Текст книги "Дитя каприза"
Автор книги: Дженет Таннер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 31 страниц)
Дженет Таннер
Дитя каприза
Дитя каприза – мода…
Ей слепо следуют глупцы,
а люди поумней
ей управляют сами.
Дж. Крэбб (1754–1832)
«Дейли Мейл», июль 1967 года:
ТРАГЕДИЯ НА ЯХТЕ У БЕРЕГОВ ИТАЛИИ! ФИНАНСОВЫЙ МАГНАТ И БЫВШАЯ СУПЕРМОДЕЛЬ ПОГИБЛИ В РЕЗУЛЬТАТЕ ЗАГАДОЧНОГО ВЗРЫВА!
Известный в Америке финансовый магнат и знаменитая в прошлом манекенщица исчезли и, как предполагают, погибли во время прогулки на яхте у западного побережья Италии. Грег Мартин, имевший финансовые интересы в сфере бизнеса, и прекрасная Пола Варна, бывшая манекенщица, супруга знаменитого модельера Хьюго Варны, отдыхали вдвоем на вилле господина Мартина близ Позитано, что на берегу залива Салерно. Когда их яхта не вернулась с морской прогулки, встревоженный персонал виллы сообщил об этом властям. Исчезновение судна связывали со взрывом, который слышали рыбаки. Поисковая группа обнаружила лишь кое-какие обломки и спасательный пояс с яхты «Лорелея», тела потерпевших кораблекрушение найти не удалось. Господин Мартин, сорока лет, был холост. Двадцатидевятилетняя Пола, бывшая, как утверждают, музой-вдохновительницей своего мужа, Хьюго Варны, оставила четырехлетнюю дочь Гарриет.
«Дейли Мейл», январь 1990 года:
ВОСКРЕШЕНИЕ ИЗ МЕРТВЫХ! ПО УТВЕРЖДЕНИЮ НЕКОЙ ЖЕНЩИНЫ, ФИНАНСОВЫЙ МАГНАТ ИНСЦЕНИРОВАЛ СОБСТВЕННУЮ ГИБЕЛЬ!
Популярный некогда американский предприниматель, считавшийся погибшим от взрыва на его роскошной яхте у берегов Италии, более двадцати лет водил за нос мировую общественность – утверждает неизвестная женщина, состоявшая с ним, по ее словам, в гражданском браке со времени его пресловутой гибели. В свое время сообщениями об исчезнувшей яхте и погибших на ее борту людях – Греге Мартине и бывшей супермодели, прелестной Поле Варне, супруге знаменитого модельера Хьюго Варны, делового партнера Мартина, пестрели страницы газет всего мира. Хотя кое-какие обломки яхты были выброшены морем на побережье Италии, тела погибших так и не удалось обнаружить.
Мария Винсенти, дочь богатого итальянского текстильного фабриканта, заявила полиции австралийского города Сиднея, что человек, проживавший в ее роскошном доме в Дарлинг-Пойнт и известный друзьям и знакомым бизнесменам под именем Майкла Трэффорда, в действительности не кто иной, как Грег Мартин. Взрыв на яхте был инсценирован им для того, чтобы спастись от краха его финансовой империи в Штатах, – утверждает Мария Винсенти. Как только над ним начали сгущаться тучи, он решил бросить все и начать новую жизнь.
После своего исчезновения в 1967 году Мартин оставил множество долгов и сложную сеть мошеннических операций, которые, несомненно, привели бы его на скамью подсудимых, если бы не его так называемая гибель. Полиция двух континентов разыскивает Мартина, чтобы убедиться в обоснованности заявления его бывшей сожительницы и возбудить судебное преследование с опозданием на двадцать лет.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Настоящее
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Вращающаяся дверь вместе со струей морозного воздуха пропустила в помещение Тома О'Нила, и он окунулся в блаженную теплоту. В это январское утро Лондон мог сколько угодно дрожать от пронизывающего холода, но здесь, в вестибюле здания страховой компании «Бритиш энд космополитн иншуренс», воздух из калорифера непрерывно поступал через незаметные для глаза вентиляционные отверстия, и в любом уголке было по-летнему тепло.
