Текст книги "Дитя каприза"
Автор книги: Дженет Таннер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 31 страниц)
Подбери кто-нибудь Полу, она подтвердила бы, что на яхте были неполадки и что я предупредил о возможности взрыва, когда высаживал ее в шлюпку: Ну а если бы ее никто не подобрал, что же, любому было бы ясно, что мы оба погибли при взрыве яхты.
– Какой же ты негодяй! – тихо сказала Мария. Грег пожал плечами.
– Она сама на это напросилась – шантажировала меня, угрожала, что не даст мне выехать из страны, если я не возьму ее с собой. Ей действительно было кое-что известно о моих финансовых делах. Она, должно быть, рылась в документах у меня на квартире. Возможно, конечно, что она блефовала, но я не имел права рисковать. И поэтому я решил, что проще всего будет взять ее с собой, а потом уже отделаться от нее. Так я и поступил.
– А вдруг бы ее подобрали и она рассказала бы, что ты уплыл, умышленно бросив ее?
– Никто бы ей не поверил, – заявил он, абсолютно уверенный в своей безнаказанности. – Подумали бы, что она лишилась рассудка в результате перенесенного потрясения. Решили бы, что я посадил ее в шлюпку, чтобы спасти ей жизнь, а сам остался на яхте, пытаясь ликвидировать неполадки – какие бы они там ни были, – а потом оказалось слишком поздно. Я, видишь ли, постарался рассчитать, чтобы во время взрыва яхта оказалась в нужном месте. Место взрыва было тщательно рассчитано, я учел даже отклонение от нужного направления. В любом случае это не имело значения, не так ли? Полу никто не подобрал. Могу лишь предположить, что она утонула в открытом море. Но поскольку меня там не было, я не знаю этого точно.
– Ты бездушная свинья, – сказала Мария. – То, что ты сделал, хуже убийства. Убийство, по крайней мере, означало бы быструю смерть.
Он снова пожал плечами.
– У тебя не хватило духу, а? У тебя не хватило духу убить ее быстро и чисто! Нет, ты бросил ее в утлой лодчонке в бушующем море. – Быстрым движением она достала пистолет из кармана. И рука ее больше не дрожала. – Я не такая уж белоручка, Грег. Ты заслуживаешь смерти – и я расправлюсь с тобой.
Что-то в выражении ее лица подсказало ему, что она не шутит. Даже под загаром его лицо побледнело.
– Не дури, Мария.
Она посмотрела ему прямо в глаза.
– Мне давно следовало бы это сделать.
– Ты хочешь провести остаток жизни в тюрьме? Отдай пистолет! – Он сделал шаг в ее сторону. Мария отступила, продолжая держать его под прицелом.
– Мне все равно, мне теперь все безразлично, Грег. Моя жизнь кончена. Ты ее растоптал. Что бы ты ни говорил, ты убил Полу и пытался убить и меня. А теперь я хочу сделать так, чтобы ты никогда и никого больше не убил.
– Мария! – он рванулся к ней, и в этот момент ее палец напрягся и нажал на курок. Грег остановился с выражением изумления и ужаса на лице, а она выстрелила еще и еще раз. Он покачнулся и осел на пол, а Мария, не отрывая от него глаз, отступила к двери, все еще сжимая полностью разряженный пистолет. Кровь была повсюду – алые пятна расплылись на манишке его сорочки, алые пузыри выступили в уголках губ. Он корчился на полу, ловя ртом воздух и захлебываясь кровью. Мария стояла над ним, наблюдая его агонию, и не испытывала ничего, кроме торжества победителя и странного покоя.
Богу известно, что он это заслужил, и она, Мария, привела приговор в исполнение. Впервые за свою бесполезно прожитую жизнь она почувствовала, что властвует над ситуацией. Впервые она оказала услугу целому миру.
Когда наконец Грег затих, Мария спустилась по лестнице и подошла к телефону. Палец, которым она набирала цифры, был весь в крови.
– Говорит Мария Винсенти из Дарлинг-Пойнта, – сказала она, услышав голос дежурного полицейского. – Я думаю, вам следует поскорее кого-нибудь прислать сюда. Только что я застрелила Грега Мартина.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
– Что будем делать, Мошка? – спросил Марк.
