Текст книги "Бунт (ЛП)"

Автор книги: Джейми Шоу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

Вечером прошлого вторника он пришел ко мне с гитарой, так как, по его словам, он работал над песней, но хотел увидеть меня. Мы провели вечер, сидя в моей гостиной, Джоэль бренчал на гитаре и работал над нотами, а я готовилась к экзамену по английскому, борясь с желанием заняться с Джоэлем сексом. Что-то было в том, как он играл на гитаре – с такой глубокой концентрацией, от чего я извивалась в кресле. Когда он наконец-то отложил гитару, я в считанные секунды оказалась у него на коленях, стащила с него футболку и безрассудно поцеловала его.

Я витаю в воспоминаниях, когда заходит Джоэль, и делаю большой глоток Маргариты, чтобы привести мысли в порядок.

– Вы очень мило смотритесь вместе, – произносит Дженни, похлопывает меня по руке и уходит.

– О чем болтали? – спрашивает Джоэль, занимая ее место.

– О тебе, – насмехаюсь я.

Пьяная ухмылка расцветает на его лице.

– О том насколько я секси?

Я смеюсь и отвечаю:

– Нет. О том, каким ботаником ты был в старшей школе.

Он следует за мной в гостиную, без устали возмущаясь.

– Я не был ботаником. Если что, это Шон был ботаником.

– Эй! – выкрикивает Шон, и вся толпа смеется. – Я не был ботаником.

– Ты отчасти был ботаном, – отвечает Майк, и Шон сверкает взглядом в ответ.

– Разве не ты давал Адаму списывать все домашние задания? – спрашивает парень Дженни, и Шон скалится.

– Что мне оставалось делать? Позволить ему завалить все?

– Ты хороший друг, – произносит Адам, похлопывая Шона по плечу.

Шон смеется и отбивает руку Адама.

– Да ну тебя. Ты все еще торчишь мне тридцать баксов за работу по истории для мистера Вейта.

– Джоэль все еще торчит мне тридцать басков за то, что я взял на себя вину, когда он сделал вмятину скейтбордом на машине моей мамы, – возражает Адам.

Парни начинают спорить, кто кому должен, а я завершаю их разборки тем, что приношу Джоэлю один из подарков.

– Этот от Блейка и Дженни.

Он открывает подарок за подарком, получая футболки, альбомы, подарочные карточки и дорогой алкоголь. Роуэн подарила ему именные гитарные медиаторы, Лэти – отпадную пару очков, а остальные ребята скинулись, чтобы подарить ему коллекционную гитару «Fender», вызвавшую всеобщие охи-ахи. Я последней дарю ему свои подарки, стараясь не ерзать, пока он открывает их.

Когда Джоэль снимает блестящую зеленую оберточную бумагу и обнаруживает набор графитных карандашей, он улыбается, глядя на коробку.

– Не хотела, чтобы у тебя была возможность отказаться от нашей сделки, – лишь отчасти шучу я.

– Какой сделки? – спрашивает Роуэн.

– Он нарисует что-то для меня на день рождения.

– Ты рисуешь? – спрашивает она у Джоэля, и он наконец награждает меня своей улыбкой.

– Было дело.

– Он и в самом деле был хорош, – добавляет Адам, и я вручаю Джоэлю следующий подарок, прежде чем кто-то еще задаст вопрос, на который он, возможно, не захочет отвечать.

– Еще один? – спрашивает он, осторожно откладывая в сторону набор карандашей, после чего берет в руки коробку, которую я вручаю ему, и трясет ее рядом с ухом.

– Просто открой ее.

Джоэль одним быстрым движением разрывает оберточную бумагу и обнаруживает гоночный трек «Hot Wheels Dragon», похожий на тот, который он получил на день рождения, когда был ребенком, и который впоследствии его мама продала, чтобы профинансировать свою алкогольную зависимость.

Адам и Шон, предаваясь детским воспоминаниям, начинают фонтанировать о треке, но все это лишь белый шум, окружающий пустое выражение лица Джоэля. Мое сердце опускается, когда он неподвижно и без тени улыбки смотрит на подарок.

