Текст книги "Необузданные Желания (ЛП)"

Автор книги: Джей Ти Джессинжер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)

13
СЛОАН

Это все равно что целовать кирпичную стену. Нет, это неправильно. Позвольте мне перефразировать.

Это все равно, что целовать ледяную, сердитую кирпичную стену, которая ненавидела тебя и все, за что ты боролась, всю жизнь лелеяла обиду на тебя и дала клятву чести, что убьет тебя, чтобы отомстить за убийство своего отца.

Рот Деклана твердый, холодный и непреклонный. Каким-то образом его губы передают, что они предпочли бы, чтобы в них вкололи порцию вируса Эбола, чем испытывать абсолютное отвращение от встречи с моими губами.

Деклан обхватывает меня руками за плечи и отталкивает. Держа меня на расстоянии вытянутой руки, он смотрит на меня так, словно я – щенок, который только что нагадил на его любимую пару ботинок.

Грозовые тучи собрались над его головой, и он мрачно говорит:

– Не надо. Никогда. Не делай этого. Снова.

– Не буду. Приношу свои извинения. – Заливаюсь тихим и смущенным смехом. – Иногда моя уверенность в себе немного зашкаливает.

– Считаешь?

– Гм. Да. Но это не моя вина.

– Не вдавайся в подробности. Ради всего святого, не говори больше ни слова.

– Просто большинство мужчин такие... покладистые. Думаю, это не так.

– Нет, – рычит Деклан, скривив губы. – Я – не из таких. – Деклан держит меня подальше от себя, как будто я заразная. Как будто жалеет, что прямо у меня за спиной нет открытого окна. Или бездонной ямы.

Излишне говорить, что все тщетно. Я, очевидно, теряю самообладание. Или, может быть, теряю рассудок. Могла бы поклясться, что он смотрел на меня с тоской.

Я отворачиваюсь и сажусь на край кровати, зажимая руки между коленями и избегая его взгляда.

Не говоря больше ни слова, Деклан разворачивается и выходит.

Когда Деклан возвращается много часов спустя, то приводит с собой еще одного мужчину.

– Врач, – объявляет он, затем оставляет нас наедине.

После того, как за Декланом захлопывается дверь, невысокий мужчина в синем костюме снимает шляпу и кладет ее на кофейный столик. Затем ставит черную сумку рядом со шляпой и достает стетоскоп.

– С сердцем и легкими все в порядке. Нам нужно беспокоиться о моей голове.

Доктор выпрямляется и смотрит на меня. Ему около шестидесяти, у него седые волосы и добрая улыбка.

– Просто выполняю приказы, чтобы быть дотошным, дорогуша. Уверен, ты понимаешь.

– О. Тогда скажите прямо, где бы вам хотелось, чтобы я была?

Врач указывает на стул, на который я сажусь.

– Так вы – врач мафии? Должно быть, это интересное направление работы. Сколько огнестрельных ранений вы зашили? – Врач поворачивается и смотрит на меня с таким видом, словно наслаждается какой-то личной шуткой. – Что?

Мужчина тепло говорит:

– Мистер О'Доннелл предупреждал меня, что вы – болтушка. Нет ничего хуже женщины-тихони, сказал я ему, потому что это значит, что такая способна замыслить что-то нехорошее. Похоже, он все равно думал, что вы замышляете что-то нехорошее. – Врач вставляет в уши наконечники стетоскопа. – Не советую будить в нем зверя, мисс. У него немного вспыльчивый характер.

– Зверя? – Я сухо смеюсь. – Вы так говорите, будто вы – его лучший друг.

– Пожалуйста, сделай глубокий вдох.

Врач прижимает конец стетоскопа к моей спине. Я вдыхаю, он слушает, затем перемещает его на противоположную сторону позвоночника. Делаю еще один вдох, и врач снова прислушивается.

– Так и есть. Он – один из лучших людей, которых я когда-либо знал.

Я сухо говорю:

– Вы, должно быть, мало бываете на людях.

