Текст книги "Место во тьме (ЛП)"

Автор книги: Джей Форд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)

Глава 29

Нейт проснулся к тому времени, как Карли встала, чтобы принять душ и подготовиться к уходу, и спустился вниз. Он снял пластырь, опухоль под ним спала, толстая корка и пурпурный подтек вокруг его глаза были единственными свидетелями того, что его избили.

– У меня встреча рано утром, – сказал он ей.

Она задумалась, а не было ли это поводом, чтобы уйти. Каков протокол, когда ты переспал с соседкой, которая приняла душ и переоделась в пяти метрах от тебя?

– Не хочешь сперва выпить кофе?

– Мне пора идти.

– Конечно.

Она проводила его до двери, они обменялись неловкими улыбками, не уверенные как проститься. Поцеловаться? Дружески обняться?

– Я вернусь позже, – сказал он и ушел, оставив вопрос открытым.

Квартира ощущалась огромной и тихой после его ухода. Она ела хлопья, стоя у окна, и наблюдала за тем, как моросящий дождь падает водяной дымкой. Улица внизу была темной из-за дождя, тяжелых и плотных облаков на небе. Тот тип погоды, от которого у Элизабет были боли. Карли покачала головой. Было мило, что Нейт сказал ей, что не даст ей упасть, но его сейчас здесь не было, а у нее было двухчасовое окно перед занятиями.

Она взяла свой лэптоп на диван, планируя пробежаться по некоторым учебным записям, когда поняла, что ее пальцы замерли над клавиатурой, а имя Нейта всплыло в ее голове.

Она набрала «натан гриффин яхта», нажала «Ввод» и получила множество ссылок: новостные статьи, ТВ-репортажи, результаты расследования и запись в Википедии. Она оглянулась через плечо на их общую стену, а затем щелкнула по первой ссылке.

Статья была из онлайн версии газеты «Сидней», детализированный материал, написанный три года назад в конце расследования смерти Вивьен Клементс – это была женщина, которая утонула в результате несчастного случая на лодке Нейта. Ей было двадцать восемь, она умерла в том же возрасте, в каком была Карли в то время. Согласно статье, тело Вивьен Клементс не было найдено, после того как яхта «Фламинго» перевернулась в сорока морских милях от побережья Нью-Сауф Уэльса. Карли пробежалась глазами по нескольким параграфам в поисках упоминания имени Нейта… «…и Натан Гриффин, из Нью-Касла, тридцать один год на время инцидента, был шкипером и выжил после шести часов в воде, прежде чем его спасли».

Карли отсела от экрана. Не просто «несчастный случай», не просто воспоминания об открытой воде и ожидании спасения. Нейт нес ответственность, а женщина погибла. Вина, обвинения, переживание событий вновь, критика задним числом. То, о чем Карли знала все. Она вспомнила его комментарий прошлой ночью: «Сделать что-то лучше, а не хуже». Другой ночью: «Я никогда не говорил, что это был несчастный случай. Я не заслуживаю свободной ночи». Она встала, немного походила, прежде чем вновь вернуться к чтению.

«Фламинго» была пятнадцатиметровой гоночной яхтой, только сошедшей с судостроительной верфи, построенной на заказ для шестидесятивосьмилетнего Джеральда Фитцгиббона. Он назначил Нейта на должность шкипера, когда яхта приплыла с Солнечного Побережья в Квинсленде на озеро Маккуори, к северу от Сиднея. Фитцгиббон организовал команду из пяти членов, один соскочил в последнюю минуту. Нейт попросил Вивьен Клементс о подмене, опытную морячку и девушку Гриффина…

Карли резко вдохнула. Вивьен Клементс была девушкой Нейта. И она умерла, работая на лодке, за которую нес ответственность Нейт. У Карли разлилось жжение в груди – из-за Нейта, из-за его слов прошлой ночью, из-за боли в его глазах.

