Текст книги "Кодекс жизнетворца"

Автор книги: Джеймс Патрик Хоган

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)

– Новости о талоидах – человекоподобных ходячих обслуживающих роботах, которые захватили воображение землян. Профессор Массачусетского технологического института, изучивший сообщения с "Ориона", утверждает, что они воспринимают электронно усиленные оптические длины волн – иными словами, обычный свет, только усиленный, – а также инфракрасные волны, или тепло. Аналогичная система есть у земных гадюк и питонов, но, конечно, восприятие талоидов чувствительней. Через несколько минут мы поговорим об этом с профессором Мортоном Гласснером...

– Многие задают себе вопрос: "Способны ли талоиды думать?" – Лицо женщины исчезло с экрана, его сменил снимок двух американских солдат в скафандрах рядом с талоидом. Снимок был сделан на Генуэзской базе, но ни следа города не было видно, только груды металлолома. Снимок создавал впечатление, что талоид только что вышел из такой груды. Один из солдат протягивал ему руку, потом убирал ее, когда талоид тянулся к нему – словно большой металлический медведь. Было видно, как второй солдат улыбается за лицевой пластиной своего шлема. Замбендорф мельком подумал, сколько часов пришлось просматривать записи, чтобы отобрать эту.

– Ну, нельзя, конечно, отрицать, что это исключительные машины, продолжала ведущая. – Но мы и ожидали найти сложные машины, оставленные цивилизацией, достигшей уровня межзвездных полетов. Все зависит от того, что понимать под мыслью, говорит известный философ и социолог Гудмей в своей статье в свежем номере "Платона". Если вы имеете в виду способность воспринимать и обрабатывать информацию, принимать по определенным заранее заданным правилам решения на основе этой информации, то да, талоиды могут это делать. Но то же самое могут делать "умные машины" современной автомобильной фабрики, компьютерный редактор или вообще любая обучающаяся программа. По мнению доктора Гудмея, разница здесь не фундаментальная, а в степени овладения таким умением. Но если вы имеете в виду способность воображать, создавать, вдохновляться великими идеями, видеть мир сквозь чувства и эмоции и все остальное, что мы привыкли считать неотъемлемым свойством человека, то ответ, конечно, нет. Люди просто способны перенести особенности своего мышления на талоидов, как дети бывают уверены, что компьютер, который разговаривает с ними дома, на самом деле живой и умеет говорить.

Прежде чем Замбендорф успел прийти в себя от услышанного, изображение снова изменилось, и он увидел самого себя. Они с доктором Осмондом Перейрой прошли по коридору "Ориона" и исчезли за дверью. Он не помнил, когда могла быть сделана эта запись – в любое время пути. И услышал комментарий:

– Еще один человек, который много занимается подобными проблемами, это Карл Замбендорф; вы видите его здесь с доктором Осмондом Перейрой, главным специалистом экспедиции по паранормальным наукам. – Замбендорф подавился глотком кофе. На экране он обсуждал какой-то эксперимент и кивал Перейре, который держал переносной пюпитр с записями перед консолью с огоньками и многочисленными приборами. Голос продолжал: – После успешных экспериментов по экстрасенсорному восприятию вне помех земного окружения, проведенных в пути, знаменитый австрийский медиум и другие специалисты сейчас пытаются осуществить контакт с талоидами путем так называемого психодинамического симпатического резонанса, или, короче, чтения мыслей. И снова виден Замбендорф, окутанный проводами, с приклеенными ко лбу и вискам электродами, он сосредоточенно смотрит на стену с многочисленными приборами. Это снимок из самого начального этапа пути: тогда он демонстрировал, что может изменять показания масс-спектрометра, изменяя силой мысли напряжение магнитного поля. На самом деле Тельма просто пинала ножку столика, на котором стоял прибор, в тот момент, когда внимание всех было сосредоточено на Замбендорфе. На экране появился талоид, тоже обмотанный проводами и электродами; Замбендорф узнал первую попытку Дэйва Крукса записать образцы речи талоидов. Обе записи разделяло несколько месяцев, но телемонтаж показал их как части одной и той же процедуры.

