Текст книги "Год багульника. Осенняя луна (СИ)"

Автор книги: Джен Коруна

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

К его удивлению, Моав обрадовалась этому сообщению.

– Вот и хорошо! – воскликнула она, ловко отводя прядь серых волос с обветренного лица Сигарта. – Я закончу одно дело и тоже приеду в Цитадель.

Промолчав, хэур отошел и стал укладывать сумку. Эльфа несколько мгновений внимательно следила за его действиями, потом быстро подошла и положила маленькие ладошки ему на плечи.

– Не расстраивайся, мы ведь расстаемся ненадолго.

– Ты всегда уходишь так неожиданно, что меня уже трудно чем-то расстроить, – через силу улыбнулся он.

Обхватив его руками, эльфа ласково прижалась к его груди.

– Но ведь еще ни разу не было так, чтобы я не вернулась…

– Что верно, то верно!

Он нежно провел ладонью по гладким холодным волосам эльфы. Он и впрямь не уставал удивляться ее способности находить его, где бы он ни находился.

– Мои дела займут всего неделю, не больше, – мягко, точно извиняясь, сказала она.

– Это что, значит, что через неделю мне надо идти тебя искать?

– Нет, это значит, что я сама тебя найду.

В этот же день они вышли на дорогу. Всего день ходьбы на север, и можно прийти к мосту через Айлит-Ириль – оттуда до Цитадели не больше полутора дней пешком. Далеко на юге лежал Рас-Сильван, до него путь был куда более долгим. Моав остановилась и опустила голову. Сигарт понял, что дальше он пойдет один.

– Ну, как договорились – неделя и не больше, – пытаясь казаться веселым, произнес он.

Эльфа кивнула. Прощание было недолгим – пара шутливых слов, несколько поцелуев и хэур уже шагал по направлению к мосту.

Глава 18. Серая цитадель

Через два дня на горизонте показались стены Сиэлл-Ахэль. Они громадой вздымались над холмами, точно могучие скалы в преддверии Бурых гор. При виде их сердце Сигарта радостно заколотилось. Сколько раз он видел «Стального дракона», и все же каждый раз не мог сдержать волнения. Казалось, время не властно над этой твердыней – шли годы, а часовые на башнях все так же зорко всматривались в горизонт, все тот же неподкупный караул охранял дубовые ворота. Запахнув жилет, Сигарт бодро зашагал ко входу. Все его мысли были поглощены предстоящей встречей со своей стаей – как они примут его после стольких лет отсутствия? Живы ли те, кого он когда-то называл друзьями? Доложив на карауле, что Сигарт по прозвищу Окунь наконец-то прибыл с назначения, он вошел в Сиэлл-Ахэль.

Изначально цитаделью называли небольшое укрепление внутри крепости – оно предназначалось для того, чтобы служить последним опорным пунктом в случае, если враг перейдет через основную стену. Однако вскоре это название само собой распространилось на весь город. Хотя назвать Серую цитадель городом можно было с натяжкой – что это за город, где живут одни лишь воины?.. Центром Сиэлл-Ахэль был замок, вокруг него расположился плац – огромный, вымощенный серым гранитом квадрат. Его использовали для построений и торжественных церемоний, вроде приведения к присяге фриннов или прощания с погибшими перед тем, как их отдавали на съедение зверям. По периметру плаца стояли одноэтажные здания – бараки; здесь жили воины в то время, когда находились не на задании. У каждого барака было по два входа, один – со стороны площади, чтобы все рыси могли быстро построиться в случае общего сбора, другой выходил на задний двор. Тут хэуры проводили свободное время, занимаясь своими делами. Еще дальше от замка находились склады, где воины получали одежду и оружие – конечно, если кто-нибудь вдруг не решал, что обязан добыть последнее в бою. Других сооружений в Цитадели не было – дальше возвышались лишь величественные серые стены, те самые, за которые Сиэлл-Ахэль и получила свое прозвище.

