Текст книги "Стертая аура"

Автор книги: Дженнифер Линн Барнс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

10
Зеленый

Только я решила, что ничего более странного быть уже не может, как жизнь снова сделала крутой вираж.

– У тебя сопрано? – допрашивала меня мисс Катлер, молоденькая учительница музыки.

Такая зеленая, что у меня голова заболела, тем более что в друзьях у нее, по-видимому, недостатка не было, и тонкие изумрудные нити тянулись от ауры во все стороны, напоминая мне о щупальцах Кисслера. – Мне кажется, у тебя должна быть сопрано.

– Да я вообще не умею петь, – открестилась я.

– Глупости, – беспечно рассмеялась мисс Катлер. – Петь умеют все.

Я не нашлась, что ответить, только скрестила руки на груди и подумала, что сейчас верну эту романтическую натуру в реальный мир. Я даже «С днем рожденья тебя!» в гостях не пою. И что за умник догадался записать меня в хор? Надо бы выяснить, кто выбирал предметы на этот учебный год. И заставить его страдать, как страдаю я.

Нетрудно было сообразить, что сейчас мисс Катлер предложит мне спеть. Она и предложила. Я было собиралась упереться и стоять на своем, но мне никогда не хватало твердости. Пришлось подвергнуться еще одному унижению.

– Да что вы ей верите! – раздался у меня за спиной серебристый голос.

Трейси. Я попыталась притвориться, что не слушаю, хотя говорила она, скорей всего, про меня. Скоро пустит новую сплетню – про то, что я пыталась соблазнить ее бойфренда в столовой с помощью притворной тошноты. С нее станется.

– Итак, возьми, пожалуйста, ля, – скомандовала учительница.

– Чего? – Я тупо уставилась на нее.

Она помолчала, переваривая ответ. Наверное, выражение моего лица говорило само за себя, потому что мисс Катлер воскликнула:

– О господи! Ты что – нот не знаешь?

Я помотала головой и разъяснила:

– Да если бы и знала – не помогло бы. Мне медведь на ухо наступил. Я все звуки слышу одинаково.

Я чуть покривила душой, все было не так плохо, но мне не хотелось внушать бедной женщине ложные надежды. Во всей вселенной не найдешь такого мира, где я бы запела. Я себя знаю – никогда в жизни мне не одолеть ни одной песни.

Мисс Катлер открыла рот и взяла высокую чистую ноту.

– Попробуй повторить.

«Знаете, леди, – подумала я, – вот честное слово – зря вы это затеяли. Лучше поверили бы мне на слово».

Конечно, вслух я ничего не сказала. Постеснялась. Из всех взрослых запросто я могу говорить только с дядей Кори, и то мать Лилы его так обработала, что теперь особо не побеседуешь.

– Попробую, – вздохнула я.

«Но ты об этом пожалеешь», – пригрозила я мысленно.

– Ты тоже, – предупредил меня внутренний голос, на секунду перестав вопить от ужаса.

Именно этим он занимался весь сегодняшний день.

Я пропустила угрозу мимо ушей и открыла рот...

– Ну что ж... – неуверенно сказала мисс Катлер. Она помолчала, пытаясь подобрать слова, потом решительно хлопнула в ладоши. – Думаю, у тебя альт.

«Ага, – скептически согласилась я. – Думаешь, как же».

Аура мисс Катлер дергалась нервными дискотечными огнями, а сама она безуспешно пыталась вернуть беспечную улыбку.

– Почему бы тебе не встать рядом с Лилой. – Учительница махнула рукой. – Вон той девочкой в симпатичной белой маечке.

– Я знаю Лилу, – с такой же наигранной бодростью ответила я.

Мне вообще трудно общаться с человеком и не перенять его манеру разговора. В последние дни у меня начал появляться очень забавный оклахомский акцент – того и гляди, кто-нибудь обидится, только мне сейчас не до того, чтобы думать о чужих чувствах.

– Неудивительно, что ты знакома с Лилой, ты ведь племянница Кори Ноули, – воскликнула мисс Катлер. – Как же я могла забыть!

Похоже, весь город знает о Кори и Эмили. Мать Фуксии вела себя так, будто об этом уже пишут в новостях, а в школе каждый усердно подчеркивает, что Лила терпит меня только потому, что ее мама встречается с моим дядей. На мой взгляд, в этом городе вообще слишком много знают, пока дело не касается зловещих математиков. Тогда все, напротив, начинают знать слишком мало.

