Текст книги "Гайдзин"

Автор книги: Джеймс Клавелл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 92 страниц) [доступный отрывок для чтения: 33 страниц]

С ними нужно разобраться, навсегда. Этого мальчишку Нобусаду и принцессу необходимо нейтрализовать, навсегда.

Окончательное решение проблемы гайдзинов ясно: любым способом, какой мы только сможем изобрести, ценой любых жертв, мы должны стать богаче них и превзойти их вооружением. Это должно составить суть тайной политики нашей страны, отныне и навсегда. Как достичь этого? Я пока не знаю. Но в политике мы должны убаюкивать их лестью, не давать им обрести устойчивость, используя их глупые представления против них самих, и призвать на помощь свои более высокие способности, чтобы надежно заключить их в кокон неуверенности и ложных представлений.

Нобусада? Тут тоже все ясно. Но не он представляет собой настоящую угрозу. Она. Беспокоиться мне следует не из-за него, а из-за неё, принцессы Иядзу, она является подлинной движущей силой, стоящей позади него, и впереди.

Неожиданно возникшая в его мозгу картина принцессы с торчащим пенисом и Нобусады, наделенного женскими частями, заставила его улыбнуться. Из этого получилась бы замечательная сюнга, весело подумал он. Сюнга представляли собой эротические ярко раскрашенные гравюры на дереве. Они были очень популярны и высоко ценились среди торговцев и владельцев лавок в Эдо. Вот уже более века они были запрещены сёгунатом как слишком вольные для представителей этого низшего сословия, к тому же их было слишком легко использовать для злого осмеяния тех, кто стоял выше на сословной лестнице. В незыблемой иерархии Ниппона, установленной тайро, диктатором Накамурой, а затем закрепленной на грядущие века сёгуном Торанагой, первыми шли самураи, вторыми – крестьяне, третьими – все люди искусства, мастера и ремесленники и последними – презираемые всеми купцы и торговцы, «пиявки на теле тружеников», как называло их Завещание. Презираемые потому, что все остальные нуждались в их умении и богатстве – больше всего богатстве. Особенно самураи.

Поэтому в правилах, некоторых правилах, допускались послабления. И в Эдо, Осаке и Нагасаки, где жили по-настоящему богатые купцы, сюнга, хотя и запрещенные официально, раскрашивались, вырезались и с веселой улыбкой производились лучшими художниками и граверами страны. В каждую эпоху художники, состязаясь друг с другом в борьбе за славу и богатство, продавали их тысячами.

Экзотические, откровенные, но всегда с гаргантюанскими гениталиями, увеличенными до уморительно огромных размеров, лучшие из сюнга в совершенстве передавали каждую деталь, влажную и подвижную. Столь же высоко ценились выполненные в стиле юкиё-э портреты ведущих актеров, чья распущенность была постоянным предметом сплетен и скандалов, – женщины-актрисы не допускались законом, поэтому женские роли исполняли специально обученные актеры, оннагата, выше же всего ценились гравюры с изображением самых знаменитых куртизанок.

– Я бы хотел, чтобы тебя написал кто-нибудь. Жаль, что Хиросиге и Хокусай уже умерли.

Она рассмеялась.

– Какую позу я должна буду принять, господин?

– Только не в постели, – сказал он, захохотав вместе с ней. Смеялся он редко, и она была довольна этой победой. – Просто идущей по улице, с зонтиком от солнца, розовым и зеленым, и в твоем розово-зеленом кимоно с вышитым золотом карпом.

– Может быть, господин, вместо улицы, возможно, в саду вечером, собирающей светлячков.

– А, гораздо лучше! – Он улыбнулся, вспомнив те редкие дни своей молодости, когда летними вечерами его освобождали от занятий. Тогда он и его братья и сестры отправлялись в поля и охотились на светлячков с сетями из тонкого газа, а потом помещали крошечных насекомых в крошечные клетки и смотрели, как зеленоватый свет чудесным образом то вспыхивает, то гаснет, сочиняли стихи, смеялись и резвились без всяких забот, ещё молодые.

– Таким я чувствую себя с тобой сейчас, – пробормотал он.

– Господин?

– Ты извлекаешь меня из меня самого, Койко. Все в тебе обладает этим даром.

