Текст книги "Порочный миллиардер (ЛП)"
Автор книги: Джеки Эшенден
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)
Лукас положил руки на стойку и оперся на них, опустив голову, его сердце билось слишком громко, слишком быстро.
Счастье. Что это? Те мгновения, которые он провел с ней, те мгновения, которые он позволил себе. Но он больше не мог, теперь он это знал.
Грейс сказала ему, что он ей небезразличен, и это было неправильно. Она не должна была чувствовать к нему что-либо. Потому что, что бы она ни сказала, он причинит ей такую же боль, как если бы взял спичку и поджег ее квартиру. Потому что какими бы ни были ее чувства к нему, он не мог ответить на них. Он не станет. И если они будут продолжать в том же духе, ей станет только хуже.
Она была творением. Он был разрушением. И это должно было прекратиться.
Теперь это надо прекратить.
«Тебе не кажется, что твоя мать хотела бы для тебя лучшей жизни?»
Но нет, он не мог думать о матери. Это было слишком больно. Грейс пересекла черту, снова вспомнив о ней и о его роли в ее смерти, и он не мог этого простить. Рана, которую она оставила в его душе, была слишком глубока и болезненна. Она не заживет. Все, что он мог сделать, это попытаться вырезать ее из себя и надеяться, что инфекция не распространится.
Зазвонил телефон.
Лукас бросил взгляд на то место, где оставил пистолет. Это был Вульф.
Лукас хотел полностью проигнорировать звонок, но какая-то часть его не позволила ему. Он увидел страх в глазах Грейс и инстинктивно захотел облегчить его. Ладно, он не мог позволить себе сочувствовать ей, но, по крайней мере, мог убедиться, что она не боится.
Протянув руку, он поднял трубку и нажал кнопку ответа, прежде чем успел подумать.
– Какого хрена тебе надо?
– Эй, – раздраженно сказал Вульф, – это ты собирался мне перезвонить, придурок.
– Тогда считай это ответным звонком.
Его брат неодобрительно хмыкнул.
– Так что это за чушь насчет Де Сантиса и того, что ты собираешься разобраться с ним в одиночку? И, возможно, ты захочешь рассказать мне, почему ты защищаешь эту цыпочку Грейс.
Лукас не хотел, но заставил себя.
– Чертово папино письмо. Вот что в нем было. Миссия по защите Грейс. Помнишь Гриффина Райли? Она его вдова.
Вульф пробормотал проклятие.
– А какое это имеет отношение к отцу?
– Гриффин занимался торговлей оружием. И я думаю мне не нужно говорить тебе, кто платил ему за это.
– Иисус. Де Сантис, верно?
– Да. После письма отца я также получил электронное письмо с приложенным файлом и доказательствами в файле. Нет сомнений, что это был Гриффин и что Де Сантис платил ему. Этот придурок заключил сделку, взял деньги, но сделка провалилась, и он умер. А теперь какой-то мудак-торговец оружием по имени Оливейра хочет вернуть свои деньги, и ему плевать, что у Грейс их нет.
Еще одно проклятие.
– Значит, у тебя есть план, как от него избавиться?
– Есть. И что бы Грейс ни говорила, я справлюсь сам.
– Эй, я и не собираюсь лезть на твою территорию, брат. Успокойся.
Наступило молчание, и они оба внезапно осознали иронию ситуации, когда Вульф велел Лукасу остыть.
Господи, он сходит с ума. Грейс больше не была его территорией.
– Я собираюсь нанести де Сантису небольшой визит, – Лукас старался говорить спокойно и холодно. – Пусть разбирается со своими делами, а я, может быть, не стану передавать улики начальству. Он не захочет рисковать государственными контрактами своей компании или тюремным сроком.
Вульф ничего не говорил в течение долгого времени.
– Черт, если Райли занимался этим дерьмом, то у Де Сантиса должны быть какие-то военные связи в кармане. Райли не смог бы ничего сделать, если бы несколько человек не закрыли на это глаза.