Тени и свет.

На подгибающихся ногах я двинулась в тот угол, где стояли Трейси и Лила. Как, ну как у меня оказалось столько общих уроков со старшими? Ладно, пусть в чем-то я ушла вперед еще в Калифорнии, но при чем здесь хор? За что на меня взъелся бог школьного расписания?

– Можно подумать, у нее есть хоть какие-то шансы заполучить Колина! – сказала Трейси, краем глаза презрительно поглядывая в мою сторону.

Мне понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что она, в кои-то веки, говорит не обо мне.

– Да он просто считает ее легкой добычей, – хихикнула Фуксия.

Я подавила смех. Фуксия сама нацелилась на Колина, вот и выдумывает, что застенчивая, скромно одетая Сара привлекает его своей доступностью. Больше-то сказать нечего. Версия с соблазнительной тошнотой вдруг показалась мне не такой уж дурацкой.

– Не переживай, Фуксия, – наконец-то подала голос Лила. – У них все равно ничего не выйдет.

Ну конечно. Если королева сказала – не выйдет, значит, не выйдет. И плевать на оранжевый с бирюзовым.

– А, это ты, – без всякого воодушевления продолжала она.

Удивительно, что вообще ради меня рот раскрыла.

– А ты что думаешь, Лисси? – склонив голову к плечу спросила Трейси.

Голос звучал совершенно невинно, но аура вскипала неровными выростами, как тогда, в столовой, когда звезды увидели Колина и Сару.

– О чем? – невинно спросила я, стараясь потянуть время и как-нибудь избежать скользкой темы.

– Ни о чем, – быстро ответила за Трейси Лила.

Но ту не так-то легко было сбить с толку, тем более, что неподалеку, на мужской половине хора, стояли Тейт и Брок вместе с Колином и еще одним, незнакомым мне парнем – по гордой осанке и самодовольному взгляду в нем угадывалась еще одна звезда. Нет, в присутствии Тейта Трейси меня так просто из когтей не выпустит.

– О том, как Сара Каммингс вешается на Колина, – объяснила Трейси.

Я порадовалась, что Сара не ходит на хор. Ой, что же я натворила!

– Ни шагу назад, – скомандовал внутренний голос. – Бирюзовый и оранжевый страшно подходят друг другу. Если звездам это не нравится – тем хуже для них. Ты ведь никого не заставляла – просто завязала узел и чуть-чуть подтолкнула ребят. И надо сказать – очень удачно.

Что ж, теперь могу носить гордое звание вязальщицы узлов. Лучше бы придумала, что делать с Кисслером.

Сообразив, что все звездные, девицы в ожидании смотрят на меня, я пробормотала:

– Понятия не имею, о чем речь. Кто такой Колин? Сара, по-моему, со мной в одном классе по химии, хотя тоже не уверена.

Фуксия хрюкнула.

– Как это можно – знать Сару и не знать Колина? С ума сойти.

– Лисси всего, два дня в нашей школе, – заступилась за меня Лила.

Надо же – и что это с ней?

– Да и к чему ей разглядывать звездных мальчиков? У нее с ними ничего общего, даже и думать нечего.

Все, как обычно – чем сильнее Лила старается быть вежливой, тем больней задевает. А может, эта вежливость фальшивая, специально, чтобы, обидеть посильней? И не узнаешь.... От этих мыслей голова у меня разболелась не меньше, чем от зеленой ауры миссис Катлер.

Мне весело помахала Одра, которая стояла двумя рядами ниже. Смешно ей, что меня дразнят! Ну ладно, пусть только урок кончится, я выскажу все, что об этом думаю! Я попыталась ответить ей улыбкой, но выдавила только кривую гримасу – фиолетовая аура, стоявшей рядом Трейси по-прежнему злобно кидалась на меня.

Мисс Катлер начала распевку (я только молча открывала рот), и разговор утих сам собой. Скамьи, на которых размещались хористы, стояли в виде половины шестиугольника – никак не запомню, как он называется, гексагон или гептагон – и я очень легко отслеживала связи между людьми. Притворялась, что пою, и пыталась хоть немного разобраться в своих новых способностях.

