Текст книги "Бунт (ЛП)"
Автор книги: Джейми Шоу
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)
Лед пронзает мои вены, замораживая меня на месте.
– Что ты знаешь о моей маме?
– Сегодня утром твой отец рассказал мне о ней.
– Он рассказал тебе?
– Я ничего не спрашивал. Он просто заговорил об этом. Знаю, что ее уход должно
быть сильно заморочил тебя, но…
– Ты ничего не знаешь, – выплевываю я, вскакивая от разочарования.
– Ди… – произносит Джоэль, вставая лицом ко мне.
Его голос, несмотря на мой взгляд, остается мягким.
– Я хочу быть с тобой. Мне плевать на твою мать. Ты права, я ничего не знаю. Единственное, что знаю – я влюблен в тебя. Серьезно, черт возьми, влюблен в тебя.
Я собираю полотенца, пока он стоит рядом.
– Мне очень жаль, что ты думаешь, будто влюблен в меня, Джоэль. Хорошая новость – ты переживешь это.
– Нет.
– Тебе придется.
Его лицо ожесточается, и я рада этому. Все будет намного проще, если Джоэль возненавидит меня.
– Ты, блять, издеваешься надо мной сейчас? Ты влюбила меня в себя лишь для того, чтобы просто вышвырнуть как чертов мусор?
Вот оно. Я влюбила его в себя. Так же, как и остальных. Я ничем не лучше матери. Единственное отличие – я достаточно заботлива, чтобы уйти, прежде чем станет слишком поздно. Прежде чем искра между нами не разрастется в чертовски большой костер, который после себя не оставит ничего, кроме пепла, когда наконец закончится топливо.
– Это то, чего ты хотела все это время? – срывается Джоэль. – Это, блять, был твой план? Чтобы нахер уничтожить меня?
– Поезжай домой, Джоэль.
С полотенцами в руках я ухожу прочь от него.
Я не оглядываюсь. Просто не могу.
Глава 20
Я возвращаюсь домой раньше Джоэля, иду прямиком в столовую и достаю бутылку текилы из бара.
– Ди? – окликает меня отец, заходя в комнату следом за мной. – Джоэль только что отъехал от дома. Что-то… – он замолкает, когда я наливаю себе стакан и поворачиваюсь к нему. – Что ты, черт возьми, творишь?
– Что, для меня нормально встречаться с рок-звездой в татуировках и пирсинге, но я не могу налить себе чертову текилу?
Отец хмурится, изучая меня.
– Что стряслось?
– О, ты же знаешь, – произношу я, помешивая жидкость в стакане. – Классика: девушка знакомится с парнем, парень спасает девушку, девушка водится с парнем, парень признается ей в любви, девушка посылает его.
Когда отец лишь смотрит на меня как на существо, вселившееся в его дочь, я продолжаю:
– Зачем ты рассказал ему о маме?
Он бледнеет, а я не уступаю:
– Разве недостаточно было твоего предложения остаться с нами Пасху и приглашения на Рождество? Нужно было взять и еще о маме ему рассказать?
– Просто к слову пришлось, – заикается отец.
– Конечно!
Я швыряю нетронутый напиток на стол, и брызги попадают мне на руку.
– Прошло семь лет, а ты все еще, блин, не можешь перестать говорить о ней!
– Диандра, – произносит отец, но я слишком возбуждена, чтобы услышать предупреждение в его голосе.
– Нет, папа, скажи мне. Мало того, что ее фотографиями увешаны все стены, тебе понадобилось еще и ткнуть мне в лицо, рассказав о ней Джоэлю?
– Ты несправедлива…
– Знаешь, что несправедливо?! – выкрикиваю я, пугая отца. – Ты, не позволяющий мне забыть ее! Несправедливо то, что мне пришлось самой учиться, как делать макияж и как брить ноги. Несправедливо, что мама Роуэн объясняла мне, как пользоваться тампонами!
Слезы обжигают глаза, но я игнорирую их и во все горло кричу:
– Она не заслуживает, чтобы ее фотографии висели на наших стенах, папа!
Он протягивает руку, чтобы прикоснуться ко мне, колеблясь, словно боится, что я рассыплюсь на куски.
– Ди… Успокойся и просто расскажи мне, что произошло.
– Нет, – качаю головой.
