Текст книги "Вокруг света за 80... свиданий"
Автор книги: Дженнифер Кокс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)
Давид покачал головой:
– Хотя родные знают обо всем, я не откровенничаю с друзьями. Потому что очень немногие меня поймут. Я просто говорю им, что когда-нибудь обязательно встречу свою любовь. И… кроме того, когда я хожу на вечеринки, мне все равно, если рядом нет никого «настоящего»: я вполне счастлив.
Я спросила, что в этой любви делает его счастливым. Давид, немного подумав, ответил:
– Я ощущаю глубочайшую радость и покой. И хотя она не может говорить, все же общается со мной. Я чувствую ее присутствие, иначе все это не продолжалось бы столько лет. – И, помолчав, добавил: – Я верю, что у каждого есть Родственная Душа, всего одна, либо в этой жизни, либо в следующей. Рано или поздно вы встретитесь. Вот что я чувствую к Елене.
Я была тронута преданностью Давида, хотя не соглашалась с его теорией Родственной Души. Насколько я понимаю, в молодости вы проходите через множество быстро сменяющихся стадий. По мере того как становитесь старше, стадии меняются уже медленнее и вы пребываете в каждой значительно дольше. Я считаю, что для каждой стадии есть своя Родственная Душа. Если вам повезет, вы их найдете. При особенном везении их стадии совпадают с вашими, вы не разлучаетесь и стареете вместе. Полагаю, именно поэтому я должна быть оптимисткой и верить, что и для меня найдется Родственная Душа. Если повезет…
А если вы верите, что Родственная Душа может быть только одна, и найдете ее лишь после того, как она умерла? Каким невероятно сильным или одиноким придется вам быть, чтобы оставаться ей верной! Пройдете ли вы, подобно Давиду, через это испытание или сдадитесь и удовольствуетесь более легким вариантом «живого партнера»?
Я спросила Давида, как он почувствовал, что это Она?
Давид пояснил, что хотя ощутил духовную связь с Еленой с той минуты, как впервые увидел могилу, но только с годами постепенно понял, как глубоко его чувство.
– Она ведет меня, – просто ответил он. – Подает мне знаки.
– Какие именно?
– Ну… это она побудила меня написать Джульетте. Я убежден, что Елена хотела моими устами рассказать миру всю правду о нас. Я написал Джульетте и получил премию. После того как письмо было опубликовано, многие мои друзья и коллеги прочли и поздравили меня. Я поступил правильно.
– Но как вы считаете, легко любить Елену? – не выдержала я.
– Нет, – мрачно ответил Давид. – Нужно быть готовым к такой жизни, иначе не выдержишь. Но если вы были одиноки и страдали от этого, обязательно найдете любовь там, где и не думали.
Я не хотела осуждать Давида или оскорблять своей жалостью, но, так или иначе, ему приходилось трудно, и я не могла не жалеть его. Вспомнила, как профессор Любви утверждал, что после долгих лет одиночества вы готовы удовлетвориться кем попало. Поэтому я захотела узнать, можно ли, испытав столь глубокую любовь к Елене, в конце концов, стать более восприимчивым к любви живой девушки?
Он пожал плечами. Возможно, но эта особа должна принять его огромную любовь к Елене, иначе ничего не получится. Часть его сердца всегда будет отдана Елене.
Одна из вещей, которую я так любила в отношениях с мужчинами, – возможность прийти домой, расслабиться вместе, поболтать о том, как прошел день. Хорошо иметь кого-то, с кем можно поделиться мыслями и переживаниями. Я поинтересовалась, как развиваются отношения Давида и Елены в повседневной жизни.
Давид объяснил, что ведет обычное существование. Довольно часто, но не каждый день, кладет цветы на ее могилу. Но, так или иначе, всегда чувствует близость с ней.
– Я человек не слишком общительный, и друзей у меня немного. Каждый раз, когда мне грустно, я иду к ней, и она дает мне утешение и любовь.
Я вдруг заметила кольцо на левой руке Давида.
