Текст книги "Лицедеи"

Автор книги: Джессика Андерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

– Хорошо, выпью. Только вот это. – Он подошел к холодильнику, достал жестянку пива. – Это мне вполне подойдет, но вам все равно спасибо.

Стюарт наполнил два бокала, потом поднял свой:

– Ладно, друзья, за вашу удачу.

– Веселенький тост для человека, у которого только что умер отец, – не удержался Кен.

– Я, Кен, не собираюсь притворяться, что убит горем.

– По крайней мере, честно. – Кен поднял жестянку с пивом. – За мою нищую старость.

– Ох! – Молли поставила бокал и отвернулась. – Как ты мне надоел, злыдень несчастный.

– Послушайте, – сказал Кен, обращаясь к Стюарту, – вы сами меня позвали. Я не навязывался. Вы меня сами позвали. А теперь, если никто не против, я хочу кое-что сказать.

– Давайте, Кен. Выкладывайте.

– Когда я вам позвонил и попросил прийти придержать ее, – начал Кен, – я вам сказал, что теперь будет, так оно и вышло. Минут через двадцать подошел ко мне Ральф и говорит: «Слушай, Кен, что думаешь делать? Тебе обломился изрядный куш, а у нас тут ребята дожидаются работы».

– Его можно понять, – сказал Стюарт.

– Очень даже справедливо, – вставила слово Молли.

– Я не говорю, Стюарт, что его нельзя понять. Я ведь не идиот какой-нибудь. Я вполне могу его понять. Правда, я помогал его отцу, когда работу было не достать, но не в том дело. Я не хочу ему про это напоминать. Не вломись она ко мне в таком виде, я бы посмотрел, как у нас идут дела, выбрал сам подходящую минуту, подошел бы к нему и сказал: «Видишь ли, Ральф, я тут прикинул, возьми-ка кого-нибудь из безработных парней на мое место, пусть попытают счастья». Но она ворвалась как сумасшедшая. Лицо перемазано губной помадой. «Кен, Кен, я разбогатела!» Фу, гадость какая!

– Ладно, чего уж, мама человек впечатлительный, верно, мама? Давай, старушка, я тебе подолью.

– Погодите, – сказал Кен. – Я еще не все сказал. Вот я теперь без работы. Конечно, Стюарт, раньше, позже – этого не миновать, и тут я с вами вполне согласен. Раз так, я должен получить пенсию на нас двоих – сотню в неделю – да еще проценты со сбережений, кое-что можно вырастить на огороде. Случайная работа у кого-нибудь из соседей – мы жили бы без забот и даже машину смогли бы завести.

– Но ведь получилось еще лучше, – сказал Стюарт. – После семидесяти доходы не учитываются, а вам обоим уже за семьдесят. Значит, у вас будет полная пенсия и мамины деньги. Четыре сотни в неделю.

– Вот это да! – крикнула Молли, но Кен, грозя пальцем Стюарту, сказал одновременно с ней: – Подлежащие налогообложению!

– Конечно. Ладно, пусть налоги съедят восемьдесят. У вас останется триста двадцать. Что в этом плохого?

– У кого будет триста двадцать? – спросил Кен.

– Видишь, что его не устраивает? – воскликнула Молли. – Все из-за того, что это мои деньги, а не его.

– А теперь погодите, – сказал Кен, размахивая рукой. – Погодите. Поговорим как разумные люди. Когда ваша мать ходила по магазинам, Стюарт, и рассказывала всем и каждому про свои дела, она еще между делом договорилась о покупке стиральной машины. Не знали? И заодно миксера. Она купила эти две игрушки потому, видите ли, что ее приятельница работает в отделе электротоваров.

– Это очень полезные игрушки.

– Она купила их, даже не потрудившись узнать, хорошо ли они работают.

– На них есть гарантия, – сказала Молли.

– Стюарт, – снова заговорил Кен. – Я бы не стал пилить вашу мать за стиральную машину, за миксер. Только… старую собаку не научишь лаять по-новому, откуда вы знаете, сумеет она пользоваться машиной и миксером в ее-то возрасте?

– Бытовые электроприборы, Кен, необычайно просты в употреблении, – сказал Стюарт, – иначе бы их не раскупали с такой быстротой.

