Текст книги "Американский таблоид"

Автор книги: Джеймс Эллрой

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 41 страниц)

7.
(Лос-Анджелес, 9 декабря 1958 года)

Дэрлин Шофтел вяло изображала оргазм. К Дэрлин Шофтел приходили потрепаться приятельницы-шлюхи.

Дэрлин была бо-о-ольшой любительницей посорить громкими именами.

Уверяла, что актер Франшо Тоун любил садо-мазо. Называла Дика Контино «любителем полизать между ног». А актера из фильмов категории «Б» Стива Кокрейна метко окрестила «Мистер большой член».

Она звонила, ей звонили. Дэрлин говорила с клиентами, с подружками-коллегами по ремеслу и с мамашей, которая жила в городке Винсеннс, штат Индиана.

Дэрлин страсть как любила потрепаться. Дэрлин не сказала ничего такого, что могло бы объяснить, зачем двум федералам понадобилось устанавливать прослушку в ее доме.

Они разведали, где стоят «жучки» федералов четыре дня назад. Дом 1541 по Норт Альта Виста был прямо-таки нашпигован микрофонами – от пола до балок перекрытий.

Фред Турентайн продублировал «жучки», установленные Бойдом/Литтелом. Он слышал все то же, что и ФБР. Бюро сняло дом в соседнем квартале, где и установило пост прослушки; а Фредди прослушивал трансляции «жучков», устроившись в припаркованном по соседству фургоне, и исправно снабжал Пита копиями кассет.

А Пит чуял деньги и позвонил-таки Джимми Хоффе – может быть, слишком рано.

Джимми сказал:

– Нюх у тебя всегда был отменный. Приезжай-ка в четверг в Майами, там и покажешь, что у тебя есть. А если ничего нет, то просто покатаемся на катере и постреляем акул.

Четверг – это уже завтра. А охота на акул – занятие для фриков. Фредди получал двести баксов в день – дороговато для удовольствия наслаждаться чужим любовным трепом.

Пит слонялся по своей дорогостоящей «конуре». И смаковал компромат Сола на мистера Хьюза. Мол, я знаю, что ты занял деньжат братцу Дика Никсона. От скуки он то и дело ставил кассеты, данные ему Фредом.

Вот и сейчас его палец жал на «пуск». Дэрлин охала и стонала. Скрипели пружины; что-то стучало обо что-то еще: должно быть, спинка кровати об стену. Наверное, Дэрлин оседлала какого-нибудь богатого толстяка.

Зазвонил телефон – Пит мигом схватил трубку.

– Это кто?

– Это Фред. Быстро приезжай – тут та-а-акой компромат.

Фургон был напичкан всякой хитроумной аппаратурой для прослушки и звукозаписи. Пит все колени посбивал, подлезая под провода.

Фредди был точно под кайфом. Даже ширинку расстегнув, как будто дрочил.

Он сказал:

– Я сразу же узнал этот бостонский акцент и позвонил тебе, как только они залезли в койку. На, послушай – прямая трансляция!

Пит надел наушники. Голос Дэрлин Шофтел – громко и отчетливо:

– …все равно твой брат – не такой герой, как ты. Я читала про тебя в журнале «Тайм». Твой торпедный катер был подбит японцами или что-то такое…

– Ну, что плаваю я лучше Бобби, это точно.

Джек-пот: три вишенки – бывший любовник Гейл Дэрлин:

– …видела фото твоего брата, в «Ньюсуик». А что – правда, у него четыреста детей?

Джек:

– Да сотни три точно – не считая тех, что продолжают выскакивать на свет божий. Когда приходишь к ним в дом, маленькие засранцы вечно цепляются за лодыжки. Моя жена находит потребность Бобби плодить себе подобных вульгарной.

Дэрлин:

– «Плодить себе подобных» – ну и сказанул.

Джек:

– Бобби – истый католик. Он любит детей, а наказывает только тех, кого ненавидит. И не будь он столь безошибочен в выборе этих врагов, он был бы колоссальной занозой в заднице.

Пит убавил громкость в наушниках. Джон Кеннеди говорил, невыразительным постпостельным голосом:

– Я не умею ненавидеть так, как Бобби. Бобби ненавидит яростно. Бобби ненавидит Джимми Хоффу сильно и просто – оттого-то он, в конечном счете, и возьмет над ним верх. Вчера я был с ним в Вашингтоне. Он записывал показания одного члена профсоюза водителей грузовиков, который здорово разозлился на Хоффу и решил настучать на него. Какой-то поляк, смелый, но тупой – Роланд как-то там, из Чикаго, и Бобби приглашает его к себе в гости поужинать. Понимаешь, э…

– Дэрлин.

