижимаю девчонок к себе поближе.

– Директор – блестящий ученый. С прекрасной концепцией мира.

– Ага. Как бы этот мир разрушить.

– Она исключительно талантлива.

– Могла бы использовать свои таланты во имя созидания, на пользу человечеству. Придумать, как рак излечить или что-нибудь в этом роде. Только убить всех, кто болен раком, не считается.

– Доктор Янсен исключительной силы стратег и политик, – говорит Джеб. – Она лидер мирового масштаба. Может случиться так, что в один прекрасный день она станет самым могущественным человеком на земле. У тебя, как у ее дочери, появятся неоспоримые преимущества.

– Например, мне придется поменять фамилию, перекрасить волосы и жить инкогнито, чтобы избежать позора состоять в кровном родстве с жестокой тиранкой-франкенштейнихой. Это ты называешь «неоспоримыми преимуществами»?!

– Но когда она станет править миром, у тебя, ее дочери, тоже будет практически неограниченная власть. Разве тебе этого не хочется?

– Если бы у меня была хоть какая-нибудь власть, первое, что я бы сделала, это ее саму в тюрягу засадила.

– А что бы ты еще сделала, будь у тебя власть?

– Посадила бы ее в тюрьму, – повторяю я еще раз. – И всех тех, кто приложил руку к этому преступному плану господства над миром. И еще я бы приказала, чтобы, если бы и были войны, то воевали бы только мечами. Я бы даже стрелы запретила. И конницу запретила бы тоже. Пехота с мечами. И никаких гвоздей! – Мне постепенно начинает нравиться идея повелительницы мира Императрицы Макс-1. – И еще я закрою все офшорные счета [24]24
  Офшорные счета (от англ.offshore – «вне берега») – счета в банках финансовых центров, привлекающих иностранный капитал путем предоставления специальных налоговых льгот иностранным компаниям.


[Закрыть]и отберу все деньги у тех компаний, которые загрязняют Землю. И на эти деньги организую для всех бесплатную медицинскую помощь и образование. Всех-всех. И для таких, как мы, тоже.

Чувствую, как, прислонившись с обеих сторон к моим плечам, улыбаются моим планам мирового господства Надж и Ангел. Поднимаю голову выше:

– И еще, чтобы у всех были еда и жилье. А компании, которые загрязняют Землю, совсем закрою. Политиков, которым плевать на окружающую среду и которые за войну, выгоню к чертовой бабушке и пошлю пахать землю. И еще…

Подняв руку, Джеб меня останавливает:

– Макс, ты только что выдержала еще один тест!

105

– Прекрасненько, – во мне снова поднимается волна раздражения. – Тогда вызволи нас из этой вонючей тюряги.

– А какой тест она выдержала? – интересуется Надж, приподняв голову.

Джеб поворачивается к ней:

– Наша Макс неподкупна. Она не поддается коррупции, ее нельзя купить.

– На власть нельзя, – подтверждаю я. – Попробуй на сникерсы или на туфельки. Может, получится.

Джеб улыбается в ответ. При виде его улыбки у меня до сих пор щемит сердце.

– Значит, какую бы неограниченную власть тебе ни сулили, ты все равно не хочешь быть дочерью Директора.

– Я ни себе не хочу ее в матери и никому другому ее в матери не пожелаю, потому что она ведьма психованая.

Его улыбка расплывается во всю физиономию, от уха до уха, и я с трудом подавляю желание съездить ему по роже.

– Директор тебе не мать.

Я не ослышалась? Или он мне мозги пудрит? Чувствую, как под моими крыльями напрягаются Надж и Ангел, а Ари просыпается, неуклюже садится и трет глаза. Завидев Джеба, он часто-часто заморгал, но не проронил в его адрес ни слова.

– Что ты имеешь в виду? – в голове у меня роится туча подозрений. – Очередные испытания, что ли? Сколько можно дергать меня, то туда, то сюда? То мать, то не мать. Может, наконец, остановишься на чем-нибудь одном?

– Директор Янсен была автором твоей модели, она тебя сконструировала и руководила развитием проекта. Она вообще всю программу возглавляла. Для нее этот опыт и эти переживания вполне сравнимы с эмоциями, обычно связанными с материнством.