– Хорошо, Стюарт, отложим пока машину и миксер, но она уже занята скачками, договаривается с какой-то сомнительной дамочкой, а когда я, уволенный, пришел домой, она собиралась идти в ресторан праздновать свою удачу, она, видите ли, считает, что вполне может себе позволить раз в неделю ходить в ресторан. Теперь, прежде чем вы что-нибудь скажете, Стюарт, а я вижу, вам не терпится, давайте посчитаем. Стиральные машины, миксеры, рестораны – что, по-вашему, останется от трехсот двадцати в неделю? Считайте, что я ничего не говорил. Ваше здоровье.

– Ваше здоровье. Я думаю, трехсот двадцати на это хватит, Кен, если только мама не потеряет голову на скачках.

– Я еще не решила, пойду на скачки или нет, – сказала Молли. – Я говорила в шутку. На скачки надо идти с мужчиной. С подругой – это совсем другое дело.

– Про инфляцию она и не думает, когда составляет свои планы, – продолжал Кен. – Про старость тоже. Про страховку. Про ремонт. Этому списку нет конца. Я говорю дело, Стюарт, тот, кто этого не понимает, – ни черта не понимает. – Кен поставил на стол пустую жестянку. – Будем мы сегодня есть? – обратился он к Молли.

– Что ты хочешь? – спросила Молли.

– Все сгодится. На меня не очень трудно готовить.

– Тебя я накормлю, а сама пойду есть в город.

– Получила уже первые денежки?

– Послушайте, Кен, – сказал Стюарт. – Что вы скажете, если я приглашу маму пообедать со мной? Я все равно собирался сегодня повести маму обедать.

– Это ваша мать, – сказал Кен, направляясь к двери.

– Я приглашаю вас тоже, Кен.

– Спасибо, Стюарт, не стоит. Можно вас на пару слов?

Кен и Стюарт вышли на веранду позади дома.

– Стюарт, – сказал Кен, – вы считаете, что я жестковат с вашей мамой?

– Я ведь сам не женат, Кен.

– Вы, наверное, думаете, что я просто скуплюсь, но дело совсем не в скупости. Ваша мать любить сорить деньгами, вот в чем дело. Сколько ей ни дай, она все истратит. Не держи я ее в узде, туго бы нам пришлось. Я знаю, что последние двенадцать-тринадцать лет вы подкидывали ей денег, думали, наверное, что я даю ей маловато, но вы ее сын, я не обижаюсь. А что, по-вашему, она сделала с этими деньгами? Сколько у нее, по-вашему, осталось из этих денег?

– Я давал ей долларов пятнадцать в неделю, не больше, – сказал Стюарт.

Маленькие глазки Кена от изумления стали круглыми, но он решительно стоял на своем:

– Это не ответ на мой вопрос, Стюарт. Я спросил, осталось у нее что-нибудь из этих денег? Ответ: нет, она умеет только сорить деньгами.

– Но то, что вы называете «сорить деньгами», некоторые люди называют «тратить деньги».

– Да неужели, Стюарт? Тогда, наверное, эти люди просто не чувствуют ответственности. Но на моих плечах лежит ответственность за вашу мать, и я сделал ей немало добра. Сейчас у нас нет долгов, а когда я женился на вашей матери, дела обстояли по-другому, должен вам сказать. Все эти годы у нее было вдоволь хорошей еды, она знала, что, если заболеет, всегда сможет позвать врача, и я никогда не заглядывался на других женщин.

– Мама тоже вносила свой вклад в ваше благополучие, не стоит об этом забывать.

– Да, вносила. Я это ценю. Мне не приходилось напоминать о горячем завтраке, о хорошо отглаженной рубашке. Но я одно знаю про женщин, Стюарт: женщинам ни в чем нельзя уступать. Стоит один раз уступить, и ты пропал.

Стюарт потер нижнюю челюсть, стараясь скрыть улыбку.

– Улыбайтесь сколько влезет, – сказал Кен, – только вы сами сказали, что не были женаты, так что вам этого не понять.

Сильвия наконец почувствовала, что способна написать правду Ричарду и Джэнет Холиоук.

«Мой отец умер ночью в понедельник. Не могу сказать, как я себя чувствую. Не могу понять, что я чувствую. Наверное, жду. Мне тяжело, и я жду. Но гнетет меня не горе, хотя я горюю. Главное, наверное, – ответственность. Отец завещал мне свои деньги, но я получу их только после смерти матери, а мать до конца своих дней будет получать проценты с капитала. Мне досталось не такое уж большое состояние. По словам моего брата Стюарта, это всего лишь полезная надбавка. Но почему мне не хочется писать, сколько денег оставил отец? Откуда это безотчетное стремление сохранить тайну? Ни для кого никогда не было тайной, что у меня нет денег. Я не стану хранить тайну. Отец оставил мне примерно триста – четыреста тысяч долларов.

