Текст книги "Не вижу зла"

Автор книги: Джеймс Гриппандо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 25 страниц)

Глава пятьдесят первая

В полдень присяжные удалились на совещание.

У Джека появилось свободное время, правда, он не знал, сколько именно. Бытовало мнение, что быстрое вынесение приговора обычно плохо заканчивается для защиты, хотя на самом деле это ровным счетом ничего не значило. Прокурор оставался в здании суда, пока присяжные совещались, демонстрируя этим уверенность в победе. В равной мере считалось, что адвокат защиты, покидающий здание и отправляющийся по своим делам, демонстрирует оптимизм в успешном завершении дела. Поэтому Джек ушел.

Он изо всех сил старался излучать оптимизм.

Джек не нашел ни одной ошибки, ни одной неверной ноты в заключительном выступлении прокурора, особенно когда тот предъявлял контрдоказательства в последнем обращении к присяжным. Джек снова и снова прокручивал в уме ясную и убедительную речь, надеясь отыскать изъян в логике прокурора, хоть какое-то противоречие, хотя бы намек на разумное сомнение, за которое может уцепиться умный член жюри, чтобы убедить остальных присяжных проголосовать за оправдание Линдси. Но слова Торреса продолжали ранить его, подобно уколам копья.

Не каждый день федеральный прокурор обвиняет его в том, что он вероломно выставляет собственного сына виновным в совершении убийства.

– Вините во всем ребенка, – заявил Гектор Торрес, повторяя свою Мантру для жюри присяжных, которые с неослабным вниманием слушали его речь. В зале суда стояла мертвая тишина, но собравшиеся понимали, что прокурору представился последний и шанс вновь обрести власть над ходом процесса, которую он было выпустил из рук. – Разве не удивляет вас, леди и джентльмены, тот факт, что защита взяла на вооружение разработанную в последнюю минуту стратегию? Так вот, не удивляйтесь. Эти люди не остановятся ни перед чем, только бы опозорить семейство Пинтадо. Мистер Суайтек приложил все силы к тому, чтобы выставить ребенка убийцей, но позвольте напомнить вам, что я был единственным, кто спросил Брайана Пинтадо, застрелил ли он своего отца, и тот под присягой отрицал это. Я мог бы еще долго рассуждать на данную тему, но я намерен обратить ваше внимание всего лишь на три момента. Первое, – произнес он, загибая палец. – Не подлежит сомнению, что отпечатки пальцев Линдси Харт были обнаружены на орудии убийства. Второе: не подлежит сомнению, что Линдси Харт занималась сексом с мужчиной, который не был ее супругом. Третье – помните показания медицинского эксперта, свидетеля правительства, доктора Вандермеера? Того врача, занимавшегося проблемами бесплодия, который рассказал вам, что у Оскара Пинтадо содержание «сперматозоидов-убийц» было необычно высоким. Это означает, что он был очень ревнивым человеком. Мне представляется это чрезвычайно интересным, и, надеюсь, вы придерживаетесь того же мнения. Когда вы удалитесь на совещание для вынесения приговора, задайте себе вопрос: если эти любовные игры втроем продолжались именно так, как о том говорила Линдси Харт, почему так ревновал Оскар? Если ему нравилось наблюдать, как жена занимается сексом с другим мужчиной, почему его беспокоил тот факт, что это имело научно объяснимые физиологические последствия? Почему?Я объясню вам почему. – Прокурор сделал паузу и, прищурившись, вперил взгляд в обвиняемую. – Потому что Линдси Харт – лгунья и убийца. – Он повернулся к жюри и закончил: – И она заслуживает наказания.

Звук автомобильного клаксона вывел Джека из задумчивости. Замершие было машины снова поползли дальше. Джек медленно подал свое авто на несколько дюймов вперед, потом нажал на тормоза, останавливаясь на участке, где скорость была ограничена сорока пятью милями в час. Перед ним мигала длинная вереница оранжевых стоп-сигналов. На трех станциях, которые Джек успел найти на своем радиоприемнике, надрывал душу и сердце Энрике Иглесиас. Из конвертибля, застрявшего в пробке позади него, доносились оглушительные звуки латиноамериканских мелодий. Езда на юг из нижнего Майами после четырех часов пополудни представляла собой мучительно долгое продвижение в хвосте гигантской очереди.

