Текст книги "Кодекс жизнетворца"

Автор книги: Джеймс Патрик Хоган

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц)

Воинственность Клариссы испарилась. Она наклонилась вперед, украдкой взглянула на открытую дверь и заговорщицки прошептала.

– Что?

Торинг тоже инстинктивно понизил голос.

– Послушайте, Кларисса, вы ведь понимаете, – произнес он, постукивая себя по носу.

– Но я хочу знать, – настаивала Кларисса, возбужденно раскрыв глаза. – Будет эксперимент по групповому сексу в космосе? Или мы перейдем в другое измерение? Можете мне сказать. Разве я похожа на болтуна... особенно если новость сообщил мне сам директор по связям с прессой?

Торинг нахмурился, поджал губы и прошептал:

– Не могу... но если я скажу вам, что это очень большое дело, отстанете вы от меня и дадите возможность заняться работой?

– Конечно. Я не стану вмешиваться в то, что задевает интересы национальной безопасности.

– Ну, вы почти угадали, – сказал Торинг, заметно трезвея. – В том-то и дело. И вы можете поддержать нас.

– А насколько большое? – спросила Кларисса, отворачивая лицо и говоря краем рта. – Неужели на Марсе нашли космические энергетические пирамиды? И мы будем воевать за них с КГБ?

– Ничего подобного. Но вот что я вам скажу: руководитель экспедиции Дэниэль Лехерни, заместитель главы Совета национальной безопасности США. А второе лицо в экспедиции – Шарль Жиро, член французского правительства. Они вместе со своими помощниками уже на борту, прилетели вчера в тайне от общественности. Это скажет вам достаточно.

– Никогда о них не слышала, но, кажется, это важные шишки, – сказала Кларисса. – Замечательно. А что еще?

Торинг неожиданно откинулся и покачал головой.

– Даже это я не должен был говорить. Больше ничего не могу сказать, Кларисса... но теперь отвяжитесь от меня, пожалуйста.

– Никогда бы не подумала... Должно быть, у вас и правда много забот.

– Я вам все время пытаюсь это сказать.

– Ну, хорошо, я поняла. Не волнуйтесь, я никому не расскажу. Знаете, я всегда хотела быть шпионом, агентом ЦРУ или что-нибудь такое. У меня получилось бы. А вы... у вас есть такие люди? – Кларисса с надеждой посмотрела на Торинга.

– А? О, нет, боюсь, что нет.

– Плохо. Ну, может, вы хотите передать тайное сообщение руководителю связи или что-то такое? Дайте мне знать.

– Что? А, да, конечно. Если что-нибудь понадобится, я вам позвоню.

– Хорошо. Наверно, мне пора уходить. – Кларисса встала и осторожно пошла к двери. Чуть приоткрыла ее, выглянула, затем через плечо оглянулась на Торинга. – Просите, что беспокоила вас своей чепухой.

– О, ничего. У нас это часто бывает... но вы никому не рассказывайте, понятно?

– Конечно. – Кларисса кивнула, сделала большим и указательным пальцами знак О и исчезла. Торинг, не веря своим глазам, долго смотрел на дверь. Потом замигал, возвращаясь к реальности, покачал головой и снова занялся бумагами на столе.

– Данные о количестве горючего на борту, запасы химического горючего на случай неожиданностей, шкала дальности на экранах радаров – все это говорит о значительно большем расстоянии, чем до Марса, – говорила Тельма остальным членам команды, которые проводили совещание в тесной каюте Замбендорфа, Веста, Абакяна и Феллбурга. Тельма указала на фотографию, лежащую среди других бумаг на столе. – Полетное расписание Кемпбелла также указывает на длительность в три месяца, а не в пятьдесят дней.

– Я по-прежнему считаю, что возможны астероиды, – сказал Дрю Вест с одной из верхних коек. – В последние годы много говорилось о нашей уязвимости из-за нехватки стратегических минералов. В сущности, об этом говорят с конца столетия.

Несколько секунд длилось молчание. Потом Джо Феллбург скорчил гримасу.