Слезы скатываются по щекам. Они – кислота в моих глаза, сера в моем носу. Я прохожу мимо отца и беру ключи на барной стойке.
– Куда ты? – спрашивает отец, следуя за мной.
– ПРОЧЬ! – выкрикиваю я и захлопываю за собой дверь.
По пути к Роуэн мне едва удается различить дорогу сквозь пелену вырывающихся откуда-то из глубины слез. Они затуманивают мой взор, а всхлипы, вырывающиеся из горла, сотрясают все тело. На подъездной дорожке дома Роуэн я плачу слишком сильно, чтобы даже пошевелиться, так что, когда дверь моей машины открывается, я даже не пытаюсь поднять голову с руля, чтобы посмотреть кто это. Тонкие руки обнимают меня, и я двигаюсь, чтобы позволить им обнять меня крепче.
– Тс-с, – шепчет Роуэн, крепко обнимая меня. – Я с тобой. Все в порядке.
– Я, блять, не могу это сделать, Роу, – плачу, ненавидя себя за то, что я такой человек. Человек, который не может позаботиться о себе. Не могу поверить, что набросилась на отца, что была так холодна с Джоэлем и что плакала по маме, спустя семь лет стараний сдерживать слезы.
– Что произошло? – интересуется Роуэн, поглаживая меня по спине.
Столько всего произошло, что даже не знаю с чего начать. Я лишь качаю головой, прижавшись к плечу Роуэн, а она обнимает меня до тех пор, пока я не успокаиваюсь достаточно, чтобы спокойно дышать.
– Пойдем в дом, – говорит она мне, но поскольку я не уверена, что закончила плакать, и не хочу разбудить ее родителей, вновь качаю головой.
– Тогда позволь мне отвести тебя в тайник, – убеждает она меня, и я позволяю подруге помочь мне выбраться из машины.
Мы заходим в гараж и поднимаемся на чердак – крошечный уголок, который мы оборудовали в седьмом классе. Он заполнен огромными подушками, креслами-мешками и старинными лампами, которые мы скупили на дворовой распродаже. Я включаю свою любимую лампу, фиолетовый и зеленый свет разливаются по стенам цвета яичной скорлупы. Сажусь в свое кресло-мешок в черно-белую полоску и опускаю голову на руки.
Роуэн занимает синий мешок напротив меня, поглаживает мои плечи и колени, пока я не делаю глубокий вдох и произношу:
– Он признался мне в любви.
– Джоэль? – спрашивает она, и у меня вырывается раздраженный, лишенный веселья, смешок. Даже Роуэн не верится, что он сказал это. Я думала он не такой.
– Да. Джоэль.
– А дальше что?
Его сокрушенное выражение лица мелькает в моем сознании, сказанные им слова эхом раздаются в трещинах моего сердца.
Это, блять, был твой план? Чтобы нахер уничтожить меня?
Я выпрямляюсь и вытираю глаза ладонями.
– Я сказала ему уезжать домой.
Роуэн хмурится, а я устремляю взгляд в пол.
– Почему?
– Не хочу, чтобы кому-то было больно.
– Ди, – произносит она, поглаживая меня по плечу, – тебе сейчас больно.
– Со мной все будет хорошо.
– А с ним?
Слезы вновь щиплют мои глаза, и я поспешно вытираю их.
– С ним тоже все будет хорошо. Так будет лучше, Роу. Мы не подходим друг другу. Ты сама так сказала.
– Я сказала это несколько месяцев назад, Ди…
– Ничего не изменилось.
– Ты уверена? – спрашивает она. Я знаю, что подруга права, но не хочу об этом думать.
– Я накричала на отца, – произношу, избегая ее следующего вопроса. Слезы скатываются по моим щекам. Я задираю футболку, чтобы вытереть их.
– Он рассказал Джоэлю о маме, и тот в свою очередь использовал это, чтобы попытаться проанализировать мое поведение, когда мы ссорились и… даже не знаю, Роу. Я просто... просто была…
Всхлип вырывается из моей груди, и я утыкаюсь лицом в руки.
Роуэн опускается на колени рядом со мной и обнимает, пытаясь унять мою боль.
– Я швырнула все это отцу в лицо. Выместила на нем. Он не заслужил такого отношения.
Рыдания становятся все сильнее, мое тело болит.
– Он через многое прошел. Он всегда был таким хорошим отцом.