– Не знаю, – откровенно призналась Гарриет. Было уже поздно, очень поздно, но ни он, ни она и не думали ложиться спать, хотя Салли, бледная и расстроенная, сразу же после ужина ушла к себе. Гарриет и Марк всегда были очень дружны, а теперь сблизились еще больше, образовав одну команду, объединенные друг с другом теснее, чем просто узами крови.
– Как ты думаешь, Хьюго когда-нибудь окрепнет настолько, чтобы не сломаться, узнав правду?
Она беспомощно покачала головой.
– Кто знает? Он будет потрясен, узнав, что все это время Салли скрывала от него такие важные вещи. Такое трудно пережить, даже если бы он был совершенно здоров, потому что это поставило бы под сомнение искренность их отношений, а уж в его нынешнем состоянии..
Гарриет замолчала, представив себе отца таким, каким видела его при их последней встрече – слабого и больного.
– Салли, наверное, права, – продолжала она. – Это убило бы его. Хотя жить во лжи тоже ужасно. Представь, все мы знаем что-то, а он нет… Тебе не кажется, что это было бы для него оскорбительно?
Марк кивнул.
– Я тоже так думаю. – Он резко хлопнул ладонью по подлокотнику кресла. – Как, черт возьми, она могла решиться на такое, Мошка? Я просто не понимаю.
– А я, мне кажется, понимаю, – сказала Гарриет. – Я думаю, все было именно так, как Салли сказала, – она обманывала себя, искренне считая, что делает это ради общего блага. И она панически боялась все потерять. Пола с самого детства затмевала ее. И она не могла рассчитывать, что папа ее не бросит, узнав, что Пола жива, а ей была невыносима мысль о разлуке с ним. Думаю, она в чем-то права. Если бы папа узнал правду, он привез бы Полу домой. Возможно, она была бы обречена провести всю жизнь в психиатрической клинике, но он не считал бы себя свободным. Возможно, она прожила бы еще долгие годы, ведя такую растительную жизнь. А он все равно считал бы себя обязанным хранить ей верность, потому что такой уж он есть и потому что он очень любил ее.
– И все равно… – Марк еще не был готов простить все матери.
– Не думаю, что ложь принесла больше счастья Салли, – сказала Гарриет. – Она неплохой человек, совсем не злой, просто, возможно, несколько слабовольный. Должно быть, происшедшее очень сильно отразилось на ней. Ведь чем дольше что-нибудь подобное скрывают, тем меньше возможность выложить все начистоту. С годами все труднее становится признаться в содеянном.
– Как все запуталось! Что за ужасная история – просто невероятно! Итак, вернемся к моему первому вопросу – что будем делать?
– Ты о папе? Ничего… пока. Придется подождать. А вот как быть с Терезой?
Марк покачал головой.
– Не знаю. Сам того не желая, я склоняюсь к тому, что Салли кое в чем права. Тереза не стремится выяснить, кто она на самом деле. Ее это не волнует, потому что она хорошо приспособилась к окружающему миру. Так есть ли смысл раскачивать лодку?
– Но ты говорил…
– Знаю. Не будь я влюблен в нее, возможно, было бы разумнее оставить ее в счастливом неведении. Но я люблю Терезу и, как я уже говорил Салли, не намерен жить во лжи. Кроме того… – Марк поднялся с кресла, достал сигарету из пачки, лежавшей на журнальном столике, и закурил, – … кроме того, ей не мешало бы помочь деньгами, мне кажется, мы обязаны хотя бы это для нее сделать. Она прекрасный модельер, Мошка, – талант она, очевидно, унаследовала от отца, – но ей приходится с большим трудом пробивать дорогу в жизни. Ей во что бы то ни стало нужна поддержка. Малая доля того, на что она имеет право по рождению, положила бы конец ее затруднениям, и она смогла бы сосредоточиться на том, что она действительно умеет делать. Отцу помогали в делах – сперва Грег Мартин – упаси нас Боже, от такого человека! – а потом Курт Экленд. Без них он ни за что не достиг бы нынешних высот. Тереза заслуживает того же, но не знает, на чью помощь может рассчитывать.
– Может быть, Салли… – начала было Гарриет.
