Текст книги "Большие каникулы Мэгги Дарлинг"
Автор книги: Джеймс Кунстлер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)
В маленькой клетушке, два на три метра, стоял шезлонг, покрытый парчовыми накидками, небольшое мягкое кресло, письменный стол в стиле хэпплуайт. Также там было множество приятных на ощупь безделушек: керамические перчаточные формы, яйца из оникса и малахита, коробочки для нюхательной соли из позолоченного серебра, бронзовая ювелирная лупа, серебряная ньюпортская кружка с тринадцатью бакелитовыми авторучками (двадцать пять долларов за все на аукционе в Ист-Роуни). Стены украшали ботанические эстампы. И что самое главное: в комнате не было окон. И это вовсе не являлось роковой ошибкой: помещение не вызывало клаустрофобию, но давало ощущение безопаснейшего уюта, полностью лишая связи с внешним миром, со всеми его носителями зла и несчастий. Эта комнатушка напоминала Мэгги купе поезда – среди самых дорогих ее воспоминаний были ночные поездки в летний лагерь на поезде в пульмановском вагоне, – и в ней она представляла себе, будто пересекает ночью Альпы или что, открыв дверь, она увидит Стамбул у своих ног.
И именно в это убежище, в этот роскошный бункер Мэгги препроводила все еще не вполне отрезвевшую Линди, чтобы она поговорила по неотложному вопросу с Лос-Анджелесом. Разговор был заказан ровно на семь.
– Я не представляю, выдержу ли я все это, – сказала Линди.
– Смелее, родное сердце.
Линди свернулась калачиком на краю шезлонга, не сводя глаз с телефона. Мэгги налила ей чашку чая, но та ее проигнорировала. Вместо этого она методично, словно в приступе булимии, поедала один за другим «лимонные пальчики», мадлены и ореховые меренги, которые были принесены с чаем.
– Хочешь, я наберу номер? – спросила Мэгги.
– Подожди минуту.
– Уже семь.
– Он никуда не денется. Не зуди. Мне не так уж и интересно узнать, умру ли я до следующего Рождества, ты понимаешь? Я предпочитаю не знать этого еще хотя бы десять секунд. Тебе никогда не хотелось стать коровой?
– Извини?
– Ну, знаешь, когда выезжаешь из города и коровы отсутствующим взглядом смотрят, как ты проносишься мимо.
– Ну?
– И у них, у этих коров, ни единой мысли в головах. Даже обрывка мысли. Они не думают о том, что будет завтра, их, черт возьми, не беспокоит даже, что случится через пять минут. И о том, что было вчера. Или пять минут назад. Их не мучает раскаяние. Они не беспокоятся о деньгах, о том, как продать что-то, или о том, что какой-то проклятый режиссер выйдет за рамки бюджета на двадцать миллионов, о том, что приготовить на обед, о мужьях, меняющих ориентацию. Я хочу стать коровой. Если я умру от всего этого дерьма, то в следующей жизни буду коровой. Ну, хорошо, думаю, я уже готова позвонить…
Но как только Линди протянула руку к трубке, телефон зазвонил, и она отскочила от него так, как будто это была поднимающаяся кобра. Мэгги взяла трубку, делая знак указательным пальцем, что быстро закончит разговор. Линди закатила глаза.
– Алло.
– Мэгги Дарлинг?
– Да.
– Это Лоренс Хэйворд. Хочу сказать, что вы устроили прекрасный прием в сочельник.
– Я рада, что вам понравилось…
– Вы действительно понимаете в пище. Вам кто-нибудь об этом говорил?
– Иногда говорят. Послушайте…
– Я раньше никогда об этом не задумывался. Думаю, что многое упустил. Где бы вы посоветовали мне здесь поесть?
– М-м?.. А где вы?
– У себя дома. На углу Пятой авеню и Восемьдесят первой улицы. Не могли бы вы что-нибудь мне подсказать? Мне хотелось бы начать с чего-нибудь вкусного, понимаете, для разнообразия.
– Ох. Хорошо. Попробуйте ресторан «Civita» на Семьдесят шестой у Мэдисон.
– А что мне заказать?
– Coniglio in salmi. Послушайте…
– А что это за штука такая? Какое-то особое спагетти?