Несмотря на инсульт, он прекрасно меня понимал, когда я сидела и болтала с ним, старательно скрывая свои беспричинные тревоги. Чем дольше я размышляю, тем неколебимее становится мое убеждение, что отец не хотел сразу передать мне деньги ради моего же блага. Я так утвердилась в своих привычках, так уверовала в свою судьбу, с такой покорностью решилась всю жизнь следовать ее предначертаниям, я одержала такую блистательную победу над всеми глупыми, издавна терзавшими меня искушениями и так хорошо, как мне кажется, научилась справляться с новыми… Стать вдруг обладательницей огромной суммы денег было бы для меня слишком суровым испытанием, потрясением, из-за которого я могла бы наделать множество глупостей или вновь оказаться бессильной перед старыми пошлыми искушениями. Сейчас такое потрясение переживает моя мать, она приняла удар на себя и тем самым защитила меня, благодаря ей я получила отсрочку.

Не будь мой отец моим отцом, он бы не вызывал у меня симпатии. Уже в двенадцать лет я была в состоянии взглянуть на него со стороны и понять эту простую мысль. Но он мой отец, поэтому я любила и люблю его, моя любовь уходит корнями в детство, она не подвластна разуму, неразрушима и настолько гибка, что проявляется самым неожиданным для меня образом, например, за утренним кофе, когда я проливаю слезы в чашку. Гарри – я по-прежнему живу с ним – смотрит на меня поверх своей чашки кофе, но не прикасается ко мне, не произносит ни слова, только излучает сочувствие, и мне это помогает.

Похороны состоятся в пятницу. Мне почти сорок лет, но я еще ни разу не была на похоронах. В изломанных семьях вроде моей, рассеченных многочисленными трещинами, такое бывает. Моя мать рассчитывает прийти на похороны, а брат рассчитывает помешать ей, потому что мать хочет любым способом досадить Грете. Стюарт – человек изворотливый, я уверена, что он преуспеет. Надеюсь, что преуспеет. При мысли, что мама явится на похороны, меня бросает в дрожь.

У меня есть три ученика: один – друг Гарри, два других – друзья этого друга. Начиная с понедельника, мне предстоит давать девять уроков в неделю. Я могла бы взять еще двух учеников, но они хотят изучать язык всерьез, на это нужен год, а я не знаю, где проведу этот год. Мои планы тоже изломаны, как моя семья. Между мной и Гарри с самого начала висел безмолвный вопрос, останусь я здесь или нет, хотя, настаивая на своем желании обосноваться в Риме, я отвечала на него отрицательно. Эта проблема постепенно разрасталась, обретала голос и наконец встала во весь рост, так что теперь мы обсуждаем, как устроить наш дом, – о браке речь не идет. Мы не хотим иметь детей, следовательно, брак просто не нужен, а так как Гарри работает здесь, привязан к этому месту еще по многим причинам и относится к людям, для которых жизнь вне Сиднея просто немыслима, мне придется остаться в Австралии. Поэтому если вы получите письмо с просьбой переслать сюда мой ящик из-под чая, не удивляйтесь. Почти все мои вещи каким-то образом уже оказались у Гарри, и я прихожу к себе только посмотреть, нет ли мне писем. С другой стороны, отказаться от Рима, где я привыкла бывать… Отказаться от Лондона, который я считаю своим… Когда я думаю о Лондоне, мне видится большой сдобный коричневый пирог»…

6

О предварительной встрече никто не договорился, никто не попытался организовать кортеж, до крематория всем предстояло добираться самостоятельно. Грета вместе с Розамондой должна была заехать за Сильвией, так как Гарри, единственный, кому выбор Джека Корнока не причинил больших неудобств, собирался поехать в крематорий прямо с работы.

– Я думала, Сильвию привезет Стюарт, – сказала Розамонда, когда Грета отъехала от дома.

– Я тоже, – ответила Грета, слишком круто срезая угол.

