Текст книги "Тлеющий уголек (ЛП)"

Ашер: Я знаю, что есть. Я буду ждать тебя на танцах в 7. И я буду одет как художник ;)

  Я кладу свой телефон, когда он снова пишет мне.

Ашер: И Эмбер...Прошлая ночь была удивительной. Я не хочу потерять тебя...Я хочу, чтобы каждая ночь была как прошлая.

Я не уверена, что думать об этом сообщении, но вот мое тело чертовски уверено. Оно уже завелось, стоило только подумать о нем. Пожалуйста, пожалуйста, ну пусть он не будет серийным убийцей. Он слишком сильно мне нравится. Я швыряю телефон на кровать. Сейчас день, но я устала и начинаю забираться в кровать, чтобы немного отдохнуть.

– Йен! – крик моей мамы разносится по дому.

Вздохнув, я выбираюсь и спешу по коридору в её комнату. Её кровать разобрана, а униформа разбросана по полу. Дверь в ванную закрыта, а ручка покрыта кровью.

 Я бесшумно подхожу к двери:

– Мам? Ты там?

 Она плачет с той стороны:

– Уходи... Мне нужен Йен.

 Я дергаю дверную ручку и толкаю дверь:

– Мама, открой дверь. Йена сейчас нет, зато есть я.

– Нет! – кричит она. – Я не хочу, чтобы ты была здесь. Ты убийца! Ты убийца! Ты убила свою бабушку!

 Я тарабаню кулаком дверь:

– Мам, пожалуйста, просто открой дверь. Ты на хрен пугаешь меня.

 Что-то ударяется с той стороны двери, и я слышу звуки разбивающегося стекла. Я бегу в комнату, хватаю с комода телефон и на обратном пути к её спальне набираю Йена.

 Он поднимает трубку через три гудка:

– Йоу, йоу, йоу. Как дела? – он пьян, хотя сейчас только обед.

– Тебе нужно приехать домой, – требую я.– Сейчас. У мамы один из её кризисов, а разговаривать она хочет только с тобой.

- Что? – он вдруг звучит трезво.

– Она заперлась в... – я затихаю, входя в ее комнату. Дверь в ванную открыта. – Йен, просто приезжай сейчас. И заставь кого-то трезвого отвезти тебя.

– Хорошо, – говорит он, измотано. – Я скоро буду.

  Я вешаю трубку, кидаю телефон на кровать и захожу в ванную. Белая плитка покрыта осколками стекла, а раковина и зеркало в пятнах крови. Душевая занавеска сорвана с рейки и таблетки разбросаны внутри ванны.

– Мам. – я иду обратно в спальню и заглядываю под кровать. – Йен в пути, и он просил сказать тебе, что все хорошо, и чтобы ты поговорила со мной. – я подхожу к двери шкафа и открываю его. – Мам?

– Я не там, – её леденящий душу голос раздается над моим плечом.

 Я оборачиваюсь и прижимаю руку к сердцу, семеня назад:

– Ты напугала меня.

 Она стоит в дверном проеме с ножницами в руке. Знак Х на ее лбу заливает кровью глаза, и передняя часть ее рубашки забрызгана кровью.

– Для всех плохо находиться рядом с тобой. – её глаза бесчувственны, будто она оторвана от реальности. Кровь сочится из ее запястий, когда она поднимает ножницы над головой. – Ты убийца! Копы так считают! И бабушка так считала, хотя она не могла мыслить разумно. Но ты все равно сделала это.

 Я держу руки перед собой и медленно пячусь назад, подбираясь к телефону:

– Мама, сколько таблеток ты приняла?

– Достаточно, чтобы ушла боль – он сказал, что я должна была, – она входит в комнату, затем останавливается, наклоняясь назад, будто кто-то шепчет ей на ухо. – Да, знаю, но она не...Хорошо, я постараюсь. – она переводит на меня свой бездушный взгляд. – Эмбер, моё милое дитя, почему ты вообще должна была родиться? Йен был нормальным, и твой отец и я были счастливы, что его расстройство не передалось ему. Но потом появилась ты, и мы увидели это в твоих глазах. Как ты разговаривала с пустотой и нашептывала секреты растениям, забирая их жизненные силы.