Расстегнув пальто, Том порылся в кармане темного костюма, который он иронически именовал своей «выходной униформой», и, выудив удостоверение личности, небрежно сунул его охраннику. Том не любил костюмов, не говоря уже о крахмальных рубашках и галстуках. Лучше всего он чувствовал себя в джинсах и свитере или в потертой летной куртке, доставшейся ему в наследство от отца, военного пилота. Том носил эту куртку почти всегда. Работа частного детектива в сфере страхования позволяла расслабиться, но порой случалось, что ему требовалась более строгая одежда. Срочный вызов в главное управление одной из компаний, прибегавших к его услугам, был именно таким случаем.
Не дожидаясь кивка охранника или разрешающего взмаха руки, он прошел к расположенным за спиной служащего лифтам. Один из них только что пришел. Том пропустил в лифт двух девушек из канцелярии и нажал кнопку пятнадцатого этажа. Он скорее почувствовал, чем увидел лестные для него взгляды девушек, но не обратил на них внимания. Ростом чуть выше шести футов, с копной вьющихся каштановых волос и с глазами поразительной синевы, которые достались ему от ирландских предков, Том привык быть объектом женского внимания, хотя оно и удивляло его. Свое отражение в зеркале по утрам, во время бритья, он никогда не считал особенно красивым. Нос у него был крупноват и немного свернут на сторону после сокрушительного прямого удара левой, полученного в возрасте пятнадцати лет на боксерском ринге, да и подбородок имел довольно неправильную форму. Но женщинам все это определенно нравилось, и он, разумеется, не мог запретить им любоваться собой. Том, которому уже стукнуло двадцать девять лет, был вполне зрелым мужчиной, и, конечно, он не раз использовал свой успех у женского пола.
На двенадцатом этаже девушки вышли, и лифт пошел выше. На пятнадцатом дверцы открылись, и Том ступил на толстый серый ковер коридора. Как и на двенадцатом этаже, где вышли девушки, стены здесь были лимонного цвета, но тут их украшали картины – конечно, не старых мастеров, но и не каких-нибудь современных мазил. Картины изображали сцены охоты, корабли, а также прекрасный мягкий закат над заливом. Эту живопись сочли достойной украшать этаж, где размещалось правление крупной международной компании.
Не удостоив картины взглядом, Том направился к двери в глубине коридора. Он постучал, но не стал дожидаться разрешения и вошел. Секретарша, сидевшая в приемной за письменным столом, взглянула на него осуждающе, но выражение ее лица сразу смягчилось, а щеки чуть порозовели.
– Том!
– Доброе утро, Люси. Великий Белый Хозяин желает видеть меня, я правильно понял?
– Да, все правильно. Я сообщу ему о вас. – Она нажала кнопку. – Господин Суонсборо, пришел господин О'Нил. – Она взглянула на Тома с сожалением.
– Он сказал, чтобы вы сразу же шли к нему, Том.
Том кивнул.
– Спасибо.
Провожая его взглядом до двери кабинета, Люси вздохнула. Почему-то всегда так бывает, что самые привлекательные посетители проходят, не задерживаясь, тогда как другие, вроде этого толстяка с влажными ладонями – Вика Тейтума из отдела морского страхования, вечно умудряются задержаться у нее в приемной, похотливо поглядывают, изображая любовное томление, и отпускают такие двусмысленные шуточки, что, стоит ей только захотеть, она могла бы, без сомнения, привлечь их к суду за сексуальное домогательство.
– Входи, Том, входи! – произнес Роджер Суонсборо, привстав со своего начальнического места и протягивая Тому руку. Это был крупный грубовато-добродушный мужчина с обозначившимися залысинами и энергичным тройным подбородком. «Удивительно, что из-за этого подбородка он выглядит мощным, как защитник в регби, а не жирным», – подумал Том. В офисе было слишком тепло, и Роджер сидел без пиджака, в чистой белой сорочке и, когда он протянул через стол руку Тому, тот заметил, что на жестко накрахмаленных манжетах блеснули золотые запонки.
