Текст книги "Кэш (ЛП)"

Автор книги: Джессика Гаджиала

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

– Волк, Кэш не бил меня, – спокойно сказала Ло, успокаивая. Это был тот же тон, которым разговаривают с испуганным ребенком или пугливой собакой. Низкий, почти мелодичный. Рука Волка упала, но его тело все еще было напряжено, практически пульсируя от ярости. – Кэш никогда бы не ударил женщину, – сказала она с такой убежденностью, что мои глаза перестали следить за Волком, ожидая знака, что он может наброситься, и повернулись к Ло. Как будто почувствовав мой взгляд, хотя ее взгляд был полностью сосредоточен на бородатом, светлоглазом, разъяренном монстре в моей кухне, она продолжила: – он мудак и все такое, но он не сделал бы этого.

Волк выдохнул, медленно расслабляясь. Это было зрелище – как он превратился из нечеловечески злого в спокойного, сдержанного человека, каким всегда был без особых усилий.

– Точно? – спросил он, не сводя с нее своих медового цвета глаз.

– Да, я уверена. Это, – она махнула рукой в сторону своего лица, – не имеет к нему никакого отношения. Неужели я похожа на женщину, которая осталась бы в доме с мужчиной, который ее избил? – спросила она странно резким тоном.

– Многие женщины так делают, – пожал он плечами, отставляя полный стакан виски и поворачиваясь ко мне. – Мне пора.

– Нет, – сказал я, качая головой. – Останься. Ты хотел о чем-то поговорить. Давай поговорим об этом. Если речь идет о Дж...

– Нет, – отрезал он, и это прозвучало почти сердито, так что я быстро заткнулся. Я догадывался, что Джейни была щекотливой темой, но кто я такой, чтобы судить? Ло тоже была щекотливой темой для меня.

– Тогда просто останься. Выпить. Ло приготовила еду...

– Клуб, – сказал он вместо этого, и это было прощание. – Ло, – сказал он, кивнув ей, когда она отошла в сторону.

После этого я услышал, как его ботинки заскрипели по полу и хлопнула входная дверь, прежде чем его грузовик с ревом ожил.

– Он, э–э, – начала Ло, покачав головой, – очень непростой парень, да?

– Это мягко сказано, – согласился я с улыбкой, откинув голову назад.

– Что это была за реакция?

– Он не любит мужчин, которые поднимают руку на женщин.

– Прошлое? – Рассудительно спросила Ло.

– Да, – кивнул я, не выдав ей больше ничего. Это не было тайной среди Приспешников. Грязное прошлое Волка было общеизвестно. Впрочем, это было сугубо личное дело. Это должны были знать братья, и только братья.

– Ты собираешься рассказать мне об этом или как? – спросила она, кивнув мне, когда я налил себе еще виски.

Я потянулся к шкафу за другим стаканом и налил ей еще. – Значит, все вернулось на свои места? – спросил я, протягивая ей стакан.

Ее рука отодвинулась на долю секунды, прежде чем она выхватила его из моей руки и отдернула назад. – Я не понимаю, о чем ты говоришь.

– Нет? Тогда почему ты плакала?

Глаза Ло прищурились, и она сделала глубокий вдох. – Все еще не понимаю, о чем ты говоришь.

Я почувствовал, как ироническая улыбка тронула мои губы. – Если хочешь сохранить свое личное дерьмо в тайне, так и скажи. Не лги мне, детка.

– Ничего особенного, – сказала она, небрежно пожав плечами. – И как я уже говорила, я не твоя детка.

– И как я уже говорил, ты будешь умолять меня называть тебя так.

– Я думаю, ты сильно переоцениваешь свои способности, Кэш. – Она чертовски ошибалась говоря это.

Я со звоном поставил стакан на стойку, сунул руку в него, достал кубик льда и двинулся к ней.

– Что ты... – она вздрогнула, но я был не в настроении выслушивать оправдания. Я был в настроении доказать ей, что она больше не может использовать этот убогий довод. Поэтому, прежде чем она успела открыть рот, чтобы возразить, я схватил ее футболку спереди и резко дернул вверх, высунув ее голову и слегка потянул вниз по ее рукам, прижимая их к телу, видя, что она не потрудилась снова обмотать свои ребра или надеть лифчик и свежие трусики, оставаясь обнаженной передо мной. – Кэш...

