Текст книги "Большие каникулы Мэгги Дарлинг"

Автор книги: Джеймс Кунстлер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)

Что может быть важнее для двух взрослых людей, нежели такой тип эмоциональной и моральной силы? – думала она, находясь в восторженном состоянии после еще одной порции рома. А в Регги оба этих качества слились воедино. К тому же курица, должно быть, уже готова. Ну, мясо еще не отслаивается от костей, как ей нравится, но они так голодны! А кроме того, комната закружилась под ногами…

3

Всякое случается

Когда она проснулась, в голове все просто тряслось. Первое, что она увидела, была голая мужская спина. Она сразу поняла, чья это спина. Хотя совершенно не помнила, каким образом они добрались от кухонного стола до ее постели и что произошло между ними после этого. Единственное, что едва дошло до Мэгги, пробив чувство сильной тоски внутри ее черепа, так это то, что она, без всякой на то необходимости, совершила что-то такое, что усложнит ее существование в дальнейшем. Регги зашевелился. Мэгги едва сдержалась, чтобы не вскочить с кровати. Он перевернулся и, промурлыкав во сне слово, похожее на «дорогая», обнял ее, положив голову ей на плечо. Было что-то одновременно успокаивающе знакомое и отталкивающее в ощущении тепла его мягкого тучного тела и в слабом запахе его одеколона.

– Боюсь, меня сейчас вырвет, – сказала она, и Регги разомкнул руки, выпустив ее на свободу.

Она полетела в ванную комнату, где освободилась от остатков содержимого желудка. Затем она приняла четыре таблетки аспирина, забралась под душ и массировала себе шею и плечи при помощи пульсирующей головки душа столь долго, что вода остыла. Это было своего рода рекордом, если учесть размер бака водонагревателя, который они с Кеннетом установили во время последнего ремонта. Когда дольше тянуть было уже невозможно, она вернулась в спальню. Регги сидел, опершись спиной на подушки. Он выглядел опустошенным. Глаза его блестели, а кончики рта опустились вниз, как у какой-то восточной резной фигурки, изображавшей погубленную душу.

– Аспирин? – спросила она.

Регги отсутствующе кивнул. Она принесла ему несколько таблеток и чашку воды, села на край кровати в своем клетчатом красно-черном халате и принялась заматывать полотенцем голову, чтобы чем-то занять руки, пока он глотал таблетки.

– Это ужасно, – сказал он, допив последнюю каплю воды.

Мэгги вздохнула. На самом деле она не поняла, что он имел в виду. Наверно, это плохо, что они оказались вместе в постели (по крайней мере, она так думала, прочищая себе мозги под душем), но никакой катастрофы, в общем, и не произошло. Не так ли?

– Ничего, переживем, – сказала Мэгги. – На то мы и взрослые.

– И я об этом же, – сказал Регги.

– Ну, брось. Не так уж все и плохо.

– Если бы. Я безнадежно влюблен в тебя, Мэгги. Долгие годы. Но не смел отважиться сказать тебе об этом.

Она снова вздохнула.

– Теперь у нас есть что вспомнить, – продолжил он, глядя вперед, словно в неотвратимость судьбы. – Наша маленькая тайна.

– Не говори так.

– Почему нет? Это же было, да? – спросил он, наконец взглянув на нее. Взгляд его не был сердитым, но в нем было нечто твердое, почти неумолимое. Она поняла, что ей нечем ответить на это. Она заплакала, ругая себя, хотя и осознавала, что это известный женский прием на все случаи жизни.

– Последнее время моя жизнь пошла кувырком, Регги. Со мной просто… все время что-то случается.

Она потянулась к его руке, но он убрал ее. Затем он вылез из постели и начал одеваться, находя предметы своего туалета там, где они были сброшены.

– Я еду домой, – сказал он, надев свитер.

Когда он выходил из комнаты, она осталась на месте, будто парализованная, с влажным полотенцем в руке. Она сидела так еще долго, словно разуверилась в своей способности передвигаться в пространстве, ничего не разрушая.