Он свернул с федеральной автострады номер один, проехал мимо пункта продажи автомобилей и оказался рядом с «Супермаркетом Марио», где так любила делать покупки Abuela,и тут он кое-что вспомнил.

Джек зарулил на стоянку и полез за бумажником. Там, под его водительским удостоверением, лежала визитная карточка, которую дал ему Кико, когда Джек с Abuelaзаглянули в его заведение в самый разгар суда, – с того момента, казалось, прошла целая вечность. Он вытащил визитку, потом прочел имя и номер телефона, которые Кико написал на обороте.

Эль Пидио – человек, который сказал Кико, что Гектор Торрес очень похож на Хорхе Бустона, мужчину, с которым мать Джека встречалась на Кубе.

Джек так и не нашел времени позвонить Пидио, он с головой ушел в процесс над Линдси Харт и не мог отвлекаться еще и на посторонние дела. Или, быть может, в данном вопросе он вел себя подобно Abuela,не уверенный, хочется ли ему знать правду. Но встреча с бывшей женой Торреса вновь пробудила в нем любопытство и вызвала желание разобраться в прошлом своей матери. Его беспокоило, что Марица, описывая чувства Торреса к его матери, использовала слово «одержимость». Чем больше он раздумывал над этим, тем любопытнее представлялся ему тот факт, что его сводный брат – Рамон, если верить надписи на могильном камне на Кубе, – умер в тот же день, когда родился. Шестое чувство подсказывало Джеку, что здесь что-то не так.

Он раскрыл свой сотовый телефон и набрал номер.

На вызов по-испански ответил какой-то пожилой мужчина Джек ответил на том же языке, если только можно назвать таковым испанский с акцентом Джона Уэйна.

– Мистер Эль Пидио?

– Не «мистер Эль Пидио», – ворчливо поправил его мужчина. – Просто «Эль Пидио».

– Это Джек Суайтек. Я…

– А, Суйатек. Я знаю, кто вы такой. Кико сказал мне, что вы наверняка позвоните.

– Как я понимаю, вы знали мою мать в Бехукале.

– Да. Я был ее врачом. Я принимал ее ребенка.

«Ее врач?»В голове у Джека внезапно возникла масса вопросов, но он выделил один, самый важный, задать который ему было неимоверно трудно.

– Тогда вы должны знать… Как умер мой брат?

На линии воцарилась тишина. Наконец мужчина тяжело вздохнул и произнес скрипучим голосом:

– Это очень сложный вопрос, молодой человек.

Глава пятьдесят вторая

Когда на землю начали опускаться сумерки, Джек нашел отца на поле для игры в гольф. Гарри стоял на вершине поросшего травой холма, он был в спортивных бриджах, носках с рисунком в виде разноцветных ромбов и в классической твидовой шапочке для гольфа – такая экипировка требовала от вас гандикапа как минимум в одно очко. Сидя на скамье, Джек наблюдал за тем, как Гарри, целиком отдавшись игре, отправлял на поле один мяч за другим. Оно выглядело так, словно на него просыпалась манна небесная – настолько густо зеленая трава была усеяна белыми мячиками.

– Папа?

Гарри замер с занесенной для удара рукой, несколько раздосадованный тем, что сын выбрал такой неудачный момент, чтобы обратиться к нему.

– Да?

– Как ты думаешь, есть ли что-нибудь на свете, чего мужчина не должен знать о своей жене?

Гарри помедлил, словно вопрос привел его в замешательство.

– Если мужчина спрашивает свою жену о чем-либо, он должен получить правдивый ответ.

– А что, если он не спрашивает? Кто-то должен сказать ему об этом?

– Ты имеешь в виду, должна ли жена рассказать ему?

– Нет. Предположим, она не может этого сделать. Должен ли кто-нибудь другой рассказать ему об этом? Кто-нибудь, кто знает правду.

Похоже, Гарри обуревали противоречивые чувства – растерянность и подозрительность.

– К чему ты ведешь, сынок?

