Текст книги "Плавание на «Индеворе» в 1768-1771 гг."
Автор книги: Джеймс Кук
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 39 страниц)
Вблизи Южного мыса и в некоторых других пунктах к югу от него мы видели белый камень, я принял его за мрамор, когда он встретился мне на одном из холмов близ залива Меркьюри. Как я узнал позже, м-р Бенкс придерживался мнения, что это была руда высшего качества. Конечно, ему виднее, он в этих вещах больший знаток, нежели я, а я мог и ошибиться, ведь мое мнение основывалось лишь на том, что мне довелось видеть как в этой стране, так и в других частях света, где я бывал прежде. Кроме того, мы были в 6–8 лигах от берега, невозможно было подойти ближе, не подвергая корабль опасности. Мне трудно судить, как можно опознать подобную руду. Ясно только одно: в южных частях страны возвышаются голые скалы, несомненно, здесь-то и можно найти металл.
Если кто решит поселиться в этой стране, лучшим местом для этой цели явится река Темза или побережье залива Бей-оф-Айленд, ибо здесь прекрасные бухты. Через реку Темзу можно установить связь с поселениями, которые будут основаны в глубине острова. Кроме того, без особого труда и дешево можно строить суда для местных нужд непосредственно на этой реке. Не могу сказать, какую осадку должен иметь корабль, чтобы пройти по реке, хотя я поднимался по ней в шлюпке. Это целиком зависит от глубины на отмели перед узкой частью реки, а у меня не было возможности замерить ее. Думается, однако, что судно осадкой в 10–12 футов сможет пройти здесь свободно.
Насколько я могу судить о характере местных жителей, чужеземцы при основании колонии не встретят серьезного противодействия с их стороны. Они живут настолько обособленно друг от друга, что это лишает их всякой возможности объединиться для отпора. Пользуясь этим и обращаясь с туземцами мягко, колонисты могут окружить себя надежными людьми из их числа.
Жители этой страны сильные, худые, хорошо сложены, подвижны, обычно выше среднего роста, особенно мужчины. Кожа у них темно-коричневого оттенка, волосы черные, бороды жидкие и тоже черные, зубы белые. Те, у кого лица не обезображены татуировкой, обладают довольно приятными чертами. У мужчин обычно длинные волосы, зачесанные наверх и связанные на макушке. У некоторых женщин волосы распущены по плечам (особенно у старых), у других коротко подстрижены. Они делают из кости или дерева гребни и носят их как украшение, втыкая в волосы. Местные жители, по-видимому, отличаются прекрасным здоровьем и долголетием.
Многие старики и некоторые туземцы среднего возраста метят или татуируют лицо черной краской, но мы видели нескольких человек с татуировкой и на других частях тела: на бедрах, ягодицах. Обычно на тело нанесены переплетенные спирали, причем рисунок очень тонкий и красивый. Туземцы настолько тщательно накалывают эти фигуры, что трудно найти какую-либо разницу между двумя половинами лица, когда все оно разрисовано. Некоторые татуируют только одну сторону, другие покрывают татуировкой незначительную часть щек, и только у стариков раскрашено все лицо. Поэтому, я полагаю, что закончить эту операцию можно лишь с затратой большого времени, возможно, многих лет, и что не все, кто начинает ей подвергаться, выдерживают до конца, ибо она очень уж болезненна. Вот почему не все тело у туземцев татуировано. По крайней мере иной причины не вижу. Женщины вводят черную краску под кожу на губах. Как мужчины, так и женщины иногда красят лица и тела красной охрой, смешанной с рыбьим жиром.
