Текст книги "Порочный миллиардер (ЛП)"

Автор книги: Джеки Эшенден

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)

Он нашел Грейс на кухне, она стояла, прислонившись к стойке, с чашкой кофе в длинных, испачканных краской пальцах. Она выпрямилась и поставила чашку, как только он вошел, тревога в ее янтарных глазах исчезла, сменившись облегчением. Что было странно, черт возьми, почему она беспокоилась о нем, особенно после вчерашнего, он понятия не имел.

– Что происходит? – она переплела пальцы и прижала руки к груди, звеня браслетами. – Что сказал этот человек?

Сегодня на ней была белая, заляпанная краской футболка и темно-синие леггинсы с дырками, волосы собраны в узел на макушке и скреплены чем-то подозрительно похожим на кисть. В ее одежде не было ничего особенного, ничего, что могло бы заставить его сердце биться быстрее. Ничего такого, от чего у него перехватило бы дыхание и напряглись мышцы.

Но почему-то измазанная краской простота одежды только привлекала внимание к ее живому лицу. К тому, как ее кожа, казалось, светилась в угасающем свете, проникающем через окна кухни. К белому хлопку, натянутому на ее маленьких, идеальных сиськах, и к ногам в этих нелепых леггинсах.

На ее щеке и пальцах была краска, и на одно безумное мгновение ему захотелось, чтобы краска была и на нем. Хотел, чтобы она раскрасила его кожу, просто чтобы почувствовать, каково это. Чтобы вся ее яркая, вибрирующая энергия касалась и его.

Но даже если бы он мог это сделать, сейчас не было времени. И в любом случае он не мог этого допустить.

– Я расскажу тебе позже, – его голос прозвучал жестко и резко даже для его собственных ушей. – Сейчас я должен уйти.

Ее глаза расширились, в них появился настоящий страх.

– А как насчет того парня? Что если здесь появится кто-то еще?

– Он не причинит тебе вреда. Он заперт внизу и не сможет выбраться, – Лукас выдержал ее взгляд. – Поверь мне, я бы не уехал, если бы считал, что тебе угрожает хоть малейшая опасность. Но я нужен брату, и я должен идти.

Она моргнула, потом кивнула, сглотнув.

– Хорошо, но что, если придет кто-нибудь еще?

– Они не придут. Они не знают, что ты здесь. Этот парень был послан в качестве разведчика, и так как он остается там, где я его оставил, твое местоположение не станет им известно.

Она еще раз слегка кивнула, потом глубоко вздохнула, явно пытаясь успокоиться, а когда заговорила снова, ее голос звучал уже спокойнее.

– А если кто-нибудь подойдет к двери?

– Ты их не впускаешь. Даже если это чертов президент, понимаешь?

– Да, я понимаю, – она сделала паузу. – У тебя есть запасной пистолет или что-то такое? На случай, если кто-то войдет?

Господи, она серьезно? Да, очевидно, так оно и было.

Он приподнял бровь.

– Ты умеешь обращаться с оружием?

– Нет, – румянец залил ее щеки. – Но надо целиться и стрелять, верно?

Внезапно перед его мысленным взором возникла Грейс Райли в заляпанной краской футболке и леггинсах, с пистолетом в руке, направленным в лицо какому-то мудаку, и своим длинным пальцем, сжимающая спусковой крючок.

Чертовски сексуально.

Мускул на его челюсти дрогнул, и он отогнал видение. Потому что она не должна быть гсексуальной, но его член определенно был заинтригован этой идеей, и у него не было времени на эту чушь.

– Все не так просто. Если бы у меня было время, я бы показал тебе как им пользоваться, но у меня его нет, так что не волнуйся об этом сейчас. Кроме того, сюда никто не войдет. Я убедился, что это место похоже на Форт Нокс.

Ее руки крепче сжались на груди, но она лишь снова кивнула.

– Хорошо. Я уверена, что в таком случае все будет хорошо.