Точно. Дерьмо. Почему он сам об этом не подумал? Это нарушало его план. Как он мог передать доказательства своему командиру, если не был уверен, что этот парень не на жалованье у Де Сантиса? Как он может кому-то доверять? Боже, это было плохо. Он не мог предъявить пустую угрозу де Сантису.
Свободной рукой он потянулся к пистолету, лежавшему перед ним на стойке, и поднял его, бессознательно сжимая пальцами рукоятку.
– Ты прав, – его голос звучал странно, немного хрипло.
– Я не собираюсь спрашивать, в порядке ли ты, – сказал Вульф, раздражающе проницательно, что было необычно для него. – Но, если ты хочешь, чтобы я навел кое-какие справки, я с удовольствием это сделаю.
Навести справки по мнению Вульфа – это значит снести пару голов.
Лукасу очень хотелось сказать ему, что у него все под контролем, но сейчас он не мог с этим справиться в одиночку, не сейчас, когда у него был всего один день до того, как эти придурки ожидают доставки своих денег.
«Ты не можешь жить так, как живешь. Держать людей подальше и отрезать себя от всего, ради чего стоит жить.»
Он поймал себя на том, что рычит на пистолет в руке. Черт, хотел он помощи или нет, похоже, выбора у него не было.
– Хорошо, – сказал он, не в силах сдержать ледяной тон. – Делай то, что должен. Но в ближайшие двадцать четыре часа мне понадобятся надежные люди.
– Я займусь этим, – Вульф сделал паузу. – Ты уверен, что ничего не хочешь рассказать мне о себе и этой цыпочке Грейс?
Но Лукас закончил с разговорами. Он не ответил, нажал кнопку разъединения, затем бросил телефон обратно на стойку. Он никогда не рассказывал братьям о том, что отец рассказал ему о матери, и никогда не расскажет. Они не нуждались в этом дерьме в своих головах, не тогда, когда у них были свои собственные проблемы. Он не собирался рассказывать им и о Грейс.
Это никого не касается, кроме него.
И скоро даже она не будет его делом.
Он надел наушники и вставил в пистолет еще одну обойму. Поднял и прицелился.
Нет, не скоро.
Сейчас.
Глава Шестнадцатая
Лукас не поднимался из подвала, оставив Грейс мерить шагами длинную галерею перед витражным окном, чувствуя себя полным дерьмом.
Ей не следовало ничего ему говорить. Не надо было с ним спорить. Не надо было говорить ему, что он ей небезразличен. Никогда не раскрываться так полностью.
Но она не могла остановиться. Ее беспокойство за него было таким острым, и не только за его физическую безопасность. Именно его эмоциональное благополучие волновало ее, ранило, как нож. Он был так одинок, так замкнут. И это было больно. Было больно видеть его таким. Особенно теперь, когда она знала человека, который был под этим ледяным, замерзшим озером.
Но что она могла сделать? Он не хотел ее слушать, не мог отказаться от механизма выживания, которым пользовался так долго. И это был механизм выживания, она видела это. Например, как она отказывалась видеть реальность своего брака с Гриффином, говоря себе, что все в порядке, что они оба счастливы, когда это не так. Так что ей не нужно было думать о том, что отчасти это была ее вина. Ее отказ говорить о чем бы то ни было, то, как она относилась к Гриффину больше как к другу, чем как к мужу, делая его несчастным.
Словно это был какой-то механизм выживания, чтобы ей не пришлось видеть, что это не он, казалось, не слишком заботился о ней или даже не хотел ее. Это она не хотела его, никогда, не так, как жена должна хотеть мужа.
То, что она была с Лукасом, принесло ей огромное облегчение. Да, она любила Гриффина. Но как друга, а не как мужа. Чего ей не хватало, так это страсти, и она сдерживала ее, вкладывая в свое творчество, в свое искусство, а не отдавала ему. Потому что она боялась отдать кому-то все, только чтобы он отвернулся от нее, как это сделал ее отец.
Она остановилась посреди галереи и закрыла глаза руками.
Может, спуститься вниз и попытаться найти Лукаса, извиниться за то, что переступила черту? Сказать ему, что она больше не будет говорить об этом, что, возможно, они могли бы притвориться, что этого разговора никогда не было.
