Текст книги "Необузданные Желания (ЛП)"
Автор книги: Джей Ти Джессинжер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)
23
ДЕКЛАН
Я ставлю Слоан рядом с душем, приказывая, чтобы она оставалась там, куда я ее поставил, затем достаю ножницы из одного из ящиков под раковиной, чтобы срезать остатки разорванной рубашки с запястий и наручников, затем откладываю ножницы в сторону и снимаю с нее трусики и включаю душ.
Раздеваюсь.
Слоан смотрит, как я снимаю остатки одежды, с диким выражением в глазах. Пульс сбоку от ее горла учащенно бьется. Она выглядит так, словно может сбежать в любую секунду. Но остается неподвижной и молчаливой. Красивая и связанная. Моя храбрая адская кошка... Венера в цепях.
Член такой твердый из-за нее. Она смотрит на него широко раскрытыми жадными глазами.
– Слава богу.
– За что?
– Не бери в голову.
Я прижимаю ее к груди и целую, обхватывая одной рукой ее горло, а другой запуская пальцы в волосы. Дрожь удовольствия, пробегающая по ее телу, заставляет меня чувствовать себя изголодавшимся.
– Вот правила. – Ее смех гортанный и презрительный. Слоан перестает смеяться, когда я шлепаю ее по голой заднице. – Правила, – начинаю я снова, наслаждаясь тихим непроизвольным стоном, сорвавшимся с ее губ, когда шлепнул ее. – Номер один: полное повиновение или накажу тебя. И не в хорошем смысле.
Взгляд ее глаз, как мачете. Ревущие бензопилы. Заточенные мечи, поднятые вверх с боевым кличем. Я бы не ожидал от нее меньшего.
– Номер два: абсолютная честность. Если спрошу тебя, нравится ли тебе то, что делаю, то ожидаю честного ответа. Если тебе это не нравится, если чувствуешь дискомфорт или неуверенность, скажи мне. Дело не во мне. Дело в нас. Все должно быть для нас двоих, иначе меня это не заводит. Я не хочу делать ничего такого, что тебе не нравится.
Ярость в ее глазах меркнет. Слоан сменяется милой нерешительностью, как будто надеется, что я говорю правду, но не может решить, так это или нет.
Более мягким голосом я продолжаю:
– Номер три: полное доверие. – Она сглатывает. Панический взгляд сменяется нерешительным. – Знаю, что это будет для тебя самым трудным. Даже больше, чем ты ненавидишь, когда тебе говорят, что делать, ты терпеть не можешь быть уязвимой. Верно?
Через мгновение Слоан кивает. Сейчас она выглядит по-настоящему испуганной, впервые вижу это у нее. Похитить ее во время перестрелки или сказать ей, что есть большая вероятность, что она может умереть от тромба в мозге, ничего страшного. Но попросите ее открыть свое сердце, даже на одну ночь, и Слоан отреагирует как загнанный в угол волк.
Я обнимаю ее и крепко прижимаю к себе.
– Со мной дела обстоят точно так же. Точно так же. Вот почему я даю тебе слово, что заслужу твое доверие и никогда не предам его.
– Ты не можешь этого обещать. Ты не можешь сказать «никогда».
Убирая волосы с ее лица, я отвечаю:
– Могу. Что и делаю. Но если ты не можешь мне доверять, я пойму. Все это закончится сейчас, если ты этого захочешь. – Я опускаю голову и нежно целую ее. – Ты здесь единственная, кто контролирует ситуацию, девочка. Мы бы просто какое-то время притворялись, что это не так.
Слоан всматривается в мое лицо в поисках каких-либо признаков нечестности.
– Доверие, да?
– Ага.
– Честность?
– Ага.
– Отлично. Ты первый. Ты правда думаешь, что я похожа на верблюда?
– Нет. Я думаю, ты выглядишь как Рокфеллер-центр на Рождество, Япония в сезон цветения сакуры и тысяча ярких оттенков зеленого на диких вересковых пустошах Северной Ирландии, все в одном флаконе.
Слоан приоткрывает губы. Ее глаза сияют. Горло напрягается, когда сглатывает. Затем она говорит сдавленным голосом:
– Наконец-то в твоих словах есть хоть какой-то смысл, – и приподнимается на цыпочки, чтобы поцеловать меня.