Я открываю рот, чтобы произнести что-то. Извиниться. Но затем он поднимает на меня взгляд, его глаза блестящие и стеклянные. Мне едва хватает времени, чтобы заметить слезы в его глазах, после чего Джоэль откладывает подарок в сторону, направляется ко мне и, не останавливаясь, подхватывает на руки. Он несет меня по коридору в мою комнату, закрывает за нами дверь, после чего мы просто стоим там: я в полуметре от земли и он, зарывшись лицом в мою шею.

– Джоэль, – произношу я, приготовившись извиняться, но его тело начинает дрожать от всхлипываний, и я больше не знаю, что сказать. Крепче обнимаю его и прижимаюсь щекой к виску. – Эй, – шепчу я и глажу колючие волосы рядом с ирокезом. Я целую Джоэля в голову и позволяю ему обнимать меня.

Джоэль качает головой, и я интересуюсь, что не так. Он лишь вновь качает головой, а затем тянет меня к кровати и садится на нее, продолжая меня обнимать. Я стою перед ним, а он крепко обнимает меня. Джоэль прижимается щекой к моему животу, его тело содрогается от едва слышимых рыданий, от чего слезы скатываются по моим щекам и падают ему на спину.

– Эй, – снова произношу я, поглаживая его широкие плечи. – Давай, прекращай. Ты испортишь мне макияж.

Джоэль хихикает, прижавшись к моему животу, а я улыбаюсь и поднимаю руку, чтобы вытереть слезы.

Парень делает глубокий судорожный вдох и встает, чтобы взять в руки мое лицо. Он мгновение смотрит в мои слезящиеся глаза, после чего нежно целует.

– Спасибо, – шепчет он.

Я хочу сказать, что это лишь игрушка и не за что меня благодарить. Но я знаю, что для него это много значит, так что вместо того, чтобы что-то сказать, вытираю ему слезы. И когда он большими пальцами гладит мои щеки, я позволяю ему вытереть и мои.

Глава 16

– Не отвечай, – стонет Джоэль следующим утром после дня рождения, но я уползаю от его теплого тела, чтобы взять с тумбочки звонящий телефон.

– Алло?

Мой отец смеется в трубку.

– Доброе утро, соня.

Я падаю на матрас и стону.

– Который час?

– Почти полдень. Тусовалась всю ночь в клубе?

Я отвечаю ему изумленным смешком.

– Папа, что ты знаешь о клубах?

– А чем, по-твоему, я занимался все время, с тех пор как ты съехала?

Я смеюсь и тем самым вновь бужу Джоэля. Он поворачивается ко мне лицом и бурчит:

– Кто это?

– Это парень? – спрашивает папа.

– Мой друг-гей, папа, – быстро отвечаю я, подчеркивая последнее слово для Джоэля. – Он остался на ночевку после вечеринки по поводу дня рождения.

– Друг-гей? – спрашивает папа.

– Друг-гей? – шевелит губами Джоэль.

– Лэти, помнишь?

– А, да. А чей это был день рождения?

– Моего друга Джоэля, – отвечаю я, и тот в свою очередь удивленно вздымает брови.

– Парня?

– Да, парня, в анатомическом смысле, – отвечаю я и отодвигаюсь от Джоэля, уставившись на край кровати. Он убирает волосы с моей шеи, а затем я чувствую его теплое дыхание и изо всех сил пытаюсь слушать отца.

– ...Просто хотел узнать, когда ты приедешь домой на Пасху, – произносит он, и Джоэль проводит языком за моим ухом. Я от наслаждения закрываю глаза и прикусываю губу.

– Ди? – раздается из трубки голос отца, и я сползаю с кровати, чтобы быть вне досягаемости Джоэля.

– Да. Я приеду домой в среду накануне Пасхи, – отвечаю папе, наблюдая, как Джоэль растягивается на моей кровати.

Он поднимает руки над головой, и мышцы на его животе натягиваются. Когда он замечает, что я наблюдаю за ним, подмигивает мне, и я отворачиваюсь к стене.

– В этом году я думал приготовить курицу по-охотничьи с пастой гарганелли. Как считаешь, мы сообразим, как это сделать?

В первую Пасху после маминого ухода отец пытался приготовить пасхальный ужин, но ветчина была сожжена, картофельное пюре было жидким, а пирог из фасоли был обуглен до сухарей. Мы сидели за столом и смотрели на нашу еду, думая о маме, когда отец резко встал и потащил меня на кухню.

