Текст книги "Клятва, которую мы даем"
Автор книги: Джей Монти
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц)
Может ли проклятая девушка из Пондероза Спрингс стать моим спасением?
– Счастливая девушка, – она хмыкает с улыбкой, которая не успевает коснуться ее глаз, когда возвращает взгляд к Дэниелу. – Вы работаете с Сайласом?
То, как она произносит мое имя, маленькими иголочками колет мне шею, напоминая о том, как она произнесла его прошлой ночью. Чувство, которое я считал давно угасшим, зарождается в моем нутре.
Желание.
Желание услышать, как она снова произносит мое имя.
Вдыхает его. Стонет. Кричит.
Я прикусываю щеку изнутри, когда глаза Дэниела слегка расширяются, он только сейчас осознает ее присутствие, потрясенный тем, я уверен, что она вообще существует.
– Действительно, – он прочищает горло, стряхивая с себя удивление, но все еще смотрит на нее так, что мне становится не по себе. – Я только что видел твою мать, Реджину, перед тем как она ушла. Она ничего не говорила о том, что у тебя есть парень.
Ее острые ногти впиваются в ткань моего пиджака, пока она изображает очаровательную улыбку, выпрямляя позвоночник.
– Мачеха, – поправляет она. – Некоторые люди не любят обсуждать чужие личные дела. Но, кажется, вы любите? Немного сплетничаете, да?
Самодовольная улыбка Дэниела, кажется, тает, его глаз дергается, а мужественность сдувается от того, как Коралина смотрит на него свысока, хотя она на несколько дюймов ниже, даже на каблуках.
Этот мир научил ее носить свое богатство, а потом наказал за это. Но это не отменяет того, что она владеет им, как щитом.
– Хм, – хмыкает он, нахмурив брови. – Реджина всегда казалась женщиной, которая быстро делится интересными новостями. Помолвка ее приемной дочери кажется мне довольно интересной.
Вот оно.
Все это обернется полным дерьмом.
Моя маленькая невинная ложь о том, что у меня есть девушка, вылилась в то, что я рассказал отцу о том, что уже планировал сделать предложение. Я запаниковал – он допрашивал меня, требовал встречи с воображаемой девушкой.
Я сказал ему то, что он хотел услышать, чтобы он не волновался. Я разберусь с этим, а он сможет сосредоточиться на том, что у него есть небольшая возможность поправиться.
Я возглавил «Хоторн Технолоджи», чтобы снять с него стресс, а не для того, чтобы увеличить его. Я не подведу его, не после всего, что он для меня сделал. Я не могу.
И если это означает лгать? Я солгу.
Нет ничего, на что я не пойду ради тех, кого люблю.
– Быстрая помолвка, я полагаю? Как раз вовремя, Хоторн. Как раз перед тем, как совет директоров решил не объявлять тебя генеральным директором из-за твоего семейного положения.
Мысль о том, чтобы выстрелить этому парню в лицо, достигла апогея. Но он меньше всего меня беспокоит.
Рядом со мной девушка, играющая роль фальшивой невесты, на которую она не подписывалась, впивается ногтями мне в руку, готовая броситься к ближайшему выходу. От паники у нее трясутся пальцы, и я знаю, что она начинает чувствовать, как стены этой комнаты сжимаются вокруг нее.
Осторожно, не желая напугать ее еще больше, я убираю свою руку и обхватываю ее за талию, чтобы надежно прижать к себе. Это легко, как будто я делал это уже миллион раз.
Моя большая рука скользит по всему ее бедру, тепло ее тела распространяется по моему боку. Она слегка задыхается, тихий звук раздается в глубине ее горла. Я не тороплюсь, возможно, потому, что это единственный раз, когда мне позволено подойти так близко, не будучи укушенным.
Она поворачивает голову и смотрит на меня, глубокие карие глаза мерцают от света. В ней есть какая-то мягкость, когда она не защищена, и это так же захватывает дух, как и ее острые края.
