Текст книги "Кодекс жизнетворца"

Автор книги: Джеймс Патрик Хоган

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 22 страниц)

36

В длинном плаще с капюшоном, который он выменял у крестьянина на свой шлем и доспехи, бывший рядовой Саллакар со своей ручной тележкой вышел на центральную площадь и занял место поудобнее, между киоском продавца плит и лавкой торговца колесной шкурой. Однако для такого времени яркости площадь казалась необычно пустой, и большинство купцов уже позакрывали свои лавки. Неважно, подумал Саллакар, тем больше возможностей для таких, как он, уличных торговцев. К тому же он не зря так торопился, чтобы опередить армию. Хотел воспользоваться несколькими часами монополии, пока не появится конкуренция и не собьет цены. Он снял покров с тележки, обнаружив груду осколков скал и льда, куски парашютного шелка, обгоревшие пиротехнические канистры и другие сувениры. Потом развернул надпись:

ПОДЛИННЫЕ МЕРАКАСИНСКИЕ СВЯЩЕННЫЕ РЕЛИКВИИ. ЗДЕСЬ МОЖНО КУПИТЬ СУВЕНИРЫ ЧУДОТВОРЦА ПРОСВЕТИТЕЛЯ

– Подлинные реликвии, непосредственно с места чуда в Меракасине! закричал он. – Вот обломок скалы, растопленной молниями Просветителя, всего пять дуодеков. У вас будет собственная чудесная скала! Чудом сохраненные обрывки сброшенных ангельских крыльев, гарантировано не позволят демонам пробраться в ваш дом, – семь дуодеков. Горшки ангельского света, вместе со священными надписями; куски священной веревки; куски небесных одеяний; камни с холма проповеди и многое другое. Все подлинное, все непосредственно с места явления святого Просветителя.

Перед тележкой собралась небольшая толпа грязных оборванных зрителей, все они с любопытством смотрели на Саллакара. За ними несколько прилично одетых прохожих торопились пройти, отворачивая взгляд. Саллакар нахмурился. Не такого приема он ожидал.

– Как насчет тебя, сэр? – спросил он у ближайшего головореза, уродливого типа, с измятыми покрасневшими лицевыми пластинами, в грязной изорванной куртке и в морской шапке, лихо сдвинутой назад. – Специально для тебя – кусок меракасинской скалы за три дуодека. Замечательный талисман, отвращает все зло, да. Приносит удачу и сохраняет здоровье. Показать?

– Ты спятил, – презрительно сказал моряк.

– Чего добиваешься? Хочешь, чтобы и тебя расплавили? – спросил другой.

– Лучше оставь эти разговоры и скажи спасибо, что поблизости нет стражи, – посоветовал еще один.

Саллакар удивленно взглянул на них.

– Так он что, еще не появился? – спросил он. – Весь город уже должен быть обращен.

– Кто не появился? – спросил моряк.

– Просветитель. Он должен был прийти сюда и призвать с неба чудеса.

Один из бродяг рассмеялся.

– Он-то показался, а вот чудеса – нет. Еще до конца яркости жрецы сбросят его с утеса. Куда, ты думаешь, все сейчас идут?

– Он осужден как богохульник, – добавил кто-то.

– И судя по твоему товару, он будет не один, – заметил третий. – Но не обращай на нас внимания. Продолжай. Двое расплавленных вместо одного гораздо интересней.

– Да и нам пора, – сказал им моряк. – Или пропустим и первого.

Они ушли со смехом и шутками. Саллакар посмотрел им вслед, потом торопливо прикрыл тележку и свернул надпись. Постоял немного, задумавшись и глядя в землю. И тут в глазах его появился неожиданный блеск. Он достал из-за пазухи кусок писчего стержня, перевернул свою надпись и медленно написал на обратной стороне большими буквами:

СУВЕНИРЫ И РЕЛИКВИИ БОГОХУЛЬНИКА. ПРИНЕСЕННЫЕ АРМИЕЙ, КОТОРУЮ ОН ПЫТАЛСЯ СОВРАТИТЬ. ПОКУПАЙТЕ СУВЕНИРЫ НА ПАМЯТЬ

Удовлетворенно кивнув, он снова скатал надпись, сунул ее под покров, схватил ручки тележки и пошел на окраину города, туда, куда устремлялись все.