– Разве это не обручальное? – выпалила я.
Давид с гордой улыбкой нежно коснулся кольца пальцами правой руки.
– Да, с именем внутри.
К этому я не была готова и испытала глубочайшее потрясение. С губ сорвался непроизвольный стон. Я попыталась превратить его в более пристойный звук.
– О-о, вы и для нее сделали кольцо?! Давид кивнул и сообщил, что в Италии принято, через определенный период времени, выкапывать гробы родственников и перекладывать останки в другие, поменьше. Давид перезахоронил Елену в прошлом году и положил в гроб обручальное кольцо с выгравированным внутри своим именем.
– Да, я не сразу сообразила… Значит, это было не только перезахоронение, но и ваша свадьба?
– Конечно. К тому времени наши отношения продолжались десять лет. Я был уверен в своих чувствах и хотел подарить ей символ моей любви.
– Давид, а вы пригласили кого-то на свадьбу или вас было только двое? – допытывалась я.
– Пришла моя мать. Она все знает о Елене и любит ее.
Оказалось, его мать сначала очень страдала из-за увлечения сына, но, увидев, каким счастливым Елена сделала Давида, смирилась и воспылала к ней родственными чувствами. Сначала они очень мучились из-за того, что потревожили ее сон, но сейчас поняли, что теперь о ней есть кому заботиться и больше она никогда не будет одинокой и покинутой.
Пока Элинор переводила, Давид вынул бумажник и осторожно вытащил маленькую черно-белую фотографию. Елена. Он с любовью посмотрел на нее, прежде чем с гордым видом протянуть мне. Копия могильного снимка. Молодая девушка застенчиво смотрела на меня. Она выглядела очень милой и чистенькой – короткая стрижка, хорошенькое личико сердечком.
Я была ужасно тронута откровенностью Давида, но в то же время испытывала невероятную неловкость. Хорошо понимая необходимость сказать нечто лестное, я, тем не менее, отчетливо ощущала, что мне показывают не столько снимок любимой жены, сколько изображение чьей-то бабушки в молодости.
– Она выглядит такой жизнелюбивой и открытой, – промямлила я, чуть помедлив.
Я не хотела ляпнуть что-то неуместное и оскорбить Давида, но он, похоже, даже обрадовался оттого, что мы говорим о его возлюбленной.
– Ее милые глаза смотрят за пределы жизни и времен. Я влюбился именно в этот взгляд.
– Спасибо, она действительно прелестна, – заметила я, отдавая ему снимок и украдкой посмотрев на часы. Пора уходить. – Каковы ваши планы на будущее? – спросила я напоследок, когда мы встали.
Давид ответил, что надеется на спокойную жизнь и хочет найти хорошую работу.
– Но если вы имеете в виду мое сердце, сейчас я счастлив и доволен. Большего мне не нужно. Пусть люди этого не понимают, но если я даже встречу кого-то еще, Елена всегда будет занимать огромное место в моей жизни.
Я пожелала удачи Давиду и Елене, и мы распрощались. Элинор довезла меня до отеля. По дороге мы, погруженные каждая в свои мысли, почти не разговаривали.
В переулках неподалеку от улицы Капелло, в тени дома Джульетты Капулетти, встречались и влюблялись итальянские тинейджеры. Сблизив головы, они тихо смеялись и болтали, замкнутые в тесном мирке взаимного желания, в восторге от общества друг друга. Время от времени беседа уступала место страстным поцелуям.
Тем временем на главных улицах надоедливые стайки японских и американских туристов равнодушно проходили мимо подростков. Они стремились к сооружению, символизирующему единственный вид итальянской подростковой любви, которая их интересовала и трогала, – балкону Джульетты.
В Вероне всякий кажется погруженным в собственное желание. Но может, это уместно в городе знаменитых любовников, которые предпочли умереть, но не предать свои чувства. Однако история Давида расстроила меня и сбила с толку. Даже если он считает, что счастлив, я невольно тревожилась за него.
