Текст книги "Время смеется последним"

Автор книги: Дженнифер Иган

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

– Идем, – сказала Ребекка.

Алекс посадил Кари-Анну обратно в слинг, и они по ступенькам спустились вниз, в темноту. Пока они шли домой по сумрачным улицам, Алексу почему-то вспомнился день, когда они с Ребеккой познакомились. Он так и не смог догнать того поганца с волчьей головой, похитителя сумочки, зато уговорил хозяйку сумочки посидеть с ним в кафе. Пили пиво, ели буррито, потом занимались любовью на крыше ее дома на авеню Ди – из квартиры ушли, чтобы не смущать трех Ребеккиных соседок. Он даже фамилию ее тогда не знал. И тут вдруг, без всякого повода, Алекс вспомнил имя девушки, которая когда-то работала у Бенни Салазара: Саша.Легко, как дверь отворилась от сквозняка. Саша. Алекс подержал это имя в памяти – осторожно, чтобы не спугнуть; и точно, вслед за именем что-то забрезжило: гостиничный вестибюль; маленькая квартирка с раскаленными батареями. Чувство такое, будто он вспоминает сон. А секс-то у них потом был? Скорее всего да, у него тогда все свидания заканчивались одинаково. Хоть в это и трудно поверить сейчас, когда они давно уже спят втроем – он, жена и ребенок – и запах у них в постели младенческий и немножко химический – от биоподгузников. Но про секс Саша так ничего ему и не сказала: подмигнула (глаза зеленые?) и исчезла.

знаеш нвст? – прочел Алекс сообщение однажды ночью, сидя с телефоном на своем обычном месте на подоконнике.

угу

Новость состояла в том, что Бенни решил перенести концерт Скотти Хаусманна на открытую площадку – на «След» – и, значит, Алексовым попугаям придется (без дополнительной оплаты) опять связываться со всеми, кого они успели охватить, иначе люди не будут знать, куда идти.

О перемене места Бенни сообщил Алексу еще днем, по телефону: «Идея с закрытым помещением Скотти не впечатлила. Надеюсь, теперь он будет доволен». Открытая площадка была пока последним пунктом в длинном списке выдвинутых исполнителем требований. «Ему нужно уединение» (Бенни, объясняя, почему Скотти необходим трейлер). «Он не любит без толку трепать языком» (Скотти отказался давать интервью). «Ему редко приходится общаться с детьми» (Скотти может болезненно воспринять детский гвалт во время концерта). «Он не доверяет компьютерам» (Скотти отказался вести стрим или отвечать на вопросы фанатов на страничке, созданной Бенни Салазаром специально для этих целей). Фотография на страничке – длинные волосы, насмешливая улыбка, полный рот фарфоровых зубов и огромные разноцветные шары над головой – почему-то вызывала у Алекса глухое раздражение, и он всякий раз старался поскорее отвести взгляд.

чт дальш? прикжт устрц? – написал он Лулу.

ага китайск консрврвн

!

…

как он при личн контктх?

не зн

???

некнтктн

#@<&*

…

Так они могли переписываться часами, а в перерывах Алекс мониторил своих «слепых» попугаев: заглядывал на их странички и в стримы, проверял, кто сколько успел пропеть дифирамбов Скотти Хаусманну, сачков вносил в «список нарушителей». За три недели он ни разу не видел Лулу, они даже не созванивались, но со дня той встречи в греческой забегаловке она жила у него в брючном кармане. Он назначил для нее отдельный виброзвонок.

Алекс поднял глаза. Зазубренный силуэт стройки с торчащими балками уже перекрыл нижнюю половину его окна, от Эмпайр-стейт-билдинг остался один светящийся шпиль наверху. Еще несколько дней – и он тоже исчезнет. Сначала, когда внизу все вдруг загрохотало и ощетинилось и под их окнами закопошились люди, Кари-Анна пугалась, а Алекс старался ее отвлечь и обратить все в игру. «Смотри, подрос домик!» – говорил он каждый день, будто это так весело и увлекательно, и Кари-Анна подхватывала – хлопала в ладоши и радовалась: «Домик! Домик!»

подрс дмик,написал он и улыбнулся тому, как легко детский лепет вписывается в пространство телефонных сообщений.

… дмик? – сразу же откликнулась Лулу.

стрйка под окн. перекрыв свет/возд взрвть?