Джек молчал. Что он мог сказать своему отцу? Что Ана Мария родила сына, который умер на Кубе? И что она не умерла бы, если бы не родила Джека? Что она не пренебрегла бы опасностью, если бы не ее одержимый старый ухажер – давний друг Гарри, Гектор Торрес? У Гарри Суайтека о своей цервой жене остались лишь воспоминания тридцатишестилетней давности. Джек не мог представить себе причину, почему следовало бы растоптать их, и тем более он не знал, с чего начать.

Он сказал:

– Я все время думаю о Линдси Харт, обо всех тех ужасах, которые вскрылись во время судебного процесса. О том, как Оскар обращался с ней. Если ее оправдают и она снова выйдет замуж, будет ли ее новый муж знать все подробности о ее прошлом? И вообще, имеет ли он право знать?

– Я полагаю, что знание таких вещей поможет ему понять ее страхи, ее настроение. Если новый брак от этого станет крепче, тогда он должен знать обо всем.

– Но знание ради одного только знания…

– Какой в нем смысл? Это то же самое, как если бы лежа на смертном одре ты посмотрел в глаза своей жене и после пятидесяти лет супружеской жизни признался в том, что сорок девять лет назад поцеловал другую женщину. Ты ничего этим не добьешься, разве что разобьешь ее сердце.

– Именно так, – с чрезмерным энтузиазмом воскликнул Джек, – Итак, если бы речь шла о тебе, ты не захотел бы знать такого рода подробности?

Гарри отложил в сторону свою клюшку для гольфа, – он играл пятым номером. Его смущение готово было смениться подозрительностью.

– Ты хочешь мне что-то сказать?

Джек посмотрел в глаза отца, надеясь увидеть в них желание узнать тайну, прояснить все недомолвки. Но ничего подобного он не заметил. Внезапно Джек понял, что в жизни каждого человека наступает момент, когда уже не родители присматривают за ним как за ребенком, а он сам должен защищать и оберегать своих родителей.

– Нет, ничего, – ответил Джек. – Как я уже говорил, я очень много думал о Брайане Пинтадо и его матери.

– Ты уверен, что дело только в этом?

Джек ответил не сразу, зато постарался, чтобы голос его прозвучал как можно увереннее.

– Да. Я хочу сказать, все так запуталось, а когда Брайан повзрослеет, ему станет еще труднее во всем разобраться. Что он будет думать о своей матери через несколько лет?

Гарри не сводил глаз с лица сына, словно подозревая, что Джек неспроста сменил тему и перешел от того, что должен знать муж о своей жене, к чувствам сына по отношению к матери. Но отец Джека не стал настаивать.

– Полагаю, все будет зависеть от вердикта, который вынесут присяжные.

– Будем надеяться, что ее оправдают.

– И что тогда? За Брайана возьмутся сотрудники инспекции по делам несовершеннолетних, ведь он убил своего отца?

Джек помолчал, прежде чем ответить. Ему не хотелось думать о такой возможности.

– Трудно сказать. Вообще-то Брайан не признался в совершении убийства, когда давал свидетельские показания.

– Однако же ты подвел его к самому краю. Заставил признаться в том, что он желал смерти своему отцу.

Они обменялись взглядами. Отчуждение между отцом и сыном исчезло, но даже от далекого прошлого невозможно отмахнуться и сделать вид, что ничего такого не было. Никто из них не сказал ни слова, но Джек знал, что оба думают об одном и том же: сколько раз Джек, будучи мальчишкой, злился на отца и бросал ему в лицо: «Я хочу, чтобы ты умер»?

– У детей часто возникают подобные мысли, но ведь они не имеют буквального смысла, – сказал Джек.

– Да, – согласился Гарри. – Это правда.

Снова наступило молчание. Затем Гарри сделал шаг вперед и положил руку сыну на плечо.

– Я горжусь тем, что ты сделал в зале суда. Тебе досталось нелегкое дело, но ты чертовски хорошо с ним поработал. Как бы оно ни закончилось, тебе не в чем себя упрекнуть.