– Ладно, мы приготовим лингвини а-ля помодоро капрезе, – произнес он, а одиннадцатилетняя я и понятия не имела, что он просто выдумал это.

В конце концов, мы сварили кучу разных макарон, нарезали свежие томаты и перец и смешали это с покупной томатной пастой. Мы с отцом съели все до последнего кусочка, поклявшись, что это было лучшее, что мы когда-либо ели, и, честно говоря, так и было. А также это была лучшая Пасха в моей жизни.

С тех пор мы каждый год пытались приготовить что-то особенно сложное, и даже в те годы, когда терпели неудачу, мы надрывали от смеха животы и ели остатки.

Я улыбаюсь, глядя на обои цвета лаванды.

– Да, думаю, мы разберемся. Звучит потрясающе.

Я заканчиваю беседу с отцом и поворачиваюсь к Джоэлю.

– Ты – зло, – произношу я, тыча указательным пальцем ему в лицо.

– И, по всей видимости, гей, – отвечает он, и мне не удается сдержать смех. – Ты правда уезжаешь в следующую среду? – спрашивает он, внезапно став серьезным.

– Ага. Поеду домой на Пасху.

Я подхожу к краю кровати и ухмыляюсь Джоэлю.

– А что? Будешь скучать?

– Не-а, – дразнится он, толкая меня на покрывало, – к тому моменту я планирую устать от тебя.

В течение следующих нескольких дней он ставит себе за цель проводить со мной так много времени, чтобы к моменту моего отъезда нас тошнило друг от друга. Джоэль ночует в моей квартире, готовит мне завтрак, а вечера мы проводим на диване за просмотром фильмов. Я наблюдаю, как Джоэль играет на гитаре, он жалуется, когда я занимаюсь домашним заданием, а в моей постели мы проводим времени больше, чем в любом другом месте в моей квартире. Даже душ больше не является безопасной зоной, и именно поэтому мы в субботу опаздываем на прослушивание. К тому моменту, как мы добираемся в Mayhem, первый гитарист собирается начать выступление без нас, и Роуэн бранит меня взглядом, но в то же время поощряет улыбкой.

– Если я не могу оставаться в постели, – произносит Адам, ставя подножку Джоэлю, пока тот идет к своему месту, – то и ты не можешь.

– Мы не были в постели, – самодовольно произносит Джоэль и еще более самодовольно улыбается. Я взъерошиваю его драгоценный ирокез, после чего сажусь рядом. Он смотрит на меня, я шлю ему воздушный поцелуй, а Шон, заметив это, громко откашливается.

– Может, мы уже начнем?

Мы все замолкли, и вытерпев четверых гитаристов, которые на бумаге выглядели лучше, чем в жизни, Адам вышел на перекур. Остальные ребята последовали за ним, а я придвинулась к Роуэн.

– Послушай вот это, – говорю я, включая песню на телефоне.

Она кивает головой в такт.

– Мне нравится. Кто это?

– Следующий претендент.

Я прямо-таки головокружительно улыбаюсь, и Роуэн улавливает мое настроение, и ее голубые глаза загораются.

– Его зовут Кит. У меня хорошее предчувствие по поводу него.

Я получила письмо от Кит в среду, когда шла с занятий к машине. К моменту возвращения домой я была переполнена энтузиазмом и практически заставила Джоэля послушать запись. Он согласился, что песня потрясающая, и я тут же отправила Кит письмо с датой прослушивания.

– Думаю, голова Шона в скором времени взорвется, если мы никого не найдем, – произносит Роуэн, и я смеюсь.

Последний парень даже не сообразил, как подключить гитару. Шон сделал это за него, похлопал по спине и сразу же отправил восвояси, покачав головой, когда парень попытался вернуться на сцену.

– Если у следующего парня ничего не выйдет, я сама научусь играть на гитаре.

Роуэн хихикает, а затем ухмыляется мне и произносит:

– Ита-а-ак, ты и Джоэль…

Когда раздается стук в дверь, я использую данную возможность, чтобы спрыгнуть с кресла, не потрудившись ответить своей сующей нос в чужие дела лучшей подруге. Роуэн считает, что мы с Джоэлем больше, чем есть на самом деле, и никакие аргументы не убедят ее в обратном. Стук моих каблуков эхом отражается от пола, пока я направляюсь к двери, и когда я открываю ее, обнаруживаю Королеву чертовых Фанаток.