– Да. Ты будешь кричать это через минуту, – пообещал я, ухмылка играла на моих губах, прежде чем я поднял руку и провел кубиком льда вниз по ее шее, заставляя дрожь пробежать по ее телу. Я не собирался медлить. Я не собирался облегчать ей задачу. Я не собирался ничего делать, кроме как загнать ее на край полного забвения так быстро, как это было чертовски возможно. Я хотел, чтобы она кричала. Я хотел, чтобы она кричала так громко, чтобы соседи покраснели. Я хотел, чтобы она умоляла.

Я скользнул кубиком льда по ее груди, затем нашел сосок и обвел его, наслаждаясь шипящим дыханием ее губ. Ее глаза казались большими, изумленными и возбужденными. Я работал с одним соском, пока он не стал настолько тугим и заостренным, насколько это было возможно, прежде чем я двинулся к другому, который уже наполовину затвердел от желания. Ее тело содрогнулось, когда я переместил лед к центру ее грудной клетки, наблюдая, как мышцы прямо под поверхностью ее кожи напряглись от этого ощущения, заставляя ее тело сначала отпрянуть, прежде чем погрузиться в это чувство. Я провел им по ее бедрам из стороны в сторону, одарив ее хитрой улыбкой, и опустился перед ней на колени.

Когда я поднял голову, ее глаза были прикованы к моим, выжидающие, но что более важно, открытые. Я убрал лед с ее кожи, наблюдая, как ее дыхание заставляет ее грудь и живот вздыматься и опускаться на мгновение, прежде чем я медленно положил кубик в рот, слегка подтолкнув его, чтобы он выглянул из моих губ, и удерживая его там языком. Понимание и легкий намек на неуверенность отразились на ее лице, прежде чем я схватил ее за колено и закинул ногу себе на плечо. Прежде чем она успела сделать вдох, чтобы возразить, я двинулся вперед и провел льдом по ее расщелине. Ее тело затряслось так сильно, что я подумал, что ее нога вот-вот подогнется, заставляя меня схватить ее за бедра и прижать к стене позади нее, удерживая ее там, пока я дразнил льдом вокруг ее клитора.

Сдавленный стон сорвался с ее губ, когда ее бедра напряглись. Наконец, медленно и с едва заметным нажимом, я прижал кубик льда к ее клитору и услышал, как у нее перехватило дыхание от стона. Я положил лед обратно в рот, отодвинув его в сторону, чтобы мой язык мог выскользнуть и работать над ней быстрыми кругами, позволяя теплу на ее холодном клиторе вести ее к краю оргазма быстрее, чем она могла себе представить. Я вытащил лед обратно, снова прижал его к ней и слушал, как она выкрикивает мое имя. Близко. Она была так близко.

Я снова погладил льдом и слегка отстранился, улыбаясь разочарованному всхлипыванию, которое она издала. – Я что, переоцениваю свои способности, Ло? – спросил я, и в моем тоне не было насмешки. Я был чертовски серьезен в этом дерьме.

– Н... нет, – выдавила она, слегка двигая бедрами, и я провел пальцами по внутренней стороне ее бедра, дразня изгиб там, где он встречался с ее лоном, но не давая ей никакой разрядки.

– Я, черт возьми, лучший из всех, кто у тебя когда-либо был, не так ли? – Спросил я, хотя в этом не было необходимости. Я знал, что это так. И это не было самоуверенностью, это был просто хладнокровный факт.

– Да, – всхлипнула она.

– А как ты хочешь, чтобы я тебя называл? – Спросил я, проводя пальцами по ее скользкой киске, двигаясь к клитору, но не касаясь его.

Ее глаза на секунду вспыхнули, и я увидел, как настороженная Ло пытается восстановить свою защиту. В ответ я засунул палец в ее тугую киску, чувствуя, как она слегка дрожит, всего в нескольких секундах от того, чтобы напрячься и запульсировать, когда она закричала от потрясающего оргазма.