– Слишком многое не укладывается, – сказал он. – К чему вся эта таинственность? И военные?

– Защита наших внешних интересов, – ответил Абакян. Он сидел на полу спиной к двери.

– От кого?

– Ну, только от Советов, – сказал Вест.

– В астероидах? – Кларисса вопросительно посмотрела на Тельму и Феллбурга. – А у них есть что-нибудь равное "Ориону"?

Феллбург покачал головой.

– Еще нет. Они сосредоточились на околоземных работах. А японцы больше интересуются Меркурием и Венерой.

– Советы разработали атомный двигатель, как часть своей марсианской программы, – сказала Тельма. – Но если бы у них было что-то такого масштаба, как "Орион", мы бы об этом знали.

Кларисса кивнула, словно это подтверждало ее мысли.

– К тому же Лехерни и Жиро никак не укладываются, – сказала она. Лехерни был постоянным председателем комиссии по иностранным делам и одно время работал американским послом в Бразилии; Жиро – член французского кабинета министров. Такие парни не возглавляют исследовательские экспедиции.

В каюте снова наступила тишина. Все смотрели друг на друга. Никаких новых предложений не поступало. Наконец Замбендорф встал, переступил через ноги Абакяна, чтобы налить себе кофе у раковины умывальника. Помешал ложечкой сахар и повернулся лицом к остальным.

– Значит, все должно быть, как я говорил, – сказал он. – Никакая другая гипотеза не объясняет все факты. Низкая сила тяжести, низкие температуры, много льда... Спутник одной из внешних планет.

– И не только обладающий атмосферой, но с высоким давлением, сказала Тельма, кивнув.

Феллбург несколько секунд тер нос указательным и большим пальцами, потом тоже медленно кивнул.

– Вряд ли мы ошибаемся... И знаете что еще? Два года назад была европейская экспедиция. Сообщалось, что все спускаемые аппараты перестали действовать на поверхности. Мне всегда эта история казалась очень странной.

Абакян поднял голову и посмотрел по сторонам.

– Из всего этого следует – Титан. Согласны?

– По крайней мере он наиболее вероятен, – сказал Замбендорф. – Но по-моему более интересный вопрос – зачем?

Зачем западные державы готовят большую экспедицию, набирают в нее ученых самых разных специальностей и экспертов во многих областях, обеспечивают военной защитой от – все на это указывает – от Советов? Почему возглавляют эту экспедицию известные политики, искушенные в международных делах и дипломатии? И почему – вероятно, это самый главный вопрос – почему в экспедиции так много лингвистов и психологов, специалистов в установлении контактов и связей? Короче, что именно нашли европейские аппараты под туманной непроницаемой атмосферой Титана, загадочного спутника Сатурна, равного по размерам Меркурию?

И особенно интересовало людей, собравшихся в каюте, почему кто-то очень хотел, чтобы в экспедиции оказался Замбендорф?

10

В самом сердце командного модуля "Ориона", над главным контрольным щитом, нервным центром корабля, Дон Коннел, репортер из команды Джисиэн, сопровождающей экспедицию, видел на экране монитора картинку, которую снимала камера 1 и которую в живом эфире передавали на Землю. Камера медленно поворачивалась, показывая многочисленных членов экипажа, экраны компьютеров, на которых появлялись все новые данные об изменениях в состоянии корабля, потом остановилась на изображении Земли на главном экране. Коннел кивнул режиссеру, сообщая о своей готовности; режиссер стоял у возвышения, с которого генерал Ванц и три старших офицера руководили последними этапами отсчета. Коннел повернулся к камере 2. На ней загорелся огонек, сообщая, что он в эфире.

– Вы только что видели Землю, какой видим ее мы, с "Ориона", с высоты в десять тысяч миль, именно в данный момент, – начал он. – Знаете, это действительно проблема – найти подходящие слова, чтобы вы, друзья, почувствовали то же, что я в этот момент. Лично все еще приходится убеждать себя, что это изображение реально. Я смотрю не на какой-то объект, удаленный от меня на тысячи миль и переданный через космическое пространство, не запись, не фильм. Если бы стены и сооружения вокруг меня были бы стеклянными и я мог бы видеть сквозь них, я собственными глазами увидел бы то, что у нас сейчас на экране. Знаете, неожиданно это стены кажутся мне такими хрупкими, а "Орион" – таким крошечным по сравнению со всем остальным. Это пространство вполне способно проглотить Землю. Ну, приходится верить, что инженеры САКО и все остальные, кто соорудил этот корабль, так хороши, как нас уверяют.