– Я уверена, он поймет, – произносит Роуэн, и я знаю, что она права, но от этого мне не легче. Раз уж на то пошло, от этого мне только хуже.
– Я просто не знаю, что делать.
Мои слова приглушенные и смазанные. Глаза опухли от слез, и я слишком напряжена, чтобы дышать.
– Просто извинись перед ним…
– Нет, я имею в виду, что вообще не знаю, что делать.
Я выпрямляюсь и вытираю нос тыльной стороной руки, а глаза – кончиками пальцев.
– Он больше никогда со мной не заговорит.
– Твой отец?.. Или…
– Джоэль, – отвечаю я. – Мы не можем быть друзьями. Больше нет.
– Ты любишь его? – осведомляется она. В ответ я качаю головой, слезы падают на пол.
Какое-то время Роуэн молчит, удерживая мой взгляд, а затем произносит:
– Ты уверена?
Я вновь качаю головой, она вздыхает в ответ и проводит большим пальцем по моей влажной от слез щеке.
– Что произошло дальше, когда ты сказала Джоэлю уезжать домой?
– Он ушел.
– Он что-нибудь сказал?
Сказал, что не забудет меня. Он практически умолял меня не отталкивать его. Сказал, что я раздавила его.
Я покачала головой.
– Он просто ушел.
– Может, тебе стоит позвонить ему…
– И что я ему скажу?
Она хмурится, потому что мы обе прекрасно знаем, что в данной ситуации ничего не скажешь.
– Мне нужно выпить, – говорю я, ощущая жжение слез в глазах, и отчаянно пытаюсь сдержать их. Мне нужен буфер, что-то, что поможет мне забыться. Что поможет мне спать, пока бодрствование не перестанет приносить так много боли.
Роуэн пристально смотрит на меня, а затем кивает.
– Сейчас вернусь.
Спустя несколько минут она возвращается с бутылкой Джека Дениелса, который она, полагаю, стащила из родительского бара. Подруга откручивает крышку и передает мне бутылку. Я делаю большой глоток, прежде чем вернуть бутылку Роуэн.
– Давай напьемся.
– Уверена, что это хорошая идея? – сомневается она, не принимая бутылку.
– Да, – настаиваю я и за всю свою жизнь никогда ни в чем не была так уверена.
Я вручаю ей бутылку, и Роуэн делает маленький глоточек, после чего возвращает бутылку обратно. Я делаю большой глоток, затем еще один и передаю бутылку Роуэн. Так мы продолжаем до тех пор, пока слезы не перестают падать из моих глаз – и пока виски едва не заканчивается в бутылке, а вместе с ним утекает моя боль.
– Ди, – раздается голос Роуэн позже, этой же ночью. Она будит меня, мягко касаясь плеча, от чего у меня начинает пульсировать в висках.
– Ди, твой отец здесь.
Я пытаюсь сесть, вся комната вращается. Чувствую, как сильные руки удерживают меня, и мир медленно приобретает четкие очертания, а затем я различаю лицо папы.
– Что… – бормочу я. Где я нахожусь и почему меня разбудили?
– Давай, малыш, – произносит он и помогает встать на ноги. События ночи медленно, по кусочкам, просачиваются в мое сознание. Джоэль, плач, Роуэн, Джек Дениелс.
– Прости меня, папа, – неразборчиво бормочу я, горячие слезы наворачиваются на глаза, пока мы спускаемся в гараж Роуэн. Он шикает на меня, но я выворачиваюсь из-под его руки и обнимаю.
– Я не имела в виду то, что сказала.
– Знаю, – отвечает он, обнимает меня и поглаживает спину. Слышу, как он что-то шепчет Роуэн, и она отвечает ему так же тихо, но я слишком занята рыданием в объятиях отца, чтобы думать об этом.
– Давай сядем в машину, дорогая, хорошо?
Я киваю, но не разрываю наших объятий, и в конце концов отцу приходится взять меня на руки и пронести остаток пути.
Где-то посреди пути домой я засыпаю и не просыпаюсь до четырех часов утра. Часы на тумбочке светятся гневным и размытым красным светом. Я осознаю, что все еще одета, но ботинки и куртка сняты, а я уютно расположилась под одеялом. По ощущениям мои глаза слишком велики для глазниц, а мозг – для черепа. Я прижимаю пальцы к вискам и держу, пока не появляется уверенность, что моя голова не собирается взорваться, затем тянусь к лампе, чтобы включить ее, и вздрагиваю, когда свет бьет в глаза.