4

В борьбе с сорняками

Теперь Мэгги передвигалась по дому так, будто это была спорная территория, нашпигованная минами-ловушками. Казалось, что заминированы даже ковры. Перспектива вернуться в нормальное состояние забрезжила в ту минуту, когда она поняла, что фотосъемки сегодня не будет. А что будет завтра? Этот вопрос продолжал мучить ее даже тогда, когда Она спряталась, чтобы убежать от неприятно яркого майского утра, в комнате для рукоделия. Даже в этом самом надежном убежище было, тем не менее, что-то (возможно, крепкий английский чай), что продолжало держать ее на грани истерики и в конце концов заставило выбраться из дома на свежий воздух в сад, где можно было поковыряться в земле и рассадить многолетние растения на солнечной стороне за курятником. Она надела шорты цвета хаки, выгодно подчеркивавшие загар на ее ногах, старую джинсовую рубаху (когда-то принадлежавшую Кеннету), завязав ее узлом на талии, и приступила к работе. Как раз в этот момент появился Уолтер Фойерветер, направлявшийся к огороду лекарственных трав с тачкой, полной гранулированной извести. Мэгги вздрогнула.

– Извините, – сказал он. – Я не хотел вас испугать.

Она чуть помедлила, чтобы перевести дыхание, прежде чем ответить:

– Все в порядке. Я сегодня немного не в своей тарелке.

– Редко встречаю вас, – сказал он. Солнце светило как раз над его правым плечом, и Мэгги пришлось прикрыть рукой глаза, чтобы разглядеть его. Он напоминал фигуру героического рабочего с плакатов 1930-х годов.

– Это год у меня такой… ненормальный, – сказала Мэгги.

– Сейчас-то все хорошо?

– О да, конечно хорошо.

– Вам нравится то, что я здесь понаделал?

– О, да. Хм, ну, хотя есть какие-то вещи, которые, по-моему, следовало бы обсудить.

– Выкладывайте.

– Да, ну…

– У меня у самого кое-что помечено. Давайте пойдем и по пути поговорим.

Мэгги взяла половину куста выкопанной рудбекии и завернула корни во влажную мешковину. Уолтер подал ей руку, помогая подняться. Ей трудно было определить: был ли этот жест особо галантным или просто сделан из вежливости. Это действовало на нервы, заставляя дрожать, невзирая на то что ярко светило солнце. Она потерла руки о пышную траву, чтобы стереть грязь, и потянулась за его рукой, удивительно мягкой, теплой и сухой.

– Нужно надевать перчатки, – сказал он.

– Я их забыла.

Какое-то время они шли молча через участок с саженцами, по решетке ограды которого вился, пробиваясь к небу, душистый горошек.

– Боб привозил водоросли с водохранилища Кэндлвудлейк. Он покупал их у кого-то в Шермане. Мы сваливали их в большую кучу за огородом для мульчирования.

– Вот почему блесны так часто попадают под почвофрезу.

– Да, – рассмеялась Мэгги. – У нас их – целая коллекция.

– Я на этой неделе тоже завезу.

Они оказались в аллее, которая шла через поросшую кустарником лощину и служила Мэгги прибежищем от солнца. Это был недавний проект, еще не полностью завершенный. Спокойная уверенность и энциклопедические знания нового садовника производили на нее хорошее впечатление. Он только что на ходу определил несколько сортов хосты. То, как он дипломатично предложил произвести некоторые изменения, здорово отличало его от Боба, который просто исполнял все желания и прихоти Мэгги. Хотя Уолтер также с желанием выполнял ее распоряжения. Он сделал много записей в своей маленькой записной книжке в кожаной обложке, пока они выбирались назад из поросшей папоротником-орляком ложбины у ручья Кеттл-крик на покрытую гравием площадку у огорода лекарственных трав, где двое его рабочих сажали новые кусты шалфея взамен погибших зимой.

– Поскольку мы здесь, давайте повыдергиваем лаванду колосовую и посадим взамен шалфей.

– Я думал о том же.

– И нужно убрать отсюда любисток. Эта дрянь вымахала под два метра в прошлом году. Все солнце от моего майорана забрала.

– Может, его по краю высадить, вместе с коровяком и мальвой?

– Неплохая идея. Вы знаете, я теряю терпение с лимонной травой. Она весь фенхель засорила.

– Я соберу все анисовые на одну грядку, – предложил Уолтер.

– Получится неплохая ароматическая полоса.

Мэгги уже чувствовала себя лучше. Они обогнули навес-сушилку и подошли к грядкам с маком. Большие косматые растения склонялись под тяжестью ворсистых серебряно-зеленых бутонов размером с абрикос. Некоторые бутоны уже начали раскрываться, обнажая фантастические ярко-красные цветы.

– Когда мы впервые приехали сюда в восемьдесят первом, на этом месте была автомобильная свалка.

– Не верится.