Со своего места сразу под возвышением Ванца инженер привлек внимание Коннела и поднял пять пальцев одной руки и один – другой. Он тем самым показал, что отсчет вступает в последний этап – шестьдесят секунд. Лицо Коннела стало серьезным, он придал голосу напряженное звучание.

– Начался отсчет последней минуты. В хвосте корабля генераторы поля, о которых нам рассказал капитан Мэтьюс, включены и огромные ускорители готовы заработать. Последние мгновение перед началом исторического путешествия "Ориона" на Марс. – Коннел подождал, пока огонек не переместится на камеру 1, потом сел, чтобы наблюдать за происходящим.

– Главная последовательность задействована. Вспомогательная последовательность задействована, – доложил главный инженер рядом с Ванцем. – Проверочный пункт ноль минус два, функции положительные. наземный контроль – подтверждение.

– Как тихоокеанский контроль? – спросил Ванц.

– Наземный контроль дает подтверждение, – ответил другой голос. Тихоокеанский контроль – подтверждение.

– Двухсекундный след в выхлопном отверстии, – еще чей-то голос.

– Главное поле: шесть, восемь, готовность зеленая; семь семь зеленая, девять пять – синхронизация.

– Выравнивание в норме.

– Фокусировка поля в норме.

– Двигатели готовы. Десять-десять, все в порядке.

– Контрольный пункт – ноль минус один.

Наступила тишина. Генерал Ванц бросил последний взгляд на информационный дисплей перед собой. Он кивнул и сказал в микрофон:

– Начало фазы один.

– Фаза один главной последовательности приведена в действие. Ноль ноль плюс семь точка три секунды.

Коннел почувствовал, как сидение под ним мягко качнулось. "Орион" вышел из состояния свободного падения. Путешествие, которое превратит шар на экране в точку и заменит его другим шаром, началось. По жестам и улыбкам инженеров видно, что все как будто идет хорошо. Коннел откинулся в кресле и прикончил свой кофе, а камера в это время снова показала Землю, потом контрольный экран, а также кадры, сделанные со служебных кораблей с расстояния в десять миль. Коннел сверился со временем и пришел к выводу, что пора ослабить напряжение, сменить тему и настроение. Он встал и прошел в сторону, где в ожидании с помощником режиссера разговаривал Замбендорф. С ним был доктор Перейра, которого в глубине души Коннел считал свихнувшимся, а также такая же свихнувшаяся матрона средних лет, ведавшая в группе Замбендорфа делами прессы. Именно она заставила Германа Торинга отвести Замбендорфу ценное время передачи, которую будет смотреть весь мир. Прямо перед ними группа техников устанавливала камеру 2.

– Готово? – спросил Коннел, присоединяясь к ним. – Сейчас пойдет реклама. А сразу вслед за ней мы.

– Отлично, – сказал Замбендорф.

Коннел указал на листок бумаги в руке Замбендорфа.

– Подходят ли эти вопросы? Или вы хотите, чтобы я кое-что опустил?

– Нет, все в порядке. Я мог бы сберечь ваше время, заранее предсказав их. – Коннел не был уверен, шутка это или нет. Он вообще скептически относился к паранормальным способностям, хотя ему часто приходилось спорить об этом с друзьями. Он улыбнулся, скорчил гримасу и предоставил Замбендорфу размышлять над значением своего ответа. – Вы не убеждены? спросил удивленно Замбендорф, пристально глядя на него.

Коннел легкомысленно пожал плечами.

– Ну... Я никак не могу забыть, что "Орионом" движет атомная энергия, а не паранормальные силы. По-моему, это о чем-то говорит.