– Мне передали, что я вам зачем-то срочно понадобился, – сказал Том.
– Точно. Снимай пальто, Том. В кабинете с каждым днем становится все жарче. Я открыл бы окно, но… – он указал жестом на две стены из цельного стекла. Низкое серое небо висело над крышами домов и отбрасывало холодный тусклый свет на улицы и видневшуюся вдали реку. С высоты пятнадцатого этажа открывалась чудесная панорама, но, к сожалению, в то утро даже она производила удручающее впечатление.
Том последовал предложению Роджера и повесил свое пальто на тяжелую вешалку резного дерева, стоявшую за дверью.
– Так что происходит, Роджер? Кто пытается надуть тебя в этот раз? – спросил он, криво усмехаясь – работа сделала его циником.
Его собеседник скорчил гримасу.
– Не пытается, Том, а надул. Нас одурачили так, что хоть плачь. Взгляни-ка. – На его столе, обтянутом тисненой кожей, лежала утренняя газета, которую он пододвинул к Тому, ткнув в заметку указательным пальцем с наманикюренным ногтем. – Ты помнишь историю с Мартином? Где тебе помнить! Это случилось двадцать лет назад, когда ты еще бегал в коротких штанишках. Представь себе: роскошная прогулочная яхта взрывается у побережья Италии. На ее борту двое Грег Мартин, владелец яхты, финансист, у которого рыльце бывало в пушку столько раз, что и не счесть, и женщина, Пола Варна, жена модельера Хьюго Варны. Взрыв был такой силы, что от яхты нашли лишь несколько обломков, а оба пассажира, по всей видимости, отправились к праотцам.
– Полагаю, что они были застрахованы в «Бритиш энд космополитн»?
– Ты совершенно прав. Причем не только яхта, но и жизни Мартина и Полы Варны – да не на какую-нибудь мизерную сумму, как тебе может показаться. Она была известной манекенщицей – одни ее ноги были застрахованы на сумму, выражавшуюся пятизначной цифрой, а после него осталось столько долгов что, будь наша компания послабее, она бы обанкротилась. Да уж, 1970 год, когда случалось то одно, то другое, нельзя было назвать благоприятным для «Бритиш энд космополита» Но таково уж наше страховое дело – мы рискуем, и все обходится довольно благополучно, при условии, что каждый играет по правилам.
– А на этот раз кто-то играл не по правилам? – спросил Том. Он безуспешно пытался прочесть заметку в перевернутой вверх ногами газете.
Рука Роджера Суонсборо сжалась в кулак, и он стукнул им по столу с такой силой, что в большой хрустальной пепельнице так и подскочили канцелярские скрепки.
– Вот именно. Они играли не по правилам. Мы выплатили страховку за жизнь Грега Мартина – и вдруг оказывается, что этот сукин сын вовсе не погиб, а живет себе в роскоши в Австралии и в ус не дует.
Том тихо присвистнул.
– Целых двадцать лет? Ты уверен, что это он?
– Уверен. Он жил в Сиднее под именем Майкла Трэффорда с одной богачкой итальянкой, Марией Винсента. Сам он, правда, был только наполовину итальянцем, по-моему, его фамилия первоначально писалась «Мартино», но потом он решил «о» опустить, чтобы она звучала по-американски – «Мартин». Но у него было американское гражданство, да и родился он в Штатах, насколько мне известно.
– Тогда почему же он был застрахован в «Бритиш энд космополитн»? – спросил Том.
Суонсборо пожал плечами.
– Ты меня об этом спрашиваешь? По-моему, у этого скользкого субъекта были веские основания так поступить. Кстати, после исчезновения Мартина обнаружилось, что его дела страшно запутаны. Долгие годы он балансировал на грани нарушения закона, и крах был неминуем.