Она была храброй, и он хотел подойти к ней, взять ее руки в свои, погладить их, заставить расслабиться, успокоить ее, что все будет хорошо, и он даже не знал почему. Потому что когда ее чувства стали важны для него? Когда они стали иметь значение? Грейс Райли была очень одинока. Только несколько друзей и мать, с которой она никогда не разговаривала. Такой энергичной женщине, как Грейс, нужно нечто большее…

Господи, он должен вернуться к делу, а не стоять там, думая о ней.

Не обращая внимания на желание взять ее руки в свои, он просто смотрел на нее, надеясь, что она прочла в его взгляде уверенность.

– Никто не причинит тебе вреда, Грейс. Обещаю.

Она долго смотрела на него, выражение ее глаз было непроницаемым. Затем она отвела взгляд.

– Хорошо, – просто пробормотала она.

По какой-то причине это его не удовлетворило, но каждая секунда, которую он провел здесь, разговаривая с Грейс, была еще одной секундой, когда он не помогал брату, а сейчас это было важнее, поэтому он повернулся, чтобы уйти.

– Лукас.

Он остановился в дверях, но не обернулась.

– Что?

–Не задерживайся.

Глава Десятая

Грейс не могла успокоиться до конца вечера. В подвале заперт мужчина, Лукаса здесь нет, и она чувствует… да, хорошо, она может это признать. Она напугана.

Последние пару дней, с ее картинами и этим проклятым поцелуем, она не обращала внимания на слона в комнате, а именно на то, что ее муж оказывается был преступником, а теперь за ней охотятся очень, очень плохие люди.

И пока она была так поглощена живописью и боролась с влечением к Лукасу, эти люди сосредоточились на том, чтобы выследить ее, и теперь были очень близки к тому, чтобы выяснить, где она находится.

Она не знала, что делать. Она хотела как-то помочь Лукасу, но понятия не имела, как. Не то чтобы она была хорошо обученным человеком военного типа со смертоносными навыками или чем-то в этом роде. Она была всего лишь художницей, умеющей обращаться с кистью, это правда. Но это не поможет, разве что заколоть кого-нибудь ножом.

Вечер клонился к вечеру, и она расхаживала взад и вперед перед большим витражным окном. Думая о Лукасе. Думая о Гриффине.

Ей следовало быть внимательнее, пока они были женаты. У него было так много секретов, которые он скрывал от нее, но она даже не замечала их. Она даже не замечала его недовольства. Она была так поглощена своими делами. Ее искусством. Желанием доказать отцу, что она не бездарно тратит время. Что она хороша в том, что делает.

Может быть, если бы она не была столь целеустремленной, настолько ослепленной своими творческими порывами, она бы увидела, что происходит с Гриффином. Что он несчастен.

Но что бы ты сделала? Ты вообще заботилась о своем браке?

Это была неприятная мысль, и она не хотела, чтобы она приходила ей в голову. Все равно это было неправильно. Она любила Гриффина и хотела выйти за него замуж. Он был одним из немногих, кто поддерживал ее творчество, и только ради этого она готова была на все.

Это не то же самое, что любовь.

Беспокойство скрутило ее, заставив отвернуться от окна. Все эти расхаживания по комнате не шли ей на пользу и не помогали Лукасу. С другой стороны, она ничего не могла сделать, чтобы помочь Лукасу, кроме как не попадаться ему на глаза, так что лучше заняться чем-нибудь полезным, а не размышлять.

Она снова поднялась наверх и вернулась в студию, пытаясь раствориться в картине, но по какой-то причине это было тяжело, и она не могла сосредоточиться. Она прислушивалась к странным звукам и подпрыгивала от воя сирен в городе. Часть ее хотела спуститься в подвал или туда, где Лукас держит лже-копа и задать ему свои вопросы. Но она знала, что это будет верхом глупости, поэтому осталась на месте, размазывая краску по холсту и пытаясь сосредоточиться.

Час спустя вернулся Лукас, и мышцы на ее плечах, о которых она и не подозревала, внезапно расслабились. Она вышла из студии, убеждая себя, что хочет убедиться, что это действительно он, а не какой-то другой незнакомый мужчина, который каким-то образом пробрался в квартиру, и это не имело никакого отношения к тому, что она просто хотела его увидеть.

