Текст книги "Дитя каприза"

Автор книги: Дженет Таннер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 31 страниц)

Весть о ее помолвке с адвокатом заставила некоторых удивленно поднять брови, но прошлое Кэссиди оказалось таким же безупречным, как и ее красивое лицо, и вскоре репортеры из светской хроники оставили попытки откопать в ее биографии какую-нибудь грязную сенсацию и смирились с тем, что она станет женой очень влиятельного человека.

О да, это приглашение стоило принять, решила Пола, поскольку перед сочетанием голливудского блеска с законом было невозможно устоять. Пола записала дату приема в своем календаре и отложила приглашение в сторону. Как бы ни был занят Хьюго, она непременно настоит на том, чтобы они пошли на прием к Кэссиди и Роберту.

* * *

– Дорогая, это невозможно, – сказал Хьюго. – Ты, должно быть, помнишь, что это день рождения моей матери.

– День рождения твоей матери… – безжизненным тоном повторила Пола. – Именно в день приема у Кэссиди!

– Ты говоришь это так, словно мне не веришь. Будто я нарочно это выдумал, – терпеливо сказал Хьюго. – Не может быть, чтобы ты забыла о дне рождения мамы.

– Да, забыла. Почему, скажи мне, я должна это помнить? Мне это безразлично.

– Я уже понял это, Пола, – сказал Хьюго несколько натянуто. Он так до конца и не смирился с тем, что жена и его мать недолюбливали друг друга. – Тем не менее я считаю, что тебе следовало бы об этом помнить. Как и о том, что я всегда обедаю у мамы в день ее рождения. У нас семейный обед. Дорогая, ведь у Кэссиди всего лишь обычная вечеринка. Мы с тобой часто бываем на таких.

– Это не просто обычная вечеринка – это прием в честь Кэссиди. В любом случае я уже приняла приглашение. Нам придется пойти.

Хьюго поджал губы.

– Извини, но это единственный случай, когда я вынужден настоять на своем.

– То есть, ты выбираешь мать, а не меня?

– Ты говоришь глупости. Но я не собираюсь расстраивать мать ради какой-то великосветской тусовки. Маме нездоровится, Пола. Может быть, это ее последний день рождения. И я намерен сделать все, чтобы она была счастлива в этот день.

Пола презрительно фыркнула.

– Она еще долго проскрипит. Вот увидишь, она еще десять лет будет вертеть тобой, как захочет.

Взгляд Хьюго стал холодным. Как подобает хорошему сыну, он не выносил критики в адрес матери.

– Значит, ты не собираешься присутствовать на семейном обеде?

– Ты правильно понял, не собираюсь, – сказала Пола, но от его ледяного взгляда у нее напряглись нервы. Это за последнее время случалось с ней всякий раз, когда она сталкивалась с неодобрением. Она взяла мужа под руку и сказала умоляюще: – Ну, если уж тебе обязательно нужно быть на этом обеде, не мог бы ты пойти пораньше? Твоя мать привыкла рано ложиться. К тому времени, когда ей будет пора идти в постель, вечеринка только-только начнется.

Он взглянул на ее наивное личико и растаял. Как же он ее любил! Как бы возмутительно она ни вела себя, стоило ему лишь взглянуть в ее очаровательные голубые глаза, как он тут же был готов найти ей оправдание. Он готов был сделать для нее все, что угодно, но только не обидеть мать в день ее рождения. Но Пола была права. Обед назначен на семь часов, и самое позднее к одиннадцати его мать будет готова отправиться спать. Он мог бы надеть смокинг – матери, возможно, это было бы даже приятно. А потом он просто проедет один квартал, заберет Полу, и они смогут отправиться в дом адвоката, где состоится вечеринка.

Он положил руку на плечико Полы, подавляя в себе желание прижать ее изо всех сил к себе и покрыть поцелуями.

– Хорошо, дорогая. Будь по-твоему. Если ты согласишься немного опоздать на вечеринку.

Пола улыбнулась. Казалось, взошло солнышко, как это бывало всякий раз, когда она добивалась своего.

– Это называется эффектным выходом на сцену, Хьюго, – поддразнивая, сказала она.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Одевшись, чтобы идти на вечеринку, Пола зашла в детскую, чтобы пожелать Гарриет спокойной ночи.

Малышка с влажными после ванны волосами и порозовевшим личиком уже лежала в постели, но еще не спала. Пола присела на краешек кровати, притянув к себе дочку так, что ее головка прижалась к зеленому шелку платья, задрапированного на небольшой груди Полы в виде тоги, так что оставалось открытым одно плечо.