– Д.. детка... – она громко вскрикнула.

– Это так, – согласился я с улыбкой, вынимая лед и прижимая его к ее клитору. Но всего за долю секунды до того, как я поцеловал ее, одновременно вынимая большой палец из ее киски. Я сбросил ее ногу со своего плеча и быстро встал. Мучительно наслаждаясь выражением полного шока и неудовлетворенного желания на ее лице.

– Теперь ты знаешь, на что, черт возьми, я способен, и какая у меня репутация среди женщин. Теперь ты хочешь мой член, Ло, – сказал я с несвойственной мне жестокой ухмылкой, – тебе придется попросить этого. Я покончил с этой херней, – сказал я, проходя мимо нее и направляясь к своему подвалу, чтобы разорвать боксерскую грушу, пока я снова не смогу ясно мыслить.

Потому что я имел в виду то, что сказал: – Я так чертовски устал от этого дерьма, от того, что в одну минуту она хочет меня, а в следующую – нет, от того, что мягкая и сладкая Ло готовит мне ужин и позволяет мне прикасаться к ее сладкой киске, когда она выкрикивает мое имя, а затем почти плачет от оргазма, превращаясь в осторожную, резкую, волчицу Ло без объяснения причин.

С меня хватит.

Она хотела меня? Что ж, теперь ее очередь.

Я колотил в грушу, пока не успокоил внутренний голос, который молился, чтобы она это сделала.

Потому что это дерьмо просто не имело никакого смысла.

Глава 14

Ло

В ту же секунду, как я услышала, как закрылась дверь в подвал, мои ноги подкосились, и я соскользнула на пол, прижав колени к груди. Я обхватила себя руками за ноги и попыталась глубоко вдохнуть сквозь желание, которое больше не граничило с болью, но прочно вошло в нее. Было больно. Это было буквально больно, я была так возбуждена.

– Черт, – тихо выругалась я, крепко зажмурившись от воспоминаний о том, что сделала. Я отдала ему, то немногое, что у меня осталось. Я признала, что он был хорош. Я сказал ему, что он был лучшим, что у меня когда-либо было. Я сказала, что хочу, чтобы он называл меня деткой.

Затем он взял эту власть вместе с тем, что обещало стать оргазмом всей моей жизни... и ушел с ней.

Я ожидала, что гнев начнет накапливаться, затопит мой организм чем-то знакомым, чем-то уютным, за что я могла бы ухватиться, чем-то, что я могла бы обернуть вокруг себя как защиту.

Но этого не произошло. Все, что я чувствовала, было душераздирающим несбывшимся желанием и печалью, которая была так глубока, что я могла бы поклясться, что могу утонуть в ней.

Не то чтобы это было что-то новое. Дело в том, что печаль всегда была глубоко спрятана, она хотела, чтобы с ней разобрались, хотела, чтобы я признала ее, чтобы она наконец ушла. Но я никогда этого не делала, так что ничего не вышло.

Почему-то это было хуже, чем я помнила. Это был не просто возвращающийся дискомфорт. Нет, мне было больно. Мне стало больно. Я чувствовала, что каждая унция счастья, твердости и решимости, едва завоеванной силы была вырвана и не оставила после себя ничего, кроме боли. Это была такая боль, которая начиналась в душе и сердце и распространялась наружу, пока вы не почувствовали ее в костях, в мышцах, в каждом обнаженном дюйме кожи, в каждой безжизненной пряди волос. Это была такая боль, которая заставляла тебя чувствовать себя гигантской открытой раной.

Слезы жгли мне глаза, и я даже не пыталась бороться с ними. Какой в этом был смысл? Что мне на самом деле дали все эти годы сражения?

Я почувствовала, как мое тело содрогнулось от этих мыслей.

– Свободу, – тихо сказала я себе. Вот что принесла мне борьба – свободу. Это дало мне жизнь с коллегами, которые были для меня как семья. Это дало мне шанс построить жизнь, в которой я не просыпалась каждый божий день, желая умереть. Это обеспечило мне безопасность. Это придало мне уверенности, чтобы постоять за себя. Это вызвало ко мне уважение.

И это, ну, это было все.

