Текст книги "Гайдзин"

Автор книги: Джеймс Клавелл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 92 страниц) [доступный отрывок для чтения: 33 страниц]

– Нравится вам эта еда, Тайра-сан? – спросил Хирага, переходя на английский.

– Да, спасибо. – Когда мог, Тайрер всегда старался отвечать по-японски. – Благодарный за все, массаж, ванна, теперь копой, простите, теперь покой и радость.

Некоторые блюда показались ему поразительно вкусными, темпура и якитори, маленькие, на один укус, кусочки курицы, поджаренные на огне, со сладковато-соленым соусом. Анаго оказалось жареным угрем с теплым сладко-острым соусом, который ему особенно понравился. Суши, ломтики сырой рыбы различного цвета и текстуры на маленьком колобке из риса, ему поначалу было трудно заставить себя проглотить, но когда он макнул их в таинственный соленый соус, называвшийся сой или соя, они стали вполне съедобными. В конце концов, подумал он, отец советовал мне пробовать все: «Сын, раз уж ты настаиваешь на этой драматичной идее стать переводчиком японского языка, я советую тебе с головой погрузиться в их образ жизни, есть то, что они едят, и так далее – не забывая, что ты английский джентльмен, имеющий определенные обязанности и свято чтущий долг перед короной, империей и Господом Богом...»

Интересно, что бы сказал старик про Фудзико. Она, несомненно, часть их образа жизни. Лицо Тайрера внезапно осветилось улыбкой, и он показал палочкой.

– Что это?

– О, простите, Тайра-сан, это плохая манера показывать тонким концом палочки. Пожалуйста, пользуйтесь другим концом. Это васаби. – Прежде чем Хирага смог остановить его, Тайрер подхватил горошину зеленой пасты и съел её. Тут же во рту у него вспыхнул настоящий пожар, он беспомощно охнул, из глаз хлынули слезы, он почти ослеп. Со временем пламя улеглось, он протер глаза, тяжело дыша.

– Мой Бох, – произнес Хирага, копируя Тайрера и стараясь не рассмеяться. – Васаби не кушать, просто к'расть ма'рен'кий – простите, с'рово очень трудный мне – просто к'расть немного в соя, де'рать острый.

– Моя ошибка, – выдохнул Тайрер, у которого на миг перехватило горло. – Мой Бог, эта штука смертельна, хуже, чем чили! Следующий раз я осторожный.

– Вы очень хороший д'ря че'ровек, который начинает, Тайра-сан. И вы учите японский тоже быстро, очень хорошо.

– Домо, Накама-сан, домо. То же и у вас с английским. – Довольный комплиментом японца, Тайрер сосредоточился на том, чтобы как можно ловчее управляться с палочками. Следующий кусочек, который он попробовал, был тако, нарезанные щупальца осьминога. Ему показалось, что он жует осклизлую резину, хотя он добавил немного сои и васаби. – Это очень вкусно, мне это очень нравится.

Я умираю от голода, думал он. Я бы съел ещё тройную порцию этого цыпленка, ещё одну чашку риса, ещё два десятка этих креветок-темпура, а Хирага ест как младенец. Ладно, зато меня угощает самурай, ещё и недели не прошло, как он помог нам выбраться из миссии в Эдо без международного инцидента, и неполных шесть недель с того дня, когда я впервые встретил Андре, а я уже немного говорю на японском, уже знаю об их обычаях больше, чем многие из торговцев, которые живут здесь с самого начала. Если так пойдет и дальше, через несколько месяцев меня официально назначат переводчиком и я получу шанс рассчитывать на официальное жалованье: четыреста фунтов стерлингов в год! Ура, или банзай, как воскликнул бы японец. При нынешнем обменном курсе я вполне могу позволить себе ещё одну лошадь, но прежде...

Его сердце забилось сильнее.

Прежде всего я куплю контракт Фудзико. Накама пообещал помочь, поэтому сложностей не возникнет. Он обещал. Может быть, мы начнем прямо сегодня – благодарение Богу, Фудзико вернулась от своей бабушки. Наверное, не стоило бы затевать такое в воскресенье, ну да ладно. Карма.

