Текст книги "Проект Омега"

Автор книги: Джеймс Паттерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)

89

– Не хочу тебя огорчать еще сильнее, – говорит Тотал, – но твою мамашу я не перевариваю.

Не могу с ним не согласиться. С языка психованых генетиков на обыкновенный английский «предназначенное им помещение» переводится как «мрачный, темный каземат». Для справки: каземат – это именно то место, где мы оказались в здешнем сказочном замке. А если ты, дорогой читатель, составляешь словарь языка психованых генетиков, то еще добавь туда на букву «Д»: «действовать по инструкции». Это означает «приковать к стене цепями, как средневековых узников».

– По крайней мере, с моими родителями не приходится выискивать поводов для подростковых протестов.

Ладно, перехожу ближе к делу. Каземат был огромный. Противоположной стены не видать. Но мы тут совсем одни. И чтобы тем, кто намертво здесь закован в железки, жизнь медом не казалась, высоко на стенах громкоговорители вещают директорские пропагандистские лозунги. Что само по себе – настоящая пытка. Кого хочешь, с ума сведет. Или в могилу…

Понятно, что на цепи в подземелье сидеть никому не охота. Но нам, крылатым и для неба созданным, – просто сущий ад!

И все это сделано по указаниям моей «драгоценной мамочки».

На меня накатила страшная депрессия.

– Ну за что мне такая родительница досталась. Почему она не могла оказаться, как у Клыка например, какой-нибудь нормальной наркоманкой. Или дамочкой легкого поведения, – причитаю я, обхватив голову руками.

– Кстати, о Клыке, – перебивает Надж мое нытье. – Он, наверное, уже летит к нам на выручку.

Луч надежды промелькнул, но тут же погас:

– Может, и летит, если… А знаете, сколько этих если? А. Если наш и-мейл до него дошел. Б. Если он перестал вставать на рога по поводу Ари, в чем я лично сомневаюсь. В. Если они каким-то образом смогут добраться до Европы. Г. Если до Европы они смогут добраться немедленно.

– Макс! – укоризненно смотрит на меня Ангел. – Ты себя накручиваешь. Не усугубляй.

Согласна. Накручиваю и усугубляю. Я полная идиотка и слюнтяйка. Вот останусь одна, тогда и буду плакать над своей горькой судьбиной. А сейчас нечего на ребят эмоции свои выливать.

– Ты права, – говорю я, насилу сдержав слезы. – Простите меня, ребята. Это я так, себя пожалела. А вообще-то я верю, что и-мейл наш прошел. Потому что айтишника лучше нашей Надж на всем белом свете не найти. А раз и-мейл прошел, наш Клык не может не прилететь. Умрет, но примчится быстрее ветра.

Все молчат.

– Ты здорово, Макс, врешь! – одобрительно бросает Надж. – Ставим тебе пятерку.

Я смеюсь:

– В этом деле главное – практика. Но я серьезно. Я, правда, верю, что он прилетит.

– А как они через океан перелетят? – спрашивает Ари. Но не подкалывает, а искренне недоумевает.

Вопрос законный, и, видимо, он пришел в голову не одному Ари. Ангел считает, что они смогут как-нибудь раздобыть билеты. А Надж – что в багажное отделение заберутся.

– А я думаю, они взлетят высоко в небо. Дождутся, когда самолет мимо пролетать будет, прыгнут на него сверху, оседлают и полетят верхом на воздушном лайнере. – Я так удачно передразнила Клыка, уцепившегося за самолет, что стайка моя даже рассмеялась.

И от их смеха как будто даже тьма, хоть немного, да рассеялась, и каменные своды уже не так давят.

Громкоговорители особенно раздражают, когда мозги чистят по-английски. На других языках – еще ничего, а на английском – совершенно невмоготу. Директор, или МУМ (мамаша-убийца-маньячка, как я ее мысленно прозвала), опять поливает нас своим бредом про счастливое грядущее, без пороков и слабостей.