Весь я, тот, кто я есть, встречается с ней в этом поцелуе.
Все внутри меня расширяется и в то же время распадается, делая меня больше, чем раньше, но и более незащищенным. Я – тысячи акров незасеянных сельскохозяйственных угодий, а она – плуг, который перевернул меня и посеял новые семена в мою пыльную почву.
С болью в сердце и теле я веду ее в душ. Поворачивая ее спиной под струи, я беру бутылочку с шампунем и наливаю себе немного в руку.
– Откинь голову назад. Руки мне на грудь.
Слоан подчиняется без колебаний, кладет ладони мне на грудь и закрывает глаза, позволяя воде стекать по ее волосам.
Когда она вся намокает, я сдвигаю насадку для душа в сторону. Затем наношу шампунь на ее волосы, массируя кожу головы. Слоан прижимается ко мне, вздыхая.
Я наклоняю голову и шепчу ей на ухо:
– Хорошая девочка. – Она издает негромкий звук разочарования. Я знаю, чего хочет Слоан. – Можешь сказать.
– Спасибо. Боже, я не могу поверить, что сказала это. Я никогда не бываю покорной. Это так странно.
Наблюдая за ее лицом, я просовываю одну руку ей между ног и провожу мыльными пальцами по ее складочкам. Когда Слоан задыхается, я говорю:
– Так странно, что ты хочешь, чтобы я остановился?
– Если ты это сделаешь, я убью тебя.
– Именно так я и думал. А теперь помолчи. Выбрось из головы. Просто позволь телу отдаться чувствам.
Я провожу большим пальцем взад-вперед по клитору и целую ее. Слоан вздрагивает и впивается ногтями мне в грудь. Когда зажимаю ее клитор двумя пальцами, она издает тихий отчаянный звук где-то глубоко в горле.
Я так сильно хочу подхватить ее на руки, прижать к стенке душа и трахнуть. Жестоко. Но мне удается взять себя в руки и вместо этого смыть шампунь с ее волос.
Когда я, наконец, засуну в нее член, хочу, чтобы Слоан была настолько возбуждена, что забьется в конвульсиях, выкрикивая мое имя.
Не знаю, сколько у меня есть времени, прежде чем Слоан решит, что эта нечестивая игра, в которую мы играем, слишком затянулась, и полностью отключится.
Я хватаю кусок мыла, разворачиваю ее, прижимаю спиной к себе и начинаю мыть каждый сантиметр ее тела. Шею, грудь, соски, живот. Руки, подмышки, бедра. Обвив рукой ее талию, я мою ее попку, целую в шею и разминаю пальцами ее сочную плоть. Она откидывает голову мне на плечо и медленно, прерывисто выдыхает.
– Милая девочка, – рычу я ей в горло. – Моя прелестная пленница. Ты позволишь мне делать с этим великолепным телом все, что захочу. Я попробую тебя на вкус, подразню и трахну. Отшлепаю тебя и поставлю отметины. Я заставлю тебя встать на колени и засуну член тебе глубоко в глотку. Свяжу тебя и завяжу глаза, возможно, еще и заткну рот галстуком. И буду заставлять тебя кончать снова и снова. Заставлю тебя порадоваться, что ты позволила себе подчиниться. Ты готова?
Ее дыхание поверхностное и неровное. Соски напряжены. Слоан – провод под напряжением в моих руках, гудящий электричеством, каждый нерв в напряжении настроен для меня. Я чувствую, как внутри нее идет борьба, чувствую, как Слоан борется за то, чтобы отпустить себя и уступить мне, потому что я попросил ее об этом, отчего огонь разливается по моим венам.
– Да. Пожалуйста, но будь осторожен. Ты запросто мог бы сломать меня, если уже не сломал, – шепчет Слоан, затем выдыхает и расслабляется рядом со мной, сдаваясь.
Прилив радостного возбуждения заставляет сердцебиение пуститься в оглушительный галоп. Я обхватываю ее рукой за горло.
– Ты – само совершенство. Нет ничего более совершенного, чем ты прямо сейчас.
Я быстро мою свое тело, затем смываю мыло с нас обоих. Затем наклоняю Слоан над выложенной плиткой скамьей, которая проходит вдоль одной стороны стены душа, и шлепаю ее. Рукой крепко обхватываю Слоан сзади за шею, шлепаю по заднице, пока попка не становится ярко-красной, время от времени останавливаясь, чтобы погладить мокрую киску и потереть кончиками пальцев набухший клитор.