Я нежно заправляю прядь ее волос за ухо, а затем провожу костяшками пальцев по ее щеке. Рукам, совершавшим порочные поступки, нельзя позволять прикасаться к таким нежным вещам.
– Когда ты знаешь, ты знаешь14, – спокойно говорю я, и ложь слетает с моего языка, как вода.
Она сосредоточенно смотрит на мое лицо, и я отказываюсь разрывать зрительный контакт, даже когда Дэниел делает очередной скучный комментарий.
– Кольца еще нет?
Я качаю головой, перебираю прядь ее белых волос и растираю ее между пальцами, все еще глядя на нее, когда отвечаю:
– Мы ждем, чтобы выбрать его вместе.
Мои глаза говорят ей, чтобы она продолжала смотреть на меня, не отворачивалась. Просто продолжай смотреть на меня. Дэниела не существует, и с ней все в порядке.
Мне нужно сказать ей, что со мной она в безопасности. По какой-то причине я знаю, что не позволю ничему плохому коснуться ее. Только не тогда, когда я рядом. Возможно, это из-за ее травмы, из-за этой связи между нами.
– Ну что ж… – Дэниел прочищает горло. – Кэролайн, было приятно познакомиться с тобой. Полагаю, мы увидимся на сборе средств для компании?
– Коралина, – я вскидываю голову, сверкая глазами, и произношу ее имя скорее как рык. – Мы будем там.
Когда мой коллега уходит, я чувствую, как она отстраняется от меня, ускользая из моей хватки, и, как я и ожидал, она направляется к выходу. Бежит, как и в «Вербене».
Убегает от меня, не подозревая, что погоня – одно из моих любимых занятий.
Я следую за ней, идя медленнее, так что к тому времени, как я оказываюсь за пределами ее студии, она уже держит сигарету между красными губами и роется в поисках, как я полагаю, зажигалки.
Потянувшись в карман пиджака, я достаю пачку спичек. Я держу их между пальцами, протягивая в качестве попытки заключить мир до того, как начнется настоящая война.
Она берет их у меня, поджигает одну и прикуривает. Прислоняется спиной к кирпичной стене снаружи, поднимая голову к небу, и вдыхает дым, прежде чем выпустить его в ночь.
– Ты сделал это специально? – спрашивает она, делая очередную затяжку. – Подставил меня, чтобы ты мог получить плату за одну из своих гребаных услуг?
Прежняя суровость вернулась в десятикратном размере.
Я чувствую, как сжимается моя челюсть, злюсь без причины, злюсь на то, что она думает, будто я использую ее. Но она меня не знает. Что еще она должна была ожидать?
– Почему ты думаешь, что у меня еще нет невесты?
Коралина поворачивает голову и смотрит на меня, держа сигарету между двумя пальцами. Воздух словно сгущается, наполняясь явным напряжением. На меня давит тяжесть ее гнева, уличный фонарь освещает изящные очертания ее лица, кожа ее ноги обнажена перед ночным воздухом.
– Если бы мой будущий муж держал кого-то так, как ты меня в «Вербене», я бы его убила. Это место рассказывает истории. Истории злых поступков, которые ты совершил, и о безнравственных чертах характера, которыми ты обладаешь, Сайлас Хоторн, – ее слова подхватывает ночной ветер, развевая их, как струйки дыма. – Преданность не одна из них.
Мне хочется быть с ней откровенным, дать ей понять, что я не такой, как обо мне говорят. Побуждение говорить и быть честным, потому что я думаю...
Думаю, Коралина знает, каково это, когда мир строит предположения о том, кто ты есть, прежде чем у тебя появится время разобраться в этом самостоятельно.
Пондероза Спрингс любит истории. Чем страшнее, тем лучше. Ей говорили, что она жертва, что она всегда будет жертвой. Проклятая женщина, которая имеет привычку попадать в токсичные отношения, как будто она была согласна на то, чтобы ее похитили. Мне сказали, что у меня шизофрения, которой я страдал в попытке скрыть преступление, которое я видел когда-то в детстве. Человек, чье молчание говорит о его психическом заболевании, а не о страхе, что ему не поверят.