Лиду и Брока связывал хороший, крепкий узел, но сами нити показались мне неожиданно тонкими. Интересно, почему? Непонятно. А вот узел между Тейтом и Трейси с самого начала урока медленно, но верно ослабевал. Наконец-то. Золотисто-желтому не место рядом с фиолетовой, особенно такому золотистому с такой фиолетовой. Он слишком хорош для нее.

Я рассеянно размышляла, какого цвета девушка подошла бы Тейту. Он ведь неплохой парень. Если не считать романа с Трейси. Может быть, оранжевая? Или слишком похоже на его собственный, золотистый?

– Хорошо, – сказала мисс Катлер, которая, без сомнения, заметила мою рассеянность, но простила мне ее за то, что я не пела вслух. – Трейси, начнем с твоего соло «Выше».

Я никогда не слышала о такой песне. Трейси кивнула. Кстати, странно, что соло поет она, а не Лила. У Лилы такие струящиеся черные волосы, что мне почему-то казалось – она должна прекрасно петь.

Трейси открыла рот, и, глядя Тейту прямо в глаза, запела:

«Я была одинока, страдала жестоко, опускалась все ниже и ниже...».

У нее оказался звучный, певучий голос, и пела она с душой, чем немало меня поразила. Аура словно бы стекла вниз, к груди, и сконцентрировалась у сердца, а когда Трейси смотрела на Тейта, фиолетовые языки трепетали и тянулись к нему.

И вдруг они собрались в густой поток и заструились к Тейту, обвивая его тело. Он заулыбался Трейси, а она все пела:

«Но сбылись мечты, явился ты, и поднимаешь меня – все выше!»

Наконец прозвучала последняя нота. Трейси, не моргая, смотрела на Тейта, а отзвук ее голоса все звенел в воздухе.

Когда хор подхватил припев, аура Трейси чуть-чуть ослабила хватку, а сама она отвела глаза, на губах заиграла довольная улыбка. Я зачарованно глядела, как фиолетовые струи тянутся обратно к телу, только та нить, что привязывала Трейси к Тейту осталась на месте, еще и обернулась вокруг него несколько раз, затягивая узел.

Надо же, как интересно!

Забыв о Кисслере, я таращилась на золотистую ауру.

Как, ну как она это сделала? Я ведь даже не: пойму толком, что она сделала. Тейт тем временем взирал на Трейси с прежним обожанием. Смотреть противно. А я-то до сих пор считала, что самая неаппетитная вещь – это стертый!

Я выскочила из тела, чтобы рассмотреть их поближе. Пройдя по залу на призрачных ногах, которые почему-то двигались гораздо грациознее, чем настоящие, я склонилась над скрепившим двух звезд узлом. Фиолетовый луч так плотно затянулся вокруг золотистого, что тот даже вспух по обе стороны узла.

Я протянула прозрачные пальцы, чтобы потрогать узел, но на полпути почувствовала страшный жар и поспешно отдернула руку от раскаленной фиолетовой магмы. Движение отшвырнуло меня обратно в тело, с такой силой, что я свалилась со скамьи.

Раздался грохот, все обернулись.

Великолепно. Именно этого мне и не хватало в придачу к позорищу в столовой. Теперь все окончательно уверятся, что у меня с головой не в порядке. С другой стороны, я всего третий раз в жизни покинула собственный организм, но другим-то этого не объяснишь. Стараясь не встречаться ни с кем глазами, я по возможности тихо залезла на свое место.

Мисс Катлер смерила меня строгим взглядом и резко хлопнула в ладоши.

– Со второй цифры, – скомандовала, она.

Я обрадовалась, что не придется больше смотреть, как Трейси заарканивает Тейта. И все же – как ей это удалось? Не могу понять. Зато прекрасно понимаю, почему мне так хочется оказаться в своей старой, милой и привычной школе.

И все-таки одним глазом я присматривала за аурой Трейси, но она вела себя как обычно и больше не выкидывала никаких фокусов. Когда урок кончился, Трейси неторопливо направилась к Тейту. Тот обвил рукой ее талию, и она повела его в коридор, бросая на меня торжествующие взгляды.

В дверях мы столкнулись, но Тейт мало того, что не извинился – он даже меня не заметил!