Выехав на соседнюю улицу, Грета нахмурилась, нагнулась вперед и протерла рукой лобовое стекло, хотя оно было безупречно чистым, так как Сидди протирал его перед самым отъездом. Сидди сидел сзади, на сей раз от него несло только нафталином, в котором слишком долго пролежал его синий шерстяной костюм. На Ньютрал Бей Розамонда вышла из машины и побежала за Сильвией. Сильвия с испуганным видом открыла ей дверь, она приводила в порядок голову, стоя в холле перед зеркалом.

– Рози, как Грета?

– Само спокойствие. Зато машина очень нервничает. Ее так заносит, что скоро придется хоронить еще четверых.

– Четверых? Гай с вами?

– Нет. Мама подсунула его Мин и Стивену. Мин была вне себя. Тебе придется сидеть рядом с Сидди, но он принял ванну.

Сильвия захлопнула дверь, и они торопливо сбежали по лестнице.

– Интересно, приедет Тед?

– Тебе будет неприятно, если он приедет?

– Смешно, но не знаю, куда мне тогда девать глаза.

– Ты думаешь к нему вернуться?

– Нет. Правда, по вечерам мне не по себе, все время кажется, что нужно что-то сделать, а что – не могу вспомнить. Привычка: когда я уезжала куда-нибудь, я каждый вечер звонила Теду. Теперь-то я понимаю, каким тугим узлом были связаны наши жизни и как важно развязать этот узел.

– Да, мучительная операция.

Они подошли к машине, Розамонда понизила голос:

– Предложи, что ты поведешь машину, Сильвия. Я уже пробовала, тебе мама, может быть, позволит.

Но Грета не согласилась:

– Конечно нет, дорогая. У тебя очень усталый вид.

Минут через сорок Сильвия с беспокойством сказала: – Это правда очень далеко.

– Мама, может, поменяемся? – спросила Розамонда.

– Теперь уже недолго, – мягко возразила Грета.

Но машина все неслась и неслась вперед, Грета то и дело наклонялась и протирала переднее стекло рукой или тряпочкой. Розамонда, сидевшая рядом с Гретой, обернулась назад и взглядом спросила Сильвию, что же делать, Сильвия пожала плечами и отвернулась к окну.

– Мин и Стив проехали мимо, – вдруг сказала Розамонда.

– Я не заметила Гая на заднем сиденье, – отозвалась Грета.

– Мин, наверное, сунула его в багажник.

– Мы обогнали маму, – сказала Гермиона.

– Я смотрел на дорогу, – ответил Стивен.

Гермиона оглянулась и удивленно пробормотала, что мама очень плохо ведет машину, хотя всегда водила великолепно.

– Любопытно, явится Тед или нет, – сказал Стивен.

Гай почти сполз с заднего сиденья.

– Мне тоже любопытно, захватит он с собой Джеки Тонн или нет.

Гермиона не разговаривала с Гаем, она повернула было голову, но не сказала ни слова.

– Кто такая Джеки Тонн? – без всякого интереса спросил Стивен.

– Китаянка. Или вьетнамка. А может, немножко китаянка и немножко вьетнамка. Тед всюду таскает ее за собой. И всем говорит, что он ее любит.

Стивен свернул в ворота, проехал по подъездной дорожке, обсаженной распустившимися весенними цветами, и остановился на стоянке, тоже окруженной цветочными клумбами.

– Стюарт уже приехал, – сказала Гермиона.

Гай вышел, захлопнул дверцу, сунул руки в карманы и направился к небольшой вывеске «Контора», висевшей под аркой на длинном кирпичном здании, из-за которого больше ничего не было видно. Под его ногами громко захрустел гравий.

Спустя пять минут машина Греты с трудом въехала в ворота. Сильвия прежде всего оглядела стоянку в поисках машины Стюарта. А когда нашла ее, вновь подумала, что лучше, наверное, предупредить Грету о возможной встрече с Молли, но пробормотала вместо этого: – А Гарри еще нет.

Гретины пассажиры долго вылезали из машины. Сама Грета, ступив наконец на землю, остановилась там, где вывеска «Контора» была не видна, и беспомощно оглядывалась по сторонам, пока Сидди не указал, куда идти. Тогда, неожиданно обретя уверенность, она торопливо пошла к конторе рядом с Сидди. Сильвия ждала Розамонду, которая приводила в порядок волосы и одежду.

– Как здесь чисто и красиво, – сказала Сильвия, когда они пошли по дорожке, хрустя гравием.