И что потом? Ты сказала ему, что он тебе небезразличен. Теперь он знает это. Ты не можешь взять свои слова обратно.
У нее перехватило дыхание.
Глупо, так глупо. Она чувствовала себя тринадцатилетней девочкой, которая показывает отцу свои рисунки, и сердце ее колотиться от волнения и надежды. Отчаянно желая, чтобы он стал любящим, заботливым отцом, каким был до того, как в нем поселилась горечь.
Но, конечно, он этого не сделал. И разочарование было сокрушительным.
Лифт звякнул, и она тут же вскинула голову, опустив руки.
Лукас вышел из лифта, выражение его лица было таким жестким и холодным, каким она никогда его еще не видела. Теперь ледяной человек полностью контролировал ситуацию.
Ее сердце начало болеть, холод, исходящий от него, был почти осязаем. Боже, ей не нужно было видеть выражение его лица, чтобы понять, как сильно она облажалась; она чувствовала это, как ледяной ветер, дующий прямо с Арктики.
– Лукас, – начала она, отчаянно пытаясь все исправить. – Мне очень жаль. Я не должна была...
– Нам нужно это прекратить.
Его голос резанул ее, острый и точный, как хирургический нож, и поначалу она не совсем поняла, что он говорит.
– Прекратить? Прекратить что?
– Нам нужно перестать спать вместе, – его глаза блестели серебром, полные льда. – Этот... наш роман. Все кончено, Грейс.
В голове у нее раздавался звук медленно разрываемой пополам плотной чертежной бумаги. У нее было странное ощущение, будто ее душу разрывают на части.
Она моргнула, глядя на него, пытаясь найти хотя бы один признак сильного, страстного мужчины, который, как она знала, жил за этим холодным серебряным взглядом. Но если он и был там, то его нигде не было видно.
– Ох, – хрипло произнесла она, стараясь не обращать внимания на тупую боль, пульсирующую у нее в груди. – Но я думала, что этого не случится, пока ситуация не разрешится.
– Я передумал, – голос Лукаса был ровным. – Последняя часть моего плана требует моего полного внимания, и я не могу позволить себе отвлекаться сейчас.
Отвлечение. Так вот кем она была? Вот кем она стала?
Да ладно тебе. Ты знала, что рано или поздно это случится. Все, что он обещал тебе, происходило сейчас. Это ты совершила ошибку, влюбившись в него.
В горле застрял комок, это было больнее, чем она думала. Намного хуже.
– Если бы я не сказала тебе всего этого раньше, – сказала она, прежде чем смогла остановиться, – ты бы прекратил это сейчас?
– Нет, – на его лице не было абсолютно никакого выражения. – То, что ты сказала мне раньше, не имеет к этому никакого отношения.
Он лжет. Конечно же.
– Если бы я не сказала тебе, что ты мне небезразличен…
– Остановись, Грейс, – если бы его взгляд был ледяной бурей, она бы замерзла на месте. – Я же сказал, что это только на некоторое время. И теперь это время истекло.
Но она не была готова к этому. Она не была готова к тому, что все закончится. Она хотела большего. Еще пары дней, даже несколько часов.
Теперь ты та, кто лжет. Тебе не нужен еще один день или даже несколько часов. Ты хочешь большего.
Слезы боли выступили у нее на глазах, но она яростно сморгнула их. Она вдруг поняла, что не хочет давать ему еще больше поводов для беспокойства. Разве она не забыла, что он смертельно опасен? Он был снайпером, метким стрелком. Он мог нанести ей смертельный удар, а она даже не заметила бы этого.
Как сейчас, например.
– Так вот оно что? – она не понимала, почему спорит с ним, когда каждое ее слово раскрывало истинную глубину ее чувств. – Просто «все кончено»? У меня нет права голоса?
– Нет, не имеешь, – с таким же успехом он мог бы быть роботом, судя по выражению его красивого лица – маски безразличия. – Все именно так.
Комок в горле становился все больше и больше, а в глазах все плыло. Это не должно было так сильно ранить. Потому что она сказала себе, что не влюбится в него, что будет держать часть себя в узде. И она думала, что так и было. Конечно, она отдала ему свою страсть, но ничего больше, верно?