Мы стоим здесь как два человека, которым рассказали о том, чего мы не хотели, и пытаемся извлечь хоть какую-то правду из слов, написанных кем-то другим.
– У моего отца рак, – честно говорю я ей, потому что впервые за долгое время чувствую, что могу. Я чувствую, что могу. – Я должен жениться, чтобы стать владельцем компании, носящей мою фамилию. Если я этого не сделаю, то мы ее потеряем.
Коралина кивает, стряхивая пепел на землю.
– Значит, это связано с деньгами, – хмыкает она, делая предположение, которое ей не следовало бы делать.
– Это связано с семьей.
С ее губ срывается ехидный смешок, прежде чем она делает еще одну затяжку и начинает говорить, выпуская дым.
– Каково это – иметь последнюю приличную семью в этом дерьмовом городишке?
– Я знаю, ты понятия не имела, во что ввязалась, Коралина. Но это соглашение может принести пользу нам обоим. Поскольку Стивен сбежал, я мог бы помочь…
– Мне не нужно, чтобы ты защищал меня от него, – она отталкивается от стены, в ней вспыхивает огонь при упоминании его имени. – Мне никто не нужен для защиты меня от него.
– Я могу предложить тебе не защиту, Хекс.
Прозвище выскальзывает прежде, чем я успеваю его поймать.
– Да? Что, например? Деньги? – она качает головой, на ее губах играет мрачная усмешка. – Мне достаточно моей фамилии, спасибо, красавчик.
Я провожу ладонью по губам. Черт возьми, она чертовски упряма. Так уверена в себе, пока я ее не поправляю.
– Месть, – быстро говорю я. – Я могу предложить тебе шанс отомстить.
И защиту, но эту часть я ей не скажу. Ей нужно чувствовать, что она контролирует ситуацию. Я не против дать ей это, пока что.
Она молчит несколько минут, словно обдумывая свои следующие слова, взвешивая варианты, прежде чем выбросить сигарету. Я смотрю, как она лезет в сумочку, достает помаду и компактное зеркальце.
Коралина не торопится, прорисовывая линии своих губ. Их мягкий изгиб словно приглашает прикоснуться к ним аппликатором. В простом наблюдении есть своя интимность.
Осторожно потерев губы между собой, она проводит мизинцем по уголку рта, чтобы стереть излишки.
– Мне это не нужно.
Крошечное зеркальце щелкает в ее ладони, когда она закрывает его, заставляя меня сморгнуть от наблюдения за ее губами.
– Желание отомстить означает, что мне все еще не все равно. А на Стивена Синклера мне уже наплевать.
Я стою на тротуаре совершенно неподвижно, пока ее каблуки стучат с каждым шагом, который она делает в мою сторону. Не думаю, что я смог бы пошевелиться, даже если бы захотел, учитывая, как тени отражаются от ее кожи и как решительно она смотрит в глаза.
В этой девушке что-то есть. Что-то, чего я не могу понять, но хочу схватить ее обеими руками и сжимать до тех пор, пока на ее теле не появятся красные следы от моих рук.
– Мне жаль твоего отца, Сайлас.
Ее маленькие ладошки пробегают по краям моего пиджака, убирая несуществующие ворсинки с моих плеч. Движение фальшивое, но ее глаза сияют искренностью.
– Но нет, – она дарит мне улыбку одними губами, быструю, нежную. Отвергая меня с изяществом. – Ты не захочешь привязываться к кому-то вроде меня. Это моя ответная услуга. Если ты веришь всему, что говорит тебе этот город? Поверь, что я проклята.
10. ПОЗДНЯЯ НОЧЬ
Коралина
Мои руки дрожат, когда я зажимаю кнопку питания на боковой панели телефона, наблюдая, как экран становится черным. Неотвеченные текстовые сообщения исчезают, когда я спокойно опускаю iPhone в мусорное ведро рядом с собой, слушая, как он ударяется о дно металлического контейнера.
