Текст книги "Клятва, которую мы даем"
Автор книги: Джей Монти
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 24 страниц)
16. СВЕТ ПОГАС
Коралина
– Сколько за ночь?
Я поворачиваю голову в сторону голоса, вынимая сигарету изо рта.
– Простите? – я выпускаю дым в сторону стоящего передо мной мужчины.
Его светлые волосы зачесаны назад, синий костюм свежевыглажен, а бумажник раскрыт, большой палец перебирает купюры.
Он что, предлагает мне заняться проституцией прямо сейчас?
Словно безмолвно отвечая на мой вопрос, его взгляд блуждает по моему телу, и у меня в животе возникает неприятное ощущение. Я опускаю взгляд на платье на бретельках. Оно немного коротковато, и из-за открытой спины видна кожа, но даже в нем жарко, и сейчас середина гребаного дня. Что, черт возьми, с ним не так?
– Сколько за ночь? – повторяет он, его голос низкий и почти гортанный.
Я делаю шаг назад, насмешливо качаю головой и делаю еще одну затяжку, прежде чем бросить сигарету на землю.
Моя первая поездка в Портленд за несколько месяцев, и вот чем встречает меня город?
Наглость и невежество некоторых мужчин, которые на основании того, что на мне надето, считают, что я продаюсь? У меня в голове мелькает пугающая мысль. Так вот почему Стивен выбрал меня? Из-за того, как я выгляжу?
Подумав, я тут же отказываюсь от нее.
В том, что меня похитили, нет моей вины. Возможно, мне трудно принять некоторые вещи, но это не одна из них. Я ничем не заслужила того, что они со мной сделали.
– Как насчет того, чтобы отвалить.
Грозный голос, глубокий и угрожающий, раздается у меня за спиной.
Я чувствую его, как густой туман, который клубится вокруг меня, движется, как дымка.
Интуитивно или, может быть, потому, что его тон заставляет меня подпрыгнуть, я делаю шаг назад, мои черные туфли щелкают по тротуару. Моя спина прижимается к его груди, голова оказывается в нескольких дюймах под его подбородком.
Мистер банковский брокер, а может быть, управляющий акциями, сам делает шаг назад, выглядя слегка ошеломленным внезапным вмешательством. Страх заставляет его судорожно сглотнуть.
– Послушайте, я не хочу никаких неприятностей, – бормочет он, запихивая бумажник в карман и поднимая руки в защиту. – Я думал, она...
– Мне все равно. Уходи, пока у тебя еще есть возможность.
Я подавляю смех, но не над словами, а над тем, как мужчина бледнеет, поджимает хвост и убегает.
Когда он уходит, я поворачиваюсь лицом к рыцарю в сияющих доспехах, которого я не хотела и в котором не нуждалась, намереваясь сказать ему, что я сама могу сражаться в своих битвах, но решаю держать рот на замке, когда вижу его.
Темно-карие глаза Сайласа отражают солнце, суровое выражение лица как бы исчезает, когда он отводит взгляд от мужчины и смотрит на меня.
Серый костюм, который на нем, идеально сочетается с моим нарядом, как будто он был в моей комнате, пока я одевалась, и наблюдал, чтобы мы могли соответствовать друг другу. То, как он облегает мышцы его груди и рук. Я прикусываю внутреннюю сторону щеки и наклоняю голову, чтобы получше рассмотреть татуировки, покрывающие его шею и выглядывающие из-под верхней части костюма.
В его присутствии я чувствую себя физически маленькой.
– Я выгляжу так, будто продаюсь? – я вскидываю бровь, скрещиваю руки на груди, чтобы создать между нами некоторую дистанцию.
Он насмехается, надувая губы. Если бы я не знала его лучше, то подумала бы, что это мягкий смех, но на самом деле я знаю его лучше. Сайлас медленно поднимает указательный палец и убирает прядь белых волос с моего лица, его золотое кольцо сверкает на свету.
– За тебя нельзя назначить цену, – хрипло шепчет он, наклоняясь ближе, и его грудь касается моих рук. – Мужчины готовы платить миллионы, но это никак не связано с твоей внешностью.