Мужчина подходит ко мне ближе и слушает сердце. Затем достает из сумки манжету для измерения артериального давления и оборачивает вокруг моей руки.

Пока она раздувается, врач спрашивает меня о том, когда у меня последний раз был цикл.

– С ним все нормально. Как я уже говорила, проблема в голове. И хотя в последнее время мои яичники ведут себя странно, я не собираюсь сообщать об этом врачу Деклана.

Когда врач убеждается, что мое артериальное давление в норме, он светит мне в оба глаза.

– Ой. Это действительно ярко.

– Твои зрачки реагируют нормально. Где эта шишка, о которой упоминал мистер О'Доннелл?

– Вот. – Я показываю ему. Когда он дотрагивается до нее, я вздрагиваю.

Врач издает тихий сочувственный вздох.

– Да, я бы предположил, что это больно. У тебя довольно большая припухлость. У тебя болела голова?

– Да.

– Тошнота?

– Нет. Вообще-то, беру слова обратно. Когда я проснулся в самолете, мне стало плохо. Но решила, что это из-за кетамина, которым накачал меня Деклан.

Если врачу кажется странным, что Деклан ввел мне лекарство, от которого я потеряла сознание, он не упоминает об этом. Это, вероятно, наименее странная вещь, которую он видел, когда лечил одного из тех, к кому его приводил Деклан.

– Мушки в глазах? Какие-нибудь проблемы со слухом?

– Нет и нет.

– Признаки провалов в памяти недавно?

– Да... и, по-видимому, я упала в обморок. Но этого не помню.

– Звон в ушах или двоение в глазах?

– Нет на оба вопроса. Я умираю или как?

– Да, но через сорок или пятьдесят лет, не раньше.

По крайней мере, врач не лишен чувства юмора. Он собирает вещи и снова надевает шляпу, собираясь уходить.

– А если серьезно, каков вердикт?

– Легкое сотрясение мозга. Беспокоиться не о чем, но обязательно отдохните несколько дней. Если почувствуете еще какие-либо симптомы или головные боли усилятся, нам нужно будет провести компьютерную томографию, чтобы убедиться в отсутствии кровоизлияния в мозг. Тем временем прикладывай лед к шишке. Это снимет отек и чувство дискомфорта.

– Кровоизлияние в мозг? Звучит не очень хорошо.

– Пока беспокоиться не о чем. Поэтому, пожалуйста, немедленно сообщите мистеру О'Доннеллу, если самочувствие ухудшится.

– Я так и сделаю. Спасибо вам.

Когда врач уходит, я чувствую беспокойство, и что выбита из колеи. Поэтому, конечно, я должна отправить Деклану сообщение.

С: Доктор сказал, что я умираю.

Я расхаживаю взад-вперед, пока не приходит его ответ.

Д: Итак, моя удача наконец-то изменила мне.

С: Придурок. Не будете ли вы так любезны, зайти сюда и поговорить со мной?

Д: Зачем?

С: Мне скучно.

Д: Хотелось бы, чтобы тебе было смертельно скучно.

С: Перестань злиться на меня!

Д: Назови мне хоть одну вескую причину, почему.

Я прикусываю губу, прежде чем ответить:

Мне кажется, я напугана.

Деклан не отвечает. Не знаю, почему ожидала, что именно так он и поступит. Я расхаживаю по комнате, покусывая губу и представляя, как выглядела бы смерть от кровоизлияния в мозг, пока дверь не открывается и не входит Деклан.

Все еще держа руку на дверной ручке, он говорит:

– Если это была ложь, я открою окно и вытолкну тебя наружу.

Почему ему обязательно быть таким мудаком? Такой красивый засранец, что при мысли об этом мне становится физически плохо.

– Я никогда в жизни не болела ни дня, а теперь у меня диагностировали кровоизлияние в мозг, и у меня память отшибает, и я теряю сознание, как один из этих глупых козлов, и голова болит так, словно по ней кто-то бил отбойным молотком, и я, вероятно, умру, правда, в твоей компании. Можешь ли ты винить меня за то, что я в таких расстроенных чувствах?