В самой глубокой темнице подземной тюрьмы за дворцом верховного жреца на жестком матраце из металлических стружек сидел Грурк, уныло глядя на голый ледяной пол. Приходилось окончательно признать, что это не кошмар, а реальность. Всю жизнь он посвятил безупречному служению вере в Жизнетворца, он разоблачал Его врагов, он тщательно следил за тем, чтобы ни одно его высказывание не противоречило Писанию, церковному учению и его доктринам, и вот к какому горькому концу это его привело: он осужден на смерть, как еретик и богохульник.

Несправедливость такого вознаграждения за беспрерывный труд и истинное старание заставила его впервые усомниться в самих основаниях своей веры. Он верил, он всегда оставался верным, ни разу не дрогнул. А теперь Френнелеч, которому он верно служил как подлинному земному воплощению Жизнетворца, служит инструментом, при помощи которого за службу его вознаграждают жестокостью и несправедливостью. Как же такой верховный жрец может олицетворять всеведущего и всемогущего, вообще быть представителем божества? Грурк не видел теперь такой возможности. И если он усомнился в этой части своей веры, то как можно верить в остальные догмы, на которых основана вера? Никак. Однако немыслимо, чтобы избранный Жизнетворцем метод постижения подлинной истины включал сомнительные или подозрительные элементы. Отсюда следовало, что истина Жизнетворца не может содержаться в сомнительных и противоречивых толкованиях священных слов и откровений самозваных пророков.

Умственный процесс, который привел его к таким выводам, показался Грурку подозрительно похожим на те методы разума, с помощью которых Тирг выдвигал вопросы и искал на них ответы, – Грурк считал эту практику греховной. Но когда он применил вновь обретенный скептицизм к Носящему и его ангелам, то смог найти только две возможных причины того, что они не показались в Пергассосе: либо они не смогли этого сделать, либо решили не делать. Если не смогли, то власть их не безгранична и они не могут быть подлинными посланниками Жизнетворца; если они сами решили не появляться, значит они солгали, и это вело к тому же заключению. Грурку казалось, что первый вариант вероятней, поскольку жизненная философия Носящего несовместима с обманом, но в любом случае следует вывод, что ангелы не явились из царства сверхъестественного. И поскольку они явно не принадлежат известному миру, значит пришли из неизвестного – мира, явно обладающего знаниями и искусствами, которые по ошибке могут показаться чудотворными, а такой мир может существовать только над небом. Итак, еще одно из утверждений Тирга оказывается оправданным. Но если это так, то разве не должен признать Грурк, что мастерство и искусства, которые демонстрировали ангелы, не результат их чудесных способностей, а просто приложение знаний, добытых распространенными незагадочными методами, которые применял Тирг? Грурк особенно жалел, что больше не увидит Тирга; он теперь так по-другому видит мир, и им нашлось бы о чем поговорить.

Снаружи послышались приглушенные тяжелые шаги. Они смолкли у дверей темницы. Грурк чувствовал, как сильнее заработали его охладители, неожиданное напряжение ощутил он внутри. Встал на ноги, когда тяжелая, из органических плит, дверь раскрылась и вошел тюремщик, в сопровождении капитана стражи, двух жрецов, Вормозеля, начальника тюрьмы, и Поскаттина, юридического советника Френнелеча и Святого дворца. В коридоре остались солдаты дворцовой стражи.

Поскаттин достал свиток и прочел:

– Грурк, из города Пергассоса, ты был подвергнут суду и признан виновным по обвинению в ереси, богохульстве и государственной измене; ты приговорен к смерти по церковному закону. Хочешь ли ты сказать что-нибудь, прежде чем отправишься к месту казни? – Грурк только молча покачал головой. – Подготовился ли ты к встрече с Жизнетворцем, да смилостивится Он над твоей душой? – Грурк и тут не ответил. Поскаттин свернул листок, отступил и взглянул на Вормозеля. – Действуй, начальник. – Вормозель кивнул капитану стражи, и Грурка вывели в коридор и поставили между двумя жрецами, капитан пошел впереди, начальник тюрьмы и советник – сзади, а по обеим сторонам выстроились ряды солдат с факельщиками впереди и сзади. Шаги гулко отдавались от голых тусклых стен, процессия медленно приблизилась к влажным каменным ступеням в конце прохода. Из окошек в дверях других камер смотрели мрачные лица, но все молчали.