– Верно, – согласился Замбендорф. – А первые океанские корабли двигал ветер.

– Двадцать секунд, – предупредил техник. Остальные отошли, а Коннел и Замбендорф заняли места; на камере вспыхнул огонек, они в эфире.

– Снова с вами Дон Коннел, на этот раз на пути на Марс. Ну, еще до этой суматохи со стартом мы разговаривали с генералом Ванцем и несколькими его офицерами, а также с некоторыми учеными. А теперь я приветствую еще одного участника экспедиции, который стоит рядом со мной. Здравствуйте, Карл Замбендорф!

– Здравствуйте, Дон.

– Карл, мне кажется, у вас такое испытание тоже первое в жизни. Я прав?

– Ну, для моего материального тела... да.

– Как полагают, вы умеете делать сверхъестественно точные предсказания будущего. Так как насчет Марса? Хотите ли сейчас сказать что-нибудь об экспедиции, о том, что случится с нами на Красной планете, об ожидающих нас сюрпризах?

– На Марсе?

Коннел удивился.

– Ну... да, конечно. Хотите что-нибудь предсказать о нашем прибытии туда?

– Мммм... Если не возражаете, Дон, я бы предпочел не отвечать на этот вопрос по причинам, которые вскоре станут совершенно ясны.

– Эй, звучит достаточно зловеще. Что вы пытаетесь сказать, Карл?

– О, ничего тревожного. Давайте скажем, что я опасаюсь быть обвиненным властями в разглашении государственной тайны. Как я сказал, причина вскоре станет ясна. А причин для тревоги нет. Для осторожности может быть, но не для тревоги.

– Хотел бы я знать, что это значит. Ну, наверно, придется просто подождать и посмотреть. Надеюсь, наши зрители запомнили это. Карл, я хотел вас спросить также о всех этих ученых и специалистах на борту корабля. Они вас беспокоят?

– Конечно, нет. Как они могут меня беспокоить? Мы все ученые в каком-то смысле.

– Может быть, но большинство специалистов... скажем, в наиболее ортодоксальных областях знания скептически относятся к вашей сфере... исследования. Не беспокоит ли вас, что вы на корабле с таким количеством неверующих?

– Факты не изменяются от интенсивности человеческой веры или от количества верующих, – ответил Замбендорф. Он хотел сказать еще что-то, но в этот момент помощник режиссера кивнул кому-то за дверью и поманил. Мгновение спустя появился Джералд Мейси. Замбендорф резко повернул голову и удивленно взглянул на Коннела. До сих пор Мейси и Замбендорф избегали встреч и показывали, что знакомы друг с другом, только кивая мимоходом.

Эту встречу Коннел сделал неожиданной по прямому приказу Патрика Уайттейкера из Всемирной Информационной Сети.

– Карл, все пытаются застать вас врасплох, верно? – дружелюбно сказал он. – Я взял на себя смелость пригласить к нам одного из таких скептиков, потому что мне сказали, что он готов бросить вам вызов. Я уверен, что зрителям это будет интересно. – Прежде чем Замбендорф смог ответить, помощник подтолкнул Мейси вперед, и Коннел жестом сосредоточил на нем внимание камеры. – Друзья, я рад представить вам Джералда Мейси. Джерри один из психологов у нас на "Орионе", но вдобавок он отличный фокусник и иллюзионист. Я прав, Джерри?

– Да, меня интересует эта область, – ответил Мейси, подходя к ним.

– И вы не верите в существование сил и способностей за пределами ортодоксальной науки, – сказал Коннел. – В частности, вы утверждаете, что можете воспроизвести на сцене все, что Карл приписывает своим паранормальным способностям. Это так, Джерри?

Мейси глубоко вздохнул. Чтобы сказать все, что ему хочется, потребуются часы.