– Уверен, что мать согласится, – сказал Марк с некоторой горечью. – Думаю, она с радостью выложит кругленькую сумму, хотя бы для того, чтобы успокоить угрызения совести, если мы пообещаем молчать о том, что знаем. НО я не могу себе представить, что Тереза примет деньги от какого-то неизвестного благодетеля, если не будет знать, почему ей их дают, а может быть, даже и в этом случае она их не примет. Она гордая. Ей нужно знать, что ей помогают как талантливому художнику, а не по какой-то другой причине.
– Это мне понятно, – сказала Гарриет. – Я знаю, как важно было для меня пробиться в фотобизнес самой, своими силами… – она вдруг замолчала. – Ах, черт возьми!
– Что случилось?
– Я должна была сделать новую работу для Ника. Удивительно, как это он до сих пор не поинтересовался, как у меня дела. Может быть, он просто не знает, где меня искать? Из-за всех этих событий я начисто забыла о работе.
– А какая работа? – спросил Марк, радуясь, что можно передохнуть, отключившись от неразрешимых проблем.
– Фоторепортаж. Мне пока не удалось ничего особенного, но в Австралии я сделала много весьма экзотических снимков – аборигены, всякие экстравагантные персонажи в одном дарвинском баре и тому подобное – может быть, Ник их использует. Мне даже кажется, – сказала она задумчиво, – что если бы я смогла отобрать лучшие из них и удачно разместить, могло бы получиться весьма неплохо. Несомненно, это была бы другая Австралия – совсем не такая, какой ее изображают в проспектах туристических фирм. Я с удовольствием когда-нибудь вернулась бы в эту страну, хотя думаю, что мне это не суждено.
– Почему?
Она печально улыбнулась, вспомнив как ощутила на себе магическую притягательную силу далекой австралийской земли в ее почти безлюдном уголке. Даже теперь, когда она знала, что Том просто ее использовал, воспоминания о проведенных вместе с ним днях было окутано розовой дымкой такого счастья, какого она никогда прежде не испытывала. Даже осознание его предательства не могло отнять у нее эти воспоминания. Но если бы ей пришлось возвратиться туда… нет, без Тома там все было бы не таким, как тогда.
– Я, пожалуй, отошлю все снимки Нику, – сказала она. – Напомни мне, пожалуйста, завтра, чтобы я это сделала.
Марк погасил сигарету.
– Я придумал кое-что получше. Я заберу их с собой.
– Ты летишь в Лондон? Он кивнул.
– Да. Одному Богу известно, что я ей там скажу. Но я чувствую, что обязан увидеться с Терезой ради нашего будущего.
* * *
Просидев всю ночь до рассвета, Гарриет и Марк проснулись поздно. Из комнаты Гарриет, расположенной на самом верху апартаментов, невозможно было услышать звонок у входной двери, но впоследствии Гарриет стало казаться, что ее разбудило какое-то шестое чувство, потому что она уже не спала, перебирая мысленно события вчерашнего дня, когда в дверь постучала Джейн.
– Мисс Варна… вы не спите? К вам посетитель.
– Посетитель? Так рано?
– Уже десять часов, мисс Варна.
– Не может быть. Не верю! – Гарриет села в постели. У нее побаливала голова, а все тело словно одеревенело. – Десять часов! Подумать только!
– Я не стала бы вас беспокоить, но он сказал, что пришел по важному делу..
– Он? – недоуменно спросила Гарриет, откидывая пуховое одеяло.
– Какой-то господин О'Нил. Говорит, что он детектив страховой компании.
Том… здесь. Сердце у нее учащенно забилось, болезненно отдаваясь в висках. Что ему нужно? На какое-то мгновение у нее мелькнула сумасшедшая мысль, что он явился, чтобы ошеломить ее словами: «Гарриет, я пришел, чтобы сказать, что люблю вас. Я не позволю, чтобы какое-то идиотское недопонимание разлучило нас». Что ей тогда делать? Можно было не искать ответа на этот вопрос, Потому что участившийся пульс сам на него ответил. О Том, Том… неужели ты пришел, потому что не можешь без меня?