Вместо ответа она коснулась его руки, не сказав ничего и сказав этим все, довольная его комплиментом. Все её помыслы сосредоточились на нем, она старалась угадать, о чем он думает, чего желает, хотела быть совершенной для него.

«Но эта игра утомляет, – вновь подумала она. – Этот клиент слишком сложен, слишком дальновиден, слишком непредсказуем, слишком величествен, и его слишком трудно развлекать. Интересно, как долго он продержит меня. Я начинаю ненавидеть этот замок, ненавидеть эту жизнь в четырех стенах, скучаю по дому, звонкому смеху и непристойным шуткам других дев: Лунного Луча, Весенней Свежести, Лепестка и больше всего моей дорогой мамы-сан, Мэйкин.

Да, но я наслаждаюсь тем, что я в центре мира, обожаю свой коку в день каждый день, радуюсь тому, что я – это я, служанка самого благородного господина, являющегося на самом деле всего лишь обыкновенным мужчиной и, как все мужчины, прежде всего капризным маленьким мальчиком, который только изображает из себя сложную натуру, которым можно вертеть, как любым другим, давая ему сладости или шлепая по попке, и который, если ты умна, решает сделать только то, что ты уже решила позволить ему сделать – что бы он сам ни думал на этот счет.

Её смех зазвенел серебристыми переливами.

– Что?

– Вы даете мне радость, наполняете меня жизнью, господин. Мне придется называть вас Господин Даритель Счастья!

Теплота наполнила его.

– Значит, в постель?

– Значит, в постель.

Рука в руке они начали выходить из лунного света.

– Посмотри туда, – вдруг произнес он.

Далеко внизу загорелся один из дворцов. Языки пламени начали вырываться наверх, их становилось все больше, повалили клубы дыма. Теперь до них доносился еле слышный звон пожарных колоколов, и они могли разглядеть внизу крошечных, как муравьи, людей, снующих вокруг, потом образовались линии из новых муравьев, соединившие пожар с резервуарами для воды: «Самую большую опасность для нас представляет пожар, а не женщина, – с редким юмором записал сёгун Торанага в своём Завещании. – Против огня мы можем подготовиться, против женщины – никогда. Все мужчины и все женщины, достигшие брачного возраста, должны вступить в брак. Все жилища должны иметь резервуары с водой рядом с ними.

– Они ни за что не потушат его, не так ли, господин?

– Нет, не потушат. Полагаю, какой-нибудь болван опрокинул лампу или свечу, – сказал Ёси, поджав губы.

– Да, вы правы, господин, неуклюжий болван, – тут же повторила она, успокаивая его, после того как ощутила в нем неожиданную злость, причин которой не могла отыскать. – Я так рада, что вы отвечаете за подготовленность к пожару в этом замке, поэтому мы можем спать спокойно. С тем, кто сделал это, следует строго поговорить, кем бы он ни был. Интересно, чей это дворец?

– Это резиденция правителя Тадзимы.

– Ах, господин, вы продолжаете поражать меня, – произнесла Койко с трогательным восхищением, – как чудесно, что вы можете так быстро отличить один дворец от другого среди сотен и сотен, и с такого большого расстояния. – Она поклонилась, чтобы спрятать лицо, уверенная, что дворец принадлежал правителю Ватасы и что сейчас даймё Утани должен быть мертв и рейд удался. – Вы удивительный.

– Нет, это ты удивительная, Койко-тян. – Он улыбнулся ей сверху вниз, такой милой, такой крошечной, наблюдательной и опасной.

Три дня назад его новый шпион, Мисамото, постоянно стремящийся доказать свою ценность и преданность, сообщил ему о слухах, которые гуляли по казармам, насчет тайных свиданий Утани с красивым мальчиком. Он приказал Мисамото устроить так, чтобы этот секрет могла подслушать служанка Койко, которая обязательно должна была сообщить его либо своей хозяйке, либо их маме-сан, либо им обеим, если были верны и другие слухи: что эта самая мама-сан, Мэйкин, была ярой сторонницей сонно-дзёи и что она тайно позволяла сиси пользоваться её домом в качестве убежища и места для встреч. Секрет Утани был бы передан сиси, которые немедленно воспользовались бы такой замечательной возможностью совершить столь громкое убийство. Почти два года его

шпионы держали её и её дом под наблюдением, как по причине этих слухов, так и по причине растущей популярности Койко.