– Хорошо пахнет! – пробормотала Гарриет, сморщив от удовольствия носик.

Пола улыбнулась. Близость упругого маленького тельца вызвала у нее прилив материнского чувства, хотя она знала, что это чувство вряд ли возникло бы, не будь у нее уверенности, что она сможет передать Гарриет няне, как только у нее изменится настроение.

– Мамочка идет на вечеринку. Тебе нравится мое платье?

– Красивое! – одобрила Гарриет, прижимаясь к ней покрепче.

Пола вдруг испугалась, что Гарриет может обслюнявить платье или оставить на нем пятна от пальцев.

– Тебе пора спать, Гарриет, – сказала она, высвобождаясь из детских ручонок. – Мамочке нужно идти. – Она всегда говорила, как англичане, «мамочка», а не как американцы – «мама».

Гарриет не желала ее отпускать, но тут решительно вмешалась няня.

– Ну же, Гарриет, будь послушной девочкой, отпусти маму.

– Нет! – завопила Гарриет.

– Да! – твердо сказала няня.

Пола едва поборола в себе кошмарный страх: ей показалось, что она попалась в ловушку из толстеньких ручек и липких пухлых губок. Она поспешно направилась к выходу из детской.

– Не очень-то полезно возбуждать ее в такой час, – неодобрительно сказала няня, провожая Полу до двери. – В это время она должна быть в постели. Большинство детей ее возраста сейчас уже спят.

– Но она ведь не большинство детей, не так ли? – сказала Пола.

Когда она закрывала за собой дверь, ей показалось, что она услышала, как няня проворчала: «Какая же вы мать, госпожа Варна! Приходите сюда, когда вам захочется покрасоваться, и только беспокоите ребенка».

Пола похолодела. За последнее время она не слышала, чтобы люди шептались за ее спиной, и думала, что, возможно, это совсем прекратилось. А теперь вот эти слова няни. Пола резко распахнула дверь, ожидая застигнуть прислугу врасплох, когда та, притаившись за дверью, злобно шепчет ей вслед, но, к своему удивлению, увидела, как няня возится у кроватки Гарриет, поудобнее укладывая ребенка.

«Какова хитрюга, – подумала Пола, – она, должно быть, молнией бросилась от двери. Наверное, догадалась, что я услышала ее слова».

Почувствовав себя весьма неуютно, она спустилась по лестнице вниз, чтобы подождать там Хьюго. Войдя в зимний сад, она остановилась, как вкопанная, увидев на фоне застекленной двери силуэт высокого мужчины в смокинге.

– Грег! – воскликнула она чуть охрипшим от волнения и неожиданности голосом. – Что ты здесь делаешь?

Он повернулся, глядя на нее своей ленивой улыбкой.

– Извини, что напугал тебя, Пола. Меня впустила служанка Я зашел, чтобы предложить вам поехать на вечеринку вместе.

Она вдруг потеряла дар речи. Как это ему удается проделывать с ней такое – одним своим присутствием он превращает ее из уверенной в себе женщины в застенчивого подростка!

– Наверное, тебе одиноко, ведь твоя подружка уехала в Париж? – не подумав сказала Пола и тут же пожалела о сказанном.

– Я бываю одинок, только если сам захочу этого, – сказал Грег, насмешливо поглядывая на нее. – Мне показалось, что ты, возможно, будешь рада меня видеть.

– Да, да, конечно. Но мы с Хьюго задержимся. Он обедает у своей матери… у нее сегодня день рождения.

– Я знаю. Я заходил сегодня к Хьюго в салон. Его улыбка приводила Полу в замешательство.

– Понятно. В таком случае, зачем?.. – она замолчала и покраснела, потому что уже поняла, зачем он пришел.

– Я пришел, чтобы увидеться с тобой, Пола. Мне почти никогда не удается побыть с тобой наедине.

У нее подгибались колени. Она дрожала. Он, конечно, не раз и раньше играл в эти игры, но они еще никогда не оставались с глазу на глаз в доме, где не было никого, кроме служанки, няни да ребенка. Грег знал, что не застанет Хьюго, – он только что сам признался в этом. Может быть, на этот раз…

– Не хочешь ли чего-нибудь выпить? – спросила она охрипшим от волнения голосом, надеясь лишь на то, что он не заметит, как она нервничает, как дрожит от страха и возбуждения.