Трясущимися руками она натянула джинсы, провела расческой по волосам, пожалев мимоходом, что не было времени привести себя в полный порядок. Она подумала, что Тому, кажется, так и не пришлось лицезреть ее в наилучшем виде и сегодня утром тоже едва ли удастся. Она спрыснула лицо эвианской водой, промокнула косметической салфеткой и чуть-чуть подкрасила тушью ресницы. Веки у нее припухли, но благодаря туши на ресницах глаза, казалось, раскрылись пошире, и поскольку румяна на ее не тронутом косметикой, все еще влажном лице выглядели бы нелепо, она просто пощипала себе щеки, как это в старину делала Скарлетт О'Хара, чтобы они немного порозовели. Затем она начала спускаться вниз по лестнице.
Джейн проводила гостя в комнату, которую Салли именовала кабинетом. Это была самая маленькая комната во всей квартире, и от мягкой, обитой кожей мебели, телевизора и большого письменного стола там было тесновато. Том стоял спиной к двери, разглядывая книги на полках. Он казался еще выше ростом в этой переполненной мебелью комнате. Сердце у нее екнуло, и она в нерешительности застыла на пороге, засмущавшись вдруг оттого, что у нее несколько минут назад так бурно разыгралось воображение.
– Том! – окликнула она, но голос ее не послушался и прозвучал тихо и напряженно.
Он оглянулся.
– Гарриет! – Он не подбежал к ней и совсем не жаждал ошеломить ее объяснением в любви.
– Ты зачем пришел? – Вопрос этот тоже прозвучал не так, как ей хотелось бы, но от сковавшего ее напряжения голос перестал ей подчиняться.
Он чуть заметно поджал губы.
– У меня есть для тебя кое-какие новости.
– Да? – Все шло не так, как она думала. Ее ждет разочарование. Наивная дурочка – вообразила, что все может быть по-другому… – Что же это за новости?
– Грег Мартин погиб.
Слова падали как камни в стоячую воду, плоские и тяжелые, в слишком теплом воздухе маленькой комнаты. Она посмотрела ему в лицо, забыв обо всех своих недавних мечтах.
– Что? – переспросила она. – Когда?
– Вчера. Прошлой ночью по австралийскому времени. Я подумал, что тебе будет интересно узнать об этом.
– Да. Но… – мысли ее мчались по кругу, – но каким образом?
– Мария Винсенти застрелила его, судя по словам начальника сиднейской полиции, преднамеренно. Поздно ночью он вернулся в дом за какими-то документами, и она застала его в комнате наверху. Она могла бы заявить, что приняла его за вора или что стреляла в целях самообороны. Но она этого не сделала. Заявила, что застрелила его умышленно, потому что он этого заслуживал.
– Но он действительно заслуживал этого! – горячо воскликнула Гарриет. – Мне кажется, я поступила бы так же. – Она помолчала, а потом добавила задумчиво: – Но теперь мы никогда не узнаем, что случилось с моей матерью.
– Мы знаем больше, чем раньше, – сказал Том. – Очевидно, Грег рассказал Марии, что заманил Полу в шлюпку, а сам уплыл и бросил ее. Он надеялся, что она утонет, и поскольку о ней больше не было слышно, решил, что все произошло так, как он планировал. Но я не верю, что это конец истории. А ты, Гарриет?
Сердце у нее снова учащенно забилось, правда, на сей раз совсем по другой причине.
– Что ты имеешь в виду?
– Послушай, Гарриет. Я совсем не хочу расстраивать тебя, поверь мне. Но я делаю свое дело…
– О конечно, не сомневаюсь в этом! – Неужели ей всегда будет причинять боль мысль о том, что он ее использовал?
– Я должен признаться, что мое расследование по-прежнему упирается в Эоловы острова. Салли ездила туда вскоре после взрыва, не так ли? Ты тоже только что там побывала – по крайней мере, ты была в Италии, и я готов поклясться, что целью твоей поездки были Эоловы острова. Зачем, Гарриет? Ты могла бы рассказать мне, чтобы мы вместе все обсудили и забыли об этом.
Ее затрясло. Вот оно что! Он и до этого добрался. Ей следовало бы знать, что уж он-то непременно доберется.
Теперь все выплывет наружу и, Бог знает, как это отразится на отце.
– Том, неужели ты не можешь оставить острова в покое? Ну пожалуйста! – умоляла она.