Быстро пролистав страницу вниз, она нашла фотографию Вивьен Клементс. Черно-белый снимок на обуваемой ветром палубе, ее волосы развевались по одну сторону от лица как черный флаг. Не гламурная, с намеком на жесткость, со спасательным жилетом, привычно переброшенным через ее плечо, с улыбкой, грозившейся превратиться в смех. Что-то добродушно веселое в этой улыбке. Взгляд Карли переместился через всю комнату к фотографии, которую она поместила на холодильник: четыре любящих повеселиться лица, которых больше не было.

Отчет сообщал о погодных условиях, которые были «бросающими вызов, не экстремальными», о том, что команда была неопытной и о жестокой морской болезни. Новостное радио подвело с погодным предупреждением о сильном понижении температуры. Около девяти часов вечера, в лодку врезались пятиметровые волны. Фитцгиббон, привязанный к лодке канатами, был смыт за борт. Вивьен бросилась ему на помощь, но ей требовалось, чтобы Нейт и другой член команды, пятидесятидвухлетняя Люси Сабуни, вытащили их на борт. Страдая из-за сломанных ребер, Фитцгиббон превозмогал сильную боль; Люси вывихнула палец в ходе спасательной операции. С двумя другими мужчинами, подверженными морской болезни на палубе, Нейт, Вивьен и раненая Люси были единственной командой на палубе.

Единственная гигантская волна опрокинула яхту. Больная и раненая команда оказалась в ловушке в воздушном кармане внутри каюты. Джеральду Фитцгиббону помогали добраться до поверхности двое других людей. На палубе, Нейт, Вивьен и Люси, привязанные канатами к «Фламинго», были выброшены в море.

С рукой, прижатой ко рту, Карли читала историю, которую Нейт рассказал суду о минутах, которые затем последовали.

Под водой и по опыту хождения на лодке, Нейт развязал свой канат, использовал нож с пояса, чтобы избавиться от веревок, карабкаясь по перевернутой палубе к лееру, он выбрался на поверхность.

Он выбрался с наветренной стороны, волны швыряли его о корпус судна, он захлебывался морской водой, когда кричал своей команде, его голос заглушался ветром. Он с трудом прокладывал путь по корме к лееру, и начал кричать снова единственное слово:

– Один.

– Два, – ответила быстро Люси.

Фитцгиббон и его друзья назвали «Три, Четыре и Пять». Вивьен Клементс не ответила.

Слезы жгли глаза, Карли оставила лэптоп и встала у окон. Тревожные облака наталкивались друг на друга, зонт, укрывающий пешехода, выглядел как красное пятно на серой улице. Расследование установило, что неисправное радио помешало Нейту принять проинформированное решение, учитывая ухудшающуюся погоду. Следствие поставило не выносить никаких обвинений. Не имеет значения, каким было официальное решение, подумала Карли. Нейт поплыл в шторм, нести ответственность за испуганных членов его команды, за то, что кричал своей девушке и слушал только завывание ветра и шум волн.

«Ты убила их»? – спросил он Карли о ее друзьях.

Не было никакого расследования смертей на утесе. Коронер решил, что падение было несчастным случаем. Неважно. Она знала, что случилось, что она подстрекала их идти дальше, что они слишком много выпили предыдущим вечером, что их смех звучал над каньоном лишь за несколько часов до их криков. Карли слышала их голоса, которые преследовали во снах. Собственный голос Карли: «Давайте же, все хорошо». Последние слова Дебс, как обвинение: «Мне холодно». Слова Адама, когда его рука становилось слабее: «Я хотел быть отцом».

О чем думал Нейт, когда стоял у своих окон и вспоминал? Не было прощальных слов его девушки, лишь бесконечное молчание в темноте.  Еще одна вещь, о которой Карли знала все. Как он мог смотреть на воду и выносить это? Почему это не крутилось у него в голове?

Глава 30

Солнечный свет мерцал красными и золотыми всполохами позади закрытых век Карли. Безмолвие фойе, громада атриума над ее головой, ощущение пространства вокруг нее превратило сиденье на лавочке Элизабет в медитацию. Вот почему Элизабет делала это каждый день. Карли прислонилась головой к стене позади, благодарная, что неделя подошла к концу.