Он вздохнул. Беседуя с Андре и Накамой, он открыл для себя это слово и тот чудесный способ, который превращал его в панацею от всех событий, хороших и плохих, над которыми ты был не властен.

– Карма!

– Что, Тайра-сан?

– Ничего. Еда вкусная.

– Еда вкусная, – повторил Хирага вслед за ним. – Хорошо, спасибо, я дово'рный. – Он крикнул, требуя ещё пива и саке. Сёдзи скользнули в сторону, и заказ появился на подносе, который внесла девушка с веселым лицом, улыбнувшаяся Хираге во весь рот и застенчиво – Тайреру. Почти не думая о том, что делает, Хирага потрепал её пониже спины.

– Как бы тебе понравилось сделать это Поверх Горы?

– И-и-и-и, какой вы проказник! Поверх Горы? О нет, это не для меня, и не Под Горой, но за золотой обан я могла бы Поиграть на Флейте!

Оба рассмеялись этой шутке – золотой обан был непомерной ценой, столько могла бы запросить за такую услугу куртизанка первого разряда. Девушка налила Хираге саке, наполнила кружку Тайрера и вышла.

– Что она говорить, Накама-сан?

Он улыбнулся.

– Прошу простить, трудно об'яснить, нет с'ров достаточно ещё. Просто шутка, мужчина-женщина шутка, вы понимаете?

– Вакаримасу. Церковь сегодня, вы нравится? – С одобрения сэра Уильяма и живейшего благоволения преподобного Майклмаса Твита он тайком провел Хирагу на хоры. В своей новой европейской одежде, сшитой на заказ китайским портным с обычной для них невероятной быстротой, и в касторовом цилиндре Хирага походил на евразийца и не привлек ничьего внимания. За исключением Джейми Макфея, который незаметно ему подмигнул.

– Церковь хороший, и ваши об'яснять тоже, – ответил Хирага, но внутри себя он все ещё пытался просеять услышанное от Тайрера и до конца разобраться в его рассказе, а также в том поразительном зрелище, которое представляло из себя это скопление взрослых мужчин и двух преотвратных на вид женщин: они все пели, как один человек, вставали, садились, с торжественной серьезностью гудели себе под нос молитвы, склоняли головы перед этим их очень странным Богом, который, как объяснил ему после службы Тайрер, оказывается, был на самом деле сразу тремя людьми: Отцом, Его Сыном, которого распяли, как обыкновенного преступника, и ещё ками.

– Со ка? – озадаченно произнес тогда Хирага. – Значит, Тайра-сан, женчина по имени Мадонна, которая не Бог, имеет сын Бог, но она не Бог и пада'ра на подушки с ками, который не Бог, а как хатамото у Бог с кры'рьями, который не муж, муж, который тоже не Бог, но отец есть, значит, отец её сына есть дед, neh?

– Нет, никаких подушек не было. Видите ли...

Он опять выслушал его и притворился под конец, что понял, чтобы поподробнее расспросить Тайру о вражде двух церквей, потому что ещё раньше заметил, что женщины Ори на службе не было, и спросил у Тайры, почему. Две церкви, одинаково могущественные, постоянно воюют между собой! А Ори хотел, чтобы я бросил все это. Бака!

А когда, после долгого напряжения, от которого у него заныла голова, он понял причину этого раскола и масштабы вызванной им к жизни ненависти, массовых убийств и всеобщих войн, он окончательно убедился, что в некоторых вещах гайдзины совершенно безумны, но оч-чень уязвимы: весь разлад произошел только из-за того, что триста с небольшим лет тому назад один старый бонза по имени 'Рютер решил по другому понять какой-то малозначительный пункт учения, изобретенного другим бонзой не то за четырнадцать, не то за пятнадцать столетий до него. Этот человек, ясно, что тоже спятивший, объявил, помимо всего прочего, что нужно стремиться к бедности, а если ты ещё и не знал женщин, то после смерти отправлялся в какое-то непонятное место, которое называлось Небеса, где не было ни саке, ни еды, ни женщин, а ты был птицей.