Он направлялся к лестнице, когда она появилась, но остановился у подножия, глядя на нее. Его серебристо-голубые глаза были такими же холодными, как обычно, и все же он осмотрел ее с головы до ног, острый и сфокусированный, как рентгеновский аппарат.

– Ты в порядке? Есть проблемы?

Она покачала головой.

– Нет. Здесь все тихо.

– Хорошо.

– С твоим братом все в порядке? – нет, подробностей она спрашивать не станет. И нет, ей не было любопытно.

– Он в процессе, – его пристальный взгляд снова скользнул по ней, и горячее, дрожащее чувство нахлынуло на нее. Но все, что он сказал, было:

– Мне нужно навестить нашего незваного гостя.

– Ах. Что ж, возможно, я тоже смогу пойти и…

– Нет. Ты и близко к нему не подойдешь.

Грейс не знала, злиться ей на Лукаса за его высокомерие или благодарить за его заботу.

– Я просто подумала, что могла бы спросить кое-что о Гриффине.

– Этот парень ничего не знает. Это мелкий винтик в очень большой машине, – Лукас отвернулся. – Предоставь это мне.

Внезапно она поняла, что не хочет, чтобы он уходил.

– Я думала, мы поговорим об этом.

Он даже не остановился, направляясь к лифту.

– Мы так и сделаем. Как только мне удастся получить больше информации.

Грейс сглотнула, наблюдая, как он входит в лифт, борясь с желанием просто попросить его остаться. Но это выдаст слишком многое о ней, а она не была готова к этому. Поэтому она ничего не сказала, когда двери закрылись, повернулась и пошла обратно в студию.

Она попыталась вернуться к работе, но ее концентрация была нарушена, поэтому она приняла ванну, затем посмотрела телевизор. Лукас не появился, и она не хотела, чтобы это выглядело так, будто она просто слоняется вокруг, ожидая его – даже если это и так – поэтому она сдалась и пошла спать.

На следующее утро она долго спала, а его снова не было. Но он оставил ей сообщение на телефоне, предупреждая, что он вышел, чтобы снова помочь своему брату, и не знает, когда вернется. Это раздражало, хотя она не знала почему, потому что работать было легче, когда его не было рядом.

Раздраженная, она сварила себе кофе, поднялась наверх и принялась за работу.

По какой-то причине сегодня ей стало лучше, и она смогла сосредоточиться, когда начала наносить краску на холст. Много красных, оранжевых и золотых. Цвета страсти, интенсивности. Гнева. Вожделения…

Прошло несколько часов.

Грейс положила кисть и начала наносить мазки пальцами, играя с краской, чтобы выделить текстуру, передать движение, наполнить жизнью. Она становилась все более яркой по мере того, как внутри нарастало напряжение, горячее и электрическое.

Горе и бесконечные вопросы о Гриффине исчезли. Угроза ее жизни исчезла. Была только она и горячий поток эмоций, который стекал по ее рукам, просачиваясь сквозь пальцы в краску. На белое пространство холста.

Прошло еще немного времени, но она не обратила на это внимания. И вот наступил момент, когда она откинулась на спинку стула, рассматривая набросок картины перед собой. Возможно, ей чего-то недоставало. Синего. Серебристо-голубого…

Внезапно дверь мастерской с грохотом распахнулась, заставляя ее подпрыгнуть от неожиданности, а сердце застрять в ее горле.

Лукас стоял на пороге, и на его красивом лице застыло странное выражение. Воздух вокруг его высокой, сильной фигуры был полон напряжения, как гроза, готовая разразиться.

Она моргнула. Если бы она не знала, каким холодным, бесчувственным парнем он был, она могла бы подумать, что он... зол.

В его взгляде не было серебра. Он был ярко-синим, как в ту ночь, когда поцеловал ее, и таким горячим, что она удивилась, как она могла считать его глаза холодными.

Во рту у нее пересохло, сердце забилось быстрее, когда она медленно поднялась на ноги, с липкими от краски руками.