Длинные черные волосы с темно-синими прядями каскадом спадают к свободному черному топу – глубокое декольте представляет взору черный кружевной бюстгальтер. Черные джинсы девушки – гораздо более рваные, чем любая пара Адама, Шона или Джоэля – практически созданы для ее ног. Она сложена как долбанная модель с сиськами. Ее образ завершают наборные браслеты, крошечное бриллиантовое колечко в носу и берцы. Она – типичная рокерша.

Я сопротивляюсь желанию захлопнуть дверь у нее перед носом.

– Группа здесь не для раздачи автографов и фоток, – произношу я, задаваясь вопросом, откуда она, черт возьми, узнала, что парни будут здесь сегодня.

– Да? – спрашивает она, смущенно выгнув идеальную бровь. – Я пришла не ради автографов или снимков…

– Замечательно.

Я начинаю закрывать дверь, но девушка хватается рукой за нее.

– Ты Ди?

Когда я просто стою и метаю в нее кинжалы взглядом, она прижимает свой ботинок к двери и убирает руку.

– Я Кит. Мы переписывались по e-mail.

– Ты Кит? – спрашивает Роуэн из-за спины, когда я смущенно пожимаю руку Кит.

Глаза Кит озаряются пониманием, и она смеется.

– О, простите. Да. У меня четверо братьев, которые посчитали, что Катрина – слишком девчачье имя.

– И ты здесь для прослушивания? – интересуется Роуэн.

Кит берет гитарный кейс, облокоченный на стену.

– Надеюсь. Ничего же, что я девушка, да? – улыбается она мне.

– Ничего, – быстро отвечает Роуэн, но я настроена скептически.

Песня, которую я прослушала, звучала восхитительно, но мне сложно было найти компромисс с ожиданиями в голове и девушкой, стоящей возле меня.

– Зависит от обстоятельств, – отвечаю я. – Ты умеешь играть на гитаре?

– Думаю да, – отвечает Кит с каменным лицом. – То есть, это довольно сложно, так как моя вагина постоянно мешает в этом, но я научилась справляться с ней, как и с любыми другими препятствиями.

Затем она хмурится и произносит:

– Но, к сожалению, у меня так и не появилось личное парковочное место.

Между нами повисает долгая минута тишины, но затем я больше не могу сдерживать смех. Уголки рта Кит поднимаются в улыбке, и я впускаю ее внутрь.

Только когда мы заходим в Mayhem, начинают проявляться первые признаки ее нервозности. Облокотив гитару на стену, девушка трет руки о задние карманы и оглядывается.

– Значит, будем только мы?

– Нет…

Я начинаю говорить, что парни должны вернуться с минуты на минуту, но затем дверь распахивается, и они заваливаются внутрь.

– Ребята, – обращаюсь к ним я, когда они приближаются, – это Кит. Она следующая.

Они все пялятся на нее, а я оцениваю реакцию Джоэля, внезапно осознав, что мы прослушиваем девушку, со всеми вытекающими. Длинные ноги, упругая грудь и, как она любезно подметила, вагина. Если все получится, вскоре ребята будут репетировать, выступать и гастролировать с девушкой.

Джоэль подходит ко мне и обнимает за плечи.

– Мы думали, ты парень.

Кит улыбается.

– Ага, я поняла это, когда твоя девушка попыталась захлопнуть дверь перед моим носом.

Так как Джоэль не исправляет ее, то и я тем более. Я вполне довольна тем, что она считает Джоэля занятым.

– Мы встречались раньше? – спрашивает Шон, изучая ее, прищурив зеленые глаза.

Кит мгновение смотрит на него, после чего легкая ухмылка озаряет ее лицо.

– Мы учились в одной школе.

– В каком году ты выпустилась?

– Через три года после вас.

– Ты приходила на наши шоу? – спрашивает Майк, и Кит еще какое-то время смотрит на Шона, словно чего-то ждет. Когда он смотрит на нее так, словно не может вспомнить, она поворачивается к Майку.

– Иногда.

Остальные ребята, за исключением Шона, который стал нехарактерно молчаливым, продолжают задавать ей вопросы, Кит заканчивает знакомство, рассказывая им, что в колледже она участвовала в группе, но они распались после выпуска, так как некоторые из них хотели устроиться на работу с нормированным графиком. Как только у всех заканчиваются вопросы, девушка хватает гитару и направляется к сцене. Мы сидим за столом, пока она подключает гитару и делает быструю проверку звука.