Обычная одежда туземцев весьма похожа на прямоугольные циновки с бахромой, изготовленные из веревок, какие у нас обычно идут на половики, лежащие у входа в дом для вытирания ног. Островитяне обвязывают циновку вокруг шеи и бахрому выпускают наружу, причем накидки эти столь длинны, что спускаются до колен. Эти одеяния плетут без каких-либо приспособлений из травы с широкими стеблями, о которой я уже упоминал. Утуземцев есть и более изящная одежда, изготовляемая из того же растения. Материал этот отбеливают, после чего он становится белым и мягким, подобно льняной ткани, только плотнее. Туземцы соединяют несколько кусков, получается полотнище около 5 футов длиной и 4 дюймов шириной. Одни куски сплетены очень плотно, другие более слабо, первые весьма напоминают крепчайший парусный холст. Все это делается вручную при помощи иглы или шила. На одном из концов каждого куска проходит разноцветная ровная полоса шириной в 4–6 дюймов. Очень часто ткань подбивают шкурами собак или птичьими перьями. Один конец ткани обвязывают вокруг шеи, к нему приделывают тесемку с костяной иглой или шилом, благодаря которым можно легко укрепить тесемку или пропустить ее через любую часть одежды.
Иногда туземцы обертывают ткань вокруг пояса, иногда спускают ее по плечам. Но это не общее правило, особенно для мужчин, которые предпочитают ничем не закрывать бедра, не помышляя о правилах приличия. Отнюдь не редкость, когда они ходят совершенно голыми, лишь с пояском на бедрах, к которому прикрепляется небольшая лента, прикрывающая срамное место. В таком виде десятки местных жителей приходили к нам на корабль, правда, в каноэ у них обычно лежала одежда на случай дождя или чего-нибудь непредвиденного.
Женщины всегда носят что-нибудь вокруг пояса, чаще всего короткую циновку с бахромой, достигающую колен. Иногда я видел туземок, у которых только и было, что пучок листьев или травы, к которому прикреплялся лоскут тонкой плетенки из душистой травы. Как и мужчины, они набрасывают на плечи кусок ткани, обычно бахромчатой. Я не видел женщин, которые бы носили тонкие ткани. Однажды в Толаго мне пришлось убедиться, что женщины никогда не появляются обнаженными, по крайней мере перед чужестранцами. Наши люди высадились на островке, где несколько голых женщин собирали у берега омаров и моллюсков. Как только они заметили нас, некоторые из них скрылись за скалы, остальные же оставались в воде, пока и мне удалось из морских водорослей сплести нечто подобное передникам, но даже после этого, проходя мимо нас, они казались очень смущенными. Те же, кто не смог прикрыть свою наготу, ни за что не хотели нам показаться.
У женщин очень мягкие голоса, и уже по одному этому их можно отличить от мужчин. Туземки ведут все домашние дела, делают одежду, а более трудные работы, как я полагаю, выполняют мужчины; они строят каноэ, дома, пашут землю, рыбачат[155]. И мужчины и женщины украшают уши и шею изделиями из камня, кости и раковин, придавая им самую различную форму. Я видел островитян, которые в качестве украшения носят человеческие зубы и ногти, принадлежащие, как нам объяснили, их покойным друзьям. Мужчины, если они в одежде, обычно украшают волосы на макушке двумя-тремя длинными белыми перьями, а в проливе Королевы Шарлотты представители обоих полов носят круглые шапочки из черных перьев.