У Грурка сохранились отрывочные смешанные впечатления: тусклые, освещенные факелами лестницы; открываются массивные двери, поднимаются решетки; жрецы по обе стороны от него монотонно поют; вот процессия поднимается на поверхность и выходит во двор тюрьмы. Здесь ждала повозка на ногах, в нее впряжены два убранных черным колесных трактора; вокруг солдаты, дальше, у выхода, несколько повозок с сановниками в окружении эскорта. Процессия выстроилась, ворота открылись, и кавалькаду встретил рев толпы, ждавшей снаружи.

Процессия миновала здание Верховного Суда, пересекла площадь Кающихся и по мосту Эскендерома Старшего проследовала в Воровской квартал на южном краю города, а вокруг собирались толпы. Все двигались следом за кавалькадой. Грурк ухватился за поручень и смотрел на город, в котором провел большую часть жизни. Он был ошеломлен и не понимал, что он такого сделал, отчего знакомые горожане, школьные друзья превратились в обезумевшую толпу, единственное желание которой – видеть его смерть.

Впервые на собственном опыте он понял, что такое бессмысленность, которую можно выработать в тех, кто привык верить без сомнений, без вопросов, принимать без понимания и ненавидеть по приказу. Он вспомнил те немногие случаи, когда наблюдал спокойное, полное достоинства поведение жителей Менассима, и в тот момент он понял, что терпимость и мудрость королевства Клейпурра – это результат философии, которую отстаивал Тирг, в то время как бессмысленность и жестокость Кроаксии – порождение того, что он сам так недавно помогал распространять. Поистине прозрение наступило слишком поздно, печально подумал он.

Городские здания остались позади, и теперь он увидел перед собой Утес Правосудия, над холмом зрителей, черный и угрожающий на фоне мрачных серых гор и неспокойных грозовых туч наверху. Угрюмая процессия двигалась по дороге вокруг холма, все террасы на холме были заполнены, многие зрители стояли под открытым небом вверху. На каменной платформе у основания утеса огромная цистерна с кислотой испускала белый ядовитый пар; кислота бурлила и клокотала в предвкушении. Грурк неожиданно задрожал. Он посмотрел вверх и увидел алые одеяние старших жрецов, неподвижную линию солдат дворцовой стражи, а перед всеми, во всем черном и в капюшоне, – палача, стоявшего со сложенными на груди руками и спокойно смотревшего на приближающуюся процессию.

Присутствовали и король, и верховный жрец со своими свитами, они сидели под навесом на помосте у основания амфитеатра. Грурк и сопровождавшие его спустились с повозки и стояли в ожидании, пока представитель государства и представитель церкви зачитывали свои обвинения. Грурк был слишком ошеломлен этой сценой и настроением толпы, чтобы слышать их слова. Неужели он поднял такой переполох, что две самых значительных фигуры государства оказались лично заинтересованными в происходящем? Очевидно, да, но Грурк никак не мог понять почему. Он вообще не способен был думать. Все распалось и превратилось в мешанину несвязанных картин и звуков, цветов и шумов, слов и лиц. Какой смысл пытаться что-то понять сейчас? Какая от этого разница? Еще несколько минут, и для него ничего уже не будет иметь значения. Он подумал о своем брате, вспомнил родителей, попытался прочесть молитву Жизнетворцу. И тут же понял, что группа снова пришла в движение, и его ведут к лестнице на площадку высоко вверху. Он слышал, как сильнее зашумела толпа, возбуждение ее возрастало.

Со своего места Эскендером внимательно наблюдал за Френнелечем.

– Действительно, если этот Просветитель – орудие верховного жреца в его заговоре с чужаками, чтобы не дать мне усилиться, Френнелеч проявляет поразительную выдержку при такой потере, – прошептал он Морморелю. – Я склонен думать, что источник всех наших неприятностей, как мы и подозревали, сам Клейпурр.