Ничего, кроме сердца.
К ее ужасу, по щеке скатилась слеза, и, хотя она повернула голову и быстро подняла руку, чтобы смахнуть ее, она знала, что он это видел. Потому что на какую-то долю секунды ей показалось, что в его холодном взгляде что-то мелькнуло. Потом все исчезло, как будто никогда и не было, и она поняла, что, должно быть, ей показалось.
Нет, у него нет ее сердца. Она держала его при себе, держала для себя.
Но боль в груди подсказала ей, что это ложь.
Она откашлялась и яростно заморгала.
– Хорошо, – сказала она, как будто это не имело значения и не причиняло боли. Совсем. – Если ты так хочешь.
Он ничего не сказал, и она отчаянно хотела быть той, кто уйдет, кто покинет комнату первой, но он уже двигался, направляясь на кухню, даже не взглянув на нее. А она стояла и смотрела ему вслед, как идиотка.
Все болело. В груди зияла огромная дыра, и она знала, что если не будет осторожна, то расплачется. Но нет, она не сделает этого здесь, не там, где он может ее услышать. Она не собиралась идти за ним и умолять его передумать. Это было бы слишком отчаянно, слишком требовательно, и если бы она умоляла, а он бы сказал «Нет»...
Ты никогда не излечишься.
С трудом сглотнув, Грейс заставила себя двинуться к лестнице и через мгновение оказалась в маленькой импровизированной студии перед картиной, которую начала всего пару дней назад. На белом полотне виднелись красные, оранжевые и золотые полосы – начало, которое она себе представляла до того, как Лукас ворвался в тот день и повалил ее на пол в порыве страсти.
Дрожь пробежала по ее телу.
Почему она здесь? Сейчас ей меньше всего хотелось заниматься живописью, особенно когда в последний раз она была в этой комнате с Лукасом. Его руки на ее теле, его рот на ее губах, его член внутри нее, зажигая ее, заставляя ее пылать…
Она не собиралась приближаться к краскам, но все равно сделала это, схватив несколько тюбиков и кисть, прежде чем вернуться к холсту перед ней. Внутри нее возникло чувство, которое становилось все больше и ярче, как неконтролируемый пожар в кустах на сухой, как трут, равнине. Больно, сыро и жарко, слезы текли из глаз, тело болело. Это были боль, желание, вина и горе. Счастье и печаль. Это было все, и она должна была вытащить это из себя так или иначе, Иначе это съест ее заживо.
«Ты создаешь, Грейси. Ты не разрушаешь.…»
Грейс сорвала колпачок с одного из тюбиков и выдавила немного огненно-красной краски на пальцы, прежде чем небрежно бросить тюбик на пол.
И начала рисовать.
* * *
Лукас прислонился к стене в переулке, не обращая внимания на кружащийся в воздухе снег, и наблюдал, как шофер вышел из длинного черного лимузина, припаркованного у обочины напротив переулка, и направился к пассажирской стороне.
Через минуту дверь особняка откроется, и из нее выйдет Чезаре Де Сантис, готовый отправиться на обычную утреннюю встречу со старым другом в кафе в центре города. И Лукас знал, что Де Сантис так и сделает, потому что он хорошо запомнил расписание старого придурка, а это случалось каждый день ровно в девять утра.
Сначала Лукас подумал, что лучше всего проникнуть в особняк и загнать Де Сантиса в угол, но потом у него возник другой план. Если он поторопится, то сможет поймать ублюдка снаружи. Конечно, телохранители будут начеку, но он знал, как с ними обращаться. Его «Зиг» был не так точен, как винтовка, но здесь главное – скорость, а не точность, и для данного случая сойдет и это.
Это дерьмо должно было закончиться здесь и сейчас, и он собирался убедиться в этом, потому что, если ему придется провести еще один день в квартире наедине с Грейс, он сойдет с ума.