Варвары – невероятный народ. Кто захочет попасть в такое место? Любой мог бы сразу понять, что старый бонза был всего-навсего ещё одним честолюбивым, вечно недовольным дураком, которому, после того как он целую жизнь изображал непорочность, просто захотелось открыто иметь жену или наложницу, как любому обычному разумному бонзе или человеку.

– Тайра-сан, – произнес он слабым голосом, – нужно ванна, массаж, саке, вы тоже, потом кушать. Поза'рста, за мной ходить.

Поначалу он встревожился, что пригласил его. Теперь староста деревни, сёя, узнает, что он мог говорить по-английски.

– И-и-и-и, как чудесно говорить на языке гайдзинов, жаль, что я не могу, Отами-сан! – весело профырчал сёя с открытым восхищением. – Позвольте сказать вам ещё раз, что я поддерживаю сонно-дзёи, и тоже приставил своего самого смышленого сына к гайдзинскому бонзе, приказав ему притвориться, будто он обратился в эту их смехотворную веру, чтобы он мог выучить их язык и повадки.

– Вы позаботитесь о том, чтобы слуги ничего не разболтали?

– Вас будут оберегать, как члена моей семьи. Для большей безопасности я предлагаю вам снять весь ресторан и приказать этому Тайре говорить в бане только по-японски. Вы говорите, учится быстро?

– Очень.

– Ваши секреты похоронены в моей груди. Сонно-дзёи! Хирага хмуро усмехнулся, вспоминая горячность, с которой

сёя повторил за ним этот клич, не веря ему ни капли. Интересно, что бы он сделал, если б узнал о нашем плане сжечь всю Иокогаму. Обделался бы в штаны. Но даже ещё не успев сменить их, побежал бы к бакуфу и расквасил бы себе лоб о землю, торопясь услужить им и предать меня. Бака!

Тайрер все ещё жадно наедался. Хирага, хотя и был голоден, ел мало, следуя общепринятому в Японии обычаю и своей подготовке, приучившей его довольствоваться малым, ибо голодных дней выпадало больше, чем сытых, мужественно переносить холод и боль, ибо тяжелых дней выпадало больше, чем легких, и холодно бывало чаще, чем тепло, так что лучше быть готовым заранее.

Меньше – это всегда лучше, чем больше. Кроме саке. И женщин. Он улыбнулся.

– Саке! Тайра-сан, кампай!

Принесенная бутылочка быстро опустела. Он наливал и наливал Тайреру, делая вид, что выпивать за здоровье друг друга – важная японская традиция. Вскоре Тайрер уже взахлеб рассказывал ему о войнах гайдзинов, могуществе Британской империи, о товарах, которые они производили, и их количествах. Из-за искренности Тайрера – возможной искренности – и из-за его «Клянусь, как перед Богом, это правда!» Хирага решил принимать на веру всю его информацию, какой бы пугающей или невероятной она ни была, до тех пор пока не получит доказательства обратного. Тот час, который он провел, изучая школьный атлас Тайрера и карты, по-настоящему потряс его.

– Но, поза'рста, как может такой ма'ренький страна, как Анг'рия, править сто'рька многие?

– Причин полно, – ответил Тайрер. Он чувствовал внутри тепло и раскованность, был доволен собой и, забыв на мгновение о своём правиле пользоваться только простыми словами и мыслями, простодушно продолжал: – У нас лучшее образование – лучшее обучение, вы понимаете? – лучшее происхождение, порода, мудрая и благожелательная королева и уникальная, совершенно особая форма правления, наш парламент, который предоставил нам лучшие на земле законы и свободы. В то же время на нас благословение Господне, мы остров-крепость, наши моря защищают нас, наши флоты контролируют морские торговые пути, поэтому мы могли в мире и спокойствии развивать свои умения, изобретать и экспериментировать; мы больше всех торгуем, следовательно, у нас больше капитала, Накама-сан, больше денег, чем у кого бы то ни было... и мы очень здорово умеем «разделять и властвовать» – это древний закон римлян... – Тайрер рассмеялся и прикончил бутылочку, – и, что самое главное, я уже говорил вам об этом, у нас вдвое больше пушек, кораблей и огневой мощи, чем у двух следующих по силе держав: половина всех кораблей в мире – британские, с британскими командами и британскими канонирами.