Мой желудок переворачивается, к щекам приливает жар, но я усмехаюсь, чтобы скрыть эффект, который производят на меня его слова.
– Давай покончим с этим, – бормочу я, прочищая горло и поворачиваясь к нему спиной. – Мне нужно вернуться в студию сегодня вечером.
– Да, мэм.
Я слышу, как шаги Сайласа следуют за мной, когда мы проходим мимо бетонных ступеней и входим в здание суда.
Как только мы проходим через металлоискатели, охранник кивает головой в знак признательности и машет нам рукой, прежде чем обыскать сумку очередного посетителя.
Я пытаюсь сосредоточиться на стуке своих каблуков, когда иду, но все, о чем я могу думать, – это о том, что я направляюсь на получения свидетельства о браке.
Я выхожу замуж, черт возьми.
Я чувствую, как взгляд Сайласа пронзает мой череп, как будто он чувствует мою панику, сдирая глазами каждый слой опасений, пока страх просачивается в мои вены. Мы идем по длинному коридору, добираясь до лифта только после прохождения трех пунктов контроля безопасности.
Сайлас придерживает для меня дверь лифта, и я вхожу внутрь. Как только кнопка нажата, мои ладони слегка потеют. Я чувствую запах его одеколона и тепло, исходящее от его тела.
Я знала, что это произойдет. Я согласилась на это, но внезапно во мне вспыхивает паника.
Что, если это не сработает? Что, если Стивен убьет кого-нибудь, когда узнает? Что, если семья Сайласа узнает правду, что все это обман?
Что, если. Что, если. Что. Если.
Лязг металла и скрежет шестеренок заполняет мои уши. Душераздирающий вопль пронзает воздух, когда лифт внезапно дергается вверх. Мое тело бросается вперед, руки инстинктивно тянутся схватиться за поручни по обе стороны, когда свет мигает несколько секунд, прежде чем вернуться в нормальное состояние.
– Да вы блядь издеваетесь, – стонет Сайлас рядом со мной, нажимая кнопку экстренной помощи. В замкнутом пространстве раздается звуковой сигнал.
Я едва могу расслышать разговор между ним и компанией, обслуживающей лифт, из-за грохота в ушах. В горле зудит, по позвоночнику ползет жар.
Как будто мне нужен еще один знак, электричество полностью отключается, погружая нас в полную темноту. Женщина по громкой связи уверяет нас, что скоро кто-то придет на помощь, но уже слишком поздно.
Маленькое, темное пространство.
Я закрываю глаза, пытаясь выровнять дыхание и успокоить свои мечущиеся мысли. Никто не говорит о том, насколько удушающей является темнота. Как она формирует осязаемые руки, обхватывает горло и сжимает до тех пор, пока ты не забываешь, как выглядел свет.
Два года я провела, задыхаясь от темноты.
– Все будет хорошо...
– Это ошибка, – выплевываю я, прислонившись к стене позади себя. – Это знак того, что вся эта чертова история – ошибка.
Маниакальный смех срывается с моих губ, когда я качаю головой.
– Мы даже не знаем друг друга. Мы незнакомцы, и это глупая ошибка. Мы не можем так поступить...
– Остановись, – его голос отражается от стен. – Дыши.
Сердце замирает, когда я понимаю, что он придвинулся ближе, и его мятное дыхание щекочет мне лицо. Я думала, что его присутствие так близко только усилит мое беспокойство, но это не так.
Я хожу по натянутому канату, а он стал для меня надежной опорой. Он всегда рядом, когда мой разум закручивается в спираль, а мир движется слишком быстро.
Я вдыхаю, наполняя свой нос его запахом, а затем выдыхаю.
– Хорошая девочка, Хекс, – мягко хвалит он, нежно касаясь пальцами моей руки. – Спроси меня.
– Что? – шепчу я, делая еще один глубокий вдох и открывая глаза, хотя я не вижу его.
– Все, что тебе нужно знать, спроси меня, – его голос ровный. – Спроси меня. Позволь мне говорить с тобой. Пусть я буду не просто голосом.