Вчера он думал, что будет просто сказать ей, что все кончено. В конце концов, он уже сказал ей, что больше ничего не может дать, и она согласилась. Но реальность оказалась гораздо сложнее, чем он думал. Потрясение, отразившееся на ее лице, и то, как побледнели ее щеки, ранило его в самое сердце. Затем он увидел слезу, скатившуюся из уголка глаза, и нож глубоко вонзился в его грудь.
Ему не должно было быть больно говорить ей правду, но это случилось. Он даже хотел сказать ей, почему ничего не может произойти между ними, чтобы оправдать себя. Но тогда это причинило бы ей еще большую боль, и он подумал, что будет лучше, если он просто уйдет.
Предполагалось, что это будет хирургический, чистый разрез. Но то, как болела его грудь, больше походило на рубящую ампутацию ржавым топором.
Ему пришлось заставить себя уйти, потому что он знал, что если не сделает этого, то сломается и пойдет к ней, обнимет ее. Поцелуем уберет ее слезы и пообещает то, что он никогда не сможет ей дать.
Когда-либо вообще.
Он был сломлен глубоко внутри, и единственное, что держало его вместе, была его способность полностью отрезать себя от своих эмоций. И если Грейс чего-то и заслуживала, так это не того, кем он был глубоко внутри. Сломленный мальчик, который сжег свою собственную мать в огне и все же, очевидно, не извлек урок из этой ошибки.
После этого Лукас еще целый час просидел на кухне, бездумно уставившись в ноутбук и просматривая расписание Де Сантиса и планы улицы, на которой он жил. Он услышал, как Грейс шла куда-то, ее шаги на лестнице, а затем хлопнула дверь студии.
И все же он сидел за кухонным столом, снова и снова обдумывая свой план, но, на самом деле, не думая о нем, так как все его чувства были настроены на женщину наверху. Прислушиваясь к ее движениям. Но не было ничего, кроме тишины. Она просидела в студии весь день и не выходила, даже когда он остановился перед дверью, перед тем, как лечь спать.
Изнутри не доносилось ни звука, и он почти вошел, чтобы проверить, все ли с ней в порядке. Но потом он вспомнил, как в последний раз ворвался к ней в студию. Как он прикасался к ней, рвал на ней одежду, овладевал ею в порыве страсти, которую не мог больше контролировать. И в тот же миг он понял, что если войдет внутрь, то сделает это снова.
Он не мог. Это было бы несправедливо по отношению к ним обоим.
Поэтому он не открыл дверь. Он прошел мимо, как будто в комнате никого не было.
Он ушел рано утром, в студии все еще было тихо, и он вдруг испугался, что кто-то проник внутрь и забрал ее. Но как раз в тот момент, когда он раздумывал, входить или нет, он услышал глухой стук и проклятие. Грейс определенно была там. И она была в порядке.
Его рука потянулась к ручке двери, чтобы повернуть ее и войти, прежде чем он осознал, что делает. Но он снова остановил себя. Нет, лучше уйти сейчас, уйти и покончить с этой ситуацией с Де Сантисом. Чтобы, вернувшись, сказать ей, что она свободна. Что она в безопасности.
Чтобы ты мог выполнить свой долг, уйти и притвориться, что поступил правильно, да?
К черту все это. Уйти было правильным решением. Для них обоих.
Это прозвучало глупо даже в его голове, но в этот момент дверь особняка Де Сантиса открылась и сам Де Сантис спустился по лестнице в сопровождении двух телохранителей.
Лукас в относительном уединении аллеи вытащил свой «Зиг» и прицелился, ожидая момента, когда Де Сантис окажется в машине, а телохранители все еще были бы вне ее. У него была лишь доля секунды, чтобы убрать охранников и шофера, и он не мог все испортить.
Де Сантис сел в машину, в то время как два телохранителя рефлекторно осматривали улицу. Лукас нажал на спусковой крючок, попав телохранителю номер один в плечо, затем быстро и целеустремленно вышел из переулка и снова выстрелил в телохранителя номер два, который, слава богу, медлил с ответным выстрелом. Лимузин стоял на пути, но парень был высоким, и Лукасу удалось попасть ему в руку, когда он потянулся за пистолетом. Шофер тоже потянулся за пистолетом, но Лукас был уже почти на другой стороне улицы и успел всадить пулю ему в ногу.