Так много слов и идей, которые мне непонятны, думал Хирага. Голова у него шла кругом. Римляне? Кто они?

Если хотя бы половина, нет, даже сотая часть того, что говорит Тайра, правда, тогда у нас уйдут десятилетия на то, чтобы догнать их. Да, подумал он, но со временем мы с ними сравняемся. Мы тоже остров. И у нас преимущество перед ними: наш остров – это

Земля богов. Если брать один на один, мы крепче, сильнее, лучше умеем драться, у нас есть дисциплина и больше мужества, и главная причина, по которой мы рано или поздно победим, заключается в том, что мы не боимся умереть!

«И-и-и-и, уже сегодня я вижу такие способы вертеть ими, которые несколько дней назад мне даже в голову не приходили».

– Хонто, – пробормотал он.

– «Хонто», Накама-сан? Истина? Что истинно?

– Просто думать, что вы говорить. Так много истины. Паза'рста, вы говорить раньса... Кампай!

– Кампай! Пора ходить Ёсивара, neh? – Тайрер подавил довольный зевок, устав от вопросов, но чувствуя себя превосходно.

– Я нет забывать, Тайра-сан. – Хирага скрыл усмешку. Он уже устроил так, что Фудзико будет занята сегодня вечером. – Кончить саке, пос'редний вопрос, потом идти. Паза'рста, вы говорить раньса про масына, который де'рать масына? Как возмозный?

Тайрер с энтузиазмом взялся объяснять, говоря, что британцы шли впереди всех в том, что он называл «промышленной революцией»:

– Паровой двигатель, железные дороги, стальные и железные корабли, прядильные машины, сеялки, массовое производство, жатки – все это наши изобретения, шестидесятифунтовые пушки, подводные лодки, анестетики, новые лекарства, навигация – четыре года назад мы проложили первый телеграфный провод через Атлантику, тысяча лиг или даже больше, – с величественным видом перечислял он, решив не упоминать, что не прошло и месяца, как кабель перегорел и вместо него пришлось прокладывать новый. – Мы изобрели генераторы электричества, газовое освещение...

Скоро у Хираги закружилась голова от напряженной сосредоточенности и от отчаянного желания понимать все, когда он не понимал почти ничего, а также и от того, что он никак не мог взять в толк, зачем такому большому чиновнику, как Тайра, отвечать на любой вопрос, который задает ему враг, ибо, разумеется, они были врагами.

«Я должен учить английский быстрее, должен. И я выучу». Он услышал легкий стук в дверь, и сёдзи отодвинулась.

– Пожалуйста, извините меня, Отами-сан, – сказала прислужница, – но сёя умоляет вас уделить ему мгновение вашего времени.

Хирага коротко кивнул, сказал Тайреру, что сейчас вернется, и последовал за девушкой сначала в пустынный переулок, а затем на многолюдную улицу. Несколько прохожих, которые как будто заметили их, вежливо поклонились ему так, как кланяются купцу, а не самураю, следуя распоряжению сёи. Хорошо.

Сёя ждал его во внутренней комнате, сидя на коленях перед столом, его рука удобно отдыхала на специальной подставке. Рядом с ним клубком свернулась кошка. Он поклонился.

– Прошу простить, что потревожил вас, Отами-сан, но на случай если этот гайдзин понимает наш язык лучше, чем хочет показать, я подумал, что нам будет спокойнее говорить здесь.

Хирага нахмурился, сел на корточки и поклонился в ответ, весь внимание.

– Да, Рёси-сан?

– Есть несколько вещей, которые вам следует знать, Отами-сама. – Человек с жестким выражением лица налил зеленый чай в маленькие чашечки из миниатюрного железного чайника. Чай был превосходным, таким же редким, как и чашечки из тонкого, как яичная скорлупа, фарфора, ароматный и с тонким вкусом. Дурные предчувствия Хираги усилились. Сёя сделал ещё один глоток, потом достал из рукава свиток и развернул его. Это была ещё одна копия плаката с оттиском его портрета: «Бакуфу обещают награду в два коку за этого мятежника-убийцу, известного под многими именами, одно из которых Хирага...»