– Тушеный кролик. Вам понравится. Лоренс, я не могу сейчас разговаривать. Извините, но у меня плита включена…
– Конечно-конечно. Не за что извиняться. Спасибо за совет. Пока.
Мэгги посмотрела на телефон так, как будто это был какой-то странный предмет с другой планеты.
– Я выйду на секундочку, – сказала Линди. Она исчезла в коридоре и вскоре вернулась в обнимку со своей бутылкой водки. – Я не пьяница, понимаешь? Но это так напрягает, ты согласна?
– Ну конечно.
– У тебя есть валиум?
– Линди, нельзя мешать успокоительное с алкоголем!
– Конечно можно. Пора тебе взрослеть.
– Хорошо. Но, к сожалению, у меня его нет.
Линди глотнула «живительной влаги», задержала дыхание и запила уже остывшим чаем. Затем схватила телефонную трубку и принялась нажимать на кнопки длинным ногтем большого пальца.
– Это Линди Хэйган. Можно доктора Юджина Брилла? По поводу результатов анализа. Какого анализа? Послушайте, дорогуша, просто передайте ему, что звоню я, и он поймет. Угу? Ну, это действительно личное. А мне какое дело, что вы медсестра? Я не хочу это с вами обсуждать. Просто заткнитесь и передайте доктору, кто звонит, понимаете? Ах ты сучка! – Линди опустила трубку себе на колени.
– Что случилось? – спросила Мэгги.
– Она повесила трубку.
– Ты ей слегка нагрубила.
– Эй, ты на чьей стороне?
– На твоей конечно.
– Ты слышала, что она мне сказала?
– Нет.
– Тогда почему ты думаешь, что я одна грубила.
– Линди, я понимаю, что тебе трудно…
– Я тебе сейчас покажу, кому трудно! – Она быстро вновь набрала номер. – Только попробуй еще раз бросить трубку, маленькая дрянь, и завтра ты будешь утки выносить в государственной больнице в Канога-Парк. Это Линди Хэйган. Да, жена Бадди Хэйгана. Правильно, продюсера. Конечно, я подожду.
Линди налила еще водки в теперь уже пустую чайную чашку. У нее так сильно тряслась рука, что бутылка стучала по фарфору.
– А, это вы, доктор Брилл? Все хорошо, спасибо. Немного беспокоюсь, буду ли я жива в это же время в следующем году – ха-ха. Что? Конечно, я подожду.
Мэгги перекладывала ноги с одной на другую, грызя костяшку пальца, глядя, как Линди нервно скручивала свои волосы в засаленную веревку.
– А, вы уже снова здесь, – сказала Линди. – Не шутите? Я и не знала, что вы покупаете недвижимость. Мне кажется, что это хорошее приобретение. Что? Пико и Кринкшоу, Ну, это не совсем близко к скоростной дороге, правда? Ну, откуда, мать вашу, мне знать другие варианты, доктор Брилл? Да, я подожду.
– О чем вы, бога ради, разговариваете? – прошептала Мэгги.
– Какой-то брокер пытается продать ему шестиблочное здание в Мид-Уилдшире. На первом этаже там очень посещаемый ресторан «Urkh M’ghurkh». Монгольский. Как вложение средств.
– Неужели он может так обращаться с тобой?
– Ой, я просто не хотела, чтобы он повесил трубку.
– Это – ужасно.
– Это – Калифорния. Понимаешь теперь, почему мне здесь нравится? Долбаный врач делает три миллиона в год на лечении ангины у кинозвезд, и ему мало денег, понимаешь? Ему нужно больше. – О, да. Я к вашим услугам, доктор Брилл. Нет. Ну, на самом деле я в Коннектикуте. У подруги. Нет, он не со мной. Я не видела этого ублюдка с того момента, как он поведал мне свою потрясающую новость. Нет, я не думаю, чтобы это было слишком дорого для района Бенедикт-каньон. Ну, если это совсем под снос, то конечно. Послушайте, доктор Брилл, мне бы хотелось узнать, готовы ли результаты моего анализа. Нет, это был анализ на… уху-ху, анализ на СПИД, вы помните? Да, я подожду.
– Тебе следовало бы позвонить в комиссию по медицинской этике штата, – театрально прошептала Мэгги.