Позволь мне поговорить с тобой.
С этого все и началось, да? И все из-за того, что я искала его номер телефона в своих кедах. Когда я разваливалась на части, его голос помог мне собраться с мыслями.
Может быть, мой мозг каким-то образом связал его голос с безопасностью, что-то вроде петли положительной обратной связи24. Когда я слышу его, мне становится легче. Но я ощущаю себя тяжелым, сломанным человеком, которого тяготит боль.
Я прикусываю нижнюю губу. Как сказать ему, что мне нужно, чтобы он оставался голосом? Что я не могу хотеть знать его?
Как сказать, что я хочу знать о тебе все и даже больше? Кем ты был и где ты был. Я хочу знать, каково это – прикасаться к тебе, по-настоящему, черт возьми, касаться тебя.
Как мне сказать ему, что я хочу этого, но не могу получить?
Что он умрет, если я возьму то, что хочу.
– Какой твой любимый цвет? – тупо спрашиваю я.
Сайлас двигается рядом со мной, его плечо касается моего, и я слышу, как он отходит к стене и садится. Зная, что мы пробудем здесь какое-то время, я присоединяюсь к нему на полу, вытянув ноги перед собой.
– Апельсиновый, – произносит он, вздыхая при этих словах.
Я подавляю смех.
– Как неоновый оранжевый?
– Как красновато-оранжевый.
Я удивлена его ответом. Он кажется мне парнем, который любит серый. Большинство людей включают свой любимый цвет в свой дом или гардероб. Я ни разу не видела, чтобы он носил оранжевый, и не видела этот цвет в его квартире.
Наверное, это что-то личное.
– Какова наша история? – я устремляю взгляд вперед, наблюдая за простирающейся перед нами чернотой, позволяя ноге Сайласа прижиматься к моей, как напоминание о том, что я больше не заперта в том подвале.
– Ты увидела меня и безумно влюбилась. Потребовала, чтобы я женился на тебе.
На моих губах появляется ухмылка, и я поворачиваю голову в его сторону, хотя в темноте не могу разглядеть его черты.
– Ты просто пошутил, Хоторн?
Он пожимает плечами, подтверждая то, что я услышала в его голосе – ухмылку.
– Серьезно, ты не можешь привести меня в дом своей семьи и ожидать, что я буду вести себя правдоподобно, если у меня нет заготовленной лжи. Если бы все было иначе, как бы мы встретились?
На мгновение воцаряется тишина, только звуки нашего ровного дыхания, прежде чем он отвечает:
– В твоей студии, – говорит он, сильнее прижимаясь к моему бедру. – Хеди сказал, чтобы я пришел посмотреть на твою работу для «Света». Ты заканчивала занятия, одетая во что-то старое и мешковатое, комбинезон или футболку со множеством дырок. И я не мог уйти, не познакомившись.
У меня перехватывает дыхание, и я сворачиваю губы в трубочку. Это всего лишь история, всего лишь выдумка. Но скрытая часть меня желает, чтобы это было реальностью, хотя бы на мгновение.
– Я каким-то образом убедил тебя пойти на ужин, и это будет самая сложная часть этой истории, чтобы заставить мою семью поверить.
– Почему? – спрашиваю я, нахмурив брови в замешательстве.
– Потому что ты чертовски упряма.
Я громко смеюсь. Настоящий смех, который я чувствую глубоко в животе, несдерживаемый звук радости, потому что он прав.
– Я провел остаток вечера, пытаясь заставить тебя воссоздать этот звук, – он еще больше прислонился к моему боку. – Остальное – т, о чем моей маме не нужно знать.
Лифт дергается, и с моих губ срывается вздох. В ушах звенит отвратительный звук, и моя рука вырывается, хватаясь за его бедро. Ногти впиваются в кожу, а мой желудок опускается вниз.
Я зажмуриваю глаза, как будто это может предотвратить мою неминуемую гибель. Затем мое сердце начинает биться по совершенно другой причине. Рука Сайласа протягивается через меня, обхватывает мое бедро своей большой ладонью и притягивает меня к себе на колени.