– Я тоже, – ответил Морморель. – И теперь Клейпурр узнает, какая судьба ждет тех, кто сговаривается с преступниками-чужаками.

– Лумианский король решил продемонстрировать, что глупо противиться ему, – сказал Эскендером. – Прекрасный урок, и его получит не только Клейпурр. Рассказ о нем далеко уйдет за границы Картогии.

– Мы постараемся распространить эту новость как можно шире, – заверил его Морморель. – Все народы узнают, что сами боги заключили с тобой союз.

Вселенная Грурка сузилась до окованных серебром каблуков стражников, поднимавшихся по ступеням перед ним, и непрерывно певших жрецов рядом. Он утратил всякое представление, о том, насколько они поднялись и сколько еще остается. И не осмеливался оглядываться. Бесконечные ступени; бесконечные ступени; бесконечные ступени...

– Мне кажется странным отношение короля к Просветителю, если он действительно собирался заменить им тебя, – прошептал Джаскиллион на ухо Френнелечу. – Должен признать, что, услышав о его торопливом возвращении из Горнода, подумал, что он попытается спасти своего протеже.

– Протеже, который утратил всякую полезность, – ответил Френнелеч. Какой способ может лучше скрыть все следы участия Эскендерома в заговоре, окончившемся неудачно, устранить всякую опасность разоблачения в будущем? Уверенность, которая написана на лице короля, не так уж глубока. Ведь чужаки направили свое волшебство против плана Эскендерома, а не нашего. Если эти чужаки действительно бог, о котором говорит Писание, я считаю, мы можем быть уверены, что Он с нами.

Грурк и его эскорт достигли выступа. В тыльной его части стоял ряд трубачей. При виде процессии они протрубили, и все застыли. Молча ждали, пока вверху произносились неслышные речи – Грурк был уверен, что это делается сознательно, чтобы продлить пытку осужденного. Стало еще тише, и палач медленно подошел к краю выступающей платформы, заостряющейся к концу, держа в руках макет робосущества в полный рост. По обычаю полагалось вначале сбросить куклу, чтобы испытать качество кислоты; к тому же это увеличивало ужас жертвы и усиливало возбуждение толпы. На холме напротив все застыли. Очень медленно палач подтолкнул куклу к краю платформы, подержал несколько секунд и позволил ей упасть. Послышался громовой рев зрителей, он длился очень долго. Со своего места Грурк не мог видеть, что происходит. Но ему и не нужно было: он видел раньше казни. После куклы к краю выступа подводили жертвенных животных и тоже одно за другим сбрасывали с платформы. И с каждым разом толпа все больше возбуждалась.

И вот сброшено последнее животное. Грурк в ужасе смотрел на платформу, он почувствовал, что цепенеет. Жрецы выстроились сплошной стеной за ним, а за ними начал продвигаться вперед ряд стражников. Палач сошел с платформы и достал свое длинное копье из стойки рядом с жертвенным огнем. Линия жрецов образовала полукруг и начала подталкивать Грурка к краю платформы. И вот он стоит на крошечном ледяном островке, который, казалось, плывет высоко в воздухе, пустота зияет впереди и с двух сторон. Чувства Грурка смешивались. Он инстинктивно отшатнулся от края и почувствовал, как что-то острое уперлось ему в спину. Он в отчаянии оглянулся. Палач держал наперевес копье, а за ним жрецы с каменными лицами сомкнулись от края до края платформы. Пути назад не было.

Получив новый укол в спину, Грурк сделал шаг вперед и впервые взглянул вниз с крутого утеса. Далеко внизу кипела и дымилась цистерна с кислотой, там еще дергались в агонии остатки животных. Грурк покачал головой. Это бессмысленно. Никакой цели он не достигнет. Нет разума, нет причины. Он внутренне взмолился: "Если мне предстоит умереть, пусть смерть моя не будет бессмысленной".

– Нет! – закричал он. – Это не воля Жизнетворца! Это варварство! Это...