Деклан прищуривается с сомнением в арктически-голубых глазах.

Я вскидываю руки в воздух.

– Я не непобедима!

– Значит, та сделка, которую ты заключила с дьяволом за право убивать короткими фразами, не включала бессмертие?

Я смотрю на Деклана, сердце сильно бьется, а гнев подкатывает к горлу.

– Знаешь что? Забудь. Возвращайся к полноценному бандитскому образу жизни, похищая невинных людей, убивая врагов и вообще делая мир еще более дерьмовым местом, и забудь, что сказала тебе только что, черт возьми.

Я разворачиваюсь и отхожу от Деклана как можно дальше, к стене с окнами на противоположной стороне комнаты. Затем стою к нему спиной, обхватив себя руками, и впервые с тех пор, как вышла из возраста, когда была толстым маленьким ребенком, над которым издевались на детской площадке, пытаюсь сдержать слезы.

Я ненавижу его за это. Никто не заставляет меня плакать.

Когда слышу, как закрывается дверь, я выдыхаю и склоняю голову, закрывая глаза и проклиная себя за проявленную слабость.

– Просто не похоже, что в твоем теле есть хоть одна уязвимая косточка, девочка.

Голос теплый, мягкий и раздается прямо у меня за спиной. Этот ублюдок подкрался ко мне, пока я с таким самозабвением упивалась жалостью к себе.

– Уходи.

– Но разве пару минут назад ты не хотела обратного?

– Пару минут назад я не испытывала к тебе жгучей ненависти.

– Нет? Мне жаль людей, которых ты до глубины души ненавидишь, если это то, на что похоже отсутствие ненависти к ним.

Я издаю стон и несколько раз ударяюсь лбом о стекло.

Деклан оттаскивает меня от окна и тихо говорит:

– Прекрати. Ты расшибешь себе голову.

– По твоей милости это уже произошло.

– Я же сказал тебе, что это не я тебя приложил.

– Прекрати болтать. Из-за тебя у меня еще больше болит голова.

Деклан сначала обхватывает мои предплечья, но затем скользит вверх по моим плечам. Он стоит тихо позади меня, как будто что-то обдумывает.

– Если ты собираешься меня задушить, просто покончи с этим.

– Эта мысль приходила мне в голову.

Я бы посоветовала тебе убираться к черту, но это было бы не страшно, учитывая, что это твой родной город.

После долгого молчания, в котором мы оба находимся, Деклан говорит:

– Ты притихла, и мне неловко. Что происходит в твоей голове?

– Мысленно хороню тебя. – Я удивляюсь, когда Деклан начинает смеяться. Он смеется и хохочет, как будто ему давно так не было весело. Я смотрю на него через плечо. – У тебя биполярное расстройство. Так ведь? Это первопричина всего твоего загадочного поведения. Биполярное расстройство.

– Нет.

– Очень жаль. Если бы ты сказал «да», я была бы добрее к тебе.

– Почему это?

– Потому что проблемы с психическим здоровьем – это не выбор. С другой стороны, ты намеренно ведешь себя как мудак.

Его улыбка такая яркая, что почти ослепляет.

– Ты пробуждаешь во мне все лучшее, девочка.

– О, иди и прыгни с моста.

С этими словами я снова отворачиваюсь к окну.

Мы стоим так некоторое время, любуясь видом Бостона далеко внизу. Уже далеко за полдень, и понятия не имею, как долго здесь пробыла. Один? Два дня? Или десять тысяч часов, что явно ближе к истине.

Когда я смотрю на отражение Деклана в окне, он смотрит на свои руки, лежащие на моих плечах, как будто не помнит, как они там оказались.

Лучше бы я не находила его привлекательным. Ненавижу его, но не могу отрицать, что он сексуален. С этими голубыми глазами, волевым подбородком и этим чертовым ирландским акцентом…

– Почему так тяжело вздыхаешь? – бормочет Деклан.

– Ты все еще жив и дышишь.

– Помнится, не так давно ты благодарила меня за спасение твоей жизни.

– Знаю. Хотела бы я вернуться в прошлое и надрать себе задницу.