Инстинктивно я раздвигаю ноги, усаживаясь на него, а мои руки ложатся на его плечи, чтобы удержать равновесие, пока он втискивает меня в свое пространство.
– Задай мне еще один вопрос, Хекс, – его дыхание обжигает мою шею, гравий в его тоне щекочет мою кожу.
Стук его сердца делает невозможным сопротивляться желанию прижаться к нему. Его пальцы выводят узоры на моих бедрах.
Это плохо.
Чертовски плохо.
Боль, глубокая и неослабевающая, пульсирует у меня между бедер. Я прикусываю внутреннюю сторону щеки, пытаясь не обращать на это внимания, чувствуя, как по коже разливается жар. Стараясь не сделать какую-нибудь глупость, например, не прижаться к его коленям, как нуждающаяся кошка.
– Я… – я запинаюсь и спотыкаюсь о слова. Немного отстраняюсь от него, крепко сжимая руки на его груди, чтобы успокоиться. Мои колени упираются в пол под нами. – Ты задай мне вопрос.
– Твоя татуировка, – мягко говорит он. – Почему Медуза Горгона?
Я почти забыла о черно-серой татуировке на верхней части спины – с глаз долой, из сердца вон. Но воспоминания нахлынули снова: вспышка иглы и чернил, когда она была вытатуирована на моей плоти.
Именно так я чувствую себя в этот момент с Сайласом.
Глубокое жжение, слабое потягивание, когда игла проникает в кожу. Острая и тупая одновременно, она оставляет постоянное напоминание о пережитом.
Снова лифт трясется и содрогается вокруг нас, и я снова поддаюсь вперед, уткнувшись ему в грудь. Моя голова плотно прижата к его шее, а ладонь к холодной металлической стене.
– Я превращаю людей в камень, почему же еще? – в моем голосе звучит жар, который я не могу контролировать.
Его хватка усиливается, он до боли сжимает мои бедра так сильно, что моя кожа начинает гореть от этого ощущения. Все такое теплое – давление между моих бедер, его горячее дыхание у моего уха – я чувствую, как огонь разливается по моим венам.
– Ммм, – хмыкает он, прижимаясь губами к моей шее. Я чувствую вибрацию этого звука на своей коже, заставляя свои бедра сжимать его талию.
– Это не ответ, – задыхаюсь я, позволяя своему весу вжиматься в его колени и почти хнычу, когда чувствую, как его затвердевшая длина подо мной упирается в мои влажные трусики.
– Я пытаюсь решить, стоит ли мне и дальше позволять тебе говорить мне маленькую милую ложь, чтобы ты могла продолжать притворяться, – его зубы слегка задевают чувствительную кожу на моей шее. – Или сказать, что я вижу тебя насквозь.
Я учащенно дышу, заведя руку за его голову, чтобы создать пространство, и смотрю вниз. Темно, но я чувствую его взгляд на своих губах.
Мы наклоняемся друг к другу, мой лоб касается его лба.
Я чувствую его дыхание, словно секрет. Скрытый и неодолимый.
– Не надо, – я слегка качаю головой, чувствуя, как он замирает подо мной. – Это не по-настоящему.
Мои слова предназначены для того, чтобы напомнить ему, что это соглашение не настоящее, и, возможно, пролить свет на завесу вожделения.
– В темноте все не так, – бормочет он, и кончик его носа соприкасается с моим, – если темно, значит все ненастоящее.
Его рука движется вверх от моего позвоночника к основанию шеи, а затем он притягивает меня к себе, сжимая в сильной хватке.
Наши губы уже так близко, что почти соприкасаются, так близко, но недостаточно.
Разум начинает кровоточить.
Все, что происходит в темноте, остается здесь, говорю я себе. Я могу поцеловать его здесь, в темноте, и мы забудем об этом, когда она исчезнет.
Но лифт дергается в последний раз – похоже, единственное, что вокруг нас имеет ясный разум, это машина. Я отстраняюсь, грудь вздымается, когда я смотрю ему в глаза.