Старики в большом почете у молодежи, которая, видимо, в большинстве случаев следует их советам и наставлениям. Мы сперва полагали, что туземцами управляет глава или вождь по имени Тирату. О нем мы впервые услышали в бухте Поверти; его почитали как вождя все, с кем мы встречались к северу и западу от мыса Киднапперс, вплоть до залива Пленти. Эта территория достаточно велика для туземного вождя. Жители восточного побережья, говоря о резиденции своего предводителя, всегда показывали в глубь страны, на запад. Я полагаю, что он жил вблизи залива Пленти и что все хиппы, или укрепленные пункты в этой области были пограничными поселениями, которые либо принадлежали Тирату, либо были построены, чтобы обороняться от него. Первое предположение мне представляется более верным. Если это так, то возможно, что по бухте Пленти проходит крайняя западная граница его владений, ибо на берегах залива Меркьюри туземцы не признают его своим властелином, точно так же, как и в областях, лежащих далее к западу и югу. Где бы мы ни высаживались, с кем бы ни говорили, нам обычно отвечали, что туземцы, живущие недалеко отсюда, их враги[156]. Мне думается, что местные жители разобщены на группы, постоянно враждующие между собой. Все же их поступки и поведение по отношению к нам доказывают, что это храбрые, честные и воинственные люди, которым неведомо, что такое предательство. Всегда, когда бы ни являлись к нам туземцы (а порой они до этого не только не видели, но и ничего не слышали о нас), они приходили в самых больших каноэ, порой вмещающих 60, 80 и 100 человек. Неизменно при этом они захватывали с собой лучшую одежду, которую надевали, приближаясь к судну. В каждом каноэ обычно сидел старец, а порой два и три, с алебардой или боевым топором, или иным знаком различия. Такие престарелые туземцы всегда командовали своими соплеменниками и были лучше одеты.
Приблизившись к кораблю на расстояние брошенного камня, туземцы останавливались и кричали: «haromai harenta a patoo age», [Haere mai, haere ki uta hei patu ake], что означало «идите к нам, идите на берег, и мы убьем вас нашими патту-патту!»При этом они потрясали своим оружием, иногда исполняя воинственный танец. Порой они завязывали с нами торговлю, беседовали, отвечали на все вопросы вполне спокойно и мирно, а затем вдруг начинали свой воинственный танец, потрясая веслами и патту-паттуи странным образом кривляясь. Когда возбуждение доходило до предела, они начинали бросать в нас камни и метать стрелы, что вынуждало нас, хотели мы того или нет, открывать по ним огонь. Туземцы не обращали внимания на мушкеты до тех пор, пока не испробовали на себе огонь пушек, которые, по их мнению, выбрасывали «камни» на немыслимое расстояние. Лишь после того как местные жители уяснили, что наше оружие намного превосходит их собственное и что мы не пользуемся этим преимуществом, а даем им время на размышление, они стали нашими друзьями и при этом никогда не пытались застать нас врасплох или прирезать кого-либо из моих людей на берегу, хотя порой им представлялась сия возможность.
Трудно поверить, но нам везде и всюду твердили, что туземцы съедают своих врагов, убитых в сражении. Очевидно, это так, ибо то, что нам удалось увидеть, подтверждает эти слова. Тупиа, питавший отвращение к подобному обычаю, очень часто спорил с туземцами, но они всегда упорно защищали этот обычай, не допуская и мысли, что поступают плохо. Вполне разумно предположить, что люди, у которых есть этот обычай, очень редко, а может быть, и совсем не щадят побежденных в бою, поэтому они сражаются не на жизнь, а на смерть[157]. Серьезным доводом, подтверждающим это предположение, являются рассказы людей пролива Королевы Шарлотты, которые говорили нам, что за несколько дней до нашего прибытия они убили и съели людей, приплывших к ним в лодке. Безусловно, что все люди, бывшие в лодке, или та часть из них, которая осталась в живых, видя, что им не справиться с превосходящим их численно противником, сдались в плен. Головы этих несчастных туземцы хранили как трофеи. Они притащили нам на показ четыре или пять голов. Одну из них м-р Бенкс купил или, точнее, заставил продать, ибо расставались туземцы с ней крайне неохотно и в дальнейшем ни за какую цену не показывали нам подобных трофеев.
Пища населения не отличается разнообразием: корни папоротника[158], собачье мясо, рыба, дикая птица – главные ее виды, ибо здесь не разводят ямса, таро и бататов. Местные жители приготовляют пищу так же, как и туземцы островов южных морей: они жарят собак и крупную рыбу в ямах, вырытых в земле; мелкую же рыбу, птицу, моллюсков варят на костре. Корни папоротника нагревают на огне, затем разбивают деревянными молотками на плоском камне, после чего едят, причем туземцы высасывают сок и клейкую массу и выплевывают мочковатую часть. Папоротники очень похожи (а быть может, они того же вида) на наши горные разновидности.