– Ну да, Дэрлин. Так вот, Дэрлин, Бобби – более героический человек, чем я – он искренний и великодушный.

Замелькали огоньки аппаратуры. Завертелась кассета с пленкой. Им только что выпал флеш-рояль – да что там, они сорвали банк в тотализаторе – Джимми Хоффа НАЛОЖИТ В ШТАНЫ, когда это услышит.

Дэрлин:

– Я все равно думаю, что история с торпедным катером – это круто.

Джек:

– Знаешь, а ты умеешь слушать, Дэрлин.

Фред едва СЛЮНКИ не пустил. В его глазах так и запрыгали долларовые значки.

Пит сжал кулаки:

– Это – мое. А твое дело – сидеть на жопе ровно и делать, что тебе говорят.

Фредди вздрогнул. Пит улыбнулся – его руки всегда внушали людям страх.

В аэропорту его встретило такси «Тигр». Водила без умолку трещал о ситуации на Кубе:

– El grande Кастро наступает! El puto Батиста бежит!

Панчо высадил его на стоянке такси. Джимми управлялся в диспетчерской: его головорезы паковали спасательные жилеты и автоматы Томпсона.

Хоффа выпроводил их. Пит сказал:

– Джимми, как ты?

Хоффа подхватил утыканную гвоздями бейсбольную биту.

– В порядке. Как тебе? Иногда акулы подплывают так близко к катеру, что можно пару раз двинуть им по морде.

Пит достал маленький магнитофон и включил его в розетку.

– Это круто, но у меня есть кое-что получше.

– Ты сказал, что почуял деньги. Ты имел в виду «мои деньги за твое беспокойство»?

– За этим есть кое-какая история.

– Я не люблю истории – если только они не про меня. И ты же знаешь, я занят…

Пит положил ладонь на его руку:

– Меня тут прижал один из ФБР. Сказал, что у него есть источник в Маклеллановском комитете. Он сказал, что в курсе, что это я убил Гретцлера, и добавил, что мистеру Гуверу наплевать. Ты же знаешь Гувера, Джимми. Он никогда не докучал ни мафии, ни тебе.

Хоффа отдернул руку:

– И что? Думаешь, у них есть доказательства? На этой кассете?

– Нет. Я думаю, что тот агент внедрился в окружение Бобби Кеннеди и в комитет по заданию мистера Гувера, или что-то в этом роде. Я также думаю, что мистер Гувер – на нашей стороне. Я проследил, как этот тип и еще один приехали по одному адресу в Голливуде. Они установили там прослушку, а мой приятель Фредди Турентайн ее продублировал. Вот, послушай!

Пит нажал пуск. Кассета зашипела. Постельные ахи-вздохи и скрип пружин – со все возрастающей громкостью.

Пит засек время. Сенатор Джон Ф. Кеннеди – трахался две минуты с четвертью.

Дэрлин Шофтел изобразила оргазм. Ага: вот и бостонский говорок:

– Треклятая спина.

Дэрлин сказала:

– Хорошо-о-о! Быстро и нежно – лучше и не надо.

Джимми крутанул бейсбольную биту. Руки его покрылись гусиной кожей.

Пит нажал «стоп» и перемотал кассету до более содержательного момента. Джек-Две-Минуты растекался мыслью по древу:

– …одного члена профсоюза водителей грузовиков, который здорово разозлился на Хоффу… какой-то поляк, смелый, но тупой – Роланд как-то там, из Чикаго.

Хоффа что есть силы сжал рукоятку биты. Мурашки все отчетливей проступали на его коже.

– Этот самый Роланд – выпендрежник из рабочего класса. Бобби вцепился в Хоффу. А Бобби такой – если он в кого вцепится, то мертвой хваткой.

Пупырышки гусиной кожи на руках Джимми удвоились в размерах. Он выкатил глаза, точно перепуганный насмерть ниггер.

Питер посторонился.

Хоффа обрушил биту – вот она, утыканная гвоздями, с надписью «Луисвилль Слаггерз» – БАЦ.

Стулья рассыпались в щепки. Столы лишились ножек. Посыпалась штукатурка.