Обеими руками хватаюсь за раковину, опускаю голову между плеч и вздыхаю.
Ты скучала по мне?
Ты забыла, на что похожа моя любовь?
Сегодня на тебе было платье моего любимого цвета.
Ты помнишь, что происходит, когда ты игнорируешь меня, девочка Цирцея?
Даже запертая в этой уборной закусочной, где мне видны все четыре угла, я все равно хочу оглянуться через плечо.
Я качаю головой, стискиваю зубы, чувствуя, как из глаза капает слеза.
Ночи длинные.
Я не помню, когда в последний раз мне удавалось выспаться, но сейчас часы тянутся так медленно. Мои глаза не закрываются, и я провожу время, сидя в своей гостиной, уставившись на входную дверь, с маленьким пистолетом на коленях, в ожидании.
Эти сообщения никогда не были розыгрышам. Это не шутка.
Это был он.
Я ждала этого момента с тех пор, как вышла из подвала. По-моему, ничего не изменилось, может быть, кроме того факта, что я больше не чувствую себя сумасшедшей, зная, что все внутри меня перевернулось с ног на голову. Я знала, что он вернется за мной.
То, что Стивен Синклер на свободе, ничего для меня не меняет.
За решеткой он держал меня в плену, и сейчас он будет делать то же самое.
Я готова к встрече с ним, и когда он появится, а я знаю, что он появится, я пущу ему пулю в череп.
Я сказала Сайласу правду две ночи назад. Я не хочу мстить. Я не хочу убивать его в качестве мести. Во мне нет желания морить его голодом месяцами, неделю кормить только сырым мясом в наказание за то, что он не признает правильных вещей. Мне не нужно ломать ему правую лодыжку или вывихнуть его плечо, чтобы почувствовать себя защищенной.
Я хочу, чтобы он умер.
Чтобы его больше не было на этой мерзкой планете. В моей жизни. В моей гребаной голове.
Я не боюсь его. Я устала от его игр.
Я выдыхаю, глядя на себя в зеркало в уборной. Быстро наношу консилер под глаза, скрывая фиолетовые мешки. Слегка встряхнувшись, я несколько раз пытаюсь изобразить улыбку.
Когда я убеждаюсь, что все выглядит правдоподобно, то выхожу в коридор, где меня встречает запах масла для жарки. Чем ближе я подхожу к главному обеденному залу, тем громче становится шум разговоров.
Закусочная «У Тилли» – это центр Пондероза Спрингс, одно из немногих заведений, которое не обновлялось с семидесятых годов и, похоже, больше подошло бы для маленького провинциального городка, чем для нашего.
Сюда часто заходят старшеклассники и студенты колледжей, но чего они ожидают? Это единственное заведение, которое работает круглосуточно. Где еще наркоманы и страдающие бессонницей собираются раздобыть еду?
Сегодня мы с Лилак не являемся ни теми, ни другими.
Я возвращаюсь в нашу угловую кабинку рядом с большим окном. Темнота сосен простирается на многие мили сразу за светящейся неоновым светом вывеской гравийной парковки.
Лилак ухмыляется, откусывая очередной кусок своего чизбургера с чили, капли соуса стекают по ее рукам, и это вызывает искреннюю улыбку на моих губах, когда я беру картофель фри.
– Не могу поверить, что ты вегетарианка, – ворчит она, с набитым ртом. – Это кажется незаконным.
– Через пять часов тебе будет плохо, – говорю я.
В восемь утра у нее тренировка. Если бы я была ее родителем, я бы сказала ей, чтобы она шла спать, когда она пришла в мою гостиную в пижаме и кроссовках и попросилась сходить поесть. Однако я не ее мать. Я ее сестра.