– Спасибо. – Джек улыбнулся одними губами. Он смотрел, как отец поднял клюшку для гольфа и установил мяч для очередного удара. Он замахнулся пару раз, и Джек уже собрался уходить, но оставалась еще одна вещь, которую он должен был сказать.

– Папа?

– М-м, – проворчал Гарри. Наклонив голову, он примеривался, готовясь нанести удар.

– Гектор Торрес вовсе не друг тебе.

Гарри взмахнул клюшкой, отправив мяч в полет.

– Ты думаешь, я этого не знаю?

– Так ты знаешь?

– Я знаю это вот уже тридцать лет, Джек. Ничего конкретного, но можешь мне поверить, жуликов и обманщиков я нутром чую.

Он знал. Но, в то же время, не знал.

Гарри поинтересовался:

– А почему ты вдруг заговорил об этом? Торрес обманул тебя?

– Можно сказать и так.

– Знаешь, пусть тебя не беспокоит, что он мой старый друг и все такое. Выстави мяч для удара и выдай ему по первое число, он того заслуживает. – Гарри со всей силой ударил по мячу. Тот проплыл по воздуху и приземлился у самой отметки двести пятьдесят ярдов.

– Спасибо, пап. Я так и сделаю.

Глава пятьдесят третья

Джек в одиночестве сидел у стойки закусочной «Джо Аллен Дайнер», поглощая бифштекс с жареной картошкой, когда зазвонил его сотовый телефон. Это оказалась София.

– Джек, присяжные вернулись в зал суда.

Он взглянул на часы: только что миновало семь часов. Присяжные совещались почти пять часов. Это был крайний срок, который можно было считать недостаточно коротким для вынесения оправдательного приговора.

– Хорошо. Встретимся у здания суда.

Он направился в нижнюю часть города и через пятнадцать минут входил в зал заседаний. Прокурор стоял перед судьей. Рядом с ним была София. Несколько представителей средств массовой информации оставались на местах, предназначенных для публики. Это были самые упорные охотники за новостями, которые решили не уходить из зала суда до тех пор, пока присяжные не вынесут свой вердикт. Джек двинулся вперед, но судья уже спускался с возвышения, направляясь в свой кабинет. Джек заторопился по проходу, и у барьера его встретила София.

– Ложная тревога, – сообщила она. – Пока никакого вердикта. Присяжные всего лишь захотели задать судье один вопрос.

– Какой?

– Речь идет о показаниях кубинского солдата. Они пожелали узнать, в котором часу он видел лейтенанта Джонсона входящим в Дом Пинтадо.

– Судья должен был ответить им, чтобы они полагались исключительно на свою память.

– Именно так, по его словам, он и намерен поступить. Or просто захотел собрать нас всех вместе и сообщить о том, что к нему обратились с вопросом. Мне кажется, это хорошо, что присяжные задают вопросы.

Джек не обратил внимания на ее слова. Сколько раз за свою работу адвокатом по уголовным делам он старался отыскать некий смысл в том, что кто-то из присяжных задал вопрос, улыбнулся, покачал головой или почесал задницу.

– Да, наверное, вы правы. Это и в самом деле хороший знак, – ответил он.

– Линдси держится очень хорошо, – продолжала София, – учитывая все обстоятельства.

– Отлично, – рассеянно согласился Джек. Его больше беспокоил Брайан, но всему свое время. Он обвел взглядом зал суда и увидел, что Торрес складывает бумаги, собираясь уходить. Он извинился перед Софией и подошел к прокурору.

– Гектор, у вас найдется для меня свободная минутка?

– Конечно.

– Давайте отойдем куда-нибудь, где можно поговорить, хорошо?

Торрес проследовал за Джеком через весь зал в комнату для совещаний адвокатов. Джек закрыл дверь, но оба остались стоять по разные стороны стола.

– Твоя клиентка хочет обратиться с просьбой? – поинтересовался Торрес.

– Это зависит от того, что вы можете предложить.

– То же, что и раньше. Пожизненное заключение, без смертного приговора.

– Ничего не выйдет.

– Как тебе будет угодно. Милая и короткая встреча. Как раз из тех, что мне нравятся больше всего. – Торрес направился к двери.

– Еще один вопрос, – сказал Джек.