– Но это безумие! – воскликнул Замбендорф. – Я ничего об этом не знаю! Я никогда не пытался читать мысли талоидов.

Комментатор продолжал:

– Однако предварительные результаты оказались отрицательными. Замбендорф не сумел зарегистрировать никаких энергетических рисунков, которые обычно сопровождают мыслительный процесс и которые, как он утверждает, легко обнаруживаются даже у высших животных, таких, как человекообразные обезьяны, киты, а также кошки и собаки.

– Ложь! Ложь! Ложь! – закричал Замбендорф. – Я ничего подобного не говорил. Животные разумнее этой глупой женщины!

– Но ученые экспедиции не собираются сдаваться. По словам доктора Перейры, нужна новая техника эксперимента, специально настроенного на голоптронический мозг. Во всяком случае, как считает Замбендорф, даже если на Титане нет мыслящих существ, можно настроит человеческий мозг на воспринимающие системы талоидов и использовать их как управляемые на расстоянии машины. – Ведущая опустила листок и продолжала, с улыбкой глядя на экран: – Ну разве не здорово: послать своего талоида куда угодно и видеть мир его глазами? Может, когда-нибудь это станет обычным методом изучения поверхности Титана – и без всякой необходимости в космическом скафандре... а может, и в других местах тоже. Кто знает? Что бы ни случилось, я уверена, нас ждут еще более увлекательные открытия.

Она снова взглянула на листок.

– А теперь, вернувшись с Титана, перенесемся в Сидней, Австралия, где молодой человек по имени Клайв Драммонд собирается... – Прайс выключил запись.

– Есть еще много, – сказал Мейси. – Но, думаю, суть вы поняли.

Замбендорф сидел ошеломленный и смотрел на пустой экран.

– Давно ли это происходит? – прошептал он.

– Примерно три недели, – ответил Мейси. – До этого не создавалась систематическая ложная картина событий на Титане.

– Значит, нет сомнений, что это делается сознательно?

– Нет.

– А как же этот Конлон в САКО и все, кто с ним работает? – спросил Замбендорф. – Если у вас прямой контакт с ним, он знает, что публике преподносят вздор. Вы должны были сказать им... Могут они что-нибудь сделать?

– Пытаются, – сказал Мейси. Он пожал плечами. – Но вы знаете, как это.

Замбендорф покачал головой.

– Лехерни, Ланг – они все знали. Они делали свои предложения и знали, что искажение уже происходит. Они знали, что рано или поздно я об этом узнаю.

– Вероятно, считали, что переманят вас на свою сторону, если предложат достаточно, – сказал Прайс. – Так они обычно и действуют.

– Это соответствует их образу мыслей, – согласился Мейси.

Замбендорф медленно прошелся между двумя рядами коек и повернулся, подойдя к дальней стене.

– И что же все это означает? – спросил он. – Что за всем этим? У вас есть теории?

– Ну, не знаю, насколько это ново, – ответил Мейси. – Но первый шаг к тому, чтобы превратить народ в колониальный, чтобы спокойно его эксплуатировать, всегда в том, чтобы принизить его представителей в глазах собственного народа и...

Его прервал звонок личного коммуникатора Замбендорфа.

– Простите, – сказал Замбендорф, доставая прибор из кармана и включая его. На миниатюрном экране показалось лицо Отто Абакяна, он говорил из каюты команды. – Да, Отто? – сказал Замбендорф. Такое обращение означало, что Замбендорф не один.

– У тебя найдется минутка? – спросил Абакян.

– Давай.

– Гм, не знаешь ли, где Джо? Мне нужно поговорить с ним.

– Боюсь, что нет.

– А где он может быть?

– Не знаю.

– Дьявольщина. Это плохо! Если увидишь, пришли его ко мне. Ладно?

– Если увижу.

– Хорошо.