В течение еще нескольких минут лежу в постели с закрытыми глазами, собираясь с силами, чтобы выползти из кровати. В раскоряку бреду по коридору до ванны и роюсь в аптечке в поисках аспирина. Взяв три таблетки, включаю кран и набираю в рот воды. Проглотив таблетки, упираюсь руками в раковину, вспоминая темно-синие глаза и голос, который я никогда не смогу забыть, и слова, которые всегда буду помнить.
Единственное, что знаю – я влюблен в тебя. Серьезно, черт возьми, влюблен в тебя.
Похлопываю задний карман джинсов, липкими пальцами обхватываю телефон и вытаскиваю его. У меня несколько пропущенных звонков от отца и сообщения от Роуэн и Лэти.
От Джоэля ничего.
Езжай домой, Джоэль.
Сердце пропускает удар, и я закусываю нижнюю губу, чтобы вновь не расплакаться.
Я сделала то, что должна была – потушила огонь до того, как он поглотил нас обоих. Теперь мне нужно отпустить это.
Выключив воду, я обнаруживаю, что иду прочь от комнаты вместо того, чтобы вернуться в нее. Проскальзываю в гостевую на другом конце дома и смотрю на неубранную постель, в которой менее двадцати четырех часов назад спал Джоэль.
Такое чувство, словно я храню какой-то секрет.
Некоторые вещи должны оставаться в тайне...
Я снимаю джинсы и забираюсь под одеяло, желая быть рядом с Джоэлем, даже если не могу и никогда не смогу снова. Коленом касаюсь чего-то мягкого и вытягиваю из-под одеяла футболку. Прошлым утром он позаимствовал чистую футболку у отца, а вечером не зашел в комнату, чтобы перед отъездом забрать свою.
Я люблю тебя.
Можешь не отвечать взаимностью, но не говори мне, что я к тебе чувствую.
Я подношу футболку к носу: вдыхаю его запах, скучаю по нему, хочу повернуть время вспять, даже если ничего нельзя было изменить. Затем кладу футболку под голову и засыпаю в одиночестве.
Глава 21
– Хочешь остановиться в АЙХОП? – раздается голос Роуэн с водительского сиденья моей машины.
Сегодня днем она пригнала мою машину к дому и забрала меня, чтобы вернуться обратно в колледж. Я не заморачивалась тем, чтобы предложить вести машину, а она не спрашивала, хочу ли я это делать.
– Выгляжу дерьмово, – бормочу я, прислонившись лбом к прохладному стеклу, каждая клеточка напоминает мне о том, сколько я выпила прошлой ночью.
– На тебе солнцезащитные очки инопланетянского размера, – произносит Роуэн. – Тебя даже никто не увидит.
Я поворачиваюсь к подруге лицом, чтобы сердито взглянуть, но мой взгляд теряется за очками упомянутого Роуэн размера.
– Ты что, пялишься на меня? – спрашивает она.
– Типа того.
Я вновь изящно прислоняюсь лбом к стеклу, стараясь не разбудить тролля, колотящего мне по мозгам.
Утром, после того как меня стошнило еще в горячем душе, а закончила я мыться в холодном, я оделась и столкнулась с отцом на кухне. Он подтолкнул в мою сторону чашку кофе и теплые блинчики, когда я села за стол.
– Как ты себя чувствуешь? – поинтересовался он.
Правда в том, что я себя чувствовала слишком дерьмово, чтобы даже смотреть на его блинчики. Я отодвинула их в сторону и положила голову на холодную гранитную столешницу.
– Плохо.
– Хочешь поговорить о том, что произошло с Джоэлем? – спросил папа, и мое сердце сжалось при упоминании его имени.
– Не очень.
Папа положил руки на стол и произнес:
– Ладно... Но ты же знаешь, что можешь сказать, верно? Я рядом, чтобы выслушать тебя, если понадобится…
Я на какое-то время закрыла глаза, после чего начала поднимать голову. Она протестовала, но мне удалось положить локти на стол и привести тело в вертикальное положение.
– Папа, по поводу вчерашнего... Мне очень жаль. Я не имела в виду то, что сказала.
Он нахмурился.
– Милая... Мы оба знаем, что это неправда, и я думаю, пришло время поговорить об этом.