Через несколько шагов Розамонда заметила машину, заслоненную прежде другими. Она остановилась и тут же закрыла глаза.

– Машина Теда, – чуть слышно проговорила она.

– Возьми себя в руки, – осторожно подтолкнула ее Сильвия.

– Не могу. Скажи маме, что я подожду здесь.

– Перестань, идем, – сказала Сильвия и пошла вперед. Но, сделав несколько шагов, она увидела, что в машине кто-то сидит. Розамонда стояла слегка покачиваясь.

Место рядом с водителем было занято девушкой, китаянкой или вьетнамкой. Джеки наклонилась, чтобы посмотреть, кто идет. Встретившись взглядом с Розамондой, она медленно приподняла тыльной стороной руки тяжелую прядь распущенных волос, откинула ее назад, потом так же медленно сама откинулась на сиденье.

Сильвия решительно взяла Розамонду за руку, и та, ошеломленная, покорно пошла дальше с ней рядом. Грета и Сидди ждали их под аркой там, где красовалась вывеска «Контора».

– Мама, в машине Теда сидит китаянка.

– Правда, родная? Что ж, я рада, что Тед приехал. Он поступил как порядочный человек.

Сидди помахал рукой: – Туда!

Выйдя из-под арки, они оказались на крутом ступенчатом склоне, где лесенки отделялись одна от другой невысокими кирпичными стенками и вдоль каждой росли цветы. У подножья склона на плоской лужайке стояло несколько Г-образных зданий, и Сидди, их верный поводырь, взволнованно махал рукой, показывая, к какому из этих зданий они должны подойти. Две женщины и человек тридцать мужчин в темных костюмах стояли под крышей на асфальтированной полосе, протянувшейся вдоль внутренней стороны Г-образного здания. Сильвия смотрела, как Стюарт переходит от одной кучки мужчин в темных костюмах к другой точно такой же. Обе женщины были ей незнакомы. С долгим вздохом облегчения Сильвия сказала Розамонде: – Гарри, видимо, не смог вырваться.

– Вон Гай, – проговорила Розамонда. – А вон Гермиона и Стив, стоят в стороне и рассуждают, как ужасно выглядят все, кроме них. А вон там… неужели?., да, это Тед разговаривает с какими-то типами, похожими на мафиози.

Сильвия увидела, что в кирпичные стены по обеим сторонам лестницы вделаны металлические ящики, и подумала, что чем-то это напоминает сейфы в банках.

– Ничего не поделаешь, – сказала она, – надо же куда-то нас деть. Нельзя похоронить всех на кладбище Пер-Лашез. Привидения, во всяком случае, сюда не забредут.

– Если хотят жить полноценной жизнью, не забредут, – поддержала ее Розамонда.

Они спустились с лестницы, Розамонда сжала локоть Сильвии.

– Тед подошел поговорить с мамой, он даже не взглянул на меня, – с изумлением сказала она.

Тед пожал руку Грете. Свободной рукой Грета неловко поманила стоявших сзади.

– Тед, вы, конечно, помните Сильвию.

– Конечно.

Пока Тед здоровался с Сильвией, Розамонда стояла чуть поодаль и терпеливо ждала. Когда Сильвия отошла вместе с Гретой и Сидди, Розамонда спокойно сообщила Теду:

– У тебя в машине сидит девушка-китаянка.

Свежий и бодрый Тед стоял потирая руки.

– Привет, Рози. На самом деле она вьетнамка. Мы всюду бываем вместе. Я люблю эту девушку.

– Ты не можешь ее любить. Ты же любишь меня, – сказала Розамонда.

– Теперь уже не люблю, Рози. Мой мир взлетел на воздух, а когда я пришел в себя, у меня в руках оказалось это прелестное дитя.

«Прелестное дитя», – беззвучно повторила Розамонда, не отрывая неверящих глаз от лица Теда.

– Как поживает Доминик? – спросила она, с трудом, будто в полусне, подбирая слова.

– Вполне приспособился. Почему бы тебе не позвонить ему?

– Позвоню. Как он все-таки?

– Великолепно. Великолепно. От Метью слышно что-нибудь новенькое?

– Пока нет.

– Сообщи мне, когда что-нибудь узнаешь. Пожалуй, нам больше не стоит здесь задерживаться. Давай подойдем к остальным.