Замбендорф на мгновение нахмурился. Абакяна совсем не интересовал Джо Феллбург. Весь разговор был закодирован. Имела значение интонация вопросительная или утвердительная, а также начальные буквы некоторых слов. Замбендорф в его словах прочел: "КМЛТ. СРЧН". Это означало: "Камелот. Срочно". Абакян сообщал ему, что что-то поступило из Камелота и сообщение не может ждать. Мейси и Прайс подозрительно переглядывались. Они ведь тоже фокусники.

Замбендорф в неуверенности переводил взгляд с одного на другого. На одной ли стороне они теперь с Мейси? Мейси доверился Замбендорфу, не должен ли он ответить тем же? Инстинкт подсказывал необходимость закрепить союз, но жизненный опыт приучил его к осторожности.

Он видел, что те же вопросы отражаются на лице Мейси. Их различия мелки по сравнению с тем, что они оба знают и разделяют. Замбендорф должен доказать, что думает так же. Он взглянул на экран у себя в руке.

– Со мной Джерри Мейси и Вернон Прайс, – сказал он. – Произошло очень многое, но сейчас не время рассказывать. Можешь говорить открыто, Отто. В нашей команде прибавление.

Лишь на долю секунды на лице Абакяна появилось удивленное выражение. Он привык адаптироваться к ситуации быстро и без вопросов.

– Мы получили сообщение от Артура и Галилея, – сказал он. – Плохие новости, очень плохие.

Мейси недоверчиво выдохнул:

– Артур? Талоид? Но как? Откуда у вас...

– У нас тоже есть закрытая линия связи, о которой вы не знаете, ответил Замбендорф. Он снова посмотрел на Абакяна. – Что случилось, Отто?

– Фанатики-фундаменталисты с холмов, те самые, которые так много неприятностей причиняли солдатам Артура, – ответил Абакян.

– Друиды. Да, так что же с ними?

– Они уничтожили генуэзский патруль, а потом и большой отряд, посланный ему на выручку, – сказал Абакян. – Мягко выражаясь, Артур очень расстроен.

Замбендорф удивился.

– Ужасно, Отто, и, конечно, я сочувствую... но почему это так серьезно? Как это связано с нами?

– Из-за того, как они это сделали, – ответил Абакян. – Они сделали это земным оружием. Кто-то снабжает Генриха и падуанцев земным оружием, а падуанцы передают его друидам, чтобы те тревожили границы Генуи. Артур говорит, что с него хватит обещаний и слов. Ему нужно что-то для самозащиты. Если мы не можем ему помочь, ему придется принять условия Жиро.

27

Красно-коричневый, лишенный различимых черт шар Титана стал больше и расплющился; теперь, с борта двенадцатиметрового флаера "Оса" летящего над самым аэрозольным слоем, он казался сплошной пустыней. Флаер только что выровнялся после спуска с орбиты. Замбендорф, в скафандре, но без шлема, сидел в задней каюте и молча размышлял над последними событиями; напротив него Вернон Прайс зачарованно смотрел в иллюминатор на перепоясанный радужными полосами шар Сатурна за краем Титана; Сатурн казался неподвижно подвешенным в своей системе колец, тянувшейся до самого предела видимости.

Сержант Майкл О'Флинн совершенно невозмутимо и спокойно встретил вопрос Замбендорфа, как украсть машину для спуска на поверхность.

– Ну, это не совсем, конечно, такая штука, которую можно увести, если ее оставили без присмотра, – заметил О'Флинн. – К тому же даже если она попадет вам в руки, вы с ней ничего не сможете сделать. Корабль для спуска нуждается в экипаже минимум из четырех человек, хорошо подготовленных, к тому же без специальной подготовки в ангаре машина не тронется.

– Ради Бога, я не говорю о большом корабле, – ответил Замбендорф. Мне нужна среднего размера машина для перевозки личного состава. Не можете ли вы записать ее как вышедшую из строя и отослать на ремонт или что-нибудь в этом роде?

– Но ведь они предназначены только для полетов над поверхностью. С орбиты они не спускаются.

– Могут в крайнем случае, – настаивал Замбендорф. – С низким тяготением Титана такую машину можно использовать как спускаемый аппарат... если опустить некоторые ограничения САКО и слегка расширить пределы напряжений, допустимые Комиссией по регулированию космического транспорта...