Но им ни разу не удалось наскрести хоть каких-нибудь улик, которые подтвердили бы эти предположения и позволили бы осудить женщин.

Но теперь – другое дело, думал он, наблюдая за бушующим пламенем, раз дворец горит, то Утани должен быть мертв, и теперь у меня есть подлинная улика: шепоток, зароненный в эту девушку, принес злой плод. Утани – большая победа для них. Какой был бы и я, даже ещё в большей степени. Он едва заметно вздрогнул всем телом.

– Огонь пугает меня, – сказала она, неправильно истолковав эту дрожь и желая вернуть ему лицо.

– Да. Пойдем, оставим этих людей их карме. – Рука об руку они ушли.

Ёси был так взволнован, что лишь с большим трудом сумел скрыть это. «Интересно, какова твоя карма, Койко. Рассказала ли тебе прислужница о подслушанном ею секрете, после чего ты приказала ей сообщить все маме-сан, являясь одним из звеньев этой цепи?

Возможно, да, а возможно, и нет. Я не заметил в тебе никакой перемены, когда сказал „Тадзима" вместо „Ватаса", а я следил за тобой очень внимательно. Да, интересно. Конечно, ты под подозрением, всегда была под подозрением, зачем ещё стал бы я выбирать тебя, разве это не добавляет остроты моим утехам в постели? Добавляет, и слухи о твоем искусстве ни в чем не расходятся с правдой. Воистину я более чем удовлетворен, поэтому я буду ждать. Но теперь тебя легко поймать в ловушку, прошу прощения; и ещё легче будет вытянуть правду из твоей прислужницы, из этой не слишком умной мамы-сан и из тебя, красавица моя! Слишком легко, прошу прощения, когда я захлопну дверцу.

И-и-и-и, это будет трудное решение, потому что сейчас, благодаря Утани, у меня появилась тайная и прямая ниточка к сиси, которая может помочь мне найти их, уничтожить или даже использовать их против моих врагов по своему желанию. Почему бы нет?

Заманчиво!

Нобусада? Нобусада и его принцесса? Очень заманчиво!» Он рассмеялся.

– Я так счастлива, что вы так счастливы сегодня вечером, господин.

КНИГА ВТОРАЯ

18

Понедельнику 13 октября

В солнечный, ослепительно яркий полдень десять дней спустя Филип Тайрер сидел за письменным столом на веранде миссии в Эдо и с удовольствием упражнялся в японской каллиграфии – кисточка, тушь и вода. Вокруг валялись десятки исписанных и отброшенных за ненадобностью листов рисовой бумаги, поразительно дешевой здесь в сравнении с Англией. Сэр Уильям отослал его в Эдо, чтобы он подготовил все к первой встрече со старейшинами.

Его кисточка вдруг замерла. Вверх по холму поднимались капитан Сеттри Паллидар и десять драгун в столь же безупречных мундирах. Когда они появились на площади, самураи, стоявшие там, – их теперь было гораздо больше, чем раньше, – расступились, чтобы пропустить их. Легкие деревянные поклоны, на которые англичане отвечали таким же мимолетным и деревянным отданием чести, – явно вновь установленный протокол. Часовые в алых мундирах, их число тоже значительно возросло, открыли железные решетчатые ворота и закрыли их снова, после того как драгуны, цокая копытами, въехали на передний двор, обнесенный высокой стеной.

– Хеллоу, Сеттри, – крикнул Тайрер, сбегая по ступеням, чтобы встретить его. – Боже мой, ваш вид – просто услада для больных глаз. Дьявольщина, откуда вы взялись?

– Из Иокогамы, старина, откуда же ещё? Прибыли на корабле. – Пока Паллидар спешивался, один из садовников, с мотыгой в руке, уже торопливо семенил к нему, полусогнувшись в поклоне, чтобы принять коня под уздцы. Когда Паллидар заметил его, его рука потянулась к кобуре. – Убирайся прочь!

– С ним все в порядке, Сеттри. Это Юкия, он один из тех, кто уже давно тут работает, и всегда готов помочь. Домо, Юкия, – сказал Тайрер по-японски.