– Я... – она знает обо мне? – Мам, о чем ты говоришь? – я продолжаю нащупывать вокруг себя телефон. – И у отца не было шизофрении, просто все так думали.

– Я говорю не о шизофрении! – кричит она, у нее покраснело лицо и вздулись вены. – Я говорю о проклятии, лежащем на тебе.

Мои пальцы коснулись края телефона.

– Мама, просто успокойся...

  Она бросается на меня с ножницами. Я прыгаю на кровать и несусь в ванную, но она обегает вокруг кровати и хватает меня за ноги, опрокидывая меня. Я падаю на спину, она поднимает руки и погружает ножницы в мою грудь.

– Мама... – река крови течет из моей груди, и я хватаю воздух.

 Она наклоняется ко мне и выжидающе смотрит, будто сейчас произойдет какое-то чудо.

– Мне жаль, мой сладкий ребенок, но он заставил меня сделать это. Смерть более убедительна, чем разум, – она гладит мои волосы.

 Кровь заливает мне горло и вытекает из моего рта, когда я выдергиваю ножницы из груди.

– Мама...

 Она кладет руку мне на сердце.

– Давай, возьми её. Я знаю, ты можешь. Ты сделала это со своей бабушкой.

  Кровь продолжает течь из раны на груди и, словно река, бежит по её руке. Я смотрю ей в глаза, удивляясь, это действительно она или ночью её разум окончательно покинул ее.

  Бум, бум, бум, бум. Мое сердце поет смертельную песню.

– Бери, Эмбер, – просит она с широко открытыми глазами. – Пока не поздно.

  Мои глаза закрываются, когда сердце допевает последнюю песню, мои вены пусты, а легкие сжимаются. Я позволяю себе уплыть в сон – или в смерть, когда ощущаю чужое присутствие в комнате и с трудом поднимаю веки.

Мрачный Жнец поджидает за мамой, его темные глаза скрываются под капюшоном. Он что-то шепчет ей на ухо, а затем отступает назад.

– Пора, – говорит она, протянув ко мне руку. – Пожалуйста, Эмми. Пора. Песчинки закончились и мои песочные часы пусты.

– Бери, Эмбер, – искушает Мрачный Жнец с раздражающей ухмылкой. – Возьми ее жизнь.

  Я ощущаю грохот ее сердечного приступа с молчанием моего. Её кровь смешивается в моих жилах и наполняет легкие. Я задыхаюсь и в ужасе наблюдаю, как ее кожа сморщивается, и она становится в два раза старше.

– Мамочка, – я сбрасываю руку с ее груди, и она падает на пол. Я нависаю над ней, проверяя ее пульс. Она выглядит такой старой и немощной... такой... безжизненной.

 Жнец наблюдает за мной из угла комнаты, прислонившись к стене, и выглядит довольным.

  Я бросаю в него ботинком:

– Я ненавижу тебя! Ты разрушил мою чертову жизнь!

– Какого черта? – говорит кто-то позади меня.

 Я оборачиваюсь, Йен стоит прямо за мной. Его глаза широко открыты и наполнены беспомощностью, когда он смотрит на нашу мать, лежащую мертвой на полу.

 Смех Мрачного Жнеца эхом стучит в моей голове, проникая сквозь стены комнаты.

– Вызови чертову скорую! – ору я на Йена, и начинаю делать искусственное дыхание маме, нажимая на ее грудь, умоляя ее сердце биться вновь.

 Он удивленно моргает и быстро достает телефон из кармана. Слезы льются из моих глаз, в то время как я нажимаю на её грудь и выдыхаю в нее воздух. Я продолжаю делать это, пока не приходят парамедики и не забирают ее. Но даже когда они катят ее на носилках, она продолжает дышать самостоятельно. И она все еще такая старая.

  Они погрузили ее в машину и с мигалками рванули в больницу. Мы с Йеном садимся в его машину, и он дает мне свою куртку. Я надеваю ее и прикрываю кровь на своей рубашке. Но я не могу скрыть кровь на своих руках.

  И так будет всегда.