– Зачем ты шепчешь, Мэгги! – прокричала Линди. – Нас опять поставили на удержание!
Мэгги отошла и села в мягкое кресло, подобрав ноги. Линди налила себе еще водки.
– Да, я все еще здесь, доктор Брилл. Что? Вы открываете конверт? Что это такое, черт возьми? Церемония награждения «Оскара»? Извините. Да, я хочу услышать результаты. Хорошо. Я больше не ругаюсь, клянусь. Повторите, что вы сказали… Я…
Мэгги сжала свое лицо с двух сторон, оставив глубокие вмятины на щеках.
– Насколько можно верить этому анализу? Хм-м-м. Я думаю, что это обнадеживает. То есть это здорово. Что? Я рада, что вы рады, но будьте уверены, что никто так не радуется, как я. Нет, в ближайшее время я не появлюсь в Лос-Анджелесе. Нет, я не считаю, что этого стоит стыдиться. Вряд ли мне захочется сейчас встречаться с кем-нибудь. На самом деле, доктор Брилл, я не пошла бы с вами, если бы вы даже были последним мужчиной с нормальной ориентацией на планете. Вы – просто жадный до денег маленький пенис. Да, до свидания, задница.
Линди бросила трубку.
– У тебя все в порядке? – спросила Мэгги.
Линди успела только кивнуть до того, как ее глаза закатились и она свалилась с шезлонга на кремовый ковер.
Часть четвертая
ВИРТУОЗ ЗА РАБОТОЙ
1
Спасенная из пустоты
В течение января и февраля того же года «Шайка делового обеда» совершила налеты еще на пять ресторанов Манхэттена, и не только в обеденное время. «Le Cirque», «The Post House», «Lutèce» и «Aureole» подверглись нападению среди бела дня, a «Le Grenouille» – ночью. Во время последнего налета негодующий молодой соус-шеф выбежал из кухни с топором для рубки мяса наперевес, наивно намереваясь «защитить честь заведения», как позже сообщили его коллеги. В результате его окатили ливнем девятимиллиметровых пуль, как помоями из ведра.
Детективы, назначенные для расследования дела в эту пору сокращения городских служб, оказались в силах определить лишь этническую принадлежность преступников, их основной modus operandi[12] и безупречный вкус в выборе жертв. Члены банды, со своей стороны, все более наглели, пробуя качество приготовления пищи в местах налетов, то отщипывали кусочки от карпаччио с имбирем с какой-нибудь тарелки в одном ресторане, то брали ломтики жаренной на гриле рыбы-удильщика в другом, выдавая при этом моментальную оценку: «Ух, а это дерьмо ничего, твою мать!» Затем они быстро и организованно отходили к автофургону, ожидавшему их на улице.
«Подстригли, как овец!» – материал под таким заголовком поместила одна бульварная газета после нападения на ресторан «Lutèce», цитируя одного общественного деятеля из Бруклина, весело назвавшего деяния банды «новейшей для Нью-Йорка и изобретательной в политическом смысле быстро развивающейся отраслью». Владельцы ресторанов вынуждены были нанимать частную вооруженную охрану. Те, кто не мог себе позволить этого, смотрели, как пустеют их залы, портятся продукты и в конечном счете гибнет бизнес.
И в то же время жизнь на ферме Кеттл-хилл в Уэст-Рамфорде в штате Коннектикут, в девяноста с половиной километрах от отеля «Плаза», протекала значительно веселее, чем в предыдущие годы. К радостному удивлению Мэгги, Хупер и Элисон действительно нашли себе места для практического обучения: он – в Эм-ти-ви, а она – у Кельвина Кляйна, и начали каждый день ездить в город сразу же после того, как закончились праздники с их утомительным весельем.
Линди Хэйган, получив справку без печати о благополучном состоянии здоровья, но без планов на будущее и с пошатнувшимся мировоззрением, не вернулась в Калифорнию. Вместо этого она была принята в семью в качестве чего-то вроде проекта психологической реабилитации для Мэгги, уже принесшего первые обнадеживающие результаты. Она прибавила в весе четыре с половиной килограмма и как раз там, где нужно, поскольку у Мэгги поддерживался строгий график ежедневных тренировок. В свою очередь, она помогала Мэгги и Нине в работе компании «Гуд Тейст». Было очевидно, что ей нравились ее простые обязанности: как пациенту, идущему на поправку в каком-нибудь лучшем из санаториев, нравятся сеансы трудотерапии. Не будучи волшебницей в области кулинарии, Линди была надежной помощницей в выполнении элементарных работ типа выпечки булочек в большом количестве, лущения стручков гороха и фаршировки маленьких помидорок-черри крабовым мясом, приправленным карри. В целом все в доме вошло в простой и спокойный ритм, благоприятствовавший общему стремлению к лучшему будущему.