Хирага взял его в руки, притворяясь, что видит в первый раз. Потом безразлично хмыкнул и вернул назад.

Старик поднес уголок свитка к пламени свечи. Оба смотрели, как бумага сворачивается и обращается в пепел, оба понимали, что с коротко подстриженными волосами и быстро густеющей наверху щеткой Хирагу практически невозможно опознать.

– Бакуфу превращаются в демонов, когда преследуют наших храбрых сиси.

Хирага кивнул, но не сказал ничего, выжидая.

Сёя рассеянно погладил кошку, и она тихо замурлыкала.

– Говорят, князь Ёси направляет посланника к главному гайдзину, чтобы купить ружья. Нет сомнения, что повелитель такого высокого ранга предложит более высокие цены, чем... чем посланники Тёсю. – Он деликатно добавил: – Гайдзины будут продавать тому, кто даст больше.

Хирага слышал о том, что самураи из Тёсю побывали в «Благородном Доме», от Райко – почти все в Ёсиваре знали об этих переговорах, – и он был уверен, что знай он их настоящие имена, они наверняка оказались бы из тех, кого он знал лично или был знаком с их семьями. Всего лишь год или около того назад его сводный брат, ходивший в ту же самую английскую школу в Симоносеки, был среди тех, кого послали приобрести первую сотню ружей. Любопытно, подумал Хирага, что они обратились в ту же самую компанию и принадлежит она этому тайпэну, который скоро будет мертв, и он, и его женщина, и вся эта помойная яма зла. – Гайдзины не знают, что такое честь.

– Отвратительно. – Ещё глоток чая. – В замке Эдо поднялась большая суета. Говорят, сёгун и принцесса императорского дома намерены отправиться в Киото через неделю или две.

– Зачем им это? – спросил Хирага с напускным безразличием, которое не обмануло никого из них.

Старик коротко хохотнул.

– Я не знаю, Отами-сан, но это очень необычно, чтобы сёгун решил теперь вот покинуть своё логово и проехать много опасных миль с целью посетить логово многих своих врагов, когда, с самого начала, он неизменно посылал туда одного из своих прихвостней. – Кошка лениво потянулась, и он пощекотал ей живот, добавив задумчиво: – Родзю увеличивают налоги во всех землях, которыми правят Торанаги, для оплаты любого количества пушек и ружей, которое удастся закупить, – указ не распространяется на Сацуму, Тосу и Тёсю.

Хирага почувствовал в словах сёи подспудный гнев, хотя внешне он никак не проявился, как не проявилось и его собственное удивление: «Для чего же ещё существуют крестьяне и купцы, как не для того, чтобы платить налоги?»

– Если только Сын Неба не сможет воспользоваться своей властью, данной ему свыше, бакуфу снова ввергнут Ниппон в бесконечную гражданскую войну.

– Я согласен.

Интересно, насколько ты действительно согласен, старик, думал Хирага. Он отложил в сторону эту вопрос и задумался о том, как столкнуть бакуфу и Торанагу Ёси с их пути. Акимото должен немедленно отправиться в Эдо в дом Глицинии, мы уже несколько дней не получали известий от Койко и её мамы-сан – возможно, нам следует пойти туда вме...

– Последнее, похоже, что ваш друг-сиси, Ори-сан, не ушел в Киото, как было условлено.

Глаза Хираги стали стеклянными, как у змеи. Сёя подавил в себе нервную дрожь. Тут же почувствовав это, кошка одним мягким движением перевернулась и подняла голову, настороженно глядя на него. Хирага нарушил молчание.

– Где он?

– В той части Поселения, где живут, пьют и совокупляются низкородные гайдзины.

Незадолго до полуночи Андре Понсен постучал в дверь дома Трех Карпов. Привратник тут же впустил его. Райко тепло приняла его, и скоро они уже пили саке и обсуждали последние новости Ёсивары и Поселения – она была для него таким же богатым источником информации, как и он для неё – на своей привычной смеси японского и английского.