– Вы правы. Уже довольно давно я пытаюсь убедить герра Замбендорфа продемонстрировать его так называемые способности в условиях, когда я мог бы осуществить их контроль. Это самое малое, чего можно требовать от любой отрасли науки. Но он постоянно уклоняется от прямого ответа. Мое предложение очень простое. Мы довольно долго будем находиться в пути, потом еще на Марсе, и это предоставляет идеальную возможность и достаточно времени для решения вопроса раз и навсегда. У меня с собой расписание первых тестов, но я готов выслушать любые другие предложения

Коннел повернулся и вопросительно взглянул на Замбендорфа. Сохраняя внешне полное спокойствие, Замбендорф в то же время лихорадочно размышлял. Он должен был догадаться, что Мейси выкинет что-нибудь такое, нужно было внимательней следить за ним. Но группа была слишком занята, у них было мало времени.

– О, мы все это уже слышали, – без колебаний ответил он. – То, что фокусник может повторить что-либо, совсем не доказывает, что в первый раз это было достигнуто таким же способом. Я уверен, что мистер Мейси умеет очень убедительно доставать кролика из шляпы, но он вряд ли на этом основании будет утверждать, что таково же происхождение всех кроликов.

– Я никогда не утверждал, что это что-то доказывает, – ответил Мейси. – Но если факты допускают простое объяснение, нет необходимости прибегать к более сложным.

– Простейшее объяснения движения планет и звезд в том, что они вращаются вокруг Земли, – заметил Замбендорф. – Тем не менее мы принимаем более сложное. – Если повезет, Мейси позволит увлечь себя в область философской логики, совершенно смутив девяносто процентов слушателей, которые затем все это позабудут, как академический вздор.

– Да, поскольку оно объясняет больше фактов, – ответил Мейси. – Но это не имеет к нам отношения. Вы сказали, что вас не беспокоит присутствие многих компетентных ученых. Хорошо, тогда принятие моего предложения великолепно продемонстрирует этот факт. Вы говорите, что вера не изменяет факты. Я согласен с вами. Так давайте установим эти факты.

Мейси явно невозможно отвлечь. Полмира смотрит и ждет ответа Замбендорфа. Если он согласится, Мейси не спустит его с крючка.

– Ну, Карл, – сказал Коннел после нескольких секунд напряженного молчания. – Что скажете? Примете вызов Джерри Мейси?

Замбендорф в отчаянии огляделся. По всему "Ориону" офицеры и члены экспедиции с любопытством наблюдали за ним. Если бы эти проклятые люди из ГКК делали свою работу, Мейси и подойти к нему не смог бы. Есть отчего прийти в ярость. Мейси сложил руки и бесстрастно ждал. Замбендорф колебался. Потом их глаза встретились, и Замбендорф увидел во взгляде Мейси торжество. И решился.

Замбендорф на мгновение отвернулся, напряг плечи и несколько раз глубоко вдохнул, потом посмотрел на потолок, как бы призывая силы сверху. Когда он снова повернулся к камере, лицо его, казалось, потемнело от гнева, а в глазах горело библейское негодование. Коннел с опасением взглянул на него. Даже Мейси, казалось, удивился.

– В такое время?.. Когда происходят такие исторические события?.. Вы хотите, чтобы я играл с вами в игры? Что за детство? – загремел Замбендорф. Конечно, драматично, но ситуация: или – или. – Мы, человечество, вот-вот встретимся со жребием, уготованным нам судьбой миллионы лет назад, и вместо того чтобы готовиться к этому, вы отвлекаетесь на всякие мелочи. – Коннел и Мейси в замешательстве взглянули друг на друга. Замбендорф повернулся к Мейси и обвиняюще указал на него пальцем. – Я бросаю вам вызов! Видите ли вы хоть какой-то намек на то, куда приведет нас путешествие и что откроет? Видите ли вы хоть что-нибудь? Или вы подобны остальным слепцам, которые верят только в ту часть вселенной, которую могут потрогать пальцами?

Это блеф, чтобы заставить меня перейти к обороне, подумал Мейси. Нужно удержать инициативу.

– Театрально, – ответил он. – Всего лишь театрально. Вы ничего не говорите. Вы собираетесь что-то предсказать? Если да, то что именно? Давайте перейдем к чему-нибудь конкретному, прямо сейчас, а не после нашего прибытия на Марс.

