Текст книги "4 месяца (ЛП)"

Автор книги: Джессика Гаджиала

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

– Нужно было, чтобы вы не относились к нему по-другому, – повторила я.

– Да, такое дерьмо, как то, что он никогда не может стоять в очередях или находиться в местах, где слишком много народу, слишком шумно, как он ненавидит, когда к нему слишком сильно прикасаются. – Ну, это определенно не было моим опытом общения с ним. Но, я думаю, это было что-то совершенно другое. – Я видел тебя с ним дважды. И оба раза его руки были на тебе, – сказал он, словно пытаясь разобраться в чем-то, размышляя вслух. – Я думаю, может, ты ему подходишь.

– Он мне действительно нравится, – призналась я, понимая, как хорошо, что я могу сказать это по-настоящему, серьезно, дать кому-то понять, что я чувствую. Даже если это был не тот человек, с которым я должна была об этом говорить.

– Надеюсь, ты примешь его таким, какой он есть. Ты не сможешь его изменить.

– Никто никого не может изменить, – напомнила я ему, пожимая плечами.

– Твой отец знает о вас двоих? – спросил он, скривив губы.

– Я, ах, ну… Я упоминала о работе на него. Нам нужно было о многом поговорить сегодня. Я не хотела нагромождать.

Я должна была разобраться с этим, с ситуацией с моим отцом.

Я все еще оставалась при своем мнении, что он перешел черту, предал меня, сделал что-то непростительное. Тем не менее, я начала складывать некоторые вещи воедино. Например, как его действия привели к тому, что я провалилась из академии, что я встала на нелепый путь мести, что заставило меня показаться ему пропавшей без вести, и он нанял Барретта, чтобы найти меня.

Он нашел меня.

И все изменилось из-за этого.

В хорошем смысле.

Неожиданным образом.

Так, как я никогда не могла предположить.

И за это я была благодарна.

Поэтому, несмотря на то, что нужно было провести серьезный разговор о том, чтобы сделать шаг назад и позволить мне принимать собственные решения без его вмешательства, я не думала, что прощение будет трудно найти.

Иногда жизнь работает именно так.

То, что казалось сокрушительным, когда происходило, в итоге оказывалось благословением, ведущим тебя к чему-то бесконечно лучшему.

– Понимает ли Барретт, что это будет проблемой?

– Что будет проблемой? – спросил Барретт, придвигаясь ко мне, его рука рассеянно скользнула мне за спину, пальцы впились в бедренную кость. По крайней мере, я надеялась, что это было по рассеянности, а не по плану, не для того, чтобы устроить шоу для его брата.

– Что встречаешься с единственной дочерью детектива.

– Он больше не детектив.

– Конечно, детектив, – сказал Сойер, улыбаясь, наслаждаясь предстоящей судьбой своего младшего брата. – И ему не понравится, что ты лезешь к его ребенку.

– Она не ребенок.

– Да, попробуй ему это сказать, – усмехнулся Сойер, положив руку на плечо брата и направившись к остальным членам группы.

– Все еще нервничаешь?

– Я осваиваюсь, – сказала я ему, и это было правдой. Волноваться было не о чем. Все они просто были счастливы, что я с Барреттом, что у него есть что-то хорошее, нормальное в жизни, что-то кроме его работы и навязчивой заботы о попугае, который даже – технически – не принадлежал ему.

Рия вошла на кухню, ее дочь последовала за ней, катая игрушечную машинку по стенкам шкафов.

– Знаешь что, Рия? – спросил Барретт, и в его голосе было что-то странное, что-то почти зловещее.

– Что? – спросила она, казалось, не заметив тона, и повернулась с небольшой улыбкой.

– Я думаю, она уже достаточно взрослая, чтобы завести собственную морскую свинку, не так ли?

– О, Боже мой. Забудь уже об этом, – потребовала Рия, закатывая глаза. – Ты любил эту свинку, и ты это знаешь! Он ел лучше, чем ты. Я буквально никогда не видела, чтобы он клал в рот салат, – продолжала она, обращаясь ко мне, – но когда я приходила к нему домой, когда Дейт был жив, его холодильник был полон всякой всячины. Я даже не думала, что он знает, что такое мангольд, но он там был. Для грызуна.