– ...и патруль блюстителей закона из Сыскного ведомства обыскивал каждый дом, Фурансу-сан! Словно мы стали бы прятать у себя преступников! Это против правил Ёсивары. Мы знаем, что нужно делать, чтобы наши чашки с рисом не опустели: поддерживать покой и избегать неприятностей. Блюстители все ещё стоят у главных ворот, пожирая взглядом каждого, кто проходит мимо. – Райко замахала веером, вспомнив, как едва не попалась, и жалея о том, что когда-то пригласила сиси воспользоваться услугами её дома. Пора уже им всем отправиться куда-нибудь в другое место, подумала она, и блюстителям, и сиси, как бы мне ни нравился Хирага. – Как бы я хотела, чтобы они ушли.

– Каких преступников ищут? – спросил Андре.

– Предателей, ронинов обычно. Только любой, кто против них, уже предатель. Ронины, они их обычные жертвы.

– Лекарство. О нем договорились?

– Конечно, моя цель в жизни – делать все, что в моих силах, дабы помочь почитаемому клиенту.

Он достал пару жемчужных серег и положил их на стол. Её глаза заблестели. Она не сделала никакой попытки взять их, но он был уверен, что она тут же мысленно взвесила их, определила их качество, стоимость и цену, за которую их можно перепродать.

– Я попросил дать эти как подарок, – учтиво сказал он, и она мило улыбнулась, притворяясь, что чувства переполняют её , хотя уже сообразила, что оплата будет произведена драгоценностями, которые нельзя предлагать к продаже в Иокогаме. Её пальцы дрожали, когда она потянулась за серьгами. Он опередил её , взял их со стола и сделал вид, что внимательно рассматривает.

План, предложенный им Анжелике, сработал замечательно. Слуги «Благородного Дома» прочесали все улицы шаг за шагом и ничего не нашли. Её тревога и слезы были искренними, и она прошептала ему на ухо:

– О, Андре, правильно ли я поступила? Малкольм так сильно расстроился – я понятия не имела, что они такие дорогие.

– Но он же сам предложил вам расписываться за все, что вам понравится, не так ли? Не ваша вина, что вы не спросили о цене – запонки ведь ему понравились, верно?

– Да, но, Андре...

– Там ещё достаточно останется сверху на случай, если возникнет надобность в деньгах, такой кредит позволит справиться с любой непредвиденной случайностью, Анжелика.

Андре улыбнулся про себя и обратил все своё внимание на Райко.

– Стоит много раз цены лекарства.

– Цена, за которую их купили, безусловно. Но я должна буду послать их в Ёсивару в Эдо или в Нагасаки. Продать будет трудно, но, пожалуйста, не волнуйтесь, я помогу вам избавиться от нежелательного ребенка.

– Не моего, – резко произнес он.

– А, прошу прощения, пожалуйста, извините меня, – затараторила она, веря ему. Хорошо, я боялась, что это его ребенок, сказала она себе, испытывая громадное облегчение. Мне не нужны новые осложнения с этим человеком. – Это меня не касается.

– Просто помогаю подруге друга. В Пьяном Городе.

– Пожалуйста, извините меня, мне очень жаль. Он улыбнулся одними губами.

– Вы знаете жемчуг. Эта ценность пятьдесят раз стоит цены лекарства.

Её улыбка осталась такой же любезной, а голос ласковым, но внутри она заскрежетала зубами.

– Я отдам оценить их. Конечно, они стоят больше, чем лекарство.

– Конечно.

Он раскрыл ладонь, и она взяла их. Жемчужины были почти черными, жемчужины Морского острова. Она прикоснулась ими к зубам, чтобы определить, холодные ли они, как должны быть, потом осторожно надкусила, но её зубы не оставили на жемчуге ни вмятины, ни царапины. Убедившись теперь, что они настоящие и стоят дорого, она спросила с нежностью:

– Цена, старый друг?

– Цена такая: все лекарство, даже если первый раз не поможет. Что нужно, если питье не поможет, понимаете? Что нужно... все, что нужно, чтобы остановить развитие ребенка. Да?

– Да, – радостно согласилась она, зная, что это будет замечательная сделка. – Гарантированное... устранение, прерывание.