– И тогда трудно было поверить в это. Мы вывезли тридцать восемь грузовиков мусора. Семья, которая жила здесь, можно так выразиться, достигла низшего уровня в своем историческом развитии. Мы обозвали их жилище свинарником. Я понимаю, что это можно расценить как высокомерие и все такое, но, честно говоря, трудно представить себе такое человеческое падение. У них собаки гадили прямо в доме. Я была шокирована.

– Многие сегодня живут очень плохо.

– Да, вы не подумайте, что я этого не понимаю. Все в этой стране катится черт знает куда.

– Мне нравится, что вы стараетесь преобразить это место, миссис Дарлинг.

Мэгги как будто током ударило. На миг она потеряла уверенность, да уж не иронизирует ли он? Хотя теплая атмосфера, сложившаяся между ними, все это время была заряжена положительными эмоциями.

– Я просто пытаюсь привести хотя бы маленький уголок этого мира в порядок, – сказала она.

Они пошли вдоль ограды к бархатно-пурпурному пятну ирисов, видневшемуся вдалеке.

– Полагаю, что пора бы как-нибудь повстречаться и с господином Дарлингом? – сказал Фойерветер, заставив Мэгги вздрогнуть еще раз.

– Думаю, вы не из тех, кто читает журнал «Пипл», господин Фойерветер?

– Иногда листаю, когда стою в очереди к кассе в супермаркете. А в чем вопрос? О вас там что-то написали?

– Было бы неплохо, чтобы настурции разрослись здесь прямо от ограды к дорожке, как в Живерни, как вы считаете?

– Мне сегодня вечером как раз нужно кое-что прикупить в магазине «Сейфуэй». Вы думаете, стоит почитать?

– Не стоит. Это было уже много недель назад. Но хочу ответить на ваш вопрос: с недавних пор господин Дарлинг не живет здесь. Поэтому вы его не встретите.

– Да?

– А существует ли миссис Фойерветер?

– Это закончилось какое-то время назад.

– Понимаю.

– Если это все на сегодня, то, может быть, я пойду, миссис Дарлинг? Нужно успеть сделать кое-что до обеда.

– Конечно, – ответила она, чувствуя себя немного обманутой. Потом он ушел, а она осталась на ярком весеннем солнце со своими издерганными нервами и слишком большим количеством незаданных вопросов.

5

Кумир студенческих лет

Мэгги осматривала цветы на айве за домом, когда до боли знакомая немецкая машина свернула на аллею и покатилась в ее направлении, остановившись вскоре рядом с ней в облаке пыли. Легкий ветерок унес пыль, и она легко узнала того, кто сидел за рулем.

– Мэгги, – протяжным голосом поприветствовал он ее из открытого окна, белозубый и загорелый.

– Привет, Кеннет.

– Ты выглядишь совсем как хозяйка большого дома.

– А ты – совсем как… повелитель мух.

– Мэгги, ну зачем так начинать?

– С хозяйки большого дома?

– Я хотел сделать тебе комплимент.

– Извини, я сегодня немного не в своей тарелке.

– Надеюсь, все в порядке?

– Разве у кого-нибудь может быть все в порядке?

– Ну и настроение у тебя.

– Думаю, что ты приехал не измерять температуру моих эмоций?

– Нет, я был по соседству и заехал просто сказать «привет», чтобы ты знала, что у меня все хорошо. Я не думаю, что ты беспокоишься, конечно. Я хочу сказать тебе, что решил не оспаривать условия нашего развода.

Мэгги промолчала, осмысливая сказанное.

– Извини за мое высказывание, – сказала она в конце концов.

– Пустяки, – сказал он, не прекращая улыбаться.

– Конечно, я рада тому, что ты сказал о разводе.

– У меня было время подумать об этом в последние месяцы. Конечно, я не жду, чтобы ты меня простила. Я даже не жду, чтобы ты пригласила меня зайти в дом выпить кока-колы. Но жизнь есть жизнь, так? Любые взаимные обвинения просто не дают нам двигаться дальше, правда?

– Думаю, да.

– Не мог не заметить тебя в журнале «Пипл».

– Ой? – Что-то заставило Мэгги насторожиться.

– Этот английский чижик? Он пел в Рождество, да?

– Мне показалось, что ты сказал «никаких взаимных обвинений», Кеннет?

– Это так, для информации. Прекрати, Мэггс, я тебя на всю жизнь обеспечил, без всяких условий. Можем мы хотя бы остаться друзьями?