Несмотря на суровую обстановку, хэуры не могли посетовать на свое бытие – за исключением рейдов и учений, все остальное время они были предоставлены сами себе. Главное, быть наготове на случай тревоги, а все остальное – твое личное дело. Жили стаями – по двенадцать рысей в каждой. Тот, кто вырос под родительским крылом, едва ли смог бы понять, что значила стая для сыновей Хэур-Тала. Единственная семья, дом, в котором тебе всегда будут рады, круг друзей, каждый из которых готов, не раздумывая, отдать за тебя жизнь – все это лишь отдаленно передает то ощущение единства, что воспитывалось долгими годами учений в Цитадели.

Каждая стая занимала отдельный барак, во главе ее стоял вожак. Он должен был направлять своих воинов в случае атаки или обороны, он же решал, когда, сколько и в чем тренироваться его воинам. Если же кто-то из членов стаи получал назначение, его место занимал один из подросших хэуров. Когда же ушедший возвращался, молодая рысь сразу же покидала стаю. К ней присоединялся такой же молодняк – так образовывались новые стаи.

Двадцать стай составляли клан. Согласно уставу, кланом командовал фринн, однако на деле каждая стая жила своей жизнью и сама решала свои проблемы – простые хэуры не очень-то любили общаться с высокомерными росх-хэурами. Забота о дисциплине среди своих подопечных полностью лежала на вожаках. Хотя заботиться было особо не о чем: в стае действовала круговая порука – за проступок одного отвечали все. Поэтому проступков почти не бывало – все жили дружно, деля со своим бараком и шутки, и пищу – в случае ее наличия, и голод – в случае ее отсутствия.

Обстановка внутри бараков была простой, однако здесь было все, что нужно для жизни. На полу вдоль стен лежали набитые соломой тюфяки, возле каждого – оружие. Характерный запах рысьего меха висел в воздухе – казалось, он впитался даже в каменные стены. В хорошую погоду хэуры сидели во дворе, чиня одежду или просто греясь на солнце. Если же шел дождь, все собирались в доме. Матерые хэуры разговаривали, из углов доносилась возня и кошачий визг – молодые воины, уад-хэуры, еще не привыкшие к двуногому обличью, затевали рысьи потасовки. Время от времени кто-нибудь из взрослых лениво бросал в угол заклинание – визг мигом утихал, но через некоторое время начинался снова. Вечером стая собиралась за ужином. Готовили все по очереди, включая вожака – для рысей нет разницы в обязанностях, будь ты хоть стар, хоть млад. Условия жизни тоже были для всех одинаковые. Единственными, кто жили отдельно, были черные рыси: они обитали в замке, каждый в собственной комнате – считалось, что росх-хэуры, как высшие маги, должны иметь возможность сосредоточиться в одиночестве.

***

К удивлению Сигарта, в стае его приняли так же просто, как если бы он и не отлучался. Правда, старый вожак, с которым он некогда был дружен, недавно погиб при стычке с озерными эльфами, зато все остальные были на месте. Сигарту казалось, будто он и впрямь никуда не уходил: с ним успело столько всего произойти, а здесь, в Цитадели, все было по-прежнему. Переступая порог родного барака, он втайне боялся, что после месяцев, проведенных с эльфой, ему будет тяжело вернуться к прежней жизни, однако уже на второй день он чувствовал себя как дома. Мысли его были как нельзя более светлыми: совсем скоро он снова увидит Моав, а пока можно было спокойно наслаждаться беззаботной рысьей жизнью.

С особым рвением он принялся участвовать в жизни стаи – ходил за едой на склад, готовил, обсуждал обстановку в горах. После всех услышанных им тонкостей, касающихся Великой битвы, он не мог не поражаться тому, как просто относятся к ней рядовые рыси – ну война так война, что тут такого? В конце концов, сражаться – единственное, чему учат хэуров, и надо же где-то применять свои навыки…

Решив, что этот подход, наверное, самый правильный из всех, Сигарт стал приводить в порядок оружие и костюм – они существенно поистрепались за время его путешествий. Он наведался на склад, где потребовал себе новое белье и обувь, а вот от куртки отказался – старая была еще крепкой, да и привык он к ней. Довольный, он вернулся в барак с целым ворохом обновок, после чего босиком, в одной рубахе и штанах, уселся с ним на крыльце – кое-что из одежды надо было немного ушить. Вечернее солнце ярко освещало свесившиеся растрепанные волосы. Сосредоточенно орудуя иголкой, Сигарт то и дело отбрасывал их с лица.