Деклан снова смеется. Молча, пытаясь сдержаться, я вижу, как его плечи трясутся в отражении окна. По какой-то причине от этого больше загоняюсь в депрессивное состояние.

– Пожалуйста, уходи. Я обещаю, что больше не буду тебя беспокоить. Больше никаких сообщений. Больше никаких разговоров. Просто оставь меня в покое. – Мой голос звучит грустно и жалобно. Этот человек высасывает из меня весь мой задор.

Деклан это прекрасно понимает, потому что его голос становится мягче.

– Уйду, если ты ответишь на один вопрос.

– Как бы мне хотелось убить тебя? Медленно и болезненно, что-то связанное с плотоядными бактериями.

Не обращая на это внимания, Деклан продолжает своим мягким тоном.

– Почему ты связалась с русской мафией?

Я подумываю не отвечать Деклану. Потому что пошел он к черту, вот почему. Но, в конечном счете, решаю сказать ему правду. Я вдруг слишком устала, чтобы бороться.

– Не знала, с кем связываюсь. – В последовавшей короткой паузе руки Деклана крепче сжимают мои плечи. Он хочет знать больше. – Если информация поможет избавиться от него, он может забрать ее. – Когда я познакомилась со Ставросом, он был просто симпатичным парнем, который посещал мои групповые занятия по йоге для начинающих несколько раз в неделю. Он сказал, что работал в техническом отделе. Что было правдой, Ставрос действительно владеет компанией по разработке программного обеспечения. Чего я не знала, так это того, что программное обеспечение разрабатывалось для нелегальных онлайн-игр. Но догадалась, что что-то не так, когда увидела его дом на озере. У него есть поместье прямо рядом с домом Цукерберга с трехсотфутовым частным пляжем. Это место, вероятно, стоит пятьдесят миллионов долларов. Потом был частный самолет, паспорта из разных стран и его приятели, которые все говорили по-русски. Так что сам понимаешь, что один плюс один равно два. Он никогда не говорил мне, а я никогда не спрашивала, но это не имело значения. К тому времени у него уже истек срок годности.

Деклан переваривает все сказанное, не говоря ни слова.

– Потому что бойфренды – это как рыбки кои: отнимающее много времени и скучное хобби.

– Вот именно.

– Итак, когда ты окончательно уверилась, что он был связан с мафией?

– Я не догадывалась до того вечера в «Ла Кантина», когда ирландские парни несли всякую чушь и начали свистеть пули.

Деклан разворачивает меня лицом к себе. Это так резко и неожиданно, что я поражена. Пристально глядя на меня сверху вниз, он говорит:

– Ты не знала, что он состоял в мафии, когда вы познакомились?

– Нет.

– И когда ты узнала, ты ушла от него?

– О, не нужно придавать моим поступкам флер благородства. Я не отказывалась от Ставроса по соображениям совести или чего-то в этом роде. Причина, по которой ушла от него, в том, что мне стало скучно.

Деклан не верит своим ушам.

– Он – миллиардер. Могущественный, богатый, симпатичный молодой миллиардер. С миллиардами.

– Мне знакомо это слово. Тебе не обязательно постоянно это повторять. И я понятия не имею, сколько у него денег. Я не проводила судебно-медицинскую экспертизу.

– Поверь мне, так и есть.

– Отлично. И?

– И тебе стало скучно.

– Деньги – это не то, что делает мужчину интересным. Этого даже нет в моем списке. Перестань корчить мне рожи.

– Позволь мне внести ясность. Ты встречалась со Ставросом, потому что считала его симпатичным?

– Как это возможно, что ты говоришь об этом так, будто это какой-то недостаток морали или что-то в этом роде?

– Я просто не понимаю этого. – Деклан качает головой. – Он чертовски богат.

– Судя по всему, ты тоже. Это также не делает тебя интересным.

Судя по выражению лица, Деклан не может решить, удивлен он больше или обижен.

– Ты хочешь сказать, что я тебе не интересен?