Если отсутствие сна и стресс были приглашением для мужчины в черном пугать ее до чертиков, тогда он упустил великолепную возможность: тревога, вина и грусть пропитали склад, как утечка газа, вчера были похороны и поминки. Нейт приходил и уходил из квартиры Карли, не произнося никаких слов, выражающих привязанность, никогда не целовал на прощание, просто стучал в дверь в самые нужные моменты.

Сегодня солнце было ярким, небо – ослепляюще синим, и через несколько часов Дакота будет делать ей новую стрижку. Она будет смеяться со своей подругой, проводить мозговой штурм по ее Большому Длинному Списку, они выпьют пару напитков. Будь нормальной, и, может быть, ты поспишь, как нормальный человек сегодня ночью.

– Добрый день, Карли.

Она открыла глаза.

– Роланд.

Он тоже возвращался с рынка, нес сумки с покупками, был одет в спортивное пальто, на шее галстук – совсем другой мужчина по сравнению с тем, что боролся с эмоциями вчера.

– Как вы чувствуете себя сегодня?

– Я в порядке, спасибо, – сказал он формально, как и всегда.

– Я устала, – сказала ему Карли. – Это был долгий, печальный день.

– Действительно, он таким и был.

– Но проводы в атриуме были милыми. Как и те слова, которые вы говорили об Элизабет.

Он сел рядом с ней, ничего не произнося, его губы были плотно сжаты под усами.

Карли похлопала его по руке.

– Мне понравилось ваше предложение сделать памятную табличку на лавочку. Думаю, Элизабет была бы вне себя от удовольствия.

Он кивнул, почти незаметно, больше для себя, чем для Карли.

– Спасибо тебе за это, – он прочистил горло, а затем встал. –  Ну, не буду тебе мешать.

Карли вероятно следовало бы тоже вызвать лифт, положить сыр, который она купила в холодильник, но здесь было хорошо. Простор, мягкая тишина каким-то образом заставили ее тревогу взять перерыв.

Пока она сидела, люди останавливались или просто махали ей, проходя мимо. Личный тренер в платье вместо леггинсов. Парень со страшными татуировками на шее, женщина с угловатой стрижкой. Кристина поспешила мимо едва переведя дыхание и не умолкая. Дитрих. Стюарт. Брук, которая поставила костыли к стене и присоединилась к Карли на лавочке. Затем Дакота.

От сюрприза Карли встала на ноги.

– Ты рано.

– Нет, – ответила Дакота, крутанувшись, пока шла через фойе. – Это место потрясающее, – она поставила вниз сумку с покупками, которые звякнули от соприкосновения с полом. – Я сидела здесь минутку, и люди просто…

 Карли пожала плечами и провела знакомство.

– Дакота собирается покромсать мои волосы, – объяснила она Брук.

– И налить ей слишком много выпивки, – Дакота потрясла своей сумкой. – У меня есть кока-кола, сухой бурбон и шоколад на потом. Или раньше. Или сейчас, если никто не против. Итак… устроим вечеринку?

Брук посмотрела на Карли.

– О нет, все в порядке. У вас двоих есть планы.

Прямо сейчас Карли не волновало, будет ли стрижка ужасной, ей нравилось быть рядом с Дакотой, может и Брук понравится тоже.

– Нам нужен кто-то, кто поможет нам съесть шоколад, – сказала она Брук. – И ты окажешь мне моральную поддержку, когда Дакота начнет орудовать ножницами.

* * *

Дакота расспросила Брук ой ее костылях, работе и алкогольных предпочтениях к тому времени, когда они достигли коридора на четвертом этаже.

– Дерьмо, это долгий путь вниз, – сказала Дакота, выглянув вниз.

– Здесь все длинное в этом месте, – прокомментировала Брук, протопав мимо.

– Можно ли умереть, если перевалишься через перила?