Я абсолютно, блять, отказывалась снова погрузиться в печаль, позволить ей окружить меня, пока мои руки не устанут настолько, что я не смогу больше держать голову над водой. Я больше не была той женщиной. Я никогда больше не буду такой.

Я собиралась убраться к чертовой матери с его кухни, вытереть глаза, надеть свою чертову одежду и снова взять себя в руки.

К черту его, его игры и его требования. К черту его и его сгибающую колени улыбку, и его ласки, заставляющие сердце колотиться быстрее. К черту его и его ненужное влечение ко мне.

Он хотел кого-то ненавидеть?

Что ж… черт… хорошо.

Я дам ему кое-кого, кого он будет ненавидеть.

Но это не имело значения. Он не имел значения. И вообще, кто он такой? Просто байкер. Сильно пьющий, занимающийся случайным сексом, слишком беспечно относящийся к себе, слишком хорошо заботящийся о своем собственном благе, ребенок-мужчина.

Я подавила голос, который прошептал, что всего за пару дней он вызвал у меня больше эмоций, чем любой другой мужчина с тех пор, как я была подростком. Это легко можно было объяснить тем фактом, что я только что получила по заднице, и мне было больно и одиноко без моей поддержки позади меня.

Что ж, это все должно было быть исправлено.

Я поднялась с пола, хлопая себя по щекам от чувства, которое я могла назвать только отвращением, и подошла к своей сумке, подняла ее и швырнула на обеденный стол. Я порылась внутри, отодвинув еще три романа в мягкой обложке и схватив пару толстых, мохово-зеленых брюк карго, бюстгальтер и коричневую майку, оставив плотную такую же мохово-зеленую рубашку висеть на спинке стула, пока я вставляла недавно одетые в носки ноги в ботинки.

Встав, я снова почувствовал себя самой собой. Боли в ребрах было достаточно, чтобы заставить меня морщиться, когда я двигалась слишком быстро, но мне тоже становилось лучше.

Еще два дня, и я смогу вернуться к тренировкам.

Не в силах сделать ничего физически, я вытащила ноутбук из сумки вместе с блокнотом и ручкой, которые хранила, и села, чтобы приступить к работе. Правда, я не могла находиться в Хейлшторме, но это не означало, что я не могла войти в наши системы и посмотреть, что происходит, попытаться найти какие-либо следы Джейни или Джейсторма в веб-сети. Она любила проводить много времени в этих темных, ужасных глубинах, ища поводы для нашей защиты или иногда просто занести вирусы в системы настоящих отморозков, когда она могла. Она всегда была творцом хаоса и исправителем ошибок. Это была моя сильная, но хрупкая Джейни.

Этажом ниже безжалостно раскачивалась цепь от боксерской груши, и я почувствовала, что качаю головой, роясь в интернете. Хорошо. Я была рада, что он в настроении. Я надеялась, что его яйца вот-вот взорвутся.

Час спустя, зайдя в тупик с Джейни, я наконец глубоко вздохнула и набрала имя, о котором даже думать не хотела: Дамиан Крейн.

Его лицо появилось вместе с парой статей. Никаких аккаунтов в социальных сетях, не то чтобы я ожидала их увидеть. Он никогда не был человеком, который выкладывал свое личное дерьмо. Его последний известный адрес не был для меня новой информацией. Его зарегистрированной машиной был серебристый внедорожник, который он купил шесть лет назад.

Ничего, буквально ничего, на что можно было бы рассчитывать.

– Агрх! – я зарычала на экран, щелкнув по одной из открытых вкладок интернета, оставив меня смотреть на фотографию Дамиана в его черно-красном пиджаке с медалями, свисающими с левой стороны груди, большими золотыми пуговицами посередине, бело-черной фуражке на голове, типичной морской пехотинец в его глазах.

– Немного... расстроена? – Спросил дразнящий голос Кэша, и моя голова повернулась туда, где он стоял, прислонившись к кухонной двери.

Господи. Как же я не слышала, как он поднимается по лестнице?