– Вы помните ее, ребята? – спрашиваю я, когда парни занимают свои места. Вопрос адресован им всем, но я смотрю прямо на Шона.

– Немного, – отвечает Майк.

– Она выглядит совершенно иначе, – едва слышно произносит Шон. Он смотрит на сцену, и я тоже перевожу туда свой взгляд. Кит в рекордное время настраивается, словно она делала это тысячу раз.

– Она раньше носила очки? – спрашивает Джоэль, наклонив голову вбок, пытаясь вспомнить девушку.

– Ага, – отвечает Шон. – И у нее не было кольца в носу, и… – он смолкает, когда замечает, что мы смотрим на него. – Ее брат Брайс учился с нами, помните?

Ребята начинают вспоминать о каком-то школьном пранке Брайса, и, в конце концов, Кит наклоняется к микрофону и спрашивает:

– Вы хотите, чтобы я сыграла?..

– Свою любимую песню, – выкрикивает Адам, Кит на мгновение задумывается, после чего улыбается, опустив взгляд на гитару, и отступает назад. Учитывая ее волосы, наряд и гитару на шее, словно это лишь еще один аксессуар, она выглядит так, будто принадлежит этому месту.

Когда она начинает играть Seven Nation Army американской рок-группы «The White Stripes» – песню, которую мы слышали больше раз, чем можем сосчитать – мы хором стонем, но она тут же начинает смеяться и подходит к микрофону.

– Шучу! – произносит она, а затем начинает играть песню, которую я прежде не слышала, но ребята, кажется, одобряют ее выбор. Они выпрямляются на своих местах, наблюдая за тем, как девушка играет, пока Адам не поднимает руку, чтобы остановить ее.

– Ты сама пишешь песни? – спрашивает он, и когда она кивает, Адам просит ее что-нибудь сыграть.

Когда Кит проходит испытание, ребята присоединяются к ней на сцене. Они периодически поглядывают на нее, пока играют – все, кроме Шона, который, кажется, решительно настроен не смотреть в сторону девушки. В конце он благодарит ее за то, что она пришла, и Кит меняется в лице.

– Она идеальный кандидат, верно? – спрашиваю я, когда Кит уходит, но хотелось бы, чтобы мы сказали ей, что она в группе, еще до ее ухода. Направляясь к двери, девушка казалась такой неуверенной в себе, даже несмотря на то, что она была ошеломительной.

– Что думаете, ребята? – спрашивает Шон, и Адам произносит вслух мои мысли:

– Мне интересно, почему мы вообще обсуждаем это.

– Мы можем отменить последующие прослушивания? – спрашивает Майк, и, словно по сигналу, урчит его желудок. – Пожалуйста? Иначе я буду визжать как маленькая девочка.

Роуэн смеется, а Шон произносит:

– Она сдулась на третьей песне.

– Ты на какой планете был все это время? – спрашивает Джоэль. – Она постоянно была идеальна.

– Серьезно, Шон, – сетую я. – В чем твоя проблема?

Он напрягается и чешет затылок.

– Ни в чем. Просто хочу убедиться, что мы не совершаем ошибку.

– Когда-нибудь тебе придется выбрать, – говорю я ему.

– Итак, голосуем, – произносит Адам. – Кто за как-там-ее-имя, поднимите руку.

Все, кроме Шона, поднимают руку, затем он вздыхает и делает то же самое.

Позже той же ночью я сижу с Джоэлем на диване и задаю ему вопрос:

– Что это сегодня было с Шоном?

Я позвонила Кит сразу после того, как шесть рук поднялись в воздух Mayhem. По телефону она звучала чрезвычайно взволнованно, но я не могла выбросить из головы полное отсутствие энтузиазма у Шона.

Мы неделями искали гитариста, и после того, как нашли, он повел себя так, словно это было худшее событие в его жизни.

– А что с ним было? – спрашивает Джоэль, листая один из моих блокнотов. Мы на противоположных концах дивана, разделенные горой домашнего задания, так как по договоренности с моими профессорами, чтобы продлить Пасхальные каникулы, мне нужно закончить все задания и сдать их прежде, чем я уеду домой. Как будто я недостаточно провозилась с этим дерьмом.