– Согласно рабочей брошюре по безопасности, которую я только что спроектировала, есть девяносто процентная вероятность фатального случая при падении с двадцати пятиметровой высоты. В соответствии с моими расчетами по фотографиям атриума, которые я разместила на своем веб-сайте, от фойе до стеклянного потолка примерно шестьдесят метров, – она шагнула в коридор Карли. – Я источник бесполезной информации.

Дакота закрыла дверь и показала пальцем на каждую стену.

– За какой стеной твой истекающий кровью сосед?

Карли мотнула головой в сторону общей стены с Нейтом.

– Страшный парень? – произнесла Брук.

– Он страшный? – спросила Дакота.

– Он не страшный, – ответила Карли. – Он порезал бровь, и я обработала рану.

– Его ударили по голове, – поправила Дакота, следуя за Карли и разговаривая с Брук.

– Я с Талией привыкла называть его Страшным парнем, потому что он всегда выглядит так, будто закричит на тебя, если ты с ним заговоришь.

– Может кто-то еще подумал, что он страшный прошлой ночью, – предположила Дакота.

– Может он кричал на кого-то, – сказала Брук.

Дакота и Брук смеялись так, словно уже выпили по бокалу, когда прошли в гостиную.

– Он не страшный.

Голос Карли был слегка ворчливым. Дакота и Брук остановились на ходу.

– Правда, правда, – произнесла Дакота. – Он милый, – она повернулась к Брук. – Карли считает, что он милый.

Карли покраснела, внезапно почувствовав себя неловко. Она поняла, что у нее давно не было подруг, с которыми можно было вот так поболтать.

– Вау. Ты живешь здесь? – Дакота театрально огляделась вокруг. – Такой вид, сверкающая кухня и клевая лестница в спальню-лофт. Я хочу здесь жить.

Брук прошла в центр комнаты, она стояла там, повернувшись к ним спиной. Она была здесь прежде, вспомнила Карли. С Талией.

– Брук?

Ее голос стал тише.

– Я не уверена насчет своих чувств от возвращения сюда.

– Ты в порядке? – спросила Карли.

Брук повернулась.

– Да, в порядке. Все выглядит иначе с тех пор, как я последний раз тут была.

Она хочет вспомнить или забыть?

– Тогда все было покрыто слоем краски.

Это было неоконченной фразой, чтобы Брук сама решила.

– Как мне кажется, тот же цвет. Все же она кажется больше. Музыкальные принадлежности Талии занимали много места.

– Кто такая Талия? – спросила Дакота.

Карли рассказала историю Дакоте, которая решила, что такую информацию следует запить бурбоном и заесть шоколадом. Пока она обыскивала кухонные шкафчики на предмет бокалов, Карли присоединилась к Брук у окна, смотрящей вглубь комнаты.

– Она играла здесь, – сказала Брук. – Там, где было лучшее освещение.

– Она играла для тебя?

– Иногда. Она была застенчивой, но не возражала против публики.

Карли вспомнила комментарий Говарда о дырах в штукатурке.

– Стены, должно быть, выглядят сейчас голыми. У меня нет картин, чтобы повесить.

– У Талии их было не много. Некоторые были постерами с концертов, которые для меня ничего не значили и… – она пробежалась глазами по комнате, на ее губах расцвела улыбка, когда она указала пальцем на одно место. – Там было огромное полотно с изображением скрипичного ключа. И одна из моих фотографий, которую она повесила в рамку и разместила там.

Карли нахмурилась.

– Тогда для чего были все эти дыры?

– Я не знаю. Где они были?

Она указала на длинную стену.

– Говард сказал, что их пришлось залатать, прежде чем покрасить квартиру. Он подумал, что это может выглядеть как арт-галерея, так их было много.

– Не галерея, а… – она проковыляла вперед пару шагов на костылях и посмотрела в сторону квартиры Нейта. – Она имела привычку прицеплять при помощи «Блю Тек» Blu Tack – многоразовая пластилиноподобная липкая масса, выпускаемая компанией Bostik, используемая для закрепления легких объектов.