– Гммм... вы, похоже, знаете, о чем говорите. Я вот сижу и спрашиваю себя, а откуда вы все это знаете?

– Неважно. Вопрос в том, сможете ли вы это сделать, Майк?

– Может, и могу, а может, и нет... Но допустим на мгновение, что смогу. Но ведь это только железо. Вам придется еще найти себе пилота.

– Об этом я позабочусь.

О'Флинн удивился.

– Да?.. И какая у него подготовка?

– Инструктор Орбитальных бомбардировщиков военно-воздушных сил; два года специализированной подготовки в тактике ухода от слежения. Достаточно?

– Клянусь Богом, вы шутите! Кто-то в вашей команде?

– Да.

– Дайте подумать... Должно быть, Джо, большой черный парень. Верно?

– Нет.

– Кто же тогда?

– Об этом не беспокойтесь, – ответил Замбендорф, подмигивая. – Даже если бы я вам сказал, вы не поверите. Вы бы удивились, какие разнообразные таланты собрались в моей маленькой команде.

Не требовалось большого воображения, чтобы понять, что поставка земного оружия воинственным падуанцам полностью дестабилизирует ситуацию вокруг Падуи и всех соседних государств, а с течением времени и в более отдаленных районах. Другие государства Титана будут искать возможности получить такое же оружие, чтобы защититься от агрессии падуанцев – Генуя уже высказала такое пожелание, все остальные будут считать себя в опасности, пока им не удастся укрепить свою оборону. Постепенно все государства талоидов будут вынуждены встать на этот курс, а кончится все их вассальной зависимостью от Земли, которая будет на собственных выгодных для нее условиях договариваться отдельно с каждым государством. Старый знакомый рисунок, который в прошлом на Земле неоднократно повторялся.

Мейси составил сообщение, в котором кратко сформулировал все эти данные и выводы, и отправил по своему закрытому каналу связи Конлону в САКО. Восемь часов спустя пришел ответ. Конлон выступил с соответствующим заявлением перед старшими руководителями САКО, но у тех версия событий, подтвержденная официальным Вашингтоном, была совершенно другой. Конлону ответили, что падуанцы – мирный народ, склонный к западным демократическим идеалам, что по просьбе падуанских властей им оказывается ограниченная военная помощь, чтобы предотвратить вторжение генуэзцев – разбойничьего незаконного режима – и освободить религиозное меньшинство падуанцев, которое подвергается преследованиям на границах с Генуей. Решение оказать помощь является знаком доброй воли с целью установления в дальнейшем взаимовыгодных справедливых отношений. Очевидно, положение на Земле сложное, пройдет немало времени, прежде чем оно прояснится, к тому же связь с Титаном затруднена из-за задержки сигнала во времени. Замбендорф не хотел ждать.

– От них ничего разумного не дождешься, – сказал он Мейси. Оставайтесь на линии и следите за развитием событий. А я спущусь на Титан к Артуру.

– А что вы собираетесь делать, если вам удастся спуститься? – спросил Мейси.

– Не знаю, Джерри, но не могу просто сидеть и ждать.

Мысли Замбендорфа прервал вызов по интеркому из передней каюты. Говорила Кларисса Эйдстадт.

– Карл, можно тебя сюда на минутку? У нас проблема.

Прайс отвернулся от иллюминатора и с тревогой смотрел, как Замбендорф встает, осторожно обходит второй торопливо собранный "переводчик" и движется к открытой двери каюты. Кларисса оглянулась со своего капитанского места, а Отто Абакян в кресле второго пилота лихорадочно щелкал переключателями на щите со множеством шкал и циферблатов, очевидно, не очень ему знакомых.

– Плохо, – сказал Абакян. – Не могу определить расстояние до поверхности. Данные приборов не имеют смысла.

– Что случилось? – спросил Замбендорф.