Торрес остановился и повернулся к нему лицом.

– Я слушаю.

Джек открыл рот, но ему понадобилось некоторое время, чтобы облечь мысли в слова.

– Я разговаривал с человеком по имени Эль Пидио.

– Эль Пидио? – переспросил прокурор. Это имя ему явно ни о чем не говорило.

– Это прозвище. Вы должны помнить его как доктора Бланко. Выражение лица Торреса сделалось непроницаемым. Напряженным голосом, но как-то неубедительно, он произнес:

– Почему я должен его помнить?

– Потому что он – тот самый врач, который принимал вашего ребенка на Кубе. Первого ребенка моей матери.

Избегая смотреть ему в глаза, Торрес отступил на шаг. На губах его заиграла тонкая улыбка, словно он гордился тем, что ему удалось сохранить свою тайну так надолго.

– Ты уже разговаривал со своим отцом?

– Нет.

– Ты вообще с кем-нибудь разговаривал?

– По-моему, теперь моя очередь задавать вопросы.

Прокурор положил свой портфель на стол и раскинул руки в стороны – воплощение открытой книги.

– Что ты хочешь знать?

– Собственно говоря, осталось узнать совсем немного. Доктор Бланко оказался просто кладезем ценной информации.

За показным спокойствием Джек разглядел беспокойство в глазах собеседника.

– Что он тебе сказал? – спросил Торрес.

– Мне всегда не давала покоя одна вещь. Почему моя мать умерла, как только я появился на свет? Можете представить, как разыгралось мое воображение, когда я узнал о том, что ее первый ребенок умер, едва успев родиться, в тот же самый день. Такое совпадение показалось мне странным. Очень странным.

– Я ничего об этом не знаю.

– Теперь, после того как мы с доктором Бланко побеседовали, мне кажется, что все вы знаете. Видите ли, моя мать умерла от преэклампсии. [15]15
  Поздний токсикоз у беременных.


[Закрыть]Это состояние может оказаться фатальным для матери или для ребенка. Если беременность длится положенный срок – как было в случае со мной, – преэклампсия зачастую оказывается фатальной для матери. Однако если ребенок рождается недоношенным – как случилось с моим сводным братом, – от нее чаще умирает ребенок.

– Мои поздравления. Ты разгадал загадку, которая никому не нужна. Кроме тебя.

– И вас, – заметил Джек.

– Меня это совершенно не касается. Твоя мать уже у меня когда я приехал в Майами.

– В этом все дело. Она не должна была умереть. Доктор Бланко считает, что моей матери больше не следовало иметь детей после смерти ее первенца. Беременность была для нее слишком опасной.

– В таком случае она должна была последовать совету своего врача.

Джек холодно взглянул на него.

– Он так и не дал ей этого совета.

– Тогда это проблема врача, не так ли?

– Нет. Это ваша проблема. Врач сказал, что это вы не позволили ему дать ей совет.

– Какая чушь.

– Она была совсем молоденькая. Незамужняя и беременная. Вы заявили доктору Бланко, что намерены жениться на ней и сделать ее честной и достойной женщиной. Но только в том случае, если она сможет родить вам детей, в особенности другого сына.

– Я ничего такого не припоминаю.

– Ну, в таком случае, может быть, вы вспомните вот что. Он сказал, что вы приставили ему нож к горлу и угрожали располосовать его от уха до уха, если он скажет моей матери, что ей больше нельзя иметь детей.

Торрес с сожалением покачал головой, но его поведение изменилось, как если бы он больше не видел смысла отрицать очевидное – по крайней мере, пока они находились вдвоем за закрытыми дверями.

– Мне было всего девятнадцать лет, – сказал он, как будто это все объясняло.

– Моей матери было всего двадцать три, когда она умерла.

Торрес ничего не ответил, и на лице его не отразилось никаких эмоций.

Джек продолжал:

– Я всегда думал, что она приехала в эту страну в поисках свободы. А на самом деле она убегала от вас, правда?

– Я любил твою мать.

– Нет, вам просто нравилось подчинять ее себе.

– Я любил твою мать и хотел, чтобы у нас была семья. Разве это преступление?

– Вы последовали за ней в Майами.