 нотные листы к стенам. Обычно несколько страниц, там, где практиковалась, так что она могла читать их, не переворачивая страницы. Там, – Брук подняла костыль, указывая им вдоль штукатурки, еще одна улыбка появилась на ее губах. – Верно, последние несколько раз, как я была тут, страницы тянулись всю дорогу до коридора. Я думаю, что была даже парочка рядом с входной дверью.

– Страницы с музыкой? – спросила Дакота, присоединяясь к ним с чашкой шоколадок.

– Да, – Брук взяла обертку. – Она сказала, что изучает сложный фрагмент, и что ей помогает, когда музыка все время перед ее глазами.

– Странно. Карли? – Дакота протянула чашку.

Она взяла одну, шоколад плавился у нее на языке, пока она представляла, как Талия приклеивает свои страницы: комкает пластилин, прижимает руки к стенам. Простукивает штукатурку… как и Карли, толкает и стучит, ищет вход внутрь.

– Говард сказал, что были и другие дыры, побольше.

Она соединила вместе большие и указательные пальцы, как делал Говард, чтобы продемонстрировать насколько большие.

– О, да. Здесь.

Брук быстро ударила резиновым концом костыля в воздухе, будто они могли так появиться.

– Талия говорила, что пыталась найти место для крючка. Хоть, дыра и была низко, и мы пошутили, что она сделала ее, практикуя кикбоксинг. Она прикрыла ее листом с нотами ради смеха, ну знаешь, ведь ей бы пришлось встать на колени, чтобы прочитать его.

– Была еще другая большая дыра в лофте, – сказала Карли.

– Правда? – засмеялась Брук. – Руки Талии рождены для струн и смычка, а не для молотка и гвоздей, – как только слова сорвались с ее языка, улыбка увяла. – А теперь она не может использовать их вообще.

Карли хотела спросить больше, например, когда Талия продолбила дыру? Зачем она искала место для крюка так низко на стене? Она волновалась из-за безопасности. Но Брук поджала губы в тонкую линию, и она отвернулась, спросила Дакоту, налила ли та напитки. Да какое право Карли имела просить Брук погружаться в ее грустные мысли.

* * *

– Я не уверена, что бурбон и ножницы – хорошее сочетание, – уведомила Карли.

Дакота приподняла прядь волос и щелкнула.

– Нет никаких законов, запрещающих распитие и стрижку.

Она достала Большой длинный список и пригласила Брук присоединиться помочь с сортировкой. Еще десять профессий были вычеркнуты, а несколько напитков растянулись на целый вечер.

Брук и Дакота обменялись номерами телефонов, прежде чем первая ушла, слегка пошатываясь на своих костылях.

– Напиши мне смс, когда доберешься домой, – крикнула Карли из входной двери, – чтобы мы знали, что ты еще раз не упала с лестницы.

Было уже одиннадцать часов, когда Карли нашла подушку и одеяло для Дакоты и оставила ее спать на диване. В ванной комнате, она высыпала таблетку снотворного на свою ладонь, задумавшись о ней, как и делала каждую ночь с тех пор, как купила их. Она прошла через все за и против сегодня вечером: она хотела поспать, пока Дакота была здесь, но бурбон и седативные были плохим сочетанием. Затем последовали привычные аргументы: она не была уверена, что от того, что она вырубится, к ней не придет с визитом мужчина в черном, или, что она не убьет себя падением с лестницы, если будет передозировка, и, что может быть безопаснее, если она сможет проснуться. И девушка бросила таблетки в раковину.

* * *

Карли резко распахнула глаза от тревожного темного чувства, горящего в груди. Она повернула голову, всмотрелась в темноту. С приглушенным стуком она вскочила на пол и стала скрытно двигаться по комнате, пол холодил ее ступни, свет ночника освещал лестницу.

У перил, она всмотрелась в пустоту по другую сторону, пространство, казалось, бомбардировало ее страшными картинками: фигура, склонилась над ней, кровь, лужицей собралась вокруг головы, дыры в стенах.