Что-то случилось. Что-то наконец подействовало на него. Какого черта ему было нужно здесь?

Лукас молчал одну долгую, вибрирующую секунду, затем подошел к ней, держа что-то в руке. Свой телефон.

– Посмотри на это, – резко приказал он, указывая на экран.

Она подняла руки.

– Не могу, если ты не хочешь, чтобы он был весь в краске.

Он выругался, ткнул пальцем в экран, затем поднял его так, чтобы она могла видеть. Это была короткая видеозапись, на которой два человека, очень высокий мужчина и женщина гораздо ниже ростом, стояли рядом с чем-то, похожим на каток в Рокфеллер-центре. Пока она смотрела, мужчина взял лицо женщины в ладони, запрокинул ей голову и накрыл ее рот своим в страстном поцелуе. Была ночь, но в свете фонарей вокруг катка лица мужчины и женщины были отчетливо видны, хоть Грейс их и не узнала. Видео увеличилось, получив крупный план этого поцелуя, задержавшись на паре таким образом, что ей стало неудобно. Это был глубоко личный, страстный момент, не предназначенный ни для кого другого.

Лукас снова нажал на кнопку, останавливая видео. Напряжение вокруг него стало еще сильнее, гроза собиралась вокруг него, собиралась и вокруг нее. Его взгляд встретился с ее, и она почувствовала, как это ощущение эхом отозвалось и в ней, почти как физический удар.

– Я не понимаю, – начала она. – Кто эти люди…?

– Мой сводный брат и моя сводная сестра. Его голос был совершенно ровным, но в то же время вибрировал со странной интенсивностью, которую она никогда не слышала в нем прежде. – Он закрутил с ней, но не должен был. Это чертовски неправильно, вот что это такое. Просто пиздец, – он резко отвернулся и, прежде чем Грейс успела заговорить, небрежно швырнул телефон на пол.

У нее перехватило дыхание. Ладно, он действительно был зол. Достаточно злой, чтобы она могла прочитать это на его обычно бесстрастном лице.

– Лукас, – начала она, но остановилась, когда он повернулся к ней, сверкая глазами.

– Вэн всегда поступает правильно, – в его глубоком, холодном голосе слышались резкие нотки. – Он самый старший, и он должен подавать чертов пример.

– Ладно, я поняла, – не поняла, но инстинкт подсказывал ей попытаться его успокоить. Он был взволнован, каждое движение было резким, как будто он не знал, что с собой делать.

– Нет, – отрезал он. – Нет, не понимаешь, – затем его взгляд снова остановился на ней, усиливаясь и обостряясь. – Я отказываю себе. Все время, я отказываю себе, – он сделал шаг к ней. – Я все держу под замком, чтобы ничто не могло пробраться наружу. Я хочу поступить правильно, Грейс. Я хочу, чтобы все были в безопасности.

Она понятия не имела, о чем он говорит, но он надвигался на нее, медленно подкрадываясь, но только инстинкт заставлял ее отступать. Энергия, исходящая от него, была безумной; он буквально потрескивал от электричества, отчего комната казалась очень маленькой, а он – очень, очень большим.

– Я знаю, что хочешь, – она подняла руки, в успокаивающем жесте, как будто это могло помочь, нелепое движение. – Конечно, ты этого хочешь.

– Он тоже должен был отказать себе. Он не может просто взять то, что хочет, – Лукас подкрадывался все ближе и ближе к ней, заставляя ее отступать, как испуганное животное, отступающее от гораздо более крупного хищника.

– Ты прав, он не может, – бессмысленно пробормотала она, внезапно обнаружив, что ей трудно дышать. – Это безумие.

– Если он не может поступить правильно, какой смысл мне пытаться? – он сделал еще несколько шагов, и ей не осталось места куда отступать, и она ударилась спиной о стену. Но Лукас не остановился. – Я чертовски устал от самоотречения. Надоело говорить себе, что лучше мне ничего не хотеть, – его руки опустились по обе стороны от ее головы, его высокая, мощная фигура окружила ее, блокируя остальную часть комнаты. От исходящего от него жара и напряжения у нее закружилась голова, и она вскинула руки, чтобы удержать его на расстоянии. Они ударились о твердую стену его груди, краска на ее руках запятнала черную ткань футболки с длинными рукавами, которую он носил.