Пит отошел еще подальше. Светящийся пластиковый Иисус на дверной пружине разлетелся на восемь миллионов осколков.

В воздух взлетели кипы бумаг. Брызнули во все стороны опилки. С тротуара за происходящим наблюдали таксисты – Джимми с размаху разбил окно и осыпал их осколками стекла.

Джеймс Риддл Хоффа: тяжело дыша, смотрел безумными, остекленелыми глазами.

Бита зацепилась за дверной косяк. Джимми уставился на нее: а? что?

Пит ухватил его медвежьей хваткой и сжал. Джимми закатил глаза, будто в обмороке.

Хоффа задергался, затрепыхался. Пит сдавил его так, что тот едва не задохнулся, и принялся уговаривать его:

– Я могу оставить Фредди на посту за две сотни в день. Рано или поздно мы нароем то, чем ты можешь здорово подосрать братьям Кеннеди. Еще у меня есть парочка компроматов на политиков. Они нам тоже когда-нибудь да пригодятся.

Хоффа посмотрел на него полубезумными глазами. Голос его оказался неожиданно писклявым, точно его обладатель вдохнул веселящего газа:

– Чего… тебе… надо?

– Мистер Хьюз с ума сходит. Я просто подумал подобраться поближе к тебе, чтобы подстраховаться.

Хоффа вывернулся из медвежьих тисков. Пит едва не сблевал: от Джимми так и несло потом и дешевым одеколоном.

Постепенно его лицо приобрело нормальный цвет. Он кое-как отдышался, и голос его зазвучал несколькими октавами ниже:

– Я дам тебе пять процентов от этого такси. Придержишь пост прослушивания в Эл-Эй и периодически будешь наведываться сюда и строить этих кубинцев. И не пытайся выцыганить у меня десять процентов вместо пяти, иначе я скажу «Да пошел ты…»! и отправлю тебя обратно в Эл-Эй на автобусе.

Пит отрезал:

– Идет.

Джимми сказал:

– У меня есть работка в Солнечной долине. Хочу, чтоб ты поехали со мной.

Они поехали туда на «тигровом» такси. Багажник едва закрывался из-за снаряжения для охоты на акул: бейсбольных бит, утыканных гвоздями, автоматов Томпсона, а также масла для загара.

За рулем сидел Фуло Мачадо. Джимми переоделся. Пит же забыл захватить с собой сменную рубашку – и от него так и несло запахом Хоффы.

Ехали молча – из-за мрачного настроения Джимми говорить никому не хотелось. Они обогнали автобусы, набитые работягами из профсоюза: их свозили на стройку – показать якобы красоты нового курорта.

Пит принялся подчитывать в уме:

Двенадцать водителей – работают круглосуточно. Двенадцать человек – за «грин-кард» которых заплатил Джимми Хоффа и которые посменно водят такси, лишь бы остаться в Америке.

Все – таксисты, а по совместительству – налетчики, штрейкбрехеры, сутенеры: 5 % от общего дохода, а ведь можно и еще награбить – предложение оказалось самым выгодным.

Фуло свернул с шоссе. Пит увидел то место, где он прикончил Антона Гретцлера. Они проследовали за колонной автобусов, что везла водителей грузовиков показать «приманку» – по меньшей мере, километрах в пяти от границы между штатами.

Прожекторы вроде тех, что используют на киносъемках, давали ослепительно яркий свет – такой яркий, что казалось, будто ты попал на премьеру в «Китайском театре Граумана[14]14
  Знаменитый кинотеатр в Голливуде (построен в 1927 г.), где проходят самые престижные кинопремьеры. Перед входом в цементе отпечатаны руки или ноги многих кинозвезд Голливуда.


[Закрыть]. Та часть Солнечной долины, что была выставлена на всеобщее обозрение, выглядела весьма и весьма неплохо: ряд аккуратных домиков, разделенных дорожками с щебеночно-асфальтовым покрытием.

За карточными столами накачивались спиртным члены профсоюза водителей грузовиков – в узенькие проходы между домиками набилось человек двести. Посыпанная гравием парковка еле вмещала машины и автобусы. Поблизости же располагалась и жаровня для барбекю, – на вертеле, который медленно поворачивался, жарилась туша молодого бычка.

Фуло припарковался в непосредственной близости от происходящего. Джимми сказал:

– Вы двое ждите здесь.

Пит вышел из машины и потянулся. Хоффа мигом смешался с толпой – его тут же окружили подхалимы.