Глава 17

Мы с Йеном вернулись домой позже той же ночью, когда маму стабилизировали и накачали успокоительным. Она приняла повышенную дозу лекарств, плюс в её организме были найдены следы наркотиков и алкоголя. К тому моменту, как врачи помогли ей дышать, внезапное старение прекратилось. Но осталось несколько лишних морщинок вокруг глаз и немного больше седины в ее волосах.

  Она находится под наблюдением, и мы не сможем видеть ее до полного завершения психического анализа. Мы почти не разговариваем друг с другом и Йен прямиком направляется в свою студию. Он не знает, что произошло на самом деле и это хорошо, потому что он не сможет справиться с этим знанием: то, что у мамы была передозировка, и она порезала себе лоб и запястья.

– Если тебе что-то понадобится, – зову я, пока он плетется вверх по лестнице, – пожалуйста, позови меня.

– Конечно, – бормочет он, по пути стягивая ботинки. – Я просто пойду порисую немного.

  Я сомневаюсь, что он будет рисовать. Он, скорее всего, запрется в своей комнате и будет курить до отупения. Как только он оказывается наверху, я падаю на диван, поджав под себя ноги.

– Все, что я хочу– это спать вечно. Пожалуйста, просто дайте мне спать вечно.

 Я смотрю в окно, как ворон летает снаружи, назад и вперед, назад и вперед, а затем приземляется на подоконник. Он расправляет свои маленькие крылья и смахивает несколько перьев.

– Уходи, – я бросаю диванную подушку в окно.

 Спрятав свои крылья, он вращается по кругу, и я бросаю в него ещё одну подушку. Раскрыв клюв, он каркает. Я нехотя стаскиваю себя с дивана и кладу руки на стекло.

– Почему бы тебе просто не уйти?

  Удовлетворив мое желание, он летит в сторону дома Камерона. Уже поздно, большинство домов темные, но на чердаке у Камерона горит свет. Мной овладела ярость, не принадлежащая мне, горящая безудержно, как лесной пожар. И будто мои ноги больше не принадлежат мне, я выхожу через входную дверь и бегу через дорогу. На мне до сих пор пижама, в которой я была в полиции и кровь по-прежнему на рубашке и руках, но это нормально. Я отправляюсь туда не чтобы поражать его.

 Его джип припаркован перед домом, а шины покрыты кусками грязи. Я прикрываю руками глаза, пытаясь заглянуть в окно, размышляя не найду ли я веревку и рулон скотча, вроде тех, что видела в знамении смерти Маккензи.

– Ищешь что-нибудь интересное? – насмешливый голос Камерона поразительно близко.

  Медленно, я поворачиваюсь к нему. Он стоит ближе, чем я ожидала, и моя нога скользит с края обочины, сдвигая меня в сторону.

– Полегче, – он ловит меня за руку и тянет на обочину. На нем потертые джинсы, никакой рубашки и кожа практически светится под тусклым лунным светом. К тому же, в его светлых волосах и на руках пыль, что странно.

  Я высвобождаю руку, и на ней остаются пыльные следы его ладони.

– Зачем ты это сделал?

  Он знает, о чем я говорю– это ясно по его спокойному выражению лица.

– Но я не делал этого.

– Да, сделал. – я стираю пыль с руки. – Ты был единственным, кто знал местонахождение моей машины.

– Я?! – он качает головой, и пыль сыпется с его волос. – Потому что у меня было ощущение, что ты не смогла бы сама выбраться из машины в ту ночь.

– Откуда у тебя такое ощущение? – спрашиваю я.– И почему в твоих волосах грязь? Ты снова копал могилы, ища ваши, – я делаю воздушные кавычки, – «фамильные драгоценности»?

– На самом деле, в итоге я нашел их в самом неожиданном месте. – его глаза путешествуют вверх по моему телу и задерживаются на дыре в рубашке. – И я думаю, что это я должен задавать тебе вопросы. Начнем с того, почему ты выглядишь так, словно совершила убийство.

– Скажи мне, Камерон, – я изо всех сил старалась сохранить самообладание, но срываюсь и тычу его пальцем в грудь. – Что случилось с Маккензи прошлой ночью после моего ухода?

 Он склоняется к моей голове и упирается рукой о крышу джипа.

– А что? Ты ревнуешь?

– Ревную, что не единственная, кого убили? – я прислоняюсь к джипу и скрещиваю руки.