– Какая она все-таки страшная баба, – говорю я.

– Конечно. Такая мамаша тебе даже в страшном сне присниться не могла, – сочувственно кивает головой Надж, и я через силу улыбаюсь:

– Ага. МУМ, мамаша-убийца-маньячка, в списке кандидатов у меня точно не значилась.

В горле снова встает ком и хочется завыть от отчаяния. Но я креплюсь. Пока… Потому что это и вправду непереносимо: всю жизнь мечтать о матери и получить вот такую гадину. И уж совсем тошно от того, что Надж старается меня утешить. Утешать всех – моя роль. А меня только Клык мог когда-то утешить. Но он меня бросил.

Слабый шорох в самом дальнем и темном углу заставил нас всех насторожиться.

– Крысы! – в ужасе шепчет Надж.

Но это не крысы. Из-под сумеречных сводов в отдалении начинает вырисовываться чья-то высокая фигура.

Не сговариваясь, принимаем позицию «к бою». Поскольку позиция «на взлет» в данный момент нам категорически недоступна.

Тишину разрывает голос.

– Макс! – говорит Джеб.

Вот он, завершающий кадр сегодняшнего фильма ужасов.

90

– Какие люди! Вот это встреча! – собрав остатки воли в кулак, я жизнерадостно приветствую Джеба. – И часто ты сюда наведываешься? Обеды здесь классные?

Джеб пододвигается поближе и вступает в пятно света, отбрасываемое тусклой аварийной лампочкой. Он ничуть не изменился. Разве что выглядит чуть более усталым. Все-таки мучить детей даром никому не проходит.

Он одаривает меня своей «фирменной» грустной улыбкой:

– Что я здесь, никому не известно.

В ответ я тоже делаю ему свои «фирменные» круглые глаза:

– Не бойся, я никому не скажу. Твоя тайна останется здесь за семью замками.

– Слыхал, у тебя уже состоялась встреча с директором.

Фасады моей защитной бравады рушатся, и я из последних сил пытаюсь держать себя в руках:

– Она оказалась сущим ягненком. Настоящий подарочек! На этой планете три миллиарда женщин детородного возраста. Почему мне должна была достаться в матери та единственная, которая единодушно избрана безумной психопаткой?

Джеб встает передо мной на колени на грязный каменный пол. Чувствую, как напрягается рядом со мной Ангел. Не от того ли, что она читает в его мыслях? Джеб ни на кого не смотрит и никого, кроме меня, не удостаивает своим вниманием. Даже Ари.

– Макс, ты все еще можешь спасти мир.

Меня захлестнуло волной полного и глубокого бессилия. Мне хочется прямо здесь на полу свернуться клубочком и так и лежать до конца жизни. Которого, надеюсь, ждать придется недолго. Я так долго и так много боролась. Я отдала этой борьбе все, что у меня было. Все. У меня больше нет никаких сил.

Закрываю глаза и сижу, привалившись спиной к каменной стене.

– И как же прикажешь его спасать? Вступать в ряды ре-эволюционеров? Приводить в исполнение план «Одна вторая»? Нет уж, спасибо. На вашем паровозе, летящем в светлое будущее и по дороге сокрушающем все живое, мне не место.

Макс, поверь мне, – говорит мой внутренний Голос. – Ты создана, чтобы спасти мир. И ты еще можешь это сделать.

«Голос, оставь меня в покое. Я устала», – думаю я.

Макс! – снова зовет меня Голос. – Макс!

И тут до меня доходит, что это никакой не внутренний Голос. Он доносится до меня извне.

Боже мой!

Открываю глаза.

Джеб по-прежнему стоит передо мной на коленях.

Макс, ты проделала долгий и трудный путь, – говорит Голос, но почему-то эти слова срываются с шевелящихся губ Джеба. – Ты уже почти у цели. У тебя все получится. Стоит только еще чуть-чуть постараться. И снова мне довериться.