Он выглядел иначе. Вспотевший, разумеется. От влаги футболка прилипла к груди и животу, а длинные волосы промокли и слегка откинулись назад. Это было не просто кожа, разгоряченная упражнениями, или пот. Все следы подлинного гнева, замешательства и вызова, которые я видела на его кухне раньше, исчезли. Это был обычный Кэш, стоящий передо мной с небрежной, непринужденной, игривой ухмылкой на его губах.

– Не льсти себе. Это не имеет к тебе никакого отношения. – Сказала я, пытаясь казаться настолько отстраненной, насколько это вообще было возможно.

– Конечно, нет, – сказал он, одарив меня своей широкой улыбкой, и мне пришлось заставить себя приподнять одну бровь. Нисколько не смутившись, он открутил крышку бутылки с водой, которую держал в руках, и поднес ее к губам. Я не... совершенно не следила за его адамовым яблоком, когда он глотал. Нет. Не я. Я была сильной, опытной в сексе женщиной, которая не лезла на рожон из–за гребаного адамова яблока. – Что, – спросил он, оглядывая меня с ног до головы и указывая рукой на мое тело, – никакого оружия?

– Ты действительно думаешь, что было бы разумно иметь при себе оружие, когда я рядом с тобой? – Я ответила ему своей ухмылкой.

Секунду он смотрел себе под ноги, качая головой. – Мне нравится эта Ло, детка. Но мне кажется, что ранимая мне нравится больше.

– Существует только одна из нас, – сказала я с силой в голосе. Я хотела, чтобы это было правдой. Это должно было быть правдой.

– Дорогая, – сказал он, обогнув обеденный стол и прислонившись к нему спиной рядом с моим стулом, – вас как минимум двое. И что самое безумное? Я не думаю, что кто-то знает их обоих.

Боже, он был так прав. – Что? Ты ходил на вечерние занятия? Психология 101? Ты сам не знаешь, о чем говоришь.

Его улыбка стала немного мягче, и он протянул руку, нежно касаясь моего подбородка. – Рано или поздно я тебя пойму. Просто чтобы ты знала. И я уверен, что ты будешь злиться на меня за то, что я залез под эти щиты, хотя это чертовски плохо.

Я с трудом сглотнула, потому что в его словах не было ничего, кроме решимости.

– А что случилось с неприязнью ко мне?

Его пальцы прошлись по моей щеке. – Знаешь, что я думаю? – спросил он, словно ожидая ответа. Я не знала, и, ну, я обнаружила, что хочу знать, поэтому я покачала головой. – Я думаю, ты хочешь, чтобы я возненавидел тебя. Я думаю, тебе будет удобнее принять это. Так что я больше не собираюсь этого делать. – О, черт. Отлично. Это было просто замечательно. И он еще не закончил. – Я собираюсь дать тебе то, что никто никогда не давал тебе раньше.

Я не хотела спрашивать. Я действительно не хотела. Но я не могла ничего с собой поделать. – Что это значит?

– Шанс.

Моя голова слегка дернулась, и его рука упала с моего лица. – Шанс на что?

– Чтобы показать мне себя.

Я закрыла глаза от прилива тепла от его слов. Я хотела этого. Я хотела получить этот шанс. Мне нужен был кто-то у кого хватило бы дерьма быть терпеливым, чтобы позволить мне медленно бороться со своими зонами комфорта. Боже, как я этого хотела.

Но этим человеком не мог быть Кэш.

Потому что Кэш в конце концов трахнет меня и покончит со мной, как и с каждой женщиной, которая приходила раньше. Но, в отличие от них, я никогда полностью не поправлюсь. И у меня было достаточно повреждений, сшитых вместе с чистой силой воли и здоровенной нитью отрицания.

– Этого не случится, Кэш. – Почему мой голос звучал так печально?

– Возможно... а может, и нет. Посмотрим.

Я вздохнула и покачала головой. – Я уйду от тебя, как только мои ребра почувствуют себя лучше. Еще день или два, и я снова смогу справиться со своим дерьмом.

Он отмахнулся от моего замечания, как будто это ничего не меняло, и оттолкнулся от стола. Прежде чем я успела отреагировать, он уже стоял позади меня, склонившись над моим плечом и глядя на открытую фотографию на моем ноутбуке.