Нас больше не окутывает тьма.
Свет вернулся, и реальность тоже.
Нам удается отстраниться друг от друга, встать на ноги и направиться в противоположные концы лифта, как ни в чем не бывало. Я обхватываю себя за талию, щеки пылают, поскольку тишина только усиливает неловкость.
Сайлас прочищает горло как раз перед тем, как раздается звон, и двери открываются.
Снаружи стоят несколько сотрудников с озабоченными выражениями на лицах. Когда мы выходим, они сразу же начинают разговаривать с Сайласом. В конце концов, он мужчина, а я всего лишь хрупкая и изящная девушка.
Я воздерживаюсь от того, чтобы закатить глаза, и отхожу на несколько футов, чтобы хоть немного успокоиться. Мой разум делает такую вещь, когда он отгораживается от всего, замыкается в себе и ведет разговоры, в которые другие не посвящены.
В первый раз, когда я наткнулась на клуб «Вербена» в поисках кого-нибудь, с кем можно переспать, я отчаянно пыталась стереть память о теле Стивена внутри моего. Хотела избавиться от клеток кожи, которые он сжег кончиками пальцев, закрыть глаза и не видеть его сверху.
Я обнаружила, что это возможно только в том случае, если я контролирую ситуацию. Я должна быть сверху. Это должно быть быстро и только для бездумного блаженства, которое приходит с оргазмом. Дело было не в связи или чувствах, а в попытке стереть воспоминания о мужчине, который украл мое тело.
Сайлас Хоторн обхватил меня руками, и, хотя я лежала у него на коленях, ни разу не подумала ни о чем, кроме него. Я не чувствовала ничего, кроме его табачно-дубового запаха.
Даже в кромешной тьме в моей голове все еще стояло лицо Сайласа. Оно не исчезало ни на секунду.
Я не боюсь секса с ним. Я боюсь, что это будет не просто секс. Не тогда, когда между нами есть эта связь. Язык шепота. Тот, который он слышит, когда я в беде, и который позволяет ему знать, как меня поддержать. Слова, которые словно успокаивающий бальзам на моей коже после долгих лет стояния под палящим огнем.
Чтобы отвлечься, я лезу в свою маленькую сумочку и достаю телефон. Я планирую написать Лилак, спросить, что она хочет на ужин, чтобы заехать за ним по дороге домой, но на экране высвечивается незнакомый номер.
Неизвестный: Я бы не причинил ей вреда, Цирцея. Ты знаешь, что я бы не поступил так с тобой. Это было только для того, чтобы ты могла получить мои подарки. Они тебе понравились? Не забудь сказать шизофренику, чтобы он держал руки при себе, хорошо? Я скучаю по тебе. Скоро увидимся.
Как, черт возьми, он продолжает узнавать мой номер?
– Сайлас, – зову я, перекрикивая шум сотрудников суда.
Его глаза тут же переключаются на мои, не обращая внимания на всех, кроме меня. Его шаги сокращают небольшой промежуток между нами. Не произнося ни слова, я поворачиваю телефон так, чтобы он мог видеть экран.
– Можно мне? – он указывает на телефон, когда заканчивает читать, энергия, которая была у него в лифте, улетучивается, и на смену ей приходит мужчина, на лице которого читается гнев. – Я куплю тебе новый.
Я киваю, позволяя ему взять его из моих рук.
– Нам нужно подготовиться к тому, что он сделает, когда узнает, что мы женаты, – говорю я. – Он не воспримет это нормально.
– Именно на это я и рассчитываю.
17. СТАРЫЕ ПРИВЫЧКИ
Сайлас
– Может, ты перестанешь так громко жевать? – говорит Алистер, с громким стуком вышибая дерьмо из кресла на колесиках Рука, стоящего рядом со мной.
Я оглядываюсь и вижу, как Рук ухмыляется, поедая очередной доритос, громко клацая зубами, просто чтобы быть мудаком. Его пальцы перепачканы сырной крошкой, а ноги он закинул на мой стол. Я качаю головой, думая о том, сколько раз за годы нашей дружбы он поступал точно так же: прятался в какой-нибудь пещере, которую я придумывал, и перекусывал, пока я возился с компьютером.