Фуло принялся точить свой мачете куском пемзы. Потом сунул его в ножны, пристегнутые к заднему сиденью.

Пит стал наблюдать, как Джимми ведет себя с простыми смертными.

Хоффа нахваливал домики. С удовольствием говорил тосты и уплетал барбекю. Он выхватил взглядом из толпы белобрысого типа, по виду – поляка, и принялся следить за ним.

Пит курил сигареты – одну за другой. Фуло врубил радио в машине: транслировалась какая-то религиозная проповедь на испанском языке. Несколько автобусов отъехало со стоянки. Туда тотчас же припарковались две машины, полные проституток-кубинок самого низкого пошиба в сопровождении сменившегося с дежурства патрульного.

Джимми все расхваливал и демонстрировал красоты Долины. Какие-то водители, пьяные и веселые, шатаясь, добрались до своих автомобилей – взвизгнув тормозами, машины умчались прочь.

Поляк запрыгнул во взятый напрокат «шеви» и рванул с места, точно спешил на свидание.

Джимми быстро пошел к машине – на своих коротеньких толстых ножках он развил неимоверную скорость. Ясно, как божий день: этот самый поляк и был Роланд Кирпаски.

Они набились в «тигровую» колесницу. Фуло газанул с места. Латинос-проповедник в этот момент призывал пожертвовать «малую лепту».

Сообразительный Фуло мигом все понял. Умелый Фуло за шесть секунд разогнал машину до ста километров в час.

Пит увидел габаритные огни «шеви». Фуло поддал газу и въехал прямо в них. Машина резко свернула с дороги, протаранила деревья и встала.

Фуло подъехал ближе. Фары автомобиля выхватили Кирпаски – спотыкаясь, тот бежал через росчисть, покрытую густой болотной травой.

Джимми выскочил из машины и пустился за ним. Он размахивал мачете Фуло. Кирпаски споткнулся и остановился, выбросив вперед руки со вскинутыми в оскорбительном жесте пальцами.

Хоффа кинулся на него. Кирпаски рухнул, взмахнув обрубками запястий и обливаясь кровью. Джимми рубил его, схватив мачете обеими руками – в воздух взлетели обрезки скальпа.

Проповедник по радио без умолку нес религиозную чепуху. Тело Кирпаски забилось в конвульсиях – сотрясаясь от головы до пят. Джимми вытер кровь с глаз и снова взмахнул мачете.

8.
(Майами, 11 декабря 1958 года)

Про себя Кемпер назвал свою игру «адвокат дьявола». Это помогло ему четко расставить приоритеты и отточить и без того безупречный талант оказываться «своим среди своих» в нужное время и в нужном месте.

Недоверие Бобби Кеннеди еще больше вдохновляло его игру. Как-то в разговоре он, забывшись, опустил свой южный акцент – Бобби мигом это заметил.

Кемпер ездил по дорогам южного Майами. Начал он игру с точного определения того, кому и что было известно.

Мистеру Гуверу было известно все. «Выход на пенсию» специального агента Бойда был документирован фальшивками с печатями Бюро: если Бобби станет искать подтверждений, он их найдет.

Знала все и Клер. Она никогда не осуждала его мотивов, и она не предаст.

Уорд Литтел знал о том, что он внедрился в окружение Кеннеди. Скорее всего, он этого не одобрял, – искренность, с которой Бобби ненавидел организованную преступность, произвела на него глубокое впечатление. Уорд также был его специальным партнером в этом деле – он приложил руку к установке прослушки в доме Дэрлин Шофтел. То задание его, конечно, унизило – но вознаграждение в виде перевода в штат программы по борьбе с организованной преступностью с лихвой искупило эти унижения. Уорд не знал, что это Пит Бондюран убил Антона Гретцлера, Уорд не знал, что мистеру Гуверу оказалось совершенно на это наплевать. Бондюран приводил Уорда в ужас – что, впрочем, было абсолютно логичной реакцией на этого человека и на легенды, что о нем ходили. Так что надо было приложить максимум усилий, чтобы Уорд не узнал про историю с Бондюраном.

Бобби знал, что он служит у Джека сутенером – подгоняет ему особенно податливых из своих прежних пассий.

Следующий этап: вопросы и ответы, чтобы избегнуть всякого скептицизма.

Кемпер притормозил, пропуская женщину с сумкой продуктов. Действие его игры перескочило в настоящее время.