Слоан молча принимает это, опустив голову и дрожа ногами, пока, наконец, не издает долгий, низкий стон. Она близка к оргазму. Член пульсирует от необходимости овладеть ею.
Тяжело дыша, я говорю:
– Возможно, мне придется пересмотреть последовательность событий. Насколько ты голодная?
В ответ единственное, что я слышу, это то, как она хныкает.
Я снимаю насадку для душа со стены и включаю пульсирующий режим струи. Затем кладу его ей между ног, беру за подбородок, поворачиваю ее лицо к себе и приказываю:
– Соси.
Головка члена касается ее губ. Слоан без колебаний открывает рот. Я двигаю бедрами вперед, скользя во влажное тепло. Она начинает сосать член.
Ее рот – это рай. С каждым толчком бедер она глубоко пускает меня в свое горло и принимает член полностью. Когда выхожу, она обводит язычком головку и облизывает щелочку. Я смотрю, как Слоан сосет меня, удовольствие пульсирует в члене, давление в яйцах нарастает, пока Слоан снова не издает стон, после чего все ее тело содрогается.
Отодвигаю пульсирующую струю от ее киски, тяжело дыша, и приказываю ей:
– Не кончай. Еще нет.
Слоан смотрит на меня затуманенным взглядом, облизывая губы. Никогда не видел ничего более прекрасного.
Я выключаю воду, хватаю полотенце, поднимаю Слоан на ноги и вытираю насухо. Она молча стоит, пока заканчиваю, затем смотрит, медленно моргая. Девочка выглядит так, словно находится в трансе.
Поднимаю ее на руки и несу к кровати.
– Руки за голову. Раздвинь ноги.
Она мгновенно подчиняется. Черт возьми, от этого мне становится еще тяжелее.
Стоя на краю кровати, я смотрю на ее обнаженное тело и медленно поглаживаю член. Лежа очень неподвижно, Слоан наблюдает, как я опускаюсь на колени между ее ног.
Когда прижимаюсь ртом к киске, Слоан выгибается дугой на кровати и прерывисто стонет. Когда я протягиваю руки и щиплю твердые соски, она вздрагивает. Нежно посасываю клитор, и Слоан выдыхает мое имя.
То, как она реагирует на меня, заставляет чувствовать себя королем, животным и влюбленным подростком одновременно. Это чувство мгновенно вызывает привыкание.
Я хочу большего.
Трахаю ее пальцами и лижу восхитительную влажную киску до тех пор, пока Слоан не начинает извиваться у моего лица и почти всхлипывать от усилий не кончить.
– Такая хорошая девочка.
С этими словами рывком открываю ящик прикроватной тумбочки, достаю презерватив из коробки, срываю обертку и трясущимися руками раскатываю его по пульсирующему члену. Затем я переворачиваю Слоан на живот и снова шлепаю.
Она дергается, постанывая от каждого жгучего удара моей раскрытой ладони, ее бедра раскачиваются, пока она не начинает умолять.
– Пожалуйста! Пожалуйста! Деклан, боже, пожалуйста, я так близко...
– Ты знаешь, что нужно сказать.
– Что? Нет, я этого не сделаю.
– Да. Ты знаешь, как меня называть. Скажи это, – говорю я мрачно.
Слоан молчит. Внетелесный опыт загнал ее обратно к самой себе в голову. Бросает мне вызов.
Я просовываю руку под нее и щиплю клитор, нежно теребя набухший маленький бутон.
– Скажи это.
Слоан втягивает воздух, задерживает его на долю секунды, затем резко выдыхает. Вместе с этим исчезает и ее сопротивление. Она выпаливает:
– Сэр, пожалуйста, позвольте мне кончить.
Боже милостивый, прилив адреналина, который разливается по телу, должен был бы убить меня. Я переворачиваю ее на спину, беру готовый член в одну руку и провожу им вверх-вниз по ее влажным складочкам. Глядя ей в глаза, я рычу:
– Кому ты принадлежишь?
– Тебе. – То был едва слышный шепот, но я его услышал. Как и член. Электрический разряд пробегает от яиц к самой макушке.