– Он странно себя вел, – заявляю я.

– Он всегда такой.

Я перевожу свое внимание на перегревшийся ноутбук, лежащий на моих скрещенных ногах, махнув рукой на разговор о Шоне.

– Как считаешь, Кит красивая?

Джоэль отводит взгляд от блокнота, и когда я уголком глаза смотрю на него, он однобоко улыбается мне.

– Не красивее тебя.

Я закатываю глаза, пытаясь контролировать свою улыбку, грозящую расцвести на моем лице.

– Значит, ты считаешь ее красивой, – провоцирую его, вновь переводя внимание на ноутбук.

– Я предпочитаю каблуки берцам.

– Значит, ты заметил, в чем она была.

Джоэль смеется и наклоняется, чтобы захлопнуть ноутбук.

– Если хочешь заняться примирительным сексом, ты должна просто сказать об этом, а не ссориться.

– Ты задница.

– Ты…

Я щелкаю пальцами в воздухе, и он ухмыляется.

– Что, мы больше не ругаемся?

Я смотрю на Джоэля, а он хихикает в ответ, прижимаясь к противоположному подлокотнику, когда я вновь открываю ноутбук.

– Я хотел сказать: «Богиня среди людей».

Я фыркаю, не отводя глаз от экрана.

– Разумеется, продолжай.

– Роза в саду, полном сорняков.

– Что еще?

– Слива... на... банановом дереве…

Я смеюсь, глядя на ноутбук.

– Возможно, тебе следует оставить сочинительство Адаму.

– Заставил тебя улыбнуться, – дразнится он, и я быстро возвращаю серьезное выражение лица. – Все еще улыбаешься, – вновь произносит Джоэль, и я стреляю в него взглядом, закатывая глаза в ответ на его ухмылку. Но он прав – мне не удается скрыть улыбку на лице и бессмысленно пытаться это делать.

Мы с Джоэлем погружаемся в комфортную тишину, пока я набираю документ, а он делит внимание между телефоном, телевизором, печеньем на коленях и моим блокнотом. В конце концов, мое сочинительство прерывается его вопросом:

– Это ты нарисовала?

Он держит мой блокнот так, чтобы я увидела, и я бледнею, когда понимаю, что он наткнулся на один из моих набросков эскизов для высокой моды, который я сделала во время занятия. Никогда не хотела, чтобы их кто-нибудь увидел – особенно он.

– Ага, – отвечаю я, и сосредотачиваю все свои силы на том, чтобы не разволноваться.

– Ди, это действительно круто.

Он продолжает листать страницы, и мои пальцы зудят от желания вырвать блокнот из его рук. Словно он читает мой чертов дневник прямо перед моим лицом, но я знаю, что, если проверну подобное, это лишь добавит еще больше интереса, чем сейчас.

– Черт... вот этот секси.

Я слишком любопытна, чтобы сопротивляться интересу, поэтому окидываю его взглядом и спрашиваю:

– Который?

Джоэль снова поворачивает ко мне блокнот, и на этот раз он открыт на эскизе платья. По сути, это просто немного более длинный и приталенный вариант футболок, которые я делала, но для их создания потребуются замеры и шитье, чем я никогда раньше не занималась. За исключением тех плащей на день рождения, которые я делала в последнюю минуту, и проект по домоводству в шестом классе, который нельзя брать в счет, потому что Роуэн сделала большую часть моего задания.

– Ты должна сшить его, – произносит Джоэль.

– Не могу.

Он удивленно выгибает бровь.

– Почему?

– Я никогда не шила платья.

– Дерьмовая отмазка, чтобы не попробовать что-то новое.

Когда я не отвечаю (да и что бы я ответила?), он возвращается к листанию блокнота, и с каждым просмотренным эскизом мой живот скручивает во все более тугой узел.

– Ты все еще пытаешься выбрать себе специальность? – спрашивает он, не отводя взгляда от моего блокнота.

Гадая, к чему он задал этот вопрос, я отвечаю:

– В моем колледже нет такой специальности.

– Тогда, возможно, ты не в том колледже.

Когда он смотрит мне в глаза, я грызу губу, задаваясь вопросом, прав ли он, и пытаясь сильно об этом не думать.