Я не хотела обсуждать это, но отец вовлек меня в разговор, и все мои признания казались камнем, снятым с души. Я рассказала ему, как сильно ненавижу маму, как сильно нуждаюсь в ней, ведь даже несмотря на то, что он был лучшим отцом, какого только могла пожелать девочка, есть пробелы, которые просто не может заполнить папа. Также я рассказала ему, что слышала, как он плакал ночью после того, как она ушла. Глаза папы наполнились слезами, когда он просил прощения за то, что я слышала все это. Я сказала, что ненавижу ее за то, что она сделала с ним, за то, что он так и не двинулся дальше и не встречается ни с кем другим.
Папа тоже рассказал мне некоторые вещи – те, которые я не хотела знать, но он сказал, что я должна понять.
– Твоя мама забеременела тобой, когда нам было по девятнадцать лет, Ди, – сказал он, когда я наконец-то смогла притронуться к блинам. Это было проще, чем смотреть ему в глаза. – Мы даже недолго встречались.
Он вздохнул и провел рукой по пепельно-белым волосам, как будто пытался набраться смелости рассказать мне что-то, в чем не хотел признаваться даже самому себе.
– Она никогда не любила меня, – тихо произнес он, – совсем... Я думал, что моей любви будет достаточно на двоих, но…
Он покачал головой, погрузившись в воспоминания.
– Во всяком случае, когда я узнал, что она беременна, в моей голове сразу предстали мысли о браке, доме и семье. И твоя мама согласилась, потому что она любила тебя. Даже если ты так не считаешь. Она сделала все, что было в ее силах... Просто этого было недостаточно.
Головная боль была забыта, пока я впитывала каждое произнесенное отцом слово. Я цеплялась за каждый кусочек информации, не произнося ни слова, так как не хотела рисковать, чтобы отец замолчал и оставил меня в неведении.
– Иногда я приходил домой с работы, а твой памперс был грязным лишь потому, что твоя мама был слишком подавлена, чтобы сменить его. Теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что ей нужна была помощь, профессиональная помощь, но тогда я думал, что смогу справиться сам. Я пытался быть всем для вас двоих, и мне очень жаль.
– Папа… – начала говорить я, ненавидя тот факт, что он винил себя за то, что был любящим отцом и преданным мужем, но он лишь поднял руку, чтобы остановить меня.
– Просто дай мне выговориться, ладно? Я не пытаюсь оправдать твою маму и понимаю, что ты все равно будешь ненавидеть ее, когда я закончу говорить, но... Она на самом деле любила тебя, Ди. Она просто не знала, как это делать. Она пыталась быть той, кем должна, по ее мнению, но спустя все эти годы я считаю, что она лишь... лишь потеряла себя.
– Нет никакого оправдания, чтобы бросить одиннадцатилетнего ребенка, папа, – произнесла я, будучи непреклонной в своих убеждениях, несмотря на все сказанное.
– Нет, – согласился отец. – И я считаю, что именно поэтому не могу ее ненавидеть. Мне жаль ее, Ди.
Его миндалевидные глаза стали стеклянными, когда он взглянул на меня.
– Ты только взгляни, какой прекрасной девушкой ты стала, а она все это пропустила.
Когда мы встали из-за стола и обнялись, я не была уверена, кто для кого был сильным. Вероятно, мы были сильными друг для друга. Как и всегда.
– Ты там жива? – поинтересовалась Роуэн, вырывая меня из воспоминаний.
– Ага.
– Уверена, что не хочешь в АЙХОП?
– Да... Я просто хочу домой.
В течение всей недели я каждый день желаю задать один единственный вопрос, который не осмеливаюсь озвучить: «Что она чувствовала, когда рассталась с Брейди?»
Не могу спать. Не могу есть. Я изготавливаю футболки для веб-сайта группы, но мне это не нравится. Я словно робот – хожу на занятия, страдаю из-за домашних заданий, и все это доставляет боль.
Я ничего не слышу от Джоэля, впрочем, как и другие. Он – призрак, преследующий меня посредством молчащего телефона. В пятницу, после того как Джоэль пропускает первую репетицию с Кит, Роуэн угрожает подать заявление о его пропаже, и он в конце концов отвечает ей. Но сообщает лишь то, что он в порядке и отказывается говорить, где он. Я провожу ночи, представляя девушек, с которыми он встречается, как они выглядят, как он касается их. Мне интересно, сколько ему понадобится времени, чтобы забыть меня. Но субботним утром раздается телефонный звонок от Роуэн.