– Ты мне примерно так же интересен, как рыбка кои. Старая рыбка. С проблемами пищеварения и неисправным плавательным пузырем.

Теперь Деклан возмущен. Его лицо краснеет. Боже, как же это приятно. Просто чтобы воткнуть нож поглубже, я добавляю:

– К тому же, ты даже не умеешь целоваться. – Его взгляд горит огнем. Его челюсть сжимается.

Он рычит:

– Поверь мне, я знаю, как, черт возьми, целоваться.

– Конечно, знаешь. В другой раз, в другой день.

Когда я улыбаюсь на очередной приступ его неконтролируемой ярости, Деклан бормочет:

– Чертова маленькая всезнайка.

Затем он хватает мое лицо обеими руками и прижимается своими губами к моим.

14
ДЕКЛАН

Знаю, это плохая идея, но у этой женщины сверхъестественная способность точно знать, что сказать, чтобы надавить на мои кнопки.

ФБР должно нанять ее в группу по допросу террористов. На земле нет ни одного мужчины, чью волю к жизни она не смогла бы сломить.

Держа Слоан за голову и игнорируя тихий возглас удивления, я глубоко вонзаюсь в ее рот. Сладкий, мягкий, теплый рот.

Ее восхитительные, женственные, невероятные губы, чью привлекательность превосходит только ощущение пышных сисек, прижатых к моей груди. И легкая дрожь, пробегающая по ее телу, когда углубляю поцелуй. И, может быть, то, как напряжение в ее теле начинает таять, пока Слоан не прижимается ко мне, перенося на меня вес и откидывая голову назад, когда мой язык скользит по ее.

Когда Слоан обвивает руками мою шею и вздыхает от удовольствия, из моей груди вырывается победный рык.

Не умею целоваться, да чтоб меня.

Я обнимаю ее одной рукой за спину, другой – за талию и притягиваю ближе. Она идеально прилегает к моему телу, мягкая везде, где я тверд. Податливая везде, где касаются мои пальцы. И изгибы во всех нужных местах.

Желание повалить Слоан на пол и трахать до тех пор, пока она не начнет выкрикивать мое имя, настолько сильно, что потрясает до глубины души.

Я отстраняюсь, тяжело дыша. Она тоже тяжело дышит. Какое-то мгновение мы стоим молча, наши лица в нескольких сантиметрах друг от друга, сердца бешено колотятся, пока Слоан не облизывает губы и хриплым шепотом не произносит:

– Пять из десяти.

– Чушь собачья. Это был лучший поцелуй в твоей жизни, и ты это прекрасно знаешь.

– Я думаю, ты можешь лучше.

Слоан притягивает мою голову вниз и прижимается своими губами к моим.

На этот раз поцелуй более медленный. Мягче, но почему-то глубже. Он продолжается и продолжается, становясь все горячее и голоднее, пока Слоан не начинает извиваться напротив меня, а член не превращается в пульсирующий стальной прут.

Я прижимаюсь восставшим стволом к ее лону. Из глубины горла Слоан вырывается тихий стон. Когда отрываюсь на этот раз уже я, тяжело дышу и у меня более чем слегка кружится голова.

Слоан открывает глаза и смотрит на меня снизу вверх. Щеки раскраснелись, губы влажные, она выглядит потрясающе. Сатана хорошо поработал, когда создавал ее.

– Шесть, – выдыхает она. – Давай, гангстер. Только не говори мне, что это все, на что ты способен.

– Это была гребаная десятка. И ты здесь не главная.

Слоан поддразнивающе говорит:

– Ты продолжаешь это повторять, но не уверена, кого ты пытаешься убедить в этом – меня или себя.

Я запускаю руку в волосы Слоан, другую прижимаю к мягкой ягодице и, удерживая ее голову ровно, снова целую и не останавливаюсь, пока Слоан не прижимается тазом к моему и не мяукает, как котенок.

– Десять, – рычу я ей в губы.

Не открывая глаз, она еле слышно произносит:

– Семь с половиной. И это проявление великодушия.