Голос, которому я послушно внимала все эти последние месяцы, был голосом Джеба.

Джеб был моим Голосом.

91

Руки Клыка на секунду повисли над клавиатурой лэптопа. Рядом с ним в интернет-кафе Игги и Газман прихлебывают кофе с такой жадностью, как будто это их последняя в жизни чашка любимого напитка.

Что ж, очень даже может быть и последняя.

– Меня сейчас хоть в космос запускай – куда хочешь долечу! – энтузиазма у Газмана через край.

– Хватит тебе, браток, кофеином накачиваться. – Клык с беспокойством оглядывается, не дай Бог, кто-нибудь Газа услышал. – И вообще, прекрати так орать, куда ты лететь собираешься.

Но рядом с ними никого нет. В этом обшарпанном Интернет-кафе народу вообще не густо.

Игги залпом осушил свою чашку и слизнул с губы усы от молочной пены.

– На юге-то получше будет, – нудит он. – Солнце, пляжные пташки… А здесь сплошной туман, сырость и холод.

– Зато красиво. Горы, океан. И люди тоже на людей похожи, а не на манекенов, в цвет загара раскрашенных.

Игги взглядывает на Клыка:

– Что, читает братва твой блог?

Клык кивает:

– Еще как.

Он быстро скользит по странице, проверяя отклики. Вдруг по спине у него пробежал холодок. Почувствовав на себе чей-то взгляд, он поежился. Сканирует кофейню из угла в угол справа налево, вверх – вниз. Вот в такие моменты ему больше всего не хватает Макс. Она бы тут же насторожилась. Они бы безмолвно обменялись взглядами и сразу бы поняли, что делать.

А теперь он здесь на побережье один. А она где-то там, непонятно где, да еще с этим кретином в придачу.

Вроде никого. Клык снова оглядывается. На сей раз медленнее и внимательнее. Ага… Вот он, вон тот чувак. Чего ему от них понадобилось?

Клык захлопнул лэптоп и похлопал Игги по плечу. Газман уже и сам настороже: кулаки сжаты, мышцы напряжены – полная боевая готовность.

Чувак поднимается из-за столика и направляется к ним. Он подходит поближе, и Клык начинает что-то припоминать:

– Мы его, кажись, уже раньше встречали, – бормочет он. – Только не припомню, где…

Газман как бы ненароком поворачивается и смотрит через плечо:

– Ммм… Рожа вроде знакомая.

– И походка… – соглашается Игги, прислушивается и словно уходит в себя. – Шаги… Я их раньше слышал… слышал… В Нью-Йоркской подземке!

Клык стукнул себя по лбу.

– Конечно! Как это я сам не вспомнил! Ну да там такая темень была!

Парень останавливается совсем рядом. Это и вправду тот бездомный сумасшедший айтишник. Клык никогда раньше не видел его при дневном свете. Только в мутном мерцании масляных факелов туннеля. К нему был как-то хитро привязан его Мак, и он ругался, что Максов чип вышибает у него жесткий диск. Помнится, когда они его стали про чип расспрашивать, он совсем с катушек слетел и удрал. Какого хрена он сюда заявился?

– Это вы? – Чувак наклонился к ним и понизил голос, чтоб его никто, кроме них, не услышал. – Что вы здесь забыли?

– Присаживайся. – Клык ногой подпихнул ему стул.

Айтишник подозрительно оглянулся:

– А где твоя подружка? Та, что с чипом?

– Слиняла.

Чувак заметно расслабился. Присел на краешек стула и уже спокойнее посмотрел на нашу троицу. Наконец-то рядом с ними оказался кто-то, еще более ненормальный, чем они сами. Это обнадеживало.

– Ты сам-то что здесь забыл? – спрашивает Клык, мотнув головой в сторону кафешки. – На поверхность вылез? Да еще на Западном побережье?