Звук, напоминающий вздох.

– Дакота? – тихо позвала она.

Ответом послужил быстрый, тихий стук. От этого кожа на голове у Карли стала покалывать, ее разум пробежался по сценариям: кто-то пробрался внутрь, вышел, нашел Дакоту, причинил ей вред.

– Дакота? – в этот раз ее голос прозвучал твердо, четко.

– Дерьмо.

Звук дыхания.

– Ты в порядке?

– Пошла за стаканом воды.

Еще один удар.

– Включи свет.

– Не хотела будить тебя.

– Слишком поздно.

Нержавеющая сталь сверкнула в свете лампочек. Лицо Дакоты появилось внизу, зажмуренное от яркого света.

– Уже утро?

– Сейчас глубокая ночь.

– Ох. Возвращайся в постель.

– Иду.

Под одеялом с сильно бьющимся сердцем Карли прислушивалась к перемещениям Дакоты, видела отблеск света снизу, а затем опустившийся мрак. Она думала о предыдущих ночах и о черных-на-черном тенях, которые парализовали ее. Она хотела быть этой Карли, что движется без колебаний. Первый раз за годы, она хотела быть той Карли, которой она была раньше.

Глава 31

Карли полностью погрузилась в домашнее задание, когда стук в дверь заставил ее поднять голову в первый раз за час. Она оставила цепочку на двери, когда открыла ее.

– Есть минутка? – спросил Нейт.

– Нам может понадобиться больше, чем минутка.

Она улыбалась, когда открывала замки. Затем она увидела сумку у его ног.

– Я буду отсутствовать всю ночь, – сообщил он.

– Ладно.

– Я останусь у сестры.

– Хорошо.

– В Мейтленде.

Она прислонилась к косяку, гадая, чем был вызван этот короткий разговор. Не было никакого обсуждения их статуса отношений, никаких предположений ни с одной из сторон, что симпатия и секс сделали их парой. Это одновременно и приободряло, и приводило в замешательство. У Карли был огромный послужной список из того, чего она хотела слишком много, слишком быстро. Часть ее хотела ускорить события. Порхающие бабочки в ее груди, призывали девушку удержать его, сделать это чем-то, в чем она могла укрыться, как и раньше. Другая часть ее была заинтригована их подвешенным состоянием, ощущением, что, что бы ни собиралось происходить между ними, оно еще не произошло. Сейчас он рассказывает ей о своих планах, считает, что она должна знать.

– Хорошо, – медленно сказала она.

– Просто дал тебе знать, – сказал он. – На всякий случай.

На случай, если она проснется, крича, посередине ночи. Не то же самое, как «На случай, если ты будешь думать, где я».

– Спасибо.

Он улыбнулся.

– Тебе следует делать это чаще, – сообщила ему она.

– Оставаться у сестры?

– Так улыбаться.

– Я не умею делать все на свете.

– Ты можешь поцеловать меня перед уходом?

Он сперва осмотрел коридор. Она стала ожидать короткий и вынужденный поцелуй, но он был долгим и медленным, его рот накрыл ее, будто мужчина ждал приглашения.

– Позвони мне, если будет надо.

– Я буду в порядке. Уже большая девочка.

Она вернулась к домашнему заданию, но не могла сконцентрироваться, его прощальные слова застряли у нее в голове. Нейт думал, что она не может позаботиться о себе сама? Или он надеялся, что впустит его в следующий раз, как проснется, рыдая и ползая по квартире в три утра?

Этого не происходило почти две недели. Не происходило с тех пор, как она спала с Нейтом. Забавно, если секса было достаточно, чтобы успокоить ее подсознание. Ей не нужно было рассказывать ему, из-за чего все было. Она поняла, что в этом нет нужды, ведь он не спрашивал. Возможно, вовсе не нужно, если его тело решило все проблемы.