Когда я отпускаю поток яростных ругательств на гэльском, Слоан смеется. Смех выходит низким, приятным и столь же сводящим с ума, сколь и сексуальным. Мое сердцебиение учащается, я прижимаюсь губами к ее уху.

– Тебе нравится жить в опасности, не так ли, девочка?

– Живи опасно, и ты будешь жить правильно.

Я отстраняюсь и удивленно смотрю на нее.

– Гете? Теперь ты цитируешь гребаного Гете?

Слоан улыбается.

– Только потому, что у меня симпатичное личико, еще не значит, что у меня мозг размером с горошину. – Затем она отталкивает меня, упирает руки в бока и бросает на меня взгляд, полный ледяного презрения, которым могла бы гордиться любая королева.

– О. Я только что вспомнила.

– Что?

– Я ненавижу тебя.

Мы пристально смотрим друг на друга. Слоан спасает от перспективы быть придушенной трель моего телефона. Когда я вижу номер на экране, протягиваю ей телефон и рявкаю:

– У тебя тридцать секунд. – Затем разворачиваюсь и ухожу, тяжело выдыхая и проводя дрожащей рукой по волосам. Пытаюсь взять себя в руки. Мне не следовало вынимать кляп у нее изо рта.

– Привет? Нат! О боже, я так волновалась за тебя. – Позади меня Слоан замирает, прислушиваясь. Потом смеется. – Я? Не смеши! Ты же знаешь, я всегда приземляюсь на ноги. – Еще одна пауза. – Да, я уверена, что это выглядело плохо. Но камеры слежения делают все еще хуже. На самом деле все было гораздо менее драматично... Да, я действительно ударилась головой. Да, все стреляли друг в друга, но... О, детка. Я в порядке. Честно. – Слоан слушает некоторое время, затем твердо говорит, – Натали. Вдохни и выдохни. Меня никто не принуждал. Меня не расчленяли. Меня похоронили не в неглубокой могиле.

Я смотрю на нее через плечо с горящими от злости глазами.

Слоан корчит гримасу и пренебрежительно машет рукой в воздухе, как будто я веду себя глупо.

– Нет, нет, со мной обращаются очень хорошо. Нет, прямо сейчас у него нет пистолета, направленного мне в голову. Серьезно... – В ее глазах появляется новое выражение. В нем сквозит хитрость и уверенность, и это беспокоит меня. – Ну, если тебе так уж хочется знать подробности, он уже наполовину влюблен в меня. – У меня отвисает челюсть. Слоан смеется в трубку. – Верно? Бедный парень. Он был конченым человеком с нашей первой встречи.

Знаю, Слоан просто пытается разозлить, но это именно то, что она сказала о Ставросе. Кажется, я сейчас что-нибудь сломаю. Может быть, ее коленные чашечки.

Я направляюсь к Слоан, протягивая руку за телефоном, но она отступает, отмахиваясь от меня, как от надоедливой мухи.

– Нет, скажи Кейджу, чтобы он этого не делал. В этом нет необходимости.

Я останавливаюсь в шаге и смотрю на нее сверху вниз, резко выдыхая. Я бы выхватил у нее телефон, но упоминание Кейджа заставляет меня колебаться. Хочу услышать, к чему выведет этот разговор. Понять, что он запланировал.

Слоан спокойно смотрит на меня, глядя прямо в глаза, когда говорит:

– Деклан никогда бы не причинил мне вреда, вот почему. Даже если бы захотел. Что он обычно и делает. Откуда я знаю? – На ее губах играет мягкая улыбка. – Потому что он дал мне слово.

Я говорил, что солгал. Слоан высовывает язык.

– А теперь послушай, Нат. Мне нужно, чтобы ты кое-что сделала для меня. Скажи своему парнишке, чтобы отозвал кавалерию. Скажи, что Деклан хочет сесть и разобраться во всей этой истории с войной. Скажи ему, что...

Я выхватываю у нее телефон, прикрываю трубку рукой и рявкаю:

– Какого черта, по-твоему, ты делаешь?

Слоан бесстрашно встречает мой разъяренный взгляд.