– Марс? – В голосе Замбендорфа звучала жалость. – Вы считаете, что мы летим на Марс? Вы слепец. Неудивительно, что вы не можете поверить.

– Конечно, мы летим на Марс, – нетерпеливо ответил Мейси.

– Глупец! – взорвался Замбендорф.

Неожиданно Мейси потерял уверенность. Он почувствовал, что каким-то образом ситуация ускользает от него. Как-то все неверно поворачивается. Замбендорф не должен вывернуться. У него, Мейси, на руках все козыри. Коннел удивленно смотрел на них.

– Что такое вы говорите, Карл? – спросил он. – Что мы летим не на Марс? А куда же мы летим? И почему?... Что вы хотите нам сказать? Большинство зрителей уже вообще забыли о вызове Мейси. Они хотели знать, что увидел Замбендорф.

А Замбендорф вернулся в свою стихию – теперь это был шоумен, контролирующий свое шоу. Он широко развел руки и воздел их к потолку. На миллионах экранов Коннел и Мейси, казалось, съежились. Замбендорф прижал кулаки к вискам, постоял так несколько секунд и потом посмотрел на Коннела со странным, отсутствующим выражением.

– У меня нет названия, которое используют астрономы, но я вижу, что это не Марс... это гораздо дальше от Земли, чем Марс.

– Где это? – выдохнул Коннел. – На что похоже?

– Дитя гиганта, увенчанного кольцом; у этого гиганта семнадцать детей, – звенящим голосом произнес Замбендорф. – Не знаю, где я нахожусь... но под непроницаемыми облаками красно-коричневого цвета, плывущими в воздухе, который не воздух... под этими облаками холодно и темно. Там ледяные горы и огромные пустыни... И... – Голос его стих. Челюсть отвисла, глаза раскрылись еще шире.

– Что? – со страхом спросил Коннел.

– Живые существа!.. Не люди. Они вообще не с Земли. Но у них есть разум! Я чувствую их прямо сейчас...

– Отключите его! – рявкнул генерал Ванц в своей контрольной рубке.

– Кончайте! Отключите его! – приказал руководитель отдела связи. Инженер щелкнул переключателем на консоли. Со всех сторон послышались возбужденные выкрики.

– Наплевать! Скажите что угодно! – кричал Герман Торинг по вспомогательному каналу связи на студию Всемирной Информационной Сети в Нью-Йорке. – Скажите, что у нас технические помехи. Нет, я не знаю, что происходит, но у нас тут настоящий ад.

В сфере 2 Вернон Прайс ошеломленно стоял в своей каюте у экрана, на котором уже снова появилось изображение Земли.

– Ну? – вызывающе спросил Малькольм Уэйд, попыхивая трубкой на противоположной койке – Значит, он мошенник? А как вы все это объясните?

В своем доме в пригороде Вашингтона Уолтер Конлон яростно ударил кулаком по столу.

– Он с этим не уйдет! Ни за что на свете! Мейси его уничтожил!

– С тобой хочет поговорить Уоррен Тейлор, – сказала его жена Марта.

Конлон встал и затопал к терминалу связи. Лицо управляющего Североамериканским отделением САКО побагровело от гнева.

– Что случилось? – спросил он. – Я считал, что у вас там специалист, который может справиться с этим фигляром!

В своем кабинете в имении в Делавере Бертон Реймелсон смотрел на экран, на ошеломленное лицо Грегори Була, который позвонил из главной конторы ГКК.

– Боже мой! – недоверчиво воскликнул Реймелсон. – Может, мы вообще неверно оценили всю эту историю? Может, в этом Замбендорфе действительно что-то есть?

В кабинете руководителя экспедиции в сфере 2 Каспар Ланг качал головой. Он мрачно взглянул на Дэниэля Лехерни.

– Разумеется, это розыгрыш, – настойчиво сказал он. – Мы просто недооценили Замбендорфа и его людей. Приняли их за простых фокусников, но, очевидно, они не так просты. Хорошо поставленный сбор информации, шпионаж – не больше и не меньше.

– Придется все объявить экспедиции, – сказал Лехерни. – Неважно, как сделал это Замбендорф – результат тот же. Придется всем на корабле рассказать правду.