– Знаешь, мне кажется я единственный, в отношении кого ты такая вспыльчивая. – он наклоняется, и его глаза потемнели. – С остальными, с кем я тебя видел, ты была милее, чем могла бы быть. И была со мной такой сначала, но теперь... что случилось?

– Ты отшил меня на озере, – признаю я, отодвигаясь от него настолько, насколько возможно, но я уже довольно сильно прижата к двери джипа. – А потом рассказал полиции, где моя машина после исчезновения Маккензи.

– Я не говорил полиции, где твоя машина, – говорит он и его рука находит мое бедро. – Что было первой вещью, что я рассказал тебе о себе? Что я не лгу.

– Я думаю, это девиз лжецов.

 Он разочаровано опускает голову, и его волосы щекочут мой нос.

– Эмбер, Эмбер, Эмбер, что же мне с тобой делать? – он поднимает голову, и печаль возвращается в его глаза. – Это все из-за того, что я флиртовал с Маккензи, и единственная причина, почему я это сделал, чтобы ты приревновала меня – и почувствовала, что почувствовал я, когда появился в твоем доме и увидел, что какой-то парень спит с тобой в постели.

– Знаешь, что? – я ныряю под его руку, но он ужесточает хватку на моем бедре, тянет меня обратно к нему, ударяя о дверь. – Я даже не знаю, зачем я пришла сюда. Должно быть, это был безумный порыв.

– Потому что ты хотела увидеть, убил ли я её, – говорит он, притягивая меня к себе. Он облизывает свои губы и наклоняется ко мне, собираясь поцеловать.

  Покачав головой, я вырываюсь из его пальцев, и на этот раз он отпускает меня. Я мчусь по улице, но останавливаюсь, когда он поизносит:

– Вот что ты думаешь. Что я убийца, но ты ошибаешься, и я могу это доказать.

  Я оглядываюсь через плечо:

– Я не куплюсь на твой блеф.

  Он машет мне, чтобы я следовала за ним, когда идет обратно через лужайку:

– Пойдем со мной, и я докажу тебе это. – он входит в дом и оставляет дверь распахнутой. Через несколько секунд внутри включается свет.

 Я иду обратно к обочине.

– Неужели он действительно думает, что я пойду туда? – бормочу я про себя. Опять же, кажется, я не могу умереть, так что какая разница.

 Как тень, он маячит в дверях, подсвечиваемый светом:

– Ты идешь или так и собираешься стоять там в темноте и пялиться на дом?

 Я качаю головой и останавливаюсь снизу на крыльце:

– Всё, что ты хочешь мне показать, можешь показать снаружи.

  Он вздыхает и прячется обратно в дом. Через несколько минут высовывается блондинка.

– Эмбер, ты можешь просто притащить сюда вою задницу, – говорит Маккензи с ноткой мольбы в тоне. – Прежде, чем кто-нибудь поймет, что я здесь.

  Я оглядываюсь через плечо на дома, стоящие вдоль обочины и прихожу к умопомрачительному выводу, что я, вероятно, схожу с ума, как некоторые поэты прошлого. Или как Мрачный Ангел.

  Я взбегаю вверх по лестнице, мимо Маккензи и через лестничную площадку. Камерон закрывает дверь, и мы проходим в гостиную с темно-красными стенами и кирпичным камином. Полка украшена искусственными растениями и фотографиями. Над ней зеркало, отделанное золотой рамой, а воздух пахнет яблоками и корицей от зажженных свечей.

– Не так я представляла твой дом, – замечаю я, садясь на стул. Камерон и Маккензи сели на диван напротив меня. На Маккензи большая фланелевая рубашка и боксеры, и я не удивлюсь, если одежда принадлежит Камерону. У нее на запястьях и шее кожаные ремешки, будто она решила выглядеть как полугот.

– Копы думают, что я убила тебя, – говорю я ей. – Они привезли меня в участок для допроса пару ночей назад.

– Вау, девушка-убийца говорит, – сказала она ехидно. – Ты была такой тихой в школе, что я думала будто ты немая.

 Камерон кладет руку на её голое колено:

– Легче, помни, она знает, что ты здесь, так что веди себя хорошо.