– Дейт? – спросила я, подняв бровь на Барретта.

– Я, ах, не мог придумать ничего другого.

– Мне нравится. Оно другое. Не приторно, как Пипсквик, и не предсказуемо, как Бекон, Гамлет или что-то в этом роде.

– Морские свинки – это не настоящие свинки. Эти имена все равно не имеют смысла.

– Это правда. Почему ты не завел еще одну, когда твоя старая умерла?

– К тому времени у меня уже был Диего. Он и сам по себе не промах.

– Это справедливо. Он скоро вернется?

– Люс и Эван взяли его с собой во Флориду. Я думаю, они вернутся в конце этого месяца. Тогда он, вероятно, останется у нас на несколько недель, чтобы они могли отдохнуть.

Вот опять.

Нас.

Мое сердце сжалось, услышав это.

Взглянув на Рию, я увидела мягкость в ее глазах, как будто она точно знала, что я чувствую, как важно слово «мы», когда отношения только начинаются.

Она не знала, однако, что я понятия не имела, действительно ли он это имел в виду.

Но как раз в это время вернулся Тиг и объявил, что пора есть. И все стало немного суматошным – в хорошем смысле – на некоторое время.

Будучи ребенком, после развода и единственным ребенком, я никогда не наслаждалась хаосом больших семейных собраний.

Это было полно смеха и улыбок, поддразниваний, внутренних шуток.

Мы уже приступили к десерту, когда мне показалось, что прошло совсем немного времени.

Я взглянула на Барретта, ожидая увидеть улыбку, которую я видела на всех остальных, но вместо этого увидела напряжение: его позвоночник выпрямлен, в челюсти тикает мускул, пальцы открываются и закрываются на коленах ног, вероятно, пытаясь не поцарапать руку и не заставить семью и друзей волноваться.

– Немного громко, да? – спросила я, придвигаясь немного ближе и прижимая свою руку к его руке. Я протянула руку, схватив ближайшую ко мне и притянув ее к себе на колени, держа его одной своей, а другой проводя по нижней стороне его предплечья, надеясь, что это поможет справиться с желанием почесаться, время от времени позволяя ногтям впиваться в самую малость. Но я не отвлекалась, участвовала в разговоре, не желая, чтобы кто-то смотрел на него по-другому. Или слишком много думал о том, что я пытаюсь сделать что-то маленькое, чтобы – надеюсь – помочь ему успокоиться.

К тому времени, когда все начали вставать, собирая посуду, напряжение, казалось, исчезло из челюсти Баррета. Он вытащил свою руку из моей, повернул ее и сжал мое бедро.

Когда через полчаса мы загрузились в машину, я решила, что наполовину влюбилась в семью Барретта.

И, если быть честной, я, возможно, наполовину влюбилась и в Барретта.

Ладно.

Может быть, больше, чем наполовину.

– В чем дело? – спросил он через несколько минут после того, как заглушил двигатель, вероятно, удивляясь, почему я не потянулась открыть свою дверь, хотя всю дорогу домой я жаловалась, что мне нужно выйти и немного прогуляться перед сном, потому что я наелась.

Там был чизкейк с начинкой. И пирожные. И кексы.

Я была профессионалом в деле питания, но даже я страдала.

– Могу я тебя кое о чем спросить? – спросила я, бросив на него взгляд.

– Да.

– Мы все еще притворяемся? – спросила я, израсходовав последние нервы, чтобы посмотреть на него.

– Притворяемся? – повторил он, сведя брови вместе.

Он не был человеком, способным улавливать тонкости.

И это оказалось сложнее, чем я ожидала.

– Просто… все стало физическим. И мы, ах, я не знаю. Мы были там, и ты сказал «мы», и ты положил свою руку… знаешь что, неважно, – поторопилась я, потянувшись к ручке своей двери.

Единственное, что удержало меня от того, чтобы открыть ее, это рука Барретта, накрывшая мою.