– Хай, Тайра-сама, домо. – Хирага нацепил бессмысленную улыбку на лицо, полускрытое широкой соломенной шляпой, поклонился, но не двинулся с места.

– Убирайся! – повторил Паллидар. – Извините, Филип, но мне не нравится, когда кто-нибудь из этих мерзавцев крутится возле меня, особенно с чертовой мотыгой в руке. Граймс!

Названный драгун тут же оказался рядом и грубо оттолкнул Хирагу в сторону, перехватив уздечку.

– Вали отсюда, джапо! Пшел, ну!

Хирага послушно затряс головой, сохраняя на лице все ту же нарисованную улыбку, и отошел. Но остался поблизости, чтобы можно было без труда все слышать, подавляя в себе страстное желание немедленно отомстить за оскорбление – острой как бритва мотыгой, маленьким кинжалом, спрятанным в шляпе, или голыми, но твердыми как сталь руками.

– Господи, зачем же вам понадобился корабль? – говорил между тем Тайрер.

– Для экономии времени. Патрули докладывают, что джапо понаставили новых рогаток по всей Токайдо, и дорога запружена от Ходогайи до самого Эдо хуже, чем Пиккадилли в день рождения королевы. Посему все нервничают больше обычного. Имею депешу к вам от сэра Уильяма, он приказывает закрыть миссию, а вам вернуться в Иокогаму со всем персоналом. Я – ваш эскорт для поддержания лица.

Тайрер ошеломленно уставился на него.

– Но как же встреча? Я тут работал, как сам чёрт, чтобы все подготовить к сроку.

– Не знаю, старина. Вот.

Тайрер сломал печать на официальном послании.

Ф.Тайреру, эсквайру, британская дипломатическая миссия, Эдо: Настоящим уведомляю вас, что я договорился с бакуфу о переносе встречи с 20 октября на понедельник, 3 ноября. Во избежание излишних расходов на охрану вам и всем сотрудникам предписывается немедленно вернуться с капитаном Паллидаром.

– Гип-гип, ура! Ну, Иокогама, держись теперь.

– Когда вы хотите ехать?

– Немедленно, говорит нам Великий Белый Отец, немедленно мы и уедем. Жду не дождусь. Что, если сразу после ланча, как вы на это смотрите? Проходите, присаживайтесь. Что новенького в Йокопоко?

– Ничего особенного.

Они не спеша вернулись на веранду и сели в кресла, Хирага передвинулся под её дощатый навес, продолжая усердно работать мотыгой.

Паллидар закурил сигару.

– Пиво чоп-чоп, – распорядился Тайрер.

Старший садовник подошел ближе и, остановившись в саду напротив веранды, низко поклонился. К удивлению Паллидара Тайрер поклонился в ответ, хотя его поклон был едва заметным.

– Хай, Сикиса? Нан дэсу ка? – Да, Сикиса, чего ты хочешь? Паллидар поразился ещё больше, когда услышал, как японец

спросил что-то, Тайрер бойко ответил ему, и между ними завязался оживленный разговор. Через некоторое время человек поклонился и ушел.

– Хай, Тайра-сама, домо.

– Бог мой, Филип, что все это значило?

– А? О, старик Сикиса? Он просто хотел узнать, можно ли садовникам заниматься садом позади здания. Сэр Уильям хочет иметь свежие овощи, цветную капусту, лук, брюссельскую капусту, картофель и... в чем дело?

– Так вы, стало быть, действительно говорите как джапо? Тайрер рассмеялся.

– Что вы, нет, до этого ещё далеко, но я оказался заперт здесь на десять дней и мне было абсолютно нечем заняться, поэтому я ударился в зубрежку, стараясь заучить побольше слов и выражений. Сэр Уильям, конечно, строго предупредил меня, чтобы я не отлынивал от дела, но, по правде говоря, мне это и самому ужасно нравится. Способность общаться заряжает меня небывалой энергией. – Перед его мысленным взором тут же возникло лицо Фудзико, он вспомнил их разговор, часы, проведенные с ней, – последний раз десять дней назад, когда он вернулся в Иокогаму на один день и одну ночь. «Ура сэру Уильяму, сегодня или завтра я снова увижу её. Чудесно».