Парень пожал плечами:

– Так, болтаюсь. Встречи разные, то с тем, то с этим… А в Нью-Йорке я в основном обретаюсь, потому что там с толпой слиться плевое дело.

– Ага, – соглашается Клык.

Взгляд айтишника падает на закрытый лэптоп Клыка, и в глазах его тут же загораются тревожные мигалки паранойи:

– Клевая у вас машинка.

– Не жалуюсь, – Клык в свою очередь тоже насторожился.

– Таких здесь раз два и обчелся.

– Я думаю.

Чувак задумался и, похоже, принял какое-то решение:

– Где ты его достал? Или мне лучше об этом не знать?

Клык усмехается:

– Лучше не знать.

Айтишник понимающе потряс головой:

– Вы, кореша, кажись, в переплет попали.

– Попали, – с тяжелым вздохом соглашается Клык и задумчиво поднимает глаза: – Ты можешь послать и-мейл всем ребятам на планете? Всем, кто когда-нибудь в Интернете сидел.

92

Айтишник в раздумье смотрит на Клыка:

– Может быть… Попробую… Зависит от того, что ты там написать хочешь.

– Тебе что, точный текст знать надо? – На лбу у Клыка залегла напряженная морщина.

Парень подумал и говорит:

– Надо.

– Вот тебе и секретность. Так, кажется, наш план назывался? – вклинивается Игги, прихлебывая очередной кофе-латте.

Воспользовавшись паузой, Газ дергает Клыка за рукав:

– А можно мне плюшку?

Клык вытряхивает на стол кучку монет. Газман сгребает их в кулак и идет к прилавку. Но, по всему видать, держится настороже и расслабляться себе не позволяет.

– Как тебя звать-то? – спрашивает Клык.

Длинная пауза. Чувак явно соображает, прикидывает, что можно сказать, а что лучше оставить при себе.

– Ты, браток, еще почище нас будешь, – говорит Игги. – А мы-то думали, таких психов, как мы, больше нет.

Айтишник поднимает на него глаза и как будто в первый раз замечает, что Игги слеп. Поворачивается к Клыку и говорит:

– Майк. А вас?

– Я Клык. Он Игги. А маленький – это Газман. А почему он Газман, лучше не спрашивай.

– Посиди с нами еще чуток и сам поймешь, – бормочет Игги себе под нос.

Зрачки у Майка расширились, и он нервно заерзал на стуле. Клык и Игги настороженно выпрямляются.

– Так это твой блог в Интернете висит? – шепотом спрашивает Майк.

– Мой.

Газ возвращается с полной тарелкой плюшек, чует царящее за столиком напряжение и замирает. Но, поскольку никто не достает ни финок, ни пушек, опускается на стул, берет булочку и пододвигает остальным тарелку.

– Что, ты хочешь сказать, что у тебя есть эти… типа крыльев? – Майк заговорщически наклоняется к ним поближе.

– Почему это «типа крыльев»? – у Игги полный рот, и даже трудно понять, что он там говорит. – Самые настоящие крылья.

До него вдруг доходит, что Клык промолчал и на вопрос Майка не ответил:

– Клык, это разве секрет?

– Теперь не секрет, – сухо рявкает Клык.

– Так вы, получается, птице-люди, о которых трубят повсюду?

Клык пожимает плечами:

– Ты можешь мне помочь или нет?

– Могу. Но только, если вы и есть те самые крылатые… создания. Докажи.

Клык прикидывает размеры кафешки:

– Здесь не могу – тесно.

Майк ведет их наверх, куда-то над кафетерием, и достает ключи. Клыка бьет нервная дрожь. Если бы здесь была Ангел, было бы понятно, чего от этого айтишника можно ждать. Она бы его на на все сто просветила.

– Сюда, – Майк отпирает дверь в огромную комнату. Здесь явно какой-то склад. Вдоль одной стены штабелем сложены большие картонные коробки. Но по центру пусто.