– Не надо, – потребовал он. – Мы еще не закончили.

– Правда, ничего страшного. Просто забудь об этом.

Но как я могла ожидать, что он забудет об этом, ведь мы были у него дома? Это не было похоже на то, что он просто высадил меня. Я не могла просто уйти от разговора.

– Посмотри на меня, – потребовал он, обхватив мою руку и слегка потянув ее, пока я не повернулась на своем месте, чтобы посмотреть на него. – Это довольно грустный день, когда я лучше в неловком разговоре, знаешь ли, – сказал он мне, пытаясь отшутиться.

Он слегка ухмыльнулся.

– Нам не нужно вести неловкий разговор.

– Я думаю, что нужно, – возразил он.

– Было бы неплохо выяснить все детали. Я имею в виду… теперь мы должны работать вместе. И все кажется немного сложным из-за, ну знаешь, твоей семьи и друзей и их предположений. Или, скорее, из-за того, что ты им сказал. Сейчас все немного запутанно. Я чувствую себя немного растерянной из-за всего этого.

Это было небольшое преуменьшение.

Но с годами я поняла, что когда речь идет об эмоционально сложном вопросе, касающемся мужчины в твоей жизни, то меньше шансов отпугнуть его, если ты немного приуменьшишь его значение. Даже если мне всегда было неприятно это делать.

– Я не думаю, что это растерянность.

– Ну, я растерянна, – настаивала я, наблюдая, как он поднимает руку.

– Я не закончил, – сказал он мне, губы слегка подергивались. – Я не думаю, что это растерянность, потому что я думаю, что мы на одной странице.

– И что это за страница? – спросила я, зная, что сейчас не время для неясностей. Если он хотел дать мне ответы, я должна была задать конкретные вопросы.

– Я думаю, что мы не притворялись с того первого утра в гостиничном номере, Кларк. По крайней мере, я никогда не притворялся. И я точно знаю, что есть вещи, в которых ты тоже не притворялась.

– Ну, нет, я не притворялась… – я согласилась, слегка закатив глаза, но мои губы были изогнуты вверх.

– Я говорил не об этом, но спасибо за мысленный образ, – усмехнулся он.

– О чем же ты тогда говорил?

– Ты тянулась ко мне и пыталась заставить меня… меньше напрягаться у Тига… То есть, у меня это плохо получается. Но я не думаю, что я не правильно понял это, не так ли?

– Ты не ошибся.

– Значит, мы оба не притворяемся.

– Но в чем именно не притворяемся? – Я нажала. – Мы коллеги по работе, которые переспали? Или это нечто большее?

– Я новичок в этом деле, поэтому я не знаю, кто мы сейчас. Я просто… помнишь тот разговор о том, что нужно быть терпеливым, ждать подходящего человека?

– Да, – согласилась я, чувствуя, как сжимается моя грудь, зная, что будет дальше, но, не будучи уверенной, что готова к этому.

– Я думаю, что ты можешь быть тем самым человеком.

– Знаешь что? – спросила я, наблюдая за тем, как его лицо покрывается легким дискомфортом.

– Что? – спросил он с сомнением в голосе.

– Я тоже думаю, что ты можешь быть подходящим человеком.

Эпилог

Баррет

1 день

Раньше в моем пространстве никогда никого не было.

Конечно, моя семья или друзья время от времени заглядывали ко мне, желая убедиться, что я не погряз в собственных нечистотах и что в холодильнике нет просроченного молока.

Как будто я когда-нибудь хранил молоко в холодильнике.

Меня всегда раздражало их присутствие, независимо от того, насколько благими были их намерения. Это казалось вторжением. Казалось, что они меня осуждают.

Теперь Кларк была повсюду. В прямом и переносном смысле. Она была в моей кровати, напоминая мне, что она слишком мала для двоих. Она была в моем душе, напевая от души. Из-под закрытой двери доносился запах ее тела, наполняя всю квартиру.

Стоя на кухне и готовя кофе, я глубоко вздохнул, впитывая ее запах.