– Не понимаю я – как она это делает? – вздохнула рядом со мной Одра. – Выходит, они никогда не поссорятся? Ну и ладно, Не нужен он мне, раз он такой идиот, – не очень-то искренне добавила она. – И все-таки – как?

– А что тут понимать? – вмешалась Фуксия, которая проходила мимо и подслушала обрывок нашего разговора, и одарила нас такой улыбкой, от которой мне немедленно захотелось вырасти сантиметров на десять. – Просто Трейси – звезда. А ты – нет.

С этими словами девушка, которая в момент убедила меня, что аура цвета фуксии переплюнет даже фиолетовую, проследовала мимо нас. За ней, изящно покачиваясь на каблучках, вышла Лила, за Лилой шагал Брок.

– Черт-те что у вас тут творится, – вздохнула и я.

И дело не только в стертых математиках и соблазнительно поющих девицах. Меня до сих пор бесит это разделение на звезд и нулей. В этой школе ты либо то, либо другое, и, будь спокоен, тебе объяснят, кто ты есть. О чем тут говорить, если они даже списки додумались печатать? Слова специальные сочинили. «Занулили» – ну что это за глагол такой? Что он значит?

Я заметила, что Одра до сих пор ждет от меня ответа.

– Не знаю я, как Трейси это делает, – честно призналась я.

Одра засмеялась и махнула рукой.

– Ну и ладно. Это же не бермудский треугольник, в самом деле. Просто одна из школьных тайн, на которую никто никогда не найдет ответа.

Слова Одры только убедили меня в том, что я хочу разгадать эту головоломку. Пока что я поняла одно: Дилан с его теорией о бюсте очень далек от истины, Трейси приманивает Тейта вовсе не грудью, а голосом. Ведь в прошлый раз, в столовой, Тейт снова потянулся к ней именно тогда, когда голос Трейси зазвенел, наполнился музыкой. В общем, к моему списку здешних загадок добавился еще один пункт.

Я глянула на часы. До алгебры всего час. Повернувшись к Одре, я с притворной беспечностью спросила:

– А Дилан идет на математику?

Страшно даже подумать, как я проведу целый урок запертой в одном кабинете со стертым, если где-нибудь рядом не станет сиять жемчужно-белая аура. Хотя я не уверена до конца, что она меня поддерживает. Может быть, это всего лишь фантазия, но я не собираюсь от нее отказываться, раз уж так сложилось – пусть помогает.

– Я его за ручку не вожу, – ответила Одра. – Но если хорошенько подумать, то да, идет. Старина Дилан не в ладах с английским, зато здорово сечет в математике. – Она помолчала, наморщив лоб. – А ты что, запала на него, что ли? – вдруг спросила она.

Я так бешено замотала головой, что прядь волос забилась мне прямо в рот. Я закашлялась и выплюнула противные намокшие волоски, стараясь соблюдать хладнокровие. Если оно вообще у меня когда-нибудь было – хладнокровие.

– Нет, – ледяным тоном ответила я. – Нет – большое, как олимпийский бассейн.

Как океан. Как вселенная.

– Точно запала, – ухмыльнулась Одра.

– Да нет же, – рассердилась я. – Мне не нравятся ворчливые, заросшие чудики. Вот суровая, чуть грубоватая красота – это мое.

– Твое? Странно, – сказала Одра, приглаживая мне волосы. – Никогда бы не назвала тебя суровой и грубоватой.

– Да не меня, – пробурчала я, понимая, что она шутит. – А парней, которые мне нравятся.

– И кого же ты предпочитаешь?

Мне показалось, Одра ждет, что я назову Тейта. На самом деле после того, как на хоре его захлестнуло фиолетовое лассо, мне даже думать о нем расхотелось. Бестолковый щенок на строгом поводке. Ни малейшего интереса.

– Здесь – никого, – призналась я. – Есть один парень, дома. Дома – в Калифорнии.

Что еще сказать ей о Поле? Что он так и не ответил ни на один телефонный звонок? Что я пишу ему сообщения и стираю их, не отослав? Хорек – сам поцеловал, меня, а теперь и знать не хочет.

Я снова посмотрела на часы.

– Пойдем, а то опоздаем, – сказала я, чтобы прекратить дальнейшие расспросы и зашагала к кабинету английского.