Я хватаю ее за бедра и засовываю член глубоко внутрь Слоан.
Мы с ней стонем одновременно. Затем Слоан начинает неистово извиваться подо мной, насаживаясь на член, отчаянно нуждаясь в освобождении. Я переношу на нее вес, запускаю руку в ее волосы, а другой сжимаю ее горло и хрипло говорю на ухо:
– Не забывай об этом, прекрасная пленница. Ты моя. А теперь кончай.
Слоан дергается всем телом. Вскрикивает. Выгибаясь подо мной, когда я вдалбливаюсь в нее снова и снова. Киска сжимается вокруг члена, пока она выкрикивает мое имя. Я пробую зубами один из ее твердых сосков, и Слоан вскрикивает от этого.
Мое тело реагирует на это так, словно в меня ударила молния.
Безумный жар и разряды тока под благоговейным трепетом скрывают чувство опасности. Хотя мы договорились, что это дело между нами – краткосрочные переговоры, во всем этом чувствуется грубая и неконтролируемая сила природы, испепеляющая; ослепительно белый поток энергии, который столь же прекрасен, сколь и опасен.
Сила, достаточно могущественная, чтобы покончить с твоей жизнью.
Я целую ее грудь, чтобы заглушить свой стон отчаяния. Знаю, что Слоан сможет уйти из этого бушующего шторма невредимой, но сомневаюсь, что мне так повезет.
Если быть честным с самим собой, я знал это с самого первого дня нашей встречи.
Я прижимаюсь губами к губам Слоан и целую, достигая кульминации, срываясь со скалы чистого удовольствия, падая вниз, к разбивающимся волнам и скалистому берегу далеко внизу, где разбиваюсь на миллион крошечных осколков, и все они принадлежат ей.
24
СЛОАН
Проходит много времени, прежде чем прихожу в себя.
Деклан все еще сверху и внутри меня и говорит по-гэльски гортанно и хрипло рядом с моим ухом.
Мы оба тяжело дышим. Дрожим. Покрыты потом. Я обвилась дрожащими ногами вокруг талии Деклана, пока он сжимает мое горло большой грубой ладонью.
Такое чувство, как будто мы только что пережили бомбежку.
Деклан нежно целует меня в обе щеки. В уголки моего рта. Челюсть, шею и плечи. Приподнявшись на локтях, он запускает обе руки в мои влажные волосы и держит, заглядывая мне в глаза.
– Привет.
Чувствуя странную застенчивость, я бормочу:
– Привет.
Деклан всегда был таким красивым? Всегда ли в этих голубых глазах был такой нежный блеск? Не могу вспомнить. Время, кажется, разделилось на «до этого момента» и «после», как будто мы с ним нарушили законы физики и прибыли сюда в собственном маленьком пузыре, потерпев кораблекрушение на острове, где раньше ничего не существовало.
Где никогда не существовало никого, кроме нас двоих.
Хриплым голосом он говорит:
– Не хотел, чтобы это случилось.
Я слабо смеюсь.
– Ты мог бы одурачить меня.
– Я имел в виду, что планировал сначала покормить тебя.
– Все хорошо. Ты ничего не мог с собой поделать. Знаю, что я неотразима. – Деклан начинает смеяться своим прекрасным хрипловатым смехом, от которого у меня по всему телу разливается тепло. Он отстраняется и перекатывается на спину, увлекая меня за собой, прячет мою голову в пространство между своим плечом и шеей, затем обхватывает руками и крепко прижимает к себе.
Затем вздыхает и в этом глубоком вздохе ощущается удовлетворение.
Я осторожно спрашиваю:
– Ничего, если поговорю сейчас? Эм... сэр?
Деклан покрывает мой лоб сладкими поцелуями.
– Ты самая удивительная женщина, которая когда-либо жила на этой земле.
– Я так рада, что ты наконец-то освоил программу, гангстер. – Деклан наклоняется и ловко шлепает меня по заднице. – Извините меня. Сэр.
– Так-то лучше.
Деклан пытается быть строгим, но я слышу удовольствие в его голосе. Слышу тепло и мягкость за этой напускной строгостью. От этого что-то твердое в середине моей груди кажется мягким.
– Да, теперь ты можешь говорить. Постарайся не порезать меня своим острым, как бритва, языком.