Так и не придя в себя от изумления, Розамонда покорно подошла к матери и Сидди. К ним присоединились Гермиона и Стивен, потом с другой стороны появился Гай. То одна, то другая группа пожилых мужчин окружала Грету, мужчины почтительно пожимали ей руку и произносили несколько сочувственных слов. Грета снова неловко поманила стоявших сзади.

– Вы помните Сидди… А это две мои дочери… и Стивен Файф… Гай, мой младший сын… Дочь Джека, Сильвия… Сильвия, это друзья твоего отца…

Сильвия вряд ли нуждалась в пояснениях Греты. Все эти старые ссохшиеся мужчины с головами, утопавшими в воротниках неуклюжей одежды, до сих пор походили на тех, «кому звонил отец». Сильвия отошла в сторону и направилась к Стюарту, стоявшему в одиночестве у дальнего конца здания. Венки, некоторые перевязанные широкими лентами, лежали или стояли у стены, и на неярком фоне цветов особенно резко выделялись черные начищенные туфли мужчин и отвороты их темных брюк. Сильвия обходила стороной группы мужчин и разглядывала венки. Несколько человек окружили Теда, он потирал руки и что-то рассказывал, а мужчины как зачарованные смотрели ему в рот. Кто-то рассмеялся. К венкам были приколоты карточки: «Лига защиты австралийских…», «Австралийская автомобильная ассоциация и финансовые…», «Мотель Лансет…».

Добравшись до Стюарта, Сильвия сказала: – Все венки от компаний.

– Не все, Сил. Не стоит обращать внимания на такие вещи.

Разговаривая с Сильвией, Стюарт вежливо наклонился, и Сильвия вспомнила, что он тоже из тех, «кому звонил отец». Сильвия чувствовала, что слезы вот-вот покатятся у нее из глаз, и всячески уговаривала себя, что все дело в нервах, а горе здесь ни при чем.

– Мама, значит, передумала, – сказала она.

– Будем надеяться, что да. Но я стою здесь из-за мамы. Она почувствовала, что я не одобряю ее затею, и сказала, чтобы я за ней не заезжал. Заявила, что наемная черная машина будет вполне уместна. А Гарри не приехал?

– Пока нет. Опаздывает.

Дверь в стене приоткрылась, в высоком дверном проеме появился молодой человек, его обычный костюм дополняла мантия священнослужителя. Молодой человек беспокойно и нетерпеливо вглядывался в собравшихся.

– Может быть, у него это тоже Первые похороны, – сказала Сильвия.

Стюарт взглянул на часы. – Осталось девять минут.

Смех стал громче. Кто-то из мужчин так расхохотался, что ему пришлось отойти, снять шляпу и вытереть лоб белым носовым платком. Сидди стоял в стороне от всех, он прижимал шляпу к ноге и смотрел вдаль, его, казалось, занимали только свои собственные мысли. Кейт Бертеншоу быстро спустился по широким ступеням, помахивая сложенным зонтиком. Он пожал руку Стюарту, кивнул Сильвии, быстро прошел вдоль здания и присоединился к Грете и ее семье. Гермиона подошла к Сильвии и Стюарту.

– Стюарт, мама говорит, что всем нам лучше держаться вместе, – ледяным тоном сказала она.

– Мы еще немного постоим здесь.

– Я думаю, мама хочет, чтобы внутри вы с Сильвией стояли около нас.

– Вряд ли это так уж важно, как ты считаешь?

– Я тоже считаю, что это не так уж важно, но… ты понимаешь… Впрочем, забудь об этом. Увидимся во вторник.

– Ты уверена, что стоит смотреть тот дом?

– Да, я решила.

Сильвия заметила, как взгляд Стюарта впился в лицо Гермионы, а взгляд Гермионы впился в лицо Стюарта с пронзительностью, совершенно несоответствовавшей их ничего не значащим словам, но прежде чем Сильвия успела сообразить, что происходит между Стюартом и Гермионой, ее внимание отвлекла женщина, которую она заметила краем глаза на верхней ступеньке широкой лестницы.