У меня от собственных-то вопросов голова раскалывается. Только английского они не касаются, и про символизм я тоже ничего не выучила. Даже книгу, которую задали прочитать, не прочитала. Я терпеть не могу кокеток, а по обложке сразу видно, что там как минимум три героини кокетничают напропалую.

И снова я бросила взгляд на часы. Еще пятьдесят восемь минут.

11
Розовый

Я постояла, глядя на дверь с табличкой «106».. Взялась за ручку – и тут же отпустила. Как же мне не хочется заходить в класс! С другой стороны, мой «гениальный» план прогулять урок, спрятавшись в душевой, еще хуже – во-первых, читать, что звезды пишут на стенах про оранжевую Сару, едва ли не хуже, чем смотреть на Кисслера, во-вторых, что скажут родители, если меня там застукают – и это на второй день учебы в новой школе? Тем более, что мама почему-то не верит в стертых, а отец не терпит никаких упоминаний о Взгляде.

– И что ты тут топчешься? – безо всякого интереса спросил подошедший Дилан.

Я обернулась и нахмурилась. Впрочем, по сравнению с хмуростью самого Дилана, мою можно было назвать весельем.

– Не люблю математику, – не очень-то дружелюбно ответила я.

Врала, конечно, но ведь не скажешь же ему правду? Я еще не совсем свихнулась. Взгляд – это тайна, ее никому нельзя открывать.

– И все-таки... – Дилан поклонился и открыл передо мной дверь.

На мрачном лице появилась знакомая ухмылка.

И я почему-то тоже заулыбалась. Движение вышло таким смешным, что если бы не страх, я бы, наверное, расхохоталась в голос.

– Только после вас, – отшутилась я, пытаясь не думать, что ждет впереди.

Дилан непонимающе поглядел на меня.

– А вдруг там опасность? – объяснила я.

Дилан озадаченно поморгал, а потом улыбнулся:

– А-а-а!

Я решила, что для него это равнозначно дикому смеху.

Мистер Кисслер стоял у доски и что-то писал. Я прикусила губу, едва взгляд коснулся жуткой пустоты его ауры. Со спины она смотрелась не так тошнотворно, но я все-таки подталкивала Дилана впереди себя, загораживаясь им, как щитом, и ни на секунду не выпуская из виду его жемчужный свет.

– Ты чего? – удивился Дилан.

– Молчи и топай, – прошипела я.

Как ни странно, он послушно двинулся по проходу между рядами, провожаемый взглядами столпившихся посреди класса звезд.

– Вот придурок, – пробормотал один из парней, и я обернулась на голос.

До сих пор я не страдала от мальчишек-звезд, если не считать того, что дразнил меня, притворяясь, что его рвет. Даже начала думать, что редкой стервозностью отличаются только девицы, однако голос был явно мужской. Покрутив головой в поисках обидчика, я с удивлением обнаружила, что гляжу прямо на Брока – его синяя аура плотно прижималась к телу. До сих пор мне казалось, что он вполне приличный парень, но теперь пришлось задуматься: может быть, они с Лилой вполне подходят друг другу?

Я осторожно села за парту, стараясь не смотреть на учителя. Кивнула Дилану на соседнее место, а про себя заметила, что скоро привыкну им командовать. Куда легче переносить чью-то угрюмость, если знаешь, что она идет тебе на пользу.

Зазвенел звонок.

– Проверим домашнее задание, – объявил мистер Кисслер.

Класс хором застонал, но всерьез никто протестовать не решился. Я полезла в сумку и вытащила тетрадь с готовыми примерами. Мистер Кисслер пошел по классу, а я так пристально уставилась в открытую тетрадь, что цифры расплылись, а в глазах защипало. Пока я гляжу на бумагу, я не гляжу на него, а чем реже я на него гляжу, тем лучше.

– Добрый день, незнакомка, – раздался надо мной глубокий, чарующий голос. – Великолепно развитая интуиция подсказала мне, что тебя зовут Лисси Джеймс. Спросил бы, как ты себя чувствуешь, но могу спорить, что этим вопросом ты и так сыта по горло.

Голос мне даже понравился, однако я помнила, что стоит только повернуть голову, и я уткнусь глазами в ауру Кисслера, при одной только мысли о которой меня снова начинало тошнить.