– Чудесно! – механически повторил он, широко улыбаясь. – О, – торопливо добавил он, спохватившись, – о... э-э... да, мне нравится пробовать говорить, читать и писать на их языке. Старый Сикиса дал мне много слов, в основном рабочих слов, и Юкия тоже. – Он показал на Хирагу, который все так же усердно мотыжил землю, держась поблизости. Он не знал, что Юкия было прозвищем и означало просто «садовник». – Он помогает мне с письмом, весьма сметливый парень для японца.

Вчера, во время урока письма, он проверил дошедшие до него слухи. С помощью слов и знаков, которые дал ему Понсен, он попросил его написать иероглифы для слов «война», сэнсо, и «скоро», дзики-ни. Потом составил из неуклюже написанных слов предложение: «Война, Ниппон, скоро. Пожалуйста?»

Он увидел, как внезапно изменилось лицо японца и прочел на нем удивление.

– Гай-дзин то нихон-го ка? – Чужеземцы и японцы?

– Ийе, Юкия. Нихондзин то нихондзин. – Нет, Юкия. Японцы и японцы.

Тот вдруг рассмеялся, и Тайрер увидел, насколько у него красивое лицо и как он не похож на других садовников, задумавшись, почему Юкия всегда казался ему гораздо более разумным, чем остальные, хотя, в отличие от британских, большинство японских рабочих умели читать и писать.

– Нихондзин цунэни сэнсо нихондзин! Японцы всегда воюют с японцами, – ответил Юкия, хохотнув ещё раз, и Тайрер рассмеялся вместе с ним, чувствуя, что японец нравится ему все больше и больше.

Тайрер с хитрой улыбкой посмотрел на Паллидара.

– Ну же, какие новости? Ради бога, я не о деле. Как Анжелика? Паллидар хмыкнул.

– О, так она вас интересует? – бесстрастно спросил он, от души смакуя про себя эту шутку.

– Совсем не интересует, – с той же невозмутимой миной ответил Тайрер, включаясь в игру, и они оба издали веселый смешок.

– Завтра празднуют помолвку.

– Счастливчик Малкольм! Слава богу, меня отзывают отсюда, изумительно! Было бы крайне жаль пропустить такой вечер. Как Малкольм?

– О, Струан? Чуть-чуть получше, как я слышал. Сам я его не видел, но говорят, он уже встает. Я спросил Анжелику, но она ответила только, что ему гораздо лучше. – Ещё одна лучезарная улыбка. – За ним сейчас смотрит этот новый доктор Хоуг, их семейный врач. По слухам, он чертовски хорош. – Паллидар допил своё пиво. Тут другая кружка появилась рядом с ним заботами внимательного Чена, улыбающегося, круглого, копии Лима, тоже дальнего родственника компрадора компании Струана и тоже тайно собирающего для него информацию. – Спасибо. – Паллидар сделал глоток и одобрительно кивнул. – Чёрт, а приличное ведь пиво.

– Это местное. Юкия говорит, что японцы уже много лет его варят, самое лучшее делают в Нагасаки. Я так полагаю, они переняли секрет пива у португальцев столетия назад. Какие ещё новости?

Паллидар задумчиво посмотрел на Тайрера.

– Что вы думаете о рассказе Хоуга про того убийцу? Об операции и таинственной девушке?

– Даже не знаю, что и думать. Мне казалось, я узнал одного из них, помните? Тот парень был ранен как раз в то же самое место. Все сходится. Жаль, что вы с Марлоу тогда не поймали его. Есть своя ирония в том, что один из наших вылечил его, чтобы он снова мог нас убивать. – Тайрер понизил голос, поскольку рядом всегда находились слуги и солдаты. – Между нами, старина, сэр Уильям посылает за дополнительными войсками из Гонконга.

– Я слышал то же самое. Скоро будет война, или нам придется вмешаться, когда они вцепятся в глотки друг другу...

Дергая сорняки и орудуя мотыгой, Хирага продолжал их внимательно слушать, и хотя он не понимал многих слов, главное он улавливал, и то, что он услышал, подтверждало его собственные наблюдения и усиливало его тревогу.