Кеннет Дарлинг не появлялся и на связь не выходил. Несколько предварительных писем было получено от его адвоката. Они были полны угроз и обещаний грядущих опустошительных сражений в суде. Однако адвокат Мэгги уверил ее в том, что это не более чем пустой шум и что за этими грозными фразами нетрудно разглядеть, каким жалким, беспомощным, извивающимся белым червяком был ее муж.
Это случилось как-то в полдень в четверг в конце января, когда Мэгги психологически споткнулась сама. Линди была в Уэстпорте, где наслаждалась сеансом своего нового психотерапевта, доктора Ирвина Кляйна (автора «Беспроигрышной диеты для повышения самооценки»). Нина самостоятельно организовывала простое полуденное чаепитие на тридцать персон в Историческом обществе Риджфилда, дети уехали на работу в город, горничные уже закончили сегодняшнюю работу и ушли. Не было никакой фотосъемки, никаких споров в редакции, никаких рекламных мероприятий по продвижению продуктов, не было гостей к обеду, не было даже звонков из благотворительных организаций по охране окружающей среды на тему о надоевших тропических лесах и бесконечных китах. Впервые за многие недели Мэгги была совершенно одна.
Глядя из окна кухни на спящий сад, снежную поземку и длинные синие тени, она почувствовала, что безудержно скатывается в безмолвную пустоту, открывшуюся за тысячью дел и обязанностей ее жизни. Пустота пугала ее, а неподвижность снежного пейзажа усиливала страх до отчаяния свободного падения. В этот момент ей страстно захотелось оказаться в объятиях сильных мужских рук, способных удержать ее от падения в эту пустоту, но ее вдруг осенило, впервые за эти недели, что в ее жизни нет абсолютно никакого мужчины. Неожиданно ей захотелось иметь его, захотелось плоти, мускусного запаха, глупости и мужской отваги.
Это страстное желание, эта физическая потребность объятий прояснили положение Мэгги, как отражение на поверхности пруда в тот момент, когда утихает ветер, и бывшие в ней страх и отчаяние ясно определились как зависимость от обыкновенного одиночества. Она посмотрела на покрытые снегом клумбы, и ее будущее представилось ей холодными синими бесполезными сугробами. И, как порой случается в те странные моменты, когда наши маленькие жизни взывают к уходящей в бесконечность пустоте, в которой заключен подлинный дух вселенной, пустота ответила (Юнг назвал бы это примером синхронизации), на этот раз желанным мужским голосом.
– Это Свонн. – Голос, казалось, пел на дальнем конце телефонного провода.
– Ой… – замялась Мэгги, ища слова, в то время как ужасная пустота вновь закрутилась в ее сознании. – М-м, да? Мэгги Дарлинг, слушаю вас.
– Фредерик Свонн. Вы помните меня, миссис Дарлинг?
Неожиданно Мэгги начала причесывать свои тяжелые серебряно-русые волосы пальцами.
– Фредерик Свонн… артист?
– О, мне это нравится. Никогда еще не думал о себе подобным образом. Миссис Дарлинг, я хочу поругать вас. После нашей случайной встречи прошло уже три недели, а вы все еще не ответили на мою записку. Я чувствую себя обделенным.
Последовала тяжелая пауза, после которой Мэгги громко рассмеялась.
– У вас, что… нет поклонниц? – попыталась выговорить она.
– Ах, я понимаю. Вы думаете, что я по колено увяз в юных кошечках. Ну, полагаю, что я мог бы, конечно, но это мне не по вкусу, миссис Дарлинг. Мне больше по вкусу вы.
– Я очень… польщена, Фредерик.
– Свонн. Свонни – для близких друзей.
– Вы и выглядите созвучно своему имени, по-лебединому[13].