Не в силах отвлечься шопингом (вся одежда была либо чересчур мала, либо чересчур дорога, либо чересчур бела), я не находила себе места. И вовсе не хотела проводить свободное время в одной из трех морожениц рядом с отелем (БРИТАНСКАЯ ТУРИСТКА ПОГИБАЕТ ОТ ПЕРЕДОЗА ФРУКТОВОГО МОРОЖЕНОГО), а потому позвонила Элинор. Мы пошли в бар и классно надрались. Вот это кайф!
Прекрасный дом Джульетты постройки XIV века окружен двором. Его ограда за долгие годы покрылась таким количеством граффити, что теперь люди пишут любовные стихотворения на комочках жвачки, залепившей каждый дюйм стены словно вязкие многоцветные изразцы.
Под балконом стоит бронзовая статуя Джульетты. Молва провозгласила, что прикосновение к ее правой груди приносит счастье (хотя отнюдь не самой Джульетте). И теперь статуя четырнадцатилетней девушки с тускло-оранжевой грудью, изъеденной потом миллионов потенциальных Ромео, стоически взирала на толкотню назойливых туристов, тискающих ее правую грудь да еще желающих сфотографироваться именно в этой позе. Совсем как зрители «Свидания вслепую», перенесенного назад во времени: с каждым новым сдавливанием толпа одобрительно ревела.
Терзаемая неописуемым похмельем, я тупо наблюдала за ними, зная, что минут через десять мне придется надеть бархатное платье и изображать Джульетту.
Несмотря на все мои дурные предчувствия, Элинор повела меня в дом и убедила идти в гардеробную и переодеться. Платье из тяжелого красного бархата доходило до пола и было подхвачено на талии пояском, усыпанным цветными камешками. На голову водрузили красный головной убор из чего-то вроде губки.
Не успела я выйти, как толпа тут же меня заметила. Люди обгоняли друг друга, спеша войти внутрь, чтобы лучше меня разглядеть. Рев сменился тихим восторженным ожиданием.
«Первый же, кто попытается прикоснуться к моей груди, обнаружит, что ему крупно не повезло», – мрачно думала я.
Но, ощущая, как шлейф платья волочится по полу, я почувствовала, что настроение улучшается, а похмелье потихоньку улетучивается. Я немедленно поняла причину волшебства: платье такое объемное и красное, что я могла бы провести остаток жизни, поедая круассаны с джемом, мороженое и пиццу, и никто бы не заметил последствий.
Настал час появления «Ромео» (свидание № 22), в темно-красной бархатной тунике, зеленых шоссах с гульфиком, от которого я немедленно и инстинктивно отвела взгляд. «Ромео» оказался гиперактивным тридцатипятилетним итальянцем по имени Солимано, и хотя выглядел слегка предрасположенным к туберкулезу и был примерно на фут ниже меня, зато светился лукавой улыбкой. Солимано промаршировал по двору через расступавшуюся толпу и по коридору, как Моисей, исполненный значимости собственной миссии. Остановившись передо мной, он упал на одно колено, схватил мою руку и страстно поцеловал, после чего, к моему изумлению и восторгу толпы, объявил:
– Я здесь, твой Ромео! Теперь мы будем вместе навсегда!
С этими словами он вскочил и вылез из окна на балкон.
– Пойдем, Джульетта! – скомандовал он. – Выйдем на балкон, чтобы я смог говорить тебе о своей любви.
– О Иисусе сладчайший, – вздохнула я. Голова опять разболелась и немилосердно чесалась под губчатым головным убором. Зато толпа во дворе не испытывала никаких сомнений. Руки, поднятые для тисканья, словно застыли в воздухе, глаза горят. Перед ними разворачивался именно тот роман, которого они жаждали, – представление прямо среди публики вот-вот начнется!
К счастью, Элинор вовремя заметила выражение моего лица и ловко пробралась к тому месту под балконом, где ждал Солимано.