– Выпить? Пожалуй, почему бы не выпить. С удовольствием.

Он провожал ее взглядом, пока она пересекала комнату, направляясь к бару. Пола вдруг испугалась, что не сможет наполнить стаканы, не расплескав напиток.

– Налей себе сам. А мне сделай джин с тоником.

Наблюдая, как Грег наполняет стаканы, она подумала, что он великолепно выглядит в смокинге. Пола сделала несколько торопливых глотков, крепко сжимая стакан в руках, словно боясь уронить.

– Ты сегодня чудесно выглядишь, Пола, – сказал он, остановив на ней оценивающий, проникающий в душу и дразнящий взгляд. – Правда, ты всегда выглядишь прекрасно. Кажется, я уже говорил, что считаю тебя самой обворожительной женщиной?

– Грег… – она умолкла, совершенно лишившись дара речи.

– Самой обворожительной! – повторит он. Поставив стакан на широкую каминную доску, он улыбнулся ей ленивой завораживающей улыбкой. – Подойди ко мне, Пола, – сказал он.

Какое-то мгновение она стояла не двигаясь, глядя ему в глаза, не в силах поверить, что она не ослышалась. У нее перехватило дыхание; ей казалось, что она вот-вот потеряет сознание.

Не раз в своих мечтах Пола представляла себе этот момент и мысленно проигрывала его; сколько раз она пыталась представить себе чудесное прикосновение его губ к своим – не краткое, как раньше, а долгий, страстный поцелуй, символизирующий обладание; как чудесно ощущать своими руками и всем телом каждую часть его тела и всецело принадлежать ему.

В тайниках души Пола лелеяла эту мечту, сжилась с ней, и теперь, когда мечта могла стать реальностью, она вдруг испугалась, что Грег окажется другим.

Она медлила, застыв на месте, а его улыбка стала еще шире, и глаза приказывали ей еще повелительнее, чем слова: «Подойди ко мне, Пола».

И она почувствовала, как ноги сами несут ее к нему, словно он управляет ею, как марионеткой, дергая за веревочки.

Он не двигался, пока она не подошла к нему вплотную, просто наблюдал за ней своим проникающим в самую душу, гипнотизирующим взглядом. Затем он протянул руку и схватил ее за талию. Ей показалось, что от прикосновения его пальцев сквозь тонкий шелк по ее телу прошел электрический ток.

Он поцеловал ее крепко, почти грубо. Никто раньше не целовал ее с такой безжалостностью властелина. Ее холодная красота всегда так действовала на ее любовников – и Хьюго не был исключением, что они обращались с ней с благоговением даже в высшие моменты страсти. Но Грег целовал ее без всякого почтения. Он давно уже играл с нею, как кошка с мышкой, и прекрасно знал, что она изнемогает от желания. И теперь его руки по-хозяйски скользнули вдоль ее спины, обхватили снизу ягодицы, и он крепко прижал ее к своему телу. Она ощутила, как напряглась его возбужденная плоть, и совсем обессилела, так что, вздумай он выпустить ее из объятий, у нее подогнулись бы ноги и она упала бы на пол. Все ее существо тянулось к нему.

Ухватившись за присобранный на одном плече зеленый шелк, он стянул с нее лиф платья. Она услышала треск разрываемой ткани, но это ей было безразлично. Теперь она была обнажена до пояса; его руки жадно схватили маленькие груди, стиснув их так, что она едва не вскрикнула. В тот момент, когда ей показалось, что она больше не вынесет, он отпустил ее, нащупал на спине платья молнию и рванул ее. Зеленый шелк соскользнул к ногам. Под платьем у нее не было ничего, кроме тончайшей набедренной повязки – что-нибудь более существенное образовывало бы складки под облегающим фигуру платьем, – а на ногах Полы еще сохранился загар, так что она могла обойтись без колгот. Он сорвал с нее последний клочок ткани, а затем, отстранив ее от себя, пристально посмотрел на нее оценивающим взглядом.

Пола закинула голову в полном самоотречении, из ее груди вырывались стоны, все тело горело от желания.

Он нарочито медленно поднял ее и положил на ковер. Она корчилась от желания, а он, полностью одетый, смотрел на нее сверху. Потом, встав на колени, наклонился над ней, расстегнул молнию на брюках и одним быстрым рывком вошел в нее.