Повернув к себе газету, Том быстро пробежал глазами сообщение и убедился, что оно более или менее точно соответствует истории, которую ему только что поведал Суонсборо. Затем он внимательно изучил фотографию, сопровождавшую заметку, – три человека в одежде для уик-энда: лысеющий мужчина с худощавым лицом в рубашке с расстегнутым воротом, открывающим золотые цепочки на шее, женщина с перехваченными шарфом а-ля принцесса Грейс волосами, красоту которой не могло скрыть не лучшее качество фотографии, и еще один мужчина с типичной внешностью жителя Средиземноморья. Его лицо было наполовину скрыто под солнцезащитными очками.
– Это и есть Грег Мартин? – спросил Том, указывая на третьего человека на снимке.
– Да. С Хьюго Варной и Полой – на другой прогулке, которая, судя по всему, не закончилась катастрофой, – сдержанно сказал Суонсборо. – В те времена, как я установил, эта троица имела мировую известность. Правда, сколотив состояние, Варна начал вести жизнь отшельника. Некоторые даже утверждают, что он так и не пришел в себя после смерти жены, хотя снова женился, причем на Салли, младшей сестре Полы.
– Гм-м, – хмыкнул Том, пристально рассматривая фотографию. – А ведь госпожа Варна действительно была очень привлекательной. И когда произошел несчастный случай, находилась на яхте одна с господином Мартином. Между ними что-нибудь было?
– В то время Варна настойчиво отрицал это. Говорил, что его жена нуждалась в отдыхе, а его дела не отпускали. Мартин был близким другом семьи и вместе с тем партнером Варны по бизнесу, и тот был просто счастлив, что она смогла поехать с Грегом. Но ты волен делать свои выводы. Кстати, Пола была англичанкой, и этим можно объяснить то, что они предпочли застраховаться у нас.
– Если учесть, как все обернулось, это весьма сомнительная честь, – сдержанно заметил Том. – Итак, «Бритиш энд космополитн» обобрали на целое состояние и при этом еще сочли за полных идиотов. Каким образом, черт возьми, это случилось? Было ли предпринято тогда расследование обстоятельств катастрофы?
– Разумеется, расследование проводилось, причем весьма тщательное, можешь сам убедиться, – сказал Суонсборо, постукивая пальцами по лежавшей перед ним папке, и Том заметил высовывающуюся из нее толстую пачку документов. – Но нам не за что было уцепиться. Яхта взлетела на воздух, в этом никто не сомневался. Рыбаки сообщили о том, что слышали взрыв, и в течение нескольких месяцев после происшествия море выбрасывало обломки судна. По всей видимости, никто из пассажиров не спасся, и масса свидетелей готовы были под присягой подтвердить, что в момент отплытия на борту яхты находились Грег Мартин и Пола Варна – Мартина хорошо знали на побережье, где его яхта стояла на приколе, а Полу Варну едва ли можно было с кем-то спутать. – Он скупо улыбнулся. – Газеты писали об этом как 6 большой трагедии, в чем ты сам убедишься, когда прочтешь их. «Финансовый магнат и бывшая супермодель погибли в результате загадочного взрыва» – вот какими заголовками пестрели газеты в то время, – и уж конечно, особый упор делался на бывшей супермодели. Красавица с мировой известностью, жена талантливого модельера. Сам Бог послал такой материал падкой до сенсаций прессе. К тому же Пола была матерью – у них с Варной был ребенок, маленькая дочка лет четырех. Можешь себе представить, какая из этого получилась душещипательная история?
Том кивнул.
– Конечно, могу. Так, значит, в этом деле копались не только детективы страховой компании, но и мировая печать. Но, несмотря ни на что, Мартин инсценировал собственную гибель и чрезвычайно успешно. А как насчет этой женщины, Полы Варны? «Бритиш энд космополитн» тоже раскошелилась, возместив ущерб членам ее семейства, на что они не имели права? Полагаю, что именно члены ее семьи были облагодетельствованы? Она вправду погибла или тоже живет где-нибудь под вымышленным именем?
Суонсборо резко захлопнул папку и подтолкнул ее через весь стол по направлению к Тому.
– Именно это тебе и предстоит выяснить, Том.