 Она возмущено скрещивает руки на груди, сердито надувшись:

– Да, но только потому, что ты заставил меня впустить её. Лично мне плевать, думает она, что ты врешь или нет. – Камерон наклоняет голову, и она отступает. – Мне очень жаль. И прости меня, Эмбер. Слушай, дело в том, что... Ну, у меня проблемы дома. Все было на самом деле плохо, я сказала это Камерону на озере, и он посоветовал мне исчезнуть на некоторое время и отдохнуть.

– Ты ведь знаешь, что тебя все ищут? – говорю я с нажимом. – По всему городу расклеены листовки с твоим лицом на них. Это на самом деле скверно.

– Скверно? – она смеется, и слезы начинают катиться из её глаз. – Нет, скверно расти в доме, в котором росла я.

– У многих скверная жизнь дома, – сочувственно говорю я.

– Ох да, а что скверного в твоей жизни? – слезы текут по её загорелой щеке, когда она царапает кожу под ремешком на шее. – Твой отец использовал тебя, чтобы закрыть рабочие сделки со старыми извращенцами? Я просто хотела быть подальше от него хоть на минуту, просто дышать. Ты никогда не хотела просто дышать?

– Каждый день моего существования, – шепчу я.

 Камерон ловит мой взгляд и обвинительно приподнимает брови.

– Значит ты просто где-то ее спрятал, а затем разбросал по всему берегу перья и рисовал знак Х и песочные часы? – спрашиваю я, игнорируя его обвиняющий взгляд.

  Камерон сдвигает брови и закидывает руку за Маккензи.

– Я её спрятал, но не разбрасывал перья и не делал странных рисунков. Зачем нам это делать?

– Чтобы сделать ее исчезновение похожим на остальные, – говорю я.

– Хорошая идея, но мы этого не делали, – отвечает он.

– Но так мне сказала детектив, – я откидываюсь в кресле, морща лоб. – Зачем она это сделала?

– Вероятно, чтобы задурить тебе голову, и ты проболталась, – Маккензи пожимает плечами и передвигает ленты на запястье. – Это их почерк.

       Когда мы с Камероном уставились на нее, она добавляет:

– Что? Я много смотрю «Закон и порядок», ладно?

 Я опустила ноги на пол, бурля тревожной энергией.

– Они думают, что я убила тебя... и думают, что убила Ладена.

– Нет, не думают. У них просто нет других зацепок. – глаза Камерона путешествуют вниз по моему телу. – Хотя если бы они увидели тебя сейчас, то заперли бы.

 Я обнимаю себя руками:

– Я попала в аварию.

 Он указывает через плечо:

– Так вот почему скорая помощь была у твоего дома?

 Я фокусируюсь обратно на Маккензи.

– И что я должна делать? Притвориться, что никогда ничего не видела и позволить им продолжать расследование против меня?

– Правда? – спрашивает она с надеждой, умоляюще сложив перед собой руки. – Это было бы здорово, по крайней мере, пока я не выясню, где смогу жить.

 Я тру свои измученные глаза.

– Я не хочу показаться грубой, но ты не можешь просто рассказать кому-то, что происходит?

  Она вымучено рассмеялась.

– Ты думаешь, я не пробовала? Но моя мать всегда на стороне отца, говоря, что я делаю это, чтобы привлечь к себе внимание. И мой отец важный спонсор Департамента полиции Hollows Grove.

– Он подкупил их? – спрашиваю я потрясено, и она утвердительно кивает. Мгновение я размышляю над проблемой, но особого выхода не нахожу. – Хорошо, я буду держать рот на замке, но, пожалуйста, постарайся что-то придумать, пока меня на самом деле не арестовали.

– Спасибо, Эмбер, – говорит она с благодарностью и опускает руки на колени. – Знаешь, мне жаль, что я так плохо относилась к тебе в школе. – она встает и обнимает меня.

  Мои глаза широко раскрыты, когда я подготавливаю себя, но её смерть не объявляется.

 Она отходит к двери и говорит Камерону:

– Я собираюсь прилечь, Кэм. Я очень устала.

 Она исчезает в дверях, а я поворачиваюсь к Камерону.

– Всё это еще не объясняет, как копы узнали, где мой автомобиль, – говорю я.