– Я приехал сюда по собственной воле.

– Вы подружились с моим отцом, чтобы побольше узнать о ней.

– Ну и что, даже если и так? Большое дело. Я нес факел.

–  Факел!Это больше похоже на огнемет. Вы одержимый.

– Это абсурд.

– Вы приходили к ней на могилу.

– Кому-то ведь надо было это делать. Одному Богу известно, почему твой отец не ходил туда.

– Сейчас мы говорим не о моем отце.

– Я приносил цветы на ее могилу. Подумаешь, большое дело.

– В задницу ваши цветы! Я знаю,что вы там делали.

Торрес оцепенел. Совершенно очевидно, что он понял скрытый смысл последней фразы Джека, понял, что тот разговаривал с его бывшей женой.

– Я не обязан выслушивать этот вздор.

Джек схватил его за лацканы пиджака и прижал к стене.

– Что ты собираешься делать, ударишь меня? Ты этого хочешь?

Джек только сильнее сжал кулаки. Он и вправду хотел ударить прокурора. Ударить его так, чтобы тот улетел обратно на Кубу. Торрес дышал с трудом, так сильно Джек прижал его к стене.

– Что от этого изменится? – сдавленным голосом прохрипел прокурор. – Что случилось бы, если бы я позволил доктору сказать твоей матери, что ей больше нельзя иметь детей? Что было бы с тобой,а, Джек? Ты бы никогда не родился. Тебе не за что злиться на меня. Напротив, ты должен быть мне благодарен.

В его словах была доля правды, впрочем, не той правды, ради которой Джеку захотелось бы простить его. Но при этом Джек не мог разобраться в своих чувствах. Эмоции захлестнули его. Тоска о матери, которой он никогда не знал. Отчаяние, оттого что в течение долгих лет ему пришлось по крохам выуживать информацию у своего отца и бабушки. Горькое разочарование, когда он понял, что ему так и не удалось узнать о ней ничего важного. Но над всеми этими чувствами преобладал гнев – гнев, вызванный осознанием того факта, что, с Гектором Торресом или без него, у него с матерью никогда не было ни единого шанса на счастливый конец и счастливое будущее. По крайней мере, не в шестидесятые годы. Судьба распорядилась так, что один должен был умереть, – Джек или его мать, его мать или Рамон. И винить в этом было некого. Такое вот жалкое оправдание для стоявшего перед ним человеческого существа.

Джек отвел руку, намереваясь избить этого урода до потери сознания. Торрес отшатнулся – вряд ли это можно было назвать защитной реакцией, – но тут быстрый стук в дверь заставил Джека замереть.

Дверь, открылась. Вошла София, и глаза ее расширились от изумления.

– Что здесь происходит?

Джек отпустил своего противника. Торрес разгладил измятые лацканы пиджака и ответил:

– Небольшое недоразумение, только и всего.

София выглядела смущенной и растерянной, но постаралась взять себя в руки.

– Присяжные вернулись. На этот раз окончательно. Они вынесли вердикт.

Прошло несколько секунд, прежде чем до них дошел смысл сказанного, и они вспомнили, почему вообще оказались в этом здании.

Торрес схватил свой портфель и направился к двери. Потом остановился и обернулся к Джеку.

– Просто чтобы закончить нашу беседу, советник. И, я полагаю, это относится как к вердикту присяжных, так и к тому, о чем мы с вами только что говорили. – Глаза его потемнели, а лицо приняло мрачное, почти угрожающее выражение. – Живи с этим, Суайтек. У тебя нет выбора.

Давно уже Джек не испытывал к кому-либо такой ненависти. Прокурор повернулся и ушел, но Джек по-прежнему ощущал кипящую ярость, он чувствовал, как от него буквально пышет жаром.

София не горела желанием вмешиваться, но в конце концов ей пришлось это сделать.

– Джек, нам надо идти. Линдси ждет.

– Ему понадобилось еще несколько секунд, чтобы взять себя в руки. Линдси.Как странно было просто слышать ее имя. Как странно сознавать, что ее судьба наконец была решена.

Не проронив ни слова, он зашагал по длинному коридору бок о бок с Софией.