– Думаю, в городе есть колледж дизайна. Ты должна подать заявление…

– Знаешь, что я думаю? – спрашиваю я, и он улыбается мне в ответ, так как знает, что я скажу что-то умное. – Думаю, ты слишком много думаешь.

Джоэль хихикает.

– Также я думал о том, что нарисовать тебе на день рождения. Мне позволено думать об этом?

– Еще целый месяц до него... но да.

Если бы он только и думал о том, чтобы покупать мне подарки, наш союз был бы заключен на небесах.

– Какой рисунок ты от меня хочешь?

– Не знаю... что-то особенное.

– Что-нибудь конкретное?

– Пусть это будет сюрпризом.

– Думаю, я могу это сделать, – нежно улыбается он.

Я возвращаюсь к набору текста, и Джоэль добавляет:

– Ты будешь очень сильно скучать по мне, когда уедешь.

Так и будет, но об этом должна знать только я.

– Ты будешь скучать по мне сильнее.

Глава 17

Боль в груди появляется примерно через час после начала шестичасовой поездки домой. Это чувство незнакомо и неприятно мне, и если бы я физически могла вырвать его из сердца, я бы сделала это. Всю поездку я вполуха слушала Роуэн и прислушивалась к звуку смс-оповещения, который так и не прозвучал.

Я высаживаю подругу у дома и подъезжаю к дому отца, паркуюсь на подъездной дорожке и еще раз перепроверяю, что телефон не находится в беззвучном режиме. Когда оказывается, что это не так, я рассерженно вздыхаю и вылезаю из машины.

Мой отец отворяет дверь прежде, чем мне удается подойти к крыльцу, и я ставлю свой огромный чемодан на землю, чтобы крепко обнять папу.

Он на несколько сантиметров выше меня, худощавого телосложения и с нежной улыбкой на лице. Моим родителям было по двадцать лет, когда появилась я, но отец, с его пепельными волосами и темно-коричневыми глазами, выглядит моложе своих тридцати восьми лет. Когда я училась в средней школе, то запретила ему сопровождать меня на школьные мероприятия, так как все мои одноклассницы были без ума от него. И несмотря на то, что после маминого ухода он ни с кем не встречался, папа мог бы открыть свою справочную компанию, учитывая количество телефонных номеров, которые женщины пытались дать ему.

Обнимая меня за плечи, он отстраняется, чтобы улыбнуться мне.

– Ладно, дай мне взглянуть на тебя.

Он поворачивает мой подбородок из стороны в сторону.

– Пирсинга нет.

Поднимает одну за другой мои руки, а я хихикаю, пока он осматривает меня.

– Аборигенских татуировок нет. Развернись.

– Что? Зачем?

Он разворачивает меня и задирает футболку.

– Татуировки-бабочки нет. Слава Богу.

Я закатываю глаза, а он смеется и целует меня в макушку.

– Закончил? – спрашиваю я.

– Беспокоиться о тебе? Никогда.

– Быть странным, – исправляю его, когда отец поднимает мой чемодан и открывает дверь.

– Тоже никогда.

Он смеется над своей собственной шуткой, а я сдерживаюсь, чтобы не засмеяться в ответ. Я скучала по отцу сильнее, чем того ожидала – возможно потому, что последние несколько недель были самыми дерьмовыми в моей жизни.

– Твоя комната там же, где и была, – говорит он мне. – Твой шкаф скучал по тебе.

На этот раз я смеюсь.

– Я тоже скучала по своему шкафу.

Я начинаю идти по коридору, когда он говорит:

– Поможешь мне на кухне, когда закончится душещипательное воссоединение?

– Буду через минуту.

Отец исчезает на кухне, а я направляюсь в комнату, раздраженно вздыхая, когда миную не увязывающиеся с нами фотографии. С подросткового возраста я вела с отцом пассивно-агрессивную войну, в которой я снимала все мамины фотографии и прятала их, а отец всегда находил их и возвращал на место. Он утверждает, что они хранят воспоминания, которые я не должна блокировать, и человека, которого я не должна пытаться забыть. Я же настаиваю на том, что некоторые вещи лучше забыть, а некоторые люди – чудовищные суки, которые не заслуживают, чтобы их созерцали в нашем доме тогда, когда они даже не потрудились быть верными своим мужьям или воспитать своих дочерей.