– Спасаю твою задницу, гангстер.

– К твоему сведению, мой зад не нуждается в том, чтобы его спасали.

– Возможно, ты изменишь свое мнение, когда услышишь, что Кейдж назначил награду в тридцать миллионов долларов за твою голову за мое похищение. Та из семей, которая пришьет тебя первой, получит деньги, а также восстановит доступ к доставке и беспрепятственному распространению. – Слоан одаривает меня самодовольной улыбкой. – Еще тридцать миллионов тому, кто вернет меня в целости и сохранности в Нью-Йорк. Так что теперь ты – единственный, у кого мишень на спине. Забавно, как быстро может измениться эта игра, не правда ли?

Когда я просто смотрю на Слоан, взбешенный ее высокомерием, она вежливо говорит:

– Расскажу тебе об этом позже, но сейчас, могу я вернуться к телефонному разговору, если ты не против?

Я поднес телефон к уху. Глядя Слоан в глаза, я говорю:

– Скажи Казимиру, что если он не отменит оба вознаграждения в течение часа, изуродованное тело Слоан будет подброшено к порогу его дома к полуночи.

Я отключаюсь и свирепо смотрю на Слоан. Она складывает руки на груди и сердито смотрит в ответ.

– Это было неразумно.

Кипя от злости, я тихо говорю:

– Ты понятия не имеешь, в какую игру здесь играют, девочка. Ни малейшего понятия. Ты абсолютно, блядь, невежественна. И, сказать по правде, мне надоело слушать, как ты открываешь этот чертов рот.

Я засовываю телефон в карман пальто и, когда начинаю возиться с узлом на галстуке, она отступает, качая головой.

– Не смей даже пытаться заткнуть мне рот, гангстер. – Я срываю галстук и направляюсь к ней. – Предупреждаю тебя! – кричит Слоан, отшатываясь назад. – Я надеру тебе задницу!

Я делаю выпад. Слоан вскрикивает и разворачивается, чтобы убежать, но я слишком близко. Хватаю ее за шиворот и прижимаю к груди.

И мне прилетает за этот выпад ее каблук прямо на ступню. Тяжелый удар. Хороший. Но нужно гораздо больше, чтобы остановить меня, когда выхожу из себя.

И я наконец-то потерял самообладание. Честно говоря, чудо, что продержался так долго.

Я толкаю Слоан лицом вниз на кровать. Извиваясь, как зверь в клетке, Слоан брыкается и кричит, когда оседлываю ее. Она в ярости, что не может сдвинуть меня с места. Когда заламываю ей руки за спину, она ударяет пяткой и попадает мне прямо в почку.

Я забываю о желании запихнуть галстук в горло Слоан и вместо этого обвязываю его вокруг ее запястий.

Наказание, которое собираюсь применить, не требует ее молчания.

Слоан кричит. Взбрыкивает, как дикий бык, пытаясь сбросить меня с себя. Я понимаю, что она терпеть не может того, что не контролирует ситуацию, почти так же сильно, как ненавидит проявлять что-либо, отдаленно похожее на слабость.

Мне доставляет глубокое удовлетворение то, что я подвергаю ее и тому, и другому.

– Да пошел ты со своим самодовольным смехом! – кричит Слоан.

– Давай, чертовка. Разве не ты грозилась надрать мне задницу? Пока что я ставлю тебе пять баллов из десяти.

– Придурок!

– Только не говори мне, что это все, что у тебя есть. Я думаю, ты можешь добиться большего в этом.

Расстроенная тем, что бросаю ей в ответ ее же слова, Слоан издает крик. Она кричит громче, когда снова смеюсь.

Я сажусь на край кровати и сажаю ее к себе на колени, удерживая одной рукой за шею сзади, а другой за бедро. Делать это нелегко. Слоан упорно сопротивляется мне. И сильнее, чем кажется. Я должен отдать ей должное за это. Но она не может сравниться со мной по силе, как бы упорно ни сопротивлялась мне.

Я стягиваю ее нижнее белье – мое нижнее белье – до середины бедер и наношу серию резких, жалящих ударов открытой ладонью по ее голой заднице.