Он уже почти закончил, как его окликнул чей-то грубый голос – презрительно глядя на него, на пороге стояли две черные рыси, высокие и мрачные, как ночь. Сигарт молча поднялся. Не к добру было появление любимцев Гастара в его скромном жилище…

– Князь ждет тебя! – надменно произнес один из росх-хэуров. – Приказано явиться немедля.

– Куда?..

– В зал Крови. Мы проводим тебя.

Внутри Сигарта все похолодело. Он не верил своим ушам: новый Хэур-Тал приглашал его в святая святых Серой цитадели! Кивнув, он быстро надел сапоги, кое-как натянул куртку и покорно последовал за черными рысями.

Они шли довольно долго – Сигарт никогда не думал, что Сиэлл-Ахэль скрывает столько неизвестных ему коридоров, лестниц, подземных тоннелей. Несмотря на всю свою силу, он еле поспевал за огромными шагами молчаливых росх-хэуров. Наконец, они уперлись в высокую, обитую железными пластинами дверь. Перед ней проводники без единого слова покинули Сигарта, подобно теням исчезнув в темноте коридора. На несколько мгновений он застыл в нерешительности. Зал Крови – самое сердце Сиэлл-Ахэль, именно здесь в незапамятные времена Князь Рысей сразил повелителя темной орды! Нынче на его каменном троне восседал Гастар – новый Хэур-Тал, надежда своего народа, черная рысь с глазами, подобными молнии. И вот теперь он ждал его, Сигарта – здесь, в зале со стенами цвета запекшейся крови!..

Он с силой толкнул дверь, та бесшумно открылась. Затаив дыхание, Сигарт вошел в большую комнату без окон. Охристо-коричневые стены терялись во мраке, и лишь центр зала был освещен тусклым светом факелов. Казалось, время здесь замерло, остановившись в вечной ночи. На площадке у противоположной стены возвышалось грубое каменное сидение, к которому вели несколько ступеней, как будто выросших из холодного пола. Трон Хэур-Тала был пуст…

Сигарту стало жутко – ему показалось, что он целую вечность стоит в этом холодном зале, куда уже сотни лет не проникал луч солнца. Неожиданно у него за спиной раздался спокойный ясный голос, заставивший его вздрогнуть. Слова эхом отразились от каменных стен:

– Спасибо, что так быстро отозвался, Сигарт, я рад тебя видеть.

От стены отделилась высокая фигура, и правитель Сиэлл-Ахэль шагнул в освещенный круг. Сигарт впервые видел князя так близко: замирая от волнения, он поднял взгляд – красота и благородство лица Гастара поразили его! Подобно Сигарту, он был из тех рысей, которые больше других сохранили черты своих эльфийских предков. Он даже мог бы сойти за эльфа, если бы не едва уловимая жестокость, придававшая его прекрасному лицу хищное выражение. Сигарта удивила и бледность его кожи – в отличие от большинства хэуров, его лик был почти бескровным, отчего его темные блестящие глаза казались особенно яркими. Глаза, чей взгляд подобен молнии – только теперь Сигарт смог оценить, насколько точным было это выражение! Они и впрямь искрились, как черные полированные камни, а взгляд, казалось, пронизывал собеседника насквозь. Такими же черными были и прямые волосы князя. Они свободно падали на плечи, обтекая тело.

Вспомнив, зачем он здесь, Сигарт поспешно преклонил колено.

– Мор андарт!

– Встань… – Гастар небрежно взмахнул рукой.

Его пальцы были на редкость изящными, однако эта тонкость не могла обмануть Сигарта – он ясно представил себе, как они с легкостью крошат кости врага.

– Я вижу, ты, наконец, добрался домой, – произнес князь, внимательно глядя ему в глаза. – Давно пора… Я довольно долго за тобой наблюдаю. Мне нравится твоя воля – как раз такая, как и должна быть у рыси. Думаю, скоро она всем нам пригодится. Главное, чтобы ты не растратил ее до поры…

Его голос был спокойным, но что-то в нем настораживало Сигарта. Ему казалось, Гастар имеет в виду совсем не то, что говорит вслух. Тем временем князь продолжил:

– Ты ведь знаешь, что Великая битва уже совсем близко. Хэуры всегда готовы принять бой, но сейчас наших сил еще недостаточно, чтобы сразить Моррога.