* * *
В уголке салона «Империал» парижского отеля «Интерконтиненталь» Гарриет Варна, опершись спиной о величественную колонну, не отрываясь смотрела в видоискатель фотокамеры и так напряженно вглядывалась в объект съемки, что почти не замечала ни окружавшей ее наэлектризованной атмосферы, ни венских орнаментов и великолепного потолка в стиле рококо, ни жары и освещения. По подиуму длиной в сотню ярдов дефилировали грациозные манекенщицы из Дома моды Сен-Лорана, демонстрируя коллекцию одежды нового сезона.
В тот январский вечер тишина замершего в ожидании зала нарушалась только непрерывным щелканьем затворов целой армии фотографов да взрывами восторженных аплодисментов, потому что Ив Сен-Лоран принадлежит к тем немногим знаменитым творцам моды, которые демонстрируют свои модели в старой манере, обходясь без создающей настроение музыки. В конце 60-х годов он заявил, что высокая мода умерла, и целиком отдался моделированию готового платья, но двадцать лет спустя вернулся к прежнему занятию, и возрожденная им высокая мода поражала великолепием с привкусом ностальгии. К Сен-Лорану ринулись толпы известных богачей и нуворишей, жаждущих роскоши и триумфа, рвущихся к престижу, который создается с помощью фирменного туалета, особенно изготовленного по индивидуальному заказу после многочасовых примерок на грани самоистязания.
Сейчас они сидели в предвкушении предстоящего шоу на изящных позолоченных стульях с сиденьями из красного бархата и старательно пытались сохранить полную бесстрастность на своих лицах с искусно наложенным макияжем. Делали краткие пометки на программках и притворялись, что не замечают, как время от времени объективы фотокамер направлялись на них, а не на манекенщиц, двигающихся по подиуму – за день до этого каждая модель уже позировала перед фотографами. Здесь бывали светские дамы из Америки и со всего мира, утомленные делами благотворительности жены крупных бизнесменов, известные актрисы кино и театра, иногда появлялись даже коронованные особы. Само собой разумеется, актрисам Дом моды нередко одалживал туалеты бесплатно, ради рекламы, которая достигала своей цели, если их фотографировали в этих нарядах, а светские дамы считали ниже своего достоинства присутствовать на модных ревю и делали заказы с видеокассет, в наши дни заменивших длившиеся по нескольку недель просмотры, причем их отказ присутствовать на демонстрациях моделей становился еще более категоричным по мере того, как парижские дома моды, соперничая друг с другом, старались уговорить их почтить своим "присутствием очередное мероприятие. Было здесь множество красивых и узнаваемых лиц из числа издателей модных журналов, пусть анонимных, но тем не менее всесильных; покупательная способность присутствующих в этом помещении была достаточно высока, чтобы расшатать основы империй, хотя ни один Дом моды не получал прибыли от эксклюзивных моделей, а скорее использовал их в целях разорительной рекламы и из соображений престижа.
Гарриет не интересовали все эти личности. Объектив ее фотокамеры был направлен вглубь салона, где небольшими возбужденными группками собрались швеи и девушки из рекламных агентств, наблюдавшие, как по подиуму проплывают под взрывы восторженных аплодисментов модели, над которыми они трудились или которые рекламировали.
В этой толпе стояла девушка, особенно заинтересовавшая Гарриет: миниатюрная, с короткой мальчишеской стрижкой и настолько выразительным лицом, что оно, казалось, отражало все эмоции, которые испытывала каждая из этих молоденьких девушек, подшивавших подолы, прилаживавших на место крючки и петельки, располагавших отделку и приметывавших ее такими мелкими стежками, что их было почти невозможно рассмотреть невооруженным глазом. Наблюдая за ней в видоискатель, Гарриет даже моргнуть боялась, опасаясь, что может пропустить момент, которого так ждала. Когда на подиуме появилась манекенщица в смелом, но романтичном платье из темно-синего шелка, этот момент настал. Лицо девушки оживилось, глаза засверкали, рот приоткрылся, и она в восторге поднесла к губам руки, чуть не плача от радости, а потом начала неистово аплодировать. Гарриет торопливо нажала кнопку, еще и еще раз. Превосходно… просто превосходно! Именно этого момента она ждала: этой неподдельной, непосредственной, совершенно естественной реакции безвестной молоденькой швеи, присутствующей при рождении волшебной сказки. В мире, где так часты тщательно срежиссированные ситуации, это было подобно глотку свежего воздуха, и Гарриет пережила волнующий миг собственного триумфа.