– Но не такими близкими, как ты предполагаешь.

Теперь пришлось задуматься Кеннету.

– Я понял, что задел больное место, – сказал он. – Это у меня привычка такая. Это мой недостаток. Я знаю о себе сейчас такое, что полгода назад и представить не мог. У меня глаза открылись. Я просто попытался таким образом – но своим собственным, грубым, неловким, образом – выразить, что я рад, что ты выбралась и немного повеселилась. Честно говоря, я не думал, что ты сможешь. Ой! Опять я начал. Пойми, я не нарочно. Это все мои дурные привычки. Понимаешь, когда сорок восемь лет живешь придурком, трудно сразу стать нормальным человеком.

– Быть нормальным человеком трудно всегда, придурок ты или нет. Я вовсе не хочу сказать, что ты придурок.

– Я именно он и есть. Или был. Ну, давай так: я работаю над собой, чтобы стать бывшим придурком. И я больше не в деле, знаешь?

– Я не знала.

– В самом прямом смысле этого слова. «Троп и Крават» и все такое.

– Так ты ведь можешь позволить себе какое-то время просто так побездельничать.

– И не думал бездельничать. Я основал фонд в Риджфилде. Альтернативный центр самоанализа для коммивояжеров.

– Серьезно?

– Могу поспорить.

– И что там происходит? Стучат в барабаны?

– А что плохого в барабанах? Барабанная дробь понижает кровяное давление и поднимает уровень серотонина. Ты разве не знала?

– То есть, как я поняла, это заведение существует для того, чтобы мужчины чувствовали себя лучше.

– Это всего лишь часть программы. На самом деле это настоящий курорт. Я выписал всех специалистов. Диетологи, тренеры по фитнесу, специалисты по лечению гипнозом, массажем, инструктор по тайцзицюань, консультант по трансцендентной медитации и травник. Я купил бывшее имение Палсифера в Раунд-Понде. Это лучшее из всего, что у меня было в жизни. Я познаю удивительные вещи, делаю попытки разобраться в себе и, возможно, впервые начинаю что-то понимать. Это так увлекает.

– Я рада за тебя, Кеннет.

– Я просто подумал, что тебе будет интересно. Я понял, что за годы, проведенные с тобой, я многому научился. Знаешь, ты была прекрасным учителем.

– У меня были педагогические порывы, – призналась Мэгги.

– На самом деле ты научила меня скромности.

– Не могу сказать, что я сделала это специально. Другим вещам – может быть. Например, приходить вовремя в ресторан.

– Ну, а разве это не проявление скромности? Понимание того, что другие люди также что-то значат?

– Думаю, да.

– Вот об этом я и говорю.

– А как сюда вписывается Лора Уилки?

– А она-то при чем? – мрачно спросил Кеннет.

– Просто интересно. Ты же затронул мою личную жизнь.

– Она скрылась с горизонта, – сказал Кеннет, а потом сердито повторил так, словно разговаривал с иностранным солдатом на пограничном пункте, который никак не мог его понять: – Скрылась с горизонта!

– Ты виделся с сыном? – тактично сменила тему Мэгги.

– Что? – Кеннет, казалось, погрузился в задумчивость.

– С Хупером.

– А что с ним?

– Ты встречался с ним? А то он что-то о тебе давно не вспоминал.

– Он учится?

– Он взял отпуск на семестр. Ты с ним разговаривал?

– Нет. Он зол на меня за развал семьи.

– А ты пытался говорить с ним?

– Я звонил.

– Куда? В колледж? И тебе никто не сказал, что его там нет?

– Я звонил по тому номеру в квартире, в которой он жил в Свартморе. Там все поменялись. Кажется, больше никто ни о ком ничего не знает.

– Он живет здесь уже с Рождества.

– Хм-м-м.

– Хочешь, я скажу ему, чтобы он позвонил тебе? Я скажу, если хочешь.

– Нет, не заставляй его. Только если он сам захочет. А он захочет. А чем он здесь все-таки занимается?

– Работает на Эм-ти-ви в городе.

– На самом деле? – спросил Кеннет с радостью. – Возможно, так лучше знакомиться с девушками, а?

– Ну, не знаю…

Как раз в этот момент Уолтер Фойерветер вышел на дорожку из-за деревьев.

– Ну, чтоб меня прокляли! – воскликнул Кеннет.

Садовник резко остановился, а Кеннет вылез из машины и как будто вытянулся, чтобы казаться выше ростом.