– Лукас, – повторила она, не совсем уверенная, что хочет сказать, но он был слишком близко. Слишком горячий. Слишком много всего, с чем ей сейчас не справиться.

– Может, мне пора перестать отрицать то, чего я хочу, – слова были полны какого-то грубого, темного жара. – Может быть, вместо этого пришло мое время взять это.

Грейс с трудом перевела дыхание. Он был прямо перед ней, и весь лед сошел с него, оставив его, как обнаженное пламя, горячим и горящим, как костер. Боже, она чувствовала, как стало жарко вокруг. Ее ладони, лежавшие на его груди, словно обожгло.

Она задрожала.

Он ничего не сказал. И когда она открыла рот, чтобы заговорить, он просто наклонился и накрыл его своим.

В этот момент она забыла обо всем. Его таинственный гнев. Опасность, в которой она оказалась. Она даже забыла о Гриффине.

В этот момент не было ничего, кроме поцелуя Лукаса, совершенно не похожего на тот, который он подарил ей несколько дней назад. Это был медленный поцелуй с привкусом отрицания. Но сейчас все было по-другому. Все дело было в том, чтобы сдаться этому потрескивающему электричеству, этой летучей химии, которая возникала всякий раз, когда они приближались друг к другу.

Он обжигал ее, и от прикосновения этих прекрасных губ она воспламенилась, как костер.

Его язык проник в ее рот, надменный и требовательный, и горячее его скольжение заставило ее задохнуться от удовольствия. Она откинула голову назад, к стене, позволяя ему взять все, что он хотел, и принимая взамен. Исследуя пьянящий, словно алкоголь, аромат его тела, в то время как остальной мир исчез.

Когда все исчезло.

Он прижал ее к стене, одно твердое, обтянутое джинсовой тканью бедро просунулось между ее ног, в то же время, когда его язык проник глубже в ее рот, и мягкий, нуждающийся звук вырвался из нее. Она поймала себя на том, что целует его в ответ, неистово и лихорадочно, подаваясь бедрами так, чтобы дразнящая твердая твердость его бедра прижалась к ее ноющей плоти. Заставляя ее дрожать еще сильнее.

Это был прорыв штормового фронта. Это был ураган. Это была встреча искры и сухого фитиля.

И она отчаянно хотела потеряться в этом огне, отчаянно хотела сгореть.

Ее пальцы вцепились в ткань его футболки, притягивая его ближе, поцелуй становился жарче, голоднее, их дыхание учащалось в тишине студии.

Но этого было недостаточно. Она хотела большего. Она чувствовала, что умирает, и только прикосновение к нему могло спасти ее. Отпустив его футболку, она скользнула испачканными краской пальцами под подол, чувствуя упругие, твердые мышцы и гладкую кожу.

Боже, и наощупь он был произведением искусства.

Он проглотил проклятие, когда ее пальцы скользнули по нему, оттягивая и стягивая его футболку через голову. Затем его губы снова оказались на ее губах, и он прижал ее к стене, ослепляя своим жаром, опьяняя мускусным мужским запахом.

Она не могла удержаться, чтобы не прикоснуться к нему, не провести руками по его горячей коже, не проследить скульптурные мышцы его пресса, твердые линии его груди, оставляя повсюду красные полосы краски. Но ей было все равно. Ей было все равно на все. На все, кроме его поцелуев и прикосновений. Боль между ног сводила ее с ума.

Она хотела его. Она хотела его так отчаянно, что ее трясло.

– Лукас, – простонала она, не в силах сдержать желание. – Лукас... пожалуйста…

Он убрал руки со стены рядом с ее головой, а затем они оказались на ней, скользя по передней части старой мешковатой футболки, которую она носила, когда рисовала, обхватывая ее груди через хлопок, его большие пальцы касались болезненно чувствительных сосков, посылая электрические импульсы через нее. Заставляя ее задыхаться. Потом он ущипнул ее, и она громко застонала, потому что ей было больно, и все же она чувствовала себя так чертовски хорошо, что чуть не растаяла в луже у его ног.