Сигарт попытался понять, к чему он клонит, но ничего не придумал – лицо Гастара было непроницаемым как камень. От пристального взгляда черных глаз Сигарту становилось не по себе. Словно когти впивались в сердце! Он вспомнил, что в Сиэлл-Ахэль поговаривали, будто князь умеет читать мысли, несмотря на то, что это считалось темной магией – сейчас он и впрямь был готов поверить этим слухам…

– Я слышал, ты сдружился с эльфами, – небрежно произнес Гастар. – Я совершенно не против – каждая рысь сама решает, с кем ей водиться. Тем более что они нам не враги…

Сигарт напрягся. Значит, Барет все-таки донес об их встрече! Гастар подошел совсем близко к нему, заставив вздрогнуть.

– Ты случайно не знаешь, где Полночная Молния? – спросил он, еще больше впиваясь в него взглядом, но серые глаза хэура не выражали ничего особенного.

– Нет, – просто ответил Сигарт, и это было правдой.

Черные когти резко отпустили его сердце. Князь Рысей развернулся и снова отошел к стене.

– Ну нет, так нет… Можешь идти! – холодно отрезал он, давая понять, что странная аудиенция окончена.

Когда Сигарт поклонился, он даже не повернул головы в его сторону. Сигарт молча вышел, закрыв за собой тяжелую дверь.

Глава 19. Тайны открываются

Проводив хэура взглядом, эльфа некоторое время постояла, затем вскочила в седло и тронула лошадь в сторону Рас-Сильвана. Ее путь занял почти четверо суток. К вечеру четвертого дня до города оставалось не больше сорока лиронгов. Неожиданно лошадь удивленно подняла голову – всадница набрала повод, заставив ее остановиться. Некоторое время Моав сидела, тоскливо опустив глаза. Всего лишь день езды, и дорога приведет ее домой!.. Она тряхнула головой, отгоняя сладкие грезы, и, резко ткнув лошадь пяткой, свернула с дороги и двинулась в объезд Рас-Сильвана. Чуть заметная тропинка среди деревьев вела к гномьим катакомбам.

Шагом эльфа въехала под сень могучих буков. Как изменилось все кругом. Некогда такой яркий лес было не узнать: голые серые стволы мерзли на ветру, изумрудный мох больше не сверкал у их корней – его покрывал толстый слой скрученных листьев цвета ржавчины. Словно принцесса из печальной баллады, веллара бродила среди стройных деревьев, пытаясь найти хотя бы что-то, что напомнило бы ей о далеком летнем вечере, когда она была так счастлива, но лес молчал – только ветер зябко свистел в его кронах, злобно осыпая незваную гостью мертвыми листьями. Вторя его враждебности, с запада занимался зловещий закат – низкое солнце освещало лес темно-красными лучами, отчего казалось, будто все вокруг залито кровью.

Моав с трудом нашла вход в подземелье. Не глядя по сторонам, она поспешно скрылась в катакомбах. Когда же она снова вышла на свет, за плечами у нее висел длинный предмет, замотанный в темную материю. Не медля, она отвязала лошадь, поспешно вспрыгнула в седло и двинулась прочь из леса, холодного и неприветливого, точно брошенный дом. На этот раз она ехала к Рас-Сильвану.

Не доезжая какого-то десятка лиронгов до города, она вновь нырнула в лес, немного проехала и спешилась на открытой поляне с одиноким сухим деревом посредине: именно сюда Инсэллар когда-то принесла их с Сигартом. Осмотревшись по сторонам, Моав издала резкий птичий свист, и тут же из-за ветвей послышалось хлопанье крыльев: на поляну желтым комком вылетела иволга. Покружившись немного вокруг усохшего дерева, она взвилась и полетела по направлению к городу. Эльфа подняла голову и с тревогой взглянула на закат, точно чего-то от него ожидая.