– Я принимаю это как комплимент.
– А я и собиралась его вам сделать.
– Если кто и выглядит по-лебединому, так это вы, миссис Дарлинг. Да и Свонну вы нравитесь.
– Я не знаю, что и сказать.
– Скажите, что вы отужинаете со мной сегодня вечером.
– Вы не оставили мне времени подумать, да?
– Точно. Я и не хотел вам давать времени на раздумья, поскольку боюсь, что вы наморщите свой милый носик и скажете «спасибо, нет». Так что же вы скажете?
– Я скажу, что слишком стара для вас.
– Вздор, – возразил Свонн так, будто смахнул пушинку. – Но я думаю, что вам приятно было бы поспорить на эту тему…
– Мне не нравится спорить вообще.
– Отлично. Так вы поужинаете со мной сегодня вечером?
– Вы настойчивы.
– Ну пожалуйста, скажите, что вы пойдете со мной.
– Я… пойду, – сказала Мэгги так импульсивно, что сама испугалась.
– Отлично. Я пришлю за вами машину.
– А где вы предлагаете поужинать? – спросила она, беспомощно подчиняясь его темпу речи.
– Здесь, конечно. В «Роялтоне». Машина подойдет к вам около семи. Оденьтесь так, как хочется. Вопросы есть?
– Да. Вы знаете, что я замужем?
– Разведка доложила, миссис Дарлинг, что недавно вы выставили мужа за дверь и сейчас ваше замужество – это всего лишь юридический статус и не более того. Я не ошибаюсь?
– Сведения точные, но выраженные в слегка легкомысленной форме. Кто вам об этом рассказал?
– Скажем, я просто навел справки. Источник – надежный. Я с волнением ожидаю нашей встречи вечером. Скоро увидимся, миссис Дарлинг. До свидания.
2
Такой очаровательный
Линди вернулась после сеанса психотерапии без четверти шесть и застала Мэгги наверху в ее спальне среди кучи одежды. Она сразу поняла, что Мэгги собирается на свидание. И хотя Линди старательно выпытывала, Мэгги не открыла ей, с кем она встречается, до того момента, когда она наконец выбрала то, что ей понравилось: скромный жакет джерси красного цвета с глубоким вырезом и простая черная шерстяная юбка, черные колготки и черные бархатные туфли с золотой застежкой от Холли Боргезе. Только после этого она произнесла:
– Фредерик Свонн.
Когда Линди услышала это, ее словно полтергейст к стене откинул.
– Ты ему в матери годишься! – прошептала она, охрипнув от удивления.
– С формальной точки зрения, возможно, – согласилась Мэгги, защелкивая застежку простой золотой цепочки, на которой в ложбинке между грудями висело нефритовое сердечко. – Я ему сказала то же самое, но для него, кажется, это не важно.
– Где ты его встретила? Как ты с ним познакомилась? На кого он похож? А как насчет других парней в его ансамбле? Мэгги, будь осторожна.
– Ну а что плохое может случиться?
Тут они обменялись понимающими взглядами и принялись прыгать и визжать так, будто снова оказались в студенческом общежитии, а все мужчины в мире – это восхитительно вкусное жареное мясо.
Машина, принадлежавшая компании «Одеон Рекорде», пришла пятью минутами раньше. Это был солидный коллекционный «бентли», принадлежавший когда-то контральто Ольге Качуре, с баром и проигрывателем компакт-дисков (и ничего вульгарного вроде телевизора) в пассажирском салоне. На виду был только один диск с последней записью Фредерика Свонна под названием «Горькое вино одиночества». Водитель был одет в щегольскую форму розовато-лилового и зеленого цветов, выглядевшую так, словно в ней снимались в одном из эпизодов «Звездных путешествий». Бар представлял собой мини-холодильник, в котором стояли три бутылки шампанского «Луи Редерер Кристал» и одна бутылка шведской водки. Присущее Мэгги чувство экономии не позволило ей открыть бутылку шампанского, поэтому она налила в маленький стаканчик водки на два пальца и всю дорогу слушала заунывные мелодии Свонна.