Ее дополнительная кружка стояла на стойке.

Ее туфли стояли у двери.

Прядь ее волос лежала на полу возле раковины.

Она касалась большего количества мест, вводила себя в большее количество пространств, чем кто-либо до нее.

И все же это не было похоже на вторжение.

На самом деле, я пытался найти больше вещей, к которым она прикасалась, другие способы, которыми она давала знать о своем присутствии.

Возможно, огромная часть этого была связана с тем, что я не чувствовал осуждения. Меня не оставляло сомнение, что, возможно, она делала выводы обо мне в своей голове. В основном потому, что Кларк обычно говорила то, о чем думала. Так она прокомментировала мою коллекцию игр, мою неспособность принести свои файлы в офис, тот факт, что у меня не было лишнего одеяла.

«Пятнадцать кружек, но только одно одеяло. Ты такой парень».

Мне нравилось, когда она была рядом.

Больше, чем я думал.

Но я также видел, что мне давно следовало переехать в более просторное место.

Я как-то упустил из виду, что у воды не было золотой середины – только холодная до гипотермии или обжигающе горячая. В потолке были трещины, достаточно длинные и широкие, чтобы вызывать беспокойство. Зимой жара была удушающей, как бы низко вы ее ни установили. Летом от кондиционера ломило кости. Поэтому Кларк попросила еще одно одеяло.

Это была квартира для ребенка, только что покинувшего родительский дом. Кем я и был, когда только переехал.

Я просто никогда не вспоминал, о том, что нужно было что-то менять, когда это стало финансово возможным.

Отчасти это было связано с тем, что я не любил перемены, часто слишком привязывался к вещам и раздражался при мысли о переменах. Но дело было еще и в том, что я никогда не задерживался в ней достаточно долго, чтобы заметить все причины, по которым мне не следовало там находиться. Обычно я практически жил в офисе, забегая домой только для того, чтобы поспать и принять душ, прежде чем снова уйти.

Однако у меня было чувство, что с появлением Кларк я буду проводить в офисе немного меньше времени.

Черт, прошел всего день, а я уже пробыл дома дольше, чем за неделю до того, как Кларк вошла в мою жизнь в новом качестве.

Обычно я едва просыпался, прежде чем приступить к работе. А часто я вообще не уходил домой, пока не добирался до сути дела.

Это говорило о том, что я почти не думал о новом деле, об измене супруга с тех пор, как женщина покинула мой офис.

Перемены.

Происходило много перемен.

И все же я не испытывал никаких тревожных ощущений.

– Ну, – сказала Кларк, входя в кухню, все еще вытирая волосы полотенцем. – Думаю, я сожгла около трех слоев кожи, но, по крайней мере, я знаю, что я чистая, – сказала она, протягивая руки, чтобы показать мне, насколько красной была кожа.

– Вода в твоем доме такая же капризная? – спросил я, протягивая ей кофе.

– Нет. И у меня есть эта крутая штука с двойной душевой лейкой. И напор воды просто потрясающий.

– Мы могли бы переночевать у тебя сегодня вечером, – предложил я, не уверенный, как она отнесется к тому, что я буду находиться в ее пространстве.

– Это может быть весело. Тем более, что это не тот случай, когда нам нужно будет в мгновение ока вернуться в офис, поскольку мой дом находится немного дальше. Но прямо за углом есть потрясающая индийская кухня. И один магазинчик, который оправдывает потраченные деньги. И знаешь, что еще? – спросила она, поджав губы.

– Нет, что?

– У меня больше одного одеяла. Я знаю, знаю. Это такая революционная идея. На самом деле, у меня четыре дополнительных одеяла. Это немного показуха, но я хорошо отношусь к себе, – сказала она мне, отпивая глоток из своей кружки. – Знаешь, что еще?

– Что? – спросил я, чувствуя внутри себя бурлящее волнение и находя ее настроение заразительным.

– У меня есть кровать, которую мы еще не взломали.

– Ну, мы же не можем оставить кровать не взломанной?

– Нет, конечно, не можем.