Но не одна она смотрела на кроваво-красное небо. В беломраморном Рас-Сильване, у замкового окна стоял младший веллар дома Сильвана, Иштан Ардалаг. Алое солнце бросало розовый отблеск на его тонкое лицо – такое же бледное и скуластое, как и у Моав. Он был настолько похож на нее, что его облик казался лишь мужским вариантом лица сестры – сестры, которая всегда подтрунивала над не в меру мечтательным братом… Теперь же все изменилось в Рас-Сильване. Тревога, охватившая весь Риан с прошлой весны, залегла чуть заметной складкой на белом лбу юноши. К тому же, Моав куда-то совсем пропала – с тех пор как Кравой вернулся со свитками, о ней не было и слуху. Даже Лагд не мог скрыть тревоги за судьбу дочери, Иштан ясно чувствовал это. Скорее бы уже она вернулась – до Великой битвы осталось совсем немного…

В полутемной комнате стоял тяжелый запах жженого сока сикоморы – молодой эллари уже три раза зажигал смолистые веточки. Ошибки не могло быть: сегодня его ожидала встреча с кем-то, пришедшим издалека. Но солнце почти скрылось за лесом, а Иштан все глядел на темную стену деревьев вдалеке, теряясь в догадках. Ему показалось, что в закатном луче блеснуло что-то желтое. Он напряг зрение, но даже эльфийские глаза не могли различить ничего в сгущающихся сумерках. Неожиданно из темноты в комнату ворвалась яркая птица, огласив покои резким криком. Сердце Иштана заколотилось – это была солнечная птица, иволга! Сколько раз сестра присылала ее в замок, когда они были детьми – и он снова мчался на их условное место, дабы узнать о новой затее Моав или тайком от отца принести ей еду. Неужели она снова была где-то рядом и просила его о помощи?!

Юноша сорвался с места, быстро открыл резной сундук, украшенный хитрой вязью, и достал лук и колчан. Пальцем тронул тетиву – еще звенит. И как только Моав удавалось так натягивать луки?.. Вспомнив о сестре, Иштан заторопился сильней. Он осторожно выглянул за дверь и, удостоверившись, что его никто не видит, быстро исчез в сумерках.

Половинка луны уже ярко светила над лесом, когда до Моав донеся топот копыт. «Слава богине!» – вырвалось у нее. На краю поляны показался всадник в светлом плаще, белая шерсть коня в призрачном свете отливала серебром.

– Иштан! Я здесь! – закричала Моав, выбегая навстречу.

Эльф быстро спрыгнул с коня и заключил сестру в объятья.

– Йонсаволь! А я уж было подумал, что ты построила большой белый корабль и поплыла на нем через Ин-Ириль, как грозилась в детстве!

Он осмотрел Моав с ног до головы. Почти не изменилась, только глаза стали грустные… На какой-то миг ему показалось, что черты сестры застит липкий серый туман; у него екнуло в груди – так выглядит близкая смерть! Он тряхнул головой, всмотрелся еще раз: туман рассеялся – наверное, показалось…

– Ну, рассказывай, как ты жила все это время, – нарочито весело потребовал он. – Отец говорил, ты заезжала в наши края – жаль, я тебя не застал.

Но Моав вопреки обыкновению не разделила его легкого настроения.

– Иштан, у нас мало времени, мне надо тебе многое рассказать, – что-то в тоне сестры заставило его вздрогнуть. – Ты всегда помогал мне, помоги и сейчас: мне не к кому больше обратиться!

Иштан почувствовал, что на этот раз речь идет не о детских проказах. Он постарался отогнать нараставшую тревогу.

– Ты же знаешь, я все сделаю для тебя, сестренка! Если я ухитрился привести тебе коня и вынести пол-кухни, когда ты убежала из замка и неделю пряталась в Серебристом лесу… – не договорив, он осекся – из-под ресниц Моав блеснули слезы. – Да в чем дело?! – воскликнул он изменившимся голосом.

Быстро утерев глаза рукой, Моав заговорила – голос ее был непривычно тихим:

– Я расскажу тебе все, а ты меня выслушаешь молча и потом скажешь свое слово.