– Ты ведь знаешь, что не могу.
– Прошу тебя! Ради меня! Ради того, что между нами было! Или мне так казалось?
– Было.
– В таком случае прошу тебя, Том, прекрати свое расследование. Моя мать умерла. Клянусь тебе, ее нет в живых. Только не копайся в этом больше. Просто… больше не копайся в этом.
Он прищурил глаза. Под лишенной всякого выражения маской шла борьба: Том-детектив боролся с Томом-мужчиной. Но Гарриет не должна была об этом догадаться.
– Послушай, извини меня, но я обязан узнать правду. Я делаю свое дело, – сказал он, и она увидела, как сила, на которую ей так хотелось опереться, обратилась против нее.
– Ты сукин сын! – прошептала она. – Ну так и не жди, что я тебе что-то скажу. Тебе придется самому дознаваться до всего, как это сделала я. А я могу лишь пожелать, чтобы тебя не мучила совесть за то, что ты причиняешь людям боль, обманываешь их, выворачиваешь наизнанку их жизнь…
– Помолчи! – сказал он твердо. – Я совсем не собираюсь это делать.
– Тем не менее ты это делаешь.
– Я причиняю боль только тем, кто этого заслуживает, тем, кто пытается обманывать страховую компанию – нет, не так, не компанию, а каждого, кто хочет иметь страховой полис. Это им в конечном счете приходится расплачиваться за повышение размера взносов, чтобы покрыть убытки компании, понесенные в результате мошенничества.
– Возможно. Но все равно страдают ни в чем не повинные люди. Тебе их не жаль?
– Гарриет, поверь, я тебя не использовал. Хотя все выглядело так, как будто…
– Я не о себе говорю. Я говорю об отце и о других, таких же, как он, людях. Он хороший человек. За всю свою жизнь он никому не сделал зла. И уж, конечно, не пытался присвоить деньги, которые ему не принадлежали.
– В таком случае ему не о чем беспокоиться.
– Вот! – взорвалась она. – Ты все видишь в мрачном свете и не признаешь полутонов. Твоя беда в том, что ты начисто лишен воображения. Ты ничего не видишь, кроме своей цели. Тебе нужны только факты, факты, факты. Чтобы докопаться до правды, ты не пощадишь никого.
– Послушай…
– Мошка? С тобой все в порядке? – спросил Марк, привлеченный громкими голосами.
– Нет, не в порядке. Марк, поговори, пожалуйста, с этим человеком вместо меня. Скажи ему…
В этот момент резко зазвонил телефон, и все оглянулись на этот звук, словно каждый в отдельности почувствовал, что это очень важный звонок.
Несколько мгновений спустя на пороге появилась горничная, глаза которой испуганно перебегали с Гарриет на Марка и обратно. При взгляде на ее расстроенное лицо их охватил ужас.
– Звонят из больницы. Наверное, вам лучше поговорить с ними, господин Бристоу.
– Да, да. – Марк направился к двери, но Гарриет его опередила. Ее лицо стало землисто-серым. Она поняла, что ее ждут плохие новости, возможно, даже самое худшее.
– Не беспокойся. Марк. Я возьму трубку. Мужчины застыли в напряженном молчании. Через несколько минут Гарриет вернулась. Потрясенная услышанным, она застыла на пороге комнаты, вытянувшись в струнку, и старалась держать себя в руках.
– Это о папе, – произнесла она едва слышным голосом. – Звонили из больницы. Он умер десять минут назад.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Стоя на коленях на полу в своем ателье, Тереза Арнолд заливала кипятком растворимый кофе в кружке. На кружке ярко-синего цвета с изображением одноухой рыжей кошки была надпись: «С тобой ничто не сравнится». Тереза купила эту кружку на рынке, потому что она ей понравилась, а самодовольная ухмылка кошки поднимала настроение. Однако сегодня она даже не взглянула на кошку, а просто крепко сжата кружку в ладонях, чтобы согреться, хотя погода явно переменилась к лучшему.
Сегодня вечером ей предстояло нанести визит Фергалу Хилларду на его квартиру, и она с ужасом думала об этом.