– Он выглядит как придурок, – сказал Кэш с небрежным смешком. – Он утопил кучу кроликов или что-то в этом роде? – он продолжал, совершенно не обращая внимания на то, как напряглось мое тело, как каждая клеточка моего тела была готова броситься в атаку или убежать, если он переступит невидимую черту, которую я держала вокруг этого субъекта. – Кто такой Дамиан Крейн, детка?

Глава 15

Ло

Я помнила свою первую брачную ночь с действительно подходящим для нее определением – «горько-сладкой». Мне было восемнадцать, и я была слишком молода, чтобы принять такое решение, отдавая свое будущее парню по соседству. Но, как бы то ни было, это был мой единственный выход. Это было единственное, что можно было сделать чтобы сбежать от отца. Итак, через шесть недель после того, как День рождения наконец-то сделал меня юридически способной больше не быть собственностью одного человека, я пошла к мировому судье и стала собственностью другого.

Я была молода и идеалистична, безнадежно уткнувшись носом в любовные романы, которые купила в магазине на деньги, оставшиеся от покупки продуктов на неделю – вещь, которую мой отец разрешил только потому что он думал, что они были хорошим способом для меня научиться заботиться о моем будущем муже.

Моему отцу нравился мой муж потому что он служил в морской пехоте. Это было все, что требовалось для моего отца – быть братом. Не имеет значения, какова ваша позиция по политическим вопросам или социальным убеждениям. Если ты был сослуживцем Дьявольских Псов, ты бы вписался.

Я ведь была девственницей... молодой и идеальной в своем отношении к тому, что это значит. Из своих книг я узнала, что это будет больно, я буду плакать, я буду кровоточить, но мой партнер будет полностью в состоянии заставить меня разорваться в экстазе, несмотря на все это.

Это было горькое разочарование – вернувшись в наш дом, он буквально сорвал с меня мое красивое белое летнее платье, оставив меня слишком потрясенной, униженной и неуверенной в себе, чтобы просить его не торопиться. Его большие руки сомкнулись на моей груди, хватая и сжимая мои соски слишком сильно, но я не возражала.

Он подталкивал меня назад через весь дом, пока мои ноги не уперлись в кровать, и я не упала на нее. Его большое тело забралось на меня, его губы скользнули вниз по моей шее, взяв мой сосок в рот и посасывая.

Тогда я почувствовала укол желания, странное трепетание между моих бедер. Как будто почувствовав это, его рука переместилась туда и прошлась по моей киске, погрузив свой палец внутрь. – Мокрая, – простонал он, уткнувшись мне в шею, и я почувствовала, как он тянется между нами, чтобы расстегнуть штаны и освободиться.

Желание быстро сменилось неподдельным страхом, когда я почувствовала, как головка его члена прижалась ко мне, чувствуя его слишком большим. Но прежде чем я успела сделать вдох, чтобы обдумать это, он был внутри меня, не медленно и нежно, не дюйм за дюймом, один толчок, и он был похоронен по самую рукоять. Я вскрикнула от боли, которую не смогла бы описать, пронзившую меня при столкновении наших тел.

Единственным облегчением, которое я испытала, был тот факт, что менее чем через минуту или два грубых толчка (и сопутствующей боли) он издал стон и кончил в меня.

Он дышал мне в шею, пока я пыталась сморгнуть слезы.

Все, о чем я могла думать – это было совсем не то, о чем я читала и мечтала. Если это и есть секс, то я не могу себе представить, почему кто-то хочет им заниматься. Не говоря уже о том, чтобы писать об этом книги.

Он приподнялся и посмотрел на меня сверху вниз, одарив белозубой улыбкой, и я почувствовала тупую боль, когда посмотрела на него – моего мужа, мальчика, которого я знала с шести лет, человека, которому доверила свое будущее.

– Теперь ты моя, – сказал он, и я почувствовала трепет в животе. Это было похоже на то, что один из моих вымышленных героев сказал бы своей женщине – всегда альфа и собственник. В этот момент я почувствовала, что моя улыбка стала такой же широкой, как у него, и все в мире стало лучше.