3
Допрос служащих гостиницы
Служащие гостиницы «Роялтон» были одеты в форменную одежду из черных брюк и простых черных рубашек, застегивающихся у шеи, одинаковую для мужчин и для женщин. Мэгги тут же представилось, что гостиница захвачена Вьетконгом. В оформлении доминировали темные лакированные поверхности, с которыми нелепо контрастировала мебель: кресла и диваны, покрытые мешковатыми белыми чехлами, выглядевшие так, будто их позаимствовали с крыльца пляжного дома. Это было так вычурно, с такой заявкой на мемориальность, что Мэгги почувствовала острое желание испечь сахарное печенье и раздавать его в фойе как противоядие.
– Номер господина Свонна? – сдержанно спросила она у стойки.
– Господин Свонн у нас не зарегистрирован, – ответил служащий с таким бесстрастным выражением лица, будто сам удивился своей способности хранить тайну.
Мэгги удивилась своему раздражению.
– Ну прекратите, я знаю, что он здесь.
– Извините, мадам. Но в журнале нет его имени.
Ей захотелось сломать что-нибудь, особенно призывно тонкую шею молодого человека за стойкой. Но тут она вспомнила тот обед в «Four Seasons» и записку от Свонна – там было какое-то имя, под которым он зарегистрировался, какой-то персонаж из истории Англии. Она напрягла память.
– А господин Кромвель у вас есть?
– Нет.
– А господин Карлейль?
– Извините.
– Ньютон?
– Ньютон? Нет.
Она уже собиралась сообщить этому чудаку, что господин Эрл Вайс из «Одеон Рекорде» мог бы решить проблему в течение цифровой наносекунды, понизив его статус до единицы в статистике безработицы, когда имя само внезапно появилось у нее в голове.
– А Хамфри Дэйви[14] у вас есть?
– Сэр Хамфри Дэйви. Да. Номер люкс тысяча четыре. Можете подняться. Он вас ждет. – Служащий елейно улыбнулся и вновь обратил свой взор к клавиатуре компьютера.
Когда лифт поднял Мэгги на десятый этаж, Свонн уже ждал ее в холле. При взгляде на него, такого гибкого, золотистого, босого, всего как бы светящегося, в искусно зауженных синих джинсах и просторной белой шелковой рубахе, раздражение сразу же покинуло ее, но она слегка задрожала.
– Надеюсь, вам нравится чеснок? – спросил он.
4
Очарованная
– Моего отца послали в Сингапур, когда мне было девять лет, – повествовал Свонн несколько минут спустя, жестикулируя палочками; с них свисал кусочек мяса зелено-красного цвета, принадлежность которого Мэгги определить затруднялась. В номере была хорошо оборудованная кухня, отделанная, как и все в отеле, лакированными панелями и хромированным металлом. – Он был charge d’affaires[15], – продолжал Свонн. – Наша тамошняя жизнь походила на идиллию в стиле Э. М. Форстера[16]. Слуг было столько, что было непонятно, что с ними делать. Множество прекрасных насекомых – забава для мальчика. Моими любимыми были жуки-голиафы. Они такие большие – размером с детский ботинок. Можно было написать на их панцире номера лаком для ногтей и устраивать бега во дворе. И никаких батареек. Еще шампанского?
– Спасибо.
Тут Свонн опустил кусочек какого-то загадочного мяса в ковшик с длинной ручкой, где этот кусочек задергался и запрыгал. Мэгги внимательно наблюдала за всем, так она делала на любой чужой кухне. Было очевидно, что он действовал умело и делал это не первый раз.
– Извините, но что это?
– Это – азиатский моллюск, мелакский конус, такой же сладкий, как молочная телятина. Мне постоянно доставляют его самолетом, когда я записываюсь; но это не только настоящий тоник, но еще и афродизиак. Все про все обходится мне в двести фунтов стерлингов: пересылка по воздуху, сухой лед и прочее, что, думаю, меньше, чем можно просто оставить в любом приличном бистро в этом городе, ведь так?
– Думаю…
– Вы только не подумайте, что я экстравагантен.
Свонн высыпал все содержимое стальной банки с моллюсками в ковшик и начал жарить, помешивая.
– Где вы научились готовить? – спросила Мэгги.