– Но ее все равно вскоре пришлось бы рассказать, – напомнил ему Ланг. – Мы уже в пути, а это главное. Я знаю: плохо, что Советы узнают сейчас, а не гораздо позже, когда на Марсе нас не окажется. Но вы должны согласиться, Дэн, что с тем количеством людей, которые вовлечены в этот проект, служба безопасности сработала лучше, чем мы надеялись.

Лехерни нахмурился, но потом с тяжелым вздохом кивнул.

– Вероятно, вы правы. Ну, хорошо, перекройте все каналы неофициальной связи с Землей – приказ должен вступить в силу немедленно – и объявите, что через несколько часов я обращусь ко всем участникам полета. И, пожалуйста, этого медиума немедленно ко мне. Мне кажется, нам пора с ним потолковать.

В Москве представитель Министерства иностранных дел заявил послам Соединенных Штатов и европейских стран протест. В нем говорилось, что если "Орион" послан для установления контакта с чуждым разумом, в этом должны принять участие все государства земли. Он потребовал отзыва корабля. Требование было отклонено. В ответе государств Запада указывалось, что советское правительство излишне поддалось слухам и ненаучным рассуждениям.

В тот же день на борту "Ориона" Дэниэль Лехерни обратился ко всем участникам полета и объявил – впрочем, большинство об этом уже догадалось, – что корабль действительно направляется к спутнику Сатурна Титану. Были показаны записи, переданные европейской ракетой, приземлившейся на Титане два года назад. На записях было видно, как приближаются странные машины, и потом – ничего. Очевидно, посадочные аппараты были уничтожены. Ракета, выпустившая эти аппараты, находилась по-прежнему над Титаном, но о поверхности больше ничего узнать не удалось из-за густых непроницаемых красно-коричневых облаков из азота и гидрокарбонов.

Те службы правительств США и европейских стран, которые готовили экспедицию, совсем не намерены были заставлять участвовать в ней против воли. Естественно, первая реакция большинства при таком сообщении – страх и нервозность. Предполагалось первоначально сообщить правду, когда "Орион" уже на несколько недель уйдет от Земли, и у всех будет около месяца, чтобы обдумать информацию и принять решение. Затем "Орион" должен был встретиться с транспортным кораблем САКО, идущим с Марса, и все, кто не согласится остаться, улетят на этом корабле. Ожидалось, что после должных размышлений большинство персонала решит продолжать полет и участвовать в экспедиции, и Лехерни выразил надежду, что так оно и будет. К сожалению, сохранение тайны и обман были необходимы, чтобы "...обезопасить интересы Соединенных Штатов и их европейских союзников", – сказал он.

Семь недель спустя дрогнуло только несколько слабых душ, когда транспортный корабль САКО встретился с кораблем экспедиции. "Орион" еще более ускорил свой полет и лег на курс к внешним областям Солнечной системы.

11

Тирг, Задающий-Запретные-Вопросы, жил в лесу к югу от Пергассоса в стране Кроаксии, там, где поднимаются основания гор, ограждающих Великую Меракасинскую пустыню.

Жил он скорее в хижине, чем в доме, и предпочитал одиночество, хотя его жизнь нельзя было вполне назвать отшельнической. Дом его размещался на небольшой поляне в прекрасной роще машин, производящих медную и алюминиевую проволоку, формовочных впрыскивателей, многопозиционных прессов и стройных пилонов энергетических линий и информационных кабелей. В лесу росло также множество клепальных станков, изящных сварочных машин; проходящие изредка медлительные трубогибочные машины смягчали фон непрерывного звона, стука, шипения и грохота; этот фон защищал отшельника от смертных и их мирских дел и оставлял наедине со своими мыслями. Полянка оканчивалась невысоким ледяным утесом, за которым местность начинала круто подниматься; линия гор в одном месте разрывалась ручьем жидкого метана, который весело журчал меж ледяных булыжников, образуя пруды, к ним подходили выделяющие цинк электролизеры и извергающие калий испарители, они погружали свои тонкие заборные хоботки в жидкость. Обычно это происходило в середине каждой яркости.