– Мы теряем связь, – ответила Кларисса. Необходимо было определять положение флаера по данным спутников, выведенных на транститановую орбиту вскоре после прилета "Ориона". Кларисса предупредила, что без опытного второго пилота можно потерять согласованность между данными перемещающихся по орбите спутников и снижающегося флаера. – Мы знаем, что находимся где-то поблизости от пункта посадки, но точной настройки у нас нет.

– Не получается? – спросил Замбендорф у Абакяна.

Тот развел руки.

– Прости, Карл. В упражнениях на борту у меня все получалось, но тут нужна практика.

– Ну, попробовать стоило, – сказала Кларисса.

– Не твоя вина, Отто. У нас просто не было времени, – сказал Замбендорф и повернулся к Клариссе. – Насколько серьезно положение? Ты справишься?

– Конечно, но не в полете. Проще всего спуститься где-нибудь, восстановить связь с поверхности, компенсировать наше перемещение. Как только мы зафиксируем свое положение в сетке, дальше сможем получать данные автоматически.

– Сколько времени тебе понадобится?

– Чтобы все сделать и перепроверить... допустим, час. Но нужно садиться немедленно, пока мы хотя бы приблизительно знаем свое местонахождение. Если задержимся еще немного, можем сесть где угодно на Титане, в полной темноте и без наземной поддержки. И тогда нам не найти дороги в Геную.

– Тогда садись немедленно, – согласился Замбендорф.

– Ладно. Возвращайся на место и пристегнись.

Замбендорф вернулся в заднюю каюту и сел напротив Прайса.

– Садимся.

– Неприятности?

– Сбита связь навигационной системы со спутниками.

Навстречу начала подниматься красно-коричневая пустыня и постепенно из ровной гладкой поверхности превращалась в путаницу рваных вершин, бездонных каньонов, разделенных полосами непроницаемой тьмы. Появились утесы и пропасти из тумана, они проносились мимо со все большей и большей скоростью... и вдруг звезды исчезли из иллюминаторов, флаер погрузился в темноту. Замбендорф почувствовал, как его прижимает к сидению: это Кларисса выровняла машину, чтобы сбросить скорость в сгущающейся атмосфере Титана. Машина задрожала, протестуя против нагрузок, на которые не рассчитана.

– Сенсоры крыла от девяти-двенадцати до десяти-трех, оранжевый два до шести, – послышался в открытую дверь голос Абакяна. – Температура поверхности быстро растет.

– Переключение на пять градусов назад и на шестнадцать градусов вниз, снизиться до высоты в три тысячи и выдержать эту высоту, – приказала Кларисса. Замбендорфа бросило вперед, но ремни удержали его. Откуда-то из-под пола доносился дребезг.

– Вперед десять, фактор высоты пять, – голос Абакяна. – Спускаемся до одиннадцати.

– Спуск на плюс три – помягче.

– Тормоз снижения больше не три градуса.

– Сядем? – крикнул Замбендорф.

– Что за вопрос! – крикнула в ответ Кларисса. – Не волнуйтесь. Если наши парни могут доставить взбивалку для яиц к Титану, я смогу опустить эту штуку на поверхность.

Они быстро теряли высоту, флаер встал на дыбы, когда Кларисса перевела его в длинный пологий поворот, чтобы они, спускаясь, не уходили далеко от своего нынешнего места. Теперь они спустились под аэрозольный слой, и вокруг во всех направлениях темнота, и лишь изредка внизу белели полоски метана.

– Попробуй на радаре определить профиль местности, – попросила Кларисса Абакяна. – Не хочу очень долго лететь при такой видимости вслепую. Найди что-нибудь возвышенное и плоское – что-то вроде плато. Абакян поработал у консоли сбоку от себя, негромко выругался и попробовал еще. – Поставь центральную линию уровня высоты на ноль, – сказала Кларисса, искоса взглянув на него. – Потом используй широкую базу сканирования и выбери нужный профиль по указателю на с-три.

– Что?... А, да, ладно... Сделал. – Абакян прочел информацию, появившуюся на одном из экранов. – Мы как будто на высоте в тридцать пять тысяч метров, скорость по отношению к поверхности три ноль восемь пять километров в час, уменьшается на двадцать восемь метров в секунду за секунду. Под нами гористая местность с вершинами высотой примерно в восемь тысяч метров над средним уровнем поверхности.