Бобби считает, что я ищу улики для поимки Антона Гретцлера. На самом деле я покрываю ручного бандита Говарда Хьюза.

В: Кажется, ты всерьез вознамерился попасть во «внутренний кружок» семьи Кеннеди.

О: Я могу распознать «вхожих» на расстоянии двух километров. То, что пытаюсь втереться в доверие к демократам, вовсе не делает меня коммунистом. В конце концов, старый Джо Кеннеди – такой же ультраправый, как и мистер Гувер.

В: Как-то ты чересчур быстро «втерся в доверие» к Джеку.

О: При других обстоятельствах на его месте мог быть я.

Кемпер заглянул в блокнот.

Ему надо было ехать на базу «Такси «Тигр»». А также в Солнечную долину – показать фотографии подозреваемого тому самому свидетелю, который видел «крупного мужчину», отвернувшегося от него тогда на границе штата.

Он покажет ему старые фотографии – совсем не похожие на теперешнего Бондюрана. И разубедит его: вы ведь не этого человека видели, верно?

Перед ним резко повернуло раскрашенное «под тигра» такси. В квартале отсюда виднелся аналогично окрашенный домишко. Кемпер затормозил и припарковался через дорогу. Какие-то зеваки, торчавшие на тротуаре, почуяли КОПА и испарились.

Он вошел в домик. И рассмеялся – стены были свежеоклеены вельветом в тигровую полоску.

Сидевшие там четверо кубинцев в тигровых рубашках встали и окружили его. Рубахи они носили навыпуск, чтобы скрыть выпирающее из-под ремня пузцо.

Кемпер достал фотографии. Тигроворубашечные окружили его тесным кольцом. Один из них достал стилет и многозначительно почесал шею лезвием.

Прочие тигроворубашечники засмеялись. Кемпер обратился к ближайшему:

– Вы видели этого человека?

Тот показал фото остальным. На лице у каждого отразилось то, что он его узнал; все как один ответили «нет».

Кемпер выхватил фото. И тут же увидел белого мужчину, который рассматривал его машину.

Тип с ножом подошел ближе. Прочие тигроворубашечники захихикали. Тот выкинул лезвие прямиком над глазами «гринго».

Кемпер остановил его приемом дзюдо. Попутно двинул ему под коленки. Тот свалился ничком на пол и выронил нож.

Кемпер подобрал его. Тигроворубашечные, тесня друг друга, отступили. Кемпер наступил на руку лежащего, в которой только что был нож, и проткнул ее его же стилетом.

Тот закричал. Тигроворубашечные разом выдохнули и забормотали что-то на своем языке. Отвесив легкий поклон, Кемпер удалился.

Он поехал по шоссе I-95 в Солнечную долину. Прямо за ним пристроился серый «седан». Он принялся вилять, то сбавлял, то набирал скорость – серое авто неотступно следовало за ним на классическом для «хвоста» расстоянии.

Сбавив скорость, Кемпер съехал с шоссе по наклонной. Перпендикулярно магистрали шла главная улочка какого-то городишки – четыре бензоколонки да церковь. Он заехал на заправку «Тексако» и остановился.

Прошел в мужской сортир. Увидел, как следившая за ним машина затормозила возле бензонасосов. Оттуда выбрался тот самый человек, которого он заметил еще на базе «Такси «Тигр»», и принялся осматриваться.

Кемпер запер дверь и достал оружие. В сортире было грязно и стояла вонь.

Глядя на часы, он принялся считать секунды. На пятьдесят первой секунде он услышал шарканье ног.

Человек толкнул дверь. Кемпер рывком втащил его внутрь и притиснул к стенке.

Лет тому было под сорок; худощавый, с волосами песочного цвета. Кемпер обыскал его от щиколоток доверху.

Ни жетона, ни пушки, ни удостоверения личности в корочках из кожзаменителя.

Человек и глазом не моргнул. Не напугался и револьвера, приставленного к виску. Он представился:

– Меня зовут Джон Стэнтон. Я – представитель одного из ведомств правительства США, и мне нужно с вами поговорить.

Кемпер спросил:

– О чем?

Стэнтон ответил:

– О Кубе.

9.
(Чикаго, 11 декабря 1958 года)

Кандидат в информаторы «еврейчик Ленни» за работой: собирает прибыль музыкальных автоматов.

Литтел следил за ним. За час они успели побывать в шести питейных заведениях Гайд-парка – Ленни работал быстро.