Она так думала о моей кухонной стойке, душе и диване.

– Эй, Барретт?

– Да?

– Я хочу есть.

Улыбка дернулась, прежде чем расплыться, настолько большая, что у меня заболели щеки.

– Конечно, хочешь.

– Я наполовину хочу съесть эти черствые соленые огурцы в твоем шкафу.

– Откуда ты знаешь, что они черствые? – спросил я. То есть, они такими и были. Я даже не помнил, когда покупал их, так что они никак не могли быть еще свежими.

– Ну… Мне нужно было немного перекусить в полночь…

– После того, как ты жаловалась, что была слишком сыта в течение часа перед тем, как заснуть?

– Что я могу сказать, мне нравится покушать.

– Что ты хочешь на завтрак? – спросил я, наблюдая, как искривляются ее губы.

– Французский тост, – сказала она мне. – И яичницу.

– И картофель, – закончил я за нее.

– Точно.

Кларк

2 недели

– Это то, что ты почти никогда не услышишь от меня, но в целом я согласна с твоим отцом. – Моя мама сказала мне это без – и это было чудо – гримасы. То есть она даже не возмущалась тем, что ей приходится соглашаться с ним, как ей приходилось делать несколько раз, когда дело касалось родительских решений на протяжении многих лет.

Моя мама – это то, как я представляла себе, что буду выглядеть еще лет через двадцать или около того, с ее изящно стареющим лицом, с которым она боролась кремами и сыворотками, но отказывалась исправлять инъекциями и филлерами. Возле ее глаз были морщинки от вечеров смеха с подружками, легкие морщинки от улыбки, когда она подбадривала меня в любом начинании, за которое я бралась в любой момент времени. Она все еще красила волосы – как, я была уверена, всегда буду делать и я – но ее волосы были более мягкими, пепельный блонд, которые никогда бы мне не пошел. Так же, как и я, она имела тенденцию переносить свой вес на бедра и заднюю часть тела, и средний возраст немного смягчил ее, хотя в целом она держала себя в хорошей форме.

– Ты чувствуешь это? – спросила я, наблюдая за тем, как она вздергивает подбородок. – Здесь становится прохладно, не так ли? Я думаю, что ад, возможно, только что замерз.

– О, ха-ха, – сказала она, закатывая глаза. – Я знаю, что мы с твоим отцом не во многом согласны, но в одном мы всегда сходились: его одержимость работой сделала три жизни менее счастливыми, чем они должны были быть.

– Не все становятся одержимыми работой, мама.

– Нет, – согласилась она, слегка поджав губы. – Но разве это хорошо? Если ты подписываешься убрать всех подонков с улиц, я бы надеялась, что в этом есть какая-то одержимость, не так ли? А не как какой-нибудь парень, который вешает свой пистолет, а потом идет домой и забывает, что на свободе разгуливает педофил, похищающий маленьких девочек. Твой отец многим пожертвовал, и он также заставил нас сделать то же самое – хотя часть вины за это лежит на мне, потому что я знала, на что подписываюсь заранее – но он служил большему благу. Он создал более безопасное пространство для твоего взросления. Тем не менее, в этом смысле ты очень похожа на своего отца. Ты можешь стать слишком сосредоточенной, навязчивой. Я знаю, что для тебя эта работа никогда не будет просто работой. И, откровенно говоря, я достаточно эгоистична, чтобы не хотеть для тебя такой жизни. Так что я понимаю, почему, когда он узнал, у него случился небольшой психический сбой.

– Ты не против, что он саботирует меня?

– Ну, я имею в виду. Я ненавижу, что ты пострадала в процессе…

– Но цель иногда может оправдать средства, – заключила я.

– Иногда можно любить результат, не любя процесс, который привел к нему. Как в тот раз, когда я посещала тренировочный лагерь по кикбоксингу. Я ненавидела каждую чертову минуту этого времени, но, Боже, мои руки выглядели потрясающе в течение двух целых семи десятых минуты после того, как это было сделано.

– Должна признать, что я довольна конечным результатом, – сказала я ей. – Что? – спросила я, когда ее губы снова сжались.