«Да, карма, – подумал Хирага и снова начал прислушиваться к разговору гайдзинов, радуясь, что Ори жив, улыбаясь про себя шутке, что гайдзин действительно спас Ори, чтобы тот опять убивал гайдзинов, как сам он убьет этих двух. – Во время их отступления, в суматохе поспешного отъезда я смог бы сделать это – если не обоих, то хотя бы одного из них, кто окажется ближе. И-и-и-и, боги, если вы существуете, сколько вас ни есть, смотрите за Сумомо и оберегайте её. Хорошо, что она воспротивилась воле родителей, хорошо, что добралась до дома моих родителей в Тёсю, хорошо, что она пришла в Канагаву, более чем хорошо, что она осмелилась сражаться вместе со мной, – она будет достойной матерью моему потомству, если такова моя карма. Посему гораздо лучше ей отправиться домой, где ей ничто не будет угрожать. Пусть лучше она будет в Тёсю, подальше от опасности...

Внезапно головы всех, кто находился на переднём дворе, повернулись в сторону запертых и охраняемых ворот, из-за которых донесся громкий окрик. Сердце Хираги стукнуло и провалилось куда-то. Офицер-самурай во главе патруля, несущего знамена бакуфу и личный герб Торанаги Ёси, громко требовал, чтобы его впустили, а солдаты в алых мундирах, стоявшие у ворот, так же громко говорили ему, чтобы он уходил. Сразу за спиной офицера, связанный, избитый, с поникшей головой, стоял Дзёун – его товарищ-сиси.

Трубач протрубил тревогу. Все солдаты, находившиеся на территории миссии, бросились по местам, некоторые в расстегнутых мундирах, другие без шляпы, но все с ружьями, полными патронными сумками и штыками; садовники разом рухнули на колени, уткнувшись головами в землю, – Хирага мгновение стоял, захваченный врасплох, потом торопливо последовал их примеру, чувствуя себя совершенно голым. Толпы воинов на площади начали угрожающе подтягиваться к воротам.

Стараясь унять дрожь, Тайрер поднялся на ноги.

– Что за дьявольщина там происходит?

С подчеркнутой медлительностью Паллидар произнес:

– Полагаю, нам следует это выяснить. – Он лениво поднялся с кресла, увидел в дверях капитана, командовавшего охраной миссии, который беспокойно расстегивал кобуру. – Доброе утро, я капитан Паллидар.

– Капитан Макгрегор. Рад, что вы оказались здесь, да, очень рад.

– Пойдемте? – Да.

– Сколько у вас солдат?

– Пятьдесят человек.

– Прекрасно, больше чем достаточно. Филип, никаких оснований для беспокойства, – сказал Паллидар, чтобы ободрить его. Внешне капитан был спокоен, но и у него адреналин бежал по жилам, заставляя сердце биться чаще. – Вы здесь старший из официальных лиц, возможно, вам следует спросить у него, что ему нужно. Мы будем сопровождать вас.

– Да, да, очень хорошо. – Отчаянно стараясь выглядеть спокойным, Тайрер надел цилиндр, одернул фрак и сошел по ступеням. Все взгляды были прикованы к нему. Драгуны смотрели только на Паллидара, ожидая его распоряжений. В пяти шагах от ворот Филип остановился, оба офицера встали вплотную позади него. Какое-то мгновение он мог думать лишь о том, что ему нестерпимо хочется мочиться. В наступившем молчании он произнес, слегка запинаясь:

– Охайо, ватаси ва Тайра-сан. Нан дэсу ка? – Доброе утро, я мистер Тайрер, пожалуйста, что вы хотите?

Офицер, это был Урага, гневно посмотрел на него, потом поклонился и задержал поклон. Тайрер поклонился в ответ, но совсем не так низко – этот совет дал ему Андре Понсен – и повторил:

– Доброе утро, что вы хотите, пожалуйста?

Офицер отметил его более чем неуважительный поклон и взорвался бурным потоком японского, который совершенно поглотил Тайрера, чье отчаяние нарастало. Те же чувства испытал и Хирага, потому что офицер просил немедленного разрешения на обыск здания и территории миссии и на проведение безотлагательного допроса всех работающих там японцев, поскольку существовала вероятность, что среди них скрываются убийцы и бунтовщики сиси:

– ...вроде этого, – сердито закончил он, ткнув пальцем в Дзёуна. Тайрер с трудом подбирал слова.