– Я сделаю все, что в моих силах. – Пряча лицо у него на шее, я закрываю глаза. – Мы все еще придерживаемся принципа честности? Потому что, возможно, мне есть что тебе выложить в лицо.
Услышав эмоции в моем голосе, Деклан замирает подо мной. Он терпеливо ждет, пока я наберусь храбрости, чтобы сказать, что хочу:
– Я – не девственница. Уверена, что это очевидно. У меня было немало мужчин.
– Нет необходимости называть цифру. Я бы никогда не спрашивал об этом.
– Я и не собиралась этого делать.
Он выдыхает с облегчением.
– Слава богу.
– Могу продолжить?
– Думаю, да...
– Не стоит так волноваться. Я собираюсь сделать тебе комплимент.
– Ах. В таком случае, пожалуйста, продолжай.
Я закидываю руки ему за голову, пока все еще связана наручниками на запястьях, поэтому вместо того, чтобы резко ударить его в грудь, лучшее, что могу сделать, это потянуть за прядь его волос.
– Как я и говорила. – Прочищаю горло. – Я, эм… Господи. Ладно, вот в чем дело: ты бывал в Гранд-каньоне?
Повисает озадаченная пауза.
– Ты собираешься сравнить мое мужское достоинство с достоинством мула?
– Какого черта?
– Я так понимаю, они используют мулов, чтобы возить туристов по тропам в Гранд-каньоне. И, как всем известно, мулы имеют весомое достоинство.
– Если ты на секунду перестанешь пытаться похвалить себя за размер члена, я перейду прямо к делу.
Деклан прижимается губами к моей макушке и сжимает меня. Знаю, что этот ублюдок пытается не рассмеяться.
– Опять же, как я уже говорила. Гранд-каньон. Он огромен. Такой большой, что ты не можешь себе его представить, пока не окажешься на краю одного из скалистых красных утесов и не посмотришь вниз. Однако его территория не только глубокая, но и широкая, настолько широкая, что другой стороны его не видно. И к тому же он очень длинный, миль триста или что-то в этом роде. Здесь есть река, змеящаяся по дну, и повсюду невероятные скальные образования, а в стенах каньона – отдельные осадочные слои, где обнажены почти два миллиарда лет истории Земли. Он был заселен коренными американцами на протяжении тысячелетий, и многие племена считают его священным местом. Потому что это выглядит и ощущается священным. Священный и внушающий благоговейный трепет, словно природный храм, вырубленный прямо в земле. И здесь как бы есть своя собственная атмосфера. Порывы горячего ветра налетают из ниоткуда, развевая волосы и забивая песком глаза. Но также могут быть и туманы, и сумасшедшие грозы, и температуры ниже нуля, и даже снег, все зависит от того, находишься ли ты у края или на дне каньона. Существует около сотни различных видов животных, и все эти различные экологические зоны, и все это просто располагается где-то там, самодостаточно, прямо посреди этого огромного пространства небытия. Это неожиданно. Дико и странно. И так прекрасно, что у тебя щемит в груди.
Когда я не продолжаю, Деклан говорит:
– Боюсь, ты меня где-то потеряла.
Я тяжело выдыхаю и собираюсь с духом.
– Вот на что это похоже для меня. Стою ошеломленная и подавленная на краю Гранд-каньона, смотрю на всю эту невозможную красоту почти ослепшими глазами и с открытым от благоговения ртом.
Тишина.
Долгая, мертвая тишина, нарушаемая только звуком собственного бешено бьющегося сердца в ушах.
Как раз в тот момент, когда я собираюсь попытаться скрыть эту ужасную ошибку смехом и обозначить ее всего лишь шуткой! Деклан переворачивает нас обратно, закидывает тяжелую ногу на обе мои и целует меня так страстно, что у меня на мгновение отключается разум.
Он отстраняется, прерывисто дыша.
– Почему ты не отвечаешь на мой поцелуй?
– Я пытаюсь понять, что происходит.
– Происходит то, что ты разбиваешь мое чертово сердце. А теперь, черт возьми, поцелуй меня.
Я так и делаю, главным образом потому что все еще нахожусь в режиме послушания, и неизвестно, сколько еще пройдет времени, прежде чем песок в этих песочных часах закончится.