Туземцы ловят рыбу неводом или на крючок с леской, но в большинстве случаев предпочитают верши, сплетенные искусно и просто, причем к средней части прикрепляют приманку (раковины «морские уши», внутренности рыб и т. п.), а затем вершу с грузилом опускают на дно. Через некоторое время туземцы осторожно выбирают ее. Никогда она не бывает пуста, очень часто улов оказывается хорошим. Сети сплетены из вышеупомянутой травы с широкими стеблями, которая обычно предварительно не обрабатывается, разве что листья разделяют на тонкие полосы. Рыболовные крючки туземцы делают из дерева, кости и раковин.
Островитяне проявляют огромную ловкость и мастерство при постройке своих каноэ. Они длинные, узкие и по форме напоминают вельботы Новой Англии. Я думаю, что большие суда строят только ради военных целей, они вмещают от 40 до 80-и даже до 100 воинов. Приведу размеры одного из каноэ, которое мне удалось измерить на берегу в Толаго. Длина его 68 1/2 фута, ширина 5, осадка 3 1/2 фута, днище острое, клинообразное и составлено из трех кусков дерева, выдолбленных на 2 или 1 1/2 дюйма и крепко скрепленных между собой прочной плетенкой. Каждый борт состоит из доски длиной в 63 фута, шириной 10–12 дюймов и толщиной 1 1/4 дюйма; они хорошо обработаны и пригнаны к днищу. Поперек каноэ имеется несколько банок, прикрепленных к шкафуту. Носовое украшение выступает вперед на 5–6 футов, высота его 4 1/2 фута. Высота кормового украшения 14 футов, ширина около 2 футов, толщина около 1 1/2 дюйма, оно закрепляется на корме каноэ, как старн-пост на киле корабля. Резьба украшает нос, корму борта и, на мой взгляд, хороша по замыслу и выполнению. Все суда построены по одному образцу и отличаются лишь, размерами; некоторые в длину достигают 20 футов. Маленькие каноэ оснащены противовесами, каковые, однако, встречаются не всегда. Боевые лодки обычно украшены пучками перьев, прикрепленными веревками к носу и корме в качестве дополнительного украшения. Носы каноэ, как и наших кораблей, разнятся по виду, чаще всего им придается форма странной человеческой фигуры с безобразнейшим лицом, огромным языком, который высовывается изо рта, и большими белыми глазами: из «морских ушей». Весла маленькие, легкие, хорошо сделаны… Туземцы редко пользуются парусами, по крайней мере это относится к тем каноэ, которые мы видели. А если паруса и есть, то очень плохие – обычно это плетенка, натянутая между двумя; столбами, служащими одновременно мачтами и реями[159].
Дома местных жителей скорее рассчитаны на холодную погоду, чем на жару; они низкие, имеют прямоугольную форму. Для постройки используются бревна или небольшие сучья, палки, ветки; стены и крышу плетут из длинной травы. Дверь, располагается обычно на одном из концов, и высота ее едва позволяет человеку вползти или выползти из жилища. У самой двери располагается очаг, а над ним или в одной из стен имеется отверстие для дыма. Дома обычно бывают длиной 20–30 футов, иногда вполовину короче, это зависит от численности семьи. Такие дома есть почти у всех туземцев, хотя они не всегда живут в них, особенно летом, когда предпочитают укрываться в разбросанных там и сям небольших временных лачугах, которые не могут служить достаточным убежищем в плохую погоду.