Ленни болтал с игроками. Острил. Раздавал миниатюрные бутылочки виски «Джонни ред лейбл». Травил байки про Ком Сан Чина, китайского членососа, – и за семь минут собрал всю мелочь с автоматов.

Лени явно нуждался в персональном следаке. Даже по меркам программы по борьбе с оргпреступностью это была личность уникальная: комик, сборщик денег на нужды кубинских политиков, своего рода талисман мафии.

Ленни притормозил возле заведения Тиллермана. Литтел припарковался и ровно через полминуты вошел в помещение вслед за ним.

В заведении было неимоверно жарко. В зеркале за барной стойкой он увидел свое отражение: куртка лесоруба, брюки из хлопчатобумажного твила и тяжелые рабочие ботинки.

Он все еще походил на преподавателя колледжа.

Стены были украшены символикой профсоюза водителей грузовиков. Среди всего этого выделялась глянцевая фотография в рамке: Джимми Хоффа и Фрэнк Синатра держат только что пойманную рыбу.

Шоферская братия стояла в очереди в буфет, где подавали горячее. Ленни уселся за столик у задней стены – в компании с коренастым мужчиной, уписывающим солонину.

Литтел опознал его: Джейкоб Рубенштейн, также известный как Джек Руби.

Ленни принес ему мешки с монетой. Руби принес с собой чемодан. Должно быть, обмен наличности.

Рядом с ними не было ни одного пустого столика.

Мужчины стояли у барной стойки и пили «жидкий обед» – стопка виски и кружка пива. Литтел знаками попросил того же – никто не засмеялся.

Бармен принес требуемое и взял деньги. Он выпил «обед» залпом – точно так же, как его братья – водители грузовиков.

От виски он мгновенно вспотел; а от пива – покрылся гусиной кожей. «Обед» укрепил его нервы.

Раз он уже побывал на собрании участников программы по борьбе с оргпреступностью. Прочих, казалось, его появление возмутило – еще бы, мистер Гувер его протолкнул. Агент по имени Курт Мид отнесся к нему доброжелательно – остальные же сухо кивнули и вяло пожали ему руку.

Уже три дня он – агент программы. За это время он отработал три смены на посту прослушивания, изучая голоса представителей чикагского преступного мира.

Мимо проплыл бармен. Литтел поднял вверх два пальца – точно так же, как просили добавки прочие посетители.

Сэндс и Руби продолжали беседу. Все соседние столики были по-прежнему заняты – а со своего места ему ничего не было слышно.

Он выпил и заплатил. Алкоголь немедленно ударил ему в голову.

Употребление спиртных напитков при исполнении служебных обязанностей было запрещено уставом Бюро. Не так, чтобы строго – точно так же, как и установка «жучков» на сексодромах, чтобы поймать за яйца какого-нибудь политикана.

Агент, который работал на посту прослушивания у дома Шофтел, по-видимому, зря терял время – пока что ничего путного на кассетах не было. Ненависть мистера Гувера к семейству Кеннеди была явно направлена не на того из ее представителей.

Роберт Кеннеди показался ему героем. Доброта Бобби к Роланду Кирпаски ПРЕДСТАВЛЯЛАСЬ вполне искренней и неподдельной.

Тут освободился один из столиков. Литтел прошел мимо обедающих и занял его. Ленни и Рубенштейн-Руби были всего в нескольких метрах от него.

Говорил Руби. Его «слюнявчик» был весь заляпан едой.

– Хеши вечно думает, что у него рак или еще какая-нибудь бяка. Стоит у Хеши прыщику вскочить, как он начинает кричать, что у него злокачественная опухоль.

Ленни откусил маленький кусочек сэндвича:

– Хеши – молодец. Когда в пятьдесят четвертом я выступал в ресторане отеля «Звездная пыль», он приходил каждый вечер. Хеши всегда предпочитал смотреть на тех, кто выступает в маленьких ресторанчиках при отелях, нежели посещать большие залы. Да пусть сам Иисус Христос вместе с двенадцатью апостолами выступает на большой сцене в «Дюнах», а Хеши все равно придет в какой-нибудь игровой клуб, чтобы послушать никому не известного итальяшку-певца, потому что его кузен – мафиози.