– Моим родителям не посчастливилось оказаться на королевской площадке для игры в крикет в первый день после Рождества в 1983 году. В этот день банда малайских унионистов устроила просто безумие на трибунах. Среди прочих ужасных преступлений, совершенных ими, был взрыв гранаты в ложе генерал-губернатора. Мать была смертельно ранена и… – Свонн промокнул рукавом уголок глаза, – скончалась на следующее утро в больнице, не приходя в сознание. Отец получил травму позвоночника и стал паралитиком.
– Какой ужас.
Свонн высыпал в котелок с блюдца что-то мелко нарезанное. К потолку поднялось облако пара, пахнущее лимоном и цветами жасмина. Вскоре он уже раскладывал ломтики моллюска с ароматным бульоном в черные керамические чашки с рисом. Затем он отнес чашки на маленький круглый стол, покрытый скатертью винно-красного цвета, на котором лежало модернистское серебро, напоминавшее скорее миниатюрное оружие, нежели столовые приборы. В хромированной металлической вазе трубчатой формы стоял один тюльпан с темными лепестками.
– Мы с отцом вернулись в Лондон, – продолжил Свонн уже за столом. – Он потерял все, понимаете, поскольку все, что было у нашей семьи, в действительности являлось привилегиями служащих министерства иностранных дел: наше жилье в резиденции посольства, машины, слуги, весь проклятый набор. Ему осталась лишь пенсия государственного служащего, назначенная по инвалидности. Итак, мы поселились вдвоем в тесной квартирке на первом этаже на Форнье-стрит, за углом от рынка Спиталфилдс. Там я и научился готовить и вести домашнее хозяйство, поскольку отец был довольно беспомощным. Я даже не ходил в школу, поскольку мы не могли позволить себе нанять дневную сиделку. Единственной альтернативой был дом ветеранов, сама идея которого приводила отца в ужас. Поэтому я все время был с ним дома, за исключением нескольких часов в день. Я кормил, переодевал и обтирал его.
– Сущий ад для мальчика… Сколько вам было лет?
– Двенадцать, когда умерла мама. Еще шампанского?
– Спасибо. Кстати, это – очень вкусно. Вы умеете использовать лимонное сорго. Если его переложить, то оно может заглушить вкус блюда.
– Я не верю в то, что можно заглушить такие ощущения чем-то одним. Так на чем я остановился?
– Вы были дома с отцом.
– Ах да. Я экономил на всем, скопил денег и купил свою первую гитару, двенадцатиструнный инструмент работы Хафенштоллера. Отец терпеть не мог телевизор. Я развлекал его песенками, которые сочинял про соседей: сына мясника, миссис Катгласс, хозяйку дома. По правде говоря, жизнь моя была такой же ограниченной, как и у отца. Те несколько часов в неделю, которые я мог посвятить себе, я проводил, прячась в библиотеке Гилдхолла, копируя ноты гальярд и паван со старинных изданий. Еще моллюсков?
– Спасибо. И как долго это длилось? Такая… жизнь?
– Это закончилось тихо за неделю до дня моего шестнадцатилетия. Отец, понимаете ли, в результате взрыва гранаты в дополнение к травме позвоночника потерял глаз, почку, желчный пузырь, часть печени и пол-легкого. И вот однажды утром я раздвинул шторы и обнаружил, что за ночь он превратился в ангела. Двух недель не прошло, как я присоединился к своему первому ансамблю, «Петролбомбс», в качестве ведущего вокалиста, и больше не оглядывался в прошлое.
На следующий день Мэгги не могла ясно восстановить последовательность событий, поскольку один бокал шампанского следовал за другим, а после того как она с удовольствием съела сладкое, приготовленное из шоколада, слоеного теста, груш в коньяке и crème anglaise, внезапно обнаружилось, что она курит гашиш из маленькой костяной трубочки. Затем пошла последовательность эротических сцен, которые впоследствии она могла вспомнить только как фрагменты галлюцинаций: Свонн наклоняется и целует ее в шею; ее груди, вздымающиеся под кашемиром; его рука, умело расстегивающая застежку бюстгальтера между ними, освобождая их; ее руки, пытающиеся на ощупь расстегнуть его рубашку; распятие курчавых русых волос от соска до соска на его груди и вниз по худому животу; ее юбка, падающая на пол с ощутимым глухим звуком, и его руки с длинными пальцами, берущими ее за то, что он назвал «маленьким влажным задком»; его синие джинсы, слезающие так, будто были сделаны из гофрированной бумаги, и, наконец, совсем неожиданное появление, поскольку он не носил трусов, его огромного вставшего на дыбы органа, который выглядел в сравнении с членом Кеннета так, как генуэзская салями в сравнении с хот-догом. В постели Свонн был просто неутомим, он швырял ее то туда, то сюда, поворачивал ее ко всем сторонам света, проникая в нее без отдыха, лишь с несколькими остановками, чтобы перевести дыхание, до того как розово-серый свет не появился между занавесок. После чего она погрузилась в беспамятство.