Будучи опытным профессионалом, она не могла позволить себе, испытывая удовлетворение от удачи, пропустить еще какой-нибудь интересный кадр, а поэтому еще несколько минут держала камеру наготове. Но интуиция подсказывала ей, что у нее уже есть то, за чем она охотилась, – кадры, которые придадут необходимую широту и глубину задуманному ею фоторепортажу о модных шоу. Она выпустила из рук фотокамеру, висевшую у нее на шее на ремешке, потерла кулачком утомленные глаза и запустила пальцы в свою густую челку.
По подиуму все еще дефилировали бесстрастные манекенщицы, профессионально скрывающие растущее с каждой минутой напряжение, все еще раздавались взрывы аплодисментов, заглушающие непрерывное щелканье затворов фотокамер, но Гарриет почти не замечала их.
Наряды, какими бы великолепными они ни были, совсем не интересовали ее. Она выросла среди красивой одежды, ее с детства одевали в наряды, придуманные именно для нее, ее заставляли стоять смирно во время примерок платья для выпускного бала, первого взрослого бального платья, и она все это терпеть не могла. Гарриет не имела ничего против платьев, так как они составляли смысл жизни ее отца, и она знала, что всеми своими привилегиями обязана платьям и тому головокружительному успеху, который они принесли отцу, но была к ним равнодушна, кроме тех случаев, когда они хорошо получались на фотографии. Фотография – вот единственное, что имело для нее значение. А в ее фотокамере была целая катушка превосходных кадров.
Гарриет оглянулась по сторонам, надеясь незаметно ускользнуть. Конечно, это было кощунством, но показ моделей, вероятно, продлится еще не менее часа – Сен-Лоран славился продолжительностью своих ревю, – а после этого начнется ужасная давка. Гарриет помедлила, но ее природная нетерпеливость взяла верх, и она тихонько проскользнула к выходу. Все взгляды были устремлены на подиум, и никто, по-видимому, не обратил на нее внимания, кроме высокой седой женщины в платье с эмблемой фирмы, которая с неодобрительным видом двинулась к ней.
Театральным жестом Гарриет немедленно прижала руку ко рту.
– Я плохо чувствую себя, – прошептала она на не очень правильном французском, и женщина поспешно посторонилась.
«Какие свиньи эти фотографы! – подумала она с отвращением. – Эта девица, по всему видать, перебрала за обедом.»
Когда Гарриет выбралась на улицу, холодный ветер ударил ее по лицу, словно пощечина, и она, приподняв фотокамеру, застегнула до подбородка молнию на своей небесно-голубой спортивной куртке и подняла вверх воротник, чтобы прикрыть уши. Несколько прядей волос попали внутрь, и она освободила их – небрежную гриву темно-русых волос, обрамлявших лицо с правильными чертами. «Тебе следует время от времени делать хорошую стрижку, чтобы приручить эту гриву», – не раз советовала ей Салли, жена отца, но у Гарриет не хватало времени ни на парикмахеров, ни на наряды. К тому же она была вполне довольна своей прической. С такими волосами она могла каждое утро просто мыть волосы, и они высыхали сами по себе. Стоит только начать пробовать разные стили – и на прическу придется тратить драгоценное время.
«Я должна найти телефон», – думала Гарриет. Наклонив голову под напором пронизывающего ветра, она торопливо шла по парижской улице. «Как не терпится сказать Нику, что у меня в сумочке лежит материал для него. А уж потом решу, послать ли ему последние катушки пленки авиапочтой или самой доставить их самолетом в Лондон».