Я игнорирую фотографии и иду прямиком в комнату, бросаю чемодан рядом со своей старой кроватью и утыкаюсь лицом в темно-фиолетовое покрывало. Телефон пиликает в заднем кармане, и я едва не растягиваю мышцы, когда закидываю руку за спину, чтобы достать его. Я сдуваюсь, когда оказывается, что это сообщение от Роуэн.

Родители работают завтра. Придешь, когда проснешься?

Я отправляю ей смс, сообщая, что приду, а затем заставляю себя встать с кровати, не давая разуму зацикливаться на мыслях о Джоэле. Интересно, чем он сейчас занимается. Смотрит телевизор? Играет на гитаре? Спит со всеми девушками, от общения с которыми он воздерживался в течение всего прошлого месяца из-за того, что я заняла его время?

– Ди? – окликает меня отец, сидя за столом, и я ловлю себя на том, что вновь пялюсь на телефон, желая, чтобы он зазвонил.

Я быстро отворачиваюсь и ковыряюсь в сгоревшей отбивной.

– Прости.

– Итак, парни из этой группы, – произносит отец, напоминая мне, что мы разговаривали о музыкальном фестивале, что в свою очередь натолкнуло меня рассказать о футболках, которые я, как горячие пирожки, продавала на веб-сайте группы, что в свою очередь натолкнуло меня рассказать о плащах, которые я сделала, что в свою очередь натолкнуло меня на мысли о Джоэле, – они все просто друзья?

– Ага, – отвечаю я, воздерживаясь от подглядываний на телефон. – Они действительно крутые.

– Даже этот парень Джоэль?

Я поставила себе за цель говорить о Джоэле не больше и не меньше, чем о других парнях. И все же из чертового невидимого состава мой отец выбрал именно его.

– Папа, – стону я. – Мы что, серьезно будем говорить о парнях?

– Я лишь хочу поговорить о причине, по которой ты продолжаешь пялиться на телефон, – пожимает он плечами, накалывает отбивную и подносит ко рту, чтобы откусить кусочек.

Я включаю беззвучный режим на телефоне и кладу его в задний карман, прилагая серьезные усилия, чтобы провести остаток ужина, уделяя пристальное внимание отцу. Мы говорим обо всем: работе, школе, друзьях, футболе, лазанье, соседях. После нескольких часов совместного просмотра телевизора и клевания носом на диване я переодеваюсь в пижаму, и папа настаивает на том, что уложит меня спать. Он целует меня в лоб и исчезает, закрыв за собой дверь, а я тут же хватаю с тумбочки телефон.

Ничего. Одиннадцать часов вечера и ничего. Ни одного слова.

– Ты мудак, – говорю я телефону. Однако он ничего не отвечает.

Я пишу Роуэн смс:

Не спишь?

Типа того. Что случилось?

На самом деле я просто хотела убедиться, что мой телефон работает. Я рычу и пишу ей ответ:

Ничего. Увидимся утром.

Я хочу позвонить ей и кричать о том, какая Джоэль задница, ведь он не звонит и не пишет мне, после того как мы практически каждый день в течение последних нескольких недель проводили вместе. Но Роуэн и так думает, что я влюблена в него или что-то в этом роде, так что вместо этого я кладу телефон на тумбочку и смотрю на него еще несколько часов, прежде чем, в конце концов, засыпаю.

На следующее утро, когда я не просыпаюсь от пропущенных звонков или смс, или хотя бы от извинительных роз, доставленных к моей двери, я слишком расстроена, чтобы сдерживаться. Сидя на диване Роуэн, я запускаю руку в пакет с чипсами и произношу:

– Не могу поверить, что этот мудак даже не позвонил мне.

– Может он ждет, когда ты позвонишь ему, – предполагает она, переключая каналы на телевизоре.

– Этого не будет.

– Почему?

– Потому что он мужчина.

Она медленно поворачивает голову в мою сторону и поднимает бровь.

– Должен ли он также лишить тебя имущества и права голосовать?

Я бросаю в подругу чипсы, а она смеется и бросает обратно в меня. Мы обе поворачиваемся в сторону телевизора и тратим утро на просмотр всего и ничего, пока она не произносит:

– Я почти проговорилась о том, что живу с Адамом.

Я поворачиваю голову и вижу, как она грызет ноготь. Роуэн смотрит на меня боковым зрением, после чего поворачивается ко мне лицом.