– Пойдем со мной, Ромео, – коротко велела она. – Дженнифер уже знает эту сцену. Давай найдем что-нибудь более уединенное для вашего свидания.
Солимано мгновенно сник, но послушно потащился за ней. Толпа, злая и разочарованная, глазела им вслед, словно дети, которым решительно запретили вышвырнуть кошку из окна, чтобы проверить, умеет ли она летать.
Элинор нашла нам пару стульев с резными спинками на первом этаже, и свидание началось.
Солимано оказался остроумным, чувствительным, славным человеком, не слишком принимающим всерьез самого себя. Мы болтали о жизни в дороге. Он путешествовал по всей Италии с актерской труппой, но дома играл только Ромео.
– И вы никогда от этого не устаете? – допытывалась я. Неожиданно для меня Солимано смутился, а в глазах промелькнуло раздражение. Он поспешно отвел взгляд, очевидно, чтобы взять себя в руки, и, обернувшись, запротестовал:
– Я люблю Ромео, но проблема в том, что он молод и его эмоции… – Солимано махнул рукой, пытаясь подобрать нужное слово, – …еще незрелы. – Он подался вперед и заговорщически понизил голос. – Я пока еще никому не говорил, но думаю, что теперь мне больше нравится Меркуцио.
Он пристально посмотрел мне в глаза, ожидая реакции на свою исповедь, какого-то знака… я понятия не имела, чего именно. Возмущения? Насмешки? Он явно переживал кризис своего персонажа, и мой вопрос ненамеренно открыл шлюзы откровенности.
Собственно говоря, большинство моих «Ромео» находились на распутье, переживая тот или иной вид кризиса (эй, а кто не переживает?), но мне и во сне не снилось, что к ним принадлежит даже сам Ромео.
Слишком хорошо помня необычное свидание с Давидом, я знала, как сохранять бесстрастную физиономию. Я также знала, какой реакции от меня ожидают.
– Почему именно Меркуцио? – спокойно поинтересовалась я.
Солимано встревоженно огляделся, снова наклонился ко мне и, явно подбирая слова, объяснил:
– Меркуцио… как бы лучше выразиться… центральная опора всей пьесы.
Вокруг нас непрестанно мерцали огоньки фотовспышек. Туристы старались попасть в фокус вместе с нами. Я то и дело отталкивала руки, нерешительно трогающие мое плечо (это было первое свидание, где меня больше волновали прикосновения прохожих, чем партнера). Конечно, откуда догадаться толпе, что перед ними не идеальная любовная сцена? Джульетту вот-вот отвергнут: Ромео не желает быть с ней, мало того – не желает даже оставаться самим собой.
Но Солимано то ли не замечал, то ли был совершенно невосприимчив к толпе и продолжал облегчать душу:
– Видите ли, прежде всего это пьеса о жизни. Но потом Меркуцио умирает, и действие становится мрачной, темной пьесой о смерти. – Солимано выпрямился. Его речь становилась все громче и энергичнее. – Меркуцио – поворотный пункт пьесы: он настолько силен, что может превратить день в ночь, а свет – во тьму… – продолжал он с лихорадочной страстью, сжимая кулаки и выгибаясь на стуле. – Он – самая значительная личность в «Ромео и Джульетте», и я хочу стать именно им. Я устал быть Ромео. Хочу быть Меркуцио.
Последнюю фразу он почти выкрикнул, погруженный в напряженность собственных реализованных чувств. Лицо осветилось широкой улыбкой, и он с глубоким вздохом обмяк на стуле словно сдавшийся шарик.
Но я была занята собственным, снизошедшим на меня откровением. Я прошла весь этот путь, только чтобы обнаружить его никчемность. Ромео отрекается от Джульетты и собирается начать вторую жизнь, но уже как Меркуцио. Любовь прошла. Воцарилась смерть.
Неудивительно, что Давид получил эту проклятую премию «Дорогая Джульетта», с горечью подумала я. Когда речь идет о самых серьезных отношениях, никто не может победить смерть.