– Ты счастлива здесь ? – спросила она, обводя взглядом комнату.

У моей мамы было много хобби. Переделывать интерьер было, возможно, самым большим из них. Каждый год можно было ожидать, что один комплект мебели, штор и различного текстиля будет отправлен в местный магазин «Гудвилл» или «Жилье для человечества», пока она просматривала журналы по дизайну и доски на сайте, чтобы найти свой новый стиль.

Обычному человеку на этот офис было бы больно смотреть. Что касается моей матери, то я почти удивлялась, что у нее не развилось какое-то глазное кровотечение.

– Здесь не помешало бы поработать, – признала я. Я выступала за новую дверь с тех пор, как мы выяснили все отношения, хотела купить дверь с вырезом, чтобы у нас был хотя бы намек на естественное освещение. Я даже вовлекла в дискуссию невинного Диего, рассказывая о важности естественного света для пернатых питомцев, о том, как может пострадать их оперение и общее здоровье, о том, что они даже иногда перестают видеть цвет, если недостаток достаточно силен.

Мне тут же сообщили, что у него, конечно же, есть лампа полного спектра солнечного света, висящая над стойкой Диего на дереве. Он сделал это почти обиженным тоном, слегка оскорбленный тем, что я намекаю на то, что он упустил из виду хоть один аспект здоровья птицы.

Поэтому мне пришлось перегруппироваться и найти другую причину предпочесть естественное освещение.

– Или бульдозер, – ответила моя мама сухим тоном.

– Все не так уж плохо. Может, покрасить и поставить еще несколько шкафов для документов.

– Что? Чтобы приблизить стены? Я могу практически коснуться обеих стен, если встану посреди комнаты, как сейчас…

– Кларк привела тот же аргумент, – ворвался голос Барретта, заставив нас обоих немного виновато повернуться в ту сторону, где он вошел в дверь с подносом с кофе и тем, что выглядело как коробка с кондитерскими изделиями.

Когда я сказала ему о том, что ко мне заглянет мама, я не очень удивилась, когда он придумал какой-то предлог, чтобы уйти. Я знала, что мама отнесется к этому с пониманием, ведь мы долго говорили о Барретте, пока я сидела в номере отеля и ждала, когда смогу сфотографировать этого ублюдка-изменника. Барретт был на балконе соседнего здания, пытаясь сделать снимки в номере.

Она отреагировала так, как я и предполагала, на то, что Барретт немного отличается от многих людей.

«Ну, дорогая, учитывая твой послужной список, я думаю, что отличаться – это хорошо ».

Она была не из тех, кто обижается, когда от нее убегают. В прошлом она, возможно, встречалась только с одним из моих парней, потому что все они, как правило, слишком легко пугались, когда речь заходила о «встрече с мамой».

По крайней мере, у Барретта было более веское оправдание, чем просто трусость.

Я действительно полагала, что он уклонится от встречи и будет отсутствовать гораздо дольше, чем это было необходимо, чтобы избежать столкновения с ней.

И все же он был здесь, всего через пару минут после ее появления. С кофе. И сладостями.

– Видно, что-то от меня ей все-таки перепало, – сказала мама, повернувшись к нему. – Вы, должно быть, Барретт.

– А вы – мама Кларк.

– Я прошу прощения за ее упрямство. Боюсь, это все из-за меня.

– Она идеальна, – возразил он, заставляя мой живот вздрагивать, а глаза мамы становились все мягче. – Хотя, у нее есть ужасная привычка считать, что ей принадлежит вся кровать. Даже когда в ней лежит кто-то другой.

– Расскажи мне об этом. Однажды, когда она была ребенком, я проснулась от того, что она, казалось, пыталась задушить меня, забравшись ко мне посреди ночи. Она также будет обыскивать весь дом, пытаясь найти свой подарок перед днем рождения или праздником. Она бесстыдная подглядывательница. Всегда такой была.