увы

преехть?

увы

нй!

Алекс озадаченно перечитал коротенький ответ. Странно, язвит насчет его нытья, что ли? Вроде сарказм не в ее духе. Но потом он понял, что Лулу имела в виду: это Нью-Йорк.

День концерта выдался «не по-зимнему теплым», как все по привычке продолжали говорить, – точнее, стояла тридцатиградусная жара, золотое солнце косо било в глаза на каждом перекрестке, и за идущими тянулись несуразно длинные тени. Деревья отцвели еще в январе и уже выпускали первые листочки. Ребекка нарядила Кари-Анну в летнее платьице, оставшееся с прошлого года, – с уточкой на груди. Только что они свернули на Шестую авеню и влились в поток других молодых семей, движущихся по широкому коридору между небоскребами. Кари-Анна ехала у Алекса на спине – в новеньком рюкзачке, купленном взамен слинга. Пользоваться колясками в местах скопления людей запрещено: это может помешать эвакуации.

Алекс долго размышлял, как заманить Ребекку на концерт, но заманивать не понадобилось: однажды вечером, когда Кари-Анна уже спала, Ребекка, просматривая сообщения на телефоне, спросила:

– Ты не помнишь, тот слайд-гитарист, которого мы слышали у Бенни Салазара, – случайно не Скотти Хаусманн?

В груди у Алекса что-то оборвалось.

– Кажется, да. А что?

– Просто мне уже в который раз пишут: в субботу всех зовут на «След» – там будет бесплатный концерт этого Скотти Хаусманна, для детей и взрослых.

– А-а.

– Кстати, мы тоже можем сходить, вдруг у тебя получится снова поговорить с Бенни.

Она все еще переживала за Алекса – огорчалась, что Бенни не позвал его к себе работать. Каждый раз, когда об этом заходила речь, Алексу становилось жутко стыдно.

– Можно попробовать, – сказал он.

– Значит, идем! Тем более концерт бесплатный.

После Четырнадцатой улицы небоскребы расступились и слепящий свет ударил прямо в глаза; кепка с козырьком не помогала: февральское солнце висело слишком низко. Из-за этого Алекс не сразу заметил Зюса, своего старого друга; попытался свернуть в сторону – Зюс был одним из его «слепых» попугаев, – но не успел, Ребекка уже махала Зюсу рукой. Рядом с Зюсом шла Наташа, его русская подружка, у обоих на груди висело по «кенгурушке» с младенцем: полгода назад у них родились двойняшки.

– Вы к Скотти? – спросил Зюс таким тоном, будто Скотти Хаусманн – их общий приятель.

– Вроде как, – сдержанно ответил Алекс. – А вы?

– И мы тоже, – сообщил Зюс. – Кстати, вы хоть раз слышали наколенную слайд-гитару живьем? Нет? Тогда готовьтесь: это будет круто – круче рокабилли!

Зюс работал на станции переливания крови, а в свободное время – с группой подростков с синдромом Дауна, помогал им наносить принты на футболки. Алекс невольно всматривался в лицо друга, пытаясь отыскать признаки «попугайства», но ничего не находил: Зюс как Зюс, вплоть до маленькой джазменской треугольной бородки под нижней губой, какие давным-давно вышли из моды, но Зюс носил свою с юности и сбривать не собирался.

– Говорят, на сцене он еще лучше, чем в записи, – с заметным русским акцентом сказала Наташа.

– Вот и мне человек восемь говорили то же, – откликнулась Ребекка. – Даже странно.

– Восемь человек – одно и то же? – Наташа рассмеялась. – Ну, значит, попугайчики!

Кровь прилила к щекам Алекса; не в силах смотреть на Наташу, он отвел глаза. Но было ясно, что она ни о чем не догадывается: Зюс хранит свою тайну.

– Да нет, – улыбнулась Ребекка, – это все свои люди.