Ее высокий хвост, зачесанный назад, подпрыгивает, когда она качает головой и откусывает еще кусочек, чтобы доказать свою точку зрения. Лилак – потрясающая теннисистка. Лучшая из всех, кого когда-либо видела школа Пондероза, и это не потому, что у нее природный дар.
Она дисциплинирована сверх меры, сосредоточена и полна решимости стать лучшей.
Эта черта досталась ей от отца. Однако ей удается балансировать между стремлением к успеху и любовью к жизни гораздо лучше, чем мне или нашему отцу.
В тех случаях, когда ей хочется гамбургеров, я ее угощаю. Даже если сейчас три часа ночи, а я ненавижу «У Тилли». Она заслуживает таких коротких мгновений счастья, как эти.
– Твой бэкхенд15 вчера выглядел хорошо.
– Спасибо, – она ухмыляется, глотая еду. – Тренер говорит, что если я буду продолжать в том же темпе, то снова попаду на национальные соревнования.
Школа только что закончилась, а тренировки – нет. В апреле начинается межсезонье, и у нее есть все лето, чтобы поработать, прежде чем снова начнутся игры. Режим, которого она придерживается в межсезонье, строгий, но ей это нравится.
Я обязательно приезжаю за ней, чтобы забрать и накормить. Иногда я отвожу ее в стеклянный особняк, где живут родители, но большую часть времени она проводит со мной, уютно устроившись в моей свободной спальне.
Реджина и Джеймс хотят, чтобы она была дома, только когда приходят гости.
– Конечно попадешь. Ты лучшая теннисистка, которую я знаю.
Она закатывает глаза, откладывает бургер и вытирает руки, чтобы взять свой телефон, заваленный миллионом уведомлений. Каково это – быть подростком и иметь так много людей, с которыми можно поговорить?
Неужели, взрослея, мы просто жаждем тишины?
Или мы отдаляемся от людей из соображений выживания?
– Я единственная теннисистка, которую ты знаешь, Кора.
Лилак ухмыляется, глядя на экран, и закусывает нижнюю губу, прежде чем ее пальцы начинают бегать по экрану. Похоже, она решила ответить на сообщение как можно быстрее. Есть только одна причина, по которой вы так смотрите в телефон, и это не мемы с котиками.
– Кто этот мальчик? – спрашиваю я, игриво приподнимая бровь.
На ее губах появляется лукавая улыбка.
– Девочка.
Я беру еще одну картошку и макаю ее в стакан с ванильным молочным коктейлем, стоящий передо мной.
– О? Я думала, ты завязал с девушками после того, что случилось с Брит?
Она отмахивается от меня.
– Это было три месяца назад. Я с этим покончила. В любом случае, у нас были свободные отношения.
Я смеюсь над тем, как же ей подходит этот ответ.
С тех пор, как Лилак научилась говорить, она была сама по себе маленькой личностью, которую не беспокоили ограничения и правила, установленные миром. Когда я пытаюсь вспомнить, что было до похищения, у меня в голове остаются только воспоминания связанные с ней.
Она сделала свои первые шаги в десять месяцев, потому что отказывалась ползать. Мне только что исполнилось шесть, и она успела сделать пять шагов вперед, прежде чем упала в мои протянутые руки. Мы обе оказались на полу.
Я помогла ей вырвать первый зуб, когда ей было пять. Я увидела в интернете трюк с веревкой и дверной ручкой. Когда я попыталась захлопнуть дверь, чтобы выдернуть зуб, она закричала, сказав, что разберется самостоятельно. Реджина злилась из-за крови на полу. В ту ночь мы смеялись над этим под одеялом.
До своих восемнадцати лет, я делала ей прически по любому поводу. Заклеивала ее колени пластырем, когда она решила стать профессиональным скейтбордистом. Учила ее, как наносить макияж и ориентироваться в искусстве месячных. Я держала ее за руку во всех ее кошмарах, прогоняла монстра под ее кроватью и часами позволяла ей бросать в меня теннисные мячи, как в мишень.