Когда мы отрываемся друг от друга, чтобы вдохнуть воздух, Деклан смотрит на меня сверху вниз с таким выражением, словно испытывает мучительную боль. Это не совсем утешительно.
– Может быть, ты мог бы сказать что-нибудь приятное прямо сейчас, чтобы я перестала чувствовать себя такой большущей идиотиной.
– Ты – не идиотка, девочка. Это я – идиот.
– Почти сработало. Так что давай заливай тут.
Деклан опускает голову мне на плечо и прячет лицо в изгибе моей шеи.
– О боже мой. Ты даже не можешь придумать, что мне сказать после того, как я окатила тебя переживаниями моего сердца? Дай мне встать. Я ухожу.
Корчась от унижения, я пытаюсь подняться, но мое тело расплющивает под его огромным весом.
Деклан хватает меня за подбородок и крепко держит мою голову, затем хрипло говорит на ухо:
– То, что ты только что сказала, – лучшее, что кто-либо когда-либо говорил мне. В моей жизни. Черт возьми, это самое лучшее. И знаю, что буду думать об этом до конца своих дней, еще долго после того, как ты забудешь меня. Ты молода и красива, и в твоем будущем тебя ждут десятки мужчин, которые безумно влюбятся в тебя...
– Сотни. Как минимум.
– ...и я буду для тебя всего лишь далеким воспоминанием. Но я все равно буду пытаться стереть твое лицо, твой вкус и твой сладкий голос из памяти через пятьдесят лет, потому что я уже знаю, что ничто другое никогда не сможет сравниться с тобой. Ничто и никто никогда не приблизится к тебе.
Сердце наполняется теплом. Я медленно вдыхаю, чувствуя, как его слова проникают мне под кожу и оседают в костном мозге.
– Не уверена, что тебе осталось жить пятьдесят лет, старина, – говорю дрожащим голосом.
– Нет, если буду проводить гораздо больше времени в твоей компании, чертовка.
Деклан берет мое лицо в ладони и глубоко целует, позволяя почувствовать все, что чувствует он. Затем снова переворачивается, так что оказывается лежащим на спине, а я оказываюсь в его сильных руках, прижимаясь щекой к груди, слушая, как колотится его сердце.
Мы лежим так долго, пока эмоции, разрастающиеся внутри моего тела, не становятся слишком невыносимыми.
– Последняя крупица честности.
Он издает стон.
– Не знаю, смогу ли я это вынести.
– Ты сильнее, чем думаешь. Итак, вот оно. Я никогда тебя не забуду. И я никогда не буду называть другого мужчину «сэр». Даже если кто-нибудь попросит меня об этом – чего они не сделают, я слишком пугающая, – это слово всегда будет принадлежать тебе и только тебе. Никому больше.
Его выдох – это большой, внезапный выброс воздуха.
– Черт возьми. Не знаю, смеяться мне, расцеловать тебя или выпрыгнуть из ближайшего окна.
– Ты можешь решить позже. А пока, почему бы тебе просто не приготовить мне что-нибудь поесть? Я бы с удовольствием съела салат.
– Ни один здравомыслящий человек не мечтает о салате.
– Кто сказал, что я в своем уме? Очевидно, что это не так. Я лежу здесь с пожилым гангстером, который похитил меня и чье представление о романтике сводится к тому, что он называет меня верблюдицей.
– Сколько раз ты использовала тезаурус14 для поиска альтернативных вариантов к слову «старый»?
– Ни разу. Я просто сидела и смотрела на тебя, когда проснулась в твоем самолете после того, как ты впервые похитил меня, и составила список в голове.
– Очень забавно. Сорок два – это еще не старость.
– Нет, если ты черепаха. Или гигантская секвойя. Или одна из тех стеклянных губок в Восточно-Китайском море, которые могут дожить до десяти тысяч лет. Но по человеческим меркам ты уже более чем наполовину мертв.
Деклан лишь смеется.
– Мы только что занимались любовью, а ты говоришь мне, что я более чем наполовину мертв? И ты обвиняешь меня в том, что я не романтичен.
Занимались любовью.
Не трахались, не занимались сексом или какими-либо другими менее очаровательными вариантами. Занимались любовью.
Я не буду называть эту эмоцию. В любом случае, сомневаюсь, что для ее обозначения найдется подходящее слово.