Сегодня был день встреч: старые друзья, друзья друзей, просто знакомые, смутно знакомые встречались чуть ли не на каждом углу. Алекс слишком долго прожил в Нью-Йорке, чтобы вспомнить, где и когда он с ними пересекался: когда работал диджеем в клубе? Или секретарем в адвокатской конторе? Или когда много лет подряд играл в баскетбол в Томпкинс-сквер-парке? Он приехал в Нью-Йорк двадцатичетырехлетним мальчиком и сразу же, с самого первого дня, начал думать об отъезде – даже сейчас они с Ребеккой готовы были подхватиться в любой момент, если бы нашлась подходящая работа в другом, желательно более дешевом городе. Но прошло уже столько лет, а он по-прежнему в Нью-Йорке – и, скорее всего, успел столкнуться с каждым жителем Манхэттена хоть однажды, а то и не однажды. Может, и Саша сейчас где-то здесь, в толпе? – думал Алекс. Вглядываясь в смутно знакомые лица, он искал Сашино лицо, и ему казалось, что если он его найдет – и если узнает, годы спустя, – то само это знание (Саша здесь!) будет ему достойной наградой.

Вы на юг?.. Говорят, не только для тычков… Нет-нет, обещают живой звук…

После девятого или десятого обмена подобными репликами – где-то в районе Вашингтон-сквер – Алекс вдруг осознал, что все эти люди, шагающие в одиночку и попарно, с детьми и без детей, геи и натуралы, татуированные и чистые, идут слушать Скотти Хаусманна. Все до единого.Тут же накатило сомнение (не может быть!), потом гордость (это его победа – он гений), потом уныние (нечем гордиться), потом страх: а что, если Скотти Хаусманн не великий исполнитель? Если он вообще бездарь? Надо было как-то спасаться от этого страха, и тогда Алекс мысленно послал сам себе сообщение: слеп кмнд. я невидмк.

– Алекс? – Ребекка смотрела на него.

– Да?

– Ты нервничаешь?

– С чего ты взяла?

– Ты так сжал мою руку, – сказала она и, улыбнувшись ему одними глазами сквозь очки, как сквозь дырки от пуговиц, добавила: – Но это ничего, мне даже приятно.

В Нижнем Манхэттене, куда они наконец добрались (и где, по последним данным, плотность детского населения самая высокая в стране), толпы запрудили улицы от тротуара до тротуара. Транспорт стоял, над головой оглушительно стрекотали вертолеты; в первые годы Алекс с трудом переносил этот звук (как можно жить при таком уровне шума?), но потом привык: цена безопасности. А сегодня военизированная трескотня кажется даже к месту, думал Алекс, оглядывая море слингов, детских рюкзачков и кенгурушек: взрослые несут детей, старшие дети младших – чем не армия? Армия детей: возрождение веры в сердцах, закрывшихся для веры.

гд дети тм бдщее

Прямо перед ними в небо величественно возносились новые башни, они были величественней старых (те Алекс видел только на фото) и больше походили на скульптуры, чем на дома, – потому что были пусты. На подходе к ним движение замедлилось – толпа впереди уже обтекала зеркальную гладь бассейнов, – и сразу стало заметно, что кругом полно полицейских и агентов безопасности (которых легко узнать по одинаковым телефонам), а над головами, прикрепленные к карнизам, столбам, деревьям, работают устройства визуального сканирования. Груз случившегося здесь больше двадцати лет назад привычно давил на Алекса – так было и раньше, всегда, когда он приближался к этому месту: чудилась докатившаяся из прошлого дрожь – низкое, монотонное треньканье чуть за пределами слышимости. Сегодня это треньканье звучало настойчивее обычного; оно было знакомо Алексу до такой степени, что казалось первоосновой и скрытым пульсом всех звуков, которые он записывал, слышал и коллекционировал все эти годы.

Ребекка сжала его руку влажными тонкими пальцами.

– Я люблю тебя, Алекс.

– Пожалуйста, не говори это таким тоном. Будто должно случиться что-то плохое.

– Извини, просто я теперь тоже нервничаю.

– Это из-за вертолетов, – сказал Алекс.

– Отлично, – пробормотал Бенни. – Алекс, постой там, если тебе не трудно. Да, у двери.

Алекс оставил Ребекку и Кари-Анну в компании друзей и еще множества людей – тысяч и тысяч людей, которые ждали терпеливо, потом менее терпеливо – время начала концерта давно прошло, все взгляды были направлены на четырех парней из техперсонала, застывших по углам приподнятой платформы, где должен был появиться Скотти, – но Скотти не появлялся, и парни мрачнели. Когда Лулу прислала сообщение, что Бенни срочно нужна помощь, Алекс явил чудеса изворотливости и, просочившись сквозь кордоны безопасности, проник в трейлер Скотти Хаусманна.