– Есть плоские вершины? – спросила Кларисса.

– Самые высокие нет. Но есть несколько в пять тысяч метров, те выглядят получше.

– Давай координаты по радару со второго экрана.

– Даю.

Флаер продолжал терять скорость и высоту.

– Ну, хорошо, несколько тормозящих импульсов вперед, потом включи нижние прожекторы и дай мне картинку местности на экран один, – приказала Кларисса, несколько секунд разглядывавшая дисплей. – Я хочу получше взглянуть на этого парня с плоской головой между двумя высокими. Видишь, что я имею в виду?

– Вижу, – ответил Абакян, глядя на свой экран. – Передние импульсы на пять ноль и пять ноль метров. Нижние прожекторы включены. Картина передана на экран пилота номер один.

Флаер неподвижно повис во мгле, несколько секунд спустя вспыхнули два ослепительно ярких прожектора и осветили плоскую вершину, которую радар уже нащупал своими невидимыми пальцами. Вершина относительно ровная, без трещин и щелей, не видно камней и обломков. Прожекторы нашли посадочную площадку и остановились на ней, и флаер начал медленно опускаться, перейдя на последнюю – в сотни метров – стадию посадки.

– Что это за предзнаменование? – со страхом прошептал Грурк; он окаменел и со страхом смотрел на два ярких чисто-фиолетовых шара, которые появились в небе над горной вершиной, когда стихли голоса. – Клянусь Жизнетворцем! – воскликнул он. Летающее существо, похожее на то, что он видел над Ксерксеоном, но сверкающее огнем и гораздо большее, плыло над горой выше шаров. Оно медленно опускалось, стоя на колоннах фиолетового свечения. Шары тоже медленно опускались, все время держась перед существом, словно расчищая ему путь – предвестники света, идущие перед небесным зверем, прежде чем он совершит свой спуск из священных пределов за небом. Существо скрылось из вида, и вскоре на вершине появился устойчивый фиолетовый ореол.

Что это означает? Знак ли это Грурку подняться на вершину или предупреждение, что он должен вернуться? Будет ли он уничтожен за самоуверенность и высокомерие, если пойдет вперед, или наказан за неповиновение и трусость, если пойдет назад? На краткое мгновение Грурк пожалел, что здесь нет его брата Тирга: хоть тот и святотатец, его нечестивые методы рассуждения могли бы в этом случае оказаться полезными. Но тут Грурк вспомнил, какое сообщение получил, когда уходил из Ксерксеона: скоро ему будет указана тропа, по которой велит ему идти Жизнетворец. Пути Жизнетворца бывают загадочны и темны, но никогда обманчивы и капризны.

Итак этот момент наступил.

Со смесью изумления, трепета и возбуждения, которые нарастали с каждым шагом, Грурк снова направил свое животное на тропу, по которой двигался, и начал подъем. Когда ровная местность сменилась ледяными утесами и обломками скал, он спешился в горном кустарнике, растущем у ручья, привязал животное к опоре трубопровода у рощицы трубогибочных машин и пешком пошел дальше, к загадочному свету на вершине.

– Так что может сделать Джерри? – спросил Замбендорф.

Вернон Прайс пожал плечами в своем сидении в другом конце кабины.

– Он еще сам не знает. А вы что можете сделать? Попытаться объяснить талоидам, что за всем этим стоит, и может быть... Тогда достаточное количество их разберется и сбросит своих правителей, которые сговариваются с Жиро. Короче говоря, вы будете их образовывать, я думаю.

Замбендорф покачал головой.

– Нет, Вернон. Это не сработает.

Прайс неловко пошевелил ногами, как будто сам в глубине души понимал это.

– Почему? – спросил он.

– Потому что талоиды очень похожи на людей: они верят в то, во что хотят верить, и закрывают глаза на то, во что не хотят верить. Они хотят видеть мир не таким, каков он есть – это слишком неудобно и неприятно, – а таким, каким им хочется его видеть. Поэтому они поддаются иллюзиям.