Деклан снимает с меня наручники ровно настолько, чтобы одеть меня в одну из своих белых рубашек на пуговицах, затем снова надевает на меня наручники и натягивает пару черных джинсов. Босой и с обнаженной грудью, Деклан ведет меня на кухню, сажает меня на табурет у огромного мраморного островка и целует в лоб.
Затем начинает рыться в своем огромном холодильнике в поисках чего-нибудь, чем можно меня покормить.
Я наблюдаю за ним, восхищаясь шедевром архитектуры, который находится у него за спиной.
– Как часто ты занимаешься спортом?
– Ежедневно. Ветчина?
Он держит в руках пластиковый пакет с мясными деликатесами.
– Она со вкусом салата?
– Нет.
– Вот именно.
Деклан смотрит на меня через плечо.
– Ты – вегетарианка?
– А что ты узнал, проведя проверку в отношении меня?
– Много разных вещей, ни одна из которых не касалась твоей диеты. Так ты – вегетарианка?
– Нет. Я просто очень люблю овощи. Раньше я ела много вредной пищи, но я привела в порядок свой рацион. Сейчас чувствую себя намного лучше. Разве ты не купил мне кучу зелени, когда только приехала сюда?
Деклан поворачивается обратно к холодильнику, кладет ветчину обратно в ящик и открывает другой. Уставившись в него, Деклан вздыхает.
– Ага. Я надеялся, что она каким-то образом испарилась, пока ты была в больнице.
– Я могла бы приготовить тебе что-нибудь, если хочешь. Обещаю, ты подумаешь, что это вкусно.
Когда Деклан снова смотрит на меня через плечо, на его лице отражается сомнение.
– Ладно, может, и не очень вкусно. По крайней мере, съедобно. Я посыплю блюдо большим количеством картофельных чипсов M&Ms и Lay's. Это должно тебя осчастливить.
– Я не ем эту гадость. Я храню их для Кирана. Он любит сладкое. И соленое. И жареное. В принципе, все, что доктор не хотел бы, чтобы человек включал в свой рацион.
– Неудивительно, что Киран посмотрел на мой поднос так, словно его вот-вот стошнит.
Деклан хихикает.
– Это не помешало ему попытаться убедить меня, что я обязан пустить тебя на кухню, чтобы ты могла приготовить порцию корма для кроликов для него и моих парней.
– В этом моя суперсила. Кстати, о парнях, где все?
Деклан отворачивается от холодильника с кучей овощей в пакетиках. Он позволяет двери захлопнуться и ставит все на стойку напротив меня. Достав из ящика разделочную доску и нож, он говорит:
– Внизу.
– Что там внизу? – спрашиваю я.
Деклан замирает с ножом, зависшим над огурцом.
– У входа в здание.
Типа Киран – телохранитель. Он работает телохранителем.
– Киран когда-нибудь возвращается домой?
– Парни работают посменно. Я не держу их прикованными, – с лукавой ухмылкой он нарезает огурец ломтиками.
– Ах. Я знаю, что ты тут делал. Умный гангстер.
– Я такой и есть.
Его ухмылка исчезает, сменяясь недовольным выражением лица. Деклан понижает голос:
– За исключением тех случаев, когда это касается тебя.
Я так же тихо говорю ему:
– Да, мне знакомо это чувство.
Наши взгляды пересекаются. В его взгляде есть что-то такое неприкрытое. Грубое и одновременно несчастное.
– О чем ты сейчас думаешь?
– Я думаю... – Деклан замолкает, и молчит достаточно долго, переводя взгляд на нож в своей руке, как будто не знает, как он туда попал. И продолжает нарезать огурец.
– Приятно, что в моем доме есть женщина. Не то чтобы я забыл, что ты действительно Дерг Ду15, но для простоты я буду называть тебя женщиной.
– Что такое «Дерг Ду»? Держу пари, что-нибудь супермилое.
– Она – ирландская женщина-демон, которая соблазняет мужчин и высасывает из них кровь.
– Кровь? Фу. Я бы предпочла лишать их воли к жизни. – Когда Деклан поднимает на меня взгляд, я ухмыляюсь. – Продолжай. Это уловка.
Когда Деклан не заглатывает наживку, отчего я оскорбляюсь, понимаю, что что-то не так. Я мысленно возвращаюсь к тому, что он сказал минуту назад о том, что в его доме есть женщина.