– Уолтер, чтоб тебя, Фойерветер! – сказал Кеннет.

Фойерветер посмотрел на Мэгги, как будто желая найти какое-то объяснение.

– Вы что, знакомы?

– Не думаю, – ответил Уолтер.

– Хм, тогда познакомьтесь с Кеннетом Дарлингом, который вскоре станет моим бывшим мужем.

– Ну какое знакомство. Мы раньше играли в одной команде! – Сказав это, Кеннет подошел к Фойерветеру и заключил его в медвежьи объятия, переваливаясь с одной ноги на другую. Уолтер стоически перенес это.

– В какой такой команде?

– По лакроссу^[29]. В парке Чоут. В тысяча девятьсот семидесятом, – сказал Кеннет, наконец отпустив Уолтера и отступив от него на шаг. – Уолт, ты меня не помнишь?

– Не совсем.

– Я был на втором курсе.

– А я в семидесятом был уже выпускником, – сказал Фойерветер.

– Я не сходил со скамейки запасных, а ты был корифеем.

– Это была всего лишь игра.

– А какого черта ты делаешь здесь на ферме? – спросил Кеннет.

– Работаю.

– Ты здесь работаешь?

– Совершенно верно.

– На мою жену?

Фойерветер кивнул.

– Ну чего только не бывает в жизни! А кем?

– Я управляюсь с работниками в саду.

– Ш-шшш, – сказал Кеннет. – Это должно сохраняться в секрете, поскольку народ думает, что она сама все делает.

Мэгги сложила руки на груди.

– Она хорошо к тебе относится? – продолжал Кеннет.

– Мы оба удовлетворены, я думаю, – ответил Фойерветер.

– Хм. Удовлетворены. А скажи, Мэггс, что случилось со старым садовником, как бишь его там?

– Его убили на Меррит-Паркуэй.

– Нет! – Кеннет отшатнулся, прикрыв рот ладонью. – Когда это произошло?

– Недавно, – сказала Мэгги с заметным раздражением. – У тебя не хватает времени на газеты, только на журнал «Пипл», а?

– Ну ладно тебе, Мэгги. Я всегда занят. И люди, ты сама знаешь, не упустят случая, чтобы рассказать что-то такое. Но это, это – ужасно. Он был чертовски хороший парень.

– На Меррит-Паркуэй завелся снайпер, – проинформировала Мэгги.

– И что в связи с этим делается?

– Не знаю. Думаю, расследуют. Но очевидно, что это – уже совсем не та планета…

Тут на дорожке показалась еще одна машина. Это был «вольво» Уолтера с блондинкой за рулем.

– А вот приехали забрать меня на обед, – сказал Уолтер. – Приятно было познакомиться, хм…

– Кеннет. Можно Кенни. Хотя я, конечно, подрос.

– Здесь все в порядке? – спросил Уолтер Мэгги.

– Конечно. Все хорошо.

– Тогда до свидания, Кен.

– Всего. И не позволяй старушке Мэггс помыкать тобой.

– Я буду минут через сорок пять, – сказал Уолтер через плечо, садясь в машину.

Кеннет с Мэгги дождались, пока машина развернулась и отъехала.

– Что, черт побери, он имел в виду, когда спрашивал, все ли здесь в порядке? – сказал Кеннет.

– А что, черт побери, ты имел в виду, когда говорил «Не позволяй Мэггс помыкать собой»?

– Я просто шутил. Так же как ты, когда назвала меня «повелителем мух». Ха-ха. Шутка. Все в порядке? Этому сукину сыну еще покажут, что такое в порядке, а что такое не в порядке.

– Кеннет!

– Ну, Мэггс, я его еще по школе помню. Такого негодяя можно было только поискать. Он толкал нас, мальчишек помладше, палкой в задницу, чтоб мы бежали быстрее во время тренировочного бега. Такое не забывается. Эй, ты видела эту красотку, которая за ним заезжала?

– Я записалась на прием к зубному врачу на час тридцать, Кеннет.

– Да? А что случилось? Пульпит?

– Не думаю, что тебе следует беспокоиться.

– Я вновь становлюсь несносным?

– Послушай, я действительно очень благодарна, что ты решил не судиться по поводу развода. Это помогло всем нам избежать многих неприятных моментов.

– Мне приятно, что ты благодарна.

– Ну, тогда до встречи.