– Они считают, что он у своей мамы.
– У мамы? – спрашиваю я, воспоминание моего собственного голоса эхом отдается в ушах.
Отправляйся домой, Джоэль.
– Да. Ребята собираются поехать проверить.
– Задержи их, – говорю я, хватаю ключи и направляюсь к входной двери.
– Зачем?
– Потому что я еду.
По моей вине Джоэль находится там, и моя обязанность вернуть его. Я заезжаю на парковку у дома Адама ровно в тот момент, когда он с ребятами выходит из здания. Я паркуюсь рядом с его Camaro и поспешно выхожу из машины.
– Я еду с вами.
Шон, который, кажется, совершенно не удивлен моему появлению, лишь качает головой.
– Не думаю, что это хорошая идея.
– Может быть… – предлагает Адам. Он тушит окурок носком ботинка и садится за руль, ожидая, пока мы с Шоном выясним, что будем делать дальше.
Я сажусь на заднее сидение рядом с Майком. Пусть Шон только рискнет выдворить меня.
– Ди, – вздыхает он, – ты не знаешь его мать.
– Мне известно достаточно.
Бросаю на него многозначительный взгляд, и что-то пролетает между нами. Я пытаюсь сказать, что знаю о маме Джоэля. Даже несмотря на то, что я лично с ней не знакома, мне известно о ней все, что нужно. Я знаю, что мы должны вернуть его домой.
Шон задумывается, осмысливая непроизнесенные мною слова, а затем занимает пассажирское сидение рядом с Адамом.
Час спустя мы сворачиваем на заросшую дорогу к трейлерному парку «Солнечные луга».
Будь я в своей машине, я бы закрыла окна и заперла двери. Но Адам сворачивает на Одуванчиковую улицу с опущенной крышей и включенным радио. Люди на крыльцах трейлеров оборачиваются, когда мы проезжаем мимо, и я опускаю очки на глаза и опускаюсь ниже на сидении.
Мы паркуемся рядом с коричневым драндулетом Джоэля на каменистой подъездной дороге у ржавого трейлера с китайскими колокольчиками, висящими на крыльце. Тюльпаны скрываются в заросшем палисаднике, задыхаясь от травы и сорняков.
– Как этот пес еще не умер? – указывает Адам на одноухую дворнягу, лающую на нас с соседнего участка. Он поднимает с земли палку и бросает ее через цепной забор, нахмурившись, когда собака не следует за ней. Я выхожу из машины с другой стороны, чтобы находиться от собаки как можно дальше.
– Может тебе лучше подождать в машине? – обращается ко мне Шон, а я взглядом спрашиваю его, действительно ли он желает моей смерти.
– Ну, я так не думаю, – отвечаю я, а он потирает бровь, словно там укоренилась сильная боль.
Затем, не произнеся ни слова, Шон поднимается по лестнице на крыльцо и стучит в сломанную сетчатую дверь. Она стучит по дверной раме, а каждая ступенька скрипит под весом моего тела, когда я поднимаюсь по ней, чтобы стать позади Шона.
Он еще раз стучит, и когда не следует ответа, Адам делает глубокий вдох и открывает дверь. Он исчезает внутри, а я протискиваюсь между Шоном и Майком.
– Привет, Дарлин, – здоровается Адам с женщиной на диване, которая только проснулась.
Белая кошка спрыгивает с подушки рядом с ней и трется о мою ногу, но все мое внимание приковано к женщине, которую я с уверенностью могу назвать мамой Джоэля. Есть в ней что-то такое – что-то красивое, что Джоэль унаследовал от нее, но это точно не светлые волосы и голубые глаза. У нее бледно-коричневый цвет волос, неаккуратная слоеная стрижка с посеченными концами и мутно-карие глаза. Она вытянулась на встроенном диване, на ее коленях лежит пепельница. Дарлин довольно похожа на рубин, потрепанный годами пренебрежения. Это та же женщина, что продавала подарки, которые дарили ее сыну, та же женщина, о которой Джоэль не может говорить до наступления ночи.
– Ты кто такая? – шипит она на меня, и я ловлю ее взгляд на себе.
– Это наша подруга, – кивает в мою сторону Адам, пока я снимаю солнцезащитные очки.