Тирг сам вырастил свое жилище; он научился этому мастерству у своего старого друга, строителя в Пергассосе. Очистив площадку от мертвых решеток и структурных балок, корпусов трансформеров, которые упрямо цеплялись за свое бетонное основание, и различного металлического подлеска, он подготовил участок гидрокарбоновой почвы под утесом, удобрил азотистым суглинком, собранным на берегах ручья, и посадил семена наружной стены в ряд в десяти шагах от основания утеса. Стена изгибалась, создавая замкнутое пространство. Потом он заложил основания внутренних перегородок, выделив столовую, гостиную, мастерскую и библиотеку. Основания стен он обильно поливал метаном из ручья и предусмотрел в стенах окна и двери. Стены быстро росли и смыкались в купол вверху, а Тирг тем временем увеличил свое жилище, добавив сзади вторую мастерскую и кладовку. Когда стены стали достаточно устойчивы и приобрели нужную форму и размер, Тирг высадил вторичные культуры. Эти семена мебели он купил в городе. Трубопровод из лесных труб поставлял в дом свежий метан из ручья, а силовая линия, проведенная от ближайшей мачты, давала возможность удобно подзаряжаться дома. Чтобы придать дому деревенский вид, который ему особенно нравился, Тирг выложил стены полированными плитами из металлических сплавов; плиты он снял с прокатного стана в миле от ручья; двери он выложил керамическими плитами и решетками с частично размонтированной литейной, на которую наткнулся, бродя как-то по лугу. Уставленный стогами луг начинался сразу за конвейером на склонах к северу от реки.

Однажды утром Тирг сидел на стальном пне и думал о тайнах жизни. При этом он наблюдал, как небольшой коллектор фосфора и бронзы деловито жужжал в подлеске на дальней стороне поляны. Один из друзей Тирга, натуралист, всю жизнь описывал и классифицировал такие коллекторы – разумеется, втайне, потому что такая любознательность могла вызвать недовольство властей и привлечь зловещее внимание жрецов. Подобно остальным разновидностям, коллектор собирал только один тип металлической композиции, которую получал, расплавляя металл крошечным лазером, а потом втягивая раскаленный газ. Причем делал это только на растениях определенного размера и формы. Затем коллектор доставлял свою добычу на ближайший транспортер, который переносил ее в другие районы леса. Друг Тирга провел много часов, наблюдая за доставкой материалов, обработкой, кончая тем моментом, когда после сборки новые животные начинали свою жизнь; он следил, как печи пожирают негодные части и выдают чистые материалы, из которых собираются новые компоненты животных; он чертил сотни подробных схем, изображающих пути прохождения материалов и сборки; он разобрал сотни мертвых животных и других машин в попытках проследить, откуда происходят их отдельные части и органы, какими маршрутами и как именно происходит преобразование сырья. Но даже учитывая достижения многих предшествующих поколений натуралистов, он только начинал свою работу. Сложные, переплетающиеся, взаимозависимые способы, с помощью которых природа производит обработку материалов и постоянное обновление живого мира, настолько сложны и трудны для познания, что Тирг иногда начинал подозревать, что, несмотря на все усилия, познание еще только начинается и познанное еще должно быть осознано. Поразительно думать, что материалы, которые сейчас собирает коллектор, могут дюжину яркостей спустя оказаться в корпусе ротора какой-нибудь центрифуги во многих милях отсюда или в подшипнике засохшего побега по другую сторону Кроаксии.

Хотя сам он так и не завел семьи, природная любознательность часто приводила его в места, куда приходили робосущества – уникальный вид, обладающий разумом, к которому принадлежит он сам, – для сборки потомства. Он зачарованно следил, как зародыш приобретает форму, а заботливые родители торопливо ходят взад и вперед, проверяя, все ли части на месте, удовлетворительного ли они качества; и он разделял их возбуждение, когда новое робосущество наконец активировалось и уходило с гордой парой в свой новых дом, чтобы там начать изучать язык, правила поведения, обычаи и все остальное, что необходимо для жизни в обществе.