В трейлере было двое, Бенни и какой-то престарелый фанат из техперсонала, с виду грузчик. Оба сидели на складных черных стульчиках. Скотти не было. У Алекса запершило в горле. я невидмк,подумал он.

– Бенни, послушай меня… – говорил фанат. Его руки, нелепо торчащие из рукавов клетчатой рубашки, тряслись.

– У тебя получится, – говорил ему Бенни.

– Послушай, Бенни…

– Алекс, стой у двери, – не оборачиваясь, повторил Бенни, и вовремя: Алекс как раз собирался подойти к Бенни и спросить: он в своем уме? Он что, хочет вытолкнуть этого старого хрена на сцену – вместо Скотти Хаусманна? Сделать вид, будто это и есть Скотти Хаусманн? Да у него вон щеки уже ввалились. А руки – красные, узловатые, такими небось карточную колоду не удержишь, что уж говорить про этот странный тонкий, чувственный инструмент, зажатый у него между колен… Но стоило Алексу взглянуть на инструмент, как в животе у него все съежилось и он понял, сразу и без всяких сомнений: этот старый хрен и естьСкотти Хаусманн.

– Нет, Скотти, все уже собрались, – говорил Бенни. – Люди здесь. Отменить невозможно, понимаешь?

– Слишком поздно. Я старик. Я… не могу.

Скотти Хаусманн сказал это так, будто он только что плакал, или сейчас заплачет, или то и другое вместе. У него были зализанные назад волосы до плеч и пустые, словно остекленевшие глаза. Бомж, хоть и чисто выбритый. Из той фотографии с его странички Алекс узнал только зубы, белые и сверкающие – вид у них был смущенный, они словно говорили: ну вот и все, больше ничего с этой образиной не сделаешь. И, глядя на них, Алекс понял: Скотти Хаусманна нет. Его просто не существует. Он словесная оболочка в человеческом обличье. Шелуха, внутри которой – пусто.

– Ты можешь,Скотти, и ты пойдешь, – говорил Бенни своим обычным спокойным голосом, но на темени сквозь редеющее серебро его волос мелкими каплями просвечивала испарина. – Да, у времени бандитская рожа, мы с тобой это знаем, ну и что? Все равно, ты не должен сдаваться!

Скотти качнул головой:

– Бандит победил.

Бенни глубоко вздохнул, стрельнул глазом на часы (других признаков нетерпения Алекс не заметил) и сказал:

– Скотти, а помнишь, как ты ко мне приходил? Двадцать с лишним лет назад, помнишь? Рыбу мне принес.

– Угу.

– Мне тогда показалось, ты собирался меня убить.

– Правильно показалось. – Скотти усмехнулся. – Надо было.

– А когда у меня потом все полетело к чертям собачьим – Стеф меня вышвырнула, из «Свиного уха» меня вышвырнули, – я тебя разыскал. И что я сказал, помнишь? Ты тогда рыбачил на Ист-Ривер, под мостом, я явился прямо туда? Ну, что я тебе сказал?

Скотти что-то буркнул.

– Я сказал: я сделаю тебя кумиром. А ты мне что ответил? – Наклонившись, Бенни заглянул Скотти в лицо, сжал красивыми ухоженными пальцами его трясущиеся руки. – Ты ответил: «Ну вперед».

Скотти долго молчал. Потом вдруг вскочил и, опрокинув стул, рванул к выходу. Алекс уже хотел шагнуть в сторону, но не успел: Скотти полез прямо на него и попытался его оттереть, и тут только Алекс сообразил, что его миссия – единственное, ради чего Бенни его высвистал, – стоять в двери и не дать исполнителю сбежать. Теперь они со Скотти, пыхтя, толкались на пороге, лицом к лицу, так близко, что Алекс дышал его перегаром – пивным, показалось ему сначала, но потом он узнал запах «Егермейстера».

Бенни ухватил Скотти сзади, но, видимо, недостаточно крепко – Алекс понял это, когда Скотти вдруг попятился и с размаху боднул его головой в солнечное сплетение. Алекс охнул и сложился пополам. Бенни висел у Скотти на плечах и что-то бормотал, словно усмиряя лошадь.