Иштан кивнул в знак согласия. Она говорила долго и спокойно – несколько раз Иштан порывался что-то сказать, но она знаком останавливала его. Она рассказала ему обо всем – умолчала лишь о встрече с Кравоем и о своем несчастном ребенке – слишком многое пришлось бы объяснять юноше…

Трудно описать, что происходило в душе Иштана, пока он слушал рассказ сестры. То, что она говорила, казалось кошмарным сном – он верил, что еще чуть-чуть, и они проснутся, и все опять будет по-старому! Наконец она замолчала, и Иштан понял, что это не сон. В воздухе повисла звенящая тишина.

– Что я могу сделать для тебя? – упавшим голосом спросил он.

Казалось, Моав только и ждала этого момента. Она подошла к брошенной на землю одежде и вынула из-под нее длинный сверток.

– После того как Сигарт заберет мою душу…

Иштан сделал резкое движение к сестре, но она жестом одернула его. Она старалась не смотреть на брата. Вперив взгляд в землю под ногами, Моав продолжила:

– После того как Сигарт заберет мою душу, он придет в Рас-Сильван, и ты отдашь ему вот это.

Она развернула ткань, и поляна осветилась тусклым холодным светом. На мгновение Иштан утратил дар речи.

– Ты знаешь, что это? – спросила Моав, испытывающее глядя на него.

– Нар-Исталь, Полночная Молния, меч Иннариса! – произнес он, не веря глазам.

На черной материи лежал небольшой меч с рукоятью, украшенной серебряными лунами – его клинок светился мягким белым светом. Прежде чем Моав успела остановить его, Иштан протянул руку и коснулся лезвия – крик боли огласил поляну. Лунный эльф отчаянно махал обожженной рукой. Моав улыбнулась, глядя на брата.

– Только рука Иннариса сможет открыть Полночную Молнию – ты что, забыл?

Но Иштан уже не думал о своей боли – теперь он с интересом рассматривал клинок.

– Но ведь Лагх утопил его в водах океана после битвы на берегу Ин-Ириля!

– Как видишь, нашлись те, кто поднял Нар-Исталь со дна, – с чуть заметной издевкой сказала Моав. – Это навы спрятали меч Лагха, а я нашла его.

Иштан опять хотел что-то сказать, но осекся.

– Великая битва совсем близко, – продолжала Моав, взвешивая каждое слово. – Ты знаешь, что гласит пророчество: когда тьма придет на берег моря, лунный клинок вернется в руку Иннариса. И я знаю, о ком говорит предсказание – ты отдашь меч тому, кто придет с моей душой…

Изумленный Иштан молча смотрел на сестру: неужели пророчество сбывается?

– Но… но почему ты так уверена, что именно он? – недоверчиво спросил он.

– Я смотрела в озеро Мертвых – его воды показали Иннариса, – был ответ веллары.

Глаза Иштана расширились еще больше.

– Так значит, это ты пробралась на остров Ушедших Душ и улизнула от воинов Гастара?! Эта история наделала столько шума!

– Да, я! – вспыхнула Моав. – А что мне оставалось?! Когда я попыталась сказать отцу о том, что скоро взойдет Кровавая луна, он не захотел слушать – а ведь мне дала знак сама богиня! Он сказал, что я просто неправильно поняла. Но я все поняла правильно и не могла сидеть, сложа руки – я должна была что-то предпринять, иначе было бы слишком поздно! И тогда я решила узнать все, что можно, о новом Иннарисе. Конечно, я знала всю эту историю о Гастаре, но что-то в ней не давало мне покоя – мое виденье не признавало в нем спасителя Риана. Я знала только один способ это проверить – воды Синв-Ириля единственные знают все о том, что было и что будет…

Она умолкла, отвернувшись от брата. Несколько мгновений она стояла так. Сердце Иштана сжалось – в ее позе, в надломленном наклоне головы, в болезненной напряженности хрупкого тела было столь ясное ощущение страха и беспомощности, что ему и самому стало страшно. «Точно сбитый цветок! – мелькнуло у него в голове. – Еще живой, но уже обреченный на угасание…» Моав глубоко вдохнула и, взяв себя в руки, снова развернулась к нему. Было видно, что ей с огромным трудом удается сохранять видимость спокойствия. И тем не менее, она продолжила:

– Озеро ответило на все мои вопросы – и о новом Иннарисе… – она запнулась, сглотнула, – и о моем авлахаре. Две зимы я искала его, я обошла весь Риан, я перешла через горы, в Галлемару, и, наконец, нашла его.