– Плюс двадцать золотых обанов, – добавил он и с восторгом увидел, как её лицо исказила гримаса подлинного ужаса, хотя эта сумма не составляла и трети того, что она выжмет за серьги при продаже – оправа стоила недорого, но он настоял, чтобы ювелир-китаец использовал лишь самые лучшие жемчужины. Райко издала протяжный стон, потом выругалась, и они принялись торговаться без конца, наслаждаясь этим поединком, зная, что истинная стоимость лекарства и советов врача почти ничего не значила для мамы-сан. Вскоре они уже приблизились к заключению сделки, и тут, как-то вдруг, настроение её изменилось, она странно посмотрела на него, жалея и печалясь за этого человека, который ей нравился, и подумала: следует ли мне вмешиваться в чужую карму?

– Что? – с подозрением спросил он.

– Дайте мне подумать немного, Фурансу-сан.

Позже, совершенно другим голосом, теплым и мягким, как в те старые дни, когда он был её первым клиентом и щедро напоил и накормил весь дом, чтобы отпраздновать его открытие, она сказала:

– С тех пор как мы встретились, много воды протекло под многими мостами, много было радости и смеха в нашем Плывущем Мире и, как всегда бывает в этой жизни, также печали и целое озеро слез, не по моей вине. Я вдруг вспомнила, что последний раз мы так торговались из-за контракта Ханы.

Его лицо превратилось в маску.

– Не говорить про Хану.

– Ах, прошу прощения, но я бы как раз хотела, пожалуйста, потому что, возможно, у меня есть решение для неё.

– Решения нет, – зло отрезал он. – Вылечиться нельзя, Хана мертва, Хана не имеет отношения к жемчужинам!

– Это так. Пожалуйста, успокойтесь и слушайте. Возможно, – мягко заговорила она, – возможно, мне удалось бы найти другую Хану, похожую на неё, но такую, у которой уже есть китайская болезнь.

– Нет возможно, – выпалил он, шокированный. – Болезнь очень плохая, очень скверная, уродливая.

– Да, перед концом, – терпеливо продолжала она. – Много раз бывало так, что ничего не проявлялось долгие годы. Вы ещё не уродливы, по вам ничего не заметно, Фурансу-сан, могут пройти годы, пока это произойдет. Это зависит от вашей кармы. Стоит мне поискать такую?

Он открыл было рот, но ничего не сказал и лишь покачал головой.

– Послушайте, если бы я смогла найти новую Хану, тогда, если...

– Нет возможно!

– ...если она понравится вам, а вы понравитесь ей, вы могли бы быть вместе до тех пор, пока... пока сами не решите... – Райко пожала плечами. – Не думайте о будущем, сегодня есть сегодня, и это главное правило нашего Плывущего Мира. Вы бы держали девушку здесь, я выстроила бы для вас новый дом, прежний мы, естественно, разрушили, вы обращались бы с ней как с Ханой, во всем, та же цена контракта, те же деньги каждый месяц на одежду и жилье, и она будет только вашей.

Её взгляд уперся в него, проникая вглубь, и он понял, что она сейчас заглядывает к нему в самую душу, видит, как он извивается в лихорадочной, внезапно проснувшейся надежде и всем сердцем жаждет принять то, что избавит его от пытки, – новость о его карме распространилась со скоростью света, теперь каждый дом закрывал перед ним свои двери, вежливо, о, очень вежливо, но все же закрывал, только Пьяный Город оставался открытым, – избавит от пытки, но при этом навсегда станет дамокловым мечом над его головой. И что ещё хуже, вожделение в нем не пропадало, но наоборот усиливалось, желание иметь женщину превратилось в какую-то одержимость, которая однажды, две ночи назад, уже толкнула его на грань безумия с Анжеликой, не то чтобы после того случая он перестал желать её , нет, он вожделел её ещё сильнее, чем прежде, и знал, что если облегчение не придет, он предпримет ещё одну попытку и на этот раз добьется своего. Матерь благословенная, помоги мне, я не хочу заражать и её тоже.

– Есть и ещё одна возможность, – говорила между тем Райко, не сводя с него испытующего взгляда. – Мы можем обсудить её позднее. Сейчас Хана.

– Не-надо-о-Хане!