– Спасибо, Дженнифер, – выдохнул Солимано. – Я никогда не говорил об этом ни единой живой душе, кроме вас. Вы посланы мне Богом: теперь я знаю, что должен делать. Больше никаких Ромео, мне предстоит стать Меркуцио.
Огоньки фотокамер продолжали вспыхивать, и Солимано откинулся на спинку стула, опустошенный и измученный откровенностями. Я сидела с приоткрытым ртом, пытаясь сообразить, какого черта только сейчас произошло.
Я попрощалась с Элинор (без которой вряд ли выбралась бы живой из дома Джульетты) и отправилась в долгое путешествие на поезде через Болонью во Флоренцию. После двухчасовой автобусной поездки мимо зеленых холмов и виноградников Тосканы я прибыла в Сиену, где у меня была назначена встреча с Умберто (свидание № 23).
Он организовал сайт дорожных свиданий www.moto-ristmail.com. Из нашей электронной переписки я знала, что идея возникла у Умберто, раздраженного многочасовым торчанием в пробках и непорядочными водителями.
Однажды ночью, когда я ехал сквозь тоннель, какая-то машина подрезала меня на большой скорости. Я, естественно, не мог высказать все, что о нем думаю, но тут меня осенило адресоваться в сайте номеру его машины.
Умберто оказался настоящим бизнесменом и вскоре понял, что сайт можно использовать гораздо продуктивнее, как трудосберегающий инструмент для занятых одиноких людей. Теперь это был сайт свиданий, специально созданный для итальянцев, которые большую часть своей жизни проводят в пробках. И вместо того чтобы вывешивать на сайте номера недобросовестных водителей, он позволил вносить в список любые номера при условии, что вы одиноки и хотите с кем-то познакомиться. Итак, если вы присмотрели кого-то, сидя в уличной пробке, но не монете заговорить с ним из окна машины, заходите на сайт Умберто и при условии, что номера машины вашего потенциального партнера зарегистрированы на сайте, шлите ему е-мейл и приглашайте на свидание.
Идея прижилась, и теперь сайт Умберто получает приблизительно шесть тысяч посланий в день.
Этот бизнес и целая куча других не оставляют Умберто ни минуты свободного времени, и он смог встретиться со мной только за ленчем. Мы уселись за столиком перед крохотной пиццерией и дружески поболтали на ярком тосканском солнышке. Я с искренним интересом выслушала подробности истории о сайте и нашла Умберто несколько застенчивым, но обаятельным. В общем и целом он показался мне славным парнем, но абсолютным трудоголиком. Мне было грустно услышать, что подружки у него нет. Впрочем, неудивительно – при таком-то режиме!
– Я найду себе кого-нибудь, когда у меня будет больше времени и куча денег, – деловито пояснил он, прежде чем вновь мчаться на работу.
После нашего свидания в пиццерии я села на поезд до Пизы, а потом вылетела в Берлин. Пока самолет рулил по взлетной дорожке, я в последний раз взглянула в окно на Италию. Еще одна страна отработана. Я прекрасно провела время, познакомилась с прекрасными людьми и успела побывать более чем на двадцати свиданиях. Четверть от общего количества Единственных я уже встретила, но ни на шаг не приблизилась к своей цели.
Может, я делаю что-то не так или еще не достигла критической массы, статистически содержащей моего нового мужчину? Каковы мои шансы обрести Родственную Душу? Сколько еще свиданий, прежде чем я встречу ЕГО? Или я уже совсем близко? Что еще можно сделать, чтобы ускорить процесс или хотя бы увериться, что я на правильном пути?
Я задержала дыхание, пока мы не взлетели. Если мой сосед закончит читать главу, прежде чем стюардесса разрешит отстегнуть ремни, встречу ли я Родственную Душу в Германии? Может ли наша встреча зависеть от чистого суеверия или улыбки судьбы?