Я понятия не имела, что значит принадлежать Дамиану Крейну. Если бы я знала, то подождала бы, пока он погрузится в убаюкивающий секс сон, скользнула обратно в свою одежду и побежала как можно дальше и быстрее.

Поначалу все было в порядке. Временами он требовал даже больше, чем мой отец. Но я была женой, а не дочерью. Мои обязанности были усилены. Я готовила, я убирала, я стирала, я оплачивала счета. Потом ночью я ложилась на спину или становилась на четвереньки, и он трахал меня. Это было именно – трахал. У нас не было секса. Мы чертовски точно никогда не занимались любовью.

И даже говорить: «Мы» было неуместно. Мы ничего не делали. Он трахал. Я лежала там. Я приняла это. После первых двух или трех раз это прекратило причинять боль. Отсутствие боли, однако, не помогало тому факту, что это ничего не доставляло меня. Ничего. Я была молодой женщиной, которая не знала, что такое оргазм.

Это продолжалось недолго, прежде чем начались оскорбления. Сначала я подумала, что это была версия грязных словечек Дамиана. Сука. Потаскуха. Дрянь. Шлюха. Я должна была знать, что это не так, потому что каждый раз, когда он говорил это, я вздрагивала, потому что слышала скрытую злобу. Я слышала это, но отказывалась признать.

Кроме того, заниматься сексом, который ничего не доставляет тебе, когда тебя обзывают, ну, это было не так уж плохо. Что было плохо, так это когда он был слишком ленив, чтобы трахнуть меня. Именно тогда я поняла, что любовь и страсть, с которыми женщины относятся к своим героям в моих книгах, так же далеки от моей реальности, как и сам секс. Потому что, когда Дамиан хотел мой рот, он хотел его жестко и глубоко. Он хотел этого так, чтобы я давилась им, чтобы его член был у меня в горле, чтобы тушь стекала по лицу, чтобы его сперма вытекала из моего носа. Он хотел, чтобы это было жестоко. Именно так я чувствовала себя потом, в ванной, когда беззвучно плакала, вытирая лицо, чистя зубы, пытаясь проглотить острый, как бритва, комок в истерзанном горле.

Но он был моим мужем.

Это была моя работа.

Я даже никогда не думала о том, чтобы отказать ему.

Затем, словно услышав ответ на какую-то мою молитву, его вызывали. Я чувствовала себя настолько «виноватой», даже думала, что... что я была бы рада, если бы его отправили делать бог знает, что, может быть, пусть даже он никогда не вернется. Да, именно это я и чувствовала – счастье.

Он уезжал, и пока я была «содержанкой», его «маленькой босоногой женой», у меня было больше свободы. Я встречалась с девушками, с которыми ходила в школу, но потеряла с ними связь. Я брала пару бесплатных уроков в вечерней школе. Если я не хотела мыть посуду каждый вечер, то я этого не делала, если я не хотела краситься так, как ему нравилось (тушь для ресниц, красные губы). Я не красилась. Это были мелочи, но в двадцать лет, отродясь не знавшая даже вкуса свободы, я упивалась каждой крохотной победой.

А потом он снова возвращался домой.

Я пыталась (и не смогла) радоваться этому, возвращению мужа. Конечно, он был груб со мной в постели и предъявлял мне много требований... но он все еще был тем мальчиком, с которым я пекла пирожки из грязи, которого я впервые поцеловала, когда мне было пятнадцать, который сказал мне, что я самая красивая девушка в городе. И иногда он все еще мог быть таким милым. Я ловила его на том, что он наблюдает за мной, когда я делаю какую-нибудь ерунду вроде глажки, я спрашивала его, о чем он думает, и он отвечал что-то вроде этого... «ты лучшее, что когда-либо случалось со мной» или «я все еще не могу поверить, что ты моя».

Это были слова, от которых у меня в животе все трепетало. Это были вещи, которые делали постоянную работу терпимой.

Он вошел в квартиру, хлопнув дверью, заставив меня вскрикнуть и обернуться, уронив стакан, который я вытирала. Я должна была забрать его из аэропорта. Я должна была превратиться в красавицу и пойти поприветствовать его, как хорошая жена, позволить ему прижать меня слишком крепко, поцеловать слишком интимно для публичного места. Именно это и должно было произойти. Но не раньше, чем через два часа.