– Хорошо бы, чтоб при этой встрече я не увидел тебя первым, – сказал Кеннет, изобразив рукой пистолет. Он нацелил палец на Мэгги и сделал бесшумный выстрел на прощанье. А потом тоже укатил.

6

Новый друг

Кеннет не успел еще отъехать, как из дома вышла Линди. Она тянула за руку худого как былинка парня (не Хавьера). У него было бледное лицо, коротко подстриженные черные волосы спускались на лоб, образуя хорошо различимую букву V. Ему следовало бы побриться. В общем, он походил на обезьяну. Его одеяние свидетельствовало, что он прибыл из той части мира, где бытовали немного другие представления о повседневной загородной одежде. На нем была черная кримпленовая рубашка с блестящей золотой ниткой, серые брюки в обтяжку и черные остроносые ботинки до лодыжек. Татуировок было не видно, может быть, потому, что не было видно кожи. Он робко следовал в нескольких шагах позади Линди, неся сумки.

– Поставь их в багажник, – приказала ему Линди, поднимая заднюю дверцу своего джипа «чероки». Машина вместе с выплатой в пятьдесят тысяч долларов отошла ей от ее раздельно проживающего супруга Бадди в ходе переговоров, которые велись по поводу их предстоящего развода. Солнечные очки и косынка, повязанная вокруг головы, делали Линди похожей на женщину из другого времени и места: этакую Одри Хепберн из мелодрамы шестидесятых. Только копия была похуже, как в захудалом театре. – Мэгги, это – мой друг Ратко, – смущенно сказала Линди.

– Здравствуйте, – сказала Мэгги.

Ратко пожал плечами и хлюпнул носом.

– Он актер, – сказала Линди.

– В самом деле?

– Его театр взорвали в Загребе.

– Какой ужас.

– В мире такой хаос, – сказала Линди. – Ты не замечаешь?

– Конечно замечаю. Еще как.

– Извини. Прозак не подействовал. Садись в машину, Ратко. Извини, Мэгги, но эта ситуация в мире иногда меня достает. Я иногда чувствую, будто все куда то утекает, а мы крутимся в образовавшейся воронке.

– Честно говоря, Линди, меня берут сомнения, что этот доктор Кляйн помогает тебе.

– А что он может сделать с этим миром?

– Он может помочь тебе не мучиться от того, что тебе не подвластно, и сконцентрироваться на вещах, которые ты можешь контролировать.

– Например?

– Твоя собственная маленькая жизнь.

– Я уже пробовала самопоглощение, – сказала Линди со смешком, не допускающим возражений. – Поверь мне, я гораздо лучше чувствую себя, когда фокусируюсь на реальном мире.

– Но должны же быть личные цели, стремления?

– А, я понимаю, – отреагировала Линди. – Считаешь, что я зря помогаю друзьям, да? Ратко! Кому сказано садиться в машину!

– Нет же, Линди, дорогая, я совсем не имела в виду…

Но Линди уже забралась за руль своей великолепной машины, захлопнула дверцу и выехала на дорожку с таким видом, будто изображала из себя одинокую героиню какого-то фильма, спешившую спасти мир от полчища радиоактивной саранчи.

7

Приглашение

Дом казался странно пустым. Горничная Квинона чистила бронзовую решетку камина в гостиной.

– А где же Нина?

По плану работ на месяц, написанному мелом на громадной доске в кухне, следовало уже начинать готовить к ежегодному обеду для сбора средств в музее ремесел в Нью-Милфорде, который должен был состояться через три дня. Обычно Нина с двумя помощницами, по меньшей мере, уже готовила бы большие брикеты крестьянского паштета и бочонки тапенада. Она позвонила Нине домой, но там был включен автоответчик.

– Это я, – сказала Мэгги в трубку. – Где ты? Пожалуйста, позвони.

Затем она приготовила себе омлет с джемом (так, как любила с детства – густо посыпанный свежемолотым перцем) и принялась отвечать на накопившиеся на ее автоответчике сообщения. Более половины их них было рекламной чепухой, одно интересное – запрос от телевизионного продюсера компании «Пи-би-си» о возможной специальной передаче по рукоделию и кулинарии в рождественские каникулы, просьба об интервью от молодого человека из газетного агентства «Кинг фичерс», предложение выйти замуж от старого лунатика из Палм-Спрингс, а также персональное напоминание от Джеральда Нэнса из Института одежды музея Метрополитен о том, что она приглашена на вечер, посвященный открытию выставки одежды императорского двора Наполеона из парижского Музея армии. Он также интересовался, почему она не ответила.