Слоан втягивает воздух, спина напрягается.

– Ты заслуживаешь всего этого, – говорю я сквозь стиснутые зубы. – И каждый, кто придет за тобой.

Я шлепаю ее снова и снова, пока ладонь не становится горячей, а попка Слоан – ярко-красной. Я так поглощен тем, что делаю, что не замечаю, что Слоан больше не сопротивляется. Она лежит неподвижно, прижавшись щекой к матрасу с закрытыми глазами, и дышит так же тяжело, как и я.

И дрожит. Все ее тело бьет мелкая дрожь. А мой член тверд, как камень.

Через мгновение Слоан прерывисто шепчет:

– Три из десяти.

Это вызов. Мое дыхание рвано вырывается из груди. Я смотрю вниз на ее обнаженную задницу, упругую, круглую, вишнево-красную, и меня почти одолевает дико сильное желание взять ее.

Высвободить ноющий член из брюк и засунуть его в нее как можно глубже. Прижать к себе и жестко трахнуть, пока кусаю за шею. Слушать, как Слоан кричит, когда я кончаю в нее, дергая за волосы. Наказать ее, доминировать, заставить подчиниться мне.

Сделать своей.

Слоан медленно открывает глаза, поднимает на меня взгляд. Что бы она ни увидела на моем лице, по ее телу пробегает дрожь.

Я рычу:

– Ни единого гребаного слова.

Слоан сглатывает. Облизывает губы. Пытается сделать свое боксовое дыхание, чтобы успокоиться, и терпит неудачу.

Мне она такой нравится. Послушной и милосердно молчаливой, явно возбужденной. То, что Слоан позволяет мне держать ее у себя на коленях, не сопротивляясь и не пытаясь вырваться, говорит о том, что она наслаждалась поркой так же сильно, как и своим прерывистым дыханием и раскрасневшимся лицом.

Или, может быть, дело в том, как сильно дрожит Слоан. Или в этом диком взгляде, застывшем в ее глазах, как будто не уверена, что я собираюсь делать дальше, и не может решить, нравится ли ей не знать это или же ненавидит это.

Внимательно наблюдая за ее лицом, я говорю:

– У меня есть вопрос, чертовка. И если с тех пор, как мы встретились, и было время, когда тебе нужно было сказать мне правду, то оно наступило прямо сейчас. – Слоан крепко зажмуривается. – Нет, не прячься от меня. Открой глаза.

Она отворачивает лицо к простыням. Я понижаю голос и произношу ее имя. Это предупреждение, и она это знает.

– Пожалуйста, не заставляй меня говорить это. – Ее голос приглушен простынями.

– Ты не знаешь, о чем я собирался спросить.

После паузы она говорит несчастным шепотом.

– Да, знаю. И мы оба знаем ответ. И я бы не вынесла, если бы ты заставил меня произнести это вслух. Я буду ненавидеть себя вечно. Пожалуйста, не заставляй меня говорить это, Деклан. Пожалуйста.

Ах, черт. Что это делает со мной.

Как будто она воткнула меня в розетку. По телу пробегают электрические разряды. Адреналин разливается по венам. Я покрываюсь потом, и сердцебиение становится аритмичным. Член саднит, яйца напряжены, и, черт возьми, я так сильно хочу эту женщину, что у меня слюнки текут.

И все, что потребуется, – это заставить Слоан признать, что она хочет, чтобы я продолжал.

Что Слоан и делает... но в то же время и не делает.

Я медленно выдыхаю, собираясь с духом. Переворачиваю Слоан, устраивая между своих раздвинутых бедер, и беру ее за подбородок рукой.

Я целую Слоан. Глубоко.

Она отвечает, откидываясь на мою руку, которую обвил вокруг ее спины, и издает мягкий, женственный звук удовольствия, идущий из глубины горла.

Затем я спихиваю ее с колен, встаю и выхожу из комнаты.

В жизни, полной трудных моментов, эта женщина входит в топ-пять самых трудных вызовов.