«О Боже, я ничуть не лучше проститутки!» – обреченно думала Тереза, нисколько не заблуждаясь относительно того, как ей придется расплачиваться за любые его вложения в ее предприятие. Хиллард высказался на этот счет достаточно ясно, и она, хотя бы за это, была ему благодарна. По крайней мере, он с самого начала не притворялся, что интересуется ею только как предпринимателем. Он изложил свои условия со всей прямотой – будь покладиста со мной и я помогу тебе, – и хотя ей становилось не по себе всякий раз, когда она думала об этом, Тереза не видела другого выхода, чтобы спасти свое предприятие и деньги матери, отдавшей ей все, что она имела.
«Я не могу допустить, чтобы она потеряла дом, – думала Тереза, медленно глотая обжигающий горло кофе. – Будь у меня другой выход, я бы послала Фергала с его деньгами куда подальше, но у меня его нет!»
Целую неделю после того как Фергал сделал свое недвусмысленное предложение, она настойчиво убеждала Линду приложить все усилия в поисках новых рынков сбыта, но от Линды, считавшей, что она и без того ей оказала неоценимую услугу, устроив встречу в Фергалом, было меньше толку, чем обычно, а Тереза стеснялась рассказать ей о предложении владельца бутика и о том, что она подумывала согласиться на его условия. По правде говоря, даже если бы Линда лезла из кожи вон, стараясь помочь ей, Тереза уже не надеялась, что ей когда-нибудь повезет. Казалось, универмаги и бутики уподобились магазинам уцененных товаров и устраивали теперь распродажи не только в конце, но и в разгар сезона, лишь бы только освободиться от запасов непроданной одежды. Прибыли падали, и никто в таких условиях не желал рисковать, поддерживая какого-то неизвестного модельера. Кроме того, Тереза быстро теряла уверенность в том, что у них с Линдой вообще что-нибудь получится. Когда-то, думала Тереза, она была готова работать до изнеможения, в любых условиях, лишь бы добиться успеха в бизнесе. Теперь, казалось, вся ее целеустремленность исчезла, она отступила под ударами судьбы, спасовала перед вечными поисками денег для уплаты по счетам очередного взноса в счет погашения кредита, покупки новой партии тканей. Что, черт возьми, делать ее матери, если она вдруг все потеряет?
Целую неделю Тереза была не в состоянии работать. Она рвала один за другим эскизы моделей, пока корзинка для бумаг не переполнилась через край. Наконец, будучи не в состоянии думать ни о чем, кроме своего безвыходного положения, она сдалась и позвонила по номеру, который ей дал Фергал. Даже от звука его голоса ей стало нехорошо, а когда она представила себе его гаденькую ухмылку и вспомнила, как отвратительно пахнет у него изо рта, ее чуть не вырвало. Но она взяла себя в руки, стараясь не выдать своего отвращения. Отступать было поздно. Она договорилась, что придет к нему сегодня вечером, но оттого, что решение было принято, ей не стало легче, хотя она и уговаривала себя, что не она первая и, несомненно, не она последняя отдает себя, движимая совсем не любовью или желанием.
Внизу хлопнула входная дверь, и она настороженно прислушалась. Кто-то поднимался вверх по лестнице. Может быть, это Линда с какой-нибудь хорошей новостью, как раз вовремя, чтобы спасти ее? Но шаги были тяжелыми и слишком медленными – Линда, в которой энергия била ключом, всегда взлетала бегом по ступенькам. Тогда, может быть, Уэсл или кто-нибудь еще? В своем теперешнем состоянии Тереза молила Бога, чтобы это был не он. Ей не хотелось ни с кем общаться.
Словно завороженная, она замерла, ожидая, когда повернется дверная ручка. Но в дверь постучали. Тереза удивилась: никому из ее друзей никогда и в голову не приходило постучать в дверь.
– Войдите! – крикнула она.
Дверь открылась, и Тереза застыла на месте, не веря своим глазам.
– Привет! – сказал вошедший.
От радости или удивления у нее перехватило дыхание, и она прошептала:
– Марк…
Он вошел в мастерскую – высокий, светловолосый и красивый в джинсах, кроссовках и черной кожаной куртке. Сердце Терезы учащенно забилось, она почувствовала, как у нее слегка закружилась голова. Как часто она мечтала о том, что он входит в комнату именно так, как сейчас, без предупреждения, но она почти не верила в его возвращение. Мужчины ведь не возвращаются. Они приходят и уходят – главным образом, уходят, особенно если их любят всем сердцем. Неожиданные возвращения случаются только в романах, не так ли?