Стюарт увидел мать, испуганно вскрикнул и прямо по лужайке бросился ей навстречу. На Молли было строгое серое платье, но несколько ниток бус и черная шляпа с большими полями, украшенная легким шарфом, развевающимся на ветру, говорили всем и каждому, какое значение она придает этим минутам и какую важную роль отводит себе в предстоящей церемонии. Молли спускалась по лестнице, неуверенно покачиваясь на каждой ступеньке, ветер безжалостно срывал с нее шляпу, которую ей приходилось придерживать то одной, то другой рукой, отчего ремень сумочки съехал с плеча ей на шею. Но Стюарт наконец добежал до матери. На нижних ступеньках ветер оставил в покое шляпу Молли, она взяла Стюарта под руку, распрямила плечи и впервые взглянула на собравшихся.

Мужчины перестали смеяться. Грета взглянула на Молли, приподняла манжету и посмотрела на часы. Кейт Бертеншоу что-то сказал ей, и они вместе принялись разглядывать прикрепленные к венкам визитные карточки. Сидди улыбнулся и неуверенно поднял вверх свой зонт, будто хотел помахать Молли.

– Старушка Молли, – шепнула Розамонда Гермионе. – Мы всегда знали…

– Мы не знали, как это скверно, – сказала Гермиона.

– Наши шутки кажутся сейчас более осмысленными.

– Они слишком беззубы, – сказала Гермиона.

Сильвия с трудом догнала мать и Стюарта и услышала, как Молли сказала: – Я даже подумать не могла, что машина придет не вовремя.

– Здравствуй, мама.

– Сил! – Сильвия хотела поцеловать мать, но Молли отстранилась. – Мне нужно тебе кое-что сказать, Сил, и сейчас, по-моему, как раз подходящая минута и подходящее место, и я хочу сказать это тебе прямо в лицо.

– Мам, сейчас не время… – вмешался Стюарт.

– Нет, самое время, – стояла на своем Молли. – Не рассчитывай, Сил, что в одну минуту получишь то, что хочешь, даже не надейся.

– Мам, – повторил Стюарт.

Но Молли, хоть и покраснела не меньше Сильвии, уже закусила удила; она уже не могла остановиться, даже если бы захотела:

– Ты преспокойно отсутствовала двадцать лет и, если хочешь знать мое мнение, можешь отсутствовать еще двадцать. К тому времени тебе исполнится шестьдесят, верно я говорю? И не забудь про инфляцию. И не трудись мне звонить, не воображай, что мы станем подружками и будем нежничать с утра до вечера. Пошли, Стюарт.

Но Стюарт отпустил руку матери и обернулся к Сильвии: – Она не понимает, что говорит, Сил.

– Ошибаешься, – сказала Сильвия, пряча полные слез глаза. – Иди с мамой, Стюарт, может быть, тебе удастся смягчить…

Грета приняла решение внезапно. Она сошла с асфальтированной полосы и, чуть припадая на обе ноги, стремительно двинулась по лужайке навстречу Молли. Молли вновь распрямила плечи и подняла голову. Но ее лицо вдруг сморщилось, она беспомощно наклонилась и с жалобным стоном прижалась щекой к щеке Греты. Ее бусы перепутались и тихонько зазвенели, поля шляпы задрались вверх, они с Гретой обнялись, и Молли расплакалась.

Кто-то из стариков усмехнулся, кто-то пробормотал: «Будь я проклят», кто-то сказал, что такое бывает только в книжках. Кейт Бертеншоу в сопровождении откровенно ликующего Сидди поспешил к Грете и Молли и оказался около них в ту минуту, когда они разжали объятия и Молли вытирала глаза. Его приход заполнил неловкую паузу или испортил финал этой встречи – на лице Кейта Бертеншоу неожиданно появилась характерная кислая улыбка, и, вертя в руках зонтик, он решительно заявил:

– Мы встречаемся с вами не в первый раз, миссис Фиддис. И, конечно, не в последний.

– Конечно, – откликнулась Молли, робко, хотя не без кокетства, передернув плечами.

Сидди улыбался во весь рот: – Помните меня?

Молли замерла от изумления: – Сидди Дикерсон! Да пусть я…

Молли пронзительно вскрикнула, всплеснула руками и устремила взгляд на одного из стариков. Выставив вперед указательный палец, она подошла к нему вместе со Стюартом и Сидди.

– Ронни… не подсказывайте… Ронни Кармоди!

Со всех сторон послышались громкий смех и крики: «Молли!», «Молл!», «Ей-богу, это Молл!»; в ответ Молли выкрикивала: «Джефф! Джим! Пит! Олаф! Бетти!»