– Я не могу ответить на этот вопрос, – он опирается руками на колени и сцепляет пальцы. – Единственное, что я могу сказать, что это был кто-то, кто знал где находился твой автомобиль.

Ашер. И, возможно, человек, что преследовал меня в ту ночь.

– Кто-то спас тебя? – недоумевает он с обвинением в глазах. – Или ты самостоятельно выплыла из машины?

– У меня отличная паническая реакция, – я поднимаюсь на ноги. – Мне нужно идти домой. Уже поздно.

  Он провожает меня до двери, но как только я ее открываю, закрывает.

– Могу я показать тебе кое-что, прежде чем ты уйдешь? – к нему вернулся тот хороший парень, как когда мы впервые встретились и краткие моменты в его джипе.

  Вздохнув, я поднялась с ним в его комнату. Здесь большая кровать в центре комнаты, высокий комод в углу и дверь, которая выходит в небольшой внутренний дворик с походным стулом. Стены черные и пустые, за исключением белой разлинованной стены и стихов на ней.

– Это твои слова? – спрашиваю с удивлением, и он кивает. Я подхожу к стене и читаю центральный стих. – В отдельных полях черные перья, птицы летают. Четыре крыла, два сердца, но одна душа. Они соединяются в середине, но разделены тонкой линией пепла. Это то, что объединяет их, пока их перья не разрываются. Они никогда не могут действительно быть вместе, как свет и тьма. Разве что, один из них не принесет окончательную жертву, задув свою свечу, и присоединится к другим в темноте.

 Камерон с интересом за мной наблюдает.

– Как думаешь, что это значит?

– Они никогда не смогут быть вместе, – говорю я, пробегая пальцами по словам. – Разве что один умрет? Но почему? Что делать если один улетел в земли мертвых?

– Это то, с чем тебе придется разбираться самостоятельно. – он отколупывает кусочек крови с моей рубашки. – И ты должна знать, что поэт не любит объяснять смысл своих слов.

  Я грызу ноготь:

– Да, я полностью понимаю. Но ты должен знать, как поэт, у меня есть желание понимать слова.

– Знаешь, – он делает шаг ко мне, – мы так и не сходили на поэтическую дуэль.

– Это не моя вина, – напоминаю я ему, отступая.

– Ты убежала, – он кладет руку на мое запястье и нежно проводит до плеча. – Я пытался заставить тебя ревновать.

– Камерон, – говорю я с осторожностью, глядя на стену. – Ты, случайно, не видел на озере черную машину с тонированными стеклами?

  Его пальцы достигают ключицы, и он кружит по моей коже.

– Нет, а что? Что-то случилось с этой машиной?

  Ощущение тишины ошеломляет мой разум, и я чувствую, что тянусь к нему, когда его рука путешествует вниз к моей груди. Но лицо Ашера появляется перед моими глазами, и я трясу головой, выдыхая его прикосновения.

– Я должна идти.

 Его пальцы спускаются вниз по моему телу, когда я поворачиваюсь, чтобы уйти, и он тянет меня за край рубашки.

– Ты можешь остаться, если хочешь. И можешь спать в моей кровати. – он невинно поднимает руки. – Я обещаю не трогать тебя, только если попросишь.

– Маккензи ты то же самое сказал? – спрашиваю я, выгнув бровь.

– С Маккензи мы просто друзья, – он улыбается, намерено скользя костяшками пальцев по моему животу. – Но мне нравится, что тебе не безразлично.

  Я отхожу назад, между ним и дверью.

– Давай, Эмбер, – он уговаривает меня голосом, которому трудно сопротивляться и тянет меня за рубашку к себе.

 Я позволила притянуть себя к нему, размышляя, как он будет ощущаться внутри меня. Я буду чувствовать то же, что и с Ашером? Или будут различия?

– Пожалуйста, останься со мной, – он почти умоляет.

  Я вкладываю всю силу воли в свои ноги и отхожу к двери:

– Извини, Камерон, но я думаю, ты слишком для меня.

– Все девушки так говорят, – шутит он, но огромное море боли появляется в его глазах, когда он отпускает мою рубашку. – Подожди. Я провожу тебя до двери.