Прайс нахмурился.

– Не уверен, что понимаю связь.

– Посмотрите на предводителей, за которыми следуют люди, чьи приказы они выполняют. Что вы увидите? По большей части эти предводители стали таковыми не из-за своих исключительных талантов и способностей – они даже не очень умны. Главное их свойство – легковерие и исключительная способность к самообману. Но люди этого не видят. В сознании последователей существует совсем другой образ предводителя. Личность, за которой идут последователи, это фантазия, созданная их собственным воображением; они проецируют свои желания на любого человека, способного сыграть такую роль. А предводителю нужно только обладать достаточной наглостью, что сказать людям, что у него есть то, что им нужно. Они верят, потому что им нужно верить.

– Им нужно верить, что они в умелых руках, – сказал Прайс, соглашаясь с Замбендорфом. – Важна не правда, важна уверенность. – Говорил он так, словно не в первый раз.

– Во всяком случае иллюзия в уверенности, – согласился Замбендорф. Если они будут знать свое место и что делать, жизнь станет удобной и простой. Чтобы чувствовать себя уверенными, им нужны сильные фигуры, представляющие власть. Без них они теряются – беспомощно, безнадежно и болезненно. Они говорят о свободе, но мысль о подлинной свободе приводит их в ужас. Они не могут с ней справиться... пока не научатся сами. – Он поднял голову и посмотрел на Прайса. – Вот почему объяснения не принесут ничего хорошего. Даже если сегодня они избавятся от одних, завтра подчинятся другим, не лучше, а скорее всего, гораздо хуже нынешних. На таком опыте они ничему не научатся.

Несколько секунд оба молчали, слышались только голоса Клариссы и Абакяна, которые называли друг другу числа в носовой кабине.

– Так что же нам делать? – спросил наконец Прайс. – С талоидами. Мы не можем просто умыть руки и ничего не делать.

Замбендорф мрачно взглянул на пол и вздохнул.

– Прежде всего нужно принять реальность такой, какова она есть, медленно ответил он. – А реальность такова, что невозможно превратить суеверные невежественные существа за одну ночь в рациональных объективных мыслителей. Вы только зря потратите время. У них нет необходимых концепций. Единственный способ заставить их перестать слушать своих продажных предводителей – не дать им какой-нибудь наш лозунг, а дать понять и разобраться самим. Вы правы: ответ в образовании но, к сожалению, сделать это мгновенно невозможно.

Прайс задумался.

– Ну, если это так, то, может, полезнее дать им какую-то замену их суеверий на время, – сказал он. – Вы должны понимать, о чем я говорю. Ведь вы сами занимались этим многие годы.

– Ну, вам понадобилось немало времени, чтобы понять это, – проворчал Замбендорф.

Прайс потрогал пальцем зуб и с сомнением посмотрел на Замбендорфа, потом отвернулся и уставился в стену. Неожиданно он встал, пересек кабину и подошел к иллюминатору.

– Что там? – спросил Замбендорф, поворачиваясь.

– Мне показалось, что там на краю света что-то шевельнулось... А может, и нет. Не знаю.

Замбендорф тоже встал и подошел к иллюминатору, чтобы взглянуть самому. Через несколько секунд он крикнул в сторону передней кабины:

– Можешь направить передний правый прожектор вперед, Кларисса?

– Зачем?

– Мы думаем, там что-то есть.

Мгновение спустя из корпуса вырвался конус света и ясно очертил на фоне тьмы фигуру талоида. Тот неподвижно стоял на коленях, прижав руки к груди и покорно склонив голову.

28

– Арргх!

Грурк поднял руки, защищая глаза, когда бок сверкающего существа открылся и изнутри полилось еще больше фиолетового свечения. Эта встреча явно предопределена: Жизнетворец избрал это мгновение, чтобы сообщить Грурку цель, к которой он готовился всю жизнь. Из горба на спине существа гремел хор голосов, они поднялись крещендо, возвещая приход великого, потом стихли. Грурк отнял руки от лица и взглянул... и тут же в ужасе и благоговении преклонил голову. На фоне сверкающей внутренности существа появилась едва различимая фигура. Постепенно ее очертания стали яснее широкий круглоголовый ангел с лицом, сияющим огнем, окутанный в сверкающее облако, посланный из небесного царства Жизнетворца его личный посланник к Грурку.