Затем он снова передвинулся, сдернул с нее футболку, разорвал чашечки лифчика и освободил от кружевной ткани, обнажив грудь. А потом его руки оказались на них, и он не был нежным. Но она не хотела нежности. Она хотела его так же отчаянно и голодно.

Он погладил ее, сжал ее ноющую плоть, ущипнул за соски, его рот оставил ее, чтобы пройтись вниз по шее серией маленьких, точных укусов, которые заставили ее вздрогнуть и задрожать, словно деревце, подхваченное ураганом, который окружал их.

Она скользнула руками по его плечам, ее ногти впились в них, сжимая, когда его пальцы двинулись к ее бедрам, его горячая, твердая грудь давила на ее обнаженную грудь, когда он сильнее прижал ее к стене.

Кто-то тяжело дышал. Возможно это была она. И она беспомощно двигалась, прижимаясь к его бедру, желая большего трения, желая облегчить ужасную, безжалостную боль, которая охватила ее.

Он снова отстранился, резкими движениями стянул с нее леггинсы, дернул трусики, ткань порвалась, когда он полностью обнажил ее. Она вздрогнула, когда воздух прошелся по ней, и она почувствовала, что кончит, как только он прикоснется к ней. Это будет достаточно для нее. Одно прикосновение его пальцев между ее ног, и она взорвется.

Все совсем не так, как было с Гриффином.

Эта мысль просочилась в ее голову, но тут же исчезла, когда большие руки Лукаса с длинными пальцами обхватили ее бедра, и вдруг ее повалили спиной на пол.

Половицы были твердыми, но она едва чувствовала их, когда его длинное, сильное тело накрыло ее. Она посмотрела в его красивое лицо, дрожа и трясясь, словно была во власти какой-то лихорадки.

А потом ее сердце почти остановилось, потому что его совершенные черты лица были напряжены от голода, яростного, как голодный хищник, наконец, убивающий свою жертву. Голубизна его глаз была газовым пламенем, испепеляющим ее, его твердый, скульптурный торс был покрыт пятнами красной, оранжевой и золотой краски, даже в его светлых волосах. Ничего не осталось от ледяного снайпера, бесчувственного, все жестко контролируемого морского котика.

Этот человек был огнем, а она – топливом для его пламени.

Одной рукой он расстегнул молнию на джинсах, и она попыталась помочь, отчаянно пытаясь дотронуться до него, но он отбросил ее руку. Затем он раздвинул ее ноги, его стройные бедра оказались между ними, а джинсы терлись о внутреннюю поверхность ее бедер. Ее дыхание было диким, неуправляемым, и ей снова пришлось дотянуться до его широких, сильных плеч, чтобы было за что держаться, потому что знала, что скоро разорвется на части. В любую секунду.

Он наклонился, и она почувствовала головку его члена, пробивающуюся сквозь чувствительные складки ее лона, ударяющуюся о клитор, и она задохнулась, как будто получила удар в сердце, а оргазм завис прямо там.

Его пристальный взгляд сжигал ее заживо, пристально наблюдая за тем, как он трется о нее, будто зная, как близко она была, и все же намеренно держал кульминацию вне ее досягаемости. Она услышала, как начала умолять, беспокойно двигаясь под ним, почти крича от разочарования.

А потом, когда ей показалось, что она больше не выдержит, он толкнулся в нее, сильно, горячо, Боже, так сильно. Оргазм накатил на нее еще до того, как он наполовину вошел внутрь, расплющив ее под тяжестью своего тела, и вырвав хриплый крик из ее горла.

Лукас не остановился. Он продолжал толкаться, растягивая ее, заставляя ее чувствовать жжение, заставляя ее внутренние мышцы сжиматься вокруг него, как будто она была готова к большему, а не лежала, ошеломленная самым интенсивным оргазмом в своей жизни. А затем он сделал все еще более интенсивным, сжимая ее бедра и раздвигая их, скользя глубже, вытягивая из нее еще один безмолвный стон, пока он не вошел так глубоко, как только мог, и она смогла почувствовать его везде.