– Знайте все, что так погибнут все еретики и святотатцы! – закричал палач и ударил копьем. Местность вокруг наклонилась, это Грурк опрокинулся в пустоту. В небе вспыхнул яркий фиолетовый свет, но Грурк его не видел. Он услышал гул голосов. Понимал, что и сам кричит, но своего крика не слышал. Земля и небо завертелись.

И в то же мгновение из туч над утесом вырвалась заостренная стройная фигура.

– Четыре-ноль-ноль вертикальный спуск. Открой больше закрылки!

– Ниже! Еще ниже!

– Круче направо! Быстрее, Джо!

– Все на максимуме!

– Готово. Спокойней! Все в порядке. Держи поворот, Кларисса. Держи поворот!

Флаер вынырнул из черноты туч, и свисавшая за ним на тросе сеть пролетела по широкой дуге и подхватила вращающуюся фигуру Моисея. Робот в путанице сети пролетел низко, над самым основанием утеса, раскачиваясь, как маятник, и вместе с флаером начал подниматься. Обратная траектория вернула его к платформе, где в смятении взад и вперед бегали роботы, размахивая в воздухе какими-то предметами. Некоторые – вероятно, радиочувствительные, о которых рассуждал Дэйв Крукс, – дергались на земле под влиянием близких лучей радара флаера. На самом краю видимости, созданной прожекторами флаера, на склоне холма, виднелось множество фигур; они тоже бегали, махали руками и падали на землю.

И тут раскачивающаяся сеть зацепилась за металлическую балку на краю утеса, и трос натянулся. Джо Феллбург, который вместе с Дрю Вестом находился в открытом грузовом люке – оба в скафандрах, как и все в флаере, – переключил лебедку на нейтральное положение, и механизм застонал от напряжения, потом переключился на обратный ход.

– Мы застряли! – закричал Феллбург. – Ради бога, выровняй машину и подай назад!

– Назад, Кларисса! – закричал Вест, и Кларисса резко затормозила, бросив всех вперед, удержали только защитные ремни. Трос напрягся, выдернул лебедку из крепления.

– Лебедка сломалась! – кричал Феллбург. – Все пропало!

В кресле второго пилота Абакян увеличил подъемную силу, чтобы облегчить Клариссе резкий поворот. Она пыталась ослабить натяжение троса.

– Боже, ракеты! – закричал Абакян. – Мы не можем тут задерживаться! Придется перерезать трос!

Замбендорф пробрался по наклонному полу в грузовой отсек.

– Мы не можем сейчас сдаться! – кричал он. – Мы должны его вытащить. Дрю, дай мне конец вспомогательного троса. Я спущусь вниз и прикреплю к нему магнитный замок.

– Ты не сможешь спуститься, Карл, – возразил Феллбург.

– Не время спорить. Давай трос.

Феллбург прикрепил вспомогательный трос к скафандру Замбендорфа, потом снял с крюка инструментальный пояс и надел на себя.

– Ты спятил, но кто-то должен тебе помочь – сказал он. – Я тоже спущусь.

– Остановись прямо над сетью, Кларисса, и держи устойчиво, – сказал Вест в микрофон. – Карл и Джо спускаются вниз с магнитом.

А под ними царило полное смятение. Все видели чудо: небесный зверь подхватил Просветителя, сброшенного с Утеса Правосудия, и гнев Жизнетворца разметал ложных жрецов. Просветитель учил на торговой площади, и жители города отвергли его; но таковы его мудрость и милосердие, что, вместо гнева и кары, он избрал новый способ открыть им глаза и продемонстрировать бессилие окружающих его жрецов. На этот раз горожане услышали и были благодарны за оказанную им милость.

– Поистине Просветитель принес подлинное Слово Жизнетворца! – кричали они. – Мы не будем убивать. Мы не будем порабощать. Мы не будем порабощены сами.

– Долой лживых жрецов, которые учат ненависти!

– Долой короля и его министров, развязывающих войну!

Рев еще более усилился, когда передовые отряды возвращающейся армии обогнули холм и присоединились к толпе.

– Мы вернулись, чтобы свергнуть тирана! Мы не будем убивать!

– Картогиане – наши братья!

– Просветитель ждет нас! Он, как и обещал, обратил город Пергассос! Слава Просветителю!

Горожане кричали все громче, и толпа начала надвигаться на помост для благородных зрителей.