– Я обожаю вас, миссис Дарлинг. – Такими словами он разбудил ее позже тем же утром. Несмотря на то что похмелье никак не отпускало ее, словно дума о смерти в семье, она снова несколько раз уступала любовным вторжениям Свонна, пока не почувствовала, что ее мозг переместился в нижнюю часть ее живота, а сущность жизни сократилась до влажного от пота поиска зияющих пропастей удовольствия.
– В Сингапуре у меня была няня, миссис Грей, – мурлыкал Свонн, когда все закончилось.
– И ты был в нее влюблен?
– Я отчетливо помню, как она намывала мне мою штучку в ванной, стараясь больше, чем следовало.
– В Америке это называется совращением малолетних.
– Я не думаю, что она мне навредила. Бедняжка. Возможно, это была единственная в ее жизни радость.
И тут головная боль вновь вернулась к Мэгги подобно удару большого гонга в маленькой комнате. Свонн заявил, что опаздывает на студию звукозаписи. Он затащил Мэгги в роскошный душ, где помассировал ей виски струей горячей воды, затем овладел ею еще раз в позе, которую учителя йоги назвали бы «два аиста протыкают карпа». Вскоре после этого они уже маневрировали по Девятой авеню в лимузине «Одеон Рекорде» с термосом, полным горячего кофе, и корзинкой миндальных круассанов.
Свонн выскочил из машины на Пятьдесят первой улице со словами:
– Я хочу встретиться с вами в Коннектикуте, миссис Дарлинг, у вашего огонька очень, очень скоро.
И Мэгги, отупев от усталости и безрассудной страсти, ответила:
– Да. Конечно. К ужину. В ближайшее время. Я ведь тоже готовлю, вы знаете…
Он ушел, и дальнейший путь в северном направлении по дорогам, проселкам и автострадам показался Мэгги удивительным лабиринтом.
5
Раздумье
Она опять проспала до полудня, позволив Нине, Линде и остальной команде организовывать обед для членов совета директоров компании «Медитракс Индастриз» из Норуолка (производителей медицинского клея, разработанного на замену хирургическим ниткам) и отложив фотографирование с Регги Чаном для новой книги, которую Гарольд Хэмиш умело переименовал в «Как содержать дом в порядке». Когда она проснулась, у нее было чувство, что она летает по комнатам на магнитной подушке, питаемой сексуальной энергией. Любая ее мысль оборачивалась Свонном. Печет она лимонный пирог с имбирем к чаю и думает: ел ли Свонн такой пирог, когда жил в Англии? Чистит серебряный шейкер для корицы с сахаром, недавно купленный в лавке старьевщика в Риджфилде, и представляет, что он похож на необрезанный член Свонна, только гораздо меньшего размера. Посылает в компанию, продающую семена, за особым поздним сортом кориандра, и вспоминает: как было приятно, что Свонн приготовил для нее ужин, да еще какой!
Время от времени в ее мысли вторгался Кеннет. Так порой рефрен в минорном тоне звучит во всем остальном энергичном концерте. Но Мэгги уже поняла, что она покинула безводную пустыню их брака и перешла новую загадочную границу буйной растительности. Она способна была принять минорный тон рефрена как символ памяти и опыта, даже смаковать его пикантность, как контрапункт мажорному тону мелодии «Свонн-Свонн-Свонн», которая неожиданно вновь пронизывала ее чувства. В полдень следующего дня после замечательной ночи, проведенной в «Роялтоне», Мэгги устроила званый обед на ферме Кеттл-хилл, чтобы объявить избранным представителям человечества об удивительном факте своего нового знакомства. Она прекратила скорбеть о своем браке, фактический момент гибели которого она не смогла различить.