– Вакаримасэн. Додзо, ханаси во суру нороку. – Я не понимаю, пожалуйста, говорите медленно.

– Вакаримасэн ка? – Вы не понимаете? – с отчаянием переспросил офицер, потом повысил голос, полагая, как и большинство людей, что при разговоре с иностранцем громкость придает словам большую ясность и понятность, и повторил сказанное ещё раз, причем теперь гортанный язык звучал ещё более угрожающе. Он закончил словами:

– Это не займет много времени, и, пожалуйста, поймите, что это делается для вашей же безопасности!

– Прошу прощения, не понимаю. Пожалуйста, вы говорить английский или голландский?

– Нет, конечно нет. Вам все должно быть ясно. Я хочу войти лишь ненадолго. Пожалуйста, откройте ворота! Это для вашей же безопасности! Послушайте, во-ро-та! Вот, смотрите, я покажу вам! – Он шагнул вперед, схватил один из прутьев решетки и потряс его, железные створки загремели. Внутри все нервно шевельнулись, со всех сторон защелкали предохранители, и Паллидар громко приказал:

– Поставить ружья на предохранители! Без моей команды не стрелять!

– Чёрт побери, я не знаю, о чем он говорит, – произнес Тайрер, чувствуя, как холодный пот сбегает по спине. – Понятно одно: он явно хочет, чтобы мы открыли ворота.

– Ну, этого он, чёрт подери, не дождется, открывать их мы не намерены, только не этому вооруженному сброду! Скажите ему, пусть уходит, скажите, это британская собственность.

– Это... – Тайрер подумал секунду, потому указал рукой на флагшток и на «Юнион Джек». – Это английский место... нет входить. Пожалуйста, уходить!

– Уходить? Вы сошли с ума? Я же объяснил, что это делается для вашей собственной безопасности. Мы только что поймали вот этого шелудивого пса и уверены, что ещё один находится здесь или прячется поблизости. Откройте ворота!

– Прошу простить, не понимаю... – Новый поток японских слов обрушился на Тайрера, и он беспомощно огляделся вокруг себя. Тут на глаза ему попался Хирага, стоявший неподалеку. – Юкия, подойди сюда, – крикнул он по-японски. – Юкия!

Сердце Хираги едва не остановилось. Тайрер снова закричал на него. Изображая крайнюю степень ужаса, униженно согнувшись и спотыкаясь через каждый шаг, Хирага подбежал к Тайреру и уткнулся головой в землю у его ног, повернувшись спиной к воротам и почти целиком скрытый круглой широкополой шляпой.

– Что человек говорить? – спросил Тайрер.

Все чувства Хираги обострились до предела; притворяясь, что его трясет от страха, он тихо ответил:

– Это плохой человек... он хочет войти, чтобы... чтобы украсть ваши ружья.

– Ага, так, войти. Зачем?

– Он... он хочет сделать обыск.

– Нет понимать. Что значит «о-быск»?

– Обыск. Он хочет посмотреть ваш дом, везде.

– Да, понимаю входить. Зачем?

– Я же сказал вам, чтобы обыскать...

– Ты, садовник, – крикнул офицер, и Хирага дернулся, закипев от гнева. И тут, впервые в жизни, стоя здесь у всех на виду, на коленях перед гайдзином, зная, что под шляпой он носит грубую шапочку, сняв которую можно увидеть его выбритую посередине голову и самурайский узел волос на макушке, он вдруг почувствовал тошнотворный прилив страха.

– Ты, садовник, – снова крикнул офицер, громыхая воротами, – скажи этому идиоту, что я хочу только найти убийц... убийц-сиси!

В отчаянии Хирага тихо проговорил:

– Тайра-сама, этот самурай хочет войти, чтобы посмотреть на всех. Скажите ему, что вы уезжаете, а потом он может войти.

– Не понимаю. Юкия, иди туда! – Тайрер показал на ворота. – Скажи уходить, вежливо уходить!

– Я не могу. Я не могу, – прошептал Хирага, стараясь заставить свой мозг работать и борясь с тошнотой.