– Ну и ну! – воскликнула она, поставив кружку на стол из опасения, что он заметит, как дрожат у нее руки. – Вот так сюрприз!
– Понимаю. Наверное, мне следовало бы предупредить тебя, но я боялся, что ты не захочешь меня видеть.
– С чего бы это?
– Ну, прошло ведь довольно много времени… Как ты жила без меня, Тереза? – Кроме ее матери, он один называл ее Терезой, а не Терри. Ей это всегда нравилось, и сейчас у нее защемило сердце.
– Так, кое-как перебиваюсь. А ты?
– Ничего. – Придя сюда, он не знал, что сказать. – Нельзя ли мне пригласить тебя пообедать – или ты уже поела?
Она печально улыбнулась.
– Я не ем в середине дня. Мне это не по карману, обхожусь чашечкой кофе.
– Ну так как насчет обеда?
– Подожди минутку, – сказала она. Пусть ее сердце учащенно билось, пусть от возбуждения напрягся каждый нерв, она не позволит делать из себя дурочку. – Ты бросил меня, Марк, ничего не объяснив и даже не попрощавшись. Почему ты считаешь, что стоит тебе взлететь по ступеням и позвать меня, как я сразу же пойду с тобой обедать?
Марк помрачнел.
– Понимаю, мое поведение могло показаться тебе непорядочным, – сказал он примирительным тоном, – но у меня были веские причины.
– Какие же?
Он помедлил. Разговаривать на эту тему было бы трудно, даже контролируй он полностью свои эмоции. А сейчас, когда он смотрел на Терезу и ему страстно хотелось ее поцеловать, такой разговор был просто невозможен.
– Тереза, я искренне сожалею, что обидел тебя. Поверь, что меньше всего я хотел причинить тебе боль. Ведь на самом деле я порвал с тобой, чтобы еще больше не расстраивать.
– Все так говорят, не так ли? – спросила она насмешливо. – «Я сделал это ради твоего же блага». – Я любила тебя, Марк, а ты меня оставил, просто взял и бросил. – Она попробовала было лихо прищелкнуть пальцами, но у нее ничего не получилось, потому что пальцы, как всегда, замерзли, а сейчас еще и дрожали.
Он посмотрел на нее с опаской. Она сказала «любила» в прошедшем времени. Означает ли это, что она больше его не любит?
– У тебя есть кто-нибудь? – спросил он.
– Нет, – ответила она, – но если бы и был, это тебя не касается.
Марк вздрогнул. Нет, нелегкое ему предстояло дело.
– Тереза, я прошу тебя пообедать со мной. Мне нужно с тобой поговорить.
Она упрямо сжала губы.
– Если хочешь поговорить со мной, говори. Когда я выслушаю тебя, тогда и решу, принять ли мне твое приглашение.
Уголки его губ приподнялись, чуть-чуть напомнив его прежнюю беззаботную улыбку.
– Я вижу, у меня нет выбора.
– Да, гуляка ты этакий, у тебя нет выбора!
– Все дело в том, что я не знаю, с чего начать.
– Может быть, с самого начала?
– Если бы знать, где оно. Но я совершенно уверен, что не знаю конца. Я только знаю, на какой конец я надеюсь.
Он встретился с ней взглядом и смотрел на нее, пока она не отвела глаза.
– Так начинай же.
– Ты уверена, что нас не прервут?
– Ну, я даже этого не могу пообещать. Начинай же, Марк, я внимательно слушаю тебя.
* * *
– Ну вот, – сказал Марк, закончив рассказ. – Теперь ты все знаешь.
Тереза сидела с опущенной головой, вертя карандаш в руках, на которых были надеты перчатки без пальцев. Пока он говорил, она молчала, буквально остолбенев от его откровений. Теперь же она взглянула на него увлажнившимися глазами.
– Боже мой! – произнесла она. – Ты уверен, что все это правда?
– Совершенно уверен. Хьюго Варна был твоим отцом.