– Приятно слышать, – сказал Барретт, вероятно, припрятав эту информацию на потом, чтобы убедиться, что если он купит мне подарок, то он будет так хорошо спрятан, что ФБР будет трудно найти его с помощью собак-ищеек и радара.

– Но да, я думал о том, чтобы обновить офис. Где-нибудь с окнами для Диего, – сказал он, сверкнув глазами, глядя на меня.

Он все еще не был силен в тонкостях – и, вероятно, никогда не будет. Но если признаться честно, я была так же деликатна в вопросе с офисом, как сирена в воздухе.

– Правда? Что ж, возможно, я знаю идеальное место…

– Вообще-то, – перебил ее Барретт, протягивая ей бумажный стаканчик с кофе, – соседнее помещение сдается в аренду. Там почти втрое больше места. Кларк сможет получить свой стол, и мы, возможно, сможем оборудовать зону отдыха. И там есть окна. Для Диего , – сказал он, ухмыляясь, на что я не смогла не улыбнуться в ответ.

– О! Проект ремонта! – радостно воскликнула моя мама, фактически хлопая в ладоши.

– Ты ведь знаешь, что теперь она будет во всем этом участвовать, не так ли? – спросила я, когда она двинулась к дальней стене, размахивая руками и болтая без умолку о нейтральных цветах краски, о подходящем материале для мебели, которая будет использоваться в тяжелых условиях, и о том, какие комнатные растения будут лучше всего сочетаться с тем светом, который у нас будет.

– Я думаю, мы уже выяснили, что у меня нет никаких навыков в декорировании. А у тебя целая комната хлама в коробках. Так что, думаю, помощь нам не помешает.

– Ты уже посмотрел квартиру? – спросила я, задаваясь вопросом, когда у него появилось время. Ведь большую его часть мы были вместе, за исключением того, когда Брок отвозил его в Филадельфию за машиной, пока я снова разговаривала с отцом, и случайных поездок в магазины – поездок, которые я с радостью совершала, в то время как Барретт с благодарностью оставался дома.

– Да, именно туда я ездил сегодня утром. Она в лучшем состоянии, чем этот дом. И хозяин был не против, если мы снесем стену.

– Правда? Почему?

– Он все равно получал бы ту же арендную плату. А я был более постоянным арендатором, чем кто-либо другой из тех, кого он сменял на протяжении многих лет. Для него это выгодно.

– Ты уверен в этом? Я знаю, что ты не очень любишь перемены.

– На самом деле, это не такие уж большие перемены. Это то же здание в том же месте. Просто оно будет больше. Кроме того, мы не можем допустить, чтобы ты пыталась работать за моим столом вместе со мной.

– О, мы не можем, не так ли? – подразнила я, изогнув губы, когда мои руки обхватили его поясницу, притягивая его ближе.

Он не понял.

Я знала, что не поймет.

И, возможно, мне даже немного нравился этот факт.

– Знаешь, что мы можем получить, если у нас будет офис побольше?

– Полноразмерный холодильник? – догадался он с улыбкой.

– Мне мужчину по сердцу, – сказала я ему, никогда не говорившая ничего более верного.

Мы просто… работали.

Это было самое безопасное, что я когда-либо чувствовала с кем-либо, никогда не задаваясь вопросом, может ли все получиться, никаких бесконечных часов гадания, о чем он думает.

Я поняла его.

И он понял меня.

Все было идеально.

Барретт

2 года

Переход в офис был легким. Как я и думал, все сработало, это была просто снесенная стена, а затем пространство побольше. И пока мать Кларк делала все возможное, чтобы превратить это место в нечто приличное, меняя цвета краски, приобретая новые, менее промышленные шкафы для хранения, покупая мебель, мой стол оставался на своем месте. Это было достаточно легко.

Через некоторое время мы стали проводить больше времени в квартире Кларк, где было больше места, лучший напор воды, место для клетки Диего, так что ему не нужно было оставаться в офисе, когда мы уходили домой вечером.

В конце концов, срок моей аренды истек.

Это было естественным развитием событий, поскольку мы никогда туда не ездили.

Но это?

Это было большим изменением.