Руби сказал:

– Хеши прется от минета. Он всегда заказывает только минет, потому что думает, что он полезен для предстательной железы. Он рассказывал мне, что перестал совать свой шницель в телку еще в тридцатых, когда был с «пурпурными» и какая-то баба решила повесить на него отцовство своего ребенка. Хеши сказал, что ему уже десять тысяч раз отсасывали. Во время этого дела он любит смотреть «Шоу Лоренса Уэлка». Он нанял человек девять врачей, чтоб те лечили его от придуманных им себе болячек, и все медсестры у него отсасывают. Оттого он и думает, что это полезно для здоровья.

«Хеши», скорее всего, был Хершелом Майером Рюскиндом, который «занимается торговлей героином на территории побережья Мексиканского залива».

Ленни сказал:

– Джек, чертовски не хотелось нагружать тебя монетой, но у меня совершенно не было времени, чтобы сходить в банк. А Сэм дал мне четкие указания. Он сказал, что ты тоже совершаешь обходы и запас времени у тебя крайне ограничен. Хотя я рад, что у нас было время перекусить. Смотреть, как ты ешь, – сущее удовольствие.

Руби вытер «слюнявчик» салфеткой.

– Чем лучше кормят, тем сильней я могу заляпаться. Вот в Далласе есть кулинария – это да. Что тут – несколько пятен. А вот там у меня каждый раз вся манишка такая, как из баллончика покрасили.

– Для кого деньги?

– Для Батисты и Бороды. Санто и Сэм вдруг заинтересовались политикой. На неделе я туда вылетаю.

Ленни отставил тарелку:

– У меня тут новый номер – мол, Кастро эмигрировал в Америку и заделался поэтом-битником[15]15
  Битник – представитель «разбитого поколения» (образовано от глагола beat и русского суффикса – ник; слово придумано писателем-битником Джеком Керуаком); битники – направление в американской литературе 50–60-х гг. (Дж. Керуак, А. Гинзберг, Грегори Корсо и др.).


[Закрыть]. Курит марихуану и говорит как черномазый.

– Твоему таланту место на большой сцене, Ленни. Я всегда это говорил.

– Скажи это еще раз, Джек. Чем чаще ты будешь это повторять, тем больше шансов, что тебя услышат.

Руби встал:

– Вообще, никогда не знаешь…

– Тоже верно. Шалом, Джек. Обожаю смотреть, как ты ешь.

Руби вышел с чемоданом в руке. Еврейчик Ленни закурил сигарету и закатил глаза – мол, о Господи.

Комические номера. Минеты. Водка с пивом на обед.

С легкой головой Литтел пошел к машине.

Ленни вышел двадцать минут спустя. Литтел поехал за ним – тот повернул на север по Лейк-Шор-драйв.

Ветровое стекло покрылось брызгами пены – сильный ветер вспенил волны озера. Литтел врубил печку – в салоне, где прежде было слишком холодно, стало чересчур жарко. От алкоголя у него пересохло во рту и немного закружилась голова. Дорога перед ним слегка подпрыгивала – но только слегка.

Ленни просигналил «поворот». Литтел съехал на другую полосу и, сбавив скорость, последовал за ним. Они повернули на Голд-Коуст – слишком шикарное место для игровых клубов.

Ленни повернул на Раш-стрит. Литтел увидел ряд коктейль-баров: фасады небольших домов из бурого кирпича и мягкий свет неоновых вывесок.

Ленни припарковался перед «Убежищем Эрнандо». Литтел очень медленно подъехал к заведению.

Дверь резко отворилась. Он увидел двух целующихся мужчин – всего пару секунд, но и этого было достаточно.

Литтел поставил машину совсем рядом с авто Ленни и переоделся: сменил куртку лесоруба на синий блейзер. Правда, остался в прежних брюках и ботинках.

И вошел, закрываясь от ветра. Внутри царили полумрак и дневное затишье. Отделка была сдержанной: всюду полированное дерево и оливковая кожа.

Отгороженные веревкой, стояли обтянутые кожей диванчики-банкетки. В баре за стойкой, на разных концах ее, сидели две парочки: двое мужчин постарше и Ленни с каким-то парнишкой из колледжа.

Литтел пристроился посередине. Бармен не обратил на него ни малейшего внимания.

Ленни говорил. Модуляции его голоса изменились – куда-то делся тягучий выговор и еврейский говорок.

– Ларри, видел бы ты, как ест этот несчастный.

Подошел бармен. Литтел сказал: «Виски и пива».

Посетители удивленно обернулись на него.

Бармен налил ему порцию виски. Литтел залпом опрокинул ее – и закашлялся. Бармен заметил:

– Ого, как мы хотели пить!