– Наши солдаты вернулись из Меракасина. Поистине Просветитель говорил правду!

– Долой Эскендерома!

– Долой Френнелеча!

– Не будем больше преклоняться перед тираном!

– Не будем дрожать от слов обманщиков!

– Долой их всех! Долой!

Под навесом царила паника. Жрецы и придворные, сановники и дворяне, советники и министры бегали взад и вперед, кричали, звали стражу, приказывали слугам привести верховых животных. В центре этого смятения столкнулись Эскендером и Френнелеч.

– Предатель! – крикнул Эскендером в лицо верховному жрецу. – Святой паразит! Грязь маслосборника! Какой договор заключил ты с чужаками, чтобы они так меня обманули?

– Я? – гневно взревел Френнелеч. – Я? Да ты не король, а рвотное! Ты старый клапан-сифилитик! Ты договорился с небесными дьяволами, чтобы они устранили меня!

– Что ты говоришь? Разве этот спектакль – не твой окончательный триумф, после которого ты отберешь у меня корону и изгонишь из королевства?

– Нет. Что за вздор! Разве это не твой замысел – возвысить это ничтожество, твоего избранника, перед народом и тем самым отобрать всю власть у жречества?

Эскендером покачал головой.

– Разве я сам стал бы уничтожать собственную армию? Что за вздор ты несешь?

Эскендером смотрел на Френнелеча, Френнелеч смотрел на Эскендерома. Оба одновременно пришли к одинаковому выводу.

– Дьявол! Черт побери! Поистине! – закричал Эскендером. – Теперь я понимаю: чужаки обошли нас обоих! Нас предали! – Он поднял кулак. – Агрхх! Выщелоченный сброд! Отбросы с грязными фильтрами! Я им покажу. Я разнесу их мягкие тела, размажу их по всей долине Горнод! Морморель, собери стражу, мы немедленно отправляемся в лагерь чужаков-предателей. Все, кому дороги честь и достоинство, за мной! И если нас разорвет на части и разбросает по пустыне, то по крайней мере будет сказано, что погибли мы со славой. На Горнод!

– Пусть конюший соберет животных! – крикнул Френнелеч Джаскиллиону. Собери дворцовую стражу и передай приказ: ехать вместе с королем в долину Горнод, чтобы отомстить предателям-чужакам. Если народ Кроаксии погибнет от хитрости чужаков, последнюю славу не должен получить один Эскендером. На Горнод!

И тут рев толпы поднялся еще выше.

– Ангелы! Смотрите, спускаются ангелы! Сверкающие ангелы снисходят с неба!

Наверху две фигуры спускались к Просветителю, который вернулся к выступу казни после того, как чудесным образом был прерван его полет в кислоту. Его немного побросало в воздухе, но теперь он возносил благодарственную молитву священному дереву напротив лестницы. Сверху на него смотрели небесные существа, а в дальнем конце платформы командир стражи лихорадочно пытался навести порядок среди солдат.

– Как он? – спросил Замбендорф, пытаясь сохранить равновесие на раскачивающемся тросе. Талоиды отбежали от упавшего троса, который вверху перерезал Дрю Уэст, и старались держаться на расстоянии.

– Не могу сказать, – ответил Феллбург. – Как будто ничего. Сеть застряла в ломе. Придется вырезать его.

Замбендорф торопливо прицеплял магнитный замок, а Феллбург принялся разрезать сеть ножницами с длинными ручками.

– Как дела? – послышался голос Веста из флаера.

– Все спуталось, Джо вырезает Моисея. – задыхаясь, ответил Замбендорф. – Генератор готов, Дрю?

– Готов. Ждем вас.

– Поторопитесь там внизу, – вмешался Абакян.

– Осторожней, смотрите по сторонам, – предупредила Кларисса.

Замбендорф оглянулся и увидел, что талоиды пришли в себя и начали приближаться по выступу, размахивая предметами, похожими на оружие.

– Быстрее, Джо! – закричал он и уперся обеими ногами и одной рукой в балку, другой рукой отбрасывая куски сети.

– Готово! – отозвался Феллбург.