Трое мужчин лежали на земле, а Де Сантис был в машине, а это означало, что у Лукаса была еще пара секунд, чтобы сесть в лимузин, прежде чем Де Сантис все заметит. Если он вообще заметил, что его телохранители внезапно упали на землю.
На самой улице не было ни людей, ни машин, и Лукас рассчитывал на неожиданность, так что, если кто-нибудь увидит парня, направившего пистолет на лимузин, и троих мужчин, внезапно упавших в обморок, возможно, они не поверят в то, что увидели. Конечно, к тому времени, когда они снова посмотрят, он уже будет в лимузине, и никто ничего не узнает. Кроме троих мужчин на земле, но с этим он ничего не мог поделать. В любом случае это не займет много времени.
Взявшись за ручку двери, он распахнул ее и скользнул внутрь.
Де Сантис сидел напротив, его внимание было приковано к телефону, который он держал в руке. Очевидно, он не заметил внезапного исчезновения телохранителей.
– Я хочу, чтобы ты поговорил с Кларком, Барклай, – сказал он, не поднимая глаз. – Мне нужен ответ на вопрос Тейта…
– И какой именно вопрос задал вам Тейт? – холодно осведомился Лукас, не сводя пистолета с головы ублюдка.
Де Сантис вскинул голову, его голубые глаза, которыми он славился, расширились от шока, когда он увидел Лукаса, развалившегося на сиденье лимузина напротив него.
Но шок длился всего секунду.
– Лукас Тейт, – сказал Чезаре Де Сантис. – Иисус Христос. Кто избавит меня от этой беспокойной семейки? – к сожалению, он не выглядел испуганным из-за дула «Зига», направленного на него Лукасом. Он вообще не смотрел на пистолет, и, вероятно, это было справедливо. Лукас не собирался спускать курок прямо здесь, в лимузине Де Сантиса, как бы сильно ему этого ни хотелось. Убийство, в конце концов, было незаконно и, кроме того, Де Сантис был гражданским и, как Лукас ранее сказал Грейс, он не убивал мирных жителей. Даже тупых гражданских.
– Цитирование Генриха Второго вам не поможет, – Лукас встретился взглядом с холодными голубыми глазами собеседника. – Я здесь по очень конкретной причине. По сути, если вы не сделаете то, что я хочу, ваме крышка. И не только вам, но и вашей компании.
Де Сантис глубоко вздохнул и посмотрел в окно. Наверное, проверяя, куда делась его охрана.
– Понятно, – сказал он. – Тогда выкладывайте. Скажите мне, чего хотите, – не торопясь, он оглянулся на Лукаса, затем откинулся на спинку сиденья и положил телефон в карман. – Без сомнения, самый смазливый из всех братьев Тейт хочет чего-то особенного.
Лукас пропустил оскорбление мимо ушей. Вместо этого он бесстрастно посмотрел на Де Сантиса. Мужчина был красив, излучая определенный вид харизмы, которой обладают все мужчины, имея много власти и много денег. Так же он был холоден.
Это было прекрасно. Лукас тоже был холоден.
– Речь идет о моем друге, – сказал он. – Вы наняли его посредником в определенных сделках с оружием.
Де Сантис нахмурился.
– Сделки с оружием? Вы уверены, что взяли того парня? – в его голосе слышалась легкая насмешка. – С правительством, верно?
Лукас ничего не ответил. Вместо этого он вытащил из кармана фотографии, полученные из папки, которую прислал ему отец, и показал одну, на которой Гриффин и Де Сантис разговаривали на улице.
Де Сантис рассмеялся.
– И это доказательство?
Лукас снова не ответил. Он вытащил вторую фотографию, на которой Де Сантис вручал Гриффину черный портфель.
– Если вам интересно, у меня также есть фотографии Гриффина Райли – человека на этой фотографии, которого, я уверен, вы уже узнали – в беседе с парой известных торговцев оружием. Плюс финансовые записи, связывающие вас с ним.