Однажды в кафе репортер спросил меня, чего мне больше всего не хватало за те два года, что меня не было.
Я выплеснула свой холодный кофе ему в лицо, а позже, когда остыла, обдумала свой ответ.
Это была Лилак.
Я пропустила два года ее жизни, и каждый миг отсутствия убивал меня.
Месяцами я рыдала в том подвале. Страшно боялась, что она подумает, будто я бросила ее по своей воле. Что я бросила ее, не попрощавшись. Когда я попала в больницу, я хотела видеть только ее.
Я пропустила два года и поклялась, что больше не пропущу ни секунды.
– Ты расскажешь мне о ней или мне придется выпытывать?
Она молчит лишь мгновение, прежде чем взорваться информацией. Ее никогда не трудно заставить говорить о себе – ее знак зодиака Лев, и она никогда не позволяет мне забыть об этом.
– Она такая красивая, Кора. И она играет в футбол. Наши разговоры длятся часами, и они намного содержательнее, чем все те, что я вела с людьми из Пондероза Спрингс. Она просто... глубокая. Мы переписываемся о вещах, которые имеют значение, – делится она, а я просто улыбаюсь, слушая ее рассказ.
– У нее есть имя?
– Рис, – ее щеки краснеют, когда она это произносит.
Я позволяю ей болтать о ее увлечении, слушаю, как она читает совместные переписки между ними двумя, и одобрительно киваю, когда она показывает мне селфи этой девушки.
Я слушаю, позволяю ей быть подростком и наслаждаюсь ее способностью чувствовать такие вещи. Надеяться, знать, что у нее впереди вся жизнь, и что бы она ни делала, я буду рядом, чтобы поддержать ее.
– А Рис практикует безопасный секс?
– О мой гребаный бог, – из нашей кабинки доносится смесь стона и писка, когда она закрывает лицо руками. – Мы еще даже не встречались, мы познакомились в чате нашего школьного округа. О сексе речи не шло, Кора!
– Я не пыталась смутить тебя. Я просто спросила. В старших классах пансексуалов не учат безопасному сексу. Ты все еще можешь подхватить герпес от…
– Не продолжай. Я сейчас брошу в тебя этим бургером.
Я закатываю глаза.
– Так драматично.
Звенит колокольчик, стеклянная входная дверь распахивается. Внутрь заходит еще один ночной посетитель, но когда я смотрю на него, то по своей человеческой природе молча проклинаю вселенную.
Группа приковывает к себе внимание, словно темное облако. В закусочной повисает тишина. Даже лязг металла, издаваемый поварами в дальнем конце заведения, затихает.
Это эффект Парней Холлоу.
Так шутили мои друзья, когда парни входили в комнату. Когда на тебя давит груз их фамилий и репутаций, их сложно не заметить.
Будь то уважение или страх, люди останавливаются, смотрят и понижают голос при их появлении, независимо от того, куда они идут или где появляются. Их глаза сканируют ретро-интерьер закусочной, и в конце концов взгляд останавливается на пустой кабинке неподалеку от нашей.
Время, проведенное вдали от Пондероза Спрингс, не уменьшило их влияния. С годами оно только усилилось. В них есть все, чего боятся влиятельные придурки в Пондероза Спрингс.
В подростковом возрасте они были анархией, злобным лесным пожаром, который нужно было потушить, но не удавалось вовремя сдержать. Теперь, когда они стали взрослыми и получили полный доступ к деньгам и власти, которые дает их наследство, надежды на спасение нет.
Они используют свою силу, чтобы отомстить системе, которая превратила их в монстров, как только поддадутся искушению.
Богатые пожирают богатых.
Однако все знают правду.
У Парней из Холлоу всегда были более острые зубы.
– Как думаешь, они заплетают друг другу косички16? – Лилак шепчет через стол, на долю секунды оглядываясь на них через плечо, прежде чем повернуться обратно. Достаточно смело, чтобы пошутить, но не достаточно дерзко, чтобы они это услышали.