Что же он такое сотворил? И творит до сих пор?

– Итак, Лис, – продолжал математик. – Позволь мне взглянуть на твое задание.

Я даже не возразила, когда он ни с того ни с сего сократил мое имя. От прикушенной губы во рту расходился привкус крови, я старалась не глядеть на Кисслера, а он, как будто нарочно, склонился к моей парте. Перед глазами замаячила его аура, и бежать было некуда – разве что глаза закрыть. Сердце колотилось, как сумасшедшее, я сообразила, что Кисслер встал как раз между мной и Диланом, лишив меня последней защиты.

– Что ж, неплохо, – кивнул математик. – Добро пожаловать в мой класс, Фелисити Шэннон Джеймс.

На втором имени он чуть споткнулся. Или мне показалось?

Я задержала дыхание, и если мистер Кисслер и заметил что-то странное, он ничего не сказал. Просто перешел к соседней парте. Я рванулась к Дилану как утопающий в поисках глотка воздуха. Он как раз повернул голову, скрыв от меня свою жемчужную ауру. Недолго думая, я потянулась через проход и отвесила ему подзатыльник. С большим удовольствием.

Дилан повернулся и уставился на меня. Он, похоже, никакого удовольствия не испытал. Ну и пусть, зато я почувствовала, как у меня перестало крутить в животе.

– Уже лучше, Трейс, – говорил тем временем мистер Кисслер. – И все-таки неплохо было бы позаниматься дополнительно.

Его голос прозвучал так интимно, что Дилан слегка повращал зрачками – видимо, выражал свое величайшее омерзение.

Я, наконец, отважилась поднять глаза, гадая, как это меня умудрились записать на все те же предметы, что и Трейси. Поскольку Тейт на математику не ходил, я могла отвлечься от их связи и вместо этого понаблюдать, как фиолетовые огни, словно бешеные, пляшут вокруг мистера Кисслера. У самой Трейси чуть слюни не текли – того и гляди запоет и захлестнет своим мысленным арканом еще и математика. Мало того, что я не могу спокойно смотреть на стертый, так еще и эти игры. Неудивительно, что они так здорово ладят – мистер Зло и первая школьная ведьма.

Я тряхнула головой. Снова то же чувство – будто я упускаю что-то важное, случившееся в первый школьный день. Что именно?

– Я с радостью позанимаюсь с вами, – проворковала Трейси.

– Завтра после уроков, – предложил мистер Кисслер.

– А это для всех предложение? – поинтересовалась одна из девиц, дурашливо помаргивая ресницами.

– Ну, разумеется, – мягко ответил Кисслер. – Правда, у тебя, Анна, все в порядке. Но если тебе нужна моя помощь, подойди ко мне после звонка, и мы что-нибудь придумаем.

Он вышел на середину класса и все тем же завораживающим голосом начал толковать о переменных и производных, иллюстрируя объяснения на доске. Я все так же глядела в тетрадь, думая о том, что у меня нет ни малейшего шанса выдержать экзамен по алгебре. Я не могу смотреть на доску, не получив при этом изрядной порции стертого, а записывать графики со слуха – задача почти невыполнимая.

Зазвенел звонок, и я первой вылетела из класса. Завернула за угол и тут почувствовала, что не могу сделать ни шагу. Обернулась и увидела Дилана, который ухватил меня за рюкзак. Он неторопливо поднял вторую руку и не больно, но чувствительно хлопнул меня по затылку.

– Ах, вот в чем дело, – поняла я.

– Вот, – согласился он.

– Ну извини. – Я пожала плечами.

Глаза Дилана опять закрывала челка. Надо придумать, как подобраться к нему с ножницами.

– И почему? – осведомился Дилан.

– Какой банальный вопрос, мой мальчик, – загудел рядом знакомый голос. – Лучше бы спросил себя, почему бы и нет. Ты поздороваешься со мной сегодня, лесная Лисси?

Значит, теперь я лесная. Звучит, конечно, интересно, но совершенно по-идиотски. Лицо Дилана не изменилось ни на секунду, но мне опять показалось, что в глубине души он надо мной смеется. Даже руки зачесались треснуть его снова.

– Привет, ба, – вздохнула я.