– Слава тебе, Господи. То-то я вижу, что она инвалидка недоделанная.

Я вздыхаю с истинным облегчением. Это же настоящее счастье, что во мне нет ни грамма ДНК этого монстра в юбке. Но на всякий случай еще раз переспрашиваю:

– Ты уверен, что она не давала свою яйцеклетку? Не может так случиться, что это она была донором?

Джеб отрицательно качает головой:

– Доктор Янсен не имеет с тобой общего генетического материала.

Тут-то я вся обмякла и только и смогла выдохнуть:

– Какое счастье…

Конечно, я осталась при всех своих прежних вопросах. Кто моя мать, как было загадкой, так загадкой и остается. Но теперь я точно знаю: кто угодно будет лучше, чем эта… Только как же это получается, что Джеб может так легко мне все это выкладывать. Вроде бы даже между делом. Никто лучше него не знает, что вопрос о родителях, матери – самый большой вопрос моей жизни. Смотрю ему прямо в глаза:

– Какими еще сюрпризами ты нас наградишь, прежде чем смотаешь удочки? Какое еще вранье у тебя для меня наготове?

Он колеблется:

– Помнишь, в Нью-Йорке, когда ты убила Ари, я кричал тебе, что ты убила своего брата?

Устало гляжу на него, но вижу Ари. Он напрягся и впился глазами в Джеба.

– Помню. Твое счастье, что его не так-то просто убить.

Ари ухмыляется и даже мне подмигивает.

– Он твой брат, Макс. По крайней мере, наполовину. Ари твой сводный брат.

У меня свело дыхание. Что он… Что…

– Я, Макс, твой отец.

106

Все для меня исчезло. Все, кроме лица Джеба.

Я даже не слышу больше пропагандистского рева из репродукторов. Чувствую в своей руке мокрую, горячую ладошку Надж, чувствую, как при каждом моем вздохе перья крыльев поднимают пыль на грязном каменном полу. Слова Джеба прыгают у меня в мозгу, а я не могу ни пошевелиться, ни выдавить из себя ни слова. Только бессмысленно гляжу на него в полном шоке.

Наконец, замечаю рядом Ари. Он потрясен, но не выглядит ни рассерженным, ни огорченным. Это немного приводит меня в чувство:

– Что ты такое несешь?

Как видишь, дорогой читатель, я еще пытаюсь слабо сопротивляться тому, что эти гады вышибают у меня из-под ног остатки почвы. Согласись, это их любимое занятие и они в нем изрядно поднаторели.

– Я твой отец, Макс, – повторяет Джеб. – Я не был женат на твоей матери, но мы вместе приняли решение тебя создать.

Я даже смотреть на него не могу. Годы, долгие годы я мечтала, чтобы он был моим отцом. Втайне от всех представляла себя его дочерью. Я хотела этого больше всего на свете. Когда он исчез, я горевала о нем, нет, не просто горевала, скорбела, всем сердцем.

А потом он снова появился, только теперь на стороне этих преступников и инквизиторов. И снова разбил мне сердце: от его воскресения было горше, чем от его потери.

И вот теперь он говорит мне, что он, действительно, мой настоящий отец. Что все, о чем я мечтала, – правда. Только теперь я ему больше не верю, не восхищаюсь им больше, больше его не люблю.

– Хм-м-м…

Он потянулся и легонько дотрагивается до моего колена:

– Я знаю, в это трудно поверить, особенно после последних шести месяцев. Я только хочу тебе сказать, что надеюсь когда-нибудь все тебе объяснить. Ты этого заслуживаешь. Ты много большего заслуживаешь. Но сейчас просто знай: я твой отец. И еще… Я знаю, это трудно, но прошу тебя, доверься мне как своему отцу.

– Уверяю тебя, вряд ли это случится в ближайшем будущем. И вообще вряд ли случится, – медленно, чуть ли не по складам отвечаю я Джебу.

Он кивает:

– Я понимаю. Но я очень тебя прошу, попробуй.

– Хм-м-м…

– Выходит, я ее сводный брат? – раздается вдруг голос Ари.

Джеб, наконец, переводит на него глаза:

– Да. У вас разные матери. Твоя мама была моей женой. Она умерла вскоре после твоего рождения.