– Хватит вам здесь места?

Клык кивает и сбрасывает куртку. Он мысленно примечает расположение окон и прикидывает размеры оконных проемов на случай, если придется драпать.

Он медленно раскрывает крылья. Они так долго и так плотно были сложены у него на спине, что, расправляя плечи, он потягивается с очевидным наслаждением. Развел крылья во всю ширь и встряхнул ими, выравнивая перья. Крылья его заполняют чуть не всю комнату, от стенки до стенки. Вот бы сейчас взлететь и кружить долго-долго в открытом небе!

У Майка отвисла челюсть:

– Ништяк! Клево! Ну вы, ребята, даете! – он смотрит на Газмана и Игги. – У вас тоже такие? И у тех троих пташек, что с вами раньше были?

– У всех такие. Так как насчет и-мейла?

93

Пальцы Майка летают над клавиатурой лэптопа Клыка.

– Ща вот тут еще код один напишем. Чтоб нам в обход антиспамов пробраться. А то понаставили себе всяких заслонок, – бормочет он себе под нос. – Но ничего, мы до них все равно доберемся. С моим кодом – все стены порушим. На то я вам и хакер. Я свое дело знаю.

Он открыл блог Клыка и быстро его просмотрел:

– Так у тебя нет и-мейлов большинства твоих корреспондентов. Значит, надо попробовать через IP-адреса. [15]15
  IP-адрес (сокращение от англ. Internet Protocol Address) – уникальный сетевой адрес в компьютерной сети.


[Закрыть]Не могу сказать, что это так просто. Гарантии пока тоже никакой не дам. Но попытка – не пытка.

– Ну ты асс, – восхищенно тянет Газман.

– Стараемся.

– Подожди-ка. – Клык смотрит на экран через плечо у Майка. – Перейди на минуточку в мой и-мейл. Там в углу, похоже, сигнал срочной почты мелькнул.

– Ага, вон смотри, первостепенной важности – целых три красных флажка.

Сердце у Клыка бешено застучало.

«Мы в Германии. Город Лейденчейм. Большой замок. Главный мировой штаб ИТАКСА. С нами по-настоящему большая беда. Летите сюда как можно скорее. (Клык, привет. Я по тебе скучаю. Надж). Клык, не подведи. Давайте скорее. Времени совсем нет. Дни остались, но, скорее, часы. Это точно. Торопитесь. Макс».

Клык сел на место и кивком дал Майку знак продолжать.

Значит, Макс его зовет. Значит, он ей понадобился. Про своего крылатого Франкенштейна [16]16
  Виктор Франкенштейн – главное действующее лицо романа Мэри Шелли «Франкенштейн, или Современный Прометей».


[Закрыть]она помалкивает. Коли он еще там, Клыку там не место.

Но, с другой стороны, она явно наступила на горло своей гордости. Ей это, поди, дорогого стоило. И блог-то его она всерьез никогда не воспринимала. Но теперь, видать, ее совсем приперло, раз она через блог с ним связалась и умоляет вернуться. Может, умоляет, конечно, не то слово, но и-мейл этот – максимум, на что Макс способна.

Что их в Германию понесло? Что они там делают? Каким образом они там оказались? И как ему с мальчишками до Европы добираться?

Он посмотрел на дату и-мейла. Он пришел сегодня рано утром. Германия часов на десять впереди…

И что Макс называет «по-настоящему большой бедой»? Как будто бывают не по-настоящему большие беды. Какой же понадобилось случиться беде, чтобы заставить ее забыть свою гордость и позвать его на подмогу.

Похоже, дело там у нее, действительно, хреново. Только как именно хреново, ему даже не представить.

– О'кей, готово, – говорит Майк, откидываясь на стуле. На лице его играет гордая удовлетворенная улыбка. – Сработает, как вирус. Но пойдет к народу в почту, как и-мейл. И не беспокойся, пожалуйста, вирус – только в смысле распространения. Никакого вреда от него не будет. Никакие компы не гигнутся.