– Включай, Дрю! – закричал Замбендорф. – Кларисса, вверх! Вверх! Электрический ток устремился в кабель, флаер начал подниматься, выбирая слабину. Замбендорфа и Феллбурга подняло, и Вест начал сматывать трос. В тот момент как Моисей высвободился из балок, талоиды подбежали и попали под действие магнитного поля. Они образовали цепь из шести-семи фигур, соединенных голова к ноге. Они беспомощно висели в воздухе, и электричество, проходя через их корпуса, приводило в беспорядок все их внутренние механизмы.

– Дьявольщина! – выругался Феллбург.

– Подождите! – закричал Замбендорф. – Мы их прихватили!

– Я не могу отключить ток, – ответил Вест. – Мы тогда потеряем Моисея. Ну что за путаница!

– Опусти нас вниз, Дрю, примерно футов на десять, – приказал Замбендорф. – Джо, нам придется подхватить его. Будем надеяться, что выдержим.

Они опустились, и через несколько секунд Феллбург сказал:

– Я держу его за руку. Как ты там, Карл?

– Все в порядке, – крикнул Замбендорф. – Мы его держим. Отключай, Дрю. – Вест отключил магнит, цепь талоидов распалась, они попадали на выступ на пришедших в ужас товарищей.

– Мы его держим! – крикнул Феллбург. – Кларисса, давай убираться отсюда. – Флаер начал подниматься, и в этот момент с пояса Феллбурга сорвался гаечный ключ и упал в темноту внизу.

Далеко внизу толпа видела, как стражников дворца подняло в воздух и разметало, как игрушки, как Просветителя ангелы триумфально подняли в небо. И когда он отправлялся на встречу с Жизнетворцем, он послал что-то толпе, собравшейся у утеса. Фигуры торопливо бросились подбирать священный символ, его высоко подняли, чтобы увидели все.

– Знак! Знак! Нам дан знак! Смотрите, что дано нам в День Чуда!

– Смотрите на знак! Смотрите на знак!

– Мы спасены! Мы спасены!

От навеса для знатных зрителей отъехала группа всадников в составе короля, верховного жреца и нескольких сотен их верных последователей и охранников. Они пробились сквозь толпу под крики и насмешки, под градом камней и других предметов.

Тем временем высоко над ними флаер добрался до безопасных туч и полетел в далекие горы.

37

В конференц-зале на верхнем этаже здания САКО в Вашингтоне установилась напряженная атмосфера. Сэмюэль Дюлени, директор САКО, сидел в центре длинного стола из полированного дерева, с одной стороны от него Уолтер Конлон и Уоррен Тейлор из Североамериканского отделения, с другой стороны – два представителя Европы; лицом к ним – Бертон Реймелсон и Грегори Бул из ГКК, Роберт Фейрли, племянник Реймелсона, из Нью-Йоркского торгового банка, а также два консультанта, участвовавшие в подготовке финансирования экспедиции на "Орионе". С края стола сидели государственный секретарь Филипп Бернесс и Джулиус Гоше из его департамента; рядом с ними – Кевин Уолли, помощник президента и его советник по связям с европейским парламентом.

Уолтер Конлон держал в руках листок со своим главным доказательством; копии он уже передал всем присутствующим. Это было воспроизведение документа, по приказу Ланга написанного специально для передачи Тельме; но Джералд Мейси не знал, что документ фальшивый, когда срочно передавал его с "Ориона"; не знал об этом и Конлон.

– Вот здесь, черным по белому, пункт пятый: "Противовоздушные ракеты, короткого радиуса действия, заправленные, с управляющей системой, класса земля-воздух. Модель ИЛААМ-27/F, Марк 4 "Бэнши". Количество: 24 штуки..." А в пункте шесть указаны двенадцать учебных ракет, используемых на тренировках, а в пункте семь – двенадцать боевых ракет! – Конлон опустил листок и вызывающе посмотрел на всех присутствующих. – Что может быть яснее? Это оружие было отправлено падуанцам в то время, как хорошо известно: земляне передвигаются в основном во флаерах и покажутся именно в той местности, куда доставлено оружие. Мне незачем разъяснять, что последует. Это преднамеренное убийство.

Бул через стол посмотрел на Бернесса.