Значит ли это, что обычно в его доме не бывает женщин? Хотя я несу ему ужасную белеберду о том, что он старый, это чушь собачья. Этот мужчина настолько сексуален и горяч, насколько это возможно. Красивый, мужественный и прямо-таки пышет сексом. С толстяком в штанах, в придачу. Не может быть, чтобы он не купался в женском внимании.
Почем вдруг у меня резко скрутило низ живота?
Только не говорите мне, что это ревность. Я никогда больше не смогу посмотреть себе в глаза в отражении в зеркале.
– Мы все еще придерживаемся принципа честности?
– Ты же знаешь, что да. Но если ты собираешься обрушить на меня еще одну из своих речей о Гранд-Каньоне, дай мне знать, и я первым отложу нож. Не хочу случайно покончить с собой, когда упаду на него, рыдая.
Деклан возвращается к нарезке.
– Ха. Ты не из тех, кто рыдает. Держу пари, если бы ты попытался заплакать, это выглядело бы так, будто у тебя запор. Ты знаешь. Как обычно.
Теперь он старается не смеяться, и от этого я чувствую себя намного лучше. Мне не нравится, когда он несчастен.
Чувак, я бы с удовольствием отхлестала себя по щекам.
– Отлично. Шутки в сторону. – Я делаю вдох и смотрю вниз на руки. – Знаю, что продолжаю твердить, что ты мне не нравишься. Я не хочу и не должна этого делать, но делаю. Я имею в виду, когда ты не ведешь себя как придурок.
Деклан ничего не говорит. Я не осмеливаюсь поднять на него глаза. Просто делаю еще один вдох и продолжаю.
– Я говорю тебе это потому, что мне никогда не нравились мужчины. Это звучало неправильно. Я – не мужененавистница. Просто думаю, что мужчины – это приятное развлечение. Если остальная часть моей жизни – это основное блюдо, то мужчины – это десерт. Приятные, незапоминающиеся угощения. Это осознанный выбор, основанный на некоторых плохих вещах, которые произошли со мной, и долгое время прекрасно работал. Защитил меня. До тебя.
Когда я поднимаю взгляд, он смотрит на меня в полной неподвижности, на его лице выражение глубокой сосредоточенности. Этот мускул на его челюсти напрягается. Деклан сжимает нож так, словно собирается вонзить его кому-то в грудь.
Удерживая его взгляд, я тихо признаюсь:
– Думаю, мы с тобой похожи. Думаю, у нас обоих есть секреты, и эти секреты сделали нас теми, кто мы есть. Думаю, именно поэтому я чувствую себя по-другому. И почему это так опасно. Поэтому собираюсь сказать это с полным осознанием того, что это может прозвучать нелепо, но я хочу, чтобы ты пообещал мне, что не задержишь меня здесь слишком долго.
Грубым голосом Деклан говорит:
– Почему бы, собственно, мне этого не сделать?
– Потому что ты кажешься мне зыбучим песком, а я уже тону.
Деклан медленно опускает нож.
– Я думал, что ты ощущаешь себя со мной как в Гранд-каньоне.
– Ты ощущаешься для меня и тем, и другим. Что еще хуже. Ты – Гранд-каньон, заполненный зыбучими песками.
После напряженной паузы Деклан говорит:
– Итак, теперь ты знаешь, что я чувствую. За исключением того, что зыбучие пески в моем Гранд-каньоне пропитаны ядом и в них плавают акулы-людоеды.
У меня дрожат руки. Есть большая вероятность, что я вот-вот упаду с этого табурета. Я облизываю губы и шепчу:
– Тогда, может быть, тебе стоит отпустить меня прямо сейчас. Наверное, так будет лучше для нас обоих.
Сверкая голубыми глазами, Деклан говорит, гортанно мурлыча:
– Я никуда тебя не отпущу.
То, как он смотрит на меня, заставляет сердце бешено колотиться, а желудок сжиматься. Я чувствую себя в ловушке. Паникую. Охвачена внезапным и непреодолимым желанием убежать, как мышь, которая знает, что сзади к ней подкрадывается голодный кот.
Поэтому я делаю единственное, что приходит мне в голову.
Я спрыгиваю с табурета и бегу.