– Нам нужна твоя энергия, чтобы зарядить аудиторию, – сказал ей Джеральд в свойственной ему очаровательной манере.

– Ну, а кто еще будет?

– Обычные подозреваемые, – растягивая слова, ответил Джеральд. Он имел в виду сливки самого высшего слоя богатой нью-йоркской знати.

– А кто накрывает столы?

– Компания «Скромный пирожок».

– Для меня они вовсе не скромные, – сказала Мэгги, – но мне нравится их салат из утки. В каком зале?

– Все в том же треклятом Храме Дендур, – ответил Джеральд. – Мы там все уставили подиумами, а гирлянд повесили – километры. На тебя можно рассчитывать?

– Ну, хорошо.

– До встречи в семь.

Неожиданно это приглашение показалось желанной возможностью покинуть унылый дом на этот вечер. Перспектива оказаться на свободе и быть предоставленной самой себе привела Мэгги в бодрое состояние, хотя где-то не так уж и глубоко в ее сознании мелькнула мысль, что на таком мероприятии вполне может оказаться подходящий свободный мужчина. Едва она успела положить трубку после разговора с Нэнсом и начала думать о том, что надеть, как позвонил Гарольд Хэмиш.

– Мэгги, ой, Мэгги, – начал он.

– Такое начало всегда означает, что что-то произошло.

– Хорошо, – согласился Хэмиш. – Китаец ушел.

– Разве можно его так называть?

– Брось. Оставь этот тон. Он на самом деле китаец. Человек родом из Китая. Ergo, он – китаец. Так или иначе, он откланялся, расцеловался со всеми и ушел, бросив работу.

– О боже…

– Ты знаешь, этот парень – очень хороший фотограф. То есть я хочу сказать: самый лучший. Что ты ему такого сделала?

– А почему я должна была что-нибудь ему сделать?

– Он орал об этом по телефону во всю глотку.

– О боже…

– Ты ему что-нибудь сгоряча наговорила или что?

– Да нет. Это на меня не похоже, ты же знаешь.

– Он пошел вразнос, совсем как сумасшедший. И более того, он сказал, что уничтожил все пленки, которые отснял до этого. Ты что, спала с ним?

– Гарольд!

– Похоже, что у него сердце разбито. У меня на это нюх.

– Ну, если тебе так нужно знать, то я действительно сделала это, – сказала она, шокировав себя этим признанием.

– Христос Спаситель, Мэгги. Больше всего я боялся этого, когда Кеннет убрался с экрана. Поэтому мне придется признать in loco parentis^[30] необходимость защиты тебя от самой себя. Кстати, я заметил тебя, плохая ты девочка, с английским певцом в журнале «Пипл».

– Когда я встречусь с Конни Маккуиллан, то своими руками сверну ей шею.

– Тогда тебя поместят на первой полосе в «Пост». Эй, а что происходит между тобой и этим певуном?

– Все уже закончилось.

– Кто кого покинул?

– Гарольд, я, кажется, никогда не бросала трубку при разговоре с тобой?

– Мне хотелось бы думать, что мы с тобой говорим абсолютно прямо и открыто, как брат и сестра. И к тому же ты никогда на меня не обижалась.

– У меня очень трудный день. Неделя, месяц, – сказала Мэгги. – И вообще этот год – черт-те что.

– Дело в том, что мы уже заплатили этому китайцу шестьдесят тысяч, и если мы подадим на него в суд, чтобы вернуть деньги, то нам потребуется еще двадцать тысяч.

– Это все так ужасно. Ты не понимаешь. Мне всегда было так уютно рядом с Регги. Он остался на ужин. Мы напились. Все покатилось кувырком.

– После того как мы с Клариссой разругались, я вел себя как настоящий школьник. Любовь делает нас смешными, Мэгги. Я, конечно, говорил тебе об этом раньше. Хорошо, послушай, я завтра поспрашиваю, может быть, мы найдем кого-нибудь еще. Какая досада. У этого китайца есть свой стиль. И этот стиль в общем и есть имидж Мэгги Дарлинг. Но, думаю, новый облик – не самая плохая штука в этом мире. Ты могла бы даже подстричься. Скажем, «линька поденки» сейчас очень популярна.

– Что?..

– Поденка. Это такая муха, которая нравится форели.

– Звучит странно.

– Всего лишь муха-однодневка.

– Ну, хорошо.