Мысли о Кисслере и Трейси тут же отошли на второй план. Сейчас самое главное, чтобы бабушка не устроила в школе сцену, а сцены она устраивает везде и всегда. Только сейчас я заметила, как она одета. Не знаю, где она берет эти балахоны, а то бы их производителю не поздоровилось.

– Познакомь! – рявкнула бабушка, и я, как обычно послушно и торопливо, забормотала:

– Дилан, это моя бабушка. Бабушка, это Дилан.

– А мы встречались, – пробубнил Дилан.

– Несомненно. Это маленький город, дружок. Нравится тебе моя внучка? – одним духом выпалила бабушка.

Дилан не нашелся, что ответить. Я практически оттащила бабушку в сторону.

– Лила! – гаркнула она, заметив в холле мою любимую фиолетовую принцессу.

Та совершенно спокойно повернулась и пошла за нами. Только у машины я заметила, что Дилан тоже идет следом.

– Отвечай! – ухмыльнувшись, скомандовал он.

Я поняла, что речь по-прежнему идет о подзатыльнике.

– У тебя не получится, – фыркнула я.

– В машину! – приказала бабушка, мы с Лилой подскочили, а Дилан, не переставая ухмыляться, молча полез в салон.

– Привет! – бодро пискнула с переднего сиденья Лекси, обернулась и поглядела, как мы трое втискиваемся в крошечный бабушкин автомобиль.

– Как тебя зовут? – спросила она у Дилана. – Меня – Лекси. Я младшая сестра Лисси. А ты ведь единственный ребенок, да?

Я понятия не имела, с чего она это взяла. Дилан тоже глядел на нее малость ошеломленно.

– Пристегнуться! – сказала бабушка, падая на водительское сиденье.

Все немедленно защелкали замками ремней, а я, зажатая в середке, начала судорожно искать свой.

– Ага, – ответил Дилан Лекси.

А я уже и забыла, о чем она спрашивала.

– Просто ты выглядишь, как единственный, – простодушно объяснила Лекси.

Я улыбнулась. Голос сестры звучал совершенно искренне, однако Дилан заерзал рядом со мной, пытаясь сообразить – обидели его или нет.

– А я выгляжу единственной? – поинтересовалась Лила, сидевшая слева.

Она попыталась подвинуться к окну – по-видимому, нам обеим одинаково не нравилось, что я устроилась почти у нее на коленях.

Лекси на минуту задумалась.

– Не так явно, как Дилан, – наконец решила она, – но мне все равно видно.

Лила не нашлась, что ответить. Я бы на ее месте тоже промолчала.

– Ну как ты сегодня, выжила? – спросила меня Лекси.

С водительского сиденья раздалось громкое, бестактное хмыканье.

– Выжила, – ответила я.

Мне не терпелось рассказать ей о том, что случилось на хоре, но лучше потерпеть до дома. Бабушка так и не поверила мне насчет Кисслера, поэтому при ней лучше рта не раскрывать, да и Лиле ни к чему знать, что я наделена даром видеть чужие ауры. А Дилану тем более.

– Я же говорила – все будет нормально! – воскликнула Лекси, включила радио и замурлыкала под музыку.

Некоторое время мы ехали молча. Лила все поглядывала на Дилана и морщила аккуратный носик – не так незаметно, как ей, наверное, казалось.

Подъехав к дому Лилы, бабушка затормозила и отперла дверцы. Та мгновенно схватила сумку, выскочила из машины и чуть ли не бегом бросилась к дверям.

– Заходи в гости, детка! – крикнула ей вслед бабушка.

Я хрюкнула. Можно подумать, Лила послушает. Выруливая с подъездной дорожки, бабушка неодобрительно глянула на меня.

– Эй, парень! – окликнула она Дилана.

Тот подскочил и отвернулся от окна. Я чуть не рассмеялась. Весело смотреть, как вечно прячущий глаза Дилан покорно смотрит на мою бабушку.

– Ты пойдешь к нам обедать, – не терпящим возражений тоном заявила она.

Ни я, ни Дилан не осмелились спорить. Бабушка велела – надо выполнять.

Мы подъехали к дому. Лекси, Дилан и я вылезли из машины, и в то же мгновение бабушка дала задний ход.

– А она на обед не остается? – с опаской спросил Дилан.

– Кто ж ее знает, – пожала плечами я.