Стюарт, улыбаясь, стоял рядом, позабыв обо всех огорчениях. Тед выбрался из кучки обступивших его людей, встал, потирая руки, рядом со Стюартом, и они оживленно о чем-то заговорили, кивая головами. Гермиона и Розамонда молча смотрели на них. Грета вместе с Сидди и Кейтом Бертеншоу вновь отошла к своим детям и Стивену.

Сильвия осталась на лужайке в одиночестве, она первая увидела, как открылись двойные двери. Несколько мгновений старики продолжали переговариваться друг с другом. Потом один подтолкнул другого, и все, теснясь, потянулись к раскрытым дверям, снимая на ходу шляпы. Сильвия последний раз оглянулась и с удивлением увидела, что Гарри вместе с Метью Китчингом бегут по лестнице вниз. Она бросилась к Гарри, они на бегу поцеловались, а Метью подбежал к Розамонде, которая обхватила сына обеими руками.

– Метью, родной, тебя привез Гарри?

– Я добрался на общественном транспорте, – многозначительно ответил Метью.

– Гарри, дорогой, – сказала Сильвия, – подойди к Грете. Здесь важно, кто где стоит. Родные стоят в первом ряду.

– Пройди тогда вперед.

– Не надо, пожалуйста. Я не хочу стоять вместе с ними.

Сильвия осталась сзади со стариками. В первом ряду справа от прохода встали Молли и Стюарт. Тед тоже проскользнул в первый ряд, рядом с ним встал Кейт Бертеншоу. Грета, Гарри, Розамонда, Гермиона, Метью и Стивен встали слева от прохода. Так как Гаю не хватило места рядом с ними, он попросил Кейта Бертеншоу подвинуться, сбоку от Гая встал Сидди.

На возвышении Сильвия увидела что-то вроде козел, на них стоял гроб с венками на крышке. Заднюю стену закрывал красновато-коричневый занавес, на фоне которого отчетливо выделялась фигура молодого священника; он остановился рядом с гробом и смотрел, как входившие заполняли зал. Через минуту, хотя священник продолжал хранить молчание, Молли, Кейт Бертеншоу, Тед и все старики склонили головы. Сильвия последовала их примеру и тут же поняла, что сделала это потому, что ее глаза отказывались смотреть на гроб, а мысли убегали от того, кто в нем лежал. Поэтому она подняла голову, взглянула на гроб, на молодого священника и тогда увидела, что Грета и ее семья, Стюарт, Стивен, Сидди и Метью не склонили голов, они терпеливо смотрели на священника и, казалось, недоумевали, почему он так долго молчит. Священник выставил вперед правую ногу, левой рукой ухватился за лацкан пиджака.

– Никто из вас не знает меня, – сказал он. – И я не знаю никого из вас.

Кое-кто из стариков с удивлением поднял голову и тут же снова опустил. Священник нервно теребил пиджак, но продолжал свою речь твердым, хотя и напряженным голосом:

– Я не знал покойного, и он не знал меня. Так обстоят дела на сегодняшний день. Люди приглашают чужого человека на крещения, свадьбы, похороны, в остальное время им нет дела до этого человека. Некоторые вообще больше не приглашают нас, они, по крайней мере, поступают честно; но большинство приглашают, одни из благочестия, другие из суеверия, некоторые просто потому, что так принято. Каждый из вас в глубине души знает, почему он это делает.

Склоненные головы не шелохнулись. Лица, обращенные к священнику, оставались бесстрастными, только по лицу Стивена видно было, что он слушает с интересом, а на лицах Греты и Розамонды было написано вежливое ожидание: «В самом деле? Продолжайте, пожалуйста». Сильвия чувствовала, как панцирь благопристойности все надежнее сковывает ее бурлящую горячую враждебность, она слегка наклонила голову. В самом деле? Продолжайте, пожалуйста.

– Так как я не знал покойного при жизни, мне пришлось навести о нем справки. Он родился на северо-западе этого штата, но с шестнадцати лет погрузился в разнообразную деловую жизнь здесь, в Сиднее. Он оставил вдову… – Молли приподняла голову, но тут же снова опустила, – и двух взрослых детей. Он преуспел в делах, а значит, проявил трудолюбие. Он жертвовал деньги на дела милосердия, и какими бы мотивами он ни руководствовался, это его украшает. И вот сегодня мы собрались здесь, чтобы почтить память трудолюбивого милосердного человека и…