Эта мысль вызвала у нее новый прилив радостного возбуждения: ведь это ее первая работа для нового фотожурнала «Фокус нау», который издавал Ник, и она нутром чуяла, что снимки удались на славу. Она уже представляла себе, как это будет выглядеть… Когда они обсуждали задуманное с Ником, она предложила озаглавить репортаж «Изнанка моды». Он сказал тогда, что Гарриет, хорошо зная этот мир изнутри, сможет лучше, чем кто-либо, сделать фоторассказ на эту тему.
– Все журналы мод и колонки для женщин в газетах пишут о моде в традиционном стиле, – говорил Ник, задумчиво пощипывая рыжую бородку, украшавшую его острый подбородок. – Я же хочу чего-нибудь необычного. На том и порешим: «Фокус нау» будет принципиально другим журналом.
Гарриет кивнула. Они были знакомы с Ником уже несколько лет и встречались всякий раз, когда она приезжала в Лондон навестить своего кузена Марка Бристоу, сына Салли. Тогда она только начинала карьеру свободного фотографа, имея за душой лишь капельку таланта, огромную целеустремленность и самую лучшую фотокамеру, какую можно было купить за деньги. Он же в те дни был младшим сотрудником в одной огромной журнальной корпорации. Между ними сразу же установились хорошие деловые взаимоотношения, а когда он стал первым заместителем, а потом и редактором, то, поддерживая связь со многими журналами, при малейшей возможности подыскивал ей работу. Одно время они даже были любовниками, и Гарриет подозревала, что Ник все еще влюблен в нее. Но она никогда не принимала его всерьез. Она не могла принимать всерьез ни одного мужчину – по крайней мере из тех, что ей до сих пор попадались.
– Мне кажется, что ты меня используешь, Гарриет, – сказал он однажды полушутя-полусерьезно.
– Конечно! А как же иначе? – поддразнивала она. – Разве не для этого существуют друзья?
– Друзья! – отозвался он, и его мягкий шотландский выговор придал этому слову несколько печальное звучание. На какое-то мгновение Гарриет испытала острое чувство вины.
Но каковы бы ни были его недостатки как возможного любовника, Ник был хорошим работником – даже отличным, – и его талант в сочетании с трудолюбием были вознаграждены, когда Пол Лиман, магнат издательского дела, решил выпускать новый журнал под названием «Фокус нау». Ник получил место редактора. Он рассказал об этом Гарриет, и она заразилась его энтузиазмом.
– Ты помнишь «Пикчер пост», Гарриет? Да где тебе помнить! Ты слишком молода. Тебя еще на свете не было, когда он прекратил свое существование… К тому же это был английский журнал.
– Ну конечно, мне известно, что был такой журнал, – возразила она. – Не забудь, что моя мать была англичанкой, а этот журнал – сама классика, не так ли? Какой фотограф не слышал о «Пикчер пост»? Хотя как американка я убеждена, что все подобные журналы подражали «Лайф».
– Ты права. Ну так вот, Пол считает, что сейчас самое время начать выпускать новый журнал подобного плана. Фоторассказы, но не на заимствованном материале, как в воскресных приложениях, а истории, рассказанные самими фотографами с помощью фотографий. Возможно, даже с некоторой социальной направленностью. Как бы там ни было, но у журнала должен быть иной имидж и совершенно новый взгляд на вещи. Вот тут-то и пригодится твой талант.
– Звучит заманчиво. Но это больше похоже на фотожурналистику, чем на фотографию. Ты думаешь, я справлюсь?
Несмотря на самоуверенность, на свои двадцать четыре года, несмотря на то, что с самого раннего детства у нее было все самое лучшее, что только можно купить за деньги, была у Гарриет какая-то прямолинейность, острая потребность самовыражения. Ей хотелось проявить себя – перед отцом, перед своими друзьями, перед целым миром. Иногда то, что человек с самого рождения пользуется всеми мыслимыми преимуществами в жизни, порождает глубокую потребность создать что-нибудь исключительно собственными силами, чтобы сказать: «Это мне не преподнесли на тарелочке, а я сам, сам всего добился, своими силами!»