Его дыхание было хриплым, кожа блестела от краски и пота, дикий взгляд на его лице делал что-то с ней, заставляя ее собственный голод возрасти снова. Что было невозможно, поскольку она всегда испытывала только один оргазм за раз. Но ее тело, очевидно, этого не знало. И когда он начал двигаться, выходя, а затем входя в нее, жестко и глубоко, со всей яростью, нарастание другого оргазма стало неизбежным.

– Лукас, – прошептала она прерывающимся голосом. – Боже мой!

Он ничего не сказал, но выражение его лица было диким, как будто он намеревался разрушить ее, уничтожить, и ничто не могло остановить его. Он начал толкаться сильнее, его жетоны раскачивались в такт его движениям и касались ее груди, и она обнаружила, что выгибается навстречу ему, двигаясь вместе с ним, ее ногти впились в твердые мускулы его плеч. Наслаждаясь гладким скольжением в нее его члена.

Звуки, которые вырвались из нее, были грубыми животными звуками удовольствия, когда все внутри нее закрутилось, как часовая пружина. Так туго. Боже… Пока он кончит, она развалится на части.

Затем он снова двинулся, крепко сжимая ее бедра, и внезапно она уже не была на полу, а сидела у него на коленях, в то время как он оставался глубоко внутри нее. Его губы были на ее губах, когда он выдернул кисточку из ее волос, позволяя безумному, вьющемуся облаку рассыпаться по ее плечам, затем поцелуй стал диким, когда он, отбросив кисточку, снова сжал ее бедра, поднимая ее, затем снова опуская на свой член, одновременно опуская свои бедра ей навстречу. Она стала такой же дикой и ненасытной, как и он. Она прикусила его губу, наклоняя бедра так, что каждый раз, когда она опускалась на него, основание его члена касалось ее клитора.

Лукас зарычал, звук был напряженным, его пальцы запутались в ее волосах и потянули ее голову назад, обнажая шею. Она задохнулась, когда он укусил ее, его зубы сомкнулись вокруг кожи сбоку шеи, прежде чем двинуться дальше вниз. Большая, горячая рука обхватила одну грудь, а затем его рот оказался на ней, сомкнувшись вокруг болезненно чувствительного соска, сильно посасывая. Она застонала, скользя пальцами по его спине, царапая его, когда наслаждение стало ослепительным, давление приближающегося оргазма заставило ее задрожать.

О, и она будет кричать, когда это произойдет. Он собирался уничтожить ее. Он собирался разорвать ее на куски.

Его рот опустошал ее грудь, сосал, дразнил, кусал. Отпустив ее волосы, он снова вцепился в ее бедра, впиваясь в мягкую плоть. Она знала, что останется с синяками. Но это не имело значения, потому что он поднимал ее, а затем снова опускал, звук соприкосновения плоти с плотью и их неистовое дыхание были эротическим саундтреком всему происходящему, ошеломляющий жар его тела под ней, внутри нее, заставляли ее дрожать еще сильнее. Заставляя ее пылать, как костер.

Она что-то бормотала, она слышала себя, беспомощные слова вырывались из ее рта под его губами и сливались в длинный поток.

ПожалуйстаЛукасБожеПожалуйстаСильнееБыстрееГлубже.

Она не могла остановить их, ее начало разрывать на части. А затем он оторвался от ее губ, и его рука скользнула между их напряженными, скользкими телами, его пальцы нашли ее клитор, кружа вокруг него, и надавила в то же время, как он сам толкнулся в нее.

– Давай, Грейси, – прорычал он, его голос был горячим и грубым, голосом незнакомца. – Кончай со мной, мать твою.

И как будто ее тело ждало именно этой команды, давление ослабло, и она закричала, разрываясь на части, как и думала.