Клавиатура под моими руками светится темно-синим светом. Стук искусственно пишущей машинки отдается эхом, когда я слегка поворачиваю голову, чтобы посмотреть на один из экранов поменьше слева от большого монитора с подсветкой, стоящего передо мной.
– Что именно ты делаешь, и почему я должен присутствовать при этом?
– Сближение, Тэтчер. Не делай вид, что не скучал по мне, – говорит Рук, указывая на экраны перед собой. – И он делает что-то классное с технологиями. Червоточины25 и цифровые дымовые завесы26.
Тэтчер закатывает глаза. В отражении одного из экранов я вижу, как он скрещивает руки, прислонившись спиной к металлическому столу позади себя.
– Ты хоть знаешь, что означают эти слова?
– Неа.
Я выдавливаю из себя смешок. Он находится со мной достаточно долго. Я удивлен, что это все, что он запомнил.
Зеленые цифры каскадом рассыпаются по экрану справа от меня, и на губах появляется ухмылка. После нескольких недель отслеживания электронной почты и анализа IP-адресов, паутина, которую он сплел, распутывается с каждым нажатием клавиш.
Я чувствую, как погружаюсь в работу. Все вокруг словно замедляется, тихий гул серверов и мигание лампочек превращаются в белый шум, окутывающий подвал моего дома. Это временное утешение от реальности. Полки с кабелями и печатными платами отбрасывают неоновые оттенки на стеклянно-металлический стол передо мной.
Моя игровая площадка. Мое убежище.
Неделями я просматривал полученные сообщения и анализировал каждый IP-адрес в обратном порядке. Если повезет, через несколько минут у меня будет оригинальный сервер электронной почты отправителя.
Я не смогу отследить его местоположение, но смогу сделать следующее, что гораздо лучше.
Существуют правила, которым вы должны следовать в отношении технологий, кодов и последовательностей, которые остаются неизменными. Но как только вы освоите их, поймете, как они работают, все будет в вашем распоряжении.
Когда я был маленьким, отец сказал мне, что каждый уважающий себя мужчина должен уметь играть в шахматы. Именно обучаясь этой игре, я полюбил компьютеры. Он перечислял ходы, используя алгебраические обозначения. Пешка за пешкой, король взят.
Хакерство – это одна большая шахматная партия. Вот почему я так хорош в ней.
– Не хочу торопить гения внутри тебя, но тебе нужно быть в здании суда меньше чем через час, – говорит Рук рядом со мной, как будто мне нужно напоминание, что сегодня за день.
Сегодня день моей свадьбы.
В моем сознании возникает лицо Коралины, пальцы слегка замедляют движение по клавишам, когда я вспоминаю, как три дня назад ее теплое тело прижималось к моему. Я провожу языком по зубам, все еще ощущая ее запах.
Лаванда и мед.
Простые ингредиенты, вызывающие привыкание к ее коже.
С тех пор она игнорировала все мои сообщения, за исключением сегодняшнего, когда я отправил ей время, когда нужно быть в здании суда в Пондероза Спрингс, на что получил простое: Ок.
Даже не полное слово.
Я не могу понять, избегает ли она меня, потому что ей не понравилось то, что произошло в лифте, или ей понравилось, и это ее пугает. Все в ней – загадка. В ней чувствуется мягкость, но с ней борется царственная твердость, которая отражается в ее остром язычке.
Как будто ее мозг чувствует, что она уязвима, и посылает ботов, чтобы отключить ее, предпочитая огрызаться на любого, кто осмелится подойти слишком близко, чтобы разрушить ее стены. Я знаю, что она чувствует это, эту связь между нами.
– Кстати, о твоей невесте, – говорит Рук. – Что с ней?
Я слегка поворачиваюсь к нему, приподнимая бровь.
Он убирает ноги со стола, наклоняется вперед и упирается локтями в колени.
– Она знает о твоей шизофрении?
А ты? Хочу спросить я.