К орудиям, которыми туземцы строят свои каноэ и дома, относятся тесла, топоры из твердого черного камня и зеленого талька. У них имеются долотья из того же камня, чаще же из человеческих костей. При небольших поделках и резьбе по дереву туземцы, как я полагаю, используют куски яшмы, откалывая их от большой глыбы. Когда обломок притупляется, его выбрасывают и берут новый. Землю пашут и разрыхляют деревянными лопатками (если можно так назвать это орудие). Это толстые палки, к нижнему концу которых прикрепляется доска; на нее ставят ногу, когда надо вогнать это орудие в почву. Туземцы гордятся своими нефритовыми топориками и не соглашаются расстаться с ними ни за что на свете. Однажды я предложил за орудие из зеленого камня наш самый лучший топорик, добавив к нему еще некоторые вещи, но ничто не могло побудить владельца расстаться со своей собственностью; отсюда я заключил, что хорошие топоры из зеленого камня у них большая редкость[160].
Как зрелища, так и музыкальные инструменты у них немногочисленны. К последним относятся две или три разновидности труб и маленькая трубочка или свисток[161]. Развлекаются местные жители песнями и танцами, первые довольно мелодичны, но кажутся на слух европейца заунывными. В большинстве случаев туземцы, танцуя, ведут себя как безумные: скачут, стучат ногами, извиваются, принимая самые немыслимые позы; при этом стоит оглушительный шум. Если во время танца туземцы сидят в каноэ, они начинают на разный манер размахивать веслами и патту-патту.Хотя в пляске принимает участие очень много людей, все их действия удивительно согласованны. Обычно они доводили себя танцем до воинственного экстаза, а затем нападали на нас. Только по их последующему поведению мы могли судить, был ли показным или истинным их боевой пыл в хеиву[162] (так они называют этот танец), который они разыгрывали для нас (в частности, при нашем первом появлении). Выражая свое дружеское расположение, они машут рукой или лоскутом ткани.
Мы не могли установить сколько-нибудь определенным образом, каковы их способы захоронения, нам обычно говорили, что останки зарывают в землю. Если это так, то вся церемония происходит тайно, так как нам ни разу не удалось наблюдать погребения[163]. Оплакивая друга или родственника, они наносят рубцы или царапины на тело, особенно на руки и грудь, при этом остаются глубокие шрамы. Думается, что это имеет символическое значение; туземцы показывают, насколько близок и дорог был умерший. Что касается религии, я полагаю, что этих людей она мало беспокоит. Однако местные жители верят в существование высшего существа, которое они называют Тауней[164], а также других, второстепенных божеств, но трудно сказать, поклоняются они им или нет. Разумнее, по моему мнению, ответить положительно на этот вопрос, но я не видел ничего, что могло бы подтвердить существование здесь таких обрядов. У местного населения сложилось то же самое понятие о сотворении мира, что и у людей южных островов Южного моря. Многие их нравы и обычаи также сходны с нравами и обычаями обитателей тропических островов, но ничто так не доказывает этого сходства, как их язык, в котором есть лишь немного слов, неизвестных на тропических островах. Об этом свидетельствует список, который мне передал м-р Бенкс, а он изучил этот язык лучше всех наших людей. Ниже приведены слова из языка жителей Эхейно-Моуве (см. стр. 284). Имеется некоторая разница в языках, на которых говорят на островах Эхейно-Моуве и Тови-Поенаму, но она относится лишь к произношению и примерно такова же, как между различными говорами Англии[165].
Говоря об островах Южных морей, я подразумеваю те, где мы побывали. Я объединил их, поскольку нам всегда говорили, что все островитяне говорят на одном и том же языке, и это вполне подтверждает тот факт, что речь островитян и новозеландцев нисходит к одному корню, но где говорили на этом (древнем) языке, вероятно, не удастся открыть даже с течением времени. Безусловно, разгадку надо искать не к югу и не к востоку отсюда, и ничто не может убедить меня, что эти люди пришли из Америки[166].
Что касается южного континента, то я не верю в существование такового, разве что он располагается в высоких широтах. Но так как в течение многих лет господствовало противоположное мнение, и, возможно, его будут придерживаться и в будущем, я должен кое-что сказать в защиту моего предположения, не ограничиваясь картой, на которой непосредственно нанесен путь корабля в этих водах.