– Филип, – заговорил Паллидар, спину его мундира покрывали пятна пота. – Какого дьявола он пытается втолковать тебе?

– Я не знаю.

Напряжение нарастало, офицер снова загремел воротами, в очередной раз требуя впустить его, его люди начали подбегать и хвататься за прутья, чтобы помочь ему. Принужденный действовать, Паллидар подошел ближе. Холодно отдал честь. Так же холодно человек поклонился в ответ. Затем, медленно, Паллидар произнес:

– Это британская собственность. Я приказываю вам мирно удалиться или пенять на себя за последствия.

Офицер непонимающе посмотрел на него, потом словами и действиями дал ему понять, чтобы он отпер ворота – и побыстрее.

– Уходите! – Не поворачивая головы, Паллидар крикнул: – Только драгуны! Приготовиться дать залп!

В ту же секунду все десять драгунов как один бросились вперед, образовали две шеренги перед самыми воротами, одним движением первая шеренга опустилась на колено, все десятеро щелкнули предохранителями, послали патрон в патронник и прицелились. В разом наступившем молчании Паллидар медленно расстегнул кобуру револьвера.

– Уходите!

Неожиданно офицер захохотал. Его хохот подхватили остальные самураи. Только на площади их собралось несколько сотен, и Урага знал, что ещё тысячи находятся поблизости и десятки тысяч прибудут сюда в течение часа. Но ни один из смеявшихся не видел, какую бойню способны учинить несколько стойких, дисциплинированных британских солдат с их простыми в обращении и быстро перезаряжающимися ружьями.

Смех замер так же внезапно, как и возник. Обе стороны ждали неизбежного теперь начала: кто первый? Лихорадочное возбуждение охватило всех. Это будет битва насмерть, си курару бэки, Господи Всемогущий, Наму Амида Буиу...

Хирага украдкой взглянул на Тайрера, прочел на его лице полную беспомощность и выругался, понимая, что в следующую секунду офицер должен будет отдать приказ атаковать миссию, чтобы сохранить лицо посреди этой нарастающей, как подземный гул, враждебности снаружи. Прежде чем он смог остановиться, отточенный за долгие годы инстинкт выживания толкнул его на риск, и он услышал свой шепот на английском – ни разу до этого он не давал Тайреру понять, что говорит на его языке:

– Поза'рста доверять... поза'рста говорить слова: Сэнчо... доз... Тайрер уставился на него, открыв рот.

– А? Ты сказал «доверять»? А?

Понимая, что пути назад уже нет и надеясь, что внимание обоих офицеров, стоявших рядом, настолько приковано к происходящему снаружи, что они не услышат его, Хирага сбивчиво зашептал, едва понятно выговаривая слова, «л» он произносить так и не научился:

– Паза'рста тихо. Опасность! Притворица с'рава васы. Сказать Сэнчо, додзо сидзука ни... сказать с'рава! – Холодея от страха, с колотящимся сердцем он подождал, потом, чувствуя, что напряжение среди самураев у ворот достигло предела, снова зашипел по-английски, уже как приказ:

– Сказать с'рава сейчас! Быстро! Сэнчо... додзо сидзука ни... Сейчас сказать!

Едва соображая, что он делает, Тайрер подчинился.

– Сэнчо, додзо сидзука ни... – как попугай, в точности повторил он и эти слова, и те, которые последовали за ними, не представляя, что они означают, и пытаясь как-то уложить в голове, что этот садовник говорит по-английски и что это не сон. Через несколько секунд он увидел, что слова оказывают своё действие. Офицер криком приказал остальным успокоиться. Напряженность на площади спадала. Теперь офицер внимательно слушал его, время от времени вставляя «Хай, ваката» – Да, понимаю. Мужество Тайрера, вытекшее из него до капли, прихлынуло снова, и он сосредоточился на Хираге и его японском. Слова быстро закончились коротким «Домо».

Офицер тут же заговорил в ответ. Хирага подождал, пока он закончит.

– Покачать го'ровой, – прошептал он. – Сказать Ийе, домо, пок'раница быстро-быстро, назад домой. Приказать мне уходить тоза.

Уже лучше владея собой, Тайрер твердо покачал головой.