Пока Ари сосредоточенно пытается все это осмыслить, я спрашиваю:

– Но я родилась раньше Ари. Кто была МОЯ мать?

– У нас не было никаких интимных отношений. Это не была любовь. – Джеб говорит медленно, как будто вспоминает на ходу. – Это было соглашение двух единомышленников. Мы оба решили встать у твоих истоков. Мы хотели, чтобы ты унаследовала наши гены. Это была грандиозная идея, судьбоносное решение. Мы…

– Я не хочу ничего этого знать! – кричу я, складывая крылья. Я готова его убить. Здесь, сейчас, на этом самом месте. – Плевать мне на вашу «прекрасную науку». Сию секунду говори мне, кто моя мать! Немедленно, пока я тебе глаза не выцарапала.

Джеб смотрит на меня невозмутимым взором:

– Она очень хорошая женщина. И ты мне ее очень напоминаешь.

От ярости и напряжения меня колотит крупной дрожью:

– Сей-час-же-го-во-ри…

Руки сжаты в кулаки. Ангел и Надж поднялись на ноги и встали от меня по обе стороны. Тотал, маленький, но грозный, как ротвейлер, угрожающе рычит у ног.

– Твоя мать, Макс, – Доктор Мартинез. Валенсия Мартинез. Ты встречала ее в Аризоне.

107

Я чуть не упала. На мгновение показалось – теряю сознание. Лоб в холодном поту и как будто в трубу валюсь. В пустынном холодном подземелье не раздается ни звука.

Перед глазами мелькает тысяча картинок: ее веселое лицо, ее теплые, ласковые карие глаза. Я улетаю, а она вместе с Эллой смотрит мне вслед, заслонив рукой глаза от солнца. Завтрак на кухне. Запах горячих пирожков, только что вынутых ею из духовки… Если могла я представить себе настоящую маму, то только такую, как она.

– Доктор Мартинез… моя… мать? – шепчу я осипшим голосом.

Он серьезно кивает.

– Она была необычайно способным ученым, специализировавшимся на генетике птиц. Но как только твой зародыш признали жизнеспособным, ее немедленно выжали из проекта. Считай, что уволили. Смею тебя заверить, помимо моей воли. И она с разбитым сердцем вернулась в Аризону. Но донором была она. Ты выросла из ее яйцеклетки.

Мой мозг работает на полных оборотах. Ищет в его истории несовпадения и прорехи. Я должна быть абсолютно уверена. Потому что я вряд ли переживу, если сначала ему поверить, а потом оказаться у разбитого корыта.

– У доктора Мартинез испанская кровь. Я на нее ничуть не похожа.

– У тебя ее глаза.

Это правда, глаза у меня карие…

– А в детстве я была совсем блондинка. И Ари тоже, когда был младенцем. Это-то ты должен помнить.

Мельком взглянула на Ари: он теперь то ли серый, то ли бурый. Как волк. Но он БЫЛ белокурым ребенком.

Впиваюсь в Джеба острым, как игла, взглядом:

– Если это тест, если это какое-то очередное твое испытание – тебе не жить.

Он ухмыляется:

– Это, рад тебе сообщить, – не тест. Ничего более правдивого я тебе никогда не говорил. Доктор Мартинез и я – твои родители, отец и мать.

Я по-прежнему зла на него за все, что случилось с нами за те два года, что он исчез. Мне хочется причинить ему ту же боль, нет, в десять раз сильнее, чем причинил он мне и моей стае.

– У меня нет отца, – холодно бросаю я ему и замечаю, как страдальчески передернулось его лицо. Со странным чувством удовлетворения и вины отвожу от него глаза, отворачиваюсь и, все еще дрожа от только что пережитого, отступаю так далеко, как только позволяет мне цепь.

Когда Джеб снова заговорил, он заговорил Голосом. Тем самым, который сидел у меня в голове, к которому я привыкла и которого не слышала с тех пор, как Джеб признался мне, что Голосом был он сам:

– Макс, ты здесь, чтобы спасти мир. Ты рождена это сделать. В этом твоя миссия и твое высокое предназначение. Никому другому эта задача не под силу. В тебе спасение человечества. Я верю в это всем сердцем. Поверь мне, это не тест. Я говорю с тобой начистоту. Ты должна это сделать. Не было в человеческой истории ничего важнее. НИКОГДА.