– Где Джоэль?
Дарлин переводит взгляд обратно на Адама, словно она и вовсе забыла, что он стоит там.
– В его спальне.
Адам тут же отправляется по коридорчику в спальню, пока мы с Майком и Шоном неловко топчемся на ободранном ковре. В доме пахнет ванильным освежителем воздуха, и мне страшно представить, как бы здесь пахло без него. Каждая доступная поверхность чем-то завалена: бутылками алкоголя, пивными банками, переполненными пепельницами, пустыми сигаретными пачками, журналами, использованными бумажными тарелками, пачками из-под чипсов.
Дарлин хмурит густые брови, глядя вслед Адаму, а затем переводит свое внимание на парней, стоящих рядом со мной.
– Кто вас впустил?
У нее прокуренный голос и терпение пьяного человека, раздражение так и сквозит в ее голосе.
– Дверь была открыта, – лжет Майк, и Дарлин раздраженно вздыхает. Она пытается опустить подставку для ног, но в конце концов сдается. Сомневаюсь, что она смогла бы пройти по прямой линии, даже приставь я к ее голове пистолет, от чего бы я сейчас не отказалась.
Я отвожу от нее взгляд, чтобы посмотреть на картины на стенах: ангелы, Иисус, деревянный крест. Рядом с ними висят фотографии Джоэля, на которых он невинно улыбается. Я стою перед одной, на которой он изображен на голубом фоне улыбающимся, с копной колючих светлых волос и в ярко-оранжевой футболке. Затем я перехожу к следующему снимку, потом еще к одному, и впитываю их, осознавая, что ему на всех этих фото не больше восьми-девяти лет. Возможно, их развесила его бабушка до того, как с ней случился инсульт, или кто-то из бывших матери, о которых рассказывал Джоэль. Может это даже тот, кто потрудился подарить ему Hot Wheels трек и гитару.
Я возвращаю взгляд к Дарлин и замечаю, как она следит за мной, сузив глаза. Не знаю, почему не нравлюсь ей, но определенно знаю, почему она не нравится мне.
– Как, говоришь, тебя зовут? – спрашивает она заплетающимся языком.
Не заморачиваюсь тем, чтобы ответить ей, когда Джоэль выскакивает из комнаты. Он замирает в коридоре, на нем нет футболки и обуви, а волосы грязные и смятые, словно он только проснулся. Его кожа бледная, а глаза красные от похмелья.
– Ты, блять, шутишь.
– Он говорит, что не поедет, – обращается Адам к Шону, стоя позади Джоэля, но Джоэль так и не сводит с меня глаз.
– Какого хрена ты здесь делаешь? – спрашивает он, его голос ни на йоту не похож на голос парня, который неделю назад признавался мне в любви.
– Я пришла, чтобы убедиться, что ты вернешься домой, – грустно отвечаю я, но Джоэль лишь смеется и хватается руками за голову.
– Давай-ка проясним, – произносит он, – ты сказала мне отправиться домой, но, когда я возвращаюсь домой, оказывается, что мне нельзя там оставаться? Так куда, блять, мне идти, Ди?
– Это она? – рычит его мать. Ей наконец-то удается опустить ногу и выпрямиться, тыча в меня пальцем. – Тебе хватило наглости прийти в мой дом?!
– Я не уйду без Джоэля, – спокойно заявляю я, отдавая себе отчет, что говорю на полном серьезе. Ему здесь не место, не рядом с этой эгоистичной женщиной, укравшей его детство. Он должен быть рядом с друзьями, с людьми, которые любят его.
– Ты сделаешь то, что я тебе скажу, тупая маленькая сучка! – тычет в меня пальцем его мать.
– Мама! – рявкает Джоэль, заставляя нас замолчать. От крика кошка цепляется когтями за ковер и проносится по коридору в комнату Джоэля.
Мать Джоэля переводит взгляд с него на меня.
– Ты разбиваешь моему сыну сердце и считаешь, что можешь просто прийти в мой дом и забрать его у меня?
Мне хочется сказать ей, что кто-то давным-давно должен был это сделать. Тогда, когда он был достаточно мал, чтобы это имело значение, но это между Джоэлем и его мамой. Я не вправе вмешиваться. Мне приходится сжать руки и прикусить язык, чтобы быть уверенной, что из моего рта ничего не вырвется, как только я его открою. Затем я перевожу взгляд на Джоэля и молю его:
– Джоэль, пожалуйста.