– Если ты сбежишь, она все равно пронюхает, – радостно сообщила Лекси. – А как поживает мистер Стертый? – спросила она у меня.

Я свирепо уставилась на сестру. Нельзя же говорить об этом прямо здесь и сейчас. Мы говорим о наших Взглядах только с членами семьи, и хотя я еще плохо знаю жемчужного Дилана, в одном я уверена точно; он нам не родственник. Не ответив Лекси, я открыла дверь и вошла. К счастью, дома никого не было. Мне совсем не хотелось знакомить Дилана с родителями. Во-первых, мы еще не друзья, так, знакомые, во-вторых, мама легко может ляпнуть что-нибудь про Пола.

– Ну, Лис! – не отставала Лекси. – Что было на математике? Тебя ведь не стошнило. Ты его видела?

Дилан скрестил руки на груди. По-моему, ему страшно нравилось смотреть, как меня допрашивают.

– Я не хочу сейчас об этом говорить.

– Меня нет, – быстро заявил Дилан.

– При нем можно, – уверенно сказала Лекси.

Как будто она могла это проверить!

– Что можно? – спросил Дилан.

– Ничего, – ответила я.

– Говорить про Взгляд, – ответила Лекси, схватила из вазочки пару печений и протянула одно Дилану.

А откуда у нас вообще эта вазочка?

– Лекс, давай поговорим наедине, а? – предложила я, уже представляя, какой подзатыльник я отвешу этой паршивке, как только мы выйдем за дверь.

Лекси ухмыльнулась и помотала головой.

– Что за взгляд? – осведомился Дилан, стараясь не выдать своего интереса.

Лекси поглядела на меня так ласково, что я поняла: не объясню я – объяснит она. Не понимаю, почему она так хочет втянуть в эту историю Дилана? На нее не похоже.

– Ты все равно не поверишь, – сказала я ему.

– Он поверит, – без тени сомнения заявила Лекси, кусая печенье.

– Вкусно, – не глядя на меня, сообщил ей Дилан.

Очень дружелюбно сообщил – насколько вообще Дилан может быть дружелюбным, – но рядом с Лекси это и неудивительно. Она на всех так действует. Проявляет в людях самое лучшее.

– Ну хорошо, – пробурчала я, тоже взяла печенье и присела на кухонный стол. – Только когда он решит, что мы все свихнулись, ты будешь виновата.

Лекси только плечами пожала.

– Ладно, – промямлила она с набитым ртом.

Я надкусила печенье и сообщила:

– Я вижу ауры.

Дилан глядел на меня все так же бесстрастно. Потом потянулся за вторым печеньем.

– Ну, что? – скрестив руки на груди, осведомилась я у Лекси. – Он мне не верит, думает, что мы с тобой психи, и сейчас съест все наше печенье.

– Расскажи ему про математика, – велела сестра.

Я отказалась, и она без малейших колебаний выложила все сама:

– Лисси всю жизнь видела вокруг людей цветные сияния. У нее такой Взгляд. У нас у всей семьи Взгляды, верней, только у женщин. – Она запнулась, но тут же затараторила еще быстрей. – Ну и вот, по движениям ауры Лисси может сказать, какое у человека настроение, и вообще. Ауры – они бывают всевозможных цветов, и среди них нет хороших или плохих. Они просто разные.

Мне захотелось ее поправить. Фиолетовый – ужасный цвет. Но я ничего не сказала, в первую очередь потому, что Лекси болтала без умолку:

– Но есть один цвет, который на самом деле и не цвет. Мне кажется, он такой, как бы полинялый. Появляется у людей, которые только что совершили что-то страшное, например, убийство. Лисси назвала его стертым.

– Хорошее слово, – наконец-то подал голос Дилан.

Лекси без всякого смущения улыбнулась ему и продолжала:

– Обычно у преступников только полоски бесцветные, а вот у вашего учителя математики вся аура такая. Лисси не может на него смотреть, ее тошнит и голова кружится. Просто кошмар. Нам надо выяснить, чем он таким ужасным занимается, но Лисси не знает, как, я даже не понимаю, как она сегодняшний урок-то высидела, с этим мистером Стертым.

Лекси перевела дух и снова куснула печенье, чрезвычайно довольная собой. Выдала не пойми кому все фамильные тайны и веселится!