Я сдерживаю смех, пока они идут по проходу.
Алистер Колдуэлл, как всегда, лидирует; он ничего не знает, кроме как быть первым. Темные волосы. Темные глаза. Чертово темное сердце. Если у него когда-нибудь возникали проблемы, он был известен тем, что решал их с помощью кулаков. Было странно, что кто-то, кто ненавидел этот город так сильно, как он, владел такой его частью.
В шаге позади него возится со своей кожаной курткой Рук Ван Дорен, пока Алистер не толкает его. Он излучает бунтарство со спичкой, зажатой между зубами, и мальчишеской ухмылкой. Белки его глаз покраснели от травы. Уверена, что они здесь так поздно, именно из-за того, что он накурился и хочет есть. Интересно, он бросит курить до или после того, как последует примеру своей семьи и станет судьей?
– Как будто Тэтчер Пирсон позволит кому-то прикоснуться к себе, – говорю я, заставляя ее смеяться в свой молочный коктейль.
Тэтчер не ходит, он скользит, паря на своем огромном эго. Его история – любимая всеми страшная сказка: он не только наследник семьи-основателя, но и сын единственного серийного убийцы в Пондероза Спрингс. На его бледном лице, как и на свежевыглаженном костюме, считывается устрашение.
Смех Лилак привлекает внимание последнего парня их группы. Как будто мне нужна еще одна встреча с Сайласом Хоторном. Тихая таинственность, которая окутывает его, словно тень, падает на наш столик, когда он опускается в кабинку рядом с Руком.
Я человек, у меня есть глаза, и я не виню себя за то, что обращаю на него внимание.
Он выглядит слишком большим, чтобы поместиться в кабинке, его бицепсы напрягаются, когда он перекидывает руку через спинку сидения. Мышцы грозят разорвать в клочья его облегающую серую футболку с графическим рисунком.
Светло-коричневую кожу от кончиков длинных пальцев до горла украшают татуировки. Несколько рисунков, которые я, как художник, не могу оценить по достоинству с этого расстояния. На голове черная шапочка, скрывает его волосы, которые обычно коротко стрижены.
Тихий, невозмутимый, стойкий, с непоколебимой уверенностью в себе. Его присутствие – это требование без слов, приказ без голоса. Он – неудержимая сила, неизменная со времен старшей школы.
Я знала Сайласа еще до всего этого: до звонка, «Вербены», выставки. Все знали. Как он выглядит, его репутацию, историю, которую создал для него Пондероза Спрингс. Старший сын семьи Хоторнов с каменным взглядом, устрашающим поведением и диагнозом шизофрения.
Мои глаза скользят по его лицу.
Художники, которые рисуют лица или создают скульптуры, всегда стремятся к идеальному балансу симметрии. Совершенство без изъяна. Сайлас, сам того не подозревая, является, вероятно, лучшим в мире примером решения именно этой дилеммы.
Поразительно, насколько все сбалансировано. Острые, четко очерченные скулы, создающие тонкие тени, которые играют на его лице, подчеркивая сильную линию челюсти, которая сейчас напряжена. Суровая, жесткая красота, которая не позволяет не заметить его в комнате.
Прозвище «шизик», как его называли люди, было несправедливым и неоригинальным. Но если этому городу что-то и нужно, так это ярлыки. Думаю, даже тогда я понимала, что мне дали прозвище, которое никак не соответствовало моей истории.
Мы учились в одних и тех же школах практически все детство, и я могу по пальцам одной руки пересчитать, сколько раз я проходила мимо него в коридорах или сталкивалась с ним. Мы вращались в разных кругах, и даже в юном возрасте, когда ты находишь группу людей? Ты остаешься в ней, не решаясь выйти из нее.
Вселенная, похоже, наверстывает упущенное время, снова возвращая нас в мир друг друга.
– Ооо… – Лилак хмыкает, на ее лице появляется довольная ухмылка. – Кого из них ты трахаешь глазами?