Когда дыхание восстановилось, Алекс попытался поговорить с боссом:

– Бенни, раз он не хочет…

Скотти развернулся, чтобы врезать Алексу между глаз, но Алекс успел отклониться – кулак впечатался в дверь. Ноздри защекотал кислый запах крови.

Алекс попробовал еще раз:

– Бенни, это уж совсем…

Скотти стряхнул Бенни и пнул Алекса коленом в пах. Алекс рухнул на пол и стал молча корчиться в позе эмбриона. Скотти ногой откинул его вбок и распахнул наконец дверь трейлера.

– Привет! – донесся из-за двери высокий, чистый, смутно знакомый голос. – Я Лулу.

Повернув голову, Алекс сквозь муть и боль пытался что-то разглядеть. Скотти все еще был здесь, молча смотрел сверху вниз на Лулу. От зимнего косого солнца волосы над ее лицом светились как нимб. Она стояла на ступеньке, загораживая проход, положив руки на хлипкие металлические перила. Скотти мог бы отшвырнуть ее в сторону одной левой, но почему-то не отшвырнул. Разглядывая милую девочку в светящемся нимбе, он промедлил лишнюю секунду – и проиграл.

– Можно я пойду с вами? – спросила Лулу.

Бенни подхватил с пола гитару, протянул ее Скотти над скрюченным телом Алекса. Скотти молча прижал инструмент к груди, порывисто вздохнул.

– Только если вы соблаговолите опереться на мою руку, мадемуазель, – ответил он, и Алексу показалось, что из-за плеча жалкого и потерянного Скотти Хаусманна выглянул призрак другого Скотти Хаусманна – нахального, самоуверенного и сексуального.

Лулу ухватилась за локоть Скотти, и они двинулись в толпу: одурманенный старикан со странным продолговатым инструментом в руке – и девушка, годящаяся ему в дочери. Бенни помог Алексу встать, и они тоже спустились по ступенькам; Алекс тяжело опирался на перила и волочил ноги, как паралитик. Людское море будто само собой раздвинулось, в нем открылся проход к сцене, на которой стоял табурет в окружении двенадцати больших микрофонов.

– Лулу, – тихо сказал Алекс и помотал головой.

– Эта девочка будет править миром, – отозвался Бенни.

Скотти взошел на платформу, сел на табурет. Не представляясь, даже не глядя на толпу, он заиграл «Я малая овечка», но слайд-гитара звенела металлом и гудела натянутой тетивой, и детская песенка казалась совсем не детской, а глубокой и сложной. После «Овечки» пошли «Козы любят розы» и «Я как деревце расту». Усилители работали отлично – мощный звук заглушал трескотню вертолетов и разливался во всю ширь толпы, исчезая между домами. Алекс слушал, внутренне съежившись, уже предощущая гул негодования, – тысячи людей, которых он заманил сюда обманом, ждали слишком долго, их терпение уже наверняка истощилось. Но никто не возмущался: тычки радовались знакомым песенкам, хлопали в ладоши и повизгивали, взрослые вслушивались, ловя тайные скрытые смыслы в каждой строке. Возможно, в определенные исторические моменты толпе, просто для самооправдания, необходим кумир, и толпа создает себе кумира – кажется, что-то подобное видели фестивали шестидесятых: Хьюман Би-Ин, Монтерей, Вудсток. А возможно, после двух поколений войны и постоянного напряжения людям вдруг понадобилось живое воплощение этого напряжения – одинокий растерянный старик со слайд-гитарой. Не важно почему, но одобрительная волна, стихийная и осязаемая как ливень, зародилась в середине толпы, покатилась к краям, ударилась там о дома и об откос дамбы, понеслась с удвоенной силой обратно к центру, к приподнятой платформе, и подкинула Скотти на ноги (техперсонал бросился поправлять микрофоны), сокрушив дрожащую оболочку, которой был Скотти Хаусманн всего несколько мгновений назад, и высвободив его скрытую сердцевину – сильную, харизматичную и страстную. Спросите у тех, кто там был, – вам скажут, что по-настоящему концерт начался с той минуты, когда Скотти встал – когда он запел свои песни, которые писал в течение многих лет и которых никто никогда не слышал. «Глаза на моем лице», «Крестики-нолики», «Кто внимательней всех» – баллады паранойи и одиночества, рвущиеся из груди человека, на которого достаточно взглянуть – и понимаешь, что у него нет и не было своей странички в сети (резюме, кода, телефона) и что его нет ни в каких базах данных – потому что все эти годы он жил затаясь, забытый всеми, но яростный и мятущийся, – и все это было воспринято огромной толпой как чистота. Нетронутая чистота. Хотя, конечно, теперь уже не разберешь, кто был и кого не было на том первом концерте Скотти Хаусманна: если всем верить, получится такая тьма-тьмущая народу, какая ни за что бы не вместилась в обширное, но все же ограниченное окрестными улицами пространство. Скотти теперь миф, и каждый желает к нему приобщиться. Наверное, так и должно быть. Миф должен принадлежать всем.