– Был?
– Он умер на прошлой неделе. Разве ты не читала об этом в газетах?
Она покачала головой. Она была так занята, что целую неделю не заглядывала в газеты, даже не читала сводки новостей.
– Он умер от сердечного приступа, возможно, вызванного всей этой историей, хотя никто не может этого утверждать. Хьюго, несомненно, слишком много работал, не щадил себя. – Марк немного помедлил, – Как мне хотелось приехать к тебе и рассказать все это пораньше, чтобы ты успела на похороны – конечно, если бы захотела. Но моя мать была в ужасном состоянии. Я не мог ее оставить.
– Понимаю.
– Она во всем винит себя. Сначала я тоже винил ее, но теперь начинаю понимать, почему она сделала… то, что сделала.
Тереза кивнула.
– Бедная Салли! Она, должно быть, прошла через ад.
– Да. – Любовь к Терезе теплой волной захлестнула его. После всего, что ей пришлось пережить, она все-таки нашла в себе силы посочувствовать Салли.
– Мне очень хотелось, чтобы ты была там, – сказал он. – Все-таки ты его дочь.
Она снова опустила глаза, уставившись на свои руки.
– Да Это многое объясняет Прежде всего то, откуда у меня эти способности Это еще раз доказывает важную роль наследственности. Я его никогда не видела, даже не знала его, и все же… У меня никогда ни к чему не лежала душа, только к моделированию. Но моя мать… О Боже! – ее охватила дрожь. – Бедная моя мать! Надеюсь лишь, что я не унаследовала черты ее характера.
– Не беспокойся об этом, – быстро прервал ее Марк. – Такой, какой она стала, ее сделало стечение обстоятельств… И знаешь, Гарриет, например, в полном порядке. Она твоя единокровная сестра, и в жизни трудно встретить человека более здравомыслящего, чем Гарриет.
– Гарриет Варна, – произнесла Тереза задумчиво. – Знаешь, а я слышала о ней. Она ведь фотограф?
– Да. И очень хороший. Она с нетерпением ждет встречи с тобой.
– О… – Тереза закусила губу, неожиданно испугавшись. – Я не уверена, что готова ко всему этому, Марк.
– Надеюсь, что ты подготовишься, – сказал он, – потому что у меня есть предложение, Тереза. Ты очень талантливый модельер, а теперь, после смерти Хьюго, Дом моды Варны нуждается во вливании свежей крови. Особенно если это его родная кровь. Приезжай в Штаты. И работай для Дома Варны.
– Что? – Она широко раскрыла глаза. – Марк, как я могу? Я ведь новичок в мире моды. Кроме того, меня могут не принять сотрудники отца. Кому я нужна?
– Примут, не волнуйся.
– Не могу, – твердила она в смятении.
– Тереза, я видел твои работы и знаю – это словно заново родившийся Хьюго. Новый Хьюго, молодой и свежий, но с ярко выраженным почерком, присущим всем его моделям. Конечно, все надо делать постепенно. Для начала ты вольешься в коллектив, а Лэдди поможет тебе сориентироваться в обстановке. Лэдди – помощник Хьюго. Они долгие годы работали вместе.
– Почему бы ему не взять дело в свои руки?
– Лэдди не принадлежит к числу модельеров-творцов, и никогда таким не будет. Для этого ему не хватает фейерверка новых идей. Но в деле воплощения их в жизнь ему нет равных. Он будет рядом, будет твоим наставником, нянькой, если хочешь.
– Почему ты так уверен, что он готов взять на себя все эти обязанности?
– Мы с ним уже говорили. Все в порядке. На Лэдди можно положиться. Он и словом не обмолвится о том, кто ты на самом деле, пока мы не разрешим ему раскрыть тайну.
Она рассмеялась нервным смехом.
– Похоже, вы обо всем подумали.
– Да, мы все обсудили. Но последнее слово, разумеется, остается за тобой, Тереза. Может быть, тебе захочется иметь собственный фирменный знак? Конечно, если ты придешь работать в Дом Варны, то со временем получишь признание, но если ты уже завоевываешь признание здесь и дела у тебя идут успешно, мы поймем. Я уверен, что Хьюго понял бы и отнесся к этому с одобрением.