– Но почему ты никому не сказала о том, что разгадала, о ком говорило пророчество?!

– Князь Сиэлл-Ахэль давно мнит себя избранным – если бы он узнал тайну Озера, он бы просто уничтожил Сигарта! А он узнал бы наверняка – он способен читать мысли, я уверена. Открой я Сигарту его судьбу, эта хитрая рысь тут же догадалась бы обо всем! Вот почему новому Иннарису не стоит знать ни кто он, ни где спрятана Полночная Молния, пока не пробил его час.

Она опустила глаза, собираясь с силами, затем сказала:

– Я дала ему знак Эллар – теперь Полночная Молния откроется в его руке, а у нас появится надежда.

– Но как ты это сделала?! – изумился Иштан. – Лишь дети луны могут носить печать Эллар: любого другого ее свет убьет, только лунная вода коснется его губ!

– Но ведь не убила же, – тихо ответила Моав. – Я разбудила его эльфийскую сущность: открыла его сердце для любви, чтобы свет Эллар смог найти к нему дорогу, не навредив ему.

Иштан понурил голову.

– И ты для этого стала его кейнарой?..

Моав ничего не ответила, быстро отвернулась в сторону, потупив глаза. Горячий голос снова заставил ее снова взглянуть в лицо брата:

– Послушай, ты ведь и так уже многое сделала для Риана! – пылко заговорил он. – Пусть новый Иннарис теперь сам позаботится о себе! Возвращайся в Рас-Сильван!.. Я все знаю: это пророчество – про Иннариса и его авлахара… Но, может, это не так уж и необходимо! Поедем домой, пожалуйста!..

Бросив последнее слово, он замолк. Моав не шевелилась – лишь покачала головой и, снова опустив глаза, чуть слышно проговорила:

– Я не могу… Я должна быть с ним.

Что-то в ее движении и словах показалось Иштану странным. Он вздрогнул и пристально вгляделся в опущенное лицо. Догадка, точно молния, поразила его.

– Ты любишь его, Йонсаволь?!.. – точно не решаясь верить собственным словам, прошептал он.

Моав подняла глаза – ни до, ни после этой ночи Иштан никогда не видел такого взгляда. Некоторое время оба молчали; Иштану показалось, что это молчание длилось вечность.

– А если он не придет? – наконец, тихо спросил он. – Если он решит остаться в Сиэлл-Ахэль?

– Я верю в него! – с жаром воскликнула Моав. – Он придет!

Тишина снова повисла над поляной. Наконец, Иштан заговорил; ему казалось, что за эту ночь он повзрослел на много лет, навсегда покинув беззаботное детство…

– Хорошо, я отдам ему Полночную Молнию, если на то воля Эллар. И пусть богиня ведет его руку!

В следующий миг он нахмурился.

– Но почему ты не пришла в Рас-Сильван, а вызвала меня сюда?

– Отец не отпустил бы меня, – горестно ответила Моав, – ты же знаешь, какое у него виденье, он бы все сразу понял. К тому же…

– Что, к тому же?

– Ничего – просто не хочу ранить его лишний раз.

– Ладно, будь по-твоему.

Он медленно взял меч из рук Моав и накрыл тканью – таинственный свет погас, на поляну снова опустилась осенняя ночь. Иштан взглянул на сестру – в тусклом свете луны она выглядела совсем юной. Ему показалось, она хочет еще что-то сказать, но не решается.

– Я могу еще чем-нибудь тебе помочь, сестренка? – тихо спросил он.

Моав нерешительно подняла глаза.

– Да, есть еще одна вещь…

Она говорила так робко, что Иштан сразу понял – эта просьба для нее едва ли не важнее первой. Неужели сестра сомневается в том, что он выполнит любое ее поручение? Особенно теперь! Он чувствовал, что готов сейчас же умереть ради нее! Собравшись с силами, Моав проговорила:

– Я хочу, чтобы ты стал для него братом так же, как был для меня, чтобы ты помогал ему во всем, как помогал бы мне.