Выражение лица Де Сантиса не изменилось. Он наклонил голову и посмотрел на Лукаса.
– Что вам нужно, мистер Тейт?
Так парень даже не собирался протестовать? Хорошо. Это должно было сделать все намного проще.
– Гриффин Райли заключил сделку по вашему приказу с человеком по имени Оливейра. Он взял деньги, но не позаботился снабдить его нужными товарами. Теперь головорезы Оливейра преследуют его вдову, чтобы получить эти деньги обратно. Я хочу, чтобы вы отозвали их.
Де Сантис склонил голову набок.
– Отозвать их? С чего бы это? Это не моя проблема. Эта сделка была тем, что Райли сделал сам, это не имело никакого отношения ко мне.
Лукас поймал себя на том, что изо всех сил старается скрыть потрясение.
– Мне все равно, ваше это дело или нет. Вы были тем, кто втянул его в это, а значит, вы и будете исправлять все это дерьмо.
– Райли сам принимал решения. Я не заставлял его. Он хотел денег, как и все остальные. Но ничего не дается бесплатно, поэтому я заставил его заработать их.
Лукас оскалил зубы, пытаясь отогнать шок.
– Если вы не отзовете их, я передам эту информацию своему связному в армии. Я уверен, что высшему руководству будет очень интересно узнать, что «DS Corp.» была вовлечена в незаконную торговлю оружием. Особенно когда речь идет об экспериментальном оружии, – Вульф позвонил ему рано утром и сказал, что узнал имена людей из Военно-Морского Флота, которым Де Сантис, очевидно, заплатил кучу денег, чтобы они закрыли на это глаза. Лукас решил не спрашивать Вульфа, откуда он знает, на кого охотиться и какие вопросы задавать.
Де Сантис только рассмеялся, явно не понимая, что сейчас он по уши в дерьме.
– Уверен, им будет интересно. Только у вас ничего нет, мистер Тейт. Несколько фотографий, несколько финансовых деталей..., – он пожал плечом. – Этого недостаточно, чтобы…
– Разберитесь со всем этим бардаком, – оборвал его Лукас, не в настроении валять дурака, – и я прослежу, чтобы эта информация оставалась там, где она есть. На жестком диске моего ноутбука.
Мужчина некоторое время молчал, глядя на Лукаса совершенно непроницаемым взглядом.
– Вы считаете, что это я должен убирать все это?
– А вы полагаете, я не знаю, что у вас в кармане половина военных? – Лукас выдержал его взгляд. – К несчастью для вас, я знаю. И у меня есть доказательства, что вы платили паре начальников, чтобы они смотрели в другую сторону в течение многих лет, – Вульф не только узнал имена для Лукаса, но и получил несколько компрометирующих электронных писем Де Сантиса и нескольких командиров, которые гарантировали, что все участники уйдут надолго.
И снова лицо Де Сантиса абсолютно ничего не выражало.
– Значит, вам плевать на все эти очевидные улики, связывающими меня с изменнической деятельностью. Для вас имеет значение только то, чтобы какой-то идиот по имени Оливейра перестал угрожать какой-то женщине? – взгляд Де Сантиса стал острым, испытующим, как у генерала, высматривающего слабые места в приближающейся армии.
Лукас сохранял такое же бесстрастное выражение лица. Де Сантис был хищником, который использовал бы любую щель в его броне, особенно такую, как Грейс.
– Вы согласны на мои условия или нет?
– Какие у меня гарантии, что информация останется на вашем жестком диске?
– Как только у меня будут доказательства, что вы уладили дело с Оливейрой, я пришлю вам всю информацию.
– С которой вы, естественно, сделали копии.
– Нет, – ледяным тоном ответил Лукас. – Не сделал. И ваша уверенность – мое слово.
Де Сантис снова холодно рассмеялся.
– Слово Тейта. Господи, если бы вы только знали, насколько оно бесполезно.
В голосе собеседника было что-то такое, что Лукас должен был бы проверить, но сейчас это было не самое главное. Самое главное – безопасность Грейс.
– Ну? – потребовал он. – Мы договорились или нет?
Де Сантис пожал плечами, сунул руку в карман брюк и снова достал телефон.