Уже этот маршрут сам по себе свидетельствует, что существует огромное водное пространство, которое тянется почти до самого тропика, и где до сих пор никому (в том числе и нам) не удалось, как это доподлинно известно, побывать. На нашем пути к северу, обогнув мыс Горн, мы оказались на 40° ю.ш. и 110° з.д. Покинув Ульетеа и направившись к югу, мы дошли на той же широте до 145° з.д. Разница в долготе на этой широте равнялась 35°, а на 30° ю.ш. разница в долготе между нашими маршрутами составляла 21°, она продолжала уменьшаться до 20°, но лучше проследить все это по карте. Таким образом, казалось бы, остается пространство для северного выступа Южного материка, который мог бы протянуться на север даже до довольно низких шпрот; но уж не знаю, были ли у нас основания для подобных предложений; единственно, что можно утверждать – континент должен быть здесь или нигде.
Сравнительная таблица слов
Географы нанесли часть земель, открытых Киросом, на эту долготу, они убеждали нас, что у Кироса были данные, для того чтобы считать эти земли материком; часть этого материка неведомо на каком основании они нанесли на свои карты. На 25° или 26° ю.ш. Кирос открыл два острова, которые, как я могу судить, лежат где-то между 130° и 140° з.д. Дальримпль нанес их на карту на 146° з.д. и утверждает, что на юге Кирос увидел большие низкие облака, мутное небо и прочие признаки континента. В других отчетах о путешествии не упоминали ни слова об этом. Полагая, что эти сведения истинны, не могу не отметить, что как мутное небо, так и низкие облака отнюдь не являются признаками континента, в этом я убедился во время наших плаваний. Не думаю также, что сам Кирос серьезно относился к подобным «признакам» земли, так как если бы он считал их истинными, то продолжил бы путь на юг, чтобы удовлетворить свою любознательность прежде, чем идти на север, ибо не было человека, который бы столь страстно стремился к открытиям, как Кирос; кроме того, именно континент был целью плавания Кироса. Если последний побывал на 26° ю.ш. и 146° з.д., то уж несомненно, что ни одна точка южного континента не может простираться на север далее 26° ю.ш.
По-видимому, еще далее на запад – в промежуток между 130 и 150° з.д. – отодвинуло границы этого континента путешествие голландского адмирала Роггевена, совершенное в 1722 году. От [островов] Хуан-Фернандес он отправился на поиски острова Дэвиса, но, не обнаружив такового, прошел еще двенадцать градусов к западу и на 28°30′ ю.ш. открыл остров Пасхи. Дальримпль и некоторые другие географы поместили этот остров на 27° ю.ш. и 106°30′ з.д. и предположили, что остров Пасхи есть не что иное, как остров Дэвиса[167], что, как я думаю, не соответствует обстоятельствам плавания Роггевена. С другой стороны, мосье Пингре[168] в своем трактате о прохождении Венеры приводит извлечение из описания путешествия Роггевена и карту южных морей, на которой остров Пасхи показан на 28°30′ ю.ш. и 123° з.д. Доводы, которые приводит при этом Пингре, обстоятельно разъяснены в указанном трактате. Пингре наносит маршрут плавания Роггевена через Южное море совсем не так, как прочие авторы, труды коих я видел, ибо он отмечает, что Роггевен, покинув остров Пасхи, направился на юго-запад и, дойдя до 34° ю.ш., повернул на WNW. Если таков был действительный маршрут Роггевена, то невозможно предположить существование сколько-нибудь значительной земли к северу от 35° ю.ш. М-р Дальримпль и другие наносили маршрут Роггевена совершенно не таким образом, как мосье Пингре. От острова Пасхи они вели маршрут Роггевена на северо-запад, а затем почти по тому же пути, коим шел Лемер. Я считаю положительно невозможным, чтобы человек по своей доброй воле, отправляясь на поиски южного континента, шел темже путем, как и мореплаватели, которые до него преследовали ту же цель. Поступив так, он заведомо обрекал бы себя на неудачу, постигшую его предшественников. Каков был маршрут Роггевена в действительности, нельзя сколько-нибудь точно выяснить по опубликованным запискам плавания, ибо в них не только отсутствуют отчетливые данные о долготах, но даже не упоминается ряд открытых островов. Но вернемся снова к нашему путешествию, что позволит оставить в стороне большинство, если не все доводы, приводимые различными авторами как доказательство существования южного континента; я имею в виду пространство к северу от 40° ю.ш., ибо что может находиться к югу от этой широты, я не знаю.