Иштан застыл, глядя на нее так, будто видел впервые. Он ожидал чего угодно, только не этого. Простить убийцу своей сестры, полюбить как брата, а если надо, пожертвовать ради него жизнью – Иштану казалось, что это выше его сил! Моав внимательно наблюдала за ним. Несколько мгновений они смотрели друг на друга, оценивая.

– Если ты откажешься, я пойму тебя – ты не обязан этого делать, – поспешно сказала Моав.

Иштан жестом остановил ее – он принял решение.

– Я сделаю все, как ты хочешь, – в предрассветной тишине его голос звучал ясно и твердо. – Клянусь богиней!

Он поднес пальцы к губам в знак клятвы. Моав благодарно взглянула на него, но следом по ее бледному лицу пробежала судорога, словно от боли.

– И еще…

– Что еще? – тревожно спросил Иштан, беря ее за плечи.

– Еще я хотела попросить, чтобы ты все рассказал Кравою, – она с трудом перевела дыхание, – но лишь после того, как будет открыта Полночная Молния…

– Но это жестоко, Моави! Подумай, какую боль ты причинишь ему!

– Он имеет право знать!

Иштану не оставалось ничего иного, кроме как покориться – вздохнув, он коротко кивнул. Моав вдруг потупила глаза и добавила:

– И вот еще, возьми… Передашь это ему, хорошо?

Она подняла руки к шее, сняла медальон на цепочке и быстро вложила его в руку брата. Иштан снова кивнул.

– Только помни, ни слова ему о нашей встрече до того, как Нар-Исталь не найдет своего владельца! И никому ни слова, слышишь! Сигарт должен стать первым, кто узнает о возвращении Полночной Молнии. Ни отец, ни Кравой, лишь он один!

– Я все понял, – коротко ответил веллар.

Его юные глаза стали серьезными от осознания огромной ответственности, лежащей на нем, однако долго он не продержался – стоило ему лишь вспомнить, что он видит сестру в последний раз, как у него начинали дрожать губы. Он откашлялся, силясь побороть подступающие к горлу слезы, и неестественно громким голосом спросил:

– И куда ты теперь?

Эльфа опустила глаза.

– К нему… В Сиэлл-Ахэль.

Иштан уронил голову на грудь; слезы уже явно дрожали в его глазах.

– Я горжусь тем, что у меня такая сестра, – только и смог прошептать он.

Моав порывисто обняла его, спрятав голову у него на груди. Иштан шептал ей нежные слова, и нахлынувшие слезы застилали его всегда такие зоркие глаза. Остаток ночи они просидели рядом, наперебой вспоминая приключения своего далекого детства в Рас-Сильване: в преддверии близкой разлуки им хотелось говорить только о светлом и радостном. Вскоре небо стало синим, вместе с ним стало синим все вокруг, а затем начало светать.

Когда на небе погасли последние звезды, Иштан снова был в замке. Неслышно, как тень, он поднялся по лестнице, успешно миновал стражников. Узнав его, они, к счастью, не стали задавать вопросов, лишь проводили улыбками – у молодости есть много причин не ночевать дома… Дойдя до своей комнаты, Иштан осторожно толкнул дверь, вошел и так же осторожно прикрыл ее. Он развернулся, сделал шаг, намереваясь лечь в постель, и едва сдержал возглас удивления – на фоне окна, в полумраке стояла неподвижная фигура.

– Ан синтари Эллар, – раздался спокойный голос.

Юноша вздрогнул – отец! Как он теперь объяснит ему свое отсутствие?! Вспомнив о мече, он спрятал сверток за спину. В серых сумерках Лагд медленно подошел к сыну, так что тот смог рассмотреть его лицо – оно было так печально.

– Ты встречался с Моав? – просто спросил он.

Иштан потупил взор, его сердце заколотилось – откуда он только узнал! Поняв его удивление, Лагд поднял руку, в его пальцах было желтое перо.

– Оно лежало на полу…

Иштан судорожно вдохнул – в любом случае, он ничего не скажет. Пусть он гневается на него, пусть даже накажет – сестра запретила ему говорить о встрече! Лагд внимательно наблюдал за ним несколько мгновений, затем понимающе кивнул.