Она изогнулась под ним, забыв обо всем, кроме собственного желания. Еще никогда она не отдавала себя полностью. Но все закончилось слишком быстро. Он небрежно отодвинулся от нее, словно сделал какой-нибудь пустяк – потушил окурок выкуренной сигареты, например, – встал, привел брюки в порядок и минуту спустя Пола, испытывая теперь смущение от своей наготы и все еще переживая смятение от противоречивых эмоций, тоже встала, дотянулась до платья и прикрылась им.

– Грег… – Она умоляюще протянула к нему руку. Пола и сама не знала, чего хотела – чтобы он приласкал ее, ободрил или чтобы происшедшее повторилось, – но он даже не прикоснулся к ней. Выражение его лица было чуть ли не презрительным.

– Вам бы лучше одеться, госпожа Варна, если не хотите, чтобы муж застал вас в таком виде.

– Но…

– Не забудьте, что нам еще предстоит вечеринка.

– Ах… да… – Она совершенно забыла о вечеринке. Он взял ее за запястье и снова притянул к себе.

– Помни одно – ты теперь моя, – сказал он тихо. На его лице в нескольких дюймах от нее играла улыбка, но это была недобрая улыбка.

– Когда мы снова увидимся? – прошептала она.

– Я дам тебе знать. – Он снова поцеловал ее, как будто поставил хозяйское клеймо на своей собственности. В его поцелуе не было ни тепла, ни нежности, но даже когда она поняла это, тело предало ее, и она уцепилась за него, как ребенок у ворот школы цепляется за уходящую мать.

– А теперь, ради Бога, оденься, – сказал он грубо, высвобождаясь из ее рук. Ей оставалось только подчиниться. Платье было разорвано от подмышки до талии.

– Я не могу в нем пойти…

– В таком случае переоденься.

Подхватив свою набедренную повязку, она побежала вверх по лестнице. К счастью, она не встретила никого из слуг, и дверь в детскую была закрыта. У себя в комнате она убрала с глаз долой испорченное платье, спрятав его в ящике комода, и вынула другое, из серебристой парчи. Зайдя в ванную, она широко расставила дрожащие ноги над биде и только теперь начала понимать, какому риску подвергала себя, занимаясь любовью с Грегом здесь, в своем доме, при незапертых дверях. Ведь кто угодно мог войти – при этой мысли она похолодела. Однако даже это не заставило ее пожалеть о случившемся. «Теперь ты моя», – сказал Грег. При воспоминании об этом у нее снова задрожали колени. Об отсутствии нежности и ласки она предпочитала не вспоминать.

Она слишком долго ждала этого момента и знала, что когда бы и где бы он ни захотел ее, она всегда будет готова с радостью ему подчиниться.

* * *

Спускаясь по лестнице, она услышала, как пришел Хьюго. Сердце ее гулко забилось. Он, конечно, обо всем догадается, как только взглянет на нее. Но, когда она спустилась по лестнице, он улыбнулся ей, ни о чем не догадавшись.

– Ты уже готова?

– Да. Я немного задержалась. Грег здесь… – Она чувствовала, что ее голос предательски дрожит, но Хьюго, по-видимому, ничего не заметил.

– Грег? Прекрасно. Мы можем поехать все вместе.

– Как там твоя мать? – спросила Пола, оттягивая момент, когда ей снова придется увидеть Грега.

Хьюго удивился. Интересоваться его матерью было так непохоже на Полу.

– Стареет. Сердце разрывается, когда видишь это. Она всегда была сильной женщиной. Но мне кажется, день рождения ей понравился. Дорогая, мне жаль, что это совпало с твоей вечеринкой.

– Все в порядке, – сказала она, осторожно проскальзывая мимо него, чтобы он не смог прикоснуться к ее телу, которым только что обладал Грег. – Ты ведь вернулся.

Грег стоял со стаканом в руке на коврике перед камином, там, где она его и оставила. Ничто в нем не выдавало того, что произошло. Только когда Хьюго отвернулся, он встретился с ней взглядом – насмешливым и многозначительным.

Пола не могла бы объяснить, как ей удалось сохранить присутствие духа в течение всей вечеринки. Ей казалось, что она подчиняется какому-то автопилоту, следуя давно отработанному шаблону поведения в обществе, который она знала теперь назубок: это выручало ее сейчас, когда голова у нее кружилась, мысли путались. Она машинально болтала с гостями, смеялась, танцевала, откусывала кусочек канапе с паюсной икрой или копченой лососиной, отпивала из бокала шампанское – немного чаще, чем нужно, – но глазами все время искала Грега и, заметив его, испытывала нечто, похожее на оргазм. Грег переходил от одного гостя к другому, болтал со светскими дамами, танцевал с актрисами из Голливуда, возбуждая в ней жгучую ревность. Неужели он намерен не замечать ее весь вечер? Потом, когда она уже потеряла всякую надежду, Грег оказался рядом, взял стакан из ее руки и, улыбнувшись Хьюго, спросил:

– Не возражаешь, если я потанцую с твоей красавицей женой?