Я перевожу взгляд на нее, нахмурив брови.
– О чем ты, блядь, говоришь?
– Ты не перестаешь пялиться на кабинку с тех пор, как они сели, так что выкладывай. Кто из них тебе нравится?
Мне приходится физически удерживать взгляд на ней, чтобы он не вернулся к Сайласу. Прикусив внутреннюю сторону щеки, я качаю головой.
– Доедай, чтобы мы могли вернуться домой. Тебе вставать через четыре часа.
Лилак хмыкает, но слушается, спокойно поглощая чизбургер одной рукой, а другой рассеянно прокручивая телефон. Я стараюсь не обращать внимания на напряжение, царящее в моей и его кабинке.
Это оказывается непросто, учитывая, что наш последний разговор сводился к тому, что я стала его фальшивой невестой после того, как попыталась оказать ему простую услугу – поиграть в подружку. Вот что я получаю за попытку быть милой. Я облажалась и в итоге увязла гораздо глубже, чем планировала.
Я чувствовала себя дерьмом, оставив его разбираться с последствиями. Надеюсь, он сможет придумать ложь о том, что я изменила или бросила его, что-нибудь правдоподобное. Мне все равно, что он обо мне говорит, лишь бы я не была привязана к нему в романтическом плане. Даже если это фальшиво.
Я – последнее, что ему нужно добавить в список своих дел.
Я бросаю на него короткий взгляд, гадая, что творится у него в голове. Как ему удается справляться со всем этим. Я имею в виду, что его отец умирает, а он гуляет со своими друзьями, олицетворяя беззаботность.
Остановись, – резко говорю я себе. Не вмешивайся. Не думай о том, о чем думает Сайлас или как он себя чувствует. Держись подальше.
Уверена, он сможет найти какую-нибудь милую девушку. Красивую, более подходящую для того, что он ищет. Это будет несложно – он красив, и денег у него больше, чем у бога. Так будет лучше для нас обоих. Лучше для него, если честно. Мужчины не могут быть рядом со мной и затем выбраться.
Мертвецы не рассказывают сказок.
Лилак громко срыгивает, вытирая руки.
– Готова идти?
Я киваю, хватаю свою сумочку, вешаю ее на плечо, выскальзывая из кабинки, и смотрю прямо перед собой. Отказываюсь смотреть в их сторону, пока иду к кассе у входа.
Когда я лезу в бумажник за картой, за стойкой появляется официантка.
– Об оплате счета позаботились, – она улыбается, как будто это хорошо. Приятная новость.
– Это так мило...
– Кто? – перебиваю я сестру, сжимая в руке наличные.
Официантка, не ожидавшая моей реакции, в замешательстве сводит брови и молча указывает в сторону Сайласа, который сидит со своими друзьями, не подозревая о нашем разговоре.
Раздражение накаляет мои вены.
Я достаю двадцатидолларовую купюру и протягиваю ей в качестве чаевых, после чего поворачиваюсь обратно.
– Кора, куда ты идешь?
Мои спортивные штаны сползают с бедер, когда я направляюсь к их кабинке, не утруждая себя тем, чтобы поправить их, когда подхожу к краю стола. У меня такое чувство, что зубы вот-вот сломаются, если я буду стискивать их еще сильнее.
Четыре пары глаз устремляются на меня.
Бам.
Моя ладонь ударяет о красную поверхность, под ней лежат деньги. Я не обращаю внимания на остальных, встречаясь взглядом с парой карих глаз, которые намного темнее моих собственных, скрывающих секреты и неизвестные намерения.
– Раз уж прошлой ночью все было недостаточно ясно, позволь мне кое-что прояснить, – бормочу я, волосы падают мне на плечо, когда я подталкиваю к нему деньги.
Я лезу в сумку, достаю еще несколько двадцаток и бросаю их на стол.
– Меня не купишь, и это уравняет счет, – говорю я. – Ужин сегодня за мой счет, ребята.