Этот парень был моим лучшим другом на протяжении многих лет. Он заставлял меня есть, когда все, чего я хотел, – это сдохнуть. Поддерживал меня, когда мне было горько, радовался, когда я выздоравливал.
Ни один момент, хороший или плохой, не обходился без Рука Ван Дорена.
Но он все еще не знает меня.
Не полностью, не до конца, не так, как я знаю его.
– Она выросла в Спрингс, разве нет? – отвечаю я.
Рук вырос в жестокой семье с отцом, который внушил ему, что страдания должны стать его способом покаяния. Каждый день, даже когда я не вижу его, я знаю, что он борется за то, чтобы не гнаться за кайфом боли. Это любимый наркотик РВД.
Укус, жало, прилив страданий.
Это гниет в нем, как дурная привычка, и он борется за выздоровление.
В детстве мы гоняли друг друга по лесу вокруг Пика. Я был рядом с ним, когда мы убегали от полиции. Я знаю, что он боится потерять то хорошее, что есть в его жизни.
Сэйдж. Парней.
Улыбается, чтобы скрыть свой самый темный секрет. Что иногда он несчастлив. Иногда кошмары его прошлого все еще забираются к нему в постель и держат его в заложниках.
– Я просто хочу убедиться, что она знает о твоих лекарствах. Таким образом, ты не...
– Мне не нужна гребаная сиделка, Рук, – мой голос резкий, холодный и режущий. Самое печальное, что я даже не злюсь на него.
Я расстроен ситуацией.
Я не виню его за это. Я знаю, что он просто боится потерять меня после всего, что мы пережили, но из-за этого с ним невозможно разговаривать.
Единственный человек, которому я хочу рассказать все, как никому другому, но не могу, потому что он будет первым, кто вернет меня обратно в больницу.
Передо мной вспыхивает экран моего компьютера, на нем отображается IP-адрес отправителя. Я прикусываю внутреннюю сторону щеки, испытывая некоторое облегчение от того, что самая трудная часть работы выполнена.
– Это не Истон, – бормочу я.
IP-адрес, который он нам дал, не совпадает. Это означает, что уничтожение старого офиса Стивена на глазах у Истона, после того как мы держали его под дулом пистолета, было бесполезным.
Все, что мы узнали, – это то, что Уэйн Колдуэлл на самом деле оплачивает счета своей любовницы и ее единственного сына. Алистер говорит, что это его не беспокоит, напускает на себя важный вид и идет дальше.
Но я-то его знаю.
Я знаю, что в нем живет мальчик, который так и не получил от своего отца того детства, которого заслуживал, и ему больно. Именно поэтому, когда я зашел за ним сегодня, Брайар была с отвратительным настроением и избивала боксерскую грушу.
Раны, которые родители оставляют на своих детях, никогда не исчезают.
Они только растут вместе с ними во взрослой жизни.
– Это Стивен?
Я пожимаю плечами, глядя через плечо на Алистера.
– Возможно. Я не знаю точно. В любом случае, кто бы его ни прислал, у него скоро сотрется весь жесткий диск.
Специальное программное обеспечение, на разработку которого я потратил годы, было создано как раз для таких случаев. Проходит несколько минут, и я успеваю доставить вредоносную программу в их систему. Они даже не успеют понять, что она там, прежде чем она уничтожит их систему и самоуничтожится.
– Она сотрет видео? – спрашивает Тэтчер у меня за спиной.
Я киваю, откидываясь в кресле и закладывая руки за голову.
– Если только они не сделали копию, в чем я сомневаюсь, учитывая, насколько дерьмовые у них брандмауэры27, она исчезнет в ближайшие двадцать секунд.
Одна проблема решена, осталось еще несколько.
По крайней мере, видео, как я сжигаю тело, не попадет в национальные новости.
– Не хотите отпраздновать эту маленькую победу?
Три головы поворачиваются к Алистеру, любопытство сквозит в каждом из нас.
– Брайар хочет сыграть в игру, – бормочет он, запихивая телефон в карман кожаной куртки.
В игру.
«Кладбище». «Лабиринт». «Перчатка». «Пик».