Потом подумал-подумал и добавил:

– Я, по крайней мере, так думаю. Короче, давай, печатай свой текст и жми вот сюда в это окошко. Я тут специальную клавишу тебе нарисовал. А там видно будет.

Клык замер. Вот он, его шанс рассказать всю правду всем ребятам на свете. По всей планете они прочтут его послание.

Вот он, ЕГО шанс спасти мир.

Он садится и начинает писать.

94

Кому:закрытый список корреспондентов

Отправитель:Клык

Тема:СРОЧНО! Вернуть нашу планету!

Привет! Если вы получили это письмо, значит, у нас еще есть надежда. У мира еще есть надежда.

Короче, перехожу к делу. Взрослые разносят нашу прекрасную голубую планету на части. Громят ее ради наживы. Не слишком-то это разумно, но факт остается фактом. Они предпочитают деньги чистому воздуху и чистой воде. Им плевать на нас, на тех, кому наследовать то, что останется от планеты Земля после их злодеяний.

Группа ученых хочет вернуть планету, спасти ее, пока не поздно. Не согласиться с ними трудно. Беда только в том, что они собираются для этого уничтожить половину населения. Вот и получается, что выбор такой: спасай Землю от загрязнения, чтобы не вымерли люди или… сразу убей всех подряд и не трать времени понапрасну.

Это порочная логика. Что хотите, про меня думайте, но я с этим планом категорически не согласен.

У ученых, о которых я говорю, есть еще один вариант. Они пытаются создать нового человека. Особо устойчивый тип, который сможет пережить ядерную зиму и тому подобные катастрофы. Я не буду сейчас вдаваться в подробности. Поверьте мне пока на слово. Эта затея ничуть не менее безумная, чем их план уничтожения половины населения.

Что я хочу здесь сказать? Дело за нами. За тобой и за мной. За мной и моей стаей, за тобой и твоими друзьями. Нам нужна чистая и безопасная планета. На которой нет злодеяний и разрушений. Со всеми на ней живущими. Всеми до единого. Все дети, все подростки, наше поколение, мы спасем Землю, мы сохраним всех живущих на ней людей. Мы сохраним на ней все живое!

Нас много. Нам это вполне по силам. Но нам необходимо объединиться. Необходимо активно взяться за дело. Выйти на улицу. А не сидеть перед теликом и не играть в экс-бокс. То, о чем я говорю, – не игра. Этого врага, реального врага, пультом дистанционного управления не победить.

Вернем себе нашу планету! Наше – важное и нужное – поколение, соединяйтесь! Наше будущее – будущее всей планеты!

Я, Клык, призываю вас: ВСТАВАЙТЕ ПОД МОИ ЗНАМЕНА!

95

Через плечо Клыка Газман дочитал последнюю строчку:

– А я бы от экс-бокс вовсе даже не отказался.

– Классное послание, кореш, – говорит Майк. – Я хоть сейчас на демонстрацию готов выйти. А что ты теперь делать будешь?

– Теперь, – нахмурился Клык и сосредоточился на новом и-мейле, – теперь мы отправляемся в Германию.

На то, как скачет его сердце при одной мысли, что он увидит ее снова – всех их увидит, – Клык старается не обращать внимания. Он, конечно психанет, если этот ее кретин по-прежнему с ней. Но есть кретин или его нет, раскалывать стаю было нельзя. Если настает конец света, в последний час им надо быть вместе.

Кому:Макс

Отправитель:Клык

Тема:Здорово

Здорово, Макс. Летим. Надеюсь, это не шутка.

Клык.

И он нажал на клавишу отправления.

96

Помнишь, дорогой читатель, старинное выражение: в каждой шутке есть доля правды. А теперь рассуди, пожалуйста, где шутка, а где правда. И, главное, где доля чего?