Стоя рядом с Бенни, который не сводил глаз со Скотти и одновременно в бешеном темпе рассылал сообщения, Алекс испытывал странное чувство, будто все это происходит не сейчас, а когда-то давно – будто он уже вспоминает. Ему захотелось быть рядом с Ребеккой и Кари-Анной: это желание, поначалу смутное, вскоре разрослось и сделалось нестерпимым. Его телефон вычислил телефон жены за секунду, но, чтобы ее зазумить, пришлось сканировать сектор толпы несколько минут. Пока он искал Ребекку, на экране мелькали восхищенные, иногда заплаканные лица взрослых, редкозубые ликующие детские улыбки, распахнутые глаза молодых людей – глаза Лулу, которая теперь стояла, держа за руку своего чернокожего друга, монументального как изваяние, и оба смотрели на Скотти Хаусманна с восторгом юности, нашедшей для себя достойного героя.

Он все-таки отыскал Ребекку: она улыбалась и танцевала с Кари-Анной на руках. Пробраться к ним было нереально, слишком далеко, и разделяющее их пространство казалось Алексу пропастью: а что, если он никогда больше не сможет дотронуться до нежного шелка Ребеккиных век, почувствовать под хрупкими ребрышками сердцебиение Кари-Анны? Если не сможет даже увидеть жену и дочь – без зума? В отчаянии он послал Ребекке сообщение: прекрсная моя жди меня пжлсти продолжал зумить ее лицо. Наконец Ребекка уловила вибрацию и, прервав танец, потянулась за телефоном.

– Такое случается раз в жизни, и то не всякому везет, – сказал Бенни.

– Ну, тебе-то везло, – возразил Алекс.

– Нет. – Бенни покачал головой. – Нет, Алекс, поверь. Такого, как сегодня, не было никогда, даже близко! – Он все еще пребывал в эйфории, шагал разгоряченный, с расстегнутым воротом, широко размахивая руками. Событие уже завершилось, празднование тоже, они пили шампанское (Скотти – «Егермейстер») и ели пельмени в китайском квартале, отвечали на тысячи звонков от репортеров, еще тысячи откладывали на потом, отправляли счастливых жен с малышками домой на такси. («Ты его слышал? – в сотый раз спрашивала мужа Ребекка. – Ничего подобного еще не было, ведь правда?» А перед самым отъездом шепнула Алексу в ухо: «Поговори с Бенни насчет работы!») Сюжет с Лулу завершился в тот момент, когда она познакомила Алекса со своим женихом: Джо, родился в Кении, дописывает диссертацию по робототехнике в Колумбийском университете. Было уже далеко за полночь, Бенни с Алексом шли пешком через Нижний Ист-Сайд: Бенни захотелось проветриться. Алексу было муторно и уныло, в том числе потому, что приходилось скрывать свое уныние от Бенни.

– Ты просто гений, Алекс. – Бенни Салазар по-дружески взъерошил ему волосы. – Гений! Это я тебе говорю.

Гений чего? – чуть не спросил Алекс, но сдержался. Вместо этого он задал другой вопрос:

– У тебя работала когда-нибудь девушка, которую звали Саша?

Бенни остановился как вкопанный. Произнесенное имя светящимся шаром повисло в воздухе между ними. Саша.

– Работала, – сказал Бенни. – Она у меня была ассистентом. А ты откуда ее знаешь?

– Так, встречались однажды. Много лет назад.

– Кстати, она жила где-то здесь. – Бенни зашагал дальше. – Саша. Давно я ее не вспоминал.

– Какая она была?

– Супер, – сказал Бенни. – Одно время я даже был влюблен в нее по уши… Но потом выяснилось, что у нее кое-что прилипало к рукам. – Он взглянул на Алекса. – Короче, она воровала.