Следует ли мне упорнее работать над поисками Родственной Души или лучше довериться судьбе? Нельзя сказать, что я теряю надежду, но удивительно, что после стольких встреч результат незначительный. А пока я собиралась загрузить мой романтический туристский автобус огромным количеством людей, которые, что вполне понятно, ожидали моего внимания и энергии. Грозит ли мне опасность так увлечься, выбирая пассажиров, что, когда придет время, в автобусе не окажется места для Единственного, кого я хотела видеть?
Вполне реальная возможность…
Хотя Берлин вернул себе статус немецкой столицы, большинство авиалиний еще не отразили этот факт в расписаниях и летят мимо. В результате пассажиры все-таки умудряются прибыть по назначению, но вот сумки их не столь удачливы – потеря багажа постепенно стала нормой.
Вот и я добралась до Берлина в отличие от моих сумок. И к тому же сделала ошибку, согласившись встретиться с Эде (свидание № 24) у выхода из терминала. Даже в обычные дни я не люблю встречающих. Сегодня же, сообразив, что косметика и приличная одежда остались в потерявшихся сумках, я была совершенно выбита из колеи.
Эде ждал меня с единственной желтой розой в руках (которую в отличие от Уиллема из Голландии сразу же мне отдал) и ничуть не обеспокоился тем обстоятельством, что мы не можем уйти, пока я не сообщу куда следует о пропавшем багаже. Перед дверями нужного офиса тянулась огромная очередь, поэтому мы пошли выпить кофе.
Стоя в очереди, я попыталась рассмотреть его. Лет тридцать пять, высокий и стройный, с длинными ногами и слегка таинственным видом. Очень славный и хороший собеседник. Но я мучительно старалась сосредоточиться на разговоре, поскольку думала только о сумках и о том, увижу ли их снова.
Прошло четыре часа, прежде чем мы смогли попасть в офис. Клерк заверил, что сумки будут доставлены в мой отель к пяти часам вечера, хотя «возможна задержка, поскольку улицы перекрываются для Парада Любви».
Да, о Параде Любви я знала. Именно поэтому прилетела сюда.
С 1989 года берлинский Парад Любви стал самым большим в мире уличным праздником техно. Для того чтобы танцевать танго, требуются двое, а на концерт техно собирается два миллиона, особенно когда знаменитые диджеи на ярко разукрашенных карнавальных платформах дают звук на полную громкость в Тиргартен-парке, окруженные гигантскими толпами рейверов. Интересно, ждет ли меня здесь удача в любви?
Эде чудесный малый, но он не привлекал меня. И тут никто не виноват. В другой ситуации он вполне мог мне понравиться и, может, мы нашли бы общий язык, но не на этот раз. Когда Эде, проводив меня до отеля, распрощался, на душе было тяжело. Я неохотно пообещала, что, возможно, увижусь с ним позже, но втайне надеялась, что он не будет слишком разочарован, если продолжения не последует.
Я остановилась в Пренцлауэр-Берг. Эта часть старого Восточного Берлина выступала против восхождения Гитлера к власти. Место обитания радикалов, интеллектуалов и студентов, Пренцлауэр-Берг казался уголком, о котором знаешь только ты. Как замечательно бродить по улочкам, натыкаясь на причудливые галереи, здания с велика лепной лепниной, шумные бары и кафе…
Да, я сюда добралась. А вот мои сумки…
Я отправилась посмотреть художественную инсталляцию в огромном и пугающем подвале водокачки, чуть выше по дороге, а когда вернулась, оказалось, что о сумках по-прежнему ни слуху, ни духу. Тогда я решилась на долгую прогулку по Бергу. Заглядывала в лавчонки, нашла потрясающий бар и засела там с книгой до одиннадцати часов ночи. Когда вернулась, сумки все еще не привезли.
– Может, к полуночи. Может, завтра, – ответил портье, не глядя на меня.
Злиться и скандалить не было смысла. Только голова разболится, а парацетамол остался в пропавших сумках.
Наутро я снова подошла к портье.
– Что с моими сумками? – монотонно повторила я навязший в зубах вопрос.