Вот смотри: мы в подземелье в Германии, прикованные в каземате. Моя мать – патологическая ледышка с каменным сердцем. Да еще псих ненормальный, обуреваемый манией величия. А лучший друг с половиной моей стаи откололся и ударился в бега.

Так где тут получается шутка, дорогой читатель? И если есть во всей этой катавасии доля правды, то какая она, эта правда?

– Макс, ты опять что-то бормочешь, – голос у Надж совсем усталый.

– Прости, – я вздыхаю и поднимаюсь на ноги.

Все мы за одну ногу прикованы цепями к каменной стене. Цепи длиной футов восемь. Так что можно немного ходить. Видишь, мамашка-то у меня оказалась мягкосердечная. Могла бы ведь и за обе руки приковать, и на короткую цепь посадить. Ан нет, пожалела.

Я имею в виду, что, коли мне подай доказательство ее материнской любви, так вот оно и есть, доказательство это. Правильно я говорю?

Тотал подтянулся и, когда я мимо него проходила, ласково и нежно ткнулся мне мордой в ногу и тихонько укоризненно тявкнул:

– Опять бормочешь.

– Больше не буду.

Отодвигаюсь от них подальше, сколько моя цепь мне позволяет.

Вот тебе, пожалуйста, дорогой читатель, картинка. От моего отчаяния и горя даже моя стая с ума сходит. Я не могу быть им поддержкой – только хуже делаю. А помощи у Клыка кто попросил? Кто его вернуться умолял? Я написала ему, потому что не могу без него больше. Он мне нужен. Так что, дорогой читатель, твоя несгибаемая Максимум Райд оказалась на поверку просто слезливой и бессильной дамочкой.

Что, удивлен? Не видел меня еще в такой «отличной форме»? Я и сама себя еще такой не видела. Мне и самой все это в новинку.

– Ты раньше не бормотала себе под нос все время. Что с тобой? – Ари подползает ко мне поближе.

– Я раньше была в своем уме, а теперь чуток сбрендила.

– А-а-а, понятно…

Смотрю, как он водит пальцем по полу и неожиданно вспоминаю, как он сказал мне, что не умеет читать.

Я знаю, он пристально за мной наблюдает, и медленно рисую по грязи большую букву «А». Потом «Р». И еще «И».

– Смотри, так пишется «АРИ». – И снова пишу, теперь уже все буквы вместе. – Давай теперь ты.

Он начинает медленно выводить «А», но останавливается, не дописав перекладины:

– Зачем мне теперь это?

Он прав, зачем? Срок его вот-вот истечет. Какая теперь разница, умеет он писать или нет?

– Имя свое писать всегда надо уметь. В любых обстоятельствах. – Голос у меня крепнет и, как ни странно, звучит вполне убедительно. И я снова подталкиваю его руку к полу. – Давай, сначала «А».

Сосредоточенно, неуклюжей лапой Ари выводит корявое асимметричное «А».

– У пьяной обезьяны лучше получится. Но ничего, на первый раз сойдет. Давай теперь «Р».

Он принимается за «Р». Но сначала рисует ее задом наперед.

Понятия не имею, нормально ли это в его возрасте на первом этапе обучения, или его мозг совсем изувечили все те эксперименты, которым его подвергли. Стираю и снова показываю ему букву «Р».

Джеб научил читать меня и Клыка. Я научила Газзи, Надж и Ангела. Грамматика и орфография у нас временами хромают, но любую подпись каждый из нас подделает вполне профессионально. Что же он сына своего ничему не научил?

– Ты зачем это делаешь? – вопрос Ари застал меня врасплох.

– Ммм… чтобы загладить то, что я тебя в Нью-Йорке чуть не убила.

Ари от меня отвернулся:

– Ты меня тогда убила. По-настоящему. Но они меня воскресили. Какие-то кости мне в шею вживили, нервы сшивали… – Он проводит по шее мясистой лапой, как будто ему до сих пор больно.