Такие перемены, от которых моя рука была вся красная и опухшая от царапин, от которых мне было тесно в груди, когда я наблюдал, как Кларк – которая, казалось, чувствовала мою полную неспособность сделать это самостоятельно – упаковывала все, что у нас было, в коробки, которые Брок, Тиг и Сойер помогли нам погрузить в грузовик для переезда и отвезти на новое место.

Такое место, где были документы на ипотеку, двор, за которым нужно было ухаживать, мусор, который нужно было каждую неделю выносить на обочину, и множество других вещей, о которых мне раньше никогда не приходилось беспокоиться.

У нас не было возможности там остаться, чтобы привыкнуть. Мы просто собирались появиться, въехать и жить.

– Эй, Барретт, – позвала Кларк, заставив меня вздрогнуть и повернуться, чтобы увидеть, как она складывает игрушки для птиц в коробку. – Я думаю, Диего понравится его новая комната.

Это было правдой.

Одной из лучших особенностей нового дома было то, что в нем было три спальни. Одна для нас, одна на «всякий случай» – что бы это ни значило – и одна для Диего, так что ему никогда не придется сидеть в клетке, если он этого не хочет, но нам не придется беспокоиться о том, что его клюв нанесет серьезный ущерб вещам, которые нам придется заменить.

Поднятие этого вопроса стало еще одним доказательством того, что я был прав пару лет назад, когда сказал ей, что я почти уверен, что она тот человек, который мне нужен.

Казалось, она поняла меня.

Я не мог утверждать, что многие люди могут это сделать, даже если они пытались.

Потому что все они – мой брат, его жена, Брок, Тиг, Кензи – все они пытались меня понять, понять, как я работаю. Иногда им это удавалось, но чаще всего я видел, что они были разочарованы или чувствовали себя потерянными, неуверенными.

Единственным человеком, который, казалось, никогда не разочаровывался, не чувствовал, что не знает, как со мной разговаривать, как заставить меня быть на одной волне с ним, была Кларк. И, более того, казалось, что она делала это без усилий, без раздумий. Для нее это было естественно.

Я никогда в жизни не был так благодарен за что-либо.

Люди недооценивают, насколько важно быть понятым, чувствовать себя с кем-то абсолютно комфортно.

Раньше я никогда не задумывался над этим понятием, всегда считая – так как опыт научил меня этому – что для меня это исключено.

Я действительно не думаю, что когда-либо даже жаждал этого.

Но потом появилась она, и все изменилось.

Она была другой.

Я был – немного – другим благодаря ей.

Если бы она не появилась, я знал, без сомнения, что все еще жил бы в коробке из-под обуви, работал бы в спичечном коробке, был бы слишком одержим работой, боролся бы против любых маленьких изменений.

– И может быть, поскольку у нас будет двор, мы сможем заполнить документы на приют, которые я начала оформлять пару лет назад.

– Я знаю, я видел, как ты просматривала фотографии щенков той ночью, – сказал я ей. Тогда она сказала, что просто пролистывала И нст ****м. Лгунья.

– Я знаю, что это много и сразу. С собакой торопиться не надо. Мне просто нравится мысль о возможности. В конце концов.

– У меня есть одно условие по поводу собак.

– Хорошо…

– Она должна быть больше, чем средний дворовый опоссум.

– Эй! Ты любишь Хала! – сказала она мне, широко улыбаясь при упоминании о новом щенке ее мамы – какой-то дизайнерской штуке, которая делала его маленьким и пушистым, и неспособным ни на что, кроме как набивать сумочку.

– Это самое неподходящее имя для этого мехового шарика.

– Вот что я тебе скажу? Я выбираю собаку. Ты выбираешь имя.

– Я могу с этим жить.

– И со мной. В нашем потрясающем новом доме. С большой спальней, комнатой для птиц и совершенно бесполезной для нас кухней.

– Не бесполезной. Нам нужно где-то хранить кофейные кружки и стопки меню на вынос.

На это она одарила меня одной из тех улыбок, которые растягивают щеки.

И большая часть беспокойства улетучилась.

Кларк