– Что ты, черт возьми, натворила, Уиллоу? – прорычал он, бросая сумку и топая туда, где я стояла, замерзшая, босиком на кухне, окруженная осколками стекла.

– Я... Я тебя не ждала. Ты меня напугал, – сказала я, глубоко вздохнув.

– Ты, блядь, хочешь сказать, что это я виноват, что ты разбила стакан? Кто платит за это дерьмо, Уиллоу? А? Кто?

Раньше он никогда на меня не кричал. Был немного грубоват, немного излишне напорист в своем тоне? Конечно. Но он никогда не кричал открыто. Я почувствовала, как мое тело дернулось от этого звука, страх развернулся, как змея в животе, пасть разжалась, готовая проглотить меня изнутри.

– Мне очень жаль, Дамиан. Я не хотела этого делать...

– Нет. Ты не сожалеешь. Ещё нет. Но ты будешь.

Я даже не заметила, когда он наклонился и начал расстегивать ремень, что должно было меня напугать. В моем мире это не представляло угрозы. Во всяком случае, я думала, что он собирается заставить меня отсосать ему или трахнуть его, или что-то в этом роде.

И кто может винить его за то, что он захотел этого, как только вернулся домой после стольких дней без этого?

– Брось все остальное в раковину, сука.

Сука? Сука? Я бросила осколки стакана в раковину, мои руки внезапно задрожали. – Я так рада, что ты дом...

– Заткнись нахрен. Я знаю, чем ты занимаешься. – Вот дерьмо. Дерьмо, дерьмо, дерьмо. Он знал о занятиях и друзьях. Хорошо. Это было нормально. Я могла бы все это уладить. Мне просто нужно было поговорить с ним и сказать... – Трахаешься со всеми подряд, – обвинил он, взяв свой ремень и сложив его пополам, крепко сжимая концы.

– Что? Дамиан, нет! Я всегда была только с тобой...

– Не смей мне врать, грязная шлюха! Я знаю, что ты раздавала свою пизду каждому мужчине, которому только могла.

Внезапно мой взгляд упал на ремень, и я все поняла. О боже, я все поняла. Чувство, которое я испытала тогда, было трудно описать. Страх, да, но он отличался от любого страха, который я когда-либо испытывала, потому что был смешан с чем-то другим. Он был смешан с осознанием того, что в отличие от случайного ограбления на улице, это будет не единственный раз. Если мой муж собирался избить меня, он собирался продолжать избивать и дальше. Конца этому не будет видно. К горлу подступила тошнота, и мне пришлось с трудом сглотнуть, чтобы подавить ее.

– Я покажу тебе, что происходит, когда моя женщина уходит от меня. Наверное, я должен преподать тебе урок, а?

Его рука поднялась, откинулась назад, и все, что последовало за этим, была обжигающая, неописуемая боль от ремня, впивающегося в мою кожу. Она... ослепляла. Всепоглощающая боль. Это было все, что было за пределами этого мира, боль. Я быстро потеряла равновесие, рухнув на пол на четвереньки, чувствуя, как стекло врезается в мои ладони и ноги, когда я пыталась отползти, слезы текли по моему лицу. Стоя на четвереньках, я была в идеальном положении, чтобы он мог задрать мою юбку, сорвать трусики и приложить ремень к голой, незащищенной коже моей задницы. Затем поднялась тошнота, оставив меня с рвотными позывами на кухонном полу, когда ремень врезался в уже выступившие рубцы на моей коже.

– Ты принадлежишь мне, – прорычал он, присаживаясь позади меня, и я знала, что будет дальше. Так или иначе, я выбрала его. Я даже не потрудился сказать «нет». Если он уберет ремень, я позволю ему трахать меня до тех пор, пока у меня не откажут ноги. Ремень двинулся вверх, и я почувствовала, как он скользнул вокруг моей шеи, затягивая его в ошейник и дергая до тех пор, пока я не смогла даже попытаться вдохнуть. Именно тогда он вошел в меня.