– Прости меня. Прости меня, пожалуйста.

По пальцам одной руки можно пересчитать, сколько раз в жизни я произнесла эти слова. Трижды из них – за последние пять минут.

– Ты и сам старался меня кокнуть.

Он согласно кивает:

– Старался. Я тебя ненавидел, – говорит он спокойно. – Папаша чего только тебе ни давал. И любил тебя очень… А на меня, на сына, ему плевать было с высокого дерева. Я для него ничего не значил. Ты была всегда такой сильной, смелой, красивой. Само совершенство. И за это я тебя ненавидел. И хотел, чтобы ты умерла. А он этим пользовался. Я ему как инструмент был нужен. Чтобы тебя тестировать.

Я потрясена. Ари говорит обо всем этом как бы между делом. А ведь это история его жизни.

– Не надо так… Он тобой гордился, – я вызываю в памяти давно прошедшие времена. – Пока еще Джеб не украл меня и всю стаю из Школы, он всегда любил, когда ты за ним по лаборатории шлепал.

– А ты меня никогда не замечала, – говорит Ари, водя пальцем по нарисованной мной букве «И».

– Не говори глупостей, конечно, замечала, – мне и самой нелегко вспоминать то время. – Ты был славный маленький пацаненок. И мне было завидно, что ты сын Джеба. Ты был с ним связан. А я, я была совсем одна. Без всяких связей, без всяких привязанностей. Мне так хотелось быть совершенной, только бы его любовь заслужить.

Все это правда. Но, хотя я всегда в глубине души ее знала, только сейчас, впервые высказанная и впервые облеченная в слова, она ударила меня, как молния.

Ари смотрит на меня с удивлением.

– Я знала, что я не нормальная, что у меня крылья. Я жила в собачьей конуре. А ты был обыкновенный свободный ребенок. И настоящий сын Джеба. И я все время думала, если я буду сильной, если буду делать все, что он мне говорит, если я во всем буду самой-самой лучшей, может, Джеб меня тоже полюбит. – Смотрю вниз на свои покрытые пылью и грязью ботинки. Продолжать мне мешает застрявший в горле комок. – Я так была счастлива, когда он украл нас из лаборатории. Я не знала, сколько это все продлится. Думала, что недолго. Мне было страшно. Но я была счастлива, что умру на свободе, а не в собачьей конуре. А потом нас никто не нашел, и жизнь наладилась. И Джеб о нас заботился, учил выживать и просто учил. Все было почти что как у людей. И знаешь что, Ари, я так была счастлива, что обо всем забыла, и о тебе тоже. Забыла про маленького мальчика, оставшегося в прошлой жизни. Наверно, я думала, что ты с мамой остался, или что-нибудь в этом роде.

Ари кивнул, по горлу у него пробежала судорога, и он сказал:

– У меня нет мамы.

– А вот у меня, как видишь, есть. – На сей раз мне даже удалось пошутить на больную тему. Ари заулыбался.

– Я понимаю, – тихо шепчет он. – Ты была такой же ребенок, как я. И ты ни в чем не виновата. Ни ты, ни я – мы оба не виноваты, что все так по-дурацки у нас получилось.

Я намертво сжимаю зубы. Только бы слезы не оставили жалостных следов на моем, без сомнения, грязном лице.

– Я однажды видела по телику фильм, Шекспира что ли, не помню. Так там было сказано: «Тот, кто сегодня в битву со мной идет, мой брат». [17]17
  Макс вспоминает строчку из исторической трагедии Шекспира «Генрих V»: «Тот, кто сегодня кровь со мной прольет, мне станет братом».


[Закрыть]Или что-то в этом роде. Вот и получается, мы теперь с тобой вместе сражаемся, на одной стороне…

Ари снова улыбнулся и понимающе кивнул. Мы обнялись. Потому что кто же обойдется без объятий в такой чувствительный момент.