– Мне кажется, что тебе бы понравилась ловля форели на муху. Это так расслабляет и отвлекает.

– Хммм. Может быть. Это очень сложно, правда?

– Чертовски. Одни только забросы могут часами держать тебя в напряжении на грани сумасшествия. Это настоящий спорт для Мэгги Дарлинг.

– Кажется, это то, что мне надо.

– У меня есть дом в Вермонте.

– В самом деле?

– В это время года я езжу туда на каждые выходные.

– Это что, приглашение, Гарольд?

– Да.

– И хочется, и колется.

– Колется? А это почему?

– Я не позволю тебе соблазнить меня.

– Мне начинает казаться, что у тебя в голове только дурные мысли, Мэгги. Да я уже старый перечник! Подумать такое. Я давно уже позабыл, что такое любовь. И почти уверен, что не хочу, чтобы мне об этом напоминали. В любом случае приглашение остается в силе. Запиши телефон – вдруг решишься.

Она записала номер, который он дал.

– Гарольд, я вовсе не хотела выставлять тебя свиньей, как некоторых мне знакомых мужчин. Ты ведь знаешь, что я очень ценю тебя как друга.

– Тогда окажи мне услугу.

– Что?

– Позвони китайцу и верни его.

– Он не берет трубку.

– Тогда оставь ему душевное сообщение. Ой. У меня в приемной ждет герцогиня Йоркская. До скорой встречи, надеюсь.

Регги Чан в самом деле не брал трубку, даже когда был дома. Тем не менее у него был великолепный автоответчик, и в его привычки входило избирательно отвечать на оставленные сообщения. Зная об этом, Мэгги была более расположена написать ему душевное письмо, но дружба с Гарольдом и Регги заставила ее решиться на более трудное дело и оставить сообщение на автоответчике. Она собралась с духом и позвонила.

– Привет, это – Регги, – веселым голосом произнесла пленка. Оставьте ваше имя и номер телефона, и я перезвоню вам.

– Я знаю, что обидела тебя, и мне очень-очень жаль, – начала Мэгги. – Я чувствую себя так глупо, что говорю это аппарату. Если ты там, Регги, то возьми, пожалуйста, трубку. Так или иначе, но я хочу поговорить с тобой, или увидеться с тобой, или и то и другое как можно быстрее. Я собираюсь сегодня на презентацию в музей Метрополитен. Я позвоню, когда буду в Нью-Йорке. Мы на самом деле должны поговорить. Я чувствую себя такой… Ох, я перезвоню позже.

Она приняла душ, надела простенькое шерстяное платье от Донны Каран с ниткой речного жемчуга, подкрасила глаза, прыснула на себя «L’Adventura» и поспешила из оглушающей тишины дома в свой мощный «лендкрузер». По дороге в город она слушала запись романа Генри Джеймса «Крылья голубки», стараясь поднять себе настроение. Но это было настолько безнадежно нудно, что, проезжая Нью-Канаан, она поставила запись Блоссом Диэри, поющую песни Коула Портера.

8

Разорен

Храм Дендур, египетский монумент в миниатюре, размером с мавзолей железнодорожного миллионера, находился в собственном большом и строгом зале в задней части лабиринта галерей музея Метрополитен, там, где огромная наклонная стена из стеклянных панелей выходит внутрь Центрального парка. В это время дня на ней можно увидеть прекрасную размытую картину с бледно-лиловым небом и нежно-зеленой листвой, похожую на фрагмент работы Чайлда Хассама. Сам зал, который можно было бы назвать помпезным, был украшен апельсиновыми деревьями в кадках с развешенными на них новогодними гирляндами маленьких лампочек. Множество временных помостов отходило от главного гранитного подиума, служившего опорой миниатюрному храму. По подиуму медленной походкой в двух направлениях ходили модели в одеждах времен Наполеона, обстреливаемые пульсировавшими лазерными лучами и освещаемые огнями диско. Хриплые звуки музыки в стиле техно-поп рикошетом отскакивали от стен зала подобно острым бритвам, выпущенным из обреза. Официанты, одетые гусарами, в отделанных тесьмой ментиках и киверах из искусственного медвежьего меха разносили на подносах шампанское и аппетитные легкие закуски. Половина из присутствовавших лиц была знакома по страницам светской хроники журнала «Венити фейр» и разделу «Образ жизни» воскресного номера «Нью-Йорк таймс». Этот зал всегда казался одновременно зловеще полупустым и заполненным до отказа, что вызывало клаустрофобию.