– Шутишь?!

Бенни покачал головой:

– Думаю, это у нее была болезнь.

Что-то шевельнулось у Алекса в памяти, но так и не выплыло на поверхность. Он знал, что Саша воровка? Или не знал? Это как-то выяснилось в ту ночь? Или нет?

– Ну и… ты ее уволил?

– Пришлось, – вздохнул Бенни. – После двенадцати лет. А она ведь была – половина моих мозгов… Три четверти, если уж совсем честно.

– А сейчас чем она занимается, не знаешь?

– Понятия не имею. Думаю, если бы она работала в музыкальном бизнесе, я бы знал. А может, и нет. – Он рассмеялся. – По правде говоря, я сам от него уже отошел.

Бенни замолчал, будто погрузился в воспоминания о Саше. Они еще несколько минут шли по тихой лунной улице. На углу свернули на Форсайт-стрит и перед вторым или третьим домом остановились.

– Вот тут она жила. – Бенни смотрел вверх. Сквозь потертый плексиглас из подъезда лился голубоватый свет.

Алекс тоже задрал голову. При взгляде на закопченные стены, чернеющие под бледно-лиловым небом, вспыхнула холодная искра узнавания, пробежала дрожь дежавю: он словно стоял перед домом, который был когда-то на этом месте.

– Не помнишь номер квартиры? – спросил он.

– Кажется, 4-А, – сказал Бенни. Помолчав: – Хочешь проверить, дома она или нет?

Он широко улыбнулся, отчего его лицо сразу помолодело. Алекс подумал, что со стороны они с Бенни, наверное, смотрятся как двое гуляк – стоят перед чужим подъездом, решают, не завалиться ли в гости к знакомой.

– Ее фамилия Тейлор? – спросил Алекс, тоже улыбаясь, разглядывая написанный от руки список над панелью домофона.

– Нет. Но мало ли, может, это ее соседка по квартире.

– Так я звоню? – Алекс нажал кнопку.

Теперь каждым электроном своего тела он стремился наверх, на тускло освещенную лестницу, которую он вспомнил вдруг так ясно, будто был здесь только сегодня утром. Он мысленно взбежал по этой лестнице на четвертый этаж, в маленькую тесную зелено-фиолетовую квартирку – всю пропахшую ароматическими свечами и влажноватую от пара. Под окнами тихонько шипят батареи. На подоконниках разложены какие-то мелочи. И ванна в кухне – точно, у нее прямо в кухне была ванна! Больше Алекс нигде такого не видел.

Бенни с Алексом ждали, оба странно волновались. Алекс стоял затаив дыхание. Сейчас Саша откроет входную дверь, и они с Бенни поднимутся по узким ступенькам. Узнает ли ее Алекс? А она его? Он вдруг понял, почему его так тянет наверх, к Саше: ему хочется войти в ее квартиру и найти там себя – молодого, полного идеалов и больших планов, себя, у которого в жизни ничего еще не решено. Картинка, нарисованная воображением, внушала ему зыбкую надежду. Он снова нажал кнопку домофона и снова стал ждать, но надежда утекала с каждой секундой. Странная пантомима разваливалась.

– Никого, – сказал Бенни. – Скорее всего, она теперь далеко отсюда. – Он стоял запрокинув голову, смотрел на небо. – Надеюсь, у нее все хорошо. – И, помолчав, закончил: – Она этого заслуживает.

Они пошли дальше. У Алекса першило в горле и ломило глаза.

– Не знаю, что со мной случилось, – помотав головой, пробормотал он. – Честно, не знаю.

– Ты повзрослел, Алекс, – ответил Бенни, немолодой человек с растрепанной серебристой шевелюрой и задумчивыми глазами. – Как и мы все.

Алекс зажмурился и стал слушать: шум опускаемых ставней. Хриплый собачий лай. Рев машин на мосту. Бархатная ночь в ушах. И гул, который звучит всегда, он похож на эхо, но, может быть, это не эхо – просто ход времени.

лилов ноч

невидм звзды

гул ктр звчит всгд

Сзади послышалось клацанье каблучков по тротуару. Алекс открыл глаза. Они с Бенни синхронно обернулись: не Саша ли, в пепельной мгле? Но это была другая девушка – юная, недавно приехавшая в этот город. Она отпирала дверь ключом.