– Конечно, – ответил Хьюго с непринужденностью ничего не подозревающего старого друга.

Танцуя, они двигались в одном ритме, словно пародируя совокупление.

– Приходи ко мне завтра. Я буду дома в три часа, – сказал он, и нетерпеливо прижимаясь к ней бедрами.

Она незаметно кивнула. Разве могла она отказаться? Она знала, что ни перед чем не остановится, лишь бы быть с ним.

После танца он подвел ее к Хьюго.

– Вы с женой не часто бываете в обществе, – пожурил он.

– На первом месте, мой друг, должна быть работа.

– Знаю, знаю. Прежде всего работа, мать – и все остальное, – Грег непринужденно улыбнулся. – Но ведь Поле необходимо развлекаться. Ты просто обязан нанять меня, чтобы сопровождать твою жену во время выходов в свет.

– Ты хочешь сказать, что готов стать вторым Джерри Зипкином? – ухмыльнулся Хьюго, посмотрев туда, где крохотный толстячок, любимый в нью-йоркском обществе наемный сопровождающий, развлекал леди, партнером которой он был сегодня вечером.

– Нет, увольте, если речь идет об этих расфуфыренных дамах!

– Расфуфыренных? Ты унижаешь мои творения.

– Извини, я оговорился. Нет, туалеты, мне кажется, прекрасны. Но вот лица – их я не выношу – кожа натянута, как… – Он бросил на Полу недобрый насмешливый взгляд, а потом закончил фразу: —… как пара хирургических перчаток.

Хьюго расхохотался в полном неведении относительно того, какой смысл вкладывал Грег в это сравнение.

– Насколько мне известно, тебя-то как раз и привлекают только самые шикарные женщины. Даже сегодня можно было бы назвать не одну красавицу, сердце которой ты покорил, так что не жди моего сочувствия!

Пола не смела поднять глаза на Грега. Она чувствовала, что с головы до ног заливается краской. Сердце ее учащенно билось от возбуждения, и ему вторили пульсы по всему телу. Завтра… завтра… Ей казалось, что у нее не хватит сил ждать.

* * *

Их любовная связь, беспорядочная и тревожная, продолжалась в течение последующих нескольких месяцев.

«Почему именно сейчас? – спрашивала она себя, когда ей удавалось перевести дыхание. – Почему после столь долгого ожидания он так неожиданно пришел и овладел ею? Наверное, потому что закончилась его связь с этой техасской девушкой». Но она предпочитала не углубляться в это в своих размышлениях, а просто наслаждаться тем, что было между ними – этой сумасшедшей бурной связью.

После той первой близости, которую, Пола была уверена, Грег тщательно спланировал, как и все прочее, что он делал, они занимались любовью, как только оставались где-нибудь наедине – у него на квартире, в ванной комнате дома, куда их приглашали на вечеринку, в ее собственных апартаментах. Казалось, опасность действовала на Грега как возбуждающее средство, а Пола к тому времени почти перестала беспокоиться о том, что их могут застать. Если Хьюго обо всем узнает, то они с Грегом по крайней мере смогут открыто бывать вместе, и это положило бы конец его невыносимым отлучкам, когда он пропадал на несколько дней, ничего ей не объясняя и не давая о себе знать. Несмотря на полную одержимость им, когда она не могла думать ни о чем другом, кроме как о следующей встрече, Пола все же не была в нем уверена. Он ее хотел – это не вызывало у нее сомнения, – он обладал ею и заявлял о своем праве на нее всеми способами, о существовании которых она раньше и не подозревала, но он оставался хозяином положения и ее хозяином тоже. Проявляя абсолютное самообладание, он часто игнорировал ее и доводил этим до такого состояния, что она была готова на все, лишь бы только он улыбнулся ей или подал какой-нибудь знак, свидетельствующий, что он не забыл хотя бы о ее существовании.