И когда она вся рассыпалась, то смутно осознала, что он движется быстрее, а затем раздался звук его собственного освобождения, гортанный рев, эхом разнесшийся по комнате, а все его тело напряглось под ней.

Но у нее не было сил на что-то большее, чем обнять его и крепко прижать к себе, пока он разваливался на части.

Так же, как и она.

* * *

Лукас повернул голову к шее Грейс, чувствуя себя так, словно где-то рядом взорвалась ракета, а в голове все еще звенело от взрыва. Пульс бешено колотился, грудь вздымалась, словно в Коронадо. Его трясло, как будто все нервные окончания были подключены к электрической розетке, и кто-то постоянно щелкал выключателем, включая и выключая его, потом снова и снова.

Он слышал, как она тяжело дышит, чувствовал, как ее киска крепко сжимает его член, как волны ее собственного оргазма выжимают из него еще больше чувств.

Это была агония. Это было совершенство.

Господи... что он наделал? Что, черт возьми, он натворил?

Он провел все утро, помогая Вэну спасать Хлою из лап Чезаре Де Сантиса, и был готов покончить с этим и вернуться к Грейс и их незваному гостю, когда ему позвонили с краткой просьбой отвезти Хлою в аэропорт. Вэн хотел, чтобы она убралась из города, подальше от Де Сантиса.

Это было прекрасно. Он не возражал. У него не было той связи с ней, которая была у Вэна – она была слишком молода, чтобы он мог по-настоящему общаться с ней, и, кроме того, он не позволял себе общаться с кем бы то ни было – и все же он все еще чувствовал себя защищенным от нее. Она была его младшей сводной сестрой, Тейтом, а Тейты держались вместе.

Потом Вэн приказал высадить ее в Рокфеллеровском центре, а не в аэропорту – по какой причине, он понятия не имел. И вскоре после этого его телефон зазвонил с очередным сообщением от Вэна, и к нему было приложено видео.

Ты все равно это увидишь. Де Сантис очень скоро опубликует это повсюду, но я хотел, чтобы ты узнал первым.

Видео, где Вэн целует Хлою.

Вид этого поцелуя ударил его по голове, как кирпич.

Его брат должен был защищать ее по приказу отца. Его старший брат, наследник Тейтов. Его брат, лидер. Который присматривал за ним с тех пор, как ему исполнилось пять лет. Который должен быть безупречен. Который должен был подавать пример.

Его брат, который трахал их сводную сестру.

Лукас не понимал, почему это видео привело его в такую ярость. Конечно же, это был факт того, что Вэн должен был охранять ее, а не спать с ней при этом. Лукас был в этом уверен. Плюс Вэн был намного старше ее и намного опытнее, и это было просто неправильно.

Вэн должен был держать себя в штанах, а он этого не сделал. И в конце концов пострадает Хлоя. Она была молода и невинна. Она выросла в Вайоминге, и это был ее дом, в то время как флот был жизнью Вэна. Лукас знал, что он ни за что не откажется от этого.

Но только вернувшись в квартиру, он понял, почему так разозлился. Потому что у него тоже была женщина, которую он должен был защищать. Женщина, с которой он боролся со своим влечением. И все же он был хорошим, а не Вэн. Он делал то, что делал всегда: держал все под контролем.

Охранял всех, как учил его отец.

Ты не можешь снова позволить своему гневу выйти наружу, Лукас. Ты не можешь позволить ему контролировать себя. Ты должен контролировать его, понимаешь меня? Ты же не хочешь, чтобы кто-то еще пострадал?

И он контролировал. И не только злость, но и все остальное. Он держал себя взаперти. Никогда не позволял себе ничего хотеть, никогда не позволял себе ни в чем нуждаться. И это срабатывало годами.

До Грейс. До тех пор, пока между ними не возникло это неистовое, необъяснимое электричество.

Он никогда не испытывал ничего подобного, ни с кем, и ему это не нравилось. Старался держаться отстраненно, как всегда. Потому что он знал, что может сделать огонь, когда вырвется. Как он мог гореть так жарко, сжигая плоть, сжигая кости. Гореть, пока не останется ничего, кроме пепла.