Все мы являемся участниками различных жестких игр, в которых хотя бы один из нас принимал участие за последние несколько лет, по-разному опасных и всегда неуравновешенных.
Нам было по пятнадцать, когда мы впервые участвовали в «Перчатке». В первый день весны Вест-Тринити-Фоллс и Пондероза Спрингс вступают в войну. Игры и места проведения меняются каждый год, но адреналин остается. В том году была игра «Беглец». Часть подростков ездила на машинах, играя в полицейских, а другая половина была сбежавшими заключенными. Задача состояла в том, чтобы украсть что-то ценное из города команды соперников и вернуться в родные края, не попавшись.
Мы выиграли после того, как угнали полицейскую машину из местного отделения Уэст-Тринити. Тогда же отцу Рука впервые пришлось вносить за нас залог, чтобы вытащить из тюрьмы.
Мы играли в игры с самого детства. Это всегда будет то, от чего адреналин течет по нашим венам, как жидкий огонь.
Рук фыркает, его губы украшает ухмылка.
– Уверен, что это не имеет никакого отношения к вашим игрищам: добыча/хищник, которыми вы оба увлекаетесь.
– Отвали, Ван Дорен. Ты заклеймил задницу Сэйдж. Зажигалкой, – Алистер поднимает средний палец в его сторону, но Рук в ответ просто показывает язык и улыбается, как ребенок. – К тому же, это была идея не Брайар. Это была идея Лиры.
Тэтчер тихонько посмеивается – редкий звук, который вырывается только в присутствии его девушки или при ее упоминании. Он прижимает большой и указательный палец к глазам и качает головой.
Лира поступает хитро, отправляясь к девочкам, зная, что Тэтч откажется. Не потому, что он не хочет играть, а потому, что, несмотря на все происходящее, его главный приоритет – защита любимой королевы жучков Пондероза Спрингс.
– Инициация в Общество одиночек для Коралины, – говорит он.
Несмотря на прошедшие годы, мы по-прежнему остаемся заложниками все той же пленительной жажды бунтарства, наши души опьянены острыми ощущениями от того, что происходит с наступлением темноты.
Мы всегда были созданиями ночи, в нас бурлил хаос, и мы были неуправляемы.
Куда бы мы ни пошли и как бы далеко ни отдалились друг от друга, мы навсегда останемся во власти тьмы.
– Во что играем? – спрашивает Рук.
– В прятки, – рот Алистера кривится в зловещей ухмылке. – В университете Холлоу Хайтс.
У меня кровь стынет в жилах при одной мысли о том, что мне придется искать ее, доказывая, что, как бы хорошо она ни сопротивлялась, ей не удастся избежать связи между нами.
Я до сих пор чувствую, как ее ногти впиваются в мои плечи, как она дрожит от моих прикосновений в лифте. Она хотела растаять и прогнуться подо мной, но ее разум отказывался.
То, что я застрял с ней в лифте, стало еще одним подтверждением того, что я уже знал до мозга костей. Мысль, которую я подавлял и пытался отрицать с того момента, как вышел из ее больничной палаты два года назад.
Я хочу Коралину Уиттакер.
То зловещее и болезненное существо внутри нее, которое царапает и кусает. То, что пугает ее. Я хочу, чтобы оно оставляло на мне следы. Оно кричит мне, когда она подпускает меня близко, умоляя провести языком по каждому квадратному дюйму ее упругой кожи.
Ее тщетные попытки отстраниться от меня только усиливают мой голод. Коралина хочет, чтобы я боялся ее, как будто это прекрасное, темное существо внутри нее – то, от чего нужно бежать. Она единственная, кто не видит, что это зов сирены.
Не ее внешность влечет мужчин в морские глубины, и они тонут в них ради возможности прикоснуться к ней.
Это аура таинственности, которая окутывает каждый ее шаг. Неприкосновенная, неосязаемая сила, заложенная в ее костях.
Она может бороться с ней, если захочет. Это ничего не изменит.
Что бы она ни приготовила, я проглочу это целиком.
– Нам нужны маски.