Она жила, словно шла по лезвию бритвы. Он обладал ею тогда и там, где хотел, – ею, которая всегда заставляла окружающих ее мужчин плясать под свою дудку. И хотя неуверенность в нем была для нее пыткой, именно это поддерживало в ней интерес к приключению. В те редкие моменты, когда она была способна мыслить здраво, она понимала, что это правда, хотя ей очень хотелось бы, чтобы ее убедили в обратном. Но она думала лишь о том, когда он снова овладеет ею и снова доведет до острого сладкого экстаза, который умел вызвать один он и который всегда оставлял ее дрожащей и жаждущей продолжения. Даже страх, преследовавший ее после самоубийства Криса Коннелли, отступил в ее сознании на задний план – если Захарий хотел выдать ее, то он бы уже давно это сделал – да и зачем бы ему? Она не назвала себя по телефону, и даже если он узнал ее по голосу и догадался, кто ему звонил, он никогда не осмелился бы назвать ее, не имея доказательств. А если бы вдруг кто-нибудь другой вычислил ее, так ведь не одна она была хранительницей «государственной тайны». Известное ей могло быть известно и другим. Нет, маловероятно, что Хьюго когда-нибудь узнает, что именно она донесла на его помощника и друга. Правда, всегда следовало опасаться, что Хьюго узнает о ее похождениях в совсем иной области.

Суровой нью-йоркской зимой здоровье матери Хьюго начало резко ухудшаться. Напрасно Хьюго пытался убедить ее перебраться куда-нибудь в более мягкий климат – она никогда не жила нигде, кроме Нью-Йорка, говорила она, и здесь была намерена умереть. Удрученный ее состоянием Хьюго проводил с матерью все больше и больше времени, а Полу это только радовало, потому что давало ей возможность встречаться с Грегом по первому его требованию. Иногда Хьюго сам им подыгрывал, позволяя Грегу сопровождать ее на вечеринки, на которых сам не мог присутствовать, и тогда Пола совсем не испытывала угрызений совести. Если Хьюго так слеп, то винить ему следует только себя.

В январе Марта Варна умерла, и ее похороны хорошо запомнились Поле, потому что Грег последовал за ней в ванную комнату и овладел ею там, объяснив потом свой поступок с кривой ухмылкой: «Я не мог устоять, чтобы не трахнуть тебя, очень уж ты соблазнительно выглядишь в трауре». После этого он уехал по делам, и она не видела его и не слышала о нем почти шесть недель.

Когда настало лето, их бурная связь все еще продолжалась в том же духе.

– В этом году вы оба должны немного отдохнуть на моей «лодочке», – сказал однажды Грег. – Не принимаю никаких отказов.

К радости Полы, Хьюго согласился, и они втроем улетели в Италию, где провели три недели, днем загорая на выскобленных добела досках палубы, а благоуханными вечерами – болтая и потягивая шампанское. Этот отдых был для Полы мучением: находиться так близко от Грега и не спать с ним – это ли не адская мука? Яхта, хотя и роскошная, была невелика; она была рассчитана на то, чтобы Грег мог управлять ею один, без команды, плавая между островами и не выходя в открытое море, а это означало, что там не было места, где они могли бы остаться вдвоем. Но Грег, казалось, находил удовольствие в сложившейся ситуации, наслаждался собственным вынужденным воздержанием и насмешливо наблюдал, как она изнывает от желания. В конце концов Пола не выдержала. Она пожаловалась Хьюго, что скучает по Гарриет, и они улетели домой раньше, чем собирались.

– Когда-нибудь я куплю большую яхту, – пообещал Грег, по обыкновению, вкладывая в свои слова двойной смысл. – Может быть, тогда ты погостишь у меня, Пола?

– Судя по тому, как у тебя идут дела, ты скоро сможешь трижды купить и продать всех нас, – сказал Хьюго.

Грег не вернулся в Штаты вместе с ними – в Италии ему надо было закончить дела. Он хотел встретиться с какими-то текстильными фабрикантами, которые намеревались основать модный картель. Поскольку Грег был итальянцем по происхождению, ему эта идея пришлась по душе.

– Возможно, я смогу сделать кое-что для тебя, Хьюго, – говорил он.

Хьюго улыбнулся.

– Кажется, мафия вторгается в мир моды, но я всецело полагаюсь на тебя во всех коммерческих вопросах. У меня будет время заняться любимым делом – созданием моделей.

Пола промолчала. Она могла бы сказать, что Грег недурной эксперт в некоторых далеких от бизнеса областях. Только об этом не принято рассказывать.