– Мы понятия не имеем, где они, – жизнерадостно отрапортовал портье.
Иногда мне кажется, что на свете нет ничего более иностранного, чем Европа.
Я вернулась к себе, выпила кофе, вывернула трусики наизнанку, натянула несвежую одежду и обошлась без макияжа, хотя предстояло присоединиться к самым прекрасным в мире людям, танцующим во имя радости.
Какой позор, что я выгляжу не лучшим образом, тем более что сегодня напряженный день – сразу три свидания. Мне предстояло идти на Парад Любви с Полом (свидание № 25), фанатом, с которым я познакомилась на сайтах Парада Любви, потом встретиться с диджеем Фрэнком из Голландии (свидание № 26) на платформе и с Францем Филиппом (свидание № 27) тоже на платформе. По работе на «Радио-1» я знала, как упорно противятся творческие люди всякому твердому расписанию. Так что неизвестно, сколько времени это займет.
В школе я всегда была человеком спортивным и активным членом команды. Парад Любви дал возможность понять, каково это, когда никто не желает видеть тебя в своей команде.
Я накрасилась в универмаге, воспользовавшись пробником на прилавке с косметикой. И только потом встретилась с Полом, который оказался очень молодым и буквально бурлил энергией. Уже через десять минут он приметил фонарный столб, мигом взлетел наверх, только я его и видела (на мне были юбка и трусики двухсуточной давности; я не присоединилась бы к нему, даже если бы могла). Платформ у диджея Фрэнка задержали на голландской границе, а вышибалы на платформе Франца Филиппа, только взглянув на меня, отказались даже передавать, что я приехала.
Зато все это время психиатр по имени Вольфганг следовал за мной как привязанный, приглашая зайти в бар и выпить по стаканчику. Меня одолевала тревога: если сорвались два свидания подряд, судьба может подумать, что я не выполняю условий договора встретиться с восьмьюдесятью мужчинами. И чтобы ублажить Бога Чисел, я пошла пить кофе с Вольфгангом. Оказалось, он только недавно переехал сюда из Брюсселя и никого не знал. И пришел на Парад Любви, поскольку подумал, что сможет кого-нибудь встретить.
Мне стало немного жаль его, и беспокоила мысль, что и он, возможно, меня жалеет. Неужели я тоже кажусь ему растерявшейся чужачкой, пытающейся влиться в общее веселье в надежде забыться?
Я старалась изо всех сил, но чувствовала, что это бесполезно и здесь мне не найти Родственную Душу. Что бы я ни делала, ничего не получится. Пора возвращаться домой, чтобы направить свою энергию и усилия моих ОК на следующий этап путешествия – Америку.
Поблескивая смазанными маслом и автозагаром мышцами, одетые в кожаные бикини, пластиковые платьица и розовые меховые сапожки, танцоры дули в свистки и самовлюбленно наслаждались танцем и всеобщим вниманием.
Я протиснулась сквозь толпу фанатов, добралась до метро и доехала до отеля.
– О, мисс Кокс! Хорошие новости: ваши сумки доставлены, – объявил портье, расплывшись в улыбке, стоило мне показаться в вестибюле.
– Вот и прекрасно, – равнодушно пробормотала я. – Пожалуйста, счет. Я уезжаю.
Я вылетела в Лондон. А когда проходила паспортный контроль в Хитроу, один из офицеров спросил, какой рейс только сейчас прибыл.
– Дания, – тупо буркнула я.
Мужчина, стоящий за мной, рассмеялся.
– Вы что-то путаете, дорогая, не Дания, а Германия. Похоже, вы сами не знаете, куда едете.
Все дружно расхохотались. Кроме меня. Я слишком устала. Устала, чтобы смеяться, говорить, объяснять, почему я понятия не имею, где была. Однако он прав – я не знала, куда иду, не видела цели, только слепо пробиралась вперед и вперед. И при мысли о том, что еще ждет впереди, в который раз задалась вопросом, стоит ли оно того.