Он смотрит на меня так, словно обдумывает то, чтобы поехать со мной, когда его мать произносит:
– Не такая уж она и красивая.
– Мама, – предупреждающе произносит он, но Дарлин не останавливается.
Она смотрит мне прямиков в глаза и огрызается:
– Я была красивее тебя.
– И посмотри на себя сейчас, – парирую я, ярко-красный румянец вспыхивает на ее щеках. Женщина пытается встать, и будь она трезвой, я не сомневаюсь, она бы уже была в процессе выдергивания моих волос. Но диванная подушка прогибается под ее ладонью и Дарлин с усилием пытается найти опору.
– СЧИТАЕШЬ, ЧТО ТЫ ЛУЧШЕ МЕНЯ? – кричит она, опасно балансируя. – ТЫ НИКЧЕМНАЯ, ТУПАЯ, ГРЕБАННАЯ…
– СЯДЬ, МАТЬ ТВОЮ! – рявкает Джоэль, и его мама буквально падает на диван.
Какое-то время она изумленно пялится на него, после чего уродливая маска гнева вновь появляется на ее лице. Шон и Майк, которые все это время медленно приближались к дивану, чтобы защитить меня, просто застыли на месте, словно не были уверены, что им делать дальше. Адам кладет руку на плечо Джоэля, но он, кажется, даже не замечает этого.
– Ты собираешься встать на сторону этой шлюхи? – спрашивает мать Джоэля.
– Она не шлюха, – огрызается он.
– Она не заботится о тебе.
Джоэль смеется. Сначала тихо, а потом громче и громче.
– В моей комнате есть деньги, – произносит он. – Оставь себе. Представь, что я здесь. Мы оба знаем, что это единственная чертова причина, по которой ты хотела меня здесь видеть.
– Как ты смеешь разговаривать так со мной в моем собственном доме! – кричит его мать.
– Я ЗАПЛАТИЛ ЗА ЭТОТ ЧЕРТОВ ДОМ, – гремит он. – Так что да, я буду делать все, что захочу!
Джоэль и его мама смотрят друг на друга, а затем она начинает плакать, на что он закатывает глаза.
– Я ухожу отсюда, – произносит он, хватает связку ключей со столешницы и практически выталкивает меня за дверь. Остальные ребята следуют за нами. Я слышу, как кричит его мама, извиняется и умоляет остаться, но он игнорирует ее. Положив руку мне на спину, Джоэль провожает меня по лестнице, а затем отходит, словно я несу что-то заразное. Он подходит к своей машине, открывает дверь и…
Он колеблется.
Когда он разворачивается, мир перестает вращаться, и наступает один из таких моментов, которые могут изменить все. Перепутье. Переломный момент, после которого ты уже не будешь прежним.
– Зачем ты приехала?
Я даю ему самый простой ответ, информативный и краткий одновременно.
– Чтобы убедиться, что ты отправишься домой вместе с Адамом.
– Зачем?
Если и существует правильный ответ, то это явно не то, что я собираюсь произнести. И все же я отвечаю именно так, потому что это кажется самым безопасным вариантом.
– Ты бы сделал то же самое для меня. Я задолжала тебе.
– Ты задолжала мне?
Когда я ничего не отвечаю, он опускает взгляд на землю под его босыми ногами и отворачивается от меня. Джоэль садится в машину, ждет, когда Майк займет пассажирское сидение, и они уезжают.
На дрожащих ногах, все еще вибрирующих из-за бурлящего адреналина от «почти» схватки с матерью Джоэля и ослабленных от созерцания его отъезда, я решаюсь сесть на заднее сидение машины Адама. Он неторопливо поджигает сигарету, после чего заводит Camaro, и мы отправляемся домой.
– Ну, – произносит он, зажав сигарету между губ, – все прошло хорошо.
– Я же говорил тебе, не нужно было ее брать, – произносит Шон, хмурясь, глядя на меня в зеркало заднего вида. – Ничего личного, Ди.
– Она, – указывает на меня пальцем Адам, – единственная причина, по которой он возвращается домой.
Я опускаю очки на глаза и делаю вид, что смотрю на деревья, чтобы не встретиться с парнями взглядом.
– Нет. Он возвращается из-за вас.
Я – причина, по которой он ушел.