– Такое решение не могло быть принято без ведома Лехерни, настойчиво сказал он. – Что могло так на него подействовать? Я не могу допустить, чтобы ГКК оказалась связана с подобными действиями, если о них когда-нибудь станет известно публике. – Иными словами, экспедицией руководят политики, и корпорация уже готовит место для отступления.

Бернесс покачал головой.

– Не могу объяснить этого, Грег. Это превосходит все наши инструкции. Не знаю, что там происходит.

– Вы... м... вы все еще не сказали нам, как к вам попал этот документ, – сказал Роберт Фейрли, надеясь снять напряженность сменой темы.

– Это не имеет никакого значения, – напряженно ответил Конлон. – Это копия части перечня грузов, которые на шаттлах отправляются с "Ориона" в Падую. Само по себе достаточно сомнительный вопрос: зачем мы даем талоидам оружие, которое позволяет им эффективней убивать друг друга. Но единственная цель такой поставки – убийство наших людей.

Дюлени, глава САКО, несколько секунд пожевал костяшки пальцев, потом распрямился, откинулся, оглядел всех и решительно покачал головой.

– Я, как и все мы, считал, что мы оказываем символическую поддержку небольшой стране, которая борется с вторжением извне. – Он снова покачал головой и указал на листок в руке Конлона. – Но это? Этого достаточно, чтобы начать войну! В какой дьявольской игре там участвуют наши люди? Я не могу допустить, чтобы САКО даже просто заподозрили в участи в этом. САКО отвечает только за полет "Ориона" до Сатурна и обратно, а также за исследовательские программы. Мы не отвечаем за политические и экономические решения руководства экспедиции, и я не могу обещать, что стану поддерживать их в любых правительственных организациях или перед общественным мнением. – То есть если он не поддержит сейчас Конлона, тот немедленно обратится к средствам массовой информации, и к дьяволу все последствия.

Один из европейских представителей САКО, сидящий рядом с Дюлени, кивнул.

– Такова и наша позиция.

– Но какую политику проводит там Лехерни? – спросил другой европеец. – По сведениям Конлона, он помогает талоидам осуществить полномасштабное вторжение. Это совсем не символическая поддержка. Это грубая политика с позиции силы, вмешательство в чужие дела. Кто разрешил это?

– Какая разница? – спросил Джулиус Гоше. – Похоже, там все сумели подвести к фиаско.

– Для меня большая разница, будет ли мое правительство связано с очередной выходкой или нет, – холодно ответил европеец

Бернесс развел руки.

– Не знаю. Может, слишком велико напряжение от руководства такой экспедицией. Вдали от Земли оно могло оказаться больше, чем мы думали, сказал он. – Но заверяю вас, джентльмены, что описанные события никак не соответствуют политике правительства Соединенных Штатов. Это либо результат какого-то отклонения в психике руководящего персонала экспедиции, либо неправильное восприятие наших указаний. Уверяю вас, мы немедленно начнем расследование.

"Ложь", подумал про себя Реймелсон. Ты отлично знаешь нашу политику и дал, подобно всем нам, молчаливое одобрение. Все готовились ухватить как можно больше от предстоящего кровопролития и в то же время делали все, чтобы выглядеть непричастными. Но Реймелсон не настолько впал в панику, чтобы утратить представление о том, какие огромные выгоды все же может принести экспедиция. Он думал, можно ли возместить ущерб и вернуть экспедицию в нормальное русло. Если так, то ему выгоднее, чтобы руководство "Ориона" было оправдано и сохранило свою репутацию, что бы ни случилось у землян с падуанцами – а Реймелсон подозревал, что случилось что-то гораздо серьезнее, чем им известно, – все это надежные способные люди, и заменить их не так легко. Реймелсону необходимо было время, чтобы собрать сведения и узнать точно, что же произошло на Титане, и он не торопился выносить приговор. Поэтому ответ его сейчас должен быть нейтральным, решил он, но обстоятельства все же заставляют вмешаться решительнее. Еще одна ошибка в падуанской операции, и он придет к выводу, что команду Лехерни спасти невозможно; придется действовать так, чтобы сохранить свои интересы и собственную репутацию.