Она задрала край ее спортивных штанов и пробежалась пальцами вдоль голеней – синяки почти сошли. Она закатала рукава, положила кончики пальцев туда, где были четыре овала. Да, они были от руки, и она сама себе их нанесла. Напугалась до такой степени, что все превратилось в смазанное пятно. Сонный паралич и тревога.

Несколько часов спустя, она стояла в ванной комнате в своей пижаме с пластинкой снотворных таблеток в руке и в ожидании ночного спора. Эйфория от уикенда с Дакотой и Брук длилась весь понедельник, разговоры и смех стали новой формой энергии. Сегодня вечером, она закончила домашнее задание, съела здоровый ужин, выпила травяной чай и позанималась глубоким медитативным дыханием. Не так приятно, как Нейт в ее постели, но ее стало тянуть в сон, и она чувствовала себя… хорошо. Намного лучше, чем следовало бы ожидать через три дня после похорон Элизабет.

Она была большой девочкой, сказала она себе. Ее подсознанию просто надо напомнить, как это делать. Девушка бросила блистер обратно на раковину.

Он – вес, жар и острое давление костей. Усевшийся верхом на ней.

Внутри она отпрянула. Снаружи ее тело приковано к месту. Страх бьется в ней как пульс.

Голоса кричат в ее голове. Слова, предупреждения и крики тревоги, но она шипит на них. Она должна сконцентрироваться. Она должна увидеть. Должна…

Его дыхание на ее лице неспешно, слегка сладкое. Ее же заперто в груди. Он ощущает это? Вероятно, ему это нравится. Вероятно, вот почему он здесь. Чтобы почувствовать, как она дергается под ним.

Он опускается на нее. Бедра к бедрам, ребра к ребрам. Она ощущает, что ее грудь обнажена, чувствительна.

Его голос раздается в дуновении воздуха вдоль ее щек.

– Ты хорошая сегодня, Карли.

Это похвала. Он доволен ей. Она хочет выцарапать его глаза, сжать кулаки и ударить ему по челюсти.

– Ты не подведешь меня. Ты моя лучшая, Карли.

Рвота жжет ее горло.

Легкое, нежное прикосновение к ее лицу простреливает через нее, как электрошок. Она резко отдергивает лицо. Резкое, инстинктивное движение. От него болит шея, заставляет ее ахнуть от боли и удивления. Оно рушит долгий, растянутый момент под его заклятьем.

Она мотает головой в другую сторону. Рука на ее щеке находит ее горло, сильно сжимает под ее подбородком. Не душа ее, а удерживая. Из ее рта вылетают звуки, захлебывающиеся, рвотные, которые словно не принадлежат ей. Не звучат как крик, ругань и кипящая ярость в ней. Она бьется под его рукой, дергает плечами, как будто пытается втиснуться. Пальцы под ее подбородком сильнее сжимают ее горло. Он пытается нащупать пульс? Может, она приспосабливается. Может, это так и ощущается: содроганиями ярости, взрывной энергией.

Утробное рычание. Оно исходит от него. Он вдавливает ее в матрас. Кулак на ее груди, надавливает ей на грудину. Что-то жесткое на животе вытесняет воздух из нее легких. Колено, его колено.

Ее руки бьются по бокам. Бесполезные, странно ощущающиеся, как будто она позаимствовала их у кого-то другого и не может управлять ими. Они контактируют, ее ногти проходятся по одежде. Затем ее предплечья прижимают вниз. Он силен, она слаба. Это сдерживание, а не борьба. Но она не может перестать сражаться. Не теперь, когда она, наконец, может.

Она слишком слаба, чтобы причинить ему вред. Это жалко. Он удерживает оба ее запястья в одной руке. Прижимает их к ее груди. Другую руку он запустил ей волосы, скручивал и тянул, что она подумала, что ее скальп оторвется.

– Не шевелись, – грубый шепот.

 У нее не было выбора. Она молчала и могла услышать, как он задыхается от приложенных усилий.

– Дыши, Карли.

Она сжала зубы, закрыла глаза, вдохнула.