Литтел полез за кошельком. Доставая его, он зацепил корочки удостоверения, и оно шлепнулось на барную стойку – жетоном вверх.

Он схватил его и кинул на стойку горсть монет. Бармен сказал:

– А что, пива мы не будем?

Литтел вернулся в офис и напечатал рапорт о слежке. Ему пришлось сжевать пару мятных леденцов, чтобы не пахло спиртным.

Он умолчал о том, что пил, и об осечке, которая вышла в «Убежище Эрнандо». Зато подчеркнул суть: по всей видимости, Ленни Сэндс ведет тайную гомосексуальную жизнь. Этим можно будет воспользоваться при попытке завербовать его как доносчика: наверняка он скрывает эту часть своей жизни от сообщников-гангстеров.

Ленни его так и не заметил. Пока что его «хвост» ничем себя не скомпрометировал.

Курт Мид постучал в стекло его кабинки:

– Тебя вызывают по межгороду, Уорд. Какой-то Бойд из Майами.

Вторая линия.

Литтел взял трубку:

– Привет, Кемпер. Что ты снова делаешь во Флориде?

– Работаю на Бобби и на Эдгара Гувера – только никому не говори.

– И как результаты?

– Ну, у меня продолжают появляться свидетели, а у Бобби – исчезать; так что я назвал бы это ничьей. Уорд…

– Ты хочешь попросить об услуге.

– Вообще-то даже о двух.

Литтел откинулся в кресле:

– Выкладывай.

Бойд начал:

– Сегодня Хелен прилетает в Чикаго. Рейс 84 авиакомпании «Юнайтед», из Нового Орлеана в аэропорт Мидуэй, время прибытия – 17.10. Встретишь ее и отвезешь в отель, ладно?

– Конечно. И накормлю ужином. Господи, как хорошо – правда, в последний момент, но здорово!

– Да, это наша Хелен, порывистая и непостоянная путешественница. Помнишь того парня, Роланда Кирпаски?

– Кемпер, я видел его всего три дня назад.

– Ну да, ну да. В любом случае, он сейчас вроде как во Флориде, но что-то я не могу его нигде найти. Он должен был позвонить Бобби и проинформировать его о планах мистера Хоффы касательно Солнечной долины, да так и не позвонил. В отеле мне сказали, что он ушел вчера вечером, но не вернулся.

– И теперь ты хочешь, чтобы я съездил к нему домой и поговорил с его супругой?

– Именно, если тебе нетрудно. Если узнаешь чего путное, оставь сообщение на столе информации в местном офисе. Я пока что не нашел себе тут отеля, но потом осведомлюсь у них, звонил ты или нет.

– Адрес говори.

– Саут Уобош, дом 818. Скорее всего, наш Роланд загулял с какой-нибудь красоткой, но узнать, звонил ли он домой, не помешает. И, Уорд…

– Знаю. Я помню, на кого ты работаешь, и постараюсь, чтобы все произошло как можно формальней.

– Спасибо.

– Да не за что. Кстати – сегодня я видел человека, который перевоплощался так же здорово, как и ты.

Кемпер сказал:

– Быть того не может.

Мэри Кирпаски быстро впустила его в дом. Который был перегружен мебелью и слишком жарко натоплен.

Литтел снял пальто. Женщина практически впихнула его в кухню.

– Обычно Роланд каждый вечер звонит домой. Он сказал, что если в этот раз он не позвонит, то я должна связаться с властями и показать им его записную книжку.

Литтел почувствовал запах капусты и вареного мяса.

– Я – не из Маклеллановского комитета, миссис Кирпаски. И с вашим мужем я не работал вообще.

– Но вы знаете мистера Бойда и мистера Кеннеди.

– Мистера Бойда я знаю. Это он попросил меня зайти к вам.

Она обгрызла ногти до мяса. Помада на губах была наложена неровно.

– Вчера вечером Роланд не позвонил. Он вел записную книжку, где записывал все дела мистера Хоффы, но в Вашингтон ее брать не стал – прежде, чем согласиться давать показания, он хотел встретиться с мистером Кеннеди.

– Какую записную книжку?

– Список чикагских телефонных звонков мистера Хоффы, с датами и всем прочим. Роланд говорил, что украл телефонные счета нескольких друзей мистера Хоффы, потому что сам мистер Хоффа боялся звонить по межгороду из своего отеля – опасался «жучков»…