– Я уверен, ты справишься, – сказал Ник. – Ты чертовски талантлива, твои работы за последние пять лет подтверждают это. Необходим лишь удобный случай, чтобы ты по-настоящему проявила себя – и «Фокус нау» даст тебе такую возможность. Я уверен, что ты выдашь массу собственных идей, но для начала почему бы тебе не заняться тем, что ты действительно хорошо знаешь – миром моды?
– Мода! – воскликнула она язвительным тоном, – Богачки, гардеробы которых ломятся от нарядов, а они даже не успевают все их надеть! Мода – это когда глупая, как пробка, баба старается перещеголять остальных, потому что она бесится от скуки и не интересуется ничем, кроме своей внешности.
– Не надо недооценивать моду. Мы оба знаем, что это чрезвычайно мощная индустрия, и многие ее стороны никогда еще не освещались в печати. Остановись на них, Гарриет, представь в романтическом свете и посмотри, что получится. Материала будет более чем достаточно для одного репортажа, уверяю тебя. Возможно, наберется на целую серию. Но начни с Парижа. Как-никак, для большинства людей Париж все еще остается центром всемирной моды, солнцем, вокруг которого вращаются все другие планеты.
– Я абсолютно уверена, что мне совсем не захочется заниматься модой Седьмой авеню, – заявила Гарриет, не скрывая раздражения.
– И не надо… по крайней мере, начни с другого: Как насчет лавок сладостей в Корее или же богатых кувейтских дам, которые покупают изысканные туалеты исключительно для собственного удовольствия, а затем прячут их под своими хламидами, потому что Коран запрещает им показывать свое тело? Конечно, между этим и миром моды, как его обычно описывают, дистанция огромного размера, но материал может получиться отличный. Поезжай и сделай его для меня!
Она согласилась. Конечно же, она сделает материал с показа моделей, покорно щелкая затвором вместе с другими своими коллегами из журналов мод. Но изюминкой ее фоторассказа будут неожиданные кадры, вроде тех, которые она только что отсняла, подловив момент, когда незаметная молоденькая швея в восторге наблюдала, как платье, которое она, может быть, и не придумала, но над которым трудилась в поте лица, под гром аплодисментов появляется на подиуме.
Гарриет взглянула на часы – мужские часы с четким циферблатом, на кожаном ремешке, которые она носила всегда, предпочитая их элегантным часикам от Картье, подаренным отцом, если только какие-нибудь чрезвычайные обстоятельства не вынуждали ее надеть вечернее платье. «Может быть, – подумала она, – лучше вернуться в гостиницу и оттуда позвонить Нику? Потом позвонить в аэропорт, справиться о рейсах и лично отвезти снимки в Лондон?» Ей хотелось бы присутствовать там тогда, когда пленки проявят и вынесут из темной лаборатории. К тому же будет приятно вновь увидеться с Ником. Она подняла руку в надежде поймать такси, но парижские машины проносились мимо с обычной головокружительной скоростью. Затем она заметила телефон-автомат и решила немедленно позвонить Нику, чтобы сообщить, что работа выполнена. Гарриет бросилась к телефону, опасаясь, что кто-нибудь другой опередит ее, и начнется один из тех нескончаемых разговоров, которые, по-видимому, могут вести только французы. Она на ходу рылась в карманах в поисках мелочи и пыталась вспомнить международный код и номер телефона, по которому можно было позвонить непосредственно в кабинет Ника, минуя вечно занятый коммутатор.
«Ты так и не избавилась от детской привычки делать несколько дел одновременно», – однажды сказала ей Салли. Салли, такая невозмутимая, такая сдержанная и деловая, иногда заставляла Гарриет чувствовать себя ребенком, хотя, конечно, она никогда бы не призналась в этом.
Ее соединили со второй попытки, и она услышала звонок на другом конце линии. Затем в трубке раздался голос Ника с характерной для него мягкой, явно шотландской картавостью.