– Я буду на связи, мистер Тейт. А теперь прошу меня извинить, мне нужно позвонить. Вы ранили моих охранников, и им нужна медицинская помощь, – набрав номер, Де Сантис поднес трубку к уху. – Лоусон? Соедините меня с доктором Блейком. Сейчас, пожалуйста.
Это был знак, что он свободен и может идти, чистый и ясный, и Лукасу пришлось сражаться с вспышкой гнева, которая прошла через него. Он хотел нажать на курок и всадить пулю в самодовольное лицо Де Сантиса, но это не помогло бы Грейс. Ему придется поверить, что информации, которой он располагает, и угрозы, которую он только что высказал, будет достаточно, чтобы Де Сантис отозвал того, кто ее преследовал.
Он вышел из лимузина и, не оглядываясь, быстро зашагал к переулку, где оставил свой байк. Он уже садился на байк, когда зазвонил его телефон. Вытащив его, он посмотрел на экран.
Грейс.
Его грудь сжалась, дыхание перехватило. Часть его не хотела отвечать, но это было бы трусостью, поэтому он нажал кнопку ответа.
– В чем дело?
– Лукас? – ее голос звучал неуверенно и немного хрипло. – Ты в порядке?
Он понял, что его челюсть сжалась, а по плечам поползли мурашки.
– Да, – ему стоило больших усилий говорить так холодно. – А почему бы и нет?
– Просто тебя здесь не было, а я все гадала, куда ты подевался. А потом я вспомнила о де Сантисе, о встрече, и..., – она замолчала, потом прочистила горло и добавила более сильным тоном, – но, очевидно, все в порядке, и ты в порядке. Это хорошо.
Еще он услышал беспокойство в ее голосе. Вчера он причинил ей боль, был холоден и бессердечен, а теперь она звонит ему, чтобы убедиться, что с ним все в порядке.
– Все в порядке, – он старался не выдавать своих чувств, старался, чтобы они были как можно более невыразительными, потому что не мог позволить себе сломаться или сдаться. – Я передал де Сантису сообщение. Я дам тебе знать, когда все закончится и ты будешь в безопасности, – если Де Сантис действительно согласился на его требование.
А если нет?
Если он этого не сделает... Что ж, Лукас передаст всю имеющуюся у него информацию властям, и они с этим разберутся. Имя Гриффина, однако, будет покрыто грязью, и Грейс, без сомнения, тоже будет протащена через СМИ... Боже. Это тоже был плохой результат. С другой стороны, это лучше, чем быть мертвой. Не так ли?
– Хорошо, – наступило короткое молчание, а когда она заговорила снова, ее голос стал хриплым. – Спасибо, Лукас. Спасибо за... все. Я ценю это.
Ничего особенного, просто благодарность, и все же она вонзилась ему в сердце рядом с тем чертовым ножом, который вонзили туда вчера ее слезы.
Но он ничего не мог поделать. Он принял решение, и как только он принимал решение, он никогда его не отменял.
– Таковы были указания моего отца, – сказал он. Делая все еще хуже, превращая в ничто. – Не волнуйся. Скоро все закончится.
Последовало еще одно долгое молчание, и он почти физически ощутил его. Он поймал себя на том, что затаил дыхание, крепко сжимая телефон в руке, ожидая, что она что-нибудь скажет, хотя понятия не имел, что именно.
Но все, что она сказала, было:
– Хорошо.
Ее голос был тихим, и это заставило все в нем сжаться в тугой, твердый узел.
Потом, не сказав больше ни слова, она отключилась.
Глава Семнадцатая
Лукас не вернулся. Не то чтобы она ждала его, но все равно держала ухо востро, пока работала. Прислушиваясь к звуку звонка лифта или открывающихся дверей.
Никто не пришел.
Все было в порядке. Она знала, что он не вернется. Она думала, что он может оставить ей сообщение или что-то в этом роде, просто чтобы она знала, где он и что делает. Что он в порядке. Он этого не сделал, и она была вынуждена позвонить ему, чего не хотела делать. Но она не могла оставаться в неведении.