Мы бесспорно не заметили никаких признаков земли на пути к северу, югу и западу, вплоть до того момента, когда оказались в нескольких днях плавания от восточного побережья Новой Зеландии. Правда, нам очень часто попадались большие стаи птиц, но их можно встретить и на очень большом расстоянии от суши. Помимо этого, мы видели морские водоросли или водоросли, растущие на рифах, но кто знает, сколь далеко их уносит в море. Из достоверных источников мне известно, что ежегодно на побережье Ирландии находят один из сортов бобов, прозванный «бычьим глазом», который растет только в Вест-Индии, то есть почти в 1100–1200 лигах от Ирландии. То, что на поверхности воды в южных морях обнаруживают плавающие [водоросли] – едва ли может доказать, что поблизости нет земли; ведь мы так стремимся ухватиться за любую возможность, которая может приблизить нас к желаемому, хотя опыт доказывает нам, что мы так же далеки от цели, как и были раньше.
Откровенно и без предубеждения высказывая свое мнение, я отнюдь не стремлюсь охладить будущих мореплавателей и отклонить их от всяких попыток поисков южного континента. Напротив, как показывает наше плавание, к северу от 40°ю.ш. осталось небольшое пространство, где может лежать этот великий объект исканий.
Весьма прискорбно то обстоятельство, что предмет многовековых поисков мореплавателей различных национальностей, каковой может быть без труда выявлен за одно плавание, до сих пор не найден, хотя ныне путешественник может не слишком опасаться угрозы кораблекрушения, ибо ему уже известно, каким образом должно уберечь себя от него. Если континент не будет обнаружен, мореплаватель может направить своп помыслы к открытиям тех бесчисленных островов, которые, как мы уже говорили, расположены в пределах тропических областей к югу от экватора, и предпринять эти поиски, как на то я уже указывал, опираясь на надежные источники. Такие поиски всегда будут в пределах его возможностей, ибо, направившись для открытия южных земель в высокие широты, он не должен будет, как это сделали и мы, заходить на запад, придерживаясь 40° ю.ш., далее 140 или 145° з.д. Из этих мест можно пройти к острову Георга, где всегда есть возможность пополнить корабельные запасы и подкрепить здоровье экипажа, прежде чем отправиться на поиски островов.
Было бы благоразумно направить для этой цели корабль, пока жив Тупиа, ибо, если он окажется среди исследователей, последние получат огромные преимущества по сравнению с любыми другими, ранее побывавшими ради открытии в этих морях. Ведь с помощью Тупиа вы всегда найдете людей, которые проведут вас от острова к острову, и вы, безусловно, встретите дружеский прием и сумеете пополнить запасы на любом берегу, где вам доведется побывать[169]. Это поможет мореплавателю осуществить поиски наиболее полно и совершенно и, кроме того, сохранить время, ибо не будет у него необходимости спешить, что обычно вызывается недостатком съестных припасов. Я прилагаю список островов, о которых нам сообщил Тупиа и некоторые другие туземцы. Они же пытались указать нам их местоположение по отношению к Таити или острову Георга, но во многих случаях на них нельзя полагаться. На всех помеченных значком ** Тупиа был сам, и в истинности его слов у нас нет оснований сомневаться. Его знания южных морей весьма обширны, и все же я должен заметить, что раньше, до путешествия с нами, вряд ли он мог допустить существование земли, большей, чем Таити.