– Да встань ты с колен, дурак! – раздраженно сказал Замбендорф.

На экране переводчика, который он держал перед собой, появились слова: "ПОДНИМИСЬ С КОЛЕН. ТЫ ДУРАЧИШЬСЯ".

– Стереть, – со вздохом сказал Замбендорф. – Замена: встань.

– Восстань! – прогремел ангел и приблизился на несколько шагов. Перед собой он держал странное растение, которое Грурк не узнавал. За ним, в открытом боку существа, появился второй ангел.

– Вот, Вернон, – сказал Замбендорф в микрофон шлема. – Ваш первый талоид в непосредственной близости. – На талоиде одеяние их плетеной проволоки, плотный плащ и темная шапка из похожего на резину материала. Талоид медленно встал и взял в руки лежавший рядом металлический посох.

– Поразительно... – запинаясь, ответил Прайс. – Совсем не то, что смотреть записи на корабле. – Одну-две секунды длилось молчание. – Как вы думаете, что он здесь делает?

– Понятия не имею... наверно, его привлек свет и тепловое излучение флаера. Галилей мне кое-что рассказал, и я не удивлюсь, если он принял нас за богов или что-то в этом роде.

– Жутко, – сказал Прайс.

– Я Замбендорф, – сказал Замбендорф, снова включая переводчик и указывая на себя; потом приказал прибору: – Назовись.

– Я Носящий, – услышал талоид преобразованные компьютером импульсы; это соответствовало имени Замбендорфа. Носящий священные символы жизни, решил Грурк. Потом ангел спросил: – Как тебя зовут?

– Грурк, которого также называют Слышателем-Голосов, сын Метгарка и Гурскерии и брат Тирга, – ответил Грурк. Он удивился, что ангел не знает этого.

– Нет, не так длинно. Покороче, – сказал ангел.

Небесные голоса снова звучали в отдалении. Как будто говорили "Свет и страх..." Или "Шли свет и страх..."? Грурк нахмурился, пытаясь понять смысл происходящего. Ангел продолжал стоять в ожидании. Почему ангел не принял его имя? Что говорят голоса?

И тут Грурк понял. Это момент духовного возрождения, и он символизируется новым именем, которое он отныне будет носить. Ангел хочет, чтобы он носил новое имя, данное ему Жизнетворцем. И об этом же говорят голоса.

– Просветитель! – с внезапным вдохновением воскликнул Грурк. – Меня зовут Просветитель!

ИМЯ ПОЛУЧЕНО, – появилось на экране переводчика. – ЗАПРАШИВАЕТСЯ АНГЛИЙСКИЙ ЭКВИВАЛЕНТ.

Замбендорф мгновение подумал и ответил:

– Моисей. По буквам: М-о-и-с-е-й.

МОИСЕЙ? – попросил подтверждения экран.

– Да.

– По приказу Жизнетворца я обойду весь мир и всюду буду приносить свет, – заявил Просветитель, голос его дрожал. – Я уничтожу святотатцев и смету неверующих, которые не преклонятся перед святыми словами, которые я принесу им. Я...

– Остановись! Ты говоришь непонятно. Твои слова не имеют смысла. Говори проще. И короче.

Говорил не сам ангел, а ветвь, которую он держал в руке, и Просветитель вдруг понял: ангел учит ветвь говорить. Он в благоговении смотрел. Потом решил, что это чудо – доказательство того, что ангел действительно послан Жизнетворцем. Это объясняет его вопросы: ветвь подобна ребенку, она не может сразу понять всю сложность речи.

– Моя задача сейчас, – сказал он, стараясь говорить коротко и ясно, обратиться ко всему миру. Убить врагов Жизнетворца.