– Я должна это сделать, Фурансу-сан. Сейчас. Вы хотели узнать, как она умерла, neh? – Райко увидела, как зрачки его глаз расширились, а дыхание почти остановилось. – После того как вы выбежали в ночь, а она, плача, поведала мне о причине, я была так же потрясена, как вы, и приказала ей убираться из дома и прокляла её , хотя она была мне все равно что родная дочь. Конечно, вы были правы, и вы должны были бы убить её , а не просто ударить, перед тем как уйти, вы правы, и, конечно, её мама-сан должна была рассказать мне все, и она сама должна была рассказать мне сразу же, ка...

– Говорите, говорите медленно... больше медленно.

– Пожалуйста, извините меня, но очень трудно медленно, она должна была рассказать мне сразу же, как только узнала об этом. Я была вне себя и оставила её , чтобы попробовать догнать вас, но вы уже скрылись из виду. Потом одна из прислужниц... это была Мейко. Мейко ворвалась ко мне и сказала, что Хана попыталась совершить харакири...

– У неё не осталось никакого желания жить, Фурансу-сан, – печально проговорила Райко. – Я видела слишком многих, чтобы ошибаться на этот счет. Если бы она выжила после этой попытки, она повторяла бы её снова и снова, до бесконечности. В этом мире, и уж точно в нашем, иногда действительно наступает время, когда лучше и разумнее уйти. Мы же обрываем страдания животных – будет правильно принести такое же облегчение и человеку. Поэтому мы помогли ей. Мы успокоили её и вытерли кровь, потом усадили, и у неё было время произнести Наму Амида Буцу, потом я поднесла нож к её горлу, и Хана с миром в сердце упала на него. Вот как она умерла.

– Вы... вы убивать... часть... часть убивать её ?

– Это был мой долг как её мамы-сан, – просто сказала Райко. Опять она нерешительно помолчала, вздохнув. Не нужно больше проливать слезы. Я давно их уже выплакала. Ни одной не осталось. Сколько раз, когда я была в её возрасте и когда жизнь и то, как мне приходилось зарабатывать свой рис, становились мне ненавистны, задумывалась я над таким же избавлением, однажды даже перерезала себе запястья, только мама-сан вовремя пришла на помощь и спасла меня, а потом, когда я поправилась, нещадно меня избила. Но она была права, моя мама-сан, как и я была права, потому что она знала, что у меня это было не серьезно, не как у Ханы, и я теперь даже не помню лица того мальчика, к которому она не пустила меня, помню только, что он был поэтом. – Перед смертью Хана попросила меня ещё раз извиниться перед вами за неё. Молить, чтобы вы простили её.

– Вы... вы... прощаете, прощаете?

Какой странный вопрос, изумленно подумала она.

– Та Хана была как прошлогодний цвет вишни, развеянный ветром, нет нужды прощать или не прощать. Всего лишь лепесток Ивового Мира. Она существовала и не существовала. Вы понимаете?

Он кивнул в смятении, не понимая всех слов, но понимая, что она сделала и почему. Он ненавидел её и благословлял её , испытывал облегчение, грусть, желание растаться с жизнью, был полон надежды.

– Три человека, три, кто до меня. Кто?

– Я не знаю, простите. Знаю только, что они были японцы. Честно, – сказала она ему, глядя на него чистыми глазами. Эти имена были похоронены на дне её самого потаенного сердца, ожидая, когда придет необходимость воспользоваться ими для или против бакуфу. – Относительно этих. – Она раскрыла ладонь. Жемчужины притягательно поблескивали в свете масляной лампы. – Давайте договоримся, что я отдаю вам третью часть того, что выручу от продажи, а также все лекарства и все, что ещё может понадобиться. Треть будет... – Она замолчала, потому что подруга из Пьяного Города вдруг встала на своё место.

«Лекарство предназначено для той женщины, которая должна выйти замуж за тайпэна, – волнуясь, сказала она себе. – Разве не про неё говорили, что она потеряла вчера какие-то драгоценности, только я не придала этому никакого значения. Это должна быть она, жемчужины подтверждают это... и если это она, и-и-и-и, аборт должен совершаться втайне от него и без его согласия, иначе посредником, без сомнения, был бы Дзами-сан, а не Фурансу-сан».