Список островов
Этот перечень составлен по карте, вычерченной Тупиа собственноручно; он говорил нам примерно о 130 островах, но на его карту нанесено только 74. Приблизительно столько же называли туземцы с Таити, но в сообщениях тех или иных лиц названия и количество островов давались по разному. Разнобой в первом вызван тем, что жители не знают, как правильно произносится то или иное наименование. Несомненно, что действительно насчитывается такое количество островов и вероятно, что еще больше их расположено где-нибудь в великом Южном море и что на многих из них не был ни один европеец[170].
Глава пятая. Плавание от Новой Зеландии к Новой Голландии
Воскресенье, 1 апреля. Днем умеренный восточный ветер, ночью он перешел на NO, туманная, дождливая погода. Выше я упоминал, что, покидая Новую Зеландию, мы намеревались идти на запад. Так мы и поступили, отправившись в путь от мыса Феруэлл, лежащего на 40°30′ ю.ш. и 185°58′ з.д., который в 5 часов был на NW 18°, в 12 милях от нас. Затем шли на NW и WNW, чтобы оторваться от берега, а в 8 часов утра, воспользовавшись свежим ветром от NtO, легли на W. В полдень по счислению широта 40°12′ S. Долгота от мыса Феруэлл 1°11′ W.
Понедельник, 2-е. Днем умеренный северный ветер, густой туман, дождь. В 8 часов стало тише, ветер перешел на WSW. Повернули на другой галс. В полночь подул ветер от SSW, который затем усилился до очень крепкого; хорошая, но облачная погода. В полдень обсервованная широта 40°0′, долгота от мыса Феруэлл 2°31′ W.
Вторник, 3-е. Облачная погода, очень крепкий ветер от SW и SSW. Курс NWtW. Прошли за сутки 38 1/2 лиги. Обсервованная широта 38°56′ S. Долгота от мыса Феруэлл 4°36′ W.
Среда, 4-е. Устойчивый штормовой ветер от SSW, иногда ливень и высокие пологие волны с S.Днем отвязали грот-марсель, чтобы починить его, поставили другой, который глухо зарифили. В полдень обсервованная широта 37°55′ S. Генеральный курс NW 60°. За сутки прошли 122 мили. Долгота от мыса Феруэлл 6°54′ W.
Четверг, 5-е. Очень крепкий ветер от S, утром от SOtS. В полдень обсервованная широта 37°23′ S. Долгота от мыса Феруэлл 9°10′ W. Генеральный курс NW 73°15′; за сутки прошли 37 лиг.
Пятница, 6-е. Ветер между StO и SO. Идет зыбь с SSW. В полдень обсервованная широта 37°18′ S. Генеральный курс NW 85°; за сутки прошли 58 миль. Долгота от мыса Феруэлл 10°35′ W.
Суббота, 7-е. Легкий ветер от NO, утром перешел на NW. Днем по нескольким азимутам определили поправку компаса – 13°50′ О. Широта 37°23′ S. Долгота 196°44′ W. Утром за отказ подчиниться приказу помощника боцмана и унтер-офицера наказали 12 ударами плети Джона Боулса – солдата морской пехоты. В полдень обсервованная широта 37°35′ S. Долгота от мыса Феруэлл 11°34′ W. Генеральный курс SW 70°15′. За сутки прошли 50 миль.
Воскресенье, 8-е. Легкий ветер от NW и N. Днем поправка компаса 13°56′ О. В полдень обсервованная широта 38°0′ S. Долгота от мыса Феруэлл 13°2′ W. Генеральный курс SW 70°15′, прошли 74 мили.
Понедельник, 9-е. Легкий ветер от NW. Хорошая погода, море спокойно. Утром заметили тропическую птицу, я думаю, это необычное явление для высоких широт. В полдень обсервованная широта 38°29′ S. Долгота от мыса Феруэлл 14°45′ W. Генеральный